Детектив без детектива

ВМЕСТО  ПРЕДИСЛОВИЯ

У народа силы нету,
Хоть кричи на всю планету!
От свободы видимость одна.
Так уж созданы законы,
Хоть не бьет челом поклоны,
Но спина согнутая видна.

Отощал душой и телом,
Прежде сытый был и смелый,
Не спускал обиды никому.
А теперь он светит попой
И завидует Европе –
Что-то неподвластное уму?..
А, если поискать причины всему случившемуся, то и копать глубоко не придется, видны на самой поверхности, ничем не прикрытые бесконечные уголовные преступления, в основе которых лежит полное игнорирование элементарных прав, в том числе и права на обычное физиологическое выживание
          ВЛАСТЬ   И  ПРАВО
О какой справедливости речь?..
У политика – мера иная:
Рычаги его – право и меч,
И невинный под них попадает!

«Неповинных и меч не сечет» -
Только сказка для бедных и слабых.
У богатых и сильных – расчет,
К ним еще  - деньги, коль надо?

Нету денег – терпи, трепещи,
Чтоб неслышно было и невидно.
Справедливости нет – не ищи,
Хоть и больно тебе и обидно!..
Людей принято делить по отношению к законам на две группы: законопослушные и незаконопослушные. И нет ни одного сейчас, и не было такого государства в прошлом, в котором это деление не соблюдалось бы. В тех нациях,  которые принято считать законопослушными, например немецкой, правило это продолжает действовать, только процент  незаконопослушных значительно  меньше., чем послушных. И если проследить исторически, как внедрялось в сознание немца законопослушание, то можно с определенностью сказать, оно вбивалось силой и  страхом перед наказанием! Стоит, наверное, подумать только над вопросом, а каковыми были сами наказания, если  генетически послушание закрепилось? Вспомните курфюрста Фридриха, который, прогуливаясь по Берлину, собственноручно бил дубинкой всякого, кто казался ему праздношатающимся. Сила всегда требовала к себе уважения и заставляла выполнять безоговорочно принятые ею  постановления и законы 
Сила есть - не нужно право,
Право есть – не нужна сила.
Но на силу нет управы…
Право та провозгласила.

Говорят о праве часто,
И по делу и без дела.
Значит, в обществе несчастье,
Значит, право – заболело!

Если в церкви бьют поклоны,
Лишь надеются на Бога,
Значит, умерли законы,
Да и прав совсем немного!

Право есть -  не нужна сила,
Пусть находится в оковах,
Чтоб вреда не наносила,
Чтоб не властвовала снова!
Власть всегда корректирует законы, созданные  ею самою, если замечает, что они мешают ей, иными словами власть сама нарушает установленные ею же правила.
Что право, общества закон,
Когда я обладаю правом   «вето»?
Коль действиям моим мешает он,
Я «вето» наложу, без вашего совета!

В моих руках богатства всей страны:
Войска, полиция, суды, прокуратура.
Вам смерть грозит, «отечества сыны»,
Лишь только посмотрю на вас я хмуро…

Вас много, всех – не сосчитать,
Что для меня -  «великие»  потери!
Я позволяю вам пока еще дышать,
И осуждать меня из-за закрытой  двери…

Мигну - и ту же журналистов рать,
Опишут действия мои, как надо;
Любого и любое – оболгать,
За то, чтоб получить из рук моих награду!
Но, если наемные журналисты не могут  заболтать  очевидное негативное, значит  ложь не выполняет своего предназначения. Объяснить причины экономического спада, правового  насилия  внешними причинами, создаваемыми недругами из-за рубежа, становится даже искушенному лгуну невозможно. Законы  есть, но они не действуют,  следует, наверное, задуматься  и о существе самой власти?..
Пока творит законы "вор в законе"
Разумное находится в загоне;
Но, если разум создает законы -
«Ворам в законе» только место в зоне.
Вот и вывод напрашивается сам собой, - наличие законов не определяет еще права гражданина     в обществе. Законы должны исполняться всеми, невзирая на положение в обществе!  Не может быть в обществе касты «неприкасаемых», перед которыми закон низко склоняет свою голову.
          Исполнение законов в обществе поручено правоохранительным органам. Люди, работающие в них, функционально поделены на группы: одни ловят  преступивших  закон, другие ведут дознание, третьи - судят, четвертые – наказывают. И  на каждом этапе действий этих органов в свою очередь  слишком часты  нарушения законности. И безмерным лицемерием звучат слова о демократичности законов и об их безукоризненном исполнении.
  Каждый, имеющий хоть крупицу  разума, понимает это и не верит в то, что с ним фемида не совершит самую настоящую расправу! А потому ищет путей, как заставить определяющих судьбу его, быть милосердными к нему. На Руси во все времена самым распространенным пороком было  - корыстолюбие. Богатый подкармливал нужных ему людей  так, на всякий случай! Бедному  от случая к случаю напоминали, что нужно «дать»…
А на Руси, как на Руси:
Тому неси, тому неси…
Неси чиновнику, другому,
Неси последнее из дома.
И сколько ты их не проси,
Звучит одно: «Неси, неси!»

Нет и не было ни у кого надежды на  то, что истина восторжествует  на  любом  этапе суда и следствия. В отдаленную старину на Руси судом и следствием занимались лица, называемые «дьяками». И тогда, как и сегодня, давали взятку, называемую почему-то «нос». Если взяткой дело не решалось, поскольку по малости ее, дьяк отказывался  брать, говорили предки наши – «остался с носом»
Когда дьяку проситель взятку нёс
С прошением своим, или доносом,
Ту взятку называли словом «нос»,
Не дал её – «остался  с носом»

Теперь условия совсем не те -
Канули в прошлое все дьяки.
Но по душевной простоте
Остался «с носом» взяткодатель.
От прошлого нам все-таки многое досталось, к примеру, редко устоит судья перед крупной взяткой. Один вид денег крупных бросает его в затаенную дрожь, руки начинают чесаться, сердце сладостно ныть начинает…Большие деньги, что ни говори, обладают огромной пробивной способностью…
Закона мера растяжима,
Законник в нем весьма искусен,
И истина  недостижима,
Коль взятка велика и вкусна.
Ну а бедному, не имеющему денег крупных, остается только уповать на судьбу, говоря с покорностью великой:
…Тот не утонет, нет,
Кому дарит судьба пеньковую веревку,
Какой не дай ему совет -
Веревка ждет его…  и только.
К тому же сознанием бедного, не владеющего информацией всегда умело манипулировали создавая у него иллюзию значимости в условиях выбора властной фигуры…
Куда ты залетел?
Не видно добрых дел…
Не разберешь, где следствия, причины?
Пусть слишком смел,
Сообразить успел,
Что все равно находишься в трясине!

Как угодил?
И выбраться нет сил…
Барахтанье в зловонной жиже только…
Так вышло потому,
Что вопреки уму
Избрал своим вождем ты волка
ПРОНЕСИ,  ГОСПОДИ!
Лихо так часто Русь посещало, что в кровь и плоть нашу вошла просьба к Богу несущаяся – «Пронеси, Господи!» Звучала она чаще просто так, без всякого  эмоционального напряжения,  душу в такую мольбу не вкладывали…  Кстати, из уст атеистов тоже нередко неслось: «Пронеси  Господи!» Случалось это тогда, когда комиссия или ревизия  заглядывала неожиданно – к ней не успели заранее подготовиться.
«Боже! Отведи от нас беду,
Мимо пронеси, да без удара!
Все, что мы творили  – на виду!
Сны плохие снились нам недаром…

Времени не хватит стол накрыть -
Через час комиссия нагрянет!
Боже, подскажи, как  поступить?..
Да!  Не дар комиссия, не пряник!

Взятку дать, а  повод для нее?..
Дать открыто, поднести в конверте?
Нос, куда не надо, не сует.
Унесли б скорее ее черти!..»
  Звучала  мольба эмоционально напряженная, с тоской, надрывом в голосе, когда беда за глотку хватала! Беды были малыми, касающимися ограниченного круга лиц  и огромными, потрясающими основы государства.
К смерти человека в мирное время и в битве относились как к естественной утрате: «Бог дал, Бог – взял!» Поплакали, помянули …и вновь с головой погружались в повседневные дела, определяемые временем года и нуждами семейства.
Страшно становилось, если беда приходила разом не в  один дом, или избу! Ну, скажем пожар…
Пожар! Пожар! А пламя – до небес!
Кто руки засучил, а кто-то – в слезы!
Был дом добротный – и исчез!
И лес горит: и сосны, и  березы.

Дом отстоять не удалось…
Осталась, слава Богу, хоть худоба.
Такого страху натерпеться довелось!..
Слаб человек, сильна у беса злоба!...
Если потеря совершалась по воле Всевышнего, или злобой дьявола определялась, поиск виновного отпадал сам  собою. Иное дело, если вмешивалась злая воля  человека! Приходилось искать причинившего вред. Вина и наказание определялись уложениями, постановлениями, законами или обычаями, если до законотворчества не дошли еще мыслями, да  не записали, не высекли на каменной плите…
Святая Русь испытала бед множество, к тому же и великих, оставляющих на теле ее отметины глубокие – о них  история память сохранила. Записывали иноки в монастырях о тех бедах, летописи вели…   Все для того, чтобы будущему напомнить: у прошлого учиться тому, как избежать подобной беды, коли нагрянет она! Но, находятся и такие, которым не нравится история прошлого, не устраивает она чем-то к власти пришедших? Вот и велят они переписать, подчистить, подправить. И звучат эпизоды истории по иному, с ног на голову поставленными.  Уходит заказчик в небытие, а «заказ» его остался. Проходит время и ложь уже за истину принимается, поедом съедая ее.
А в прошлом, если здорово покопаться, много  и хорошего, и плохого можно найти…  Все зависит от того, что ищешь и как преподносишь найденное?..
Прошлое следует оставить, если не подготовлен к объективной оценке его, пусть оно служит  как предмет поисков материала для повествования, поскольку следует дать право писателю творить и материалы в распоряжение пишущего предоставлять! Но и пишущему следует помнить – «Ври, ври, да меру знай!» Помнить следует  еще, что время терпеливо сносит обиды, но иногда стреляет из прошлого картечью! Во временной отрезок   люди жили, трудились, смерть принимали   с мольбой и проклятиями, несущимися к Богу!
Но разве Бог виноват в том, что Россия перенесла два таких потрясения, когда, кажется, только волею небес она  и сохранялась от полного распада? Сколькими жизнями беды государства оплачивались?.. И неслись  мысленно и с криками мольбы о «спасении!» Но получали ли они ее?  Связь времен и раскручивание временной спирали требует анализа  и осмысления  происходившего и происходящего  и в малом , и в великом…
  И во времена лихие, чувствуя полное бессилие свое, я, как и все люди, жившие и живущие, могу рассчитывать только на милость Господа Бога нашего!
Не на тройке лихих лошадей,
(Колокольчика нет под дугой).
Не уйти, где-то ждет лиходей,
От беды не умчаться другой!

Я.не ведаю  где и когда?
Может в поле, а может в лесу?
И в обличье, каком та беда?
Может, я ее в сердце несу?

Пронеси ее, Бог, стороной,
Пусть она не коснется меня,
Ни во тьме непроглядной, ночной,
Ни в веселье ликующем дня!
Две великие беды, сопровождавшиеся ломкой устоев, ломкой веры, утверждавшие силу и насилие, под видом полной свободы, коснулись меня и опалили. Из селянина, каким мне следовало быть, я превратился в горожанина, потерявшего связь с местом рождения моего.
Село, как село, - таких тысячи и тысячи в России. Да и селом деревня моя стала после того, как дед мой (царствие небесное ему) построил церковь в ней. Было то в канон  революции, смерчем носившейся по просторам великого государства.... Крестьяне села мирными по натуре своей были, воевать не хотели, но их об этом и не спрашивали. Желания селянина не учитывая, отлавливали, винтовку в руки давали, иди мужик  убивать! А кого и за что, убивать-то? Чужеземцев бить – одно дело, а вот руку поднимать на своего, тут бы и маленько подумать надо, пошевелить умишком, что ли?
Белые приходили, уговаривали, что Россию спасать надо от жидов и большевиков, немцам ее продающим. Нежелающих воевать шомполами пороли, а вечером, сидя за столом у купца первой гильдии Котельникова Митрофана, коньяк пили и звучными молодыми голосами пели:
… Эх, вы марксисты!  Эх, вы махновцы
Вас не боятся наши дроздовцы!
Смело мы в бой пойдем за Русь Святую,
И за нее прольем кровь молодую!
Долетали слова песни до крестьянских ушей, странные слова на мотив старинной солдатской песни. Никто из крестьян ничего не слышал о генерале Дроздове. Много их на Руси, носящих птичьи фамилии… Как их все упомнить?
Красные приходили, тоже  убеждали, что за землю нужно сражаться, делить ее между крестьянами нужно, да по справедливости, по количеству душ в крестьянской семье. Богатей, буржуй, так, задаром, землю не отдаст! За нее надо гуртом постоять… Вроде бы говорили правильно  большевики, и слова доходчивые,  хотя сами-то, городские сельской жизни не знали, откуда им беды крестьянские знать? Да и говорили  по-городскому, слова произносили, как пономарь, не запинаясь. Может, заманивают словами, свои вопросы решая? Рабочий, все же не крестьянин? В лаптях не ходит, обувка кожаная. На плечах не рядно, а тужурка суконная, или кожаная….
Конечно, трудом хлеб насущный добывает. Не помещик. Тот живет, скажем, как наш,  в стольном граде Питере, аж на самом краю государства Российского, как сыр в масле катается , руки в земле не пачкая. Хотя, от земли, от крестьянских рук кормится. Семьи крестьянские многодетные, подрастают, своими семьями заводятся, кормиться надо, а где землю взять? Даром не дают,  а денег  на землю в суме крестьянина отродясь не Приходилось, чуть ли  не всему роду на одном паю селиться! Как детей и внуков на самостоятельную жизнь пускать без надела земельного? Беднота, - краю нет…  Но сражаться за «землю» куда-то далече от дома кличут, а Расея – велика, в ней, как иголка в стогу сена затеряешься. А потом же, пока сражаться будешь, свое хозяйство упадет, а поднимать его упавшее силенок, пожалуй, и  не хватит! Война калек рождает, с нее упитанными бугаями не возвращаются. .Опять же, резон спросить, почему тамошние мужики сами землю от помещика не отберут?  И, не желая за тех мужиков воевать, прятались от красных, где придется.  Крестились, перед иконами на коленках стоя, молились, с надеждой в небеса глядя: «Пронеси, Господи!» Дед мой тоже прятался… Не повезло ему, - прятавшись на болоте в своем же лесу, застудился дед, захворал. Хворого его не  стали брать, к тому же, он  и  недолго  тянул. Надрывно кашляя, больше лежал на лежанке. Бабушка часто печь топила, чтобы дед грел мерзнувшее тело свое… Так на лежанке и умер…
Ставили красные  к стенке «темных», непонятливых, не желающих сражаться за благо народное. Понимали, что крестьянин не враг, но стреляли пулями боевыми в него  для  того, чтобы  устрашением заставить присоединиться…. И эти по вечерам, собравшись в кружок близ костра, пели на тот же мотив, что и «дроздовцы», только слова у песни были совсем иные:
…Смело мы в бой пойдем за власть Советов,
И как один умрем в борьбе за это!
Как-то красная дружина путейских рабочих со станции Конотоп на фронт ехала, правда, не по железной дороге, а по проселочным сельским, на подводах, а на них пулеметы «Максим».
Те тоже остановились в селе нашем, Странно было слышать, как хохлы по-русски пели песню:
….Стреляй солдат, но не забудь,
Вдали, быть может, в это время
Твою жену, твоих детей
Нагайкой бьют без сожаленья!

Попы тебя благословят:
Убьешь отца – греха не будет!
Попы не врут, коль говорят:
Царь вашей службы не  забудет…

В далекий край служить пошлют,
Голодных убивать принудят!
По чарке водки вам дадут,
И этим – совесть вашу купят!

Стреляй солдат, целись верней,
Коли штыком и бей прикладом,
Но в то же время не забудь,
Что бьешься ты с голодным братом!
Слова песни понятными были, но идти воевать не хотелось!  Молили Господа Христа: «Пронеси, Господи!»
Чем дальше время летело, тем смутнее и непонятливее становилось: так часто власть на селе менялась, что и присмотреться к ней просто не успевали. Тем более, что стали наведываться на село и вовсе непонятного цвета люди. То знамя несли черное, на нем череп с костями и надпись – «Анархия - мать порядка». То наезжали мужики с красными рожами, с запахом сивушным, в жупанах и шароварах, «гайдамаками» себя величали, то отряды генерала Шкуро, то  деникинцы. А то, приходили и вовсе, говорящие не  на нашем языке.
Ну, что за люд, на самом деле?
С каких земель пришли сюда?
Язык чужой -- чего-то мелят?
Ведут себя, как господа:

Подай того, и дай им это,
А что крестьянин может дать?
Судьба темна и нет просвета -
Семье придется голодать!
Вот и молись, чтоб Бог  защитил от супостата: «Пронеси, Господи!» Не помогало. Видно, от нехристей  молитвы не было…
И откуда столько народу, без приглашения, на Русь пожаловало?.  Того и гляди, что матушку Расею на куски разорвут!.
И приходилось, как во все времена лихие, крестьянину оставлять соху и плуг, да за оружие браться, чтобы от нахальных отбиться!
Бились - живота своего не жалея, а конца краю той бойне не было! Стреляли брат в брата, сын в отца.
Ну, то на фронте, хотя так трудно было сам фронт определить. Где, что? Какие границы? Сам черт не разберет. Поезд из Москвы идет в  Ростов на Дону. Москва красная, Ростов – белый. А на пути  туда и обратно много разного люду шатается, в шайки, да отряды сбиваясь. Грабежом занимаются!..
Время стало беззаконным, а живущие в нем – беззащитными: ни Бога, ни царя в голове! Одним словом – бандитизм. Как уцелеть мирному, кто сердешного пожалеет!
Мотались люди туда-сюда, ища спасения! И деньги не помогали, Сегодня богат, завтра – нищий!
И опять неслась молитва к небесам: «Пронеси, Господи!»
И не год, и не два к Богу такая молитва неслась!  Только как Богу помогать, если ввергли Рассею в безбожие1
Кто помазанника Божьего от власти отстранил?  Его окружение! Так будет ли Бог помогать отступникам?
И красные и белые говорили, что бьются за правое дело! И все-таки, кто же из них прав…  попробуй разберись, да еще к тому же неграмотному? Приходится неведомое только на слух воспринимать! Такого в России никогда не бывало… Говорунов появилось видимо- невидимо… Среди них семитов с русскими фамилиями множество великое, говорят, как кудель чешут!
Крестьянский люд, большей частью насильственно в гражданскую бойню ввергнутый, когда обманутый и красными и белыми другими, заставившими сына против отца идти, брата на брата поднявшихся!  Хоть бы уцелеть в битве цветной! На фронтах «Гражданской» мужики  только на Бога и надеялись, втихомолку к Господу обращались, чтобы смерти не удостоил: «Пронеси, Господи!»
Пули да снаряды не слушали зова крестьянского, поскольку война не от Бога идет, а от дьявола. А тот чего мужиков жалеть станет? Не для того войну затевал? Да и вера мужиков с глубокой трещиной была. А иначе и быть не могло. Ведь брат на брата поднялся. Люди одной крови в схватке смертельной сошлись… и оба, вроде бы, правы?
Много калек на селе появилось. Еще больше совсем с войны не пришли. Много вдов появилось с детишками…. Безотцовщина!.. Безотцовщину помнят те, кого мать ,надрываясь и недоедая, на ноги ставила!
Вот и Матрена Князева вдовой стала. Кто ее возьмет с выводком из пяти прожорливых деток?
А ведь счастливая в замужестве была, завидовали ей. Может, зависть та и счастье сожрала, не подавившись?  Подняться вдове с колен никак не удавалось, хоть и работала от зари до ночи глубокой. Трудно бабе одной без мужика: с лошадью в поле,  с ухватом близ печи…               
 Трудно бабам  одним, ох, как тяжко!
(Мужиков покосила война)
 Кто на помощь  придет к ним, бедняжкам?
 Искуситель ночной – сатана?..

С ним приходит и зависть и злоба…
В чем ее, бабы грешной, вина?
И несет крест тяжелый до гроба -
 Доля светлая ей не видна…      
Ну, слава Богу, война прошла! Помещиков  прогнали, мирная жизнь наступила. Землю дала Советская власть, а жить не стало легче почему-то!  Село, прежде торговое, богатое, почему-то в полный рост так и не поднялось. Та же извилистая сельская дорога  с курами, купающимися в пыли. Те же избы под соломой, стоящие вдоль улицы, и от нее отгороженные плетнями, с глиняной посудой на них; те же покосившиеся деревянные ворота и калитки, те же скамеечки, со стариками и старухами на  них сидящими.  Селом так и продолжали деревню величать, хотя церковь давно не работала, ветшая и разрушаясь от непогоды - священника не было.
Забрали куда-то старого, а новый не пришел…
Приезжало начальство уездное из Рыльска -  доброго от наезда начальства крестьяне не ждали, как не  ждали предки их добра от наезда татар. Молились втихомолку так, чтобы незаметно было: «Пронеси, Господи!»
Не помогала молитва от нехристей! Не придумали такой молитвы, хотя и пытались. То ли молитву крестьян без служителя храма Божьего Бог не принимал, то ли у начальства сила бесовская сильнее молитвы православного была?
Приехавшие, собрав крестьян на сходку, сказали, что крестьяне должны  в коммуну идти.
Не понимали что ли, одной формой дело не решить, а ломка сознания времени и подготовки требует?..
 …Вот и пускали под нож скотину, чтобы в колхоз не сдавать.  Никогда советской власти за семьдесят лет не удалось достигнуть поголовья животных, какое было в царское время!
Разносолов теперь на столах и в велик день не было. Да и где купить те товары, что прежде доступными были? На гроши крестьянские!..
Так откуда теперь рубли-то брать? Денежной оплаты  нет!  На трудодни начисляют не деньгами, а натурой… Был прежде магазин, теперь «лавка «одна на все село осталась, с нехитрым  товаром: спички, мыло, соль, сахар, леденцы, керосин, деготь…
Все остальное,  в сельской жизни необходимое, производилось самими. Мука, крупы там всякие.. Хлеб пекла каждая семья, если было из чего его печь!.. Ситного уже годами на столе не видали.  Потом коллективизация пришла -погнали скотину в стадо общее. А ведь молились: «Пронеси, Господи, беду от печали на земле крестьянской еще невиданной!»  Не пронес.. В великом гневе Господь Бог находился, позволив разорять крестьянские хозяйства. Потом  и беда великая пришла на землю курян!. Не прислушался Господь к молитвам крестьянским , голод небывалый пришел: все семейство Князевых на погост отправилось. Кто за то в ответе? Кто из Князевых в суд обратится?  И какой суд станет рассматривать дело гибельное крестьянское?..
И какой детектив, из какого поколения размотает клубок государственного масштаба преступлений?
Только станут позднее с политической целью использовать беду прошлого, на  памяти свою игру вести!

НАЦИОНУЛИЗМ
Каждый чем-то недоволен,
Нет простора силе, воле.
А причина – где-то в прошлом,
(Днем с огнем не отыскать).
 Злоба выплеснулась разом…
Потеряли люди разум -
На телах детей и женщин
Стали прыгать и плясать.
Дважды  за свою жизнь мне пришлось встретиться с гипертрофированной формой национализма, от которой лютым холодом геноцида вовсю несло…
- Первый раз это произошло во время немецкой оккупации Крыма. Мой ум подростка, воспитанного на идеях гуманизма, с трудом переваривал то, что пришлось увидеть собственными глазами: чудовищную ненависть к человеку, совершенно незнакомому, ничего плохого не сделавшему, массовые расстрелы только по национальному признаку …
Расстреливали поголовно евреев, цыган, крымчаков,  не принимая во внимание ни пол, ни возраст.
- Второй раз я  лично не видел, но получил информацию о событиях, происшедших 28-29 февраля 1988 года в городе Сумгаите, находящегося неподалеку от столицы Азербайджана - Баку. Сумгаит насчитывал в то время 250 тысяч населения, был многонациональным, поскольку  для его промышленных предприятий требовались  опытные кадры  различных профессий. Естественно, национальность при этом никакого значения не имела.  Город считался образцовым, показательным для демонстрации социалистической идеи «дружбы народов». И вдруг …в этом образцовом городе начали поголовно убивать армян. В отличие от немцев людей не расстреливали, а уничтожали со средневековой восточной  жестокостью, нанося десятки ранений заточками, раскалывая черепа топорами, насилуя беременных и отрезая  женщинам «груди», танцуя на трепещущих в смертной агонии телах, обливая живых людей бензином и поджигая. Делали это нарочито открыто, выгоняя и вытаскивая за волосы людей из квартир во дворы и на улицы. Толпа палачей  захлебывалась от восторга, подвергая  нечеловеческим пыткам простых, большей частью совершенно незнакомых им людей. Спрашивается,  откуда  появилась такая жестокость и ненависть к тем, кто рядом трудился, с кем встречали праздники и отмечали семейные события? 
…Кстати, носило массовое убийство организованный характер, убийцы отлично знали адреса армян. Одним из подстрекателей был первый секретарь горкома  Не потому ли правоохранительные органы не реагировали на мольбы людей, несущиеся из телефонных трубок,  а наряды милиции и группы солдат  не вмешивались в события, стояли поодаль и только созерцали массовые зверские  преступления?. До развала Союза еще было более года, коммунистическая партия стояла у руля…
Браво партия - наш рулевой!
Руки руль держать устали…
Не в порядке с головой -
Нас несет в неведомые  дали.

Но почему то не вперед,
К средневековью развернуло!
Все, что долго создавал народ,
В срок короткий утонуло.
Потом разгул оголтелого национализма станет  основной реальной движущей силой развала могучего государства, выдержавшего самую разрушительную войну, которую когда-  либо переживало человечество.
Я считаю национализм необходимым условием существования любого государства. Нет национализма – нет патриотизма. Нет патриотизма – нет единства! Но не должен национализм рождать бесправие и рабство!!! Он должен стать только инструментом созидания, условием процветания и благосостояния любой семьи! Если этого не происходит – то это нацизм, рождающий фашизм!
Истоки  национализма в родовом строе следует  искать:. род-племя- народность-нация. Без четких границ, препятствующих смешению, существовать этому не дано. Усиление запретов, укрепление границ усиливается там, где цивилизация имеет наносный характер.
Представим себе обычное семейство в Дагестане, славящимся тем, что количество национальностей насчитывает более сотни. Могло ли быть такое, если бы не существовало таких границ?  Молодой человек объявляет о том, что нашел себе невесту… Тут же собираются все родственники. Со всех сторон сыплются советы и запреты:
Твоя невеста мусульманка? Не на мусульманке ты жениться не должен!
Оказывается, жених не нарушил родового закона, невеста его - мусульманка.
Тут же возникает еще один вопрос: откуда она? Родственники успокаиваются, узнав, что родственники невесты  в Дагестане проживают. И вновь тревога на лицах – какой народности она?..
Узнав, что она, как и они, аварка  - лица разглаживаются…
Но почему она из чужого аула?..
Не следует удивляться тому, что в одном ауле могло проживать три-четыре семейства, каждое  из которых представляло народность. Внутрисемейные браки обусловили их многовековое сохранение. А то, что оно не расширялось, не увеличивалось численно – результат генетического вырождения.
Советской власти удалось создать государства (республики) там, где они никогда не существовали, но она не смогла ликвидировать кланы, тейпы, роды, семьи... Не смогло оно отфильтровать и тех, кто являлся потомками прежних  правителей.. Такое явление нередко наблюдалось на Кавказе и республиках Средней Азии. Во главе административных органов часто находились потомки баев, беев, азнауров, князей. К примеру, во главе Аджарской автономии находился до последних дней ее существования потомок князей Абашидзе.
Не ликвидировала Советская власть и напряжения в межнациональных отношениях. Напротив, в некоторых случаях, она их создавала искусственно, используя знакомый всем девиз: «Разделяй – и властвуй!»И в наше время наблюдается явление, когда прежний враг становится лучшим другом, а вековая межнациональная дружба преподносится   в виде жесткой, а порой и жестокой, национальной неприязни…
70 лет Советская власть подчеркивала постоянно, что ей удалось решить национальный вопрос почти идеально!
Тем более, нас учили, что народы входили в состав России по доброй воле, никто не принуждал.  Прошедшая Вторая мировая война, казалось, практически доказала  правильность, сделанных лидерами коммунистической партии выводов…
Дети по существу своему – интернационалисты. Они играют друг с другом даже тогда, когда говорят на разных языках. К тому же детский возраст – самый прекрасный период для изучения иностранных языков и это здорово помогает детям в общении. Кто заражает детей вирусом национализма? Ответ один – взрослые, и в первую очередь родители.
…Перед Великой Отечественной войной, проживая в многонациональном дворе, мы, дети: немцы, греки, итальянцы, евреи, русские, украинцы, татары, болгары - национальной значимости каждого  не замечали. – все были равны!
Взрослея, я стал понимать, что национализм способен делать дыры  и в идее советского интернационализма, иногда с виду и наивно звучащий.
Существовала тогда серия анекдотов, объединяемая одним общим названием –«армянское радио», хотя, естественно, никакого отношения к армянскому республиканскому радиовещанию не имеющая. Среди анекдотов «армянского радио» немало было и с националистическим «душком»…
… Армянское радио спрашивают, какое средство является самым лучшим в борьбе с грызунами?
Армянское радио делает вам замечание: в вашем вопросе имеется существенная ошибка, затрудняющая ответ…  Следует говорить не «с грызунами», а «грузинами!»
Немало создавалось анекдотов, затрагивающих еврейскую национальность, представителей чукотского народа и т.д.
Наши органы массовой информации никогда не сообщали о сепаратистских настроениях многих этнических групп…
Позднее, анализируя, просачивающиеся сведения, становилось ясным, что до идеального решения национального вопроса в Советском Союзе – было еще далеко! Как говорили предки наши: «Семь верст до небес, да все лесом!»
Административное деление Царской России не имело в основе своей национальной окраски. Не вмешивалось правительство и в дела культуры, обычаев, языка и религии множества народов, обитающих на ее великих просторах. М ало того, мужчин малых народов, для сохранения генофонда, в армию не призывали даже в периоды, когда шли войны. Не потому ли в России восстания и бунты никогда не носили национального характера?
Создавая республики, автономии, Советская власть сознательно рождала условия для возникновения и существования сепаратистских настроений. Кому в голову, скажем, пришла мысль создать еврейскую автономию на Дальнем Востоке, или области  с преимущественно узбекским населением передать Киргизии,  армянские  - Азербайджану, русские -  Казахстану и Украине?
Сталинский режим был крепок и жесток, сепаратистские настроения ничем не проявлялись, поскольку это грозило не просто преследованием, а физическим уничтожением.  Не остановился Сталин перед переселением целых народностей по надуманным, весьма сомнительным мотивам! Отголоски этого, уже далекого прошлого, до сих пор  основательно портят жизнь тем, кто и не существовал в те, уже ставшими слишком  далекими, времена!
…Широка страна моя родная,
Много в ней полей, лесов и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
Таким четверостишием начиналась песня о Родине, ставшая в период правления «Отца народов» - неофициальным интернациональным гимном.
Следовало спросить, а как дышалось крымским татарам, калмыкам, черкесам и иным народам, когда их депортировали, отпуская на сборы 24 часа, с правом вывоза имущества весом в 16 килограмм на душу?..
Ведь процесс напоминал пересадку растения, вырванного с корнями в чуждую почву, далеко не идеальную для того, чтобы оно привилось!
Стук железных колес…Мой народ и меня
Из просторов родных гонят прочь
Нас заставили силой судьбу поменять –
Светлый день стал темнее, чем ночь!

