Институт

Всесоюзный институт по проектированию организации энергетического строительства представлял собой функционально нестабильную, но удивительно жизнестойкую и самовоспроизводящуюся в условиях социализма структуру, созданную в 1950-х годах в недрах Минэнерго СССР. Поражали масштабы института: центральный филиал в Москве и семь периферийных филиалов – ленинградский, новосибирский, куйбышевский, киевский, одесский, донецкий и тбилисский, а еще опытный завод  под Куйбышевом и подмосковный научно-экспериментальный комплекс. Пять тысяч сотрудников, в том числе – полторы тысячи в одной столице. Во внутреннем телефонном справочнике московского филиала за 1990 год фигурирует двенадцать заместителей генерального директора и два заместителя главного инженера.  Одним словом – солидная контора!

Расплывчатость названия определяла многопрофильность института. Особой разношерстностью отличался огромный (человек восемьсот!) научно-исследовательский сектор – НИС. Чем только в нем не занимались – от использования дирижаблей при монтаже опор ЛЭП до электроимпульсных способов разгрузки вагонов с мерзлым углем на ТЭЦ.

Сколько изобретательных и одаренных людей работало в НИСе. Как искусно им удавалось снимать сливки с научно-технического прогресса в рамках отраслевых программ НБ и ЦФКС – «Наука бюджетная» и «Центральное финансирование капитального строительства». Какие звонкие и абстрактные названия придумывали они своим подразделениям:
      - отдел перспективы развития строительной индустрии;
      - отдел совершенствования управления программами энергетического строительства;
      - комплексный и научно-исследовательский проектный отдел системных исследований.

Как только открывалось очередное финансово подкрепленное техническое направление, сразу же возникало несколько подразделений-близнецов, жаждущих присосаться к его щедротам. Например, пошли деньги на развитие линий электропередач – принимайте роды, на свет божий появляются новые подразделения:
      - отдел исследований и разработок эффективных методов и средств строительства электросетевых объектов;
      - отдел управления техническим прогрессом в электросетевом строительстве;
      - отдел по разработке технологии электросетевого строительства.

А фантазия у товарищей, как нетрудно представить, была богатая, коль додумывались до использования дирижаблей при монтаже опор линий электропередач. Вообще, чтобы преуспеть в институте, необходимо было убедить всех – но в первую очередь, Минэнерго – что техническая проблема, которой ты занимаешься, имеет вселенское значение. Многим это удавалось!

Руководители НИСовских подразделений постоянно вели борьбу за включение своих тематических работ в институтский план. Благо тематика была бы перспективной, но зачастую работы проталкивались исходя из авторитета и связей, соавторства в изобретениях, диссертабильности темы. Пробив тематику, руководитель, как правило, для увеличения своего должностного оклада начинал повышать статус подразделения. Изменялось штатное расписание, группа превращался в лабораторию и там, где девяти сотрудникам порой было нечего делать, появлялся десятый. В связи с этим шла перманентная реорганизация: лаборатории объединялись и разъединялись, отделы создавались и расформировывались, открывались новые направления и вводились соответствующие должности заместителей генерального директора.
В институте, конечно, было немало людей, занимавшихся серьезными и актуальными проблемами. Заключали договора, ездили в командировки, внедряли прогрессивные разработки. Однако удовлетворять собственную любознательность за счет государства – то есть иметь тематические работы из средств  НБ и ЦФКС – было намного престижнее и комфортнее.

С развалом Союза отвалились республиканские филиалы, и структура   трансформировалась в Государственный институт. А когда отпали периферийные ветви, московский филиал тихо переродился в ОАО, скукожившись до 100-120 человек. В результате бездарного акционирования институт лишился пятиэтажного офисного здания, и если бы Иран не надумал в 1992 году возобновить строительство Бушерской АЭС, начатое еще в 1975 году при помощи ФРГ, контора наверняка бы загнулась. А тут подвернулась выгодная работенка – обследовать недостроенные здания и сооружения атомной станции после двенадцатилетней консервации в связи с санкциями западных стран, введенных  в связи с Исламской революции 1979 года. Так на Бушерской АЭС и въехали в лучшие времена.

Подмосковный научно-экспериментальный комплекс при НИСе московского филиала института предназначался для создания и апробирования новых конструктивных элементов, технологического оборудования и оснастки, опытно-конструкторских и проектных разработок. Комплекс располагался на окраине небольшого города и состоял из четырехэтажного административного здания, двухэтажного лабораторного здания, большого испытательного корпуса, механического цеха, гаража, подсобно-вспомогательных и складских зданий. Примерно 300 сотрудников, из них 80-100 белых воротничков, занятых научно-проектными и экспериментальными работами, остальные – производственный и обслуживающий персонал.

В свое время на комплексе была разработана оснастка для предварительного натяжения арматуры железобетонных оболочек атомных реакторов, усовершенствовано оборудование по торкрет бетону, запущена новая серия мобильных бетонных заводов, испытана скользящая опалубка для бетонирования тонкостенных сооружений. Здесь и я около двадцати лет имел удовольствие заниматься исследованиями башенных градирен. В перестроечные годы накопленный технический потенциал комплекса сподобился лишь для производства торговых ларьков и киосков, заполонивших города и веси приватизированной страны.

Иерархическое устройство научно-экспериментального комплекса было сложным и постоянно претерпевало изменения. Производственными и хозяйственными подразделениями руководил начальник комплекса. С белыми воротничками было сложнее. Лишь один-два отдела целиком располагались на комплексе – они находились под руководством местного начальника. Остальные отделы базировались в Москве, а здесь держали от лаборатории до маленькой группы в несколько человек. Вся эта независимая публика подчинялась начальнику комплекса номинально, что очень его травмировало – кому приятно иметь под боком автономию. Правда, профсоюзная и партийная организации формировались по территориальному принципу, но какая в этом радость, если отсутствует административно-финансовый рычаг. Периодически тому или иному начальнику комплекса удавалось склонить руководство института передать всех сотрудников под местную юрисдикцию. Разумеется, это не нравилось московским деятелям – ведь они лишались штатных единиц, фонда зарплаты, соответствующих должностей – и скоро все возвращалось на круги своя.

В середине 1990-х годов руководство обескровленного института продало подмосковный научно-экспериментальный комплекс – официально, говорят, по стоимости 4-х трехкомнатных квартир в Москве. А это худо-бедно благоустроенный участок в 7 га, здания общей площадью порядка 20 тысяч квадратных метров, собственная котельная, инженерные коммуникации! Воистину, какие только чудеса наивности и бескорыстия не творятся на белом свете!