Как заноза в душе – мысль вернуться «домой»,
Только, как это сделать, не знаю?
На чужбине и летом, словно лютой зимой.
В  знойный солнечный день – замерзаю!
Сталин умер…
Кончилось время политической зимы, дыханием весны повеяло. Наступила «оттепель» и, как подснежники стали появляться то там,  то там ростки национального самосознания…
Тепло вроде бы стало, а душа общества не оттаяла, не способно оно воспринимать боль души, говорящей на другом языке и другому богу поклоняющейся!
Правление Первого секретаря ЦК компартии Украины
Петра Ефимовича Шелеста первым почувствовали жители Крыма  - вывески на магазинах стали на украинском языке.
Потом почувствовали руку этого руководителя компартии, втайне мечтавшего стать гетманом Украины, и люди других областей проживания и сфер деятельности…
Стали выходить книги о казаках для детей — «Гомін, гомін по діброві» историка Владимира Голобуцкого и «В пошуках скарбів» Ивана Шаповала..Запорожцы становились модной темой. Украинские историки чувствовали, что «наверху» в Киеве их понимают - и принялись перекраивать историю, и подчищать ее. Публикуется  Академией наук казачья «Летописи Самовидца». Появляется в печати  Львовская и Острожская летописи  историка Александра Бевзо.
На экраны выходит «Пропавшая грамота» по повести Гоголя. В финале ее звучал марш запорожцев. Никто не догадывался тогда, что на самом деле это конный марш Запорожской дивизии армии Симона Петлюры.
А ведь никто не спрашивал народы, населяющие Крым, желают ли они жить в составе Украины.?
Не поздно бы спросить крымчан об этом и сегодня!
Я догадываюсь, каким будет их ответ…
Пришел Шелест к власти  благодаря Н.С. Хрущеву, и, как водится, предал своего благодетеля,  когда того отстраняли от власти,- памятуя поговорку: «Своя рубашка ближе к телу»
Своя рубашка ближе к телу,
Она не тянет и не жмет,
Она от холода согрела,
От солнца прячет, если жжет…

Чужая, вроде, красивее,
Но понимаешь – не твоя.
Она чужое тело греет,
Скрывает формы, зло тая…
Как хотелось стать независимым от Москвы, но не было нужного окружения,  а обласканные  историки и культурные деятели, овладеть массами не помогли – духу для самореализации не хватало. И покровителя, потакающего Украине Шелест  лишился… Москва разгадала замысел Петра Ефимовича -  и он не стал дожидаться устранения сверху, сам ушел в отставку, когда ему напомнили о подъеме головы украинского национализма, особенно в Западных областях!. И правильно, на мой взгляд сделали – история свидетельствует о том, что национализм может  только разрушать, но созидать ничего не может!
Когда уши начинает раздражать трескотня о независимости, ничем практически не подкрепленная - ни социально, ни экономически, обращаешься к поиску истоков, и всегда находишь, что сами сепаратистские настроения не внизу,  не в  глубинах  народных масс рождаются, а продуцируются  и выращиваются теми, кто к власти руки тянет.   В Советском Союзе ими были верхние эшелоны коммунистической республиканской партийной элиты! Власть, как раковая опухоль, растет, требуя большего, неограниченного пространства….
Желанье власти велико,
Съедает мозг и душу,
Достичь ее так нелегко,
Вокруг себя все сушит…
И воли, сделанный посев,
Ростком поднялся хилым,
Богатства все, что были, съел,
Но не набрался силы…
И за примерами ходить не надо, оглянитесь, присмотритесь внимательно и станет ясно, ни одно государство, образовавшееся после распада СССР, мощью и благосостоянием своими похвастаться не может!
Большинство граждан, ставших удобрением   для пришедшей власти, прозябают, находясь за чертой бедности! И воли у них, если присмотреться  – с гулькин нос!
          Всякое желание  для исполнения своего требуют и условий определенных;  продуманных, согласованных, четких действий. Но вот беда, всего этого  у нетерпеливых, мало думающих, нет, всегда  находится  то, что здорово им мешает, ну, словно гвоздь, забитый в живое тело. Так сложно изменить то, что долгое время существовало, к чему люди привыкли!
Когда шел раскрой бывшей Российской империи, в основание которого было заложено решение национального вопроса, казалось, что определение территорий органами советской власти носило беспорядочный, непродуманный характер… Ничего подобного!.. Все было хорошо продумано, особенно в тех областях обширного государства, где сепаратистские настроения носили постоянный характер. Следовало бы задуматься над тем, зачем Нагорный Карабах, Зангезур и Нахичевань попали в Азербайджан, если население их состояло преимущественно из армян? Зачем области Средней Азии, население которых составляли узбеки, вошли в состав Киргизии,  абхазы и аджарцы в Грузию, русские – в Украину. Да просто для того, чтобы оторваться от Союза республики не могли – национальные автономии, находящиеся в составе их, населенные этнически иными  людьми,  этому мешали. К тому же, когда происходило образование самого  Советского Союза еще жива была идея всемирной революции!
Потом идея Мировой революции умерла, а межэтнические мелкие конфликты не только не исчезли,  но и усилились!..
…Забытыми оказались уроки истории! Средства массовой информации, состоя на службе сепаратистки настроенных руководителей, нагнетали страсти и в отношения между людьми прежде добрых по отношению друг к другу - щель образовалась, с тенденцией превратиться в пропасть.
…Долго я бродил между скал,
Но тебя найти нелегко…
Долго я томился и страдал –
Где же ты моя Сулико?.
Мне нравится эта прекрасная грузинская песня. Я  никогда не бывал на территории Грузии, но историей ее издавна интересовался – слишком непростой она была  и часты были в ней трагические моменты. Решение построить на месте выхода термальных источников столицу, и дать ей соответствующее название – Тбилиси, пришло в голову царю Горгосалу  не в самую лучшую минуту истории. Грузия лежала в развалинах, а мысль царя – летела вперед!.
А сколько раз ей, находящейся  на путях движения полчищ известных всему миру завоевателей приходилось принимать на себя их удары мечей?  Образовавшиеся по соседству сильные государства Иран    и Турция, исповедующие ислам, не давали  покоя христианской Грузии.
 Турецкие и иранские поработители Грузии брали дань, захватывали грузинские земли, неоднократно жгли города и села, насиловали женщин и девушек, убивали детей, уводили население, продавая его в рабство, принуждали грузин принимать мусульманство.
 …B результате опустошительных набегов численность грузинского населения резко уменьшилась. Вместо нескольких миллионов человек, живших в Грузии в XVIII в., к началу XIX в. население Грузии составляло всего 414 тыс. Ярким примером жесточайших расправ иранского шаха с грузинским населением может служить тот разгром, которому подверглась Грузия в 1795 году.
Во время этого разгрома Тбилиси был сожжен дотла, остался всего лишь один дом.
Хан Ага-Мухаммед увел в плен 30 тыс. жителей. Один из современников рисует  жуткую картину последствий захвата Тбилиси иранским ханом: «Дорога за Банными воротами была усеяна детьми моложе трехлетнего возраста, которые плакали по своим матерям...» «Пройдя в Тифлис через Тапиганские ворота, я еще более ужаснулся, увидев даже женщин и младенцев, посеченных мечом неприятеля, не говоря уже о мужчинах, которых в одной башне нашел я, на глазомер, около тысячи трупов». «Пройдя по городу до Ганджинских ворот, я не встретился ни с одним живым человеком, кроме некоторых измученных стариков, которых неприятели, допрашивая, где у них есть богатства или деньги, делали над ними различные тиранства. Город почти был выжжен и еще дымился, а воздух от гнили и убитых тел, по жаркому времени, был совершенно несносен и даже заразителен».
 Остро стал вопрос о самом существовании и Грузии и ее народа. Грузия не могла в одиночку противостоять Турции и Ирану, тем более,  что ее силы ослаблялись междоусобной войной грузинских феодалов, которые натравливали друг на друга персов и турок. Ираклию II  удалось ослабить борьбу грузинских феодалов, но сил не хватало для борьбы с иноземцами. Пришлось просить Екатерину Вторую принять Грузию в подданство России. Но фактически осуществить это при Екатерине II ему не удалось. После Ираклия II царем Грузии стал Георгий XII.
 Георгий XII - последний грузинский царь,  обратился с такой же просьбой к Павлу I  При этом он просил оставить после его смерти на грузинском престоле его сына Давида.
 Павел I подписал 18 декабря 1800 г. манифест о присоединении Грузии к России, но утвердить Давида грузинским царем отказался. Окончательное присоединение Грузии к России произошло 12 сентября 1801 г., о чем Александр I опубликовал соответствующий манифест.
 Царевич Давид был поселен в России, и ему была назначена пенсия - 500 руб. в месяц. Однако, помимо него, осталось еще много претендентов на грузинский престол. Особенно активно вели себя сыновья Ираклия II - царевичи Александр, Теймураз, Юлон, Парнаоз и другие.
 Одни из них бежали из Грузии в Иран, другие - в Турцию. Стремясь захватить власть в Грузии, они пользовались поддержкой иранского шаха и турецкого султана. Но все их попытки встречали резкое противодействие грузинского народа. В 1803 г., когда бывшие грузинские царевичи Александр и Теймураз подошли во главе 10-тысячного отряда лезгин к броду Урдо, против них направились не только русские войска, но и грузинское ополчение. Александр и Теймураз были наголову разбиты и бежали в Ганджу.
 Грузинские города к началу XIX в. были немногочисленными и малонаселенными. В Тбилиси, когда-то имевшем до 60 тыс. населения, в 1806 г. жило всего 5126 человек.
 После присоединения Восточной Грузии вскоре последовало присоединение княжеств Западной Грузии. Мегрельский князь Дадиани принес присягу на подданство России в декабре 1803 г. В 1810 г. произошло окончательное присоединение к России Имеретии и Абхазии, а в 1811 г.- Гурии. .Дворяне Грузии принимались на царскую службу. Многие  достигали широкой известности. К примеру, представитель грузинской царствовавшей фамилии - князь Багратион – герой многих войн, в том числе и войны  1812 года.
Полагаю, если и возникали какие-то трения между современной Россией и Грузией, то здесь нет вины ни русского, ни  грузинского народов. От искусственно создаваемой вражды, выигрывают только правители, пытающиеся вырасти до размеров Наполеона.
В истории немало темных мест -
Их предоставьте осветить  науке.
Родить вражду, к тому ж на много лет,
Способны к власти  тянущие руки.

Способно прошлое пролить не только свет,
Но и вражду великую посеять.
Пусть спит она,  тая немало бед,
И от нее покоем только веет…
В истории Армении те же беды и те же причины, но есть и одна такая, которая занозой впилась в тело, и извлечь ту занозу пока не удалось. Есть область Армении, называемая Нагорным Карабахом, где столкнулись два государства, предъявляя  на нее права. Казалось бы, что может быть проще – провести референдум и пусть жители сами решат, к кому присоединиться?
До нашей эры земли Нагорного Карабаха, Зангезура и Нахичевани заселяли армяне.. Об этом писал еще древнегреческий   историк и географ Страбон. Он же сообщает о том, что славились жители Карабаха мужеством своим и воинским умением, поставляя в войско армянского царя Тиграна Второго до 60.000 вооруженных всадников.
Время шло, неудачи преследовали Великую Армению, куски земель отрывали от ее тела захватчики…
После распада в конце XIV века армянского царства практически только в Карабахе сохранились остатки армянского государственного устройства. Называлось оно Карабахским ханством. Долго отстаивало оно свою независимость, но силы были подорваны и - было оно завоевано Ираном, затем Турцией.
И спасаясь от гибели, население часто мигрировало, большей частью в сторону прежней Армении. Естественно, свято место пусто не бывает – освобождающиеся места заселялись тюркскими племенами, идущими со стороны современного Азербайджана. Покоя между соседями не наблюдалось до тех пор, пока Армения и Азербайджан не вошли в состав Российской империи. Вопрос принадлежности, казалось, был решен. Но последовавший за Октябрьской революцией распад Российской империи породил Нагорно-Карабахский вопрос.
Возникшая Армянская республика до конца 1920 года не была подконтрольна Советской России, ею правили «дашнаки»
Так называли представителей армянской националистической партии «,Дашнакцутюн». 
8 июля  1920 года Серго Орджоникидзе получает телеграмму от Сталина с требованием прекратить лавировать в армяно-азербайджанском конфликте по спорным территориям и определенно поддерживать Азербайджан с Турцией  В  конце телеграммы было сообщено – это решение согласовано с Лениным.
В августе 1920 года советские  войска занимают Карабах, Зангезур и Нахичевань.
И тут неожиданно 29 ноября 1920 года в Армении была провозглашена Советская власть.
 1 декабря этого же года  на заседании Бакинского Совета была озвучена декларация,  в ней Азербайджанская советская республика отказывалась от спорных с Арменией территорий Нахичевани и Зангезура, а населению Нагорного Карабаха предоставлялось право самоопределения.
2 декабря Серго Орджоникидзе телеграфировал в Москву : «Передайте товарищам Ленину и Сталину следующее: только что получено сообщение из Эривани, что в Эривани провозглашена Советская власть, старое правительство устранено… Азербайджан вчера уже декларировал в пользу Советской Армении передачу Нахичевани, Зангезура и Нагорного Карабаха»
Тем временем в Карабахе вспыхнуло восстание, дашнаков. Население оказало поддержку восставшим, зачастую переходило на их сторону.
Восстание военной силой РСФСР подавлено. Возможно, что этот факт и лег в основу отношения Москвы к населению Нагорного Карабаха в последующие годы?...
16 марта 1921 года в  был подписан советско-турецкий «Договор о дружбе и братстве» между Великим Национальным Собранием Турции и правительством РСФСР. Согласно договору к Турции отошли бывшая Карсская область и бывший Сурмалинский уезд Эриванской губернии с горой Арарат (вот с какого времени Армянский Арарат оказался за рубежом). Армению отстранили от дележа ее же территории. Дружба с Камаль Ататюрком показалась Ленину и Сталину важнее истины!

12 июня 1921 года пленум Кавказского бюро РКП(б) объявляет следующий декрет Совнаркома Армении о воссоединении Нагорного Карабаха с Арменией: «На основе декларации Ревкома Советской Социалистической Республики Азербайджан и договоренности между социалистическими республиками Армении и Азербайджана провозглашается, что отныне Нагорный Карабах является неотъемлемой частью Советской Социалистической Республики Армении»
И вдруг… Азербайджан почему-то запротестовал? Решение вопроса перенесли в Москву. Сталин не принимал открытого участия в решении вопроса спорных земель, но его мнение чувствовалось при его принятии.
Постановление звучало так:
«Исходя из необходимости национального мира  между мусульманами и армянами и экономической связи Верхнего и Нижнего Карабаха, его постоянной связи с Азербайджаном, Нагорный Карабах оставить в пределах Азербайджанской ССР, предоставив ему широкую областную автономию с административным центром в г. Шуше, входящем в состав автономной области.»
Сравните - оно почти идентично тому, что прозвучало значительно позднее, когда велением Н.С. Хрущева территория Крыма передавалась Украине!
Покоя такое решение не принесло. Жители Нагорного Карабаха продолжали мечтать о воссоединении с Арменией.
Армения к тому же возлагала надежды на возврат Турцией своих территорий,  отданных Кемаль Ататюрку
После неудавшихся попыток Сталина изменить границы между Турцией и СССР по окончании Второй мировой войны и осознания лидерами Армении того, что передачи территорий Турецкой Армении не будет,  руководство республики подняло вопрос о присоединении НКАО к Армянской ССР.
Но Центр своего согласия на это не дал. После распада СССР началась война между Арменией и Азербайджаном. Вопрос этот был бы давно решен, если бы не интересы политико-экономического характера. У кого они предпочтительнее: у Армении или Азербайджана? Народ Нагорного Карабаха в расчет не принимают, а он не складирует оружие!..
Казалось мне, что видел все,
Как кровь горячая течет,
Как стонет Родина под вражьими ногами,
Во сне кошмарном, видит Бог,
Такое видеть я не мог,
Что наяву увидел я глазами…
Та власть оплачена высокою ценой,
Гирляндою поступков подлых, низких!
И дым пожарищ за моей спиной,
И смерть безвременная близких!
Если говорить о  национальных претензиях, созданных Советской властью, то следует отвести ему особое внимание и время. Их, ну, очень много!
Подумаешь, считаться ли с желаниями евреев иметь свою государственность?.. Хотят – «дадим!» Будет им автономия… на Дальнем Востоке со столицей в Биробиджане! Так и сделал Сталин, под рукоплескания народных избранников! Только удивительно, почему-то евреи потоками туда не устремились… так, тоненькие ручейки потекли и, не имея склонности к расширению, тут же иссякли… Пытались заманить тем, что там много золота…
Я помню фильм того времени «искатели счастья», , в котором один из героев на мотив еврейской песенки пел такие слова:
…Ветер дунул, дождь пошел -
Пиня золото нашел…
Еврея не так легко одарить призрачным счастьем
Не клюнули на «золото» расчетливые евреи… Ну, кто  и когда из них брал в руки кирку и кайло? Еврея  можно было еще увидеть во главе бригады с примитивной для того времени техникой, но не с тачкой и лопатой. При том, бригад на всех евреев на Дальнем востоке никак не создать!.. Если, конечно, не приглашать китайцев! Но дремлющее чувство национального достоинства само по себе не исчезло, как зверь затаившись в глубинах сознания! И, если не проявилось, значит, время не подошло, условий для поднятия гордо вверх головы не хватает!
Зверь неведомой породы
В глубине души живет.
Как листки мелькают годы,
Не рычит, чего-то ждет!

Кто-то сон его разбудит,
(Власть,  желание, расчет?),
Жизни многие погубит
Кровь рекою потечет!.
Ощущать национальную неприязнь после смерти Сталина приходилось уже многим. В Прибалтике  на вопрос, сделанном на русском языке, можно было получить ответ недоуменным пожиманием плеча, означавшим полное непонимание русского языка. Прямого оскорбления еще не наблюдалось, но….
… В автобусе, циркулирующим по улицам Тбилиси, на вопрос, почему кондуктор не дал билета, можно было услышать:
«тебе, что, билет нужен?...»  кивок кондуктора в сторону пассажиров - и речь, полная сарказма и душевного огня лилась в примерно таком русле: «Посмотрите, ему билет нужен?.. На тебе билет!.. На тебе!» Слова сопровождались разматыванием рулона билетов на метровой длины ленты.
После такой демонстрации презрения  к представителю русской нации едва ли захочется еще раз попросить выдать проездной билет!
А в общем – царило благодушие. Люди разных национальностей  отправлялись на великие стройки коммунизма, их провожали звуками ревущих медных труб оркестра. У людей рабочих профессий не возникало  националистических особенностей при заключении межэтнических браков. И самым неподготовленным к межнациональным бурям оказался русский народ. Даже в тех местах, где он количественно превалировал, наблюдалась полная пассивность, граничащая с откровенной апатией.
Так, когда в 1986 году на улицы Алма-Аты, столицы Казахстана вышли молодые казахи под националистическими лозунгами, требующих передачи власти на всех уровнях казахам, русские молчали, как в рот воды набрали! А ведь они составляли более 60% населения.  Опасаясь за судьбу своих родных и близких, многие русские стали отправлять в центральные области страны жен своих и детей! Старались не обострять межнациональных отношений, полагаясь на здравый разум! Напрасно на разум надеялись!  Кровь русских еще прольется в Казахстане.. , но и тогда реакция на это будет вялой.
Кажется мне, что основная  причина такого поведения состоит в том, что русский генофонд основательно изменили Октябрьская революция и Великая Отечественная война. Ведь первыми гибли в них самые сильные и храбрые…  была подорвана сама национальная идея. Она растворилась в болтовне об интернационализме. И продолжала страна терять своих сыновей, сражаясь где-то а Анголе, Афганистане, Сомали и других, далеких от родины местах.
Сражался русский, думая о славе,
Ценились честь и мужество его.
И жизни люди в битвах отдавали –
За Бога, за царя и за Отечество!

Два символа отобрано у нас –
Бог, царь - лишь в памяти народной.
И принимал свой смертный час –
За Сталина, за Родину!

Но Родина оставила его,
И русский оказался за границей,6
И не осталось просто ничего,
За что ему, жизнь не жалея, биться!



ПОКОЙ  РОЖДАЕТ  МЫСЛИ    БЕСПОКОЙНЫЕ
Отчего  мысли беспокойные рождаются у меня, когда тело в полном покое находится? Прежде, неспособный долго усидеть на одном месте, всегда жаждущий движений, а при отсутствии их что-то читающий  или пишущий, сейчас абсолютно беспомощный, я не могу даже туловище повернуть или сместить в сторону. Ноги я могу подтянуть к туловищу, но не намного, мне мешают многочисленные полиэтиленовые трубочки, соединяющие меня с внешней средой. Одна из них, через ноздрю проведенная в желудок, более других не нравится мне, я бы ее с величайшим удовольствием вытянул оттуда, но нельзя – ее вставили мне после того, как появилась беспрерывная, изматывающая меня, икота. И без лечащих меня реаниматоров я понимал, что началась интоксикация или, как в народе говорят,- отравление!
Я терплю, но некоторые части моего тела уже проявлять беспокойство стали. Наружная поверхность правого бедра, через которое мне в мышцы вбрасывают лекарство, уже одеревенело. И это чувство в какой-то мере сохранится на много-много лет спустя.
Такого беспомощного покоя мое тело еще никогда не испытывало… Я лежу на  спине. Мне удобнее всего смотреть прямо в потолок. Поворачиваю голову в ту сторону, откуда звук раздается. Но это происходит не часто,  только когда медсестра добавляет флаконы с растворами, насаживая их на крючки,  скользящие по наклонной штанге. Руки у нее ловкие, быстрые. Одно ее уверенное движение - и раствор поступает в мою капельницу. Заканчиваются четвертые сутки, а флаконы все еще не кончаются – плывут и плывут над моим телом. Благодаря им, мне не хочется ни есть, ни пить. Мой желудок и кишечник отдыхают давно: я не ем, полное безразличие к пище и воде…
Я не чувствую, как работают мои органы. Знаю только, что моча по трубке стекает в стеклянную утку. Сама утка не доступна моему зрению, она где-то спряталась от меня внизу, под кроватью. Время от времени ее достает санитарка и освобождает….
Период отчаяния, когда я хотел покончить с жизнью, прошел. Душа моя была бы уже на небесах, если бы случайно не вошедшая сестрица милосердия не увидела, как я через «подключичку» пытаюсь дать возможность воздуху ворваться в мое сердце и остановить его. Всё вернули на места свои  ее руки,  а руки мои срочно привязали к стойке кровати, чтобы я ими не мог осуществить мысли «глупые»! Дав слово, что я буду покорным, мои руки освободили. Пришлось смириться с тем, что для освобождения кишечника  придется пользоваться проделанным в моем животе отверстием. Я не знаю пока, что мне предстоит: произведенная операция только первая в цепи других, а для того, чтобы стать  относительно здоровым, придется сделать еще три. 
Потолок палаты до мельчайших подробностей исследован мною. Я даже с закрытыми глазами помню на нем каждое пятнышко и трещинку-морщинку. По сторонам смотреть мне сложно  да и незачем – в палате я один! Поговорить не с кем! Медицинский персонал появляется лишь по служебной надобности. От нечего делать мозг мой занят воспоминаниями о прошлом… О будущем пока не хочется думать. В нем не усматривается что-либо радужное,  предвижу серое тоскливое существование – и только! Анализ прошлого почему-то тоже неутешительный: кажется, что всю жизнь я совершал только одни ошибки. Ошибки, да еще  физиологические потребности, без которых не обойтись! Но нельзя же грубую физиологию только и считать положительной в жизни моей? Душа бунтует, не желая соглашаться с выводами мозга!  «А радости сексуальной  жизни разве не в счет?» - протестует душа.
«Да какие радости, - возражает ей мозг, - если даже звука лишнего боишься издать: вокруг тебя вечно двуногие находятся, воспитанные в таких жутких границах морали, что даже обычный скромный поцелуй греховным считают? Приходится прятаться от глаз людских, оглядываться, прежде, чем поцеловать любимую!  Кстати, душа моя, успокойся! Всё остальное в жизни твоей такое же серое и скучное.
Я соглашаюсь с выводами мозга, говоря о себе во втором  лице:
 «Ешь ты обычную пищу, пусть и  с большим аппетитом, но только по необходимости. Спишь  мало, от четырех до шести часов в сутки. Этого времени для восстановления сил тебе хватало. Все остальное время работа занимает, да скромные промежутки отдыха.  Возможно, что ошибки в самой работе твоей кроются?.. И чтобы выяснить, чего делать не следует, нужно совершить  самому хотя бы маленькую, но ошибку! И всю сознательную жизнь ты проверял, анализировал свои действия, а это и значит, что ты ошибался постоянно!»  Душа продолжала не соглашаться с такими выводами, но  ей приходилось уступать холодным расчетам мозга. Я продолжал мыслить…
- Само пребывание мое в реанимационном отделении не является ли следствием ошибки? Ошибки моей, диагноста или оперирующего?  Ошибка моя, конкретно в данном случае, скорее всего,  кроется в самом моем терпении…
-Терпел, дожидаясь того момента, когда болезнь  загнала в угол, заставила лечь на операционный стол! Представляю себе, каким красавцем я сейчас выгляжу!  Зеркала у меня нет, но, касаясь руками щек и подбородка,  я чувствую, как отросла моя щетина, запали щеки и ввалился рот. Кому я такой, с дыркой в животе, нужен? А может мне удастся позднее эту дырку закрыть?..
И тут же вспоминаю случай, когда я оперировал семидесятилетнего старика, сухого, высокого, длинноносого, собравшегося жениться на женщине вдвое его моложе. Беспокойство старика вызывал свищ в левой подвздошной области, закрытый каловой высохшей пробкой.  Через него иногда выделялись и жидкие массы. Их было незначительное количество, но они пачкали белье.  К такой беде он привык, живя один, но тут – жена молодая…
Старик был чрезвычайно подвижен, словоохотлив. Его не следовало расспрашивать – поток слов сам устремлялся наружу. В палате, где он находился, все знали подробности его жизни.
Женился еще до кадровой службы. Детей не было, не было и причин для отсрочки. Провожали всем селом, под баян. Служил, как все, ни чем не выделяясь. Должен был демобилизоваться, но тут – война!
Первое ранение  в левое плечо, сквозное, оставило след, рубец втянутый. По счастью, ни нервов крупных, ни сосудов не задело.
А потом, почти до самого конца войны ни пуля, ни осколок не тронули. Говорили: «Ну, Андрей, и  везуч  же ты!»
Один день оставался до дня Победы, и на тебе -случайным осколком  на излете \ по касательной в левый пах резануло…
Вернулся по демобилизации домой – а ни кола, а ни двора!..   Знакомые показали могилку жены: так бугорок земли, травою заросший. Чарку выпил за упокой души ее, оградку невысокую поставил, куст сирени посадил…
Ждал свидания с живой   волнуясь, а узнав о смерти жены только потускнел, покрутил головой да глубоко вздохнул. Все чувства прежние сожрала война, не подавилась!
Последствия  последнего ранения мешали женитьбе. Случайные встречи были, а так – ничего серьезного. Строительство дома, налаживание хозяйства, работа в колхозе много сил и времени забирали. Вот и планы кое-какие появились…
Ему хотелось, чтобы все знали о его хозяйстве, о его намерениях и планах. Мне казалось, что природа долго накапливала у Андрюшкина Андрея Андреевича (такими были полные определительные данные старика) энергию и выплеснула ее разом. Он должен был, по моему мнению, тлеть, а не гореть.
А он горел, заражая всех вокруг своей активностью. С его дефектом можно было жить еще десятки лет, но я его понимал – вспыхнувшая так ярко любовь требовала жертв.
…Я смело взялся ликвидировать  по существу незначительный дефект кишечной стенки. Казалось,  клиновидно иссеку его – и все! Но меня встретила сплошная рубцовая ткань, в которой отрезок кишки оказался плотно замурованным. Стараясь выделить его, я случайно перерезал сигмовидную кишку. Первоначальный замысел не вышел, - пришлось резецировать (вырезать) часть  кишки с рубцовой тканью, наложить соустье,  а справа  вывести червеобразный отросток наружу, отсечь ему верхушку, чтобы он временно служил газоотводной трубкой. Позднее, естественно отросток был удален так же, как его удаляют и сегодня
 Операция  затянулась…  оперировал я под местным наркозом, как тогда делали. Можете представить радость мою, когда я, выписывая здорового пациента, выслушивал слова благодарности прооперированного старика? А ведь благодарить меня было, кстати, не за что,  ошибку мною допущенную следовало осуждать!  Вот так и получается, что за ошибки можно и похвалу заработать, а не порицание. Ошибка ошибке – рознь! Ошибки могут быть малыми по размерам своим, до преступления не вырастая, а могут и преступления для окружающих оставаться малыми,  незаметными, а, следовательно,  избегающими наказания…
Спор души с мозгом продолжался… Он то и стал толчком к написанию нижеизложенного. Душа искала во всем эмоциональную окраску, а мозг жестко, но объективно осуждал.
Копаясь в прошлом, он не придерживался хронологии, а потому, не ищите в моем повествовании последовательности изложения.
Меня заинтересовал мир преступлений задуманных, но незавершенных, или совершенных, но ушедших от наказания…
Если жизнь состоит преимущественно из ошибок, значит, и наказание за них должно следовать постоянно, не так ли? Ну, а если наказания не последовало, значит, оно осталось скрытым для всех, ложью, словно коконом покрывшись!

ТАЙНОЕ  РЕДКО ЯВЬЮ  СТАНОВИТСЯ.
Возвращаюсь к последствиям описанного  кратко  оперативного вмешательства, выполненного мною…
Мне лично радоваться было тогда нужно – все закончилось слишком хорошо!
«Бог миловал!» - как говорила моя бабушка Анна в случаях, когда беда уходила прочь, не причиняя тяжких последствий.
А ведь мог быть и исход неблагожелательный… Вину я свою не отрицал. Я ее и тогда хорошо видел, раз память случай этот не оставила своим вниманием. Вина заключалась в том, что я вынужденно спешил.
Нас приучали быстро работать, поскольку местный наркоз кратковременный. Сознание оперируемого не отключено, с больным можно при необходимости разговаривать. Мой больной во время проведения операции стал жаловаться на тошноту. Тошнота может быть проявлением оперативного вмешательства на кишечнике, но она и даже рвота могут быть побочными явлениями действия самого новокаина, свидетельствующего о том, что у больного отмечается повышенная чувствительность к нему… Можно и потерять больного!.. И это довлело надо мной…
Теперь под местной анестезией сложных операций не проводят. А тогда в нашей стране господствовали взгляды Александра Александровича Вишневского. Он оперировал только под местным наркозом, и всем  хирургам на территории Советского Союза следовало так же поступать!
Авторитет Героя Социалистического труда, генерал-полковника медицинской службы, главного хирурга Министерства обороны СССР, академика Вишневского стал проклятием для нашей медицины!..
Сколько людей стало жертвами этого вида наркоза?.. Мы из-за него здорово отстали от зарубежных хирургов…
Терпи человече! Не можешь? Терпи!
Слова – утешенья услада…
Боль тяжкая мучит и хочется пить…
Для блага терпеть тебе надо!

Живешь не в Европе, а нашей стране,
(Путь наш не продуман и сложен)
Не служим ни Богу, ни сатане,
Без боли прожить мы не можем.

Природа сурова, суровы и мы:
Чуть в сторону – ставят под дуло,
И коль удалось убежать от тюрьмы…
Болезнь подкосила, согнула …
Как-то в конце пятидесятых годов прошлого столетия в Москве проводилась первая послевоенная американская выставка. В составе представителей была делегация американских врачей.
Американцы провели несколько показательных операций для наших врачей. В ответ и наши хирурги решили показать зарубежным коллегам, что и мы тоже  «не лыком шиты»
Они продемонстрировали американцам удаление легкого под местной анестезией. Технически операция была проведена безукоризненно. Американцы не скрывали своего восхищения. Один из них громко воскликнул: «Только настоящий коммунист может выдержать такую операцию под местной анестезией! Брависсимо и Виват мужеству пациента!»
И действительно, нужно быть мужественным и отчаянно терпеливым, чтобы, находясь в полном сознании, перенося мучительные боли, не кричать благим матом!
Мы создавали своим молчаливым поощрением отдельным лицам, зараженным вирусом тщеславия, условия для восхождения на пьедестал. Партия и Правительство превращали высказывания и действия таких людей в образец, коему следовало беспрекословно следовать.  И следовали мы, боясь хоть робким словечком проявить свободомыслие свое!
Молчание,  не противленье злу, и осуждение ума бурьяном разрослись, на жизнь взглянуть мешая. Не потому ли жизнь сама, бурлившая потоком прежде, теперь как свечка угасает!  И втягивались мы в то, что называют одним словом – серость! Хозяйство бурлило, страна строилась, технически переоснащалась, а вот гуманитарные направления в науке были подчинены политике, вне ее они быть не могли! А это приводило к тому, что совершалось преступление и против науки и против права иначе мыслить!
Сентябрь месяц 1948 года автор этого повествования находится в лекционном зале Крымского медицинского института имени Сталина. За кафедрой появляется среднего роста, несколько повышенной упитанности мужчина. Тип лица явно семитский, голова крупная, круглая, лысая. Это – заведующий кафедрой биологии Оскар Яковлевич, окрещенный студентами «аскариес люмбрикоидес» (латинское название аскариды – круглого червя, паразитирующего в тонком кишечнике).
В том, что к нему прилипла прочно эта кличка, отчасти он был и сам виноват. Описывая круглых червей, паразитирующих в кишечнике человека, он поднимал стеклянную банку, в которой находились мужская и женская особи аскариды, высоко над собой, чтобы было видно всем слушателям, и говорил:
- Ви только посмотгите на эту кгасавицу женского пола…Сколько в ней изящества!..  Стгойная с заостгенными концами, как у шпаги фехтовальщика.
Лицо его в такой момент становилось одухотворенным, глаза сияли …
Но первую свою в этом году лекцию он начал с публичного покаяния. Тусклый и осунувшийся Аскар Яковлевич стоял перед аудиторией в позе  грешника, отрекающегося от ереси, в страхе быть сожженным на костре. «Ересью» на этот раз оказались не религиозные догматы, а учение Менделя – основоположника современной классической генетики. Ругательством звучали определения в адрес тех, кто работал в этой области: «менделисты», «морганисты», «вейсманисты»
Доценту смерть не угрожала, но потерять теплое место в престижном   крымском  вузе он мог. И перспектива эта была более, чем реальной.
Молодежь слушала его выступление  молча, понимая состояние ученого-биолога, многие годы отдавшего работе в области наследственности. Мы понимали, что изучение генетики станет нам теперь  недоступным. Не зная ее азов, каждый знал одно: запрещено, значит, стоит того, чтобы с этой наукой хотя бы на популярном уровне познакомиться. Тщетно!..  Благим намерениям не суждено осуществиться – вся литература, содержащая материалы классического генетического направления, в библиотеках разом исчезла!
Уничтожение такого важного раздела биологии в стране на тридцать лет отбросило нас от самой возможности научного использования знаний генетики в сельском хозяйстве и медицине. Целый раздел наследственных болезней и путей передачи их потомкам для нас оказался непознаваемым. И это – преступление было не частного порядка, а общегосударственного. Кто понес за это наказание? Злым гением для генетики оказался Трофим Денисович Лысенко! О, как прав был академик Вавилов, бросивший как-то обвинение в лицо Трофиму Денисовичу, президенту Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных наук имени Ленина, сокращенно называемой ВАСХНИЛ: «Благодаря Вам нашу страну другие страны обогнали!»
Мы читали о Лысенко в газетах и слышали по радио, идеи академика Лысенко излагались в школьных и институтских учебниках, их пропагандировали, их заставляли заучивать, как «отче наш»!  Мы знали, что он «великий народный ученый, который принес стране невиданные урожаи». При этом опирается он не на сомнительные открытия буржуазной науки, а на замечательный опыт простых советских людей — колхозников-опытников. Его открытия всегда имеют практический смысл и являются результатом диалектического марксистско-ленинского подхода к вопросам биологии и сельского хозяйства. Лысенко был любимцем партии и народа. Депутат Верховного Совета, девять орденов Ленина, Герой Социалистического труда. Непререкаемый авторитет!  Академиком стал в  1939-м, одновременно с товарищем Сталиным и товарищем Молотовым.
Чем больше о нем говорилось и показывалось, тем большее раздражение он вызывал у врачей и биологов. Умному, думающему человеку, странно было слышать появляющиеся в прессе высказывания «народного гения»:
“Наша первая задача — освоить богатейшее научное наследие Мичурина, величайшего генетика... А мы в первую голову требуем, сколько прочел иностранных книжек…”
“Получше знать меньше, но знать именно то, что необходимо практике, как на сегодняшний день, так и ближайшее будущее”
Мы не знали, какими путями поднимался на пьедестал этот корифей от практики? Позднее мир узнал, что тропинку ему прочную  и надежную проложил сам академик Вавилов Николай Иванович. – жертва своего протеже!
Но так ли это было на самом деле?
Каким образом встретились эти два человека, повлиявшие на судьбу в нашей стране такого важного раздела науки, как генетика?
Ведь они такие разные и по внешнему виду, и по воспитанию, и по объему знаний, и по положению…
Вавилов старше Лысенко на 11 лет, среднего роста, плотный. Лысенко высокого роста, худой, жилистый.
Отец Вавилова, - крестьянин перебравшийся из деревни в Москву и ставший богатым человеком, купцом Первой гильдии, что означало - владение капиталом свыше 100 тысяч рублей золотом. Отец Лысенко – крестьянин из деревни Карловка Полтавской губернии, зажиточностью  не отличающийся.
Вавилов Николай Иванович в Санкт-Петербурге учился у профессоров, имена которых всему миру были известны, стажировался в Англии, Франции, Германии.
А Трофим Лысенко научился читать и писать только в 13 лет. Закончил два класса церковно-приходской школы и поступил в низшее училище садоводства в Полтаве. Какие знания в той школе давали? Как обрезать дерево и кустарник; как прививку провести, в какие сроки для этого; какая подкормка требуется; как уберечь растение от вредителей…   А «стажировка» в собственном огороде, да среди нескольких деревьев, посаженных вблизи хаты.
Николай Иванович  докторскую диссертацию по иммунитету растений писал, закончив работу над ней в 1918 году, а Трофим Денисович в это время за дополнительными знаниями по садоводству в город Умань направился в тамошнее среднее училище садоводства. Только чему можно было научиться в разгульные годы революции и гражданской войны?
То город Умань захватили австро-венгерские войска. Потом к власти пришла  Центральная Украинская Рада. В феврале 1918 года в Умани была провозглашена Советская власть. А потом город множество раз переходил в руки «красных» и «белых
 «Белые» - «красные», «Красные» - «белые»,
Кто их поймет, разберет?
То в Умани тихо, то  грохот… и бегают.
Три года так город живет...

Власть, как перчатки, все время меняется
Всех не упомнишь, кто был.
Кто-то на горе чужом наживается…
Взял, отобрал…и убил!
Учебы самой в средней школе садоводов не было, а документ о том, что в ней учился, Лысенко добыл!
В то время, когда Вавилов в Канаде находился, занимаясь возможностями использования высокоурожайных сортов канадской пшеницы в Советской России, разъезжал по Южной Америке, объехав девятнадцать стран, собирая коллекцию культурных растений, Лысенко на селекционных курсах «Главсахара» пребывал, а после обучения работал на Белоцерковской опытной станции селекционером огородных растений.
Советской власти специалисты были нужны. И понял Трофим – его время пришло!..
Поступил в Киевский сельскохозяйственный институт на заочное отделение. Нет желания комментировать особенности и возможности этого вида обучения, только следует напомнить, что дипломов тогда не выдавали, а метод обучения был бригадным. Один из бригады отвечает -  всем положительные оценки ставятся. Литературы отечественной по сельскому хозяйству не было. Только иностранная, к тому же не переводная. Как  до нее Трофиму добраться при полном невежестве в знании иностранных языков? Хорошо Вавилову – он иностранных языков более десятка знает: и читает, и пишет на них.
Да что там говорить! У Вавилова культура из всех щелей прет: и одет модно,  и пострижен, и побрит,  за столом сидит, пользуясь приборами разными, ест рот широко не раскрывая…
А Лысенко на своих делянках в Гандже (Азербайджан) босым бегает. В столовой сидит, громко чавкая, сухари в супе и борще размачивая, пальцами мясо из борща вытаскивая…
Все преходяще в доме нашем! Мы с увлечением подхватываем идею, восторгаемся тем, кто ее выдвинул, а по истечении времени идею и ее носителя ниспровергаем! Так произошло с Николаем Ивановичем Вавиловым
С 1948 года имя Вавилова звучало лишь  тогда, когда речь шла о наших достижениях в зерновом хозяйстве, причем только в негативном свете. Ни слова положительного!..
А ведь было время, когда слава сопутствовала ему!  Имя ученого не сходило со страниц мировой печати: с ним беседовал будущий император Абиссинии Хайле Селасие, члены британского кабинета и французские министры. “Вавилов — на вершине Анд!” — писала советская газета “Известия”, “В гостях у японских ученых” — откликалась “Правда”; “Вавилов: посылки с семенами из Палестины и Сирии”, “Пензенские колхозники назвали именем профессора Вавилова свою артель”... Его изданная в 1926 году книга “Центры происхождения культурных растений” становится крупным событием международной научной жизни. О ней пишут не только в научных журналах, но и в широкой прессе. Не обошли его своим признанием и коллеги по науке. В тридцать шесть лет Вавилов был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, пять лет спустя — действительным академиком. Кстати, был он тогда самым молодым в академии: ему едва исполнился сорок один!  Почти одновременно его избирают своим членом Академия наук Украины, Британская ассоциация биологов и Британское общество садоводов, Академия наук в Галле (Германия) и Чехословацкая академия сельскохозяйственных наук... Доклады Вавилова с интересом слушают делегаты международных конгрессов в Риме, Кембридже, Берлине и Итаке!
Пути Господни непредсказуемы!  Надо же было такому случиться, что  встретился он с Лысенко, на ту пору человеком только начинающим свой путь в науке.
Вавилову Лысенко понравился с первого взгляда своей настойчивостью, ожесточенностью в работе, забывая о личном отдыхе, и даже о пище….
…Лысенко умел производить на окружающих впечатление личности незаурядной. Когда он успевал спать,  никто не знал? Когда сотрудники селекционной станции выходили в поле - агроном Трофим уже копался со своими растениями. Вечерело… все покидали поле - Лысенко  оставался , продолжая копаться в земле. Одежда испачкана землей. Волосы торчат  во все стороны, выбиваясь из под кепки, которую он натягивал одним махом, козырьком в сторону.
…   Высокий, худющий, жилистый, нескладный с полным пренебрежением к себе и своей наружности, он всего себя отдавал растениям, которыми не уставал заниматься Это отношение к работе и привлекло внимание Вавилова к Лысенко – он любил увлеченных.  О взглядах своего нового знакомца знал Николай Иванович в те годы очень мало, почти что ничего. Он не знал, например, что Трофим Денисович презрительно относится к исследованиям генетиков, считая  их “вредной ерундой».
Друзья подшучивали: «Лысенко уверен, что из хлопкового зерна можно вырастить верблюда, а из куриного яйца — баобаб...”
Кто бы из шутников этих мог подумать тогда, что Лысенко вполне серьезно в 1928 году напишет в работе своей, что в его опытах из зерна пшеницы получилось три растения различных родов: пшеница, ячмень и рожь!!!   
Нарком земледелия Яковлев, проявляя интерес к работе  с яровой пшеницей, поручил Вавилову взять на себя заботу о Лысенко. В начале 1930-х годов, будучи уже академиком и крупным научным руководителем, Вавилов поддержал работы молодого агронома Т. Д. Лысенко (в то время сотрудника Всесоюзного селекционно-генетического института в Одессе)
Вавилов рассчитывал, что предложенный Лысенко метод позволит получить высокопродуктивные устойчивые к заболеваниям, засухе и холоду культурные растения..
Однако Вавилов также отмечал, что не стоит рассчитывать на немедленные положительные практические результаты, не зная с какими сортами практически надо оперировать в каких районах
Вавилов не знал, как нетерпим Трофим Денисович к поучениям, от кого бы они не исходили. Для него не было авторитетов. Он веровал только в себя!
Видимого соперничества не наблюдалось между ними. Вавилов легко прощал обиды, Единственно, чего не терпел Николай Иванович, так «научного» невежества. 
Одно точно, что Лысенко всегда завидовал Вавилову и, чем больше он узнавал о Вавилове, тем более ощущал превосходство того над собой.
Противостояние Вавилова и Лысенко было неизбежным. Блестящий ум морщится, встречаясь с посредственностью, посредственность - не терпима к уму!
             Как сложно направлять корабль науки в бушующем море неведомых идей, не проверенных практикой. Приходится двигаться осторожно, прощупывая путь свой экспериментами. А если результат эксперимента проявляется не сразу, а спустя продолжительный период времени, к тому же результат сомнительной ценности, то ошибочность самой идеи может быть чрезвычайно разрушительным по своим последствиям.?!
Когда человек опирается на данные науки, не переоценивая своих возможностей, рассчитывая только на свои силы, то ошибочность поиска не приносит серьезных последствий ни для самого экспериментатора, ни окружающим его лицам, ни обществу в целом.
А если поиски не имеют под собой научного фундамента, чего тогда ожидать?
Цепи бесконечных ошибок? А кто отвечать должен за них?
Цель и направление поиска определяются заказом общества или потребностями экспериментатора, стоящего на вершине власти в этом обществе.
Заказчик был… Им была Советская власть, еще шаткая, неокрепшая, в наследство которой досталось разрушенное почти до основания хозяйство. В самом разрушении его – «великая заслуга» величаемой рабоче-крестьянской власти.
С чего следует начать? С поиска знающих, умеющих и могущих. Кадры решают все! Недаром Сталин сказал, когда его спросили о возможностях поверженной в войне Германии восстановить свою мощь: «Германия поднимется скоро, у нее огромный научный потенциал».
Такого потенциала  у Советской власти, строящей новое общество, не было. Его нужно было создать, поскольку тот, которым обладала царская Россия в большей части своей эмигрировал за границу. Закономерно возникает вопрос: Почему советская власть так беспощадно уничтожала ученых? Ведь она в них, в первую очередь, и нуждалась!
Ответ – неоднозначный. Возможно, не доверяла, видя в них классовых врагов?..
Мы прошлое делим:
На вражье и наше.
И нашим не верим -
Так много пропавших,

Поверивших слову,
Поверив в идею.
Познанья основа –
Страданье на деле…

Талант в прозябанье!
И корчатся в муках:
И наше сознанье,
и наша наука!
Возможно, что талантливые ученые видели ошибочность самих идей, навязываемых им, а такое противоречие легче решить удалением настырных  оппонентов? Возможно для того, чтобы списывать на них свои собственные неудачи?..
Опиралась советская власть в поисках врагов своих на амбициозных недоучках! Недоучки доносы писали, недоучки вели уголовные дела… Самих недоучек, у которых начинало сознание проясняться, вырывали из общества, как сорняки – они становились опасными. Хотя «сорняк» такой еще мог бы, и послужить, хотя бы в качестве туалетной бумаги!
В устах у «бездари» и глупость поумнела,-
Никчемная вперед врывалась мысль.
Осталось лозунгом укрыть нагое тело,
Того, что  прежде называли жизнь.
Подниматься вверх по служебной лестнице было опасно и вдвое опаснее тому, у кого было буржуазное прошлое
Поднялся вверх, как лист дрожи!
Хотя был прежде и отважен.
Хоть верой - правдою служи,
Но властью будешь ты посажен!
Для борьбы с врагами создан огромный репрессивный аппарат, все общество пронизано доносительством. По крохам собирается негатив, чтобы его можно, в случае чего, использовать!
Но и сотрудники репрессивного аппарата не могли не знать, что и над ними висит «Дамоклов меч и на каждого из них собирается компрометирующий материал.
Почему казнили палачей,
Только исполнителей, не выше?
Шла расправа в тишине ночей,
Чтоб никто не видел и не слышал!

Суд решил -и через час расстрел!
(«Враг» на милость не имеет права!)
Прежде сам он вел немало дел…
Потому с ним быстрая расправа!
Причина была в том, что у палачей накапливался компрометирующий материал на руководство страной, отдающей преступные приказы.
Палачи не раскаивались в своих действиях: ни те, кто делал карьеру на предательстве, ни те, кто готовил уголовное дело, подводя невинного к высшей мере наказания. И те и другие верили в правоту своих действий, амбициозность делала их слепыми.
К примеру, нарком внутренних дел  Николай Иванович Ежов в последнем слове своем говорил: «Я боролся с врагами советской власти… Я уничтожил 14 тысяч чекистов, когда они изменили своему долгу!... Я жалею, что не могу их и дальше уничтожать…»
Слишком много врагов развелось,
Грамотеи – «туды их  в качель»,
Каждый ищет надежную щель,
Пьет народную кровушку – вошь!

Давишь, давишь их, словно клопов!
Как очистить страну от врага?
Мне народная власть дорога -
Жизнь отдать за нее я готов!
Ежов, перед лицом смерти продолжал  лгать, как и лгал, вступая в ряды большевиков, скрыв свою национальность. Мать у него была литовка. Сам Ежов владел достаточно хорошо литовским и польским языком. Почему солгал? Да потому, что за рубежом осталось много родственников, а  это мешало бы продвижению по служебной лестнице. Пришло время, слишком большая информация об уничтожении безвинных людей, заложивших саму основу рабоче-крестьянской власти, скопилась  в голове Николая Ежова, - опасным стал! И это малое, скрытое в вину бывшему наркому было поставлено…
На смену Ежову пришел Берия. К нему как-то в июне месяце  1939 года пришла бумага, подписанная Председателем Совета Народных Комиссаров Молотовым: «Разобраться!» Лаврентий  Павлович был и талантливее и значительно умнее Николая Ежова.
Берия стал внимательно читать докладную записку…
… Хору капиталистических шавок от генетики в последнее время начали подпевать и наши отечественные морганисты. Вавилов в ряде публичных выступлений заявляет, что «мы пойдём на костёр», изображая дело так, будто бы в нашей стране возрождены времена Галилея. Поведение Вавилова и его группы приобретает в последнее время совершенно нетерпимый характер. Вавилов и вавиловцы окончательно распоясались и нельзя не сделать вывод, что они постараются использовать международный генетический конгресс для укрепления своих позиций и положения… В настоящее время подготовка к участию в конгрессе находится целиком в руках Вавилова, и это далее никоим образом нельзя терпеть. Если судить по той агрессивности, с которой выступают Вавилов и его единомышленники, то не исключена возможность своеобразной политической демонстрации «в защиту науки» против её «притеснения» в Советской стране. Конгресс может стать средством борьбы против поворота нашей советской науки к практике, к нуждам социалистического производства, средством борьбы против передовой науки.
На докладной стоят подпись и виза президента ВАСХНИЛ, академика Лысенко.
Берия задумался. Он отлично понимал, что присланная докладная ставить целью устранение всех, кто мешает Т.Д. Лысенко. Понимал Лаврентий Павлович и то, что Исай Израилевич Презент, написавший эту докладную, не остановится перед тем, чтобы не направить бумагу самому Сталину. Берия приказал доставить ему досье на Вавилова и Презента.
Ну, что поделать, если дураки
Внедряются в среду науки?
Расходы станут  велики
И  умницы испытывают муки.

Ведь знали – дураков не сеют,
Пригрели на своей груди.
Окрепли дураки, на шею сели.
Все остальное – впереди!..

Ведь глупость была незаметна,
Подняла власть на пьедестал.
Беда становится конкретной –
Ум потускнел и не блистал!

К утратам мудрость терпелива,
(Теряла многие века).
 Ум ждет высокого прилива,
Чтобы очиститься слегка!
Написавшего донос глупым никак не назовешь… И личной местью здесь не пахнет. Только расчет. Убрать того, кто может его Исая Израильевича легко лишить служебного местечка и материальных благ связанных с ним. Обосноваться во Всесоюзной сельскохозяйственной академии, стать академиком, не зная биологии, никогда не изучая естественных дисциплин совсем непросто ему, окончившему трехгодичный факультет философии при Ленинградском университете.
Изучавшим марксистко-ленинскую философию и не истребованных самим партийным аппаратом следовало подумать о том, куда пристроиться, чтобы к куску хлеба и кусочек масла прилип. Стать подобием рыбы-прилипалы там, где властвуют физика, химия и математика, Исай Израильевич не мог, слишком легко математические науки определяют невежество. Вот и решил начинающий философ полем деятельности своей избрать биологию, где немало невежественных нашло прибежище.
Несколько лет он пытался пристроиться к какому-нибудь крупному ученому с тем, чтобы находясь с ним рядом облекать чужие научные мысли в одежды марксистской философии…в качестве философа теоретически осмыслять чужие научные идеи. Несмотря на природную изворотливость  «философу» никак не удавалось прилепиться к достаточно крупному “шефу”. Отверг его и Николай Иванович Вавилов, когда он пытался соблазнить того  своими лестными  предложениями. А вот для Лысенко такая фигура, как Презент, была истинной находкой. Одесский агроном слишком быстро поднимался по общественной лестнице. Следовало подумать, как на достигнутых высотах закрепиться? Надо было показать себя «ученым», а знаний для этого явно не хватало. Элементарные знания биологии были за семью замками для него. Нужны были какие-то общие идеи, теоретические взгляды. Надо было явить себя ученым.  Лысенко завял бы на своих делянках, копаясь в земле, как увяли  и ушли в безвестность многочисленные “новаторы” того периода времени.
Петля за петлей – возникает узор,
Сплетает паук паутину.
В науке паук на созданье не скор,
Он долго рисует картину.

И ждет: попадет в паутину простак,
(Использовать нужно идею),
Фальшивка  научная – это пустяк,
Ведь жертва ее не имеет.

Пока разберется, а время ушло,
Вернуться назад невозможно.
И солнце удачи за горы зашло,
А то, что усвоил – все ложно.
Встреча с Презентом была для Трофима Денисовича истинным подарком  судьбы. На одном огульном отрицании генетики и неподкрепленном наукой практицизме долго на поверхности не продержишься. Надо было поддержать марксистско-ленинскими идеями, придать вид собственной позитивной программы Презент стал для Лысенко «серым кардиналом»
Дилетант в науке, не биолог
И философ тоже невелик,
Ищет, где такой найдется олух,
Чтобы был известен, но безлик.

Чтобы должность была у невежды
К ней еще достаточный разгон.
Вот тогда и сбудутся надежды –
Станет академиком и он!
Возможно так же думал и Берия об академике Презенте, когда рассматривал побудительные причины, заставившие того использовать общие фразы, без единого намека на конкретные дела. Время атаки Презент рассчитал точно: Лысенко находился в пике карьеры, а Вавилов – на спаде. Берия прекрасно знал характер Сталина, жестокий и непредсказуемый. Но еще одно твердо знал Лаврентий Павлович, что редко кто из опалы вновь фавора  добивался Тут предстоит поработать, чтобы не ошибиться… И опору найти, ну, скажем в лице Вячеслава Михайловича Молотова, курирующего науку. Пусть  он санкционирует арест Вавилова.
Вспомнил Берия выступление Лысенко на Втором съезде колхозников-ударников. Стоя за трибуной тот говорил:
- Вредители-кулаки встречаются не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам знаете хорошо. Но не менее они опасны, не менее они закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить во всяческих спорах с некоторыми так называемыми учеными по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлось выдержать в практике. Товарищи! Разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации?
…В колхозах были кулаки и подкулачники, которые не раз нашептывали крестьянам: “Не мочи зерно. Ведь так семена погибнут”. Было такое дело, были такие нашептывания, такие кулацкие вредительские россказни, когда вместо того, чтобы помогать колхозникам, делали вредительское дело и в ученом мире, а классовый враг — всегда враг, ученый он или нет...”
Речь Трофима Денисовича  внезапно прервал Сталин, воскликнув: “Браво, товарищ Лысенко, браво!” И зааплодировал... Вслед за ним бурными аплодисментами взорвался весь зал Кремлевского Дворца. С этого выступления началась новая эра в жизни Лысенко. Через три месяца он стал академиком, а еще через три года президентом Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина.
Лысенко становится любимцем Сталина. Иосифу Виссарионовичу Сталину нравятся люди широкого размаха действий Чего только стоит один заказ Лысенко на восемьсот тысяч пинцетов для колхозников, занятых внутрисортовым скрещиванием!  Масштаб-то каков!  Сын крестьянина, человек из народа. И говорит по делу, придерживаясь его, сталинской ориентации…
И вырывает цепкая память Лаврентия Павловича эпизоды встречи Сталина с Вавиловым. Они были не личными, а происходили на глазах общественности, где каждое слово вождя особенно ценно, оно конкретно свидетельствует об отношении его к той или иной личности .На одном из совещаний, где Сталин приветливо беседовал с Лысенко и ободрил академика Цицина словами: “Экспериментируйте, мы Вас поддержим”, он демонстративно вышел, когда начал выступать Вавилов.
Еще более откровенно продемонстрировал Сталин свое нерасположение к ученому  в  специальной встрече с руководителями Академии сельскохозяйственных наук, когда  обращаясь к Вавилову, сказал:
«…зарубежные поисковые экспедиции ботаников никому не нужны. Многие ученые-ботаники не думают об урожае, а занимаются у себя в лабораториях и институтах ерундой…».
И, сверля недобро глазами Николая Ивановича, предложил: “Идите на выучку к стахановцам полей!”
      … В июле 1940 года Молотов получил от Берии письмо, специально посвященное Вавилову и положению в биологической науке. Комиссар государственной безопасности первого ранга сообщал, что, по имеющимся сведениям, после назначения академика Лысенко Т. Д. президентом Академии сельскохозяйственных наук Вавилов Н. И. и возглавляемая им буржуазная школа так называемых “формальных генетиков” организует систематическую кампанию, которая призвана дискредитировать академика Лысенко как ученого. Берия не скрывал цели своего демарша: он ждал от Молотова, ведающего в ЦК наукой, согласия на арест Вавилова. В письме Берии ничего не говорится о троцкистских взглядах Вавилова, о Вавилове-вредителе, пособнике Бухарина и Милюкова. В деловой переписке двух государственных мужей такая мишура была излишней. И Берия  и Молотов знали, что уничтожить академика Вавилова надо потому, что он не приемлет “открытий” Лысенко и тем раздражает товарища Сталина. Такова была голая правда. Облечь же ее в подобающие формы, сфабриковать обвинения против Вавилова — вредителя и шпиона — это уже детали, методика, которой впоследствии займется аппарат НКВД — НКГБ
 Берия, получив от Молотова санкцию на арест, приказал вызвать к нему старшего лейтенанта Хватова. Судьба Вавилова Николая Ивановича была решена!
Арест произошел тогда, когда Вавилов думал о том, что пора неудач и опалы прошла. Он это связывал с тем, что в 1940 году ему было поручено Наркомземом возглавить научную комплексную экспедицию по западным областям Белоруссии и Украины, присоединённым к СССР в 1939 году.  Ученый ошибался: 6 августа, находясь в Черновцах,  он был арестован.
Не знал Вавилов того, что фабрикация дела против него была начата органами НКВД РСФСР (ОГПУ) ещё с 1931 года В дело поступали донесения платных агентов НКВД. Дело пополнялось за счёт доносов платных агентов НКВД (ботаника А. К. Коля, академика И. В. Якушкина и доктора биологических наук Г. Н. Шлыкова) а также доносов других научных работников, привлечены органами спецслужб к сотрудничеству,
Не знали многие о том, что пользуясь своим высоким административным положением Т.Д. Лысенко начал расправу со своими идейными врагами.
Пользуясь поддержкой властей, Лысенко и его окружение систематически преследовали учёных-генетиков. Многие из них лишились работы и были арестованы. Самого Вавилова до поры до времени защищал от преследований его международный авторитет крупного учёного.
     В постановлении на арест Вавилова  было сказано, что, «продвигая заведомо враждебные теории, Вавилов ведёт борьбу против теорий и работ Лысенко, Цицина и Мичурина, имеющих решающее значение для сельского хозяйства СССР».
Начались бесконечные допросы, их было более четырехсот, во время допросов он подвергался пыткам, Вавилова доводили до состояния невменяемости, когда от бессонных ночей, от постоянных унижений и угроз любой человек терял не то что самоконтроль, а был согласен признаться в чём угодно, лишь бы выйти живым из кабинета следователя.
 Старшему лейтенанту любыми средствами надо было доказать, что Н. И. Вавилов не выдающийся ученый, не гордость советской науки, не организатор отечественной агрономии, а заклятый враг Советской власти и, как таковой, должен быть уничтожен.
В конце июня 1941 года следствие затребовало характеристику на Вавилова как учёного. Экспертная комиссия специалистов, созданная Лысенко, состояла только из противников Вавилова. Такая комиссия не могла дать объективную характеристику! 
9 июля 1941 года состоялось заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, на котором рассматривалось дело в отношении Вавилова. Заседание продолжалось всего несколько минут. На суде присутствовали лишь обвиняемый и трое военных судей.  Свидетели и защита отсутствовали!..
9 июля 1941 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Вавилова к расстрелу. Он был признан виновным в том, что он в 1925 году якобы являлся одним из руководителей никогда не существовавшей «антисоветской организации», именовавшейся «Трудовая крестьянская партия», а с 1930 года якобы являлся активным участником также никогда не существовавшей «антисоветской организации правых», действовавшей в системе Наркомзема СССР; Вавилов, используя служебное положение Президента сельскохозяйственной Академии, директора института Растениеводства, директора института Генетики и, наконец, вице-президента сельскохозяйственной Академии наук им. Ленина и члена Академии наук СССР, в интересах «антисоветской организации» якобы «проводил широкую вредительскую деятельность, направленную на подрыв и ликвидацию колхозного строя и на развал и упадок социалистического земледелия в СССР»; кроме того, Вавилов, «преследуя антисоветские цели», якобы «поддерживал связи с заграничными белоэмигрантами, передавал им сведения, являющиеся государственной тайной Советского Союза».
9 июля 1941 года Вавилов обратился с ходатайством в Президиум Верховного Совета СССР об отмене приговора.  26 июля 1941 это ходатайство было отклонено.
Странно, что Вавилову дали саму возможность обжаловать приговор. Мало того, осталось неясным, почему в случае с Вавиловым возникла отсрочка исполнения приговора, тем более, что шла война и приговоренного к смерти академика этапировали  почему-то в Саратов.  Обычно расстрелы осуществлялись в первые часы от вынесения самого приговора.
       В саратовской тюрьме Вавилов содержался сначала в карцере-одиночке, а затем его перевели в камеру, где сидели академик И. К. Луппол и один из инженеров-лесотехников.                Николай Вавилов дважды находился на лечении в тюремной больнице. Тяжёлые условия содержания в тюрьме (отсутствие прогулок, запрет на пользование тюремным ларьком, получение передач, мыла и т. п.) подорвали его здоровье
25 апреля 1942 года Вавилов направил заявление на имя Л. Берии с просьбой о смягчении участи, предоставлении работы по специальности и разрешении общения с семьёй
23 июня 1942 года Президиум Верховного Совета СССР постановил заменить Вавилову высшую  меру наказания 20 годами лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях. Заявление Вавилова на имя Берия «совпало с решением Лондонского Королевского Общества от 23 апреля 1942 г. об избрании Вавилова своим иностранным членом. О нём вспомнили в связи с высокой оценкой его вклада в науку со стороны высшего научного учреждения Англии — союзницы СССР по антигитлеровской коалиции… Но никто не рискнул бы, даже Берия, осуществить «перевод Вавилова в особый лагерь»   и допустить к работам в области растениеводства столь известного человека без санкции официального главного растениевода страны, каковым был Лысенко, поддерживавшийся Сталиным.
Однако, несмотря на отмену смертного приговора, «мало что изменилось в положении Вавилова. Ни одна из его просьб, по существу, не выполнена… Он остался в саратовской тюрьме. Состояние его здоровья резко ухудшалось.
Во время пребывания в саратовской тюрьме Вавилов заболел воспалением лёгких и переболел дизентерией, которой он заразился во время эпидемии в 1942 , Итогом всех болезней стал упадок сердечной деятельности, из-за которого наступила смерть.
Акт о смерти заключенного сохранился в Государственном архиве Российской Федерации:
…Мною, врачом Степановой Н. Л., фельдшерицей Скрипиной М. Е., осмотрен труп заключенного Вавилова Николая Ивановича рожд. 1887 г., осужденного по ст. 58 на 20 лет, умершего в больнице тюрьмы № 1 г. Саратова 26 января 1943 года в 7 часов 15 минут. Телосложение правильное, упитанность резко понижена, кожные покровы бледные, костно-мышечная система без изменений. По данным истории болезни, заключенный Вавилов Николай Иванович находился в больнице тюрьмы на излечении с 24 января 1943 года по поводу крупозного воспаления легких. Смерть наступила вследствие упадка сердечной деятельности…
Похоронен Вавилов в общей могиле.
Пришло время, когда следовало заняться теми, кто безвинно погиб, был оклеветан,  да так, чтобы и памяти о нем не осталось
20 августа 1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР отменила судебный приговор от 9 июля 1941 и прекратила дело в отношении Н. Вавилова за отсутствием состава преступления. Тем самым с Вавилова были сняты абсолютно все обвинения.
Незаконность действий следователя Хвата, в том числе применение физических истязаний при допросах, зафиксирована документально.
Отчёт 1955 г. главного военного прокурора майора юстиции Колесникова гласил: «…материалы дела против Вавилова были фальсифицированы». Отчёт характеризовал следователя А. Хвата как известного «фальсификатора следственного материала».
Итак, вроде бы правда восторжествовала! Но, какова судьба главных вершителей судьбы Вавилова? Какую ответственность они понесли за содеянное?
Главный фигурант «народный академик» Трофим Денисович Лысенко после смерти своего покровителя И.В. Сталина перенес кратковременную опалу. Затем наблюдался взлет его, когда к власти пришел Н.С. Хрущев. После смерти последнего покровителя он исчез из науки, хотя и не забыт. Возникло слово хлесткое – «Лысенковщина», означающая невежество, облаченное в мантию научности  Не забыли его и за рубежом. Любое невежество в науке отмечается французской либерально-консервативной организацией «Club de l’Horloge», учредившей  «Prix Lyssenko» (премия Лысенко).  Согласно формулировке оргкомитета, эта  анти-премия вручается автору или лицу, которые своими произведениями или деятельностью внесли образцовый вклад в дезинформирование в области науки или истории, используя идеологические методы и аргументы.
Премия эта вручается ежегодно, начиная с 1990 года
Сам же академик властью не преследовался. Званий и наград он не лишен.
Не пострадал и тот, кто оформлял уголовное дело на Вавилова. На сорок восьмом году жизни Хват, в полном расцвете сил,  в звании полковника, вышел в запас с полной пенсией.
Не тронули его и тогда, когда были расстреляны его начальники Берия и Абакумов, когда  в “органах” шла чистка, многих бывших следователей за прежние грехи лишали пенсии, выгоняли из партии. Полковник Хват выкрутился!.. Или его выкрутили?..
Что поделать, на земле многие страшные дела во тьму прячутся. Цена этим делам потомкам не представляется, хотя тяжелым камнем на плечи ложится. Коллективизация и «Лысенковщина» довели страну до того, что она стала продукты питания, в том числе и хлеб, закупать за границей.
Вред причиненный сельскому хозяйству оказался настолько серьезным, что принимаемые  партией и правительством «продовольственные программы, не могли компенсировать убытки. Денежные дотации отстающим колхозам продовольственного вопроса не решали.
Развал страны привел к уничтожению множества сел. Бурьяны и запустение там, где пели петухи и раздавался детский смех.
Чернозем Украины вывозится за рубеж, земля - кормилица безумным ведением хозяйства до полного истощения доводится. Все продается за зеленые, а выручка в зарубежные банки  помещается или вкладывается там в  недвижимость.
Пришла на смену власть –
Что только можно, все продаст!
Продаст и то, что даже
Не может подлежать продаже!..

В продаже память предков –
Наследье поколений.
И фикция нередко –
В продаже, вне сомнений…
Сижу на солнышке – реабилитация после перенесенной  полостной операции. По аллее детские коляски двигаются. Люди пожилые прогуливаются  и ли так же, как я на скамьях сидят, тело свое солнышку подставляя. Птицы поют, на ветки усевшись. Стайка воробьев атаковала кусок кем-то брошенной булки. Смотрю на этот кусок и вспоминаю голодное детство мое, особенно ту часть его, которая выпала на пребывание в немецком концлагере, когда  из-за куска хлеба, люди были готовы на все!
Почему так много бед на долю человеческую сваливается? И очень часто они наваливаются с той стороны и в то время, когда их совсем не ожидаешь! И вспомнилось мне, как обрушились беды разом на Крымский медицинский институт! В ту пору я студентом 3-го курса лечебного факультета был. Что-то мне нравилось, что-то нет – без подобного не бывает! В профессорско-преподавательском составе четко прослеживалось преобладание  евреев - их было более 80%:. Многие семьи буквально оккупировали кафедры: профессор, доцент, ассистенты были близкими - кафедра Эпштейнов, кафедра Михлиных, кафедра Штейнбергов… И все же – это не повод для того, что произошло: семь профессоров, 14 доцентов и 146 ассистентов  лишились работы  Не много ли?..  Были среди них разные люди: приятные и неприятные, обходительные и явные самодуры… Подобное  мне приходилось видеть и в Воронеже,  и в Куйбышеве (Самара). Более других запомнился мне профессор Одноралов, заведующий кафедрой нормальной анатомии Воронежского института. Среднего роста, солидного  вида, он всегда шел посредине длинного коридора, высоко подняв голову. На приветствия студентов и ассистентов, встречающихся на его пути, он ни наклоном головы, ни словом не отвечал. Олицетворение  - открытого хамства!
Доцент  Морозова, напротив,  при встрече источала сладость, так широко улыбался ее рот, но он мгновенно свертывался в туго связанный пучок губ, после того, как приветствующий ее оказывался за спиной.
Семейные кафедры в Крыму изгонялись без указания  мотивов. В других указывалось на несоответствие образцам, поддерживаемых государственной властью. Вина ли их была в том, что тогда практиковалось повсеместно.?Виноваты ли были ученые в том, что им навязывают под страхом отлучения от науки псевдонаучные  взгляды? Пришлось мне познакомиться  и с учением Бошьяна, пытавшегося совершить переворот в микробиологии, заявившего, что им открыта способность вирусов образовывать кристаллическую форму. Ветеринару  Бошьяну  без защиты диссертации тут же была присвоена  ученая степень доктора медицинских наук. А профессору –микробиологу Пяткину  проглотить горькую пилюлю за отрицание такой способности вирусов. А тут еще одно величайшее открытие в биологии, сделанное О.Б  Лепешинской, заявившей  о получении ею клеток из внеклеточного бесструктурного белка. Два «величайших» открытия советских ученых, да еще пересмотр направления в отечественной физиологии, произведенного Быковым нанесли такой удар нашей науке, что она не оправилась и до сих дней! Я упомянул  о трех фамилиях наиболее славных только потому, что к  ним невероятно быстро, перестроившись, прилипло множество других, решивших поберечь энергию в «научных» спорах
Корень зла крылся в том, что все лженаучные направления в Советском Союзе укладывались в рамки господствующего атеизма. Все они вместе с теорией  академика Опарина «О происхождении жизни на земле» становились непреодолимым заслоном против классических научных достижений и требовалось время  и издевательства над нашей глупостью, доносившиеся из заграницы, чтобы просветление ума сменило глупость

БЕЗ  ЛЖИ НИКАК НЕ ОБОЙТИСЬ.
Ложь прикрывала прежде и прикрывает сейчас все греховное. Приходится иногда  слышать: «Да, он солгал, но ложь его святая!»
В Божьем законе нет ни единого слова лжи! Так как же ложь может стать святой, какими бы интересами не руководствовались, вводя окружающих в заблуждение?
Не во лжи ли кроется основа всего негативного?..
Ложь всегда святою не бывает,
И грабеж не может быть святым!
Ну, а правду часто убивают,
От нее оставив пепел, дым…

Тлен веков над правдою курится…
(Ложью, страхом склеены уста).
Только правда может возродиться,
Хоть задача эта – непроста!
Когда родилась ложь впервые, никто не знает, но пользуются ею часто и повсеместно. Лгущие  осознанно впервые испытывают шок, сердце у них бьется так сильно, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди, ладони рук становятся влажными, уши и щеки заливает маков цвет, взгляд становится бесстыдно жалким. Им кажется, что тот, кто выслушивает их лживую информацию, видит насквозь из чего она состряпана? Но, поняв, что он выслушан терпеливо, без  вспышек  эмоциональной бури, успокаивается, вздыхая умиротворенно – пронесло! Потом человек привыкает ко лжи, она становится естественной и крайне необходимой... Родителям лгут, чтобы избежать наказаний, учителям лгут в оправдание лени своей. Дети лгут взрослым, взрослые детям. Достигнув взрослого состояния, человек превращается в законченного опытного лгуна… Молодой человек лжет девушке, чтобы затащить ее к себе в постель. Девушка лжет, чтобы выйти замуж.  Муж и жена лгут друг другу невероятно часто, и не только в случаях измены.... Лгут просто для того, чтобы избежать неприятных последствий совершенного.
Но верхом совершенства становится лгун, верящий в истину того, о чем он говорит. Без таких лгунов ни один правитель обойтись не может. Возьмите, например,  дипломата. Что бы происходило в мире, если бы  этот дипломированный лгун говорил правду?..
На обыденном уровне ложь просто приятна,  на государственном – полезна. Умные душу тешат ею, дураки в нее верят! И живут все в ложном свете таким образом, каким ложь  позволяет им.
Общество, чтобы хоть как-то защититься ото лжи махровой, безграничной, прибегает к законодательству, иными словами ко лжи узаконенной. И на ниве такой государство не только живет, но даже процветает… иногда.
Горе правдолюбцу - он часто не знает того, что правда его тоже ложь, только неузаконенная, пропущенная через душу и сердце!
И за такую «истину» борясь, страдают в мире себе подобных, их изолируют, их убивают… а им все не терпится, хотят ею поделиться с другими…
Ложь может быть прямой, когда источник открыто сам любуется своей ложью, и другим дает возможность ею насладиться. Он не опасается разоблачения, поскольку она и так видна, правда, не тем, кто хочет быть обманутым. Ложь может быть скрытой, многоходовой, к источнику ее приходится долго докапываться, если она только чего-нибудь стоит…
Разбираться в клубке лжи государственной бессмысленно - цель не стоит свечей! А вот в том, что к тебе идет ложь, опоясанная «объективными» обстоятельствами, догадаться все же должен! Не распутаешь клубок, - туго придется!
Вот и становишься ты детективом во имя спасения самого себя от напасти, пусть и не угрожающей жизни!
С такой многоходовой ложью пришлось мне столкнуться, когда я был молод, но в беспечности меня упрекнуть и тогда было нельзя…
…На должность снятого заведующего областным отделом здравоохранения Бориса Григорьевича Львова прислали нового, с фамилией Тимофеев. Казалось, что этот факт никоим образом меня касаться не может…  И вдруг меня вызывают в облздравотдел и предлагают занять должность заведующего отделом здравоохранения гор. Орла. Казалось, что я должен прыгать от радости, ликуя: престижно в 28 лет занять такую высокую должность, но я заартачился, считая себя талантливым, чуть ли не гениальным в области судебной медицины! Я попросил предоставить мне сутки для размышления. Я понимал, что не пуп земли, а всего-навсего межрайонный судебно-медицинский эксперт, проживающий в городе Ливны, в 150 км. от областного центра, что знакомство мое с администрированием было шапочным: (как-то временно мне пришлось исполнять должность заведующего Ливенским райздравотделом). Ничем особенным я тогда не отличился. Почему же у нового областного руководителя, только приехавшего, едва ли знакомого со своим  близким  окружением, моя скромная личность вызвала такой интерес? Начал я свои  рассуждения  с того, что жена Тимофеева была судебно-медицинским  экспертом, а должности для нее в Орловском бюро судебно-медицинской экспертизы не было -  бюро по городу Орлу было укомплектовано полностью. Чтобы ее трудоустроить, следовало кого-то удалить! Но кого?  Сделать это приказным порядком было сложно… Нужно было, чтобы кто-то совершенно добровольно согласился освободить свое рабочее место в областном центре. Обремененный семьей этого делать не станет! Есть щель узенькая: одиноко живущая судмэдэксперт Манько согласна была перебраться в Ливны на мою должность и освободить место для Тимофеевой. А меня куда деть? Решено: заведующего Орловским горздравотделом  переместить  на должность зам.главврача областной больницы, меня – на его место, Манько – на мое… И все так бы и произошло, если бы я в кабинете заместителя Орловского облисполкома не заявил твердо о своем нежелании стать администратором. Пришлось Тимофееву разыграть более простую комбинацию: патологоанатома по фамилии Албац превратить в Орловского администратора здравоохранения, а Тимофеевой  предоставить его место! Многоходовая операция перемещения реальных лиц, не склонных к  переменам в своей жизни свидетельствовала о том,  что, как ни силен был в правах заведующий облздравотделом, но жену свою назначить заведующим городским отделом здравоохранения он не мог.  Семейственность на работе в ту пору строго преследовалась!  Я сохранил в неприкосновенности свое место, но оказался  в опале, пусть и не слишком строгой. Не пора ли подумать о смене места жительства?..
Кстати, в Медицинской газете объявлено о конкурсах  на вакантные две должности судебно-медицинских экспертов.  Итак, даешь Крым»!
Откуда знать было, что выбор пути был  изначально ошибочным? Чем дальше место пребывания  от центра, тем больше отклонений от принятых норм! Око государево и ухо его  теряются в потоках информации, льющихся отовсюду, но искажающих свое направление и четкость на пути своем…
БИТЬ СЕБЯ  В ГРУДЬ ПОЗДНО.
В моей специальности приходится руководствоваться  законами естественными, биологическими, а не надуманными общественными, которыми пользуется детектив! Хотя, признаться откровенно, нормы общества здорово влияют на характер моей работы. Прежде я чувствовал свою значимость, поскольку влиял на лечебный процесс, сейчас после развала Союза у меня нет этого чувства, как и самого права выбора. Чувствую, что большая часть выполненной мною работы сегодня, самому обществу, задыхающемуся в тисках падающей стремительно вниз экономики, не нужна. Оно не нуждается в исследовании причин, довольствуясь констатацией самих фактов, и не более. Да и условия, в которых я провожу исследование, даже по  скромным понятиям, нормальными не назовешь… Бить  себя в грудь кулаками и взывать к справедливости не стану… Где и у кого справедливость та спрятана?  Почему справедливости воли не дают? Безумие оголтелое вместо справедливости  на свет выпущено!
Голову не посыпайте пеплом,
От безумья это не поможет!
Если жизнь от времени поблекла,
Пусть, хоть зависть лютая не гложет!

От раздумий мысли не скудеют,
Выход в них какой-то, да найдется,
Не садите зло к себе на шею,
От него дорога в пекло вьется!
 Ни детективом, ни врачом, ни лицом иной профессии не рождаются. Как похожи друг на друга новорожденные, лежащие в кроватках детской комнаты роддома, и какими разными они станут, вырастая!  И выбор пути каждого в своем начале ими не осознан. У иных и самого осознания, в широком смысле слова, так никогда и не наступит!
В детстве желание – только восприятие того, что выплескивается взрослыми наружу, с видимым восхищением.
В раннем детстве моем, задирая голову в небеса, отыскивая взглядом  парящий в голубом просторе аэроплан, с восхищением следили за его пируэтами. Летчики были значимыми в советском обществе. Большинство девушек хотели выйти замуж за пилота, а дети желали стать ими.
Во времена полета Гагарина большинство детей, уже не довольствовалось профессией пилота, теперь оно желало стать космонавтами. Происходило нечто, напоминающее желание старухи в «Сказке о рыбаке и рыбке»…
Представители современной молодежи космонавтами уже быть не желают. Имена космонавтов уже не запоминаются, поскольку их уже стало много, вспоминают чаще тех, кто погиб… А, потом риска у космонавтов много, а возможностей?.. Теперь хотят стать  – бизнесменами, олигархами, президентами. А иногда потрясает сознание твое, когда слышишь изо рта малышки в розовом или голубом платьице слова, никак не свойственные ее возрасту: «Я хочу стать проституткой!» 
Естественно, наступит время самого выбора - и выбирающий станет перед лицом действительности, когда обстоятельства заставят подумать об иной профессии, совсем не той, о которой мечтал в детстве.
Я мечтал о профессии, связанной с математикой. Я любил этот предмет, учителя считали меня одаренным в области математики…  Но мать моя так не считала…
Ее желание, а не мое, возобладало! Но тому способствовали резко покатившиеся вниз материальные возможности семьи…Так уж сложились обстоятельства!!!
Значительно позднее станет мне ясно, что сел я все же на поезд, идущий не в том направлении.. Но ожидать другого поезда было невозможно! Пришлось смириться, не показывая окружающим свое недовольство.
Пусть думают, что мне хорошо!...
Сознавать то, что ты неудачник  - претит сознанию 
Хотя, кто формирует сознание ребенка?  Отец, которому всегда некогда, поведение которого слепо копируют сыновья…  Мать, работающая на производстве, плетущаяся с сумками в обоих руках, которые она наполняет продуктами питания такими, какие есть и какие позволяет ей тощий кошелек. Вошла в подъезд дома и замерла, набираясь сил для подъема к себе в квартиру.  Да  у нее и сил никаких не остается, когда она ключом открывает дверь. Придя домой, она ставит на пол сумку с продуктами, устало опускается на стул и долго сидит, уставившись в пустоту неподвижным взором -  Кого и как воспитывать? Мужа, разбросавшего вещи по квартире, сына или дочь, бросивших школьные сумки и убежавших на улицу? У нее и без воспитательных моментов масса самых важных, самых необходимых и в первую очередь – накормить семью!
Легче ребенку дать задание, а не выполнил  – наказать его ! Не потому ли почти в каждой квартире  часто слышатся вопли «воспитуемого»?
Остается, однако,  надежда, что воспитанием займется школа… Но в школу ребенок приходит с уже сформированными убеждениями, особенностями отлаженной психики. Вот и начинает школа ломать эти устои, формируя нечто среднее, с тремя неизвестными!. Каждый воспитатель – личность, тоже с определенными , не всегда правильными, взглядами на сам процесс воспитания. Чтобы не наломали воспитатели дров, воспитывая детей, в нашей стране издавалось такое количество  методической литературы, что только взглянув на ее объем, можно было сделать вывод: читать ее не будут! Обращались, естественно, и к опыту прошлого, пытаясь отыскать там «великих» педагогов.  И естественно, находили! Какими только критериями пользовались при выборе  – неизвестно? Перечислю только самых великих: Ушинский,, Крупская, Макаренко, Сухомлинский, Хрущева, Ельцина… Три из них женщины, удачливые только в том, что случайно выбор их пал на тех, кого судьба высоко поднимет! В остальном, гениальностью они не отличались.
Но что поделать - у  великих вождей и жены должны были быть великими.  Родители воспитывали, школа воспитывала, великие педагоги были, но, почему-то  все чаще и чаще к воспитанию привлекалась детская комната  милиции… Она убеждала подростка, что при непослушании, несложно будет и угодить в заведение, стены которого украшала колючая проволока. Естественно, при этом юного нарушителя ставили на учет1 Состоялся – первый выход в уголовный мир! Прописку он получит, попав в колонию. А там уже начнется настоящее воспитание, оставляющее неизгладимый след в сером веществе мозга…
Вспоминается случай, когда я присутствовал при  допросе 14  летнего подростка, возглавлявшего шайку воров, значительно более зрелых, чем он сам. Повернувшись спиной к следователю, он сказал: «Ну, что!.. Трави легенду!»
Это был наглядный образчик законченного воспитания в колонии юных нарушителей закона.
У меня лично не было третьего звена воспитателей (милиции). Взамен его судьба дала мне двух самых грозных воспитателей: Сталина и Гитлера. Я рано познал, что ослушаться их начертаний, значит жизнь под удар поставить!
От воспитания  матери я получил закалку к  боли, поскольку у нее превалировал процесс физического воздействия в разных модификациях.
Должен сознаться, что в становлении меня,  мать считала всегда себя силой ведущей, а методы – исключительно полезными!
Она была собой довольна, считая, что успехи мои  являются результатом ее воспитательных методов.. Особенно это проявлялось тогда, когда она возвращалась со школьного родительского собрания. Она подходила  ко мне, ласково гладила по головке – гордилась моими успехами в учебе.  Ее хвалили за воспитание сына! Ну не бальзам ли, изливаемый на душу воспитателя!
С давнего прошлого да и поныне,
(Тени сомнения прочь)
Каждая мать видит гения в сыне,
В добром замужестве дочь.

Сколько тревог у нее – не до смеха…
(«Квочкой» старается мать!)
Видит детей своих только успехи,
Трудно в ином убеждать.

И осуждать ее стоит ли в этом?
(Кто проживет без греха?)
Вся она светится внутренним светом –
Любовь  и слепа, и глуха!
И старается любая мать из чада своего «настоящего человека» сделать, хотя и сама не знает,  а каков он –  этот «настоящий человек»?
Методы воспитания разные, условия жизни тоже, вот и вырастают люди не всегда настоящими.
Что посеял, то возьмешь
Семена не всхожие…)
Из овса – не выйдет рожь –
Ничего похожего…

Дождик, ветер, стужа , зной
Дарят слабость, силу.
Тот расцвел красой земной,
 Рядом - жалкий, хилый.
И человек ведь не в изоляции живет. То его ветер злобы подхватит, понесет на дела недобрые, то дождик благодати бальзамом на душу прольется - и человек стремится  в такой момент соседу угодить, с которым прежде недружен был, полагая, что и тот  на доброту добротой ответит. Стужа и зной общественные в большом  масштабе бедами навалятся – одному с ними никак не справиться!
Но каким бы плохим посевным материалом люди не пользовались, давая жизнь потомку, преступниками те не рождаются…
Доброе – приложения рук и ума требует, злое – само навязывает себя! Постоянное  пренебрежение трудом обязательно выведет  уклоняющегося от труда на скользкую дорогу.
 Ноги не крепко стоят на земле -
          Тело вот-вот упадет!
          Грузом тяжелым висит на семье
          А ждали - поддержку, оплот!

           Может быть  местность  не та?
          Вечно идет под уклон.
Да и душа постоянно пуста -
  Мрачен над ним небосклон

          Ветер не сильный, его понесло!..
          Ноги?…. Да удержу нет…
          Стало преступным его ремесло …
          Может, до старости лет!
Путь преступления схематично создается, хотя и окончательно не проявлен Ждет своего момента! Условий! А детектив, его исследующий, должен уловить сознанием своим и схему, и условия и, наконец, все возможности   реализации... У преступления один путь, у детектива множество версий…  Приходится ,перебирая одну за другой,  найти ту, которая соответствует реальности.
С  чего начать? Вопросов много…Реален лишь один ответ! Начинается время проб и ошибок…

                Сложен клубок, нити разного цвета
         (Так разобраться в нем сложно)
          Слишком тонки, недостаточно света -
          Тянем за нить осторожно  -
          Помощи нет и не слышно совета…

           Слабою ли оказалась та нить
           То ли чрезмерно усилие
           Тщетны попытки разрыв устранить
           Узел торчит от насилия.
               
            Поиск причины  - А результат?
            Выбор не тот изначально?..
            Нити придется тянуть все подряд
                Хоть это, признаться,  печально.
Хотите представить фигуру современного детектива, можете списать ее с методов дознания любой матери: допросы и наказания сливаются в единое целое! Вопросами расследования каждой приходится заниматься ежедневно – поступки детей поражают своей частотой, непредсказуемостью и ложью, рождаемой желанием уйти от самого наказания…
Расследование матери носит поверхностный характер. Важно определить связь ребенка с происшествием. Сама причина – не важна. Выбор наказания зависел от настроения. Ну, скажите, положив руку на сердце, неужели глубже расследования и выводы современного детектива, чем в прошлом были у каждой матери?..
Важно установить связь подозреваемого с происшествием, мотивы преступления оперативного работника не интересуют… Пусть ими занимается следователь!
Но, если мать преследовала цель – уберечь ребенка от возможной в будущем беды, добрыми чувствами руководствуясь, то этого никак не скажешь о детективе современном. Чувств никаких, кроме редко охватывающего охотничьего азарта!
Детектива можно ненавидеть, детектива можно уважать, но любить детектива невозможно!
Я ненавидел мать и любил ее одновременно, чувства эти попеременно возникали в душе моей. Я никогда не делился с матерью своими детскими секретами и переживаниями, зная о том, что она – необъективна, да и хранить секреты ей было трудно. Но было в поведении матери и много положительного. Я рос слишком болезненным, чтобы не отнимать у нее массу времени и внимания. Из детских болезней у меня были почти все: скарлатина, корь, коклюш, ветряная оспа, паротит. Избежал я дифтерии и краснухи. Но зато хорошо запомнил малярию, мучившую меня приступами более трех лет. И мать во время моих болезней не отходила от меня ни на шаг. Я был обязан ей не только рождением, но и самой жизнью! Став взрослым я утратил остатки  любви к матери, но она всегда пользовалась моим бесспорным уважением. Я не позволил ее ни разу ни словом, ни действием обидеть. Прошло время - и мать моя умерла… И тут я понял, как ошибался, убеждая себя, что  я ее не люблю! Любовь, безграничная любовь бушевала во мне… но было поздно! Я, как врач, знал, что она умирает, но не полагал, что так больна будет ее потеря для души моей!
Это она, будучи сама малограмотной, рано научила меня читать. Уже в пятилетнем возрасте я читал серьезные книги, о которых дети старших классов  понятия не имели, поскольку их в школьной программе не было. Причина тому – отсутствие детской литературы в сельской библиотеке…   Материально семья никогда не жила богато. Все средства уходили на питание. Одежда на мне и брате моем шилась из  поношенных вещей отца. Шила одежду нам мать на ручной швейной машинке. Машинка эта, да охотничье ружье с охотничьими припасами, были самым ценным, чем владела наша семья! Покинув село, мы скитались по стране, часто меняя место жительства, пользуясь наемным жилищем. Просторы такого жилья, как правило, ограничивались одной комнатой и крохотной кухней. Мы радовались и таким условиям, поскольку иногда пользовались амбаром без окон. Пищу в таких случаях мать готовила в котле на треноге, снаружи, вне помещения. Пища попахивала приятным дымком, а мать тряпкой с песком очищала всякий раз котел. Мебели никакой. Мать и отец пользовались кроватью, предоставленной очередной хозяйкой квартиры, мы же с братом и бабушкой спали на полу. Перин и матрасов нам не полагалось.  Признаюсь, неудобств тогда я, лежа на разостланном овчинном тулупе или отцовом старом пальто,  раскинув во сне руки и ноги, не испытывал.
Самым радостным для меня воспоминанием  из времен «счастливого детства» было проживание в избушке лесного сторожа. К нашему приезду в совхоз, должность сторожа сократили, а избушка осталась нетронутой. В ней мы всем семейством и поселились…
Жилище примитивное, крохотное, но с необозримым лесным пространством снаружи!  Мы жили в этом далеком от цивилизации мире целых семь месяцев, пришедших на три смены года, исключая – осень!
Зима с ее частыми метелями и лютыми морозами, нам не показалась страшной, в избушке  всегда было тепло, хотя для того, чтобы его поддерживать, мы извели огромную гору хвороста. Нам, детям, не разрешалось отходить от избушки в сторону, поскольку в лесу пошаливали волки. Вой их мы слышали часто, но видеть ни разу не пришлось. У отца, ходившего на работу по лесной тропинке, за спиной всегда висело охотничье ружье. Возвращался он с сумкой продуктов питания.
Зима как-то окончилась неожиданно, словами медицинского характера, - скоропостижно.  Дружно стали таять снега, водой невероятно чистой и прозрачной заполнялись все углубления почвы. Казались они внешне неглубокими, легко преодолимыми, но внешний вид их был обманчив. Я на себе это не раз испытал, проваливаясь ниже колен. Валенки сохли долго, издавая специфический запах, а я получал хорошую трепку от матери. И долго потом сидел у крохотного оконца, с тоской глядя  на быстро набирающую силу проснувшуюся природу. От скуки было одно спасение – книги! Они здорово пополняли  багаж знаний!
И став взрослым, став стариком, я не утратил мечты о лесной избушке, именно об избушке, а не о доме со всеми коммунальными удобствами. Я любил в детстве одиночество. Небольшое пространство в мире, где я да книга - и больше никого!
Матери всегда хотелось, чтобы я стал врачом. Мать боготворила врачей, для нее они были существами высшего порядка. Может,  это было потому, что дети часто болели, особенно в этом преуспевал я, не раз находясь на грани жизни и смерти. Это врачи вырывали меня из рук ее всякий раз!
Мне кажется, что и во сне мать моя видела меня в белом халате  и почему-то обязательно с рефлектором на лбу.
 В ее представлении врачи всегда были «полными», солидными, с округлыми щеками и добрыми участливыми глазами. Возможно, молитвы матери дошли до ушей Господа Бога - и я стал врачом. Я считал в молодые годы себя убежденным атеистом, потому, наверное, не замечал того, что находился под  покровительством божественных сил. Позднее я понял и усвоил, как аксиому, что, несомненно, жизнью своею я полностью обязан самому Богу или святому Петру, чье имя я ношу!
Я не имел права на жизнь самим рождением своим, в стадии глубокой недоношенности, к тому же в селе, где не было медицинских работников. Ни одна гадалка, к которым обращалась измученная моими страданиями мать, не обещала мне жизни. Всегда звучал один и тот же суровый приговор: «Он  скоро  умрет!» Мне даже было как-то неловко обманывать их ожидания, увертываясь от ударов судьбы.
И став взрослым, я не ушел далеко от этого приговора. Я не прибегал к услугам гадалок. Но иногда, какая-нибудь из них  почему-то добровольно предлагала свои услуги. И опять звучал из уст гадалки приговор, суливший мне скорую смерть… Я ускользал от приговора, но то, что смерть многократно пыталась забрать меня, случайностью трудно назвать. Первый раз я задумался над этим тогда, когда мне исполнилось двадцать семь. Я был практически здоров, необычайно подвижен и трудоспособен, выполняя работу на четыре врачебных ставки. Пусть современные врачи представят подобное, при условии образцового выполнения обязанностей?..
…Конец июня. В окно моей спальни заглянул рассвет. Пять часов утра! Как я заспался! Мне давно уже нужно было быть на  ногах. Жена посапывает рядом. Она привыкла к невероятному регламенту моего рабочего времени, трудно предсказуемому, и не реагирует на мои движения. Я чувствую какой-то дискомфорт в моем состоянии. Ни малейших болей…  Но чувствую, что-то негативное со мной происходит…Подобного у меня еще не наблюдалось.  Может состояние было вызвано хронической нехваткой времени для сна? В течение последних пяти лет на сон уходило не более четырех часов в сутки, причем и они часто были прерывистыми,  поскольку  работал я тогда судебно-медицинским экспертом, врачом  «Станции скорой помощи» и патологоанатомом одновременно. Я тогда не связывал своего состояния с этим, привыкнув к такому образу жизни! Поднимаясь, я  почувствовал слишком учащенное сердцебиение, сопровождавшееся аритмией, заставившие меня опуститься на постель и лечь. Впервые я не в состоянии был пойти на работу. Пришлось моим друзьям, работающим со мной  на «Станции скорой помощи», приехать ко мне. Скоро их визиты станут слишком частыми: я надолго улегся в постель…  Иногда меня извлекали из нее. С помощью жены я одевался - и на носилках меня доставляли в морг. Там мне помогали подняться и я, поддерживаемый под руки, диктовал содержание судебно-медицинского акта или протокола патолого-анатомического вскрытия производимого санитаром морга по моему указанию. Выполнив работу, я, укутав шею мягким шерстяным шарфом,  укладывался на носилки и меня отвозили домой.
Наступило время, когда я этого выполнить уже не мог. Аппетита никакого, желаний – никаких!  Какая-то апатия к самой жизни появилась… Нахожусь полусидя в постели и рассматриваю рисунки на ковре. Никогда я  не видел подобного! В сочетании орнамента я нахожу гротескные человеческие лица. Перевожу взгляд на руки свои. Ногти синюшные. Зеркала у меня нет, но я и без него знаю, что губы мои – такого же цвета, а кончик носа мне  постоянно кажется холодным. Только что меня осматривала группа врачей. Всех я их знаю, мне известны сильные и слабые качества каждого. Меня ничто не пугает. Не пугает меня и смерть, о которой я теперь часто думаю, но как-то глядя на нее со стороны. Прежде для этого мне не хватало времени. Врачи в отдалении на  значительном расстоянии (нас разделяет еще одна комната) речь ведут обо мне. Они не знают о том, что я, обладая превосходным слухом, слышу все слово в слово. Они разговорами пытаются утешить жену мою, говоря о безнадежности моего положения. Состав консилиума уходит. Уходит и жена на работу. Я зову мать. Та приходит. Я говорю ей: «Сделай мне свиную отбивную и к ней жареную соломкой картошку!»
Мать удивлена, но одновременно обрадована.
Вскоре отбивная и горячая картошка на тарелке появились передо мной. Я с усилием  сажусь, опуская на пол ноги. Есть мне не хочется, хотя вид пищи не отвращает.
- Что-нибудь еще? - спрашивает мать?
- Да, принеси стакан и налей в него пятьдесят грамм спирта и столько же воды!
- Петя, - говорит мать испуганно,- тебе же нельзя. Врачи сказали…
 - А я кто, не врач? - перебиваю я ее.- Мне ли не знать, что я делаю?
Она покачивает головой, не спуская с меня глаз. Потом отправляется, чтобы выполнить мою просьбу.
Я понимаю всю серьезность задуманного мною, но выводы консилиума врачей и желание жить подстегивают меня. Я выпиваю спирт, поднося ко рту кусочек черного хлеба и вдыхая его запах. Мне показалось, что сердце мое в ответ на прием спирта кошкой замурлыкало, перебои в его работе участились, но ногти у меня все-таки порозовели. Постепенно ритм сердца восстановился… На другой день я появился на работе… Меня никто ни о чем не спрашивал, но на меня в тот день смотрели, как на явление статуи командора Дон Жуану.
Через два месяца я занимался хирургией, спиртное употреблял часто, но умеренно, не отказывая друзьям - врачам составить компанию,  Еще через два месяца я находился на четырехмесячных курсах по патологической анатомии в городе Ленинграде в институте усовершенствования врачей. Память о случившемся осталась, как и редко возникающие предсердные экстрасистолы, свидетельствующие о повышенной возбудимости моего сердца, Я никому и никогда своего метода восстановления работоспособности сердца не рекомендовал, считая его только подспорьем в чьих-то неземных руках.
И в дальнейшем смерть ко мне приходила лично не раз, но отступала, повинуясь воле Создателя. И продолжал я исследования тысяч и тысяч умерших, анализируя смерть, как это делает и детектив. И всякий раз удивлялся тому, что люди никаких выводов из результатов исследований не делают. «Наверное, так оно и должно быть?» - думал я.
И обращаясь к мыслям, изложенных жившими до меня, искал подтверждения происходящему.

В  ОМУТ С  ГОЛОВОЙ!
Последовательность и последствия
Возможности  и безнадега.
Находишься ли под следствием –
Надежда твоя лишь на Бога…

Иль может,  в запасе есть что-то,
Да ты ото всех скрываешь?
А может кругом просчеты?
Что помнил,  и то забываешь!

И выбора нет.  Хоть хотелось
В страданье очистить душу,
Но боли не терпит тело,
Не хочет твой разум слушать!

От власти, что нынче правит,
Молитв нет и  нет заклятий,
Пред Богом она лукавит.
Не слышит людских проклятий!
Вот та обстановка, в которой после распада Союза рождался в нашей стране бизнес!  Ну, а каков он, полагаю, и сами видите!..
Я скорее пессимист, чем оптимист, во всяком случае, радужной перспективы впереди не вижу, хотя…
Коли есть здоровая основа,
Есть надежда – возродиться снова.
Если  долго бьемся в куче  бед,
Значит,  той основы просто нет.
Слово «бизнес» еще не прививалось, а «предпринимательство» звучало для нас, выросших при социализме, как-то длинно, и от него за версту ладаном тянуло… Кроме того слово «предпринимательство» никак  латинскими буквами не напишешь – абракадабра какая-то выходит!   Кириллица почему-то нас уже не устраивает – мы  в Европу да с европейскими возможностями? Посмотрите только на вывески, так и кажется, что вы попали за границу, а не в родной стране находитесь.! Может такая неопределенность и стала причиной того, что бизнес, незаконно рожденный из недр умирающего, трепещущегося, но все еще могучего тела социализма, на уродца крохотного похож?  Видимо,   внутри него сразу же завелся вирус стяжательства, и стали у него выросты появляться миру незнакомые, а рост таким маленьким и остался. Красавцем не стал, карликом и остался, а одышка  уже появилась… Может от того, что  внешняя обстановка сдавила его, дышать не давая.  Не тянутся к нему люди,  как этого  бы хотелось, с опаской присматриваются... Чтобы решиться в объятия к нему броситься,  нужно слишком смелым или безумным быть! А может и слишком беспечным?.. Потому одно и то же явление вызывает абсолютно противоречивое отношение
- Подумай кум, что будет с нами?
От жизни не осталось и следа…
- Я вижу прежний мир под небесами,
Вокруг все те же села, города…

- Но в них биенья жизни нет,
И трубы заводские не дымят…
- Душою не скорби, все это – бред!
Пусть руки по работе не свербят!

- А. что мне делать, подскажи?
За что-то надобно кормиться?
- Ты лучше головой своей поворожи.
Чтоб в тартарары тебе не провалиться!

- Да, мозг сбежал куда-то, нет следа
И вроде был, и вдруг его не стало?..
- Подумаешь великая беда -
Были бы водка на столе да сало!

Жили в мире знакомом, привычном, с отработанными социальными мерами защиты! Все предсказуемо и обычно, до мелочей было…
И вдруг все ахнуло и рухнуло! Без пыли и бури, но с болью и кровью. Так казалось все крепким и надежным, ведь тысячу лет предки строили, границы жизни расширяя, и на тебе … И развалила страну та самая партия , которая «постоянно» и «последовательно» вела страну к коммунизму, также постоянно и последовательно совершая и ошибки грубые  и преступления! Сознаться в них ей не хватало мужества, поскольку тогда следовало отказаться от девиза который она для себя избрала  - «Ум, честь и совесть эпохи». Зато так легко и быстро вместо перечисленных качеств разом возникли: насилие, бандитизм, убийство! Правду сказать, перед этим эта партия о своей смерти  на весь Свет публично объявила!  И спросить стало  у некого,  куда совесть и честь делись? Впрочем, какие претензии могут быть  к мертвецам и на счет ума достойного?..
Лежит в  Мавзолее труп,
«Живее живых» - был он»
(Оспорить – «мартышкин труд» –
То жизнь или мертвый сон?).

Нас партия долго вела:
Общественный строй – образец!
Вести стало трудно, она умерла,
Ведь вождь у нее - Мертвец!

«Живым и в живом пребывать, -
Таким был завет отцов, -.
А Мертвые, – следует не забывать, –
Хоронят своих мертвецов!
И идеи Великого Ленина пока партия была жива, пусть и искаженные нерадивыми наследниками, действовали, но партия, объявившая о своей смерти, похоронила и идеи своего духовного вождя.
И напрасно, вы люди добрые ждете от власти, что вернет она вам ваши кровью  и потом заработанные, помещенные вами когда-то на счета сбербанка средства немалые! Ведь она эта власть, состоит из тех, кого взрастила и воспитала партия коммунистов.
Пока в кармане партбилет,
Он – совесть, ум и честь эпохи.
Сегодня партбилета нет,
А он - живёт неплохо.

С билетом начинался старт, -
Надежда на могущество,
К тому же, возрастом не стар,
А это – преимущество.

На честь и совесть наплевал,
А ум ему не нужен,.
Убил, отнял, урвал, украл,
Есть действия и хуже.

Рукою голою не тронь,
Он продолжает красть,
Кулак не разогнёшь в ладонь,
Коль в нём зажата власть!
А во власти  и при ней, за  малым исключением, находятся все те, кто принадлежал к коммунистической партийной элите, умеющей здорово лгать и забалтывать!! Заболтала она нас, заболтала,. страхами перед жизнью запугала…  И живем мы в вечном страхе перед будущим! А скорее всего, этого будущего просто нет! Есть только страшное настоящее!
Мы в себя придти не можем
Потеряв ориентир.
Зависть лютая нас гложет,
Видя, как живет весь мир.

Мы не склонные к науке,
Но характером сильны,
Не находят места руки
В мире новом не нужны…

Вот и носимся по свету
Кто поможет? Кто возьмет?
Бесполезны руки эти…
Разум к силе не идет!
Прежняя работа, если она у кого-то еще оставалась, прокормить нас уже не могла…. Вырабатываемые предприятиями изделия не становились  товаром, поскольку никому на прежнем, разорванном на большие куски пространстве, не были нужны. Рабочим их выдавали вместо денег. Думай человече сам, на что их променять? Так вместо денежного обращения у нас еще одна форма появилась, называемая «бартер» Опять слово не нашего происхождения. В глубине веков форма обмена была общепринятой: «Ты мне – мед; я тебе - воловью шкуру!»
Куда же нас развал забросил?.. В какое социальное пространство? Почему валяется без надзора оборудование в ящиках под пломбами, и просто под открытым небом, ничем не укрытое? Деньги бешеные, нам когда-то принадлежавшие,   просто на ветер брошены, если оно никому не нужно, и не знают власти малые, местные, большой власти поклоняющиеся , кому его продать, чтобы деньги за него полученные припрятать… на «черный день»! Потом найдутся покупатели за рубежом, умеющие вести и куплю и продажу! Реализация пойдет на вес и по цене утиля. Даже люки канализационные исчезнут…Мы станем общипанными  как куры, еще  не брошенные в щи,: у нас отберут все, что мы хранили в сберегательных кассах, у нас вытянут то, что хранилось в чулках, да в стеклянных  и металлических банках…У нас просто – ничего своего не станет! Даже жизнь наша не нам теперь принадлежит, хотя мы стали прятать ее за металлические решетки на окнах и за стальные двери!
На уровне правительства грабеж!
Такого прежде не было на свете….
Такое понимает даже ёж,
Но мы – наивны, словно дети!

Мы старыми привычками живем,
Как прежде, ходим на работу.
Пьем водку, хлеб сухой жуём.
О детях, об имуществе забота.
Спрашивается, на какие средства все это делается, если нам месяцами не платят за выполненную работу?  Не платят, а мы ходим! Боимся того, что нас уволят! Парадокс какой-то?..
Самой значимой фигурой общества становится бухгалтер, которого прежде на предприятии едва ли в лицо знали!  Живут на то, что воруют, а бухгалтер лучше других знает, как скрытно украсть можно, как концы, так же невидимо, спрятать. А коль  воровство - скрытое, то объемы его бывают умопомрачительными!
И песня «милый  ты мой, бухгалтер» хитом не потому ли   стала?.
Те, кому украсть нечего, прозябают. Врачам  еще крохи из бюджета выделяются, но настолько скромные, что они подрабатывают ветеринарами, кастрируя котов и собачек! Позор да и только!!!
Учителя многих специальностей оказались не нужными!  Не нужны химики, физики, кибернетики и еще многие и многие. Уверенные в себе, не зацикленные на патриотичных идеях ученые,   нашли себе за рубежом работу… «Патриоты» - извозом занялись.
Устои рухнули, обвал! 
Подобное бывало с нами прежде…
Народ наш и тогда не унывал,
Когда лишался лучика надежды.

Турецкий берег прежде был не нужен,
И Африка была нам не нужна.
Меркурию теперь охотно служим,
Торговля наша бедна и сложна.

Морской вокзал. Толпа народа.
Тележек скрип, движений гул .
Подвижны сходни теплохода -
Курс: «Севастополь - Ис-Станбул».

Болтанка в море – это ерунда,
Нам предстоят немалые заботы.
Мы за товаром тащимся туда…
Что делать? Нет иной работы…
Условия поездок напоминают средневековье: скученность, теснота, бесправие! И кругом звучит слово: Дай! Дай! Дай!
Во всем мире отдыхать едут, красотами заморскими любоваться, а наши – нагружены сумками, свертками, пакетами, тянут за собой  тележки, коляски…
Желаньем ненасытнейшим влекомы.
Мы служим цели преданно одной.
В Стамбуле, Анкаре, вдали от дома
Мы с тачками, мешками за спиной.

Здесь  конкурентов нет почти у нас -
Скупаем самые дешевые товары,
Рискуем жизнью каждый день и час –
Считают одержимыми  недаром.

Точеных форм вознесся минарет,
Блистают  искры солнца золотые –
Красавица мечеть - Султанахмед.
А чуть вдали сама Айя-София!

Святилища  прекрасны, хороши.
Безумно  мчимся, их не замечая.
Нам нужен рынок – Капалы Чарши,
Торговых улочек, что тянутся без края.

Под сводчатыми крышами  они.
В толпе  бредем под зазываний крики
Готовы здесь мы проводить все дни.
Среди товаров бледных и безликих…

Когда ползешь с коляской по грязи
Тебе не до красот турецкого Босфора.
Не виды с высоты Galata Kolesi,
Ни заросли цветущие софоры.

В глазах изображенье Вашингтона
(Запомнить президентов не мудро),
Но лучше доллары вести к себе  до дому
С изображеньем Вильсона Вудро…

С Стамбулом я знаком  совсем немного,
Но описать готов его с натуры -
 Залив и цепи   Золотого Рога
 А день неважно – солнечный иль хмурый…

  За образец полей, лесов краса,
   Осины, клены сосны и березы…
   Да что там говорить, птиц певчих голоса,
   Смягчают душу мне и вызывают слезы!

   Красоты те, что есть в моей России
   (Я  утверждать о том не перестану) -
    Таких чудесных линий, силы-
    Высот их не достичь всем,
    взятым вместе, странам!
Примечания:
Изображение Вашигтона на мелкой долларовой купюре, А Вильсона Вудро – купюра достоинством в 100000 долларов.

Только отплывая домой, израсходовав на товары основные деньги, мученики бизнеса вспоминали порой, что все же они побывали  в том городе, который прежде назывался Византием, потом Константинополем и наконец Ис-Станбулом, хотя красот и особенностей его так и не заметили. А ведь город уникален уже потому что, как мост соединяет два материка: Европу и Азию. Нет другого такого города  на земном шаре. В древности он был столицей Восточной Римской империи, в средние века столицей Византии и Османской империи. Иногда его называют городом императоров, и он на это имеет полное право: здесь  была резиденция  10 римских, 82 византийских императоров и 30 османских султанов. Чудо Света, Жемчужина Босфора, Обитель Преданий и Поэзии и еще великое множество названий носит Стамбул.
Минареты множества старинных мечетей, купола церквей, шумные восточные базары  и голубые морские воды воистину украшают многовековый город
Но город не застыл в своем развитии, он растет и изменяется. Год прошел – и тысяча новых улиц появилась. . в Стамбуле, каждые 12 лет население его удваивается. Говорят, что в городе проживает около 20 млн. человек.
Стамбул - город удивительных построек. С установлением  каждого нового государства начиналось строительство грандиозных сооружений. : Храм Святой Софии, Дворец Топкапы, Мечеть Султанахмет, Музей Археологии, Музей Турецкой и Исламской культуры, Мозаичный Музей – это только перечень самых главных достопримечательностей Стамбула, а сколько таких вообще?..
 А разве некрасив мост, переброшенный через пролив Босфор, длиной в полтора километра?  Говорят историки, что 2,5 тысячи лет тому назад в самом узком месте Босфора  персидским царем Дарием был сооружен плавучий мост. Сооружен он был быстро. Царю потребовалось перевести на европейскую сторону 700000 человек, когда он шел в поход на скифов. Кстати, поход для царя Дария был неудачным…
Древний миф гласит о том, что возлюбленная древнегреческого бога Зевса Ио, превращенная в корову, переплывала этот пролив, спасаясь от преследующей ее богини Геры, жены Зевса. Может название свое пролив и получил, сообразуясь с содержанием мифа? Ведь в переводе Босфор означает «Коровий брод». На правом берегу Босфора находится султанский летний дворец Бейлербей. – где султан принимал именитых зарубежных гостей.
А разве можно было не видеть Галатской  башни, просматриваемой с любой точки города? Когда-то генуэзцы  построили здесь оборонительную башню и назвали ее "Башней Иисуса".  Чрево башни в османский период служило и амбаром, и тюрьмой. Сама башня – маяком, пожарной каланчой.
Голубые мозаичные плитки, украшающие внутри мечеть Султана Ахмета, определили ее второе название – «Голубая мечеть». Эта мечеть заслуженно считается достойной соперницей храма Святой Софии. У «Голубой мечети» есть одна особенность: у нее – шесть минаретов, вместо положенных четырех.
Особенность повествования не позволяет мне уделить Стамбулу много времени. Тем более, что уже виднеются вдали берега Крыма..
Вернувшихся  домой с турецкими товарами пилигримов от торговли ожидали  не радостные поцелуи на причале порта родного города, а глаза завидущие, руки загребущие. И принадлежали они не только пограничникам и таможенникам, но и тем, которые родились вместе с бизнесом, став его самого порождением называемым рэкетирами.
Средь homo sapiens явился новый вид,
Как у людей – все части тела.
Только ум в зачатке - инвалид,
Творить способный лишь  дурное дело.
 
Рэкетир не проходил специальной подготовки, он - низший член преступной группы, занимающейся вымогательством, не думающий, а потому беспрекословно исполняющий повеление босса. Опять появляется в нашем славном русском языке слово английского происхождения, означающее – хозяин, шеф.
Шефами когда-то называли командиров полков, этим же словом часто в России называли и главаря шайки  Становится понятным откуда в нашем лексиконе слова «босс» и «шеф» появились! Из мест исправления! А отсюда должна быть понятна и структура нарождающегося у нас общества!
Для того, чтобы вымогать, ума не требуется. Достаточно наглости, подлости, внешне презрительного вида и сленга вместо обычной человеческой речи. Появление рэкетиров можно объяснить только тем, что в них кто-то и зачем-то здорово нуждался.  Они были всем известны, бравировали своим поведением, не скрываясь.
Как-то мне пришлось стать свидетелем маленькой сцены.: около рынка крутилась группа молодых бездельников. Что-то не давало им возможности рассредоточиться на мелкие  группы. То один, то другой из них направлялись к старушкам, торгующим жареными семечками. Высыпав стаканчик семечек себе в карман, оболтус не уплатив за них, направлялся к группе… Прошло минут десять, когда я увидел направляющегося к  рынку прежнего третьего секретаря городского комитета коммунистической партии. От группы рэкетиров к нему направился крупного сложения детина. Можно было только удивляться тому, с каким подобострастием и вниманием выслушивал он распоряжения босса.
Стало ясно, что идет срастание криминала и власти. Неизвестно было только, в каком объеме и на каком уровне это происходит?
Рэкет с каждым днем все более наглел, но правоохранительные органы его не трогали. Команд а «фас»  не подавалась.. Время не  пришло для этого!
Всякий занимающийся бизнесом от извоза и торговли, до налаживания  производства любого направления должен был знать, что надо с главарями криминальных групп делиться. За это те обещали свою защиту! Следовательно в дележе участвовали  и те, кто этим криминальным группам в свою очередь.«крышу» делал. Без «крыши» заниматься делом, любого характера становилось невозможно!
Бизнес «челночников» был тяжел и опасен. Нажить на нем. капитал, позволяющий оставить «челночество» и открыть свое  крупное дело было невозможно. Конкуренция большая, а товар однотипный, не высокой качественности, рассчитанный на малоимущего покупателя.
Уклоняющихся от незаконных поборов криминальный мир наказывал. О том, каковыми были наказания, может служить только один факт предупредительного характера, когда торговое место предпринимателя было залито толстым слоем нечистот, издающих невероятное зловоние, ощущаемое носом уже издалека.
Появилось и у меня желание заняться бизнесом, естественно без физических нагрузок…
Я обдумывал, приглядывался, просчитывал… Зарплата, и без того малая, не дающая возможности для физиологического выживания, стала задерживаться месяцами. О качественных продуктах мы уже не думали, их стали заменять полуфабрикаты из сои, бульонные кубики. Выручали еще картошка, хлеб и мучные изделия. – цена на них была пока доступна! Стабильно получаемые деньги мне бы никак не помешали. Но еще в советское время  усвоил одно правило, ниспосланное свыше: там где деньги, там меня не должно быть! И не потому, что я презирал деньги, не ценя их возможностей, просто деньги – никогда не проявляли ко мне своей благосклонности. Я всегда расходовал значительные физические возможности и заставлял напрягаться  мозговое вещество,  широко расставляя свой карман и заманивая в него  деньги. Но туда они не шли, словно сговорившись!  Иногда, правда, мелкие купюры, потеряв ориентацию в пространстве, сдуру могли свалиться в мой карман, но для крупных - вход оказывался слишком узким!.  Мне по неведомой мне причине не предлагали взяток, от меня их тоже никто никогда не брал, даже если я этого очень хотел. Поэтому пуститься во все тяжкие, броситься в омут бизнеса я не мог. Оглядывался и оглядывался… и не находил возможности использовать то, что мне было бы знакомо, к чему меня долгие годы готовила судьба моя.
Странно, но близкие мои тоже к бизнесу относились скептически, а возможно – он к ним!  Один только брат двоюродный решился на него… У него был первоначальный капитал, очень крупного размера… Да и заниматься он решил хорошо знакомым ему делом -  резка камня ракушечника. Он не позволял себе жить на широкую ногу, питался чересчур скромно, вертелся, как белка в колесе, но кому-то он, наверное, мешал: то похищали силовой кабель, то портили режущие камень  машины, то подпиливали столбы, на  которых крепился кабель. А все это требовало и денег на ремонт и приобретение, да и времени на устранение ущерба. Жалко было смотреть, как его постоянно атакуют! Он еще хорохорился, виду не показывая, что бизнес его тлеет, никак огнем пылающим  не становясь. Планы у него были огромные, в нормальном обществе, вполне выполнимые, но он ушел в мир иной, так и не поднявшись с колен!
 Один из тех, кого я знал по школе, когда учился в ней, бизнес решил сделать на интеллекте, создав вначале организацию какую-то с многообещающим названием «интеллект».То ли этот «интеллект» пытался объединить тех, кто еще не утратил ума в беснующемся окружении, то ли пытался названием притянуть к себе источник финансирования , я установить не мог. Идея открыть высшее учебное заведение у него созрело и он стал обхаживать одного из крупнейших руководителей крымского криминалитета Шевьева. Удалось ли ему  привлечь внимание Владимира Ильича Шевьева к своей задумке, я не знаю, но то, что возникло учебное заведение с названием «институт экономики и права» - то это факт. Каковым было финансовое и юридическое обоснование нового института мне не известно?  Отмечу только, что позднее он выживал  за счет оплаты студентами своего обучения. Суммы приходилось платить немалые и за аренду помещения, за коммунальные и прочие услуги, не говоря уже о зарплате «профессорско-преподавательского» коллектива. Я взял название коллектива в кавычки потому, что ученых просто не хватило бы  на те учебные заведения, которые тогда создавались . В одном Крыму их насчитывалось 121. Скажем, в поселке городского типа «Нижнегорский» функционировало два института. Что  уже  тут говорить о городах?.. Шел невиданного размаха развал экономики и культуры, а бесчисленные экономические  и иные гуманитарные институты готовили кадры для них…
Есть блеск ума, усидчивости нет.
Ум слабенький, зато есть зад тяжелый
Минует череда счастливых детских лет,
 И все, до одного покинут школу.

Уйдут искать судьбу, изменчива она,
:Кто слаб умом, устроился прекрасно,
Кто в школе славился «излишками»,
Ума,
Хоть что-то получить, пытается напрасно.

А время катится, нет никакого толка.
Один богатство крупное нажил,
А кто-то грыжу наживает только
Хоть умным кажется и тянется из жил

У всех до одного – один исход
Хотя путей к нему ведет немало
Насильственною смертью сгинет тот,
Тот - «доброю» под теплым одеялом

Один оплакан, в склепе погребен,
Другой забытый, выброшен на свалку.
Над теми высится  прекрасный пантеон,
А те в могиле общей, да вповалку!
Гордыня при жизни готовит себе посмертную славу…  Правда, дутая слава продолжительностью существования не отличается.
Гордыня вознеслась на пьедестал,
Народ тому явлению дивился.
Гранит и тот, носить ее устал
И, ухнув, на бок с нею повалился

Вкруг прорастет зеленая трава,
И ту гордыню под собою скроет.
Не сохранит народная молва,
Уйдет она в мир вечного покоя.
Юридическое право валялось на полу, об него вытирали чиновники и представители криминала ноги свои, а потребность в юристах взлетела до небес.
Я о качестве учебы  не говорю. «Профессорско-преподавательский» состав состоял из учителей обычных общеобразовательных школ,  рядовых бухгалтеров и юристов. Не удивляюсь я и тому, что выпускники таких учебных заведений вскоре становиться будут кандидатами и докторами наук, иногда и с приставкой – «почетный академик» По количеству ученых одна Украина переплюнет все государства Европы, вместе взятые.
Наука - не брат и сестра,
И даже не друг и подруга.
И знаний не больше, чем пепел костра
Дает институтов округа.

Несложно теперь поступить в институт,
Было бы желанье и гроши.
Учебу теперь, как повинность несут,
А ждут  результатов хороших.

Диплом на руках, а цена какова?
От знаний  обрывки, пробелы…
Возможность у тех, у кого есть «права»,
А также у лиц слишком смелых.
Дипломы и дипломы… У некоторых  лиц  на руках свидетельства об окончании  нескольких высших образований – знай наших!
Я – патологоанатом,  работа с трупным материалом – часть моей работы. Мне ли не знать о мытарствах людей, у которых умер один из близких…
Солнце красное зашло –
Близкого не стало.
К сердцу времечко пришло –
Биться перестало.

Нет сочувствия к беде,
Выдержали б ноги…
Ноль внимания везде -
Обобьешь пороги….
Горе наваливается на плечи тяжкое, но не дают  с мыслями собраться, поплакать некогда… Город велик, а службы  разбросаны, все обегать нужно. Свидетельство о смерти надо получить: сначала у врача, затем в ЗАГСе.  А потом начинается: похоронное бюро, кладбище, салон ритуальных услуг, священник, транспорт, все необходимое для поминания... Одному за день и не управиться…
Вот я и подумал об объединении всего в одно заведениевышеперечисленного Прейскурант – услуг. Телефонный звонок… и все!.
И мысль моя везде, куда я обращался,  взаимопонимание встречала. В горисполкоме меня встретили, чуть ли не с объятиями. Пообещали и с транспортом помочь, и с установкой рефрижератора и…  Только чем я больше слушал, тем более у меня сомнений появлялось в возможностях осуществления. Появлялась армия ненужных лиц, которые должны были пребывать в конторе еще  не родившегося заведения. Расчеты на материальные затраты только клерков одних убедили меня в том, что возникает дотационная структура, съедающая столько денег, сколько не расходуют уже существующие разрозненные службы. Когда я обратился к заведующему патолого-анатомическим отделением, тот посоветовал мне оставить вопрос  открытым.  Прошло двадцать лет, но возможностей для закрытия вопроса так и не появилось. Поступали позднее ко мне предложения принять участие в «земельных делах»… Я  не сторонник земельных афер. Все они связаны с большим риском для самой жизни. Я ответил предлагавшим: «Ребята не принимайте меня в свою компанию, если не хотите прогореть. Там где я – денег не жди!»
Продолжаю жить скромно, как позволяют мне пенсия и зарплата.  Пишу, радуясь тому, что у меня есть читатели!
И убеждаюсь, что тяжко приходится бизнесу при отсутствии  внутреннего рынка и низкой покупательной способности населения. Тот бизнес может развиваться, который имеет выход за рубеж!  Для малого и среднего - пути выживания - перекрыты!
Заявляет он власти о своем бедственном положении, но глухи там к нему. Пусть стучат касками об землю, пусть бьют палками по днищу пустых бочек металлических, пусть взывают. Хотя…
Здесь  в барабан не бьют,
Грохочут бочки из металла.
По прошлому здесь слез не льют,
Хоть жизнь и лучшею не стала

ГЛУПОСТИ  ПОДВЛАСТНЫ…,
События, происходящие в стране, вытолкнули меня из домашнего уюта и стабильного хромающего на все четыре ноги настоящего, в толпу ошалевших от вольности людей, до этого покорно тянувших  свою лямку, решивших сменить его на призрачное будущее. Представить себе  всем нам было прежде невозможно, что могут в СССР появиться еще какие-то партии, кроме  коммунистической, красной окраски, правящей бессменно с октября 1917 года?
Партия, уничтожившая самых близких по духу, отчаянных до самозабвения эсеров, иначе социал- революционеров, и вдруг стала терпимой к инакомыслящим?.. Такое и во сне не могло присниться! Впрочем, сменять тогда ее было некому!
Рождалась демократия, голодная до власти, полукриминальная по духу своему. «Демократы» понимали, что в одиночку к власти не пробиться. Партия нужна была, как расстеленная широкая дорожка, так и стелющаяся под ноги. Потом, когда власть  будет взята, партия превратится в скатерть-самобранку, не только кормящую, но и карманы набивающую.
Партии рождались легко,  родильных потуг для этого не требовалось! Я никогда прежде  о партийной принадлежности и не помышлявший, вдруг стал «зеленым»... Модной темой в обществе стала экология. И разом великое множество защитников ее появилось.
Цвет, наверно, только для отличия?
Мысли скудны, потому и схожи…
Появились – значимость, величие,
Души наши постоянно гложет.

Нет простора, негде развернуться,
Что-то сделать, как-то показать?
Не бежать галопом, оглянуться б –
Пуст карман и виден голый зад,

Но куда там! Ошалел от воли!
Хвост задрал, от гордости ослеп…
Отзовется эта воля болью,
Ждет развал, а ожидал успех!
Следовало бы мне все же прежде, чем окрасится в зеленый цвет, хотя бы получить ответы на самые примитивные вопросы: откуда разом появилось столько защитников у природы? Кто клич подал, чтобы они объединились? Кто деньги подкинул на это и в какой карман они свалились? Получив на них ответы, не трудно было бы догадаться, кому это надо и для чего?.. Информации или никакой, или такая разрозненная и скудная, что можно создавать из нее как позитив, так и негатив!  Я пока обо всем этом не думаю, словно кто-то мой разум прикрыл чем-то черным, непроницаемым для света истины! По размышлении, все правильно выходит: зеленый, значит, незрелый. Зрело рассуждать, не владея информацией невозможно! А добывать информацию не научились! Газетчики, от воли тоже ошалевшие, такую информацию дают, что люди готовы на колючую проволоку голой грудью бросаться! Ночи не спят, программу слушают «для полуночников» Молчановы, Парфеновы и прочие - ребята умные, умеющие подцепить крючком за ребро.
Позднее придет осознание того, что кто-то умело манипулировал людьми, которых прежде держали на голодном информационном пайке. Открыли кран и… захлебнулся люд от всевозможной информации. Мало того, позволяется приводить митинги, пикетирование, но только  в местах  для этого ею определенных и обязательно безмолвных. Что-то на подобие лондонского «Гайд-парка», где каждый может говорить что угодно и сколько угодно. Протест на отшибе устраивает власть, но не нас… Мы, «зеленые», узнаем, что на рейде вблизи города стоит немецкое судно, привезшее гранулированные отходы своего промышленного производства. Что содержат в себе гранулы, мы не знаем, но мы знаем хорошо, что при пошатнувшейся центральной власти, чиновники на местах находят всяческие  лазейки, чтобы карманы свои иностранной валютой набить!  Немцы за захоронение отходов своих на территории нашей хорошие деньги предлагают. Но немцы слишком расчетливый народ, чтобы так просто расшвыриваться деньгами, а это означает, что отходы их угрозу для экологии несут…  Судно с отходами долгое время на рейде Одессы проторчало, - одесситы отвергли денежную компенсацию за захоронение. Теперь «троянский конь»  перед нашими глазами торчит.  Директор железорудного комбината Гельштейн на заседании городских властей, проводимого совместно с городскими депутатами, горячо убеждает в необходимости заключения контракта с немцами.
«Мы используем немецкие гранулированные отходы вместо гравия при строительстве дорог. Мы изолируем их слоем глины от почвы, чтобы они не распространялись за пределы дорожного полотна, мы все сделаем, чтобы ущерба здоровью нашему не было причинено!» -  сладкоголосой сиреной пел Гельштейн. И ему внимал, млея от восторга, депутатский корпус…
Трое представителей нашей партии, в их числе находился и я, ждали времени, чтобы выступить против.
Гельштейн закончил выступление под редкие хлопки одобрения… Значит, что-то есть сомневающееся в сером веществе депутатов? Нужно сомнения использовать… Я попросил слова, подняв руку.
Председатель исполкома, уже называемый не применявшимся прежде словом «мэр», глянув в мою сторону, сказал:
«Товарищи, к чему вести разговор о захоронении немецких отходов, если общественность города выступает против!  На нашем заседании находятся представители их! Я ставлю вопрос о захоронении отходов на голосование».
Мы уходили довольные своей первой победой. Но червь сомнения в душе моей шевелился: «Так просто власть от денег шальных не отказывается?» Сомнения эти не только не исчезли после последовавшего вскоре убийства Гельштейна и занятия его должности мэром, а, напротив, усилились…
За что убили Гельштейна?  Деньги были причиной, или кому-то должность его понадобилась? А может то и другое, вместе взятые?  Металл – это деньги!  А его – здесь горы!
Мы – слепы! Кто откроет нам глаза?..  Ума хватает для того, чтобы понять, за обладание такой информацией,  головой заплатить можно!
Слишком опасно заниматься поиском источников истины в потоках лжи, похожих на правду…
Ложь и истина едины,
Их не трогай, не тревожь,
То ли правда ломит спину,
То ли спину ломит ложь?..

Но друг другу угождают,
(Ложь на истину помножь):
Кривду - истина рождает,
И рождает правду – ложь!

Мы никак не разберемся:
Где тут, правда, где тут ложь?
Постоянно с правдой бьемся,
Чтобы ею стала ложь!
Времени с той поры пролетело немало, но так для меня и остался открытым вопрос: кто заказал убийство директора ЖРК Гельштейна?
Правда, потом будет убийств так много,  всех, до одного, не раскрытых, что сведениями о них будут делиться обыватели не долее трех-четырех дней!…
Думать над всем просто невозможно,  как невозможно решить навалившихся разом кучу вопросов мелких…
Кто-то несомненно использовал катастрофу, произошедшую на Чернобыльской АЭС, начав наступление на Крымскую АЭС, которая вот-вот должна была войти в число действующих. «Зеленые» подхватили ее и ринулись, как спущенные борзые на дичь.
 Я сижу на одном из сидений автобуса. Меня не интересует вопрос, кто его выделил? Я знаю, что автобус направляется туда, где находится строительная площадка  Крымской атомной электростанции. Я и еще семеро таких же бездумных, едем для того, чтобы воочию убедиться, что строительство станции приостановлено. А, если это не сделано, то показать миру, что мы не согласны - протестуем душой и сердцем!
…Поездка не утомительна, автобус чист, хорошо проветривается, день теплый. Дорога асфальтированная, без выбоин. Не доезжая поселка Ленино, автобус сворачивает направо  к хорошо видному издали зданию атомного реактора. Я не раз бывал здесь прежде, когда строительство АЭС  и не намечалось, в районе выступа берега в Азовское море  прежде называемого мысом «Казантип».
Бывал тогда, когда он был диким и неуютным, прожаривался солнцем и обдувался всеми ветрами. Скалы мыса, сверху прикрытые покровом земли,  выступали в море широким клином, об них в ветряную погоду бились волны Азовского моря, с гулом ухая. Помню и измочаленное тело молодой женщины, упавшей к подножию скал в штормовую погоду. Мне еще пришлось помогать извлечь труп ее из воды, чтобы поместить в рыбачью лодку и отвезти к пологому месту морского берега.
Теперь вокруг красовались множественные общественные и жилые здания. Возник чистый и уютный город, в котором улиц не было, а были только номера домов. Выяснив в городе, что руководство атомной станции находится в административном здании на стройплощадке, мы покатили туда.
Нас не ждали…  Разыскав двухэтажное здание, мы поднялись наверх и подошли к дверям актового зала. Изнутри доносился голос докладчика. Шло заседание руководства атомной станции и представителей международной организации, именуемой «МАГАТЭ» Каждый из нас, прибывших, наверное, понимал бестактность вторжения в аудиторию с международными представителями в разгар работы. Но сработал синдром толпы, изначально завладевший нами и определяющий наше поведение. «Господа» и «товарищи», приглаженные, прилизанные, в костюмах и при галстуках, не выразили на лицах своих даже видимости возмущения от вторжения людей, чей облик и одежда, не соответствовали торжественности момента. Что поделать с невеждами, дикарями?.. Докладчик, главный инженер станции, поняв обстановку, начал читать свой доклад с самого начала, специально рассчитав его на наш уровень понимания…
Я не стану утруждать читателя содержанием и выкладками, иллюстрирующими  его, одно мне стало понятно, что строившаяся электростанция, по техническим характеристикам была совсем иной, чем потрясшая своим взрывом Чернобыльская. Крымская станция имела девятикратный уровень защиты от возможных катастроф! Она использовала все новейшие технологии, да и реактор ее был совсем иного типа, чем прежние устанавливаемые.
После главного инженера выступил директор АЭС В.И. Танский:
 - Общественность требует референдума по нашей станции. Сейчас это бессмысленно, так как мнение заранее известно: «закрыть!». А я бы предложил такой вариант: давайте первый энергоблок введем - и на этом прекратим строительство. И весь миллион киловатт пустим на соцкультбыт. Закроем котельные, переведем транспорт на электротягу, дадим ток сельскому хозяйству… А потом проведем референдум. Я убежден, что даже если тряхнет 12 баллов - весь Крым провалится, одна АЭС останется невредимой!!!
Впрочем, уже при пяти баллах реактор автоматически отключается…
В перерыве к нашей группе подошел Танский. Вблизи он показался мне еще меньшего роста, чем казался, стоя за трибуной. Среднего возраста, русоволосый с приятными чертами лица, он оказался словоохотливым.  Он продолжал убеждать нас, лицом обращаясь ко мне, видимо полагая, что должен же человек, убеленный сединами, мудрости к старости набраться?..
Из разговора его более всего мне запомнилось сказанное с глубоким вздохом: «Да, многое мы потеряли, а деньги какие израсходованы?..  Кричат об  опасности,  не выслушав даже специалистов!..  Существуй опасность здоровью, неужели я бы сюда жену с детьми привез?.. Скажите, похож ли я на самоубийцу?»
После перерыва заседание продолжилось… Присутствующие на заседании иностранцы слушали выступления в наушниках, - я понял, что они пользуются аппаратурой с синхронным переводом.
Убежденность директора, инженеров впечатляло. Хотя, они не собирались стоять насмерть за строительство АЭС.
…«Если правительство решит перепрофилировать станцию под учебно-тренировочный центр — значит, так тому и быть. – говорил Танский, - но такой центр создаст новые проблемы: ведь он тоже будет крупным потребителем энергии (до 40 мегаватт), усугубит и без того большой энергетический дефицит в Крыму. В области чадят сотни котельных  - в одной Ялте их 380! По причине жестокого смога она исключена из списка климатических курортов. В селах и деревнях Ленинского района люди получают электроэнергию по часам; зимой часты перебои... Где взять столь нужную полуострову энергию?..
На этой ноте выступление директора Крымской АЭС было закончено
Я понял, что основную информацию мы получили и уже подумывал о том, как ретироваться?.. 
Планы мои нарушило предложение Танского сделать на вертолете облет территории атомной станции. Самолетами я уже летал, на вертолете – не пробовал. Поэтому упустить такой момент никак  не мог. Еще двое из «наших» согласились принять участие в полете.  На вертолете вместе с пилотом нас оказалось тринадцать человек. Я верю и верил только двум магическим числам -  тройке и семерке, число 13, как несчастливое, я исключал. Нутро вертолета мне показалось грязным, замызганным. За грохотом мотора ничего не слышно. Облет, признаться, был неинтересным, Я теоретически знаком с основами геологии, но ландшафт, видимый сверху мне ничего и ни о чем не говорил: ни о глубине тектонического разлома, ни о возможностях крупного землетрясения… Думаю и другие не стали богаче знаниями после получасового нахождения в воздухе…
Пользу мое посещение Крымской АЭС все же принесло. Я стал понимать кое-что в экономике. И еще одно: возраст еще не говорит о том, что мудрости  достаточно для того, чтобы обману противостоять? Одно ясно стало, вблизи Керчи было тогда совершено огромное по масштабам преступление, стоящее нашему обществу не один миллиард долларов, не говоря уже о том, что Крым оказался здорово зависимым в электроснабжении.
И к этому и я, следует признаться,  руку приложив, щеголяя в невидимом глазу зеленого цвета партийной мантии.
Правда, позднее, у меня ума хватило для того, чтобы отказаться от престижно звучащей должности городского руководителя партии зеленых. Должность сия  не подкреплялась материальными благами… А предлагающий должность мне, уже шелестел зелененькими в своем кармане, ни с кем не собираясь ими делиться…
Задайте себе вопрос: где детективы, установившие виновных в том, что люди, приехавшие на всесоюзную стройку, оказались без работы.    В городе «атомщиков» отсутствует промышленность, люди выживают, кто как может!  Город Щелкино  не стал призраком  только потому, что народ наш без меры терпелив!
Кому было выгодно, чтобы использовался   такой сценарий разрушения?
Кто понес наказание за это?
Одно  твердо знаю, что ни один руководитель прошлого советского общества не пострадал!
После развала СССР начался массовый грабёж законсервированной станции. Директора менялись с периодичностью в полгода. И каждый увольнялся по состоянию здоровья с направлением в псих. лечебницу.
Самая дорогая в мире атомная электростанция, по дороговизне строительства попавшая в книгу Гиннеса, стала источником обогащения слишком многих!..
На складах оставалось материалов ориентировочно еще на полмиллиарда долларов. Склады были забитые новой одеждой, стройматериалами, продуктами. Дирекция вывозила ценности вагонами, все остальные вывозили награбленное грузовиками. Кроме местного населения на объекте озолотились и в Киеве.  Уникальное, не утратившее  ценности  оборудование продавалось за копейки по цене металлолома.  Известно, что в начале 2005 года Представительство Фонда имущества Крыма реализовало реакторное отделение Крымской АЭС за 1,1 млн. грн ($207,000) юридическому лицу, название которого не разглашается.
Не станут копаться в трагедии Крымской атомной историки, не допустят  к ней и детективов. И будет она предметом размышлений тех, кто видел и знал, как все это происходило…
А торчащее над поверхностью земли огромное здание энергоблока, местными жителями называемое «реактором», будет напоминанием о сломанных судьбах десятков тысяч людей, доверившихся зову коммунистической партии, позвавшей на очередную «всесоюзную стройку» и бросившей их на произвол судьбы. Реакторной  начинки здесь давно нет – все отослали обратно в Россию еще в конце восьмидесятых. Разного рода дельцы выдрали тысячи тонн ценного металла и кабелей. Пытались расправиться с монолитными реакторными конструкциями, но не удалось, - сделанные из сверхпрочных сплавов они не поддаются резке автогеном.
В десятиэтажном здании энергоблока царит непроглядная темнота. Двигаться без освещения здесь невозможно: можно упасть в провал на полу, или натолкнуться на торчащий кусок металла. Сердце АЭС -  гермозона представляет собой цельнометаллический огромный цилиндр, вверху через его круглое отверстие ночью можно видеть звездное небо. Там, где должны  были опускаться урановые стержни, рождающие чудовищную, но регулируемую человеком энергию, сегодня - пустота и разорение.
Здесь следовало бы проводить экскурсии, показывать неискушенным еще, до чего может доводить глупость в сочетании с властными амбициями. Но вместо этого в разгар лета будет здесь собираться молодежь, сочетая морские купания с активным физическим отдыхом, а по вечерам будет звучать музыка бардов.
Возникло все это здесь   стихийно. Группа молодых людей нашла этот участок Азовского моря удобным для занятия виндсерфингом.
Потом число желающих отдохнуть и повеселиться значительно выросло. В 1995 году тысячи молодых людей собрались на территории атомного реактора недостроенной АЭС…
Странная все таки страна наша. Мне уже пришлось, проживая в городе Воронеже, прогуливаться по Комсомольскому парку. Прекрасные, посыпанные желтым песочком аллеи, аттракционы, киоски – в общем все, что необходимо для отдыха. Мысли легкие, жизнеутверждающие… и вдруг на глаза попадаются два надгробных памятника, установленные на могилах двух известных русских поэтов  Кольцова и Никитина… Становится ясным, почему жители города называют парк не Комсомольским, а парком «живых и мертвых». Руководители города, используя территорию старинного городского кладбища не догадались,хотя бы выкопать и перезахоронить кости умерших, как это сделали французы в своей столице – Париже
Танцы и веселье на костях, могилах.
Трубный звук оркестра не зовет на суд.
Ветер зимней ночью песнь поет уныло.
Да метели, вьюги снег с собой несут.
Остов крымской АЭС мне кажется памятником  великому прошлому, не понятому не только отдыхающей здесь молодежью, но и теми, кто его воздвигал!
Отдых превращается в культовое мероприятие, получившее название «Казантип». Привлекало молодых людей сюда отсутствие городского шума, прекрасный песчаный берег, нерегулируемая органами закона возможность повеселиться.
«Казантип» не станет местом для образцового семейного отдыха, здесь – царство эмоций  и впечатлений, рожденных этими эмоциями.  Здесь – сочетание светотехники с ревом музыки. Молодые люди пьют вино  из пластиковых бутылок, занимаются любовью прямо на пляже и спят под открытым небом. Здесь знакомятся с новыми людьми и совершают безумства...
Слава «Казантипа» росла, он становится известным за рубежом. Не довольствуясь побережьем азовским, он перемещается на берега Черного моря, сохранив только название свое. Прежде он был бесплатным, теперь приезжать на фестиваль, где играет клубная музыка всех направлений, где атмосферу праздника поддерживают и регулируют лучшие ди-джеи из России и других стран, без значительной суммы денег в кармане, невозможно!
Палатки исчезли, культ денег не дал  возможности развернуться, как было прежде, левым направлениям в музыке. И прежний «Казантип» останется  в сладких воспоминаниях тех, кто стоял у истоков этого движения.
И теперь вблизи Щелкино собираются фанаты, но той массовости и заразительности, какая прежде была уже нет.
Можно исследовать это явление кому угодно, можно славить и осуждать, от этого положение вещей не изменится.
Два «Казантипа» - два вида отдыха и один повод для размышлений!
Когда мы утратили разум свой, обуреваемые свободой? Где находилась та черта, на которой обществу следовало остановиться?. Почему не судим тот, кто разрушил великое, развалил Россию, довел ее до состояния феодальной раздробленности?
 Преступник нами не судим,
Хоть совершил немало тяжких дел,
Развал страны, парламента расстрел, -
Такой пример в истории – один!

Его уход не назовёшь почетным,
Хоть почести были подарены ему;
Невинные посажены в тюрьму,
Наверное, хоть это говорит о чём-то?

Не для него ли созданы законы?
А судьи, каковы? До одного продажны -
Кто предал Родину однажды,
Тот предавать и далее способен.

КАЖДЫЙ МОЖЕТ  СТАТЬ ДЕТЕКТИВОМ
Сколько детективов  развелось?
Сколько книжек о бандитах пишут?
Что ни книга, то – сплошная ложь,
Злобою надуманною дышит!

Пишут мужики, но чаще дамы,
(Боли, что ли, не хватает им?)
В мерзости копаются упрямо –
Достается мертвым и живым!

Дамы – детективы, видит Бог,
Ну, не надо столько крови, боли!..
Мир наш от безумства занемог,
Исцелить возможно лишь любовью.

 «Не будите злобу, пусть поспит…
И без вас страданий слишком много!
Обращаюсь к вам, как Бог велит:
Пожалейте правду, хоть немного!»
Кровь! Страдания! Боль! Грохот выстрелов! Идет охота на жизнь! Способов уничтожить множество, а вот причин  - не хватает, поскольку  в самой охоте на жизнь смысла недостаточно, да и сама она выглядит просто островком безумия в море эмоций!  И описывая систематизированный бред, расчет делается на всплеск эмоций, на выброс адреналина у читателя.
Сравните детективы Эдгара По и Конан Дойла  с современными - и станет видна разница между детективом, использующим мозговое вещество в своей работе, и детективом использующим руки и фантазию…
Что поделать – оскудела мысль,
Нет расчета тонкого ума.
Ужас и страданья понеслись…
И безумной стала  жизнь сама!

И живет от нас она отдельно,-
Не мираж ли, только присмотрись?
Что красива – это, несомненно!
Без страданий не бывает жизнь!
 Страдания! Любовь! Страдания! Смерть!
Смерть – венец жизни, возвещающий о начале новой. Немалую роль в причинах смерти играет насилие. Только…культ насильственной смерти в пропаганде не нуждается, а произведения, служащие ему, давно превратились в криминальную энциклопедию, способную удовлетворить  все запросы, начинающего путь в уголовном мире, еще плохо ориентирующегося в лабиринтах его.
Настоящее расследование, возбуждаемое по факту нарушения закона, носящее с этого момента название «уголовного дела», ведется в тиши кабинетов. Работа эта долгая, терпеливая, все анализирующая, отвергающая  методы насилия. Насилие порождает наговоры и самооговоры, а, следовательно, не может служить основой истины…
Многие, занимающиеся, по сути, расследованием, даже не подозревают того, что являются самыми настоящими детективами, хотя и называются скромно – «ревизоры»
… Главный бухгалтер Кировского райпромкомбината города Воронежа Петр Иосифович радовался приближению Нового года. Наступало время реализации его творческих возможностей, о которых многие экономисты города знали. Он подрабатывал тем, что составлял годовые отчеты предприятий, где не утруждали себя анализом цифири, столбцами или в строчку, заполняющие папки бухгалтерской документации. За работу платили «приличные» деньги, равные двухмесячному окладу. Работать приходилось в свое  нерабочее время, в темное время суток, засиживаясь до полуночи, с расчетом расписания движения трамвая, чтобы попасть на  ночлег домой. Для Петра Иосифовича цифры  приобретали пусть и не осязаемый, но образ, воплощенный в товары и деньги. Ему нравилось анализировать деятельность любого предприятия, у него было чутье, как у гончей на мельчайшее искажение отчетности. Он хотел, чтобы я стал, как и он, «магом» в области бухгалтерского учета, но не вышло! Бог на то разрешения своего не дал! На этот раз анализировалась работа Отрожкинского райпромкомбината, правление которого располагалось вблизи железнодорожной станции «Отрожка»
Работа по составлению годового отчета слишком затянулась.  Выскочили откуда-то лишние три копейки и… повисли. Была бы недостача, можно было  бы рукой махнуть на нее. Недостачи – частое явление в финансовой деятельности. А тут?.. Где ошибка в расчетах?  Три копейки плавают, а причала в порту расчетов места себе не находят.
Мне 21 год и я помогаю главному бухгалтеру в расчетах. У меня в распоряжении обычные  счеты, сохранившиеся к настоящему времени, скорее всего, в виде музейных экспонатов. Прежде они были незаменимы в бухгалтерии. Как пригодились сейчас знания и умения, полученные мною в четырнадцатилетнем возрасте, когда я работал счетоводом! Время поджимает, а у нас ничего не выходит. В который раз Петр Иосифович называет одну за другой цифры, а я на счетах осуществляю простые  математические действия, чаще других сложение и вычитание. Чувствую, что домой мы уже не попадем – городской транспорт уже прекратил движение. Придется ночевать на стульях. Я устал до чертиков, глаза сами собой слипаются… Петр Иосифович позволяет мне уснуть на поставленных в ряд стульях. Я проваливаюсь в темноту, без сновидений…  Просыпаюсь от того, что Петр Иосифович будит меня. На часах три часа ночи. Значит, я проспал целых два часа. Я недоволен тем, что меня разбудили, но сон отлетает прочь, когда  узнаю, что годовой отчет им закончен. Три копейки лишние – превратились в сто семнадцать тысяч недостачи. Выявлены те предприятия, на которых происходило хищение товаров, превращаемых в деньги…
Утром Петр Иосифович доложил руководству комбината о сумме недостачи. Директор и главный бухгалтер не спешили  с расчетом, но они утроили сумму выплаты «гонорара» при том  условии, что Петр Иосифович поможет скрыть эту недостачу? Тот отказался. Он никогда не лез в темные дела, что дало ему возможность не ощутить под собой скамью обвиняемых. Понимая, что скрыть такую огромную недостачу невозможно, а истинное состояние дел в комбинате стало известно лицу, не входящему  в «деловую» группу, была совершена попытка покушения на  жизнь Петра Иосифовича, когда тот возвращался в Воронеж. Попытка  не удалась… крови и страданий не было! А четыре человека из правления комбината, включая директора и  главного бухгалтера, уселись на скамью подсудимых!
Я умышленно избегаю описания самого покушения на жизнь Петра Иосифовича только потому, что насилие само по себе  противоречит замыслу моего повествования.
Я, взявший на себя роль нечто похожего на детектива, не располагаю многими условиями, необходимыми для того расследования, при котором азарт так и прет наружу, порою собой и смысл пряча.
Стрельба идет, грохочут взрывы:
Лежат повсюду мертвецы,
И почва вспучилась нарывом -
Трясутся хижины, дворцы!

Спасенья нет и в доме Бога -
Священник мертв и паствы нет.
Описано все звонким слогом,
По существу, все это – бред!

Объем сражения не скромен...
Нет побудительных причин…
И бьется в них не храбрый воин, -
Толпа разгульная мужчин!..
 Нет желания заставлять героя часами сидеть в засаде, наблюдая за действиями преступника и фиксируя те детали, которые помогут размотать клубок нитей, ведущих к цели. Не способен он устраивать западни. И оружия нет   у героя, так что ждать выстрелов и крови – бессмысленно! Скорее, он похож на шахматиста, ведущего свою партию…  Признаться откровенно, он – это я сам, но из числа тех  шахматистов, которые способны выиграть партию у мастера, и проиграть бездарно слабому. Возможно, это происходит потому, что на хорошую игру я расходую огромную энергию. Выигрыш стоит мне чудовищной головной боли в области затылка, когда мне кажется, что через какие-то мгновения сосуды моего мозга  лопнут… Радости  от добытой такой ценой победы, как и истины, не получаю. Постоянно грызет мысль: «не ошибся ли я? Прошлого не вернуть, а будущему я причиняю боль, возможно и незаслуженно?»
Мне не нравится участвовать в коллективных расследованиях, комиссиях по проверке кого-то и чего-то, когда член ее обязан поступать вопреки тому, что в душу его заложено. А принимаемое коллективом решение уже само является плодом свободы, на которое тяжелое ярмо надели! Лучше чувствую, (хотя это мне тоже не нравится), когда проверку осуществляю лично. Хуже, когда проверяют меня, тем более тогда, когда для этого нет никаких оснований.
…Я исполняю обязанности заведующего Ливенским райздравотделом Орловской области. Мне поручено областным руководством проверить соответствие занимаемой должности заведующего медицинским пунктом фельдшера соседнего района. Причина: анонимная жалоба.
Автобус ходит туда редко, но регулярно, никогда не нарушая графика. Само село расположено на вздыбленной безлесной равнине. У окраины села через ручей, (прежде бывший рекой), переброшен деревянный мост, устаревший не только морально. Подъезжая к нему, водитель сбрасывает газ и медленно-медленно двигается по прямой, им давно проверенной, вильнуть в сторону нельзя – мост узок и без ограждений.  Избы села разбросаны как попало единой улицы нет. Строились на той земле, которая не могла быть использована под пашню. Возле каждой избы группа фруктовых деревьев, преимущественно яблонь. Автобус остановился в центре села у одноэтажного небольшого здания колхозного правления. Мне указали на дом, в котором проживает Афанасий Федорович Рученков – местный фельдшер. Искать медицинский пункт отпала необходимость, поскольку он находился в доме, принадлежащем  фельдшеру.
Самого Афанасия Федоровича я нашел сидящим  под раскидистой яблоней. Антоновские яблоки, висевшие на ней, еще не созрели, не испускали того чудесного аромата, который свойственен этому сорту яблок. Я приближался к нему, двигаясь по узкой тропинке, по сторонам которой росла всякая огородина: помидоры, лук, картошка, огурцы; маку тоже нашлось место – крупные головки его разрозненно и купами возвышались над другими растениями. Он не слышал моих шагов, не слышал и слов моего приветствия, сказанных довольно громким голосом. Особого удивления не выразило его лицо и после того, как я, крича ему на ухо, рассказал о цели своего приезда. Фельдшер оказался стариком семидесяти пяти лет. Волосы белые и пушистые. Такого же цвета небольшая  клинышком борода и усы. Лицо румяное с редкими глубокими морщинами, глаза светло-голубые, словно обесцвеченные солнцем и временем, нос картошкою. Старик оказался словоохотливым. Я задавал ему вопросы, громко говоря на ухо; он отвечал негромко, не торопясь, на хорошем русском языке, который в Центральной России редко слышен. Из разговора мне удалось узнать, что образование он получил в городе Воронеже, выпущен фельдшером накануне Первой мировой войны. Был на фронтах и Гражданской  и Великой отечественной. Память у старика оказалась великолепной. Документация в полном порядке. Хранение лекарственных средств соответствовало требованиям. Чувствовалась во всем воинская дисциплина, не оставляющая человека и в гражданском обществе. Главным дефектом фельдшера оказался слух. Я задал ему вопрос:
- Каким образом вы выслушиваете больных, если у вас глубокой  степени глухота?
Он ответил:
 - Да, со слухом у меня неважно, но через стетоскоп я слышу хорошо; ни сердечного шума, ни хрипа в легких не пропущу! Детей я выслушиваю, приложив ухо к телу его…
Да, меня так же учили в институте выслушивать. Теперь, современные врачи уже не знают о том, как выглядел стетоскоп (короткая деревянная трубка с расширениями на концах). Один конец, с меньшим расширением, прикладывался к телу, второй, более широкий, к уху выслушивающего. Прост кажется инструмент и форма у всех одинаковая, а какие же они на поверку оказываются разными! От качества дерева зависит, от лака покрывающего дерево, что ты услышишь… Я сравниваю стетоскоп с хорошей скрипкой. Привыкнешь к нему, никакой другой инструмент не устраивает…  Я понимал старого фельдшера, отвергнувшего фонендоскоп, которым стали позднее пользоваться врачи, - возникают добавочные звуки в нем от трения мембраны об кожу и невидимые глазу мелкие волоски, растущие на ней, - посторонние мешают выслушивать естественные звуки, создаваемые работающими сердцем и легкими.
Мне следовало согласиться - дефект слуха не мешал фельдшеру при обследовании  больного.
Плохо дело обстояло у него с бактериальными препаратами. У многих препаратов сроки хранения уже прошли, да и хранились они в специальном шкафчике, висевшем на стене, в то время, как храниться они должны в холодильнике. Но о каком холодильнике могла идти речь в то время, когда и в городах они были редкими, обладателей ими на пальцах руки можно было сосчитать? Кроме того электричество подавалось в село с наступления темноты и до полуночи. Множество сел его не имели вообще. Только в песнях пели:
А в деревне от избы до избы
Пошагали торопливые столбы,
Зашумели, заиграли провода –
Мы такого не видали никогда!..
У Афанасия Федоровича рядом с домом был великолепный погреб. Я с разрешения хозяина проверил его. Там было просто холодно, через несколько минут пребывания в нем я стал мерзнуть. Вопрос хранения бактериальных препаратов, таким образом, был решен. Те коробки с ними, что были у фельдшера, я бросил в помойное ведро во избежание неприятностей.
Посоветовал ему выписать новые...
Да! В советское время каждое лечебное учреждение снабжалось всем необходимым в полном объеме! На лекарства, какими бы дорогими они ни были  -  средств не жалели! В аптеках стоили они копейки…
В случае с Рученковым никакого криминала не усматривается да и, кажется, что может произойти такого, выходящего за рамки размеренной, спокойной сельской жизни, к тому же у фельдшера и акушерки, которых все на селе знают, да и они, в свою очередь, знают обо всех? Село оно и есть село. Здесь видимого любопытства не проявляют, но ничто от взгляда не укроется…  И когда, что-то необычное возникает, весть о том мгновенно разносится по округе, словно круги по воде распространяются.
Так вот, весть о том, что в селе Супруново женщина столбняком заболела, раньше долетела до районного центра, чем больную в инфекционную больницу доставили. А доставили ее туда слишком поздно, все старания врачей положительного результата не дали, противостолбнячной сыворотки, что ввели больной, на несколько сотен людей хватило бы… Но не помогла она… эх, пораньше бы!.. Обвиняли местного фельдшера, по вине которой это произошло. Забыла та сыворотку ввести при травме. Травма пустяковой ей показалась. Подумаешь, наступила колхозница на грабли, вверх зубцами лежащие, проткнула зубцом кожу подошвы! Рана небольшая  и не очень-то глубокая. Обратилась Супрунова Агафья к фельдшер -  та йодной настойкой рану обработала, марлевую повязку наложила и отпустила...
…Прошло времени около месяца, когда фельдшера позвал к себе муж Супруновой, приехавший в медпункт на велосипеде. Тихонова Дарья, женщина сорока двух лет, работавшая местным фельдшером пришла к больной на исходе дня. Больная пожаловалась на то, что зажившая на стопе рана стала болеть. Да и глотать стало больно…
Осмотрела миндалины фельдшер, показалось ей, что они покраснели, посоветовала пить горячее молоко с медом - и ушла… К вечеру следующего дня у больной появились судороги! Рта больная не могла открыть от них. И тогда Дарья не забеспокоилась!. О столбняке в фельдшерской школе им рассказывали, но то давно было, а за двадцать лет работы в Супруново ни одного случая столбняка не было. В первые годы работы фельдшер вводила противостолбнячную сыворотку всем, получившим травмы, потом  только при обширных повреждениях, а потом и вообще забыла о них. Коробки, содержащие ампулы с сывороткой, валялись годами, пылью покрываясь,  сроки хранения проходили, их выбрасывали в помойное ведро…
Спохватилась Тихонова Дарья тогда, когда тело больной от стука двери, открываемой ею в избу Супруновой, в дугу изогнулось. Поняла  фельдшер – беда пришла, побежала в сельсовет, чтобы позвонить в райцентр, «скорую помощь» вызвать!..
Сейчас она сидела напротив меня, приехавшего во всем происшедшем разобраться… А разбираться было практически и не в чем - все было элементарно просто. Работу ее никто за все двадцать лет не проверял, отчетность - прекрасная, жалоб никаких. Что еще надо? Слыла отличником здравоохранения, в пример другим ее ставили! Наведывалось иногда начальство согласно плану проверок. Видели, что медпункт всегда изнутри и  снаружи был чист и опрятен, крыша и полы покрашены…
Умела Тихонова Дарья и угостить начальство, радушно с поклоном к столу приглашая. А на столе еда отменная, вкусно приготовленная из свежих продуктов. А к пище той и напитки соответствующие…
 Не стал я документы проверять, понимая, что в них все подчищено и поправлено. Полистал для вида и отложил в сторону. Проверил хранение медикаментов. Таблетированные препараты были аккуратно разложены по коробочкам, красивым почерком написаны названия. И пузыречки расставлены рядами, напоминая шахматный пешечный строй. Видно, - фельдшер старалась! Но, когда я стал проверять ампульные, то пришел в ужас!  Наряду с теми, что в фабричной упаковке находились, были еще навалом в коробке из-под обуви. Чего там только не было: сердечные, обезболивающие и даже  раствор аммиака содержащие.
Я сказал Тихоновой: «И вы не боитесь перепутать ампулы, ввести не то, что надо? Предположим, вам нужно срочно ввести сердечные, а вы впопыхах вводите нашатырный спирт, что тогда будет? Освещение недостаточное, ампулы внешне не различимы, название лекарства на ампуле прочитать невозможно...»
Фельдшер молчала.
Не забыла она показать мне кучу почетных грамот. Я не стал их смотреть. Отказался я и от угощения.
Выезжая из села, я попросил водителя «Москвича», который был в моем распоряжении, остановиться вблизи сельского магазина.
Протягивая деньги шоферу, я сказал: «Кузьмич, возьми буханку хлеба, банку мясных консервов и бутылку «столичной!»
Кузьмич удивленно посмотрел на меня, пожал плечами: - Там было столько водки и коньяка, столько вкусностей разных…
- Правде трудно рождаться там, где прекрасным столом встречают и провожают! – заметил я
И мысль о том, что на ниве врачевания редко вырастал бы чертополох преступности, если бы каждый следовал зову сердца и четко выполнял все правила. – никогда не покидала меня.
К сожалению, к здоровью человеческому руки тянут и те, кто на болезнях других руки погреть собирается, имея смутное представление о врачевании вообще!
Я исключаю людей, не имеющих медицинского образования, но получивших дар от Бога помогать страждущим. Но такие хорошо знают, если страсть наживы посев в душе произвела, дар врачевания прочь уходит и возвратить его не удастся!

Порыв добро творить, беда,               
Не вовремя рождался, вот помеха!
Творя добро, себе не причинял вреда,
Делился краешком огромного успеха.

Гордился он деянием  своим,
Все на виду, чтоб люди замечали,
За «доброту» он многими любим,
Не ведая ни горя, ни печали.

Последним не делясь, считал себя,
Достойным после смерти рая.
Сверх меры самого себя любя,
Он к людям не сходил, их быт не замечая.

На заре существования человечества таким даром владели многие. Знали люди тайны растений, камней, вод целебных. Таким даром были одарены Создателем все творения на Земле. Животные этот дар сохранили и лечатся до сих пор сами, зеленая аптека – вокруг них.  Правда, если животное выпестовалось человеком, то его в ветлечебницу приходится нести или везти! Человек эти знания утратил поскольку, живя коллективом, произошла узкая специализация видов деятельности. Врачеванием стала заниматься особая каста людей, передающая из поколения в поколение знания лечебных свойств трав и разных веществ. Люди, сохранившие знания, получили названия «травников», шаманов, колдунов, ведьм. А система знаний - «народной медицины». Люди, путем многочисленных опытов, расширившие их – врачами. Только создание искусственных лекарственных средств почему-то приводило к утрате знаний природных. Между врачами и знахарями постепенно пропасть образовалась. Между этими двумя группами людей соперничество возникло. Когда-то это соперничество велось в равных условиях. Затем, когда каста врачей получила официальное признание власти мирской и духовной, в борьбе против ведунов, знахарей стали применять и методы далекие от диспутов.
Колдунов и ведьм, как еретиков, стали сжигать на кострах.
Ослабление власти церкви, позволило народным целителям чуть легче вздохнуть, но к диспутам  с ними, так и не вернулись. На них стали заводить дела, чтобы привлечь к уголовной ответственности за занятие запрещенной деятельностью. Нет документа на право деятельности, значить лечить не имеешь прав! А кто выдаст такой документ?  Врачи?..
Врачи, напротив, создают комиссии, чтобы очернить конкурента!
… Метляков Иван Федорович несколько лет занимался лечением на дому лиц, страдающих раком, гипертонической болезнью, язвой желудка и двенадцатиперстной кишки, бронхиальной астмой. С раннего утра вблизи его дома толпа страждущих собиралась!  Некоторые, чтобы попасть к целителю с вечера очередь занимали. Случаев смерти от его лечения не наблюдалось. И не больные, лечившиеся у Метлякова, обратились в судебно-следственные органы, а медики. Как предлог для устранения конкурента, выбрали  несколько случаев «обращения» тех, у кого наступили осложнения при лечении у Ивана Федоровича.
Была тут же создана комиссия из лиц заинтересованных в исходе самого дела.
Выводы комиссии были стандартными, для каждого случая подходящие: «При проверке «лечебной» деятельности Метлякова Ивана Федоровича в стационарах, поликлинических условиях никакого объективного улучшения состояния здоровья у больных, лечившихся у Метлякова, не отмечено. Напротив, у страдающих язвенной болезнью, лечившихся по методу Метлякова, наблюдалось ухудшение в течение язвенного процесса (кровотечения, обострение общего состояния) и они сами отказывались от продолжения лечения. Комиссия выявила  случаи ухудшения в течении болезни, а также упущения сроков оказания современной оперативной помощи лицам, страдавших злокачественными заболеваниями».  Как характерный штрих, комиссия отмечает, что свою жену, больную раком желудка, Метляков даже не пытался лечить по собственному методу, а положил в хирургическую клинику.
Гражданину Метлякову решением областной администрации было запрещено заниматься лечением больных и дело его передано в прокуратуру для привлечения к уголовной ответственности.
Случай, о котором я пишу, произошел в 1957 году, его использовал проф. Черваков В.Ф. в лекциях по судебно-медицинской деонтологии.
Сообщая о нем читателю, я предлагаю представить, само судилище: затравленного обвиняемого и когорту дипломированных экспертов, изначально настроенных на обвинение, смешавших истину с ложью». Все сделано для того, чтобы судьи сопоставить могли чистый белый медицинский халат с серым пыльным пиджаком шарлатана, откуда-то вынырнувшего и пытающегося влиться в ряды эскулапов!  Мог ли, возможно и одаренный Богом, без диплома о медицинском образовании, противопоставить слово свое заключению «авторитетной» комиссии? И кто его услышит, если установка дана: осудить!
Если быть объективным, то следовало бы сказать о том, что все недостатки лечения, поставленные в упрек Метлякову,  сплошь и рядом наблюдаются не только у врачей, работающих на периферии, но и в крупных медицинских центрах. И то, что он отказался лечить жену сам, по своему методу, не упреком должно звучать, а положительной оценкой его такта. Нельзя врачу самому браться за лечение близкого в случаях тяжких заболеваний – это истина! И вывод может быть сделан один: гениальность без оснований ставится под сомнение!
Нет беды в том, что у  не имеющего врачебного диплома, больные исцеляются! К нему вереница больных сама тянется, никакой рекламы не требуется! Беда в том, что рекламируют в средствах массовой информации потенциально опасных лже-знахарей!
К счастью, мне участвовать в подобных комиссиях никогда  не приходилось! Имело место однажды приглашение   в судебное заседание по вопросу компетенции принятого на работу заведующим сельским медицинским пунктом человека, имеющего диплом фельдшера. Принят он был без испытательного срока только потому, что в трудовой книжке была одна единственная запись о работе в должности республиканского   эпидемиолога. Не обратил внимания принимающий на работу этого медика, что  эпидемиолог осуществлял чиновничьи функции не там где выбор медиков велик, а в Ненецком Национальном Округе, где врача искать тогда следовало днем с огнем! Потому-то и приняли фельдшера на врачебную должность. Я представляю, как осуществляет свою работу эпидемиолог,  когда чум от чума на десятки километров отстоит, а между ними великая тундра расстилается, а на ней табуны оленей, а зимой песцы бегают, да под снегом лемминги прячутся… На Юге страны глянули на печать республиканскую, заворожила взгляд она, и, не пораскинув мыслями, приняли на работу. Вот только, принять-то приняли, а уволить, оказалось, совсем нелегко! Не выполняет своих функциональных обязанностей работник – и все! Уволить просто нельзя,! Закон грудью становился на защиту увольняемых! Вот бы доказать его профессиональную непригодность.... тогда?..
Я, направляясь в суд, представлял всю сложность своего положения в качестве эксперта. По счастью, все оказалось не так уж и сложно - три месяца, работая, принятый специалист в медицинских документах не оставил ни одной записи о своих действиях.
Мне оставалось только заявить в суде о том, что судить о компетенции специалиста не представляется возможным! Не выполнял он своих обязанностей – и все! А почему не выполнял, не знаю.  Потому ли, что отсутствовали необходимые знания или от того, что не было желания ими заниматься - вопрос чисто риторический!

Общество прежнее, социалистическое, ушедшее от нас несравнимо с настоящим, хотя территории проживания не менялись при распаде страны, и люди, вроде бы те же, тот же язык, те же заботы… 
Но социальные потрясения родили столько негативного, преступного, что армии детективов не под силу во всем разобраться! Для решения их не детективы, а палачи нужны!
Наше прошлое преимущественно имело бытовую основу преступлений.  Богатых людей было мало и никто из них о своих богатствах во всеуслышание не заявлял. Вспомните портрет мультимиллионера Корейко, созданного Ильей Ильфом и Евгением Петровым: рядовой советский служащий,  скромно одетый, до тошноты дисциплинированный, съедавший на обед репу. Никаких ресторанов, клубов, кутежей… и миллионы прячет в фанерном чемодане, время от времени меняя место его хранения. Отсюда и произведения детективного жанра у нас того времени - мелкие, жалкие. Негде развернуться! Не наступило еще время тогда для отечественных Чандлеров, Скаутов и Чейзов (известных американских мастеров детективного жанра).
И не было среди детективов наших гениев милицейского сыска, не удобренная почва не рождает их!
Время мультимиллионеров к нам все таки пришло, но не появились ни Шерлок Холмс, ни Эркюль Пуаро.  Те, доморощенные детективы, что у нас были -  и те попрятались куда-то. Нет даже «Шараповых», рожденных революцией и вскормленных на тучных нивах нэпманов…
Ни слуха, ни духа о них! Попробуй кто-нибудь из них сегодня заняться расследованием источников богатства нашего миллиардера? Не ожидала бы его судьба Георгия Гонгадзе?  Социальные потрясения преступников рождают, но не  сыщиков.
Это  в фильмах советского времени, повествующих в гиперболических красках о деятельности революционеров, показан шпик в самом уничижительном виде. Слизняк какой-то, а не сыщик! Обводит вокруг пальца его революционер. И ругает нерадивого сыщика и бьет его по лицу перчаткой или кулаком жандармский офицер. А следовало бы назвать хоть одного подпольщика крупного масштаба, который бы ускользнул от внимания царской охранки, не был ею пойман и посажен! Беда была  в мягкости царских законов по отношению к преступникам. Чего стоит одно обращение полковника жандармерии Зубатова, писавшего Государю императору: «Ваше величество на сегодняшний день самым опасным из революционеров считаю Ульянова. Прошу Вашего разрешения на физическое устранение!» На этой бумаге резолюция Николая II – «Отказать!»
Филер, шпик ли он, топтун –
Так его в России называют.
И не полон он великих дум,
Но свою работу крепко знает.

Редко револьвер он применял,
Руки не марал свои убийством,
Убеждений тоже не менял
Занимаясь слежкою и сыском.
Создать сыск непросто: голова и опыт нужны! Французская революция породила Франсуа Видока, одно имя которого повергало в страх криминальный мир того времени Франции! И голова светлая была у Видока, а самое главное - опыт большой был у прежнего каторжанина, занимавшего одно из первых мест в иерархии преступников. И название сыщиков такие, как «филер», «шпион» – слова французского лексикона. Кстати, уйдя из тайной полиции, которую  он возглавлял, Видок организовал первое в мире частное сыскное агентство.
А царские сыщики, внешне незаметные, в толпе неразличимые, терпеливые и наблюдательные получили еще одно название, чисто русского звучания – «топтун». Да хорошему сыщику не сидеть нужно, а топать ножками, часами торчать, выжидая появления «дичи»! И без оружия брали, а силою своею, да навыками, с опытом приходящими…
Произошла Октябрьская революция и исчез царский сыск, лучший по тому времени в мире!
И навалились на страну грабежи, да убийства. А сыска – нет!  Пришлось прибегнуть к самому простому методу борьбы – отстрелу!
Начало детективной работе быть положено, когда мирная жизнь налаживается, законы прописанные начинают силу проявлять и когда сливки преступного мира физически уничтожены! Стратегия сыска рождается в кабинетах, а тактика – вне их. Стратегия носит отвлеченный характер, тактика – реальный. Конечно, лучше бывает, когда они сливаются в одном физическом лице. У меня лично такого слияния никогда не наблюдалось, отсюда самого  стремления стать сыщиком, у меня никогда не возникало. Будь иначе, я не стал бы врачом! Правда, я - не лечащий врач, в прошлом судебно-медицинский эксперт, в настоящем – патологоанатом,  скальпель мой не касается живого человека, но как врач, я сталкиваюсь с возможностью с головой окунуться в то, что называется душою человеческою, болью ее, вызванной утратой близкого, родного человека. Люди по-разному ведут себя в таком случае: беспредельное горе одного сменяется полнейшим безразличием другого. Но, почему-то большинство людей не желает смириться с естественным ходом событий, предпочитая искать причину смерти близкого не в нем самом, а в том, кто пытался его излечить от недуга, но, в силу каких-то причин, сделать этого не мог. Вот здесь и начинается сфера моей деятельности, здесь я становлюсь похожим на детектива, только со специфическим уклоном. И выводы мои бывают не однозначны…
Трудно заподозрить врача в умышленном причинении вреда больному человеку, хотя авторы детективов не раз делают это в своих творениях, бросая тень на самую благородную профессию в мире.
Люди не всегда следуют советам врача и, когда болезнь заканчивается смертельным исходом, свою вину полностью исключают.
…В семье Татариновых внезапно заболел годовалый ребенок. Был вызван участковый педиатр. Он осмотрел ребенка, поставил диагноз острого респираторного заболевания. Не исключая начала развития мелкоочаговой пневмонии он предложил родителям госпитализировать больного ребенка в больницу. Мать наотрез отказалась от госпитализации. Врач, вздохнув, стал объяснять родителям, как лечить больного. Он назначил антибиотики, жаропонижающие, обильное теплое питье, соки и дробное кормление. Уходя, он предупредил родителей, что в случае ухудшения состояния ребенка, его следует срочно госпитализировать. В течение нескольких дней состояние ребенка не внушало никаких опасений, вел он себя нормально, температура в пределах нормы. На пятый день от начала болезни,  вечером  ребенок стал капризничать, вел себя беспокойно. Мать покормила его, уложила в постель и он уснул. Утром, проснувшись, мать обнаружила, что ребенок мертв. На вскрытии был поставлен диагноз мелкоочагового воспаления легких. Какие выводы я мог сделать?
Все действия врача были правильными. Не знали родители, отказываясь от госпитализации, что у детей грудного возраста такого рода заболевание может развиваться быстро, заканчиваясь смертью, хотя общее состояние внешне может и не внушать опасений.
Нужно доверять все-таки врачам!
Прав был наверное французский писатель XV века Лесаж, написавший в своем романе «Хромой бес» такие строки:
… «Видишь на кладбище множество крестов справа? Там похоронены те, кто не доверял врачам!  А слева – видишь кресты,- их ничуть не меньше»,- под ними лежат те, кто им слишком доверяли»…  Для иллюстрации правоты второго положения Лессажа решим такой житейский вопрос: всегда ли отказ от госпитализации больному может рассматриваться, как одна из причин смерти больного? Ответ: ни в коем случае, хотя мотив, по которому сам отказ может свидетельствовать  о бездушности врача и должен осуждаться с этической точки зрения…
… 27 декабря. День морозный. В подъезде дома на цементном полу лежит мужчина. Он без сознания. Рядом с головой небольшое количество рвотных масс. Врач бригады «Скорой помощи» Меркулова установила у лежащего алкогольное опьянение, дала понюхать нашатырный спирт, а затем позвонила в милицию и попросила доставить его в вытрезвитель (в ту пору такие заведения действовали повсюду).
В вытрезвителе обратили внимание на то, что от больного ощущается легкий запах алкоголя, а состояние – бессознательное. Несоответствие - необъяснимое? Была вызвана «Скорая помощь». Врач «скорой помощи» Головинов диагностировал кровоизлияние в мозг и направил больного в стационар. Там тоже обратили внимание на следы рвотных масс на одежде больного. Но там его все-таки обследовали….  Кровяное давление  оказалось очень высоким - 230/170 мм рт.ст. Зрачки на свет не реагировали, отмечалось непроизвольное мочеиспускание. Несмотря на принятые меры через несколько часов больной умер.
Выводы мои: больной страдал гипертонической болезнью, исходом которой стало внутримозговое кровоизлияние в стволовую часть мозга с прорывом в желудочки.
Оно по клиническому течению (рвота, спутанность речи, двигательное беспокойство) напоминает  тяжелое алкогольное опьянение. Это сходство и послужило причиной ошибки в диагнозе. А это, в свою очередь, стало причиной ошибочного отказа в госпитализации.
Хотя, конечно, и своевременная госпитализация в профилированное отделение больницы и своевременное оказание медицинской помощи, не гарантировало бы жизни больному, поскольку, как правило, такие случаи заканчиваются смертью.
Сравнивая два приведенных случая, осуждать врачей нет причины, хотя душевное отношение каждого из них может стать поводом для дискуссии.
Впрочем, сама дискуссия не может изменить устоявшегося взгляда на события и вещи…
У каждого свой взгляд,
И «кочка» зрения:
Все осуждать подряд,
Не сделав исключения;

Иль всё и всех прощать?
Закрыв глаза,  не слыша
Убийцу защищать
Над ним воздвигнув «крышу»?
Мертвые позволяли мне заглянуть в душу живых. Живые же сами со  мной делились такими подробностями человеческого бытия, которые не становились гласными для всех остальных, не исключая близких. Таким образом, не являясь юристом, в медицине я был подобен детективу. Сходство между нами усиливается тем, что расследовав причину, дав ему, как мне кажется, правильную  оценку, я, как и детектив, не принимал никаких решений в вопросе о наказании.  И это – правильно! Нельзя быть судьей в том процессе, в котором тобой проводилось дознание!  Ты в большинстве случаев будешь необъективным. Оплата услуг моих определена законодателями, она очень скромная, не пополняемая из кошельков других. Иным словом, в карман других я не залажу! И вестимо, кто же будет давать взятку за то, что ты нарушаешь ножом целостность тела, пусть и мертвого? Особенно если учитывать то, что большинство людей  вскрытия близкого не желают Взятку могут предложить лицам моей специальности за такие действия, ответственность за которые уж слишком велика, чтобы разум мог согласиться рисковать своей свободой и здоровьем!
… Воскресенье. Летний день. С утра небо заволокло тучами. Мелкий дождь накрапывал. Олег Федоров, мужчина 32 лет, души не чаявший в жене, женщине только в красу вошедшей,  23-х летней блондинки, ворчал: «Неделю вкалываешь, как Карла, ждешь воскресенья, чтобы  отдохнуть на природе, так нет,  наступает воскресенье и торчи дома!»
- Да не ворчи ты, как старик! – успокаивала Марина, сидя перед зеркалом и наводя макияж. – Только 10 часов утра…  Садись за стол, чай с баранками и медом пить будем!
Пока чаевничали, дождь прекратился . Солнышко вышло.
- Куда направимся? – спросила Марина мужа, надевая голубое шелковое платье, так идущее к ней.
- А куда бы ты хотела? – вопросом на вопрос ответил Олег, глядя, как  жена поправляет волосы перед зеркалом.
- Я давно в парке не была….
- Парк, так парк – согласился муж.
До парка они долго добирались автобусами.
Прогулка оказалась продолжительной, но приятной.  Прошлись по аллеям парка, посидели у многоструйного фонтана. В обратный путь отправились тогда, когда почувствовали легкий голод да и жара стала ощутимой.   У выхода из парка торговали мороженым. Мужчина не стал его есть, а женщина с жадностью съела две порции. Она бы еще съела, но Олег воспротивился.
- Солнышко, у тебя слабое горлышко, - сказал он таким тоном, каким обращаются к ребенку, - простудишься!
После они немного прошли пешком, а затем сели в автобус и поехали. Когда выходили из автобуса, Марина не стала ожидать протянутой руки мужа, выпрыгнула и тут же, споткнувшись, упала.  Падение сопровождалось небольшой болью справа внизу живота, потом боль отпустила и Марина выпрямилась. Сделав несколько шагов, она вынуждена была согнуться пополам  от резкой боли, возникшей там же, где она первый раз появилась.  В то время, о котором я рассказываю, мобильных телефонов не существовало,  а телефонные будки-автоматы были редки.  Вот и пришлось тащиться к дому медленно, часто останавливаясь.  Женщину, кроме боли в животе, ставшей уже постоянной, беспокоила тошнота, дважды возникала рвота. Ей становилось дурно, капли пота выступали у нее на лбу… Но, вот супруги и дома. Уложив жену на диван, Олег стал звонить в «Скорую». Удивительно, но та приехала быстро, ждать пришлось не более 10 минут. Дежурный врач «Скорой помощи», узнав о том, что женщина ела мороженое,  что ее беспокоят тошнота и позывы на рвоту, заподозрил у больной пищевое отравление. То, что Олег не ел мороженого и у него отсутствует какая-либо симптоматика, еще более укрепили его в правильности сделанных выводов -  и он отвез больную в терапевтическое отделение. Олег сопровождал жену до самого приемного покоя. Дежурный врач терапевтического отделения подтвердил диагноз пищевого отравления. Олегу он предложил отправиться домой, обещая, что с его женой будет все в порядке.  Олег вздохнул, вызвал такси и отправился домой, не ведая о том, что видеть жену живой ему уже больше не придется. Врач назначил поступившей больной обильное питье и клизмы. Прошло немного времени и больная почувствовала себя значительно лучше. Она даже попробовала убедить врача отпустить ее домой. Врач успокоился и отправился в ординаторскую, где уселся  напротив телевизора.  Не смутила дежурного врача резкая бледность кожных покровов женщины, не измерил он величину кровяного давления, не определил характера пульса. До утра женщина не дожила.
При патологоанатомическом вскрытии в брюшной полости умершей было обнаружено около 2 литров крови  и разрыв маточной трубы. Был поставлен диагноз внематочной беременности с разрывом маточной трубы и внутрибрюшным кровоизлиянием. Смерть наступила от острой кровопотери.
Здесь налицо была врачебная ошибка со смертельным исходом. Если бы был при жизни своевременно  поставлен правильный диагноз, женщина избежала бы смерти.  Была допущена элементарная халатность в диагностике и лечении больной. Так, что  же имело место в данном случае: ошибка или преступление?  Ответ напрашивается сам: преступление! Хотя само определение вида преступления, как и наказание – удел не патологоанатома, а юристов.
Удивительно, что самое прекрасное явление в природе – сама жизнь, может быть брошена к ногам глупости и сиюминутной душевной слабости!
Хорошо, что иногда попытка расстаться с ней оказывается неудачной.
… Шелихов Виктор, 19 лет, учащийся политехникума в радужном настроении направлялся на свидание к любимой девушке.  Но, оказалось, что его опередили… У девушки находился знакомый Виктору сокурсник Силаев Викентий. Не сказав ни слова, Виктор круто повернувшись, ушел прочь. Часа два он бесцельно бродил по улицам города, травя душу воспоминаниями о прошлом. Обида на девушку не уменьшалась. Чтобы уменьшить душевную боль молодой человек зашел в кафе и заказал двести граммов водки. Взвинченная нервная система для успокоения потребовала дополнительных двести граммов. Здорово опьянев, он выбрался наружу. Ярко светило солнце, птицы щебетали на деревьях, а мозг его рисовал картины безысходности. Ноги сами привели парня на площадку строящегося дома. Он долго поднимался, шагая по ступеням лестницы, зашел в какую-то комнату, подошел к окну,  посмотрел вниз. Там внизу лежали груды мусора, некондиционные плиты бетонных перекрытий, какие-то доски, кирпичи… Что-то подталкивало, предлагая  ему выброситься наружу, с высоты вниз головой. Он представил, как надрывно оплакивает смерть его девушка…  Но, представленная его воображением картина самого изуродованного при ударе об камни, окровавленного, напоминающего сломанную куклу, тела, оттолкнула его от окна, хотя его притягивающее влияние, пусть и ослабевшее, еще продолжалось. Он, покачиваясь из стороны в сторону, охватив ладонями голову, заскрипел зубами.  В комнате стояло ведро с привязанной к  дужке веревкой. Оно было пустым. Долго отвязывал веревку  – проклятые руки никак не слушались. Наконец-то отвязал ее, смастерил петлю на одном конце, отмерил расстояние от шеи своей до крюка вбитого кем-то в стену, и свободный конец веревки стал привязывать к нему. Веревка оказалась слишком длинной, ее  пришлось укоротить. Ведро он поставил под крюком, перевернув его донышком вверх. Делал он все это механически, словно не он сам выполнял, а кто-то помогал ему. Долго не удавалось поместить ноги на донышке ведра. Наконец, до него дошло, что взобраться двумя ногами на донышко ведра невозможно, Тогда он сунул голову в петлю и со злостью ударил ногой по ведру. Оно покатилось в сторону, а он сам, не сохранив равновесия упал…петля затянулась на шее. 
Звук катящегося ведра поднял на ноги одного из рабочих, который отдыхал в соседней   комнате строящегося дома. Он прибежал на звук, успел ослабить петлю и позвать на помощь других. Потом скорая отвезла парня в больницу. Сознание вернулось, но он еще долго болел. У него было диагностировано воспаление  легких. Нашлось время и для того, чтобы обдумать все случившееся с ним. Девушка так и не навестила его в стационаре - он понял, что в треугольнике любви оказался лишним.
Беда в окно стучится,
Не думай об удаче!
Она не мелочится –
Возьмет копейку сдачи

Насколько та потянет,
Злосчастная копейка?
Прилипнет, не отстанет
Судьба твоя – злодейка!
Один из довольно значимых судебно-медицинских экспертов девятнадцатого века  немец Олленхауэр писал, задавая вопрос человечеству: «Что дает общество судебно-медицинскому эксперту взамен его работы, требующей огромных знаний, терпения и опасности?..
Я эти слова полностью относил к себе, испытав все это на себе. Зачем мне  приходилось искать работу по совместительству, если бы моя работа материально обеспечивала меня, не требующего ни изысканной пищи, довольствующегося малыми потребностями, рожденными самим моим воспитанием и образом жизни? Работа такая называется – «на износ!»
Но сравнивая свое положение с друзьями той  же профессии, но иной специальности, я находил удовлетворение хотя бы в том, что я в сравнении с ними, был относительно независим. Меня никто из руководства никогда не «распекал», я привык говорить то, что думаю, я чувствовал к себе уважительное отношение. Наверное, немаловажное значение имел и тот факт, что постоянно и везде ощущался дефицит профессионально подготовленных судебных медиков и патологоанатомов.
Эта «независимость», к которой я привык, в будущем принесет мне немало разочарований…
По итогам моих исследований всегда принимались решения. Они могли быть благоприятными, но за ними могли последовать и наказания. Но, всегда ли наказание может искупить нарушение или преступление?
Тем более, если преступления самой власти, приводят к печальным последствиям.
Провели перепись населения, оказалось – рождаемость резко пошла вниз!
Не хотят люди плодиться и размножаться, как прежде это делали. Бога отвергли, а, не боясь его, стали аборты делать! Подсчитали чиновники – в ужас пришли! Так дело пойдет, придется от репрессий отказаться.!!! Нашелся простой выход: запретить аборты… и баста! Станут закон не выполнять, за решетку их, за решетку! И того за решетку, кто делать будут, и ту, которая на это решилась
Однако люди советские не убоялись запрета. Всякими путями обходили закон. Одни избавлялись от плода, другие – им помогали! Естественно, за производство подпольных абортов брались «специалисты» чаще смелые, чем квалифицированные, и не только из чистого желания помочь…
И добавилось работы у судебно-медицинских экспертов,  да и у детективов казенных, разыскивающих армию преступниц, посмевших жизнью плода своего, да и собственным здоровьем бездумно распоряжаться!
…1972 года, августа месяца, 17 дня. На проезжей части ул. Свердлова ночью патрульным нарядом милиции был обнаружен мешок,  в нем находилось мертвое тело молодой женщины. Расследованием установлено, что гражданке Самариной 25 лет, на квартире гражданки Телятниковой, проживающей в одной из квартир дома № 27 улицы Свердлова врачом гинекологом Матвиенко был произведен аборт. После производства аборта, производившая его,  ушла к себе домой, оставив, по существу, больную без врачебной помощи. Через два часа Телятникова позвонила Матвиенко, сообщив, что Самариной стало плохо. Врач взяла такси. Но было уже поздно, к приезду врача Самарина умерла. Чтобы избежать уголовной ответственности Телятникова  и Матвиенко положили труп в мешок и вынесли из дома в надежде, что следственные органы не разберутся?..
Причиной смерти Самариной была перфорация матки (прободение) с последующим обильным внутренним кровотечением. Аборт в поздние сроки беременности всегда  таит в себе опасность прободения, поскольку стенка матки в   такое время слишком рыхла и проткнуть ее можно,  не заметив, не прилагая усилий.
Я, думаю, что вопрос в том, имело ли место здесь преступление, сам собой отпадает!
…Март месяц 1976 года. Рано утром у ворот дома хозяином  был обнаружен  пакет с кусками человеческого тела. Позднее в городской морг стали поступать из других районов города подобные находки. Оказалось, что они принадлежали одному и тому же лицу - молодой женщине, 20 лет, Григорьевой Светлане. Смерть ее произошла во время проведения аборта медицинской сестрой Сидоренко у себя на дому. Испугавшись ответственности, Сидоренко расчленила труп и разбросала части его.
Судебно-медицинской экспертизой была установлена причина смерти.  Причиной оказался разрыв врожденной аневризмы сердца. Способствовал ли аборт смертельному исходу – ответ риторический!
Об этической стороне расчленения мне упоминать лишний раз – неприятно!
Хотелось бы привести еще один случай для мотивации понятий: ошибка или преступление?
Королькова Ксения, 35 лет, жительница села Садовое, мать четырех детей, забеременела. Эту беременность оба супруга посчитали не желательной. Решено было сделать аборт. На селе не было соответствующего специалиста. Ксения день за днем откладывала поездку в город, чтобы обратиться к врачам. Все некогда было - сельская работа перерывов не имеет. Наконец, то в средине июля выпало свободное время и удалось вырваться в город. Королькова разыскала женскую консультацию, где обратилась к акушеру-гинекологу Александровой с просьбой произвести аборт. Та не отказала, назначив его производство через три дня. Странным для колхозницы не показалось назначенное время приема и место. «Доктор» предложила явиться в 22 часа к входу  в больницу. В день производства аборта у Ксении Корольковой было много работы. Она работала на скирдовке сена, готовила дома обед, стирала, убирала дом, ухаживала за детьми – ну, словно спешила все сделать то, что позднее по состоянию здоровья сделать будет труднее. Поздно вечером она с мужем на автобусе приехали в город  и, как было условлено, встретились с врачом Александровой. Та отвела женщину в гинекологическое отделение. Муж остался ожидать жену, присев на скамейке больничного сквера.
При производстве аборта возникло обильное маточное кровотечение. Угроза большой потери крови  заставила решиться на удаление матки. Для этого была приглашена оперирующий гинеколог Шарапова. Операцию по удалению матки  произвести не успели -  женщина во время ее умерла. Муж был потрясен смертью жены, сознание не могло воспринять гибель близкого существа, во всех отношениях крепкого и здорового от аборта, за производство которого и немалые деньги врачам в карманы положено. На следующий день он обратился в прокуратуру с заявлением.
Врач Александрова, давая показания следователю, отрицала производство самого аборта, сказав о том, что оперативное вмешательство производилось по поводу правосторонней внематочной беременности, осложнившейся кровотечением, от которого женщина и погибла. Была предоставлена история болезни, написанная значительно позднее  смерти больной.
В истории болезни отсутствовали все необходимые  анализы, что свидетельствовало о срочной госпитализации, а не о плановом поступлении. Об этом говорило и само время поступления.
Но почему вдруг потребовалась срочная операция, если в день поступления Королькова была здорова, выполняла тяжелую физическую работу, приехала на автобусе из села, шла пешком? Таких действий  будь у нее внематочная беременность, Королькова выполнить не могла.
И, наконец, почему оказались травмированы шейка и дно матки, что и вызвало обильное кровотечение?   Ответ: это могло образоваться только при производстве аборта.
Если предположить, что повреждения матки были произведены где-то, вне больницы  и кем-то, а не врачами гинекологического отделения, то следует признать, что Королькова была способна ходить, копнить сено, ехать на автобусе, а это  невозможно, поскольку сопровождается сильной болью и слабостью от кровопотери.
Убедительны ли были пояснения оперирующих, указывающих на внематочную беременность, как на причину гибели?
Ответ: не убедительны, поскольку данными исследования трупа не подтверждаются.
Произведенные гистологические исследования подтвердили маточную беременность, но не внематочную!
 Удаленная маточная труба почему-то к патологоанатому не поступала, хотя при исследовании трупа правая маточная труба отсутствовала!  Куда она делась?.
Все точки над i расставлены… Что  скажут органы следствия и суда?..
Если заглянуть в суть действий всех тех, кто помогал страждущим, кто шел     навстречу жаждущим, нарушая закон, чем они в первую очередь руководствовались - жалостью или жадностью?  Хорошо еще – не бездушием!..
Мое поколение врачей не принимало клятвы Гиппократа! По моему мнению, многого стоили слова, внушаемые нам врачами царского времени выпусков: «Веди себя так, как того хотел бы от других по отношению к себе. Лечи больного так, как,  если бы лечил самого близкого, самого дорогого тебе человека!» Попробуем глянуть со стороны, как выполняет долг тот, кто клятву Гиппократа устами еще неоскверненными профессиональной ложью, произносил …
… Больной Константинов Виталий, 36 лет страдал пояснично-крестцовым радикулитом. Заболевание не дающее человеку  двигаться, сопровождающееся болями в пояснице, знакомое очень многому числу людей, Одно прекрасное свойство его – от него никто не умирал..
В период обострения радикулита,  участковый врач назначил больному пять инъекций пирабутола, еще называемого реопирином. Назначил… и забыл. Знакомая больному медсестра за отдельную плату заходила к  Константинову, чтобы выполнять назначение врача. После пятой инъекции у больного наступили проявления аллергического характера.
Больной оказался слишком чувствительным к препарату. К нему в течение двух дней приезжала «неотложка», но состояние прогрессивно ухудшалось. На третий день машиной «Скорой помощи»  больной был привезен в хирургическое отделение с диагнозом - лекарственный инфильтрат, сепсис.  Уделив несколько минут осмотру больного, дежурный хирург отказал ему в госпитализации. Через несколько часов Константинов был доставлен в ту же больницу, но уже с более грозным диагнозом – коллапс II стадия, аллергическая реакция на введение пирабутола, флегмона правой ягодицы. На следующий день больной умер.
Я не стану вдаваться в целительные возможности хирурга, они  были, возможно, и ограниченными,  во всяком случае, дискутируемые, оспариваемыми, но он неоспоримо  виновен в том, что при первом обращении отказал в госпитализации.  Ничто не мешало ему организовать наблюдение за больным. Отказ в госпитализации  не был  письменно обоснован.
При наличии таких диагнозов как лекарственная аллергия (токсическая форма), анафилактический шок больной подлежал госпитализации, медикаментозному и  хирургическому лечению!  Лечи доктор, лечи! А там уже – воля Господня!



ЗДРАВЫЙ  СМЫСЛ  ОСТАВИЛ, А ПРОЗРЕНИЕ ЕЩЕ НЕ РОДИЛОСЬ?..
Время перемен неведомых к нам  пришло  или, может быть, ложь ослепила?  Только  люди растерялись, не зная, что дальше делать! И меня, как и многих других, покинула рассудительность, которая должна была обосноваться  в душе человека,  к которому время пришло, приглашая на пенсию уходить по возрасту. Но что поделать, если работал я среди молодежи, часто забывая о возрасте своем! Участвуя в предвыборной борьбе за возможность публично выращенные трудом идеи обнародовать я, как жесть по ветру, носился из одного предприятия в другое, расположенные в разных районах города, чтобы встретиться с трудовыми коллективами и привлечь внимание скромным ораторским искусством. Кроме него у меня ничего и не было!.. Мне казалось, что я стану тушеваться, выйдя на трибуну и став лицом к лицу с массой незнакомых людей.
На деле, я легко вошел в роль народного трибуна, Помогло то, что я более тидцати лет читал лекции, никогда не заглядывая в записи, хотя бы потому, что я их  никогда и не вел
Я ошалел от внезапно возникшей  значимости своей фигуры!  Это же надо,  на выборах в Верховный Совет УССР одолел первого секретаря горкома партии и с ним в придачу шесть директоров крупных предприятий!  Не понимал я еще, что лишенный партийной поддержки человек, слаб и беспомощен! Вот и выборы  прошли, что дальше? В Верховный Совет я не попал, меня туда не пустили. Вспомнили фамилию мою, когда  собрались должности делить. Прозвучала фамилия моя, вырвавшись из уст кого-то только  по инерции, слишком часто она до этого звучала…. Что делать у власти беспартийному, когда власть партии еще крепкой была? Я тоже по инерции продолжаю действовать в том же ключе, как привык на выборах! Отрезвление еще ни ко мне, да и к другим активным в гражданской позиции лицам, не пришло. А нужно было уже понять хотя бы по знаку, властью коммунистической данному рядовым гражданам – пора остановиться!
Включишь телевизор, а там танец маленьких лебедей из балета «лебединое озеро» показывают.
Информации никакой, - выключаешь в душевном негодовании. Через пару часов включаешь голубой экран – опять маленькие лебеди четверкой двигаются из правого края экрана в левый, затем – наоборот…
Потом слышишь выступление членов ГКЧП. и думаешь: «Где же народ? Где – партия?.. Почему молчат?» Мы, живущие у края государства, лишены малейшего представления о том, что происходит в центре, в Москве! Кожей чувствуем,  как  страну великую трясет общественная несвойственная нашему народу лихорадка. Режиссура – откровенно  плоха, кажется, что сценарий происходящего писался за рубежом, человеком незнающим наших духовных особенностей. Но, почему- то она срабатывает! Местные партийные руководители молчат, словно ничего существенного не происходит.. Мудра  все таки выжидательная позиция: примкнуть к победившим и броситься к пиршественному столу! Скорее, скорее ухватить кусок покрупнее и пожирнее!..
Рядовые коммунисты, привыкшие беспрекословно выполнять приказы, идущие сверху, никаких действий не проявляют – словно их это совершенно не касается! Удивительно среди умных талантливых людей наблюдать бездумное, как в стаде баранов, послушание!
«Гегемон» общества – рабочий класс близок к люмпенизации, он уже основательно спился.  На словах он – владелец всех материальных благ, хозяин всего, в том числе и богатств недр земных, практически живет на зарплату, едва покрывающие минимальные материальные запросы – ничего лишнего!
Брожение идет в рядах интеллигенции, кем-то невидимым ведомой!
Вот и наша группа, человек пятьдесят, собралась у здания горкома партии, решая взять под свою охрану все, находящееся в нем! Делается  это бездумно, чисто на эмоциях, хлещущих во все стороны Сопротивления – никакого… Никто не вышел нам навстречу, никто не протестовал. Сотрудник милиции, дежуривший внутри, казалось был рад тому, что трое представителей «народа» - двое «афганцев» и я, возглавивший их, будут ночь коротать вместе с ним!
Он нас стал угощать чаем. Плана у нас – никакого! Эмоциональная вспышка, рожденная роспуском партии коммунистов, прозвучавшая из Москвы, сникла. Решено: дождаться утра и действовать по усмотрению…
Около часа ночи из военного гарнизона последовал телефонный звонок: «К нам поступило сообщение, что в городе происходят беспорядки… начался штурм горкома! Гарнизон  готов выслать роту солдат…»
- Никаких беспорядков в городе нет! Все вокруг спокойно! Никто здание горкома не штурмует! – ответил я.
Ночь прошла спокойно. Утром пришли работники горкома на свои рабочие места, но занять их они не смогли… Мы – не разрешили.
Потом пришел посыльный от председателя горисполкома и мы подчинились решению городских властей.
Анализируя этот случай из своей биографии, я удивлялся долго тому, что никаких мер преследования нас, «представителей народа», не было!
Признаться должен, что я ошибался, так думая! Дежурившие со мной афганцы позднее попали под пресс, им пришлось на длительнее сроки переселиться в тюремные помещения… Об этом мне сказал один из них, получивший по отбытии наказания свободу.
Почему меня не тронули, я – не знаю! Мысленного расследования самого факта не производил!..

ПРЕСТУПЛЕНИЕ  И НАКАЗАНИЕ
Мысль моя постоянно бьется над вопросом – может ли наказание искупить преступление?  Ответ напрашивается во всех случаях один – невозможно!  Наказание предусматривается величиной причиненного зла. А как определить величину того зла, которое остается и после совершения преступления невидимым?..
Преступленье порождает зло,
Или зло рождает преступление?
В спорах много времени прошло,
Но, как прежде - не едино мнение.

Зло не отделить от доброты,
Для кого-то зло, другому – милость.
Света нет, коль нету темноты,
Да и тьма из света появилась…

Где граница, кто определит?
Разумом рождается сомнение.
Спора нет – и разум крепко спит.
А у власти – только самомнение!
        Едва были бы преступления, если бы наказания  за них были всегда неотвратимыми? Преступление и совершается в расчете на то, что оно либо ускользнет от внимания окружающих, став незаметным, либо детектив, занимающийся  расследованием, не сможет собрать изобличающие факты. Но тот, кто избрал путь преступления, должен знать, что рано или поздно, но расплата придет. Возможность ее «Дамоклов меч» напоминает!»
Сколь веревочка не вьется,
Но всегда придет конец.
И на этой, да на веревке
Был повешен молодец!
В старину повешение было частым методом наказания. Во всяком случае, виселица редко пустовала. Кровь простолюдина проливали только в случае чрезвычайной важности совершенного преступления. Четвертование, колесование и иные устрашающие люд публичные казни преследовали цель: предупредить появление подобных преступлений, нагнав страха на толпу.
Время вспять не повернуть!
В чем суть наказания?
Меч, топор, веревка, кнут
Честным в назидание…

Достигалась этим цель?
Нет! Успеха мало.
Вор всегда находит щель  -
Так всегда бывало…
Но еще больше чем воров, было казнимо мирных ни в чем не виноватых людей, особенно в период  войн. Цари минулых времен похвалялись количеством казнимых ими, уделяя еще больше внимания устрашающим видам казней…  За этими видами устрашения стояла цель сломить сопротивление потенциальных врагов!
Пытаюсь понять тягу людей к самому виду казней в мирное, обыденное время. Сгонять людей  на «лобное место» силой не приходилось. Сами шли, бросая наполовину незаконченные дела. Стоило объявить о времени и месте казни, как любопытные начинали сами стекаться со всех сторон, причем, задолго до объявленного времени начала ее.  Пытались занять места поближе да получше, чтобы оттуда все было хорошо видно! Некоторые даже на деревья лезли, если таковые росли поблизости. Старались ничего не пропустить из происходящего…
Толпа растет, как тесто на опаре,
Приходят семьями, с детьми.
Такой «спектакль», к тому ж еще и даром,
Был посещаем в старину людьми.

Продать вино и снедь спешили торгаши,
(Такой  момент никак не упускали)
И бедняки последние гроши
Безропотно в кошель торговцу опускали.
Совмещалось в единое: чревоугодие и зрелище, пусть даже леденящее кровь своим содержанием.
Чувство сострадания, если и рождалось в душе кого-то, оно тут же подавлялось бравадой, ибо сострадание и тогда и сегодня принято большинством  считать одной из человеческих слабостей.
Состраданье – делом или словом?
Приглядись и сам тогда поймешь.
Чаще слезы проливать  готова
Глубоко запрятанная ложь…

Ну, а правда помогает делом,
Пусть ее невидимы следы;
Нищего, бродягу пожалела -
Ломоть хлеба дав, стакан воды.
Доброе недолго в памяти держится, не  приковывает оно к себе внимания, поскольку обыденно просто и невзрачно оно с виду. Иное дело зло!..  И слова для описания его сочные, образные находятся и взор к себе, словно магнитом притягивает.
А концентрацией зла  служит казнь и чем она лютее, тем больше желающих находиться, чтобы присутствовать на ней.
На помост поднимался палач с подручными. Палач, не торопясь, осматривал орудия пытки и казни. Его  работа всегда ценилась властью, но была презираема остальными. Поэтому он носил маску. Сняв ее, он растворялся среди обывателей.
Любопытные, стоящие вдали, становились на цыпочки, тянули головы из-за спин стоящих впереди, когда на помост поднимался тот, кто оглашал  приговор.
Вслушиваясь в перечень преступлений, совершенных казнимым, никто не задумывался над тем, а совершал ли их приговоренный к смерти?.. Не оговорил ли он себя под нестерпимыми пытками?
Сколько женщин оговорило себя, под пытками рассказывая о мерзостях, совершаемых ими с дьяволом! Они знали, что после этого их ждет костер. Но костер был позднее, а в тот момент, когда велся допрос, женское тело пронизывала чудовищная боль, заставляющая трепетать каждую клеточку,  вой  ни с чем несравнимый самопроизвольно вырывался изо рта, рождалось  одно желание - избавиться от нестерпимой боли!
Раскаивались ли  посылавшие на пытку невинных в деяниях своих? Да нет! Они хвалились друг перед другом числом казненных! Думали ли они о том, что после смерти придется отчитываться перед Богом или, веруя в загробную жизнь, полагали, что очищали душу обвиняемых, терзая их тела?
Пастырь своей паствы не жалел,
Если ждала впереди пожива.
Издевался, мучил, как хотел,
Тело рвал, вытягивая жилы!

Если кто-то говорил ему:
«Средь казнимых правые найдутся»…
Пастырь мягко говорил тому:
«Ошибусь, на небе разберутся!

А разве сегодня задумываются над значением самооговора под пытками? «Демократия» проявилась в первую очередь разгулом правоохранительных органов, в руки которых  попадает «преступник». В таком случае закономерно возникает вопрос: почему применивший  насилие не несет ответственности? Кто и почему его покрывает?
Сеется страх  и не только перед нарушителями закона, но и теми, кто его подолгу своему обязан охранять!
Грабят, убивают светлым днем,
Выйти за порог боимся ночью.
Зло посеяв, мы сегодня жнем,
Что душа добром назвать не хочет!

Публично сегодня редко казнят, но жестокость культивируется в литературе, в зрелищах, на экране. А культивируемая искусственно, она становится абсолютно реальной на улицах и площадях. Самое ужасное состоит в том, что сострадание стало недоступным для юных. Они с удовольствием снимают на «мобильники» сцены насилия. Но у юных не накопилось самого простого, необходимого – определять допустимую дозу того, что сегодня принято называть «адреналином».  И стоит ли после этого удивляться росту преступности среди молодежи?.. Гнев затмевает разум, жестокость выхолаживает душу! Страшно вдвойне, когда жестокость рождается не гневом, а любопытством, становясь праздной обыденностью!  Задумайтесь, что представляет собой человек без разума и доброты? Нужна ли такому истина? Ложь всегда звучит заманчивее, она значительно красивее правды. Куда мы идем, если мы слушаем по телевидению не вести, а перечень преступлений, напоминающих сводку боевых действий? Смерть! Смерть! Смерть!..  Насилие! Насилие! Насилие! Есть где разгуляться детективу! Да только, к сожалению, искусственно созданный детектив для того и создан, чтобы подчеркнуть, усилить черное всепоглощающее зло.
В естественных условиях часто детектив получает указание так подчистить все элементы преступления, чтобы после никому не удалось восстановить картину происшедшего.
В условиях социализма к таким действиям прибегало командование закрытых военных гарнизонов, прячущих преступления, чтобы сохранить и должности и возможность продвижения по службе. Использовался военный дознаватель, лицо, выделяемое командиром части из числа преданных ему офицеров. Дознаватель делал все возможное, чтобы скрыть преступления, в том числе касающиеся нарушений воинского устава.
Не отсюда ли следует искать корни неуставных отношений, получивших впоследствии названия – «дедовщины»?
Методы сокрытия преступлений особенно расцвели во время дележа государственных ценностей.

             ДЕТЕКТИВ  ЛИТЕРАТУРНЫЙ
     И ДЕТЕКТИВ ЕСТЕСТВЕННЫЙ
Детективом называют лицо, ведущее  расследование, детективом называют и литературный жанр, в котором происходят преступления. О том и говорит название самой книги моей.
Созданный воображением писателя детектив поражает читателя своим глубокомыслием, способностью  разбираться в самых тонко задуманных хитросплетениях преступления. Он неподкупен, бескорыстен!
Естественный детектив – продукт общества. И занимается он расследованием преступления не из чувства любопытства или для того, чтобы показать свои уникальные способности сыска, а за соответствующее вознаграждение. Сыску стало работать значительно сложнее, чем прежде, поскольку мотивов преступления стало много и, естественно, количество версий  возросло… Цивилизация позволяет преступнику находить  самые совершенные методы сокрытия, а транспортные средства позволяют быстро перемещаться, буквально за считанные минуты исчезать с места преступления! 
Вот и ловят, прежде всего, того, кто не скрывается, но всем своим  поведением имитирует преступника.. А под пытками человек признается даже в том, что сам лично участвовал в казни Иисуса Христа.
Разве в нашем обществе, напоминающем «бедлам» не совершается сплошь и рядом подобное? Сколько невинных сидит за решеткой, месяцами и даже годами в ожидании только самого конца следствия? А сколько невинных уже осуждено, отбывая наказание за то, чего не совершали? С исковерканной судьбой, потеряв надежду увидеться с близкими, они ожидают то время, когда покинут места заключения, часто прихватив с собою в качестве дополнительного наказания, не обговоренный приговором суда, туберкулез! И даже, если судебная ошибка вдруг бывает обнаружена, кто понесет за эту ошибку, а скорее преступление, наказание? Чем можно компенсировать страдания?..
Когда слышишь в приговоре слова о том, что оправданный имеет право на реабилитацию, невольно бьется мысль: «Каким образом?» Что может компенсировать страдания? А как компенсировать время изоляции?
В древности китайцы говорили: «Десять ночей сна не искупят одну, бессонную!»
Чем компенсировать возникшее в заключении заболевание?  Ведь нет вещей совместимых?  Забвение?  Но оно – не компенсация, а только обреченность… 
И разве не понятно, что наказание, когда нет состава преступления,  должно называться уже не  наказанием, а  расправой?  Кстати, сама расправа может быть  и без следствия, и без суда, а может быть только с видимостью на нечто подобное! Вариантов  великое множество. Всех их, имевших место в истории человечества, и не упомнишь!

Наказание – расправа!
Следствие – страдание!
Суд ли действует по праву,
Честным в назидание?

Или суд в угоду власти,
Чинит преступление?
Всё – условное отчасти,
Всё – в сопоставлении.
Говорят, что власть делает все по закону! Но, что такое сам закон, если не инструмент для укрепления власти!..
Свод законов, объединяемых в уголовный кодекс сам по себе настолько несовершенен, что у любого человека никогда не было уверенности в том,  что он не будет привлечен к ответственности, даже ничего, с его точки зрения, преступного не совершая. Недаром, до сих пор угрожающе звучит: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся!»
Рассчитывать на справедливость суда – было делом абсолютно ненадежным. Следовало учитывать и настроение самого судьи, ведущего процесс. Не в духе – жди плохого!
Когда власти казалось недостаточным уголовного права, его подчинял себе указ!  Указ никогда не облегчал участи подсудимого, он ужесточал борьбу с «преступлениями»!
Боже Праведный, сколько невинных людей пострадало от указов, несовместимых с понятием человечности, я уже не говорю о справедливости?...
На вдовью голову обрушилась беда:
С тремя детишками осталась.
Хлеб на столе – «полова, лебеда»
Да вдосталь горюшка хлебнуть
Бедняжечке досталось.

Что делать, дети тычутся в подол,
Что дать им есть, она не знает?
Осталось сердце положить на стол.
А может в поле колосков насобирает?

…Скошенная хлебная нива… Над землей торчит коричневая от солнца, ветра и дождей стерня. Бредет по полю женщина с холщевой сумкой на плече. Часто нагибается, поднимая с земли колоски и помещая их в сумку.  Пот покрывает лицо, спина ноет. Но, что делать, дома трое детишек голодных сидят. Работу ее прерывает конный «доезжающий», иначе говоря, сторож конный. Кричит так, словно  его тупым ножом режут. Спохватилась баба, не поймет, на кого кричит конный. Наконец-то, разобралась, что на нее кричит объезжающий!
Бежать бы…  Да куда?.. Он – на лошади, а она?..
Выпрямила спину, поправила косынку на голове, подобрала волосы под нее, - ждет. А вот и он тут, как тут.  Семен, по прозвищу «Гнилой»
- Что, попалась, баба? – злорадно сказал «Гнилой», гордо восседая на жеребой кобыле.
-А что я такого недозволенного сделала? – поднимая  лицо кверху, спросила  женщина.
- Колоски собирала? Собирала. А это уже нарушение указа.
- Да валяются они по полю, эти твои колоски! Разуй глаза, посмотри, что с колосками деется: птицы клюют, солнце выжаривает, дожди поливают. Вон уже и прорастать некоторые начали… Что же я такого преступного сделала? Детишкам на кутью…
- Пойдем в правление, там разберутся?..
- Пойдем! - Согласилась баба, так и не чувствуя вины своей.
Не пожалел вдовы доезжающий,  не пожалел деток малых. Погнал бабу к зданию правления колхоза. А ведь могло в душе родиться хоть какое-то сострадание? Знал ведь, что Федосья Коршунова одна детей поднимает. Да и в хозяйстве ее, кроме десятка курочек с петухом, ничего нет. Голь перекатная!..  Почему же не пробудилось сострадание, застряло где-то, не пробило огрубевшей шкуры, а ведь шевелилось, что-то пробуждалось? Боязно, что ли,  стало за себя за то, чтобы случайный свидетель не уличил бы его в том, что потакал расхитительнице колхозного добра?.. И чтобы успокоить душу свою созревшим принятым решением, оправдывал действия свои тем, что честно выполнил свои обязанности сторожа.

Есть на земле особая порода,
На вид похожи на людей.
И  внешним видом не уроды,
А в душу заглянуть, - злодей.

А  там, в конторе колхозной, словно ждали такого случая, срочно собирая правление…. Боже, сколько слов гневных на вдовью голову обрушилось, ну, словно она кражу великую  совершила общественного зерна из зернохранилища! Каждый в отдельности понимал, что ничего преступного, собирая колоски на убранном поле, баба не совершила. Но, собравшись вместе, они представляли огромную негативную силу, боровшуюся с «расхитителями» общественной собственности. Плакала баба горючими слезами, молила тех, с которыми всю жизнь в колхозе прожила, в школе вместе училась: 
-Я же не знала, не ведала, что колоски  брошенные, кроме птиц и полевых мышей, кому-то еще  нужными окажутся? Да и сколько я их собрала? Может, на  кило и потянет? Думала  детишкам кутью из них сварить!  Ведь некому, кроме меня, их кормить…  Как я измучилась, слыша их плач, молящий о хлебе!.. Плакала баба, горючими слезами ее камень можно было разжалобить, но не членов социалистического общества…
Потом и суд состоялся… И судьи знали, что зло творят, что не велика вина колхозницы, «позарившейся» на колоски, но присудили женщину, мать детей малых, к восьми годам исправительно-трудовых лагерей.
Приговор звучит сурово.
Мысль в виски стучит одна:
Справедливость - не основа,
Злоба лютая видна!..
Судят именем народа
И народный судит суд.
И простые люди годы
Наказание несут…
Разрушена семья, дети лишены родительского воспитания. И ущерб от этого ни с чем не сопоставим.
Отбудет срок баба неразумная, посягнувшая на общественную собственность, валявшуюся в хлебном поле под ногами, убранном, оставляемом птицам на пропитание, в котором, кстати,  и ее доля была, вернется в общество с пятном преступницы, воровки, а в нем, в этом обществе, на которое она горбила,  – ничего нет, ей лично принадлежащего: ни кола, ни двора, ни собаки шелудивой! И детей своих, разбросанных по стране огромной, без нее выросших, едва ли удастся увидеть?.. Пытаюсь, представить страдания матери - и душа гневом переполняется. С чем сравнить преступление подобное? В чем вина женщины?  В  бездумном исполнении указа? Но ведь и сам указ по жестокости своей к продуманным не отнести!
Не без добрых людей мир живой,
Доброта в них от Бога заложена!
Но в беде, хоть собакою вой,
Коль законом жалеть не положено.

Кто его сочинял тот закон,
Коль царит в нем самом преступление?
В нем поставлена правда на кон,
Как минувших времен искупление
Только искупление всегда тяжко, поскольку  зла накопилось так много, что малым оплатить его невозможно!
Почему произошло так?  Почему шли, как говорили нам, к светлому будущему, а в кромешной тьме оказались?
Говорили о прямой дороге,
Нас ведущей в настоящий рай.
До крови истерли свои ноги,
В камень превратился каравай.

И вода сама окаменела…
Непрямым стал взгляд наш, а кривым.
В темень заходили гордо, смело,
Силы растеряли и сидим!..
А ведь свое движение к светлому, совсем рядом находящемуся,  еще в тридцатые годы прошлого столетия, начали.
Вспоминаю довоенное время…
…Просторный, полный солнечного света класс. На стене, над классной доской портрет Сталина красуется. Глаза в прищуре ласковом, под густыми усами улыбка прячется… Идет урок пения. Ведет его старенький музыкант, аккомпанируя на много повидавшей, издающей стонущие, хрипящие звуки, скрипке.
Мы, стоя, поем детскими срывающими голосами:
…На просторах Родины чудесной,
Закаляясь в битвах и труде,
Мы сложили радостную песню
О великом друге и вожде!
Сталин – наша слава боевая!
Сталин - нашей юности полет,
Всех врагов, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет!
Преподаватель вспотел, работая с нами. И нам надоело многократно повторять одно и то же!  Но мы терпим, нас приучили к терпению. И потом же, со стены на нас смотрит сам Иосиф Виссарионович. Наше отношение к нему самое благожелательное, как и его к нам…
Я во время пения, иногда скашиваю глаза на других поющих. Так смешно наблюдать за меняющимися формами детского рта.
Справа от меня стоит Гоша Вашкофкер. Рот его с тонкими едва видимыми губами напоминает мне рыбью щель, раскрывающуюся и закрывающуюся при извлечении рыбы на воздух. Он приземист и не по-детски широк в плечах. Под правым глазом у него тонкий, но хорошо заметный розовый рубец. Глаз его почти всегда слезится. Я никогда не видел его смеющимся. Не видел его я и плачущим. Физически он был невероятно силен. Силу его испытали многие из тех, кто верховодил в классе. Его не трогали. Он был – необитаемым островом в океане школьной жизни.  Это был мой конкурент по успеваемости. Я шел впереди, он постоянно наступал мне на пятки. Но я его все же намного превосходил знаниями, не входящими в школьную программу. Наступит время и Вашкофкер куда-то исчезнет. Исчезнет Миша Тютюник, Петя Лагутин, Сережа Беспрозванный. Более половины класса заберет война, а ведь они не сражались с врагом. Слишком мало оставит она в живых тех, кто должен был жить да жить! Слева от меня стоит Дина Левченко, небольшая круглолицая с широко поставленными серыми глазами. Ее маленький рот при пении напоминает буквы «а» и «о», часто сменяющие друг друга. Встречу я ее уже, став юношей. Она превратиться в ослепительно красивую девушку с пышной грудью и осиной талией.… А еще позднее я увижу ее бесформенной тучной женщиной… И задам вопрос самому себе: «Что делает с нами время? В чем состоит вина каждого из нас при этом перед временем самим?..
Звенит звонок - мы с радостью покидаем класс. Кажется, что преподаватель более нас радуется окончанию пытки его слухового аппарата...
Мне всегда нравились мелодии песен, чего не могу сказать о словах, порой абсолютно бессмысленных, позорящих поэта, работавшего над текстом…
Но не было и намека на бессмыслие в стихах о Сталине.
Все, написанное о нем, тщательно фильтровалось.
Слова песен о Сталине, - а их было великое множество - дефектами ни слов, ни музыки не страдали. Они делали свое дело, рождая представление о том, что без вождя нам никак не обойтись! Как же тогда да без него сражаться с врагами?
А рос я в обществе, в котором ни мгновение нельзя было обойтись без врагов. Мы боролись с врагами постоянно, нанося им сокрушительное поражение, но они, почему-то, напоминали собой многоголовую гидру, с которой сражался Геракл: на месте снесенной мгновенно вырастали две.
Так мы и жили, постоянно окруженные врагами.  И перебрались в сегодня, в иной общественный строй,  с количеством врагов, даже счету не поддающихся!  Прежде «вековые друзья» тут же превратились во врагов лютых…
Кто виноват, что  так бедны?  Ответ тут же, короткий и ясный: русские! Кто вековые враги? Опять же – русские!  Оккупанты – они же!  А когда оккупировали? При Александре Невском!..
В Татарстане журналистку на щиты подняли за то, что она заявила публично: «Русские, живущие в Татарстане – оккупанты!» И никто не осудил ее высказывание, хотя  Казань штурмом брали во времена Ивана Грозного. И не было распрей между казанскими татарами  и русскими более 400 лет. И нет нужды будить враждебное прошлое, уснувшее глубоким сном.
И вспоминаются, опять же,  слова доброй песни, начинающейся словами: «русский, китаец – братья навек» и заканчивающейся словами: «Мао и Сталин – слушают нас!»
И братья эти после смерти Сталина во врагов почему-то превратились, тоже стреляли друг в друга - граница между СССР и Китаем стала причиной вражды! Кто-то, когда-то не согласовал клочок земли! Почему не согласовал – теперь установить невозможно! Давно это было…
Толпе – враг нужен!  Нет врага – выдумать его следует. От себя беду, неприятность так легко отвести, за спину  врага спрятавшись. Да и вину, в случае чего,  с себя на толпу переложить можно. Сложно в толпе виновного искать…
А может и не толпа виновата, а те, кто этой толпой руководит, направляет ее?- думается многим.
И надежды этих, многих, не оставляют, что придет, наконец, такой руководитель государства, который разберется с врагами и даст такую жизнь, что в Европе от зависти ахнут! Вот тогда мы и заживем!

Про мир и дружбу говорят,
Живя, как в стае волки.
Вы посмотрите, что творят?
Разбой, грабеж -  и только!

Берут, воруют не таясь,
Ну, значит, власть имеют!
И над законами смеясь,
Безмерно богатеют.

Заставить уважать закон
Богатых невозможно!
Честь не поставлена на кон,
Все призрачно и ложно.

Разоблаченье ни к чему,
И детектив не нужен.
И двадцать лет мы потому
Сидим в навозной луже!
Нужен ли детектив в таком обществе, где властвующие совершают постоянно преступления как финансового, так и нравственного характера? Формально – нужен! Все-таки, нужно же миру показать, что идет борьба с преступностью!
Наполнены тюрьмы «преступниками», сажать их уже некуда, а ни одного резонансного преступления почему-то не раскрыто?  Может, не тех преступников ловят?
И сам собой напрашивается вывод: детектив «крайне» необходим там, где преступление ничем опасным  самому строю не угрожает…
И не обязательно для разбора необычного, да и обычного тоже, требуется специалист с юридическим образованием. Главные герои популярных детективных произведений, занятые  распутыванием сложного клубка преступления, как правило, простые люди, с обостренным чувством наблюдательности. Подчас их выводы строятся на цепи нелогичных деталей рассуждений. И это, с точки зрения, психологии важно, ибо держат читателя искусственно в некотором напряжении.
Но в расследовании общество без детектива не обходится, хотя он и. становится фигурой чисто символической.
Потенциально каждый имеет возможность ступить на кривой путь. Хорошо бы еще при этом знать, а каков путь «прямым» называется?
Эх, путь дорожка,
Куда ведешь?
Свернул немножко,
И видна – ложь!

Преград не мало
На том пути…
Жизнь подсказала,
Как обойти.

Обходим смело -
Путь искривлен!
И «шьют нам дело –
На то – закон!
Только не знаем, когда искривлению пути приходит начало?
Сидит малыш на полу, ходить еще не может. Руки действия требуют.
Они  у ребенка всегда в движении.  Сейчас  он колотит  своими пухленькими ручками кошку. Наверное, удары не слишком сильны, поскольку животное не кричит, хотя вырваться все же пытается…  По-видимому, кошка понимает, что малыш не враг ее, только поэтому она не пускает в ход когти и зубы свои. Понимает ли дитя, что оно делает зло, причиняя живому боль?  Нет, не понимает!  Не созрело еще оно!
А когда созревать начнет?
Не тогда ли, когда, напоминая стаю обезьян, нападут на сады в период созревания плодов? При этом, у каждого из них такие же плоды висели на деревьях около дома. Что заставляло их делать это? Солидарность? Представление о том, что чужой плод вкуснее? Или чувство осознания некоторой опасности?
Совершали это даже тогда, когда сад охранялся вооруженным ружьем сторожем! Подумать, и квалификация детских действий, проникающих на охраняемый объект,  уже и на кражу тянет!
Что будет, если синдром такого действия станет достоянием ребенка на всю дальнейшую жизнь? Что станет с судьбой его, если его не остановят, прежде, чем это сделают правоведы?..
Важно определить мотив преступления
«У каждого  свой вкус» -
 Кузьма Прутков сказал.
И я готов под этим подписаться
Но, если кошелек твой пуст,
Придется только пищей любоваться.

Приходится довольствоваться малым,
Коль встретиться добряк,
Он хлеба может дать, кусочек сала.
А для голодного все это не пустяк.
А если есть хочется, а добряк на пути не встречается, к  тому же пища лаза к себе приковывает никем не охраняемая.
Мне вспоминается судьба красивого, услужливого, доброго мальчика. Сначала он крал виноград, потом хамсу из бочек рыбколхоза, не охраняемых, поскольку хамса та находилась в состоянии непригодном для реализации. Близкие и родные не находили в действиях подростка ничего преступного. Пришло время - и мальчик сделал первую свою ходку на зону! А потом пошли вторая и третья…
Одно и то же действие, а трактуется различно: «взял» и   «украл».
Возможно, те, кто брали слишком помногу и слишком часто, потом стали символами российской демократии, самой демократичной на просторах бывшего Советского Союза?
Преступить, оказывается,  сам закон совсем несложно…
Даже переходя свободную от движения улицу в неположенном месте, вы преступаете закон! И никому нет дела до того, почему человек перешел улицу в этом месте, что заставило его сделать это? Учитывается сам факт действия, и ничего более…Животное не привлечешь к ответственности, оно рискует жизнью, не сознавая опасности, когда переходит железнодорожное полотно при движущемся поезде…. А человек?
Задумывались ли люди, устраивая переходы в неудобных для движения местах?.. Едва ли?
Виноват всегда тот, кто своими действиями выражает протест! И не только словами. Переход улицы вне разметки перехода или его указателя – тоже вид протеста. Если заострить вопрос, то степень вины определяет тот, кто подчиняется не логике, а чисто механически выполняет все пункты указаний.
…1950 год. Мне двадцать. Я переполнен чувствами собственного достоинства, которого  был лишен в годы немецкой оккупации и первых два года после освобождения, когда еще властвовал, наряду с государственным,  стихийный рынок со своими условиями и законами, попирающими человеческое достоинство.
Я нахожусь в продолговатой комнате с множеством столов, за которыми сидят женщины различного возраста. Помещение называется «студенческой канцелярией» В Крымском медицинском институте имени Сталина, откуда я сюда прибыл, такого отдела администрации не было. Там все дела студенческие вершил единолично декан – Василий Максимович Тоцкий, пребывая в одной ипостаси живого студенческого бога. Все в этом человеке было фальшивым, начиная с имени и отчества, и заканчивая добрым и внимательным взглядом, которым он смотрел на провинившегося студента.
Вспоминаю, как я выслушал от него резкое и короткое: «Забирайте документы!». Ни объяснений, ни поучений. Одно реальное в его глазах совершенное мною преступление: я побил двух студентов, учившихся в одной со мной группе. Основание – словесный эмоционально накаленный доклад ассистента кафедры биологии. А то, что один из тех, кого я побил, значительно превосходящий меня по силе, караим по национальности  Яков Бараш, сам набросился на меня, защищая Алика Фирковича, студента одноименной национальности, в расчет не принималось.
Я покорно взял лист бумаги и стал писать заявление, понимая, что вопрос моего пребывания в институте уже решен, коль видел, как декан с ликом разгневанного Зевса набрасывал слова приказа о моем отчислении.
Свершиться несправедливости не дал приход той же ассистентки «биологички». Она без стука ворвалась в кабинет декана  и  сбивчиво стала объяснять Василию Максимовичу, что я защищал еврея Марка Мурашковского. Да, так оно и было. Я вступился за Марка, физически невероятно слабого, но сильного и дерзкого на язык, обидевшего язвительным замечанием Фирковича. Ну, а то, что я защитил еврея, требовало с точки зрения евреев не наказания, а поощрения…
Надо было видеть, как расплылось от улыбки лицо декана, услышавшего такую весть. Он был – сама доброта, сама благосклонность...
Вот она, судьба человеческая, зависящая от слова  другого человека, сделавшего два абсолютно противоположных вывода по одному и тому же делу, глубоко не вникая в саму суть его! Но не всякому понятно, чем вызвано изменение в  поступке человека в коротком отрезке времени?..
Однако, перенесемся из  Симферополя в Воронеж, из небольшого кабинета декана в просторную комнату студенческой канцелярии Воронежского медицинского института, не носящего на челе своем имени какого-либо «славного  деятеля прошлого»
Начальница ее, женщина лет тридцати с хвостиком, внимательно просматривала мои ответы на многочисленные вопросы анкеты. Я перевелся сюда на 6-й семестр, и был «инкогнито» не только для чиновницы, но и для моих многочисленных сокурсников. Мне еще предстояло «притереться» . Пока я был самым настоящим «инородным телом».
Руководительнице предстояло первой познакомиться с острыми углами моей биографии.
Среди  вопросов, требующих своего обязательного разрешения, были и такие, на которые мог бы ответить мой отец, и то не на все, скажем:
Чем вы занимались до февральской революции?
Принимали ли вы участие в Великой Октябрьской революции?
На чьей стороне вы сражались в годы гражданской войны?
Проживают ли ваши родственники за рубежом? Имеете ли вы связь с ними?
По-видимому, один из ответов моих в заполняемой мною анкете, все же, чем-то особенно заинтересовал проверяющую данные анкеты.
- Итак, вы находились на оккупированной территории? – спросила она, поднимая на меня свой взгляд.
-Да, находился!  подтвердил я.
-Как долго? - последовал вопрос.
-Два года с перерывом в пять месяцев!
- Как это, поясните?
- Ну, скажем, оккупация Воронежа была продолжительностью в полтора месяца, а Керчь дважды захватывали немцы! Первый раз в ноябре 1941 года, второй раз – в мае 1942 гола.
Вопросы ее продолжались… Мне это стало казаться чем-то, похожим на допрос.  И я не выдержал, взорвавшись, когда последовал вопрос:
- Чем вы занимались во время оккупации?
-Железнодорожные составы взрывал! – ответил я дерзко
- Почему вы таким тоном отвечаете? - заметила она со злом в голосе.
- Да только потому, что вы должны были сами понять, война началась, когда мне исполнилось одиннадцать лет! Никто не спрашивал меня, хочу я находиться под врагом? А, попав под его власть,  чем я мог ему навредить?
Не я решал, а со мной решали! Решили немцы поместить меня в концлагагерь - и поместили! Моего желания, при этом,  не спрашивали. Не убили - и то хорошо!
Она осталась мною недовольной. А я?..


 ВЕСЬ МИР НАСИЛЬНО МЫ   РАЗРУШИМ…
Изменив звучание одного слова в строке «интернационала», я только хотел подчеркнуть, что все изменения в стране, прежде называемой «Российской империей» происходили только насильственным путем, «без морального»  участия большей части населения. Постоянно ругая свое прошлое, мы «забываем», что уродливее нашего настоящего сыскать трудно. Постоянно искажая информацию, мы историю своего государства извратили настолько, что обращаться к эпизодам ее для сравнительной иллюстрации, нельзя!
Сермяжная Россия, еще не ставшая империей, растерзанная изнутри и снаружи, нашла единственно правильное решение – демократическим путем избрать  на престол Михаила Романова. Можно много говорить о личных качествах избранного, но Россия точно стала «не по зубам» желающим поживиться за счет ее…
Проводилось  удачное и неудачное реформирование хозяйства, подталкиваемое естественными событиями, но никогда оно не сопровождалось таким разрушением, сравнимое с уроном, причиненной затяжной и гигантской по размерам войной. Никогда на территории России не было волнений, имеющих жесткую национальную окраску!
Что же произошло с нами к концу XIX века, когда решение политических вопросов стало насильственным? Убить царя, убить министра-реформатора. Убить!  Убить! Убить!
И не удивительно, что застрельщиками в этом вопросе стали разночинцы. Разночинец –  слово, означающее   человека, волею судеб или по собственному желанию, выпавшего из своего сословия: крестьянского, мещанского, духовного, дворянского.
Жил разночинец только за счет личного труда, как правило, умственного. Поэтому значительный слой интеллигенции относился к разночинцам. Разночинцами были и евреи, поскольку были лишены прав на землю. Не могли служить в армии ( за исключением крещенных евреев, да и  то, на должности каптенармуса), не могли состоять на государевой службе.
Дожидаться решения учредительного собрания они не стали,-  выбор собрания не решал их правового положения,- переворот, названный в истории Великой Октябрьской революцией, был совершен ими. Не удивительно и то, что во властные структуры вошло столько евреев разом. Они заняли все ключевые посты…
И следует только удивляться изворотливости Сталина не только удачно лавировавшего между их группами, но и умело провоцируя их друг против друга, а затем отстреливая.
Жесткая политика по отношению к рядовому населению, но…
Мы стали к концу ХХ столетия самой  читающей страной, с самыми огромными возможностями духовного обогащения, с самыми дешевыми для зрителя театрами, музеями, на крупных предприятиях выдавали бесплатные абонементы для посещения оперного театра. Людей приобщали к культуре. Бесплатное лечение, бесплатные путевки в санатории и дома отдыха…
Дети были окружены особым вниманием государства. Детские ясли, детские сады, дворцы пионеров, театры юного зрителя, бесплатные кружки по призванию… В школьных столовых бесплатное питание, булочками школьники кидали друг в друга, а молоко выливали в раковину…
Население страны увеличивалось из года в год. Условия жизни в столице не намного отличались от жизни в провинции – может только тем, что жизнь была более шумной, более подвижной?... Никаких национальных привилегий…
Думалось, что такое – будет вечным.
Но… чего-то все-таки не хватало…  Наверное – свободы!
Судьбоносные решения принимало  резко постаревшее политбюро партии. Они часто были ошибочными, но обязательными к исполнению обществом. Сказывался дефицит талантливых кадров. Если прежде был  отбор по качеству, теперь по знакомству – процветало «кумовство, взяточничество, правда, еще не набравшее всесилия!
Положение такое:
Малый ростом, а высок!
Окруженью нет покоя –
Грозный слышен голосок!

Тот высок, а чином ниже,
Вовсе голоса лишен,
И подмажет и  подлижет,
Он и жалок и смешон.

Все равны перед законом,
(Знать, с дефектами закон).
К одному – закон с поклоном,
А другому – в горле ком!

Величают хама хором,
Чистят кремом сапоги.
Дом огромный за забором.
У «народного слуги».

Разжирел слуга,  не  слышит,
Что грядет переворот!
Что беднеет, еле дышит
Господин его – народ!

Может есть тому  причина –
Не хватает люду сил.
Сбросить сукиного сына,
что на шею  посадил!!!
Начиналось сращивание криминального  мира  с партийным руководящим аппаратом. Во времена Сталина, у которого особый был нюх на преступления экономического характера, зачастую даже призрачного вида. Вопросами выявления нарушителей занимался оперативный аппарат милиции, а выявлением одаренных, экономически грамотных для промышленного производства - сотрудники государственной безопасности – кадровая политика была в их ведении. Вспомните лозунг того времени: «Кадры – решают всё!» Кто мог  лучше сотрудников КГБ определить творческие и иные возможности гражданина, если они на каждого заводили досье? В  «первом» отделе каждого крупного предприятия был сотрудник госбезопасности, задачей которого и являлось выявление талантливых людей не только для нужд производства, но и для пополнения своих рядов новыми свежими сотрудниками. Была  масса  и тех, кто для продвижения по службе готов был стать агентом, а короче говоря, - осведомителем.
Этот мощный аппарат слежки, и соответственно действий, вызванных слежкой самой, не был подотчетен партийным органам. Начальник милиции с санкции прокурора мог арестовать первого секретаря райкома партии, не ставя в известность вышестоящие партийные органы. После смерти Сталина все изменяться стало. В восьмидесятые годы без решения райкома ни один член партии не мог быть арестован. А поскольку занимать материально - ответственные должности беспартийный права не имел, то можно было представить качественный состав партии, если хищения материальных ценностей в огромных масштабах скрывать уже было нельзя. Лозунг того времени – «Партия – ум, честь и совесть - эпохи!» - стал контрастом действительности.
Теперь  для того, чтобы решить прозаичные, запланированные вопросы снабжения, нужно было ехать, согласовывать, пробивать, решать давно решенное, естественно следовало делать все это не с пустыми руками!
Так поступательно, неравномерно, толчками двигались к тому, что с нами позднее  произошло!
А что делал правоохранительный аппарат? Боролся с преступностью, пока позволяли возможности. Честные уходили, не выдерживая нагрузок, остающихся вытесняли. Шло медленное, но непрекращающееся сращение правоохранительных органов с преступными элементами, в свою очередь набирающими силу.
И оно наступило! Возникал естественно, и создавался искусственно «дефицит» товаров. Возникли очереди за тем, что лежало на полках. Люди,  как угорелые метались от отдела к отделу в крупных универмагах и, увидев быстро образующуюся очередь, не спрашивали, что продают,  говорили срывающимся от волнения голосом: «Кто последний?.. Я за вами!»
Раньше были спекулянты – лица, занимающиеся скупкой отечественных товаров и перепродажей их с целью наживы по завышенным ценам.
Теперь к ним добавились еще и фарцовщики. Нам их описывали, как малоприятных юнцов, околачивающихся возле гостиниц, выклянчивающих у иностранцев жвачки, значки и галстуки либо, выменивая их на сувениры, с тем, чтобы затем продать их по спекулятивной цене.
Союз развалился и фарцовщики исчезли. Нынешние «идеологи» пытаются представить обществу фарцовщиков в виде «пионеров» бизнеса.
«Это же нормальные  люди, пытающиеся в условиях коммунистической тирании одеваться по-человечески.  – говорят они. – Виноваты ли они в том, что советские «тряпки» были ужасного качества, что люди за большие деньги готовы были покупать  даже ношеные заграничные вещи?»
Но, если глубже копнуть это явление, то следует признать, что вертящиеся поблизости от гостиниц попрошайки представляли собой самый низкий уровень теневой экономики, которых настоящие фарцовщики презрительно называли «бомбилами».
Настоящие фарцовщики знали, что иностранцы  с удовольствием покупали армянский коньяк, высоко ценившийся за рубежом, «командирские» часы, которые те приравнивали к швейцарским, ценилась советская фотоаппаратура и многое другое…
Так что не все вещи, которые производились в СССР, были ,якобы, плохого качества.
Фарцовка – это нелегальная продажа вещей, западного производства, контрабандой ввозимые в СССР.
Она никогда не исчезала в Одессе, само название ее образовано от слова «форец», что на жаргоне одесситов означало человека, забалтывающего продавца товара до такого состояния, что тот продавал ему вещь буквально за гроши. Форец тут же полученную задарма вещь продавал за более крупную сумму с  выгодой для себя. В Одессе всегда процветала контрабанда…
В Одессу-маму приходили корабли
Из разных стран, из-за границы,
Меняли, что с собою привезли,
Сияли радостно их лица.

Ценилось русское белье –
Оно – ведь хлопок стопроцентный.
Взамен - пакеты и старьё,
Ценою в десять, двадцать центов.

Табак и водка, сигареты…
Взамен рубашки из нейлона.
Забыли может быть про это,-
Картина прежняя знакома.
Но  такая контрабанда была ограниченной, не имела широкого распространения.
Напоминала она обмен, который вели европейцы, посещая впервые полинезийские острова, выменивая на безделушки великие ценности. Роль полинезийцев теперь играла советская молодежь, желающая чего-то нового, необычного!
В шестидесятые годы  контакты советской молодежи и капстран стали широкими и возникло неформальное молодежное движение, представителей которого стали называть «стилягами». Стиляги одевались в одежду, модную тогда на Западе (пиджаки с широкими плечами и узкие брюки у юношей и короткие юбки у девушек), слушали западную музыку (рок-н-ролл) и т.д.
 Называли их в средствах массовой информации «предателями» и «идеологическими врагами», на них охотились комсомольские патрули и дружинники, которые рвали их одежду, стригли им волосы и препровождали их в отделения милиции.
Лучшего способа рекламы и не придумаешь – преследование делало людей морально и идейно ограниченных людьми значимыми в их собственных глазах. Началась буквально погоня за всем заграничным, особенно американским!
 А спрос, как известно, рождает предложение
Фарцовка  превратилась в целую систему с разделением труда и ролей и оборотами в тысячи и десятки тысяч!..
В нее вовлекались люди из разных сфер обслуживания: гостиницы, шофера-дальнобойщики, портовые рабочие и т.д.
В гостиницах, где останавливались иностранцы, фарцовкой занималась гостиничная обслуга. Это приносило столь солидный доход, что вскоре для того, чтобы устроиться на эти места, нужно было заплатить немалую по советским временам сумму. Была налажена система фарцовки, где каждый четко выполнял свою роль и имел свою специализацию. Уборщицы и горничные брали у иностранцев только мелкие вещи — духи, кофточки, галстуки, зажигалки в обмен на спиртные напитки. Дежурные по этажу специализировались на костюмах, пальто, плащах, рассчитывались спиртным, или сувенирами. Официанты занимались обменом крупных партий вещей (например, по десятку или несколько десятков плащей) в обмен  на крупные партии икры и водки (к ним обращались уже не случайные иностранцы, а те, кто сознательно занимался контрабандой). Добытчики полученные вещи не продавали, они по цепочке направлялись к администратору.  За сданные вещи каждый участник цепочки получал гонорар в рублях, естественно меньший, чем вещь стоила на черном рынке, зато постоянный и более или менее безопасный. Те же работники гостиницы, кто пытался вещь скрыть и продать самостоятельно изгонялись. В  конечном счете товар поступал к профессиональному фарцовщику «со стороны», а тот при помощи посредников продавал его на черном рынке.
Такое распределение ролей затрудняло работу оперативников милиции. Позднее их вовлекли, естественно за мзду, в сферу фарцовки.
Фарцовщики крупного пошива и стали первыми миллионерами советского теневого бизнеса. Неудивительно и то, что по национальности -первыми из первых миллионерами стали евреи и армяне с их удивительным коллективизмом и легкой приспосабливаемостью к изменениям общественного порядка.
Загнивание общества  шло, а борьба носила откровенно демонстративный  по существу пустой характер. Пойманного за руки на преступлении не всегда было возможно осудить, если у него «на верху» были покровители. Покровительство требовало крупных денег, а их честным трудом заработать было невозможно…. Осуждали мелких, которые действовали на свой страх и риск. О них общественные «трубадуры» оповещали громогласно советскую общественность. Крупные «хищники» процветали, имея покровителей.
Шуба дорогая, меховой картуз
И живот толщиной в два обхвата
Нарисован был так уолстритовский  Туз
На картинах советских когда-то.

Правда, после пришел «дядя Сэм» -
Тощий, длинный, куда-то бегущий
( Почему-то с бородкой седою совсем)
И мешок за спиною несущий.

Всем понятно: деньгами наполнен мешок,
(Не подарки от деда Мороза),
Возражать не позволит – сотрет в порошок
Деньги даст – от тебя только  кости да кожа!»

Нынче наши «дельцы  и толсты, и худы
Начинается бизнес с размахом
Да и выводы будут довольно просты.,
Не надежно… Рассыплется прахом.

Пулю схлопочешь, посадят в тюрьму.
И стенаний родных не услышат
Недоступно понятье наше уму.
Не обходится «дело» без крыши!
Тех представителей общества, которые понимали глубину происходящего, не мирились, служа чести и совести, садили в психушки или изгоняли за рубеж.
«Диссидентам – нет места среди нас!» - звучал голос советской общественности!
И опять возникают вопросы: Кто виноват? Что делать?  И понятно, виноват тот, кто носит длинные волосы, словно от длины волос умственные способности зависят?. И решение вопроса простое – постричь! И правоохранительным органам  работы стало невпроворот   и общество отвлечено от решения серьезных вопросив, тех, где особенно видны упущения власти.

РАСКРЫТЬ, НЕ ЗНАЧИТ, СДАТЬ В АРХИВ
Раскрыть преступление, использовав руки, ноги и мозговое вещество сыщика и следователя, или того и другого в одном лице - не означает, что дело закончено и его можно передать в архив на хранение.
Ноги в руки – и пошел!
Разобрал счета все в банке…
Махинации нашел;
Взят преступник спозаранку…

У того башка трещит
Со вчерашнего похмелья.
Волей надо дорожить –
Простофиля ты, Емеля!..
В стихотворении такой легкой показана работа сыщика. На самом деле, поймать преступника, руки нагревшего на финансовых аферах, совсем не просто. Перемещения денег происходит многократно, прячась в конце концов где-то за границей, попробуй разыскать!  К тому же не следует еще не забывать о тайнах банковских вкладов, с которыми банк расстается с трудом. Приходится обращаться за помощью к детективам  зарубежных стран.
На секционном столе передо мной лежит грузное мертвое тело бывшего директора объединения «рыбпромразведка», позднее переименованного в «рыбпоиск», умершего от кровоизлияния в мозг.
«Рыбпромразведка» имела более десятка крупных судов, определяющих области лова рыбы в Атлантике, спускаясь к югу до берегов Антарктиды. Ведя разведку, суда еще занимались выловом рыбы, выполняя и перевыполняя планы. Рыбы было много, прилавки фирменных рыбных магазинов и отделов нефирменных, были завалены  рыбой стольких видов и названий, что всех их и назвать было трудно!  Непривычными они по звучанию были для русского языка. Крупных скандалов в рыбном царстве объединения не было.
Был, правда, один случай в деятельности объединения, но он скорее был комическим, чем детективным.
Как-то, пребывая в одном из африканских портов, одно из суден потеряло рядового матроса, из команды, отпущенной на берег.
Вернуться в порт приписки без члена команды – было явлением политически негативным, бросавшем тень на работу первого помощника капитана судна, да и на руководство «промразведки» в целом.
Вроде бы Сергей Демидов не комплексовал, по работе замечаний не имел, политически считался благонадежным… Что же могло с ним случиться, почему он не явился на борт судна в положенное время?..
Читателю должно дать пояснение, что первый помощник капитана корабля в навигационном деле был олухом царя небесного, его рекомендовали партийные руководители. «Первый помощник» был не моряк, а идеолог, отвечающий за поведение команды на «вражеском» берегу.
Судну надо было находиться в море, а оно уже двое суток стояло у причала. Дальнейшее пребывание грозило неприятностями. В управление была послана радиограмма о случившемся и получено «добро» на выход в море, когда у причала остановился полицейский джип. В нем сидели трое темнокожих полицейских. В ногах их валялся пропавший матрос. Один из полицейских вышел  из машины, огромной ручищей вытащил живую «пропажу» и толкнул его по направлению к трапу советского корабля со словами, сказанными по-русски: «Возьмите ваше дерьмо!»
Руководство судна  допросило матроса и выяснило:
…Когда все, отпущенные на берег небольшими группами направились к ларькам, чтобы «отовариться», накупив дешевых предметов для реализации их дома, Демидов Сергей для храбрости хлебнув спиртного, решил остаться за рубежом, попросив политического убежища. Придя в полицию, он с самого порога сказал магическое слово; «Я – разведчик!»
Дело закипело, завертелось. Когда выяснили, что перед ними простой рыбак из поискового рыболовного судна, никакими важными сведениями не владевший, его и вышвырнули презрительно назад.
Случай этот стал на Родине известным, начальство пожурили, но наказывать не стали…деловые и политические качества директора котировались слишком высоко, чтобы действия какого-то матроса тень могли бросить на его особу!..
Настолько высокими деловыми качествами директор обладал, что после развала Советского Союза они позволили ему продать за рубеж суда, деньги вывести за пределы страны да так хорошо их припрятать, что после смерти его они стали недоступными даже для самых близких ему людей, в том числе и сына..
Да и мораль руководителя оказалась столь же «высокой», что он осуществил замену стареющей жены молодой, годившейся ему во внучки.
Правда, о нем все забыли, когда он умер. Никто не прибежал в морг, обеспокоенный его смертью. Отвергнутая жена не пришла из-за нанесенной моральной обиды,. У сына обида носила материальный характер. А молодой жене он вообще был и при жизни не нужен
И.детективам, оказалось, нечего делать. Руки  их были слишком короткими для того, чтобы добраться до огромных ценностей, «изъятых»  преступным путем у государства, называемого Украиной. Где их искать?.. В какой части света?
Хоть бы клочок бумаги оставил, вроде ребуса или плана «захоронения» клада, ну, вроде завещания пирата капитана Кидда!
А таких, как директор «Рыбпоиска», были сотни, если не тысячи в Украине. Занимались ли их делами и делишками детективы, при том  еще  условии, что  самого сыщика можно перекупить? Так, в большинстве случаев в жизни нашей  и происходит…Многие сыщики находятся на содержании преступных групп и кланов.
Огромные деньги позволяют получать необходимую информацию от правоохранительных органов.
Не потому ли такая низкая раскрываемость преступлений, в том числе и резонансных заказных убийств?
Преступник под стражей, Пора бы послушать…
Ведется  допрос за допросом.
Раскрыть преступленье! Ворваться бы в душу!
Молчанье в ответ на вопросы…

 А время идет, все нарушены сроки
Пора  б предъявить обвиненье?..
В ход пущена ложь, по цене  невысокой,
Похожая  на продвижение.

 Состряпано дело ценою грошовой,
В нем истину «липы» несут
А может, решения станет основой
Которое вынесет суд?..
Сколько липовых дел за год в суды поступает? Сколько  закрывается преступных дел за взятки? Сколько негатива размером разного рождается? Чему же удивляться оценке деятельности правоохранительных органов  простым людом определяемой!
А в тех уголовных делах, которые в суд поступили, голоса истины не дисконтом и тоскующей флейтой должны звучать, а мощными торжествующими аккордами справедливости!
По совести судите, по законам,
Не будет осужден невинный!
Не будет горьких слез и стонов,
И истину познают… очевидно….
Суд должен стать судом, а не спектаклем, рассчитанным на оплату заказчиком! Только тогда не на словах, а на деле его имя станет истинно уважаемым!
К нему, к судье – особое отношение было во все времена. При появлении судьи все вставали и без его разрешения никто сесть не имел права.
К нему когда-то в России обращались начиная со слова – «господин», потом – «гражданин», а сегодня – «ваша честь!»
В последнем случае такое обращение стопроцентной  ложью звучит. Человечество давно познало фальшь приговора, выносимого одним человеком. Давно поняло, что в судебном процессе должны одинаково ценимые голоса обвинения и защиты звучать. Недаром говорили древние: «В споре рождается истина!»
Разбирательство мелких дел, находящихся вне статей уголовного законодательства, поручалось одному судье. Вел разбирательство судья открыто, в присутствии массы людей, которое прежде не толпой называли, а миром. Потому и судья назывался мировым. Наказания не требовали заключения под стражу, а рассчитывали на стыд  и позор.
Не ведают нынче позора,
Не ведомы совесть и честь
Поймали воришку, не вора,
Украл, чтобы тут же и съесть…

Парнишка пока еще молод,
Направить на праведный путь!
Заставил украсть его голод –
Вот в чем преступления суть!
Мировой судья приказал бы такого прилюдно высечь, на двое суток посадить в темную на хлеб и воду, а затем отпустить на все четыре стороны. Выйдя из темной, воришка от стыда перед людьми не знал куда деться. Ходил по селу, низко опустив голову, боясь в лицо встречным глянуть.
Теперь за такое преступление срок большой дают, словно укравший представляет серьезную опасность для общества? Словно чумный больной, окружающих заразить может?» Тюремная изоляция для сделавшего впервые ошибку, становится хорошей школой, выходит из тюрьмы он уже  квалифицированным вором с узкой воровской специализацией. Еще две-три ходки - и перед вами высокой квалификации криминальный специалист, который уже никогда не станет заниматься обычным трудом! Вот-те, бабушка и Юрьев день, вот-те и воспитание тюрьмой!
Серьезные дела при царе решал суд присяжных. Отбор присяжных был строгий, заседатели должны были быть известны честностью своею и благонравным поведением отличаться. И давали они присягу перед богом и  людьми судить по совести, поскольку законов они не знали. Вердикт, ими вынесенный можно было отменить, но сделать это было очень сложно, не нарушая в свою очередь уголовного законодательства…
… В конце марта 1878 года перед присяжными заседателями Санкт-Петербургского уголовного суда, возглавляемого известным российским юристом Кони, представлена была обвиняемая в тяжком преступлении, прежде работавшая гувернанткой Вера Ивановна Засулич. Миловидная молодая девушка 20 годов от роду, из обедневших дворян, явившись к градоначальнику Российской столицы генерал-адъютанту Федору Федоровичу Трепову, извлекла дамский браунинг и трижды выстрелила ему в грудь. Высокого ранга вельможа упал, обливаясь кровью.
Его императорское Величество и министр внутренних дел Тимашев требовали от Кони Анатолия Федоровича, Председателя уголовной палаты Санкт- Петербургского  окружного суда, сурового наказания преступницы.
Подумать только на кого руку подняла обедневшая дворянка? Потерпевший генерал Трепов был незаконнорожденным сыном императора Николая  Первого, другом императора Александра Александровича. Близкие Трепова  занимали министерские должности в Совете министров России - и такой человек оказался мишенью для дочери обедневшего офицера!..
К тому же, это был неординарный неслыханный доселе, наглый по исполнению случай террора!
Присяжные заседали, томясь от скук, слушали тусклую и длинную речь товарища прокурора Кесселя.
В противовес ей, яркой и убедительной была речь адвоката Александрова.
… Господа присяжные заседатели, - говорил   он, перед вами воспитанная в труде, дочь прославленного русского офицера, умершего, когда девочке  исполнилось только три года. Вдове пришлось на скромную пенсию мужа поднимать семью, воспитывая в почитании веры православной и иных добродетелях. Вера Ивановна Засулич не искала легких путей заработка, она трудилась и письмоводителем  у судьи, и гувернанткой, и переводчицей, и, наконец, типографской служащей…
.. Лично господина Трепова она не знала, значит, совершая деяние, в коем ее обвиняют, она не руководствовалась местью…
…Что же заставило ее так поступить?. Да  только возмущение беззаконным поступком градоначальника Санкт-Петербурга, когда тот приказал публично высечь находившегося  в предварительном заключении студента Боголюбова. Подчеркиваю… Не осужденного, а только обвиняемого!  Что послужило поводом для расправы?.. А то, что Боголюбов не успел снять шапку при появлении генерал-адъютанта…
…Руководило обвиняемой чувство возмущения! И оно искало своего выхода. Будь полюбезнее генерал с посетительницей, пришедшей к нему на прием, ничего подобного не произошло бы. К тому же, причиненные генералу повреждения оказались не смертельными…
Суд присяжных единогласно вынес оправдательный вердикт.
Вердикт был обжалован, приговор отменен,..но Вера Засулич уже оказалась недоступной для российского правосудия, выехав в Швейцарию.
Сравнивать судопроизводство царское с советским  бессмысленно. По жестокости советское  сравнимо с деспотизмом средневековья. Объяснение тому одно – вражеское окружение!
Советская власть, придя на смену царской, суд присяжных отменила. Он плохо контролировался, а потому был не предсказуемым, Но и одному судье поручить вести процесс было небезопасно…Один судья  мог много дров наломать, руководствуясь своими амбициями, а еще более - возможностями. Судьбу преступника стала решать тройка: народный судья и двое народных заседателей.  Все трое – избирались голосованием. Процедура такая же, как сегодня происходит избрание депутатов. Гарантировало ли это справедливость принимаемых решений? Нет, конечно! Но и открытого произвола творить не позволяло! К тому же судья избирался сроком на четыре года и по истечению времени должен был покинуть район своего пребывания. Такой порядок не позволял судье войти в систему коррупции. Сталин ушел  и этот принцип стал нарушаться, причем, чем дальше район находился от столицы, тем отчетливее были видны нарушения.
Судья стал руководствоваться не только законом, но и пожеланиями партийного руководства, в том числе стало действовать право телефонного звонка!
Ошибаться всякий может.
Только следует учесть,
Что ошибка сердце гложет,
У кого есть совесть, честь!

Ну, а если их не стало,
Возродиться не дано:
Мучить совесть перестала,
Честным стать не суждено!

Современный суд да дело
Справедливость не несут.
Мзду берут повсюду смело –
Неподсуден нынче суд!
О какой подсудности суда говорить можно, если судью не выбирают, а назначают? Может ли судья противиться  лицу, давшую ему судейскую синекуру?  Тем более тогда, когда назначение не определено сроком пребывания в должности!
Кто помешает судье взять взятку, если выносит он решение, приговор – один? Учитывать следует и то, что обвинительные приговоры, выносимые людям, обладающими большими денежными средствами, годами не исполняются! Законы обязаны только бедные исполнять!
Вот и действует старая поговорка: «Прав, прав, мужичок… Полезай в тюрьму!
У судьи есть возможность выбора между  мягкой и жесткой мерами наказания. Сделано это законодательством для того, чтобы судья мог при вынесении приговора учитывать степень вины, тяжесть преступления и иные обстоятельства.
Но это дает еще и возможность судье  воздействовать на совершившего правонарушение. Чем  больше разница между верхним и нижним пределами наказания, тем большую взятку  готов заплатить гражданин.
Странно слышать в судебном заседании:
«Суд приговорил к 6 годам лишения свободы условно»
Или: Суд приговорил к шести  годам лишения свободы с отсрочкой исполнения на пять лет…
И невольно вспоминаешь анекдот про Ходжу Насреддина, взявшегося выучить осла, принадлежащего падишаху,  грамоте за десять лет.
Когда один из слушателей Ходжи воскликнул:
- Ходжа,! Пропала твоя голова!
Насреддин сказал: « Десять лет срок велик. За это время кто-нибудь да обязательно умрет – либо я, либо  шах, либо осел!»
  А какое широкое поле для суждений представляет дублирование одного и того же вида преступления в различных кодексах с различными видами наказаний! Переквалификация состава преступления, ну, не рай ли для судей?..  Она открывает возможности перевести совершенное правонарушение в более мягкую категорию либо наоборот, в более тяжёлую категорию. Разграничить преступления сложно в силу размытости формулировок законодательства  -   судьи принимают решение по своему усмотрению, что открывает возможности для взяток и вымогательства.
 Всех возможностей судьи, которые он может использовать для личного обогащения предугадать невозможно…
А теперь представьте, что следствие и суд действуют в сговоре?..
Не потому ли, не находят место случаи доведения резонансного преступления до логического завершения?
А сколько возможностей появляется у исполнительной власти, когда бизнес находится  у нее в зависимости? Бизнесмену остается только решать свои вопросы через  суд и знать при этом, что решения суда могут исполнительной властью не выполняться….
Стоит учитывать и то, что не все граждане готовы защищать свои права в суде.
А сколько возможностей у представителей власти воздействовать на бизнес предоставляют:
Нестабильная политическая ситуация в стране.
Отсутствие сформированных механизмов взаимодействия институтов власти.
Зависимость стандартов и принципов от политики правящей элиты.
Профессиональная некомпетентность бюрократии.
Кумовство и политическое покровительство, приводящие к формированию тайных соглашений, при слабых  механизмах контроля над коррупцией.
Отсутствие единства в системе исполнительной власти, т. е., регулирование одной и той же деятельности различными инстанциями.
Заниматься в таких условиях бизнесом равносильно отправиться в плавание на утлом суденышке. Тут бы не попадать вторично на одни и те же грабли!

Семь раз отмерь, а раз отрежь,
Закон к поступкам примеряя.
След памяти еще настолько свеж,
Но ту же глупость повторяешь.


PERSONA GRATA
Ура! Я становлюсь фигурой значимой!  Вначале это кажется только мне самому, затем я начинаю чувствовать  внимание со стороны окружающих людей, с которыми меня связывает выполняемая мною работа. Я уступаю им всем по возрасту, причем значительно!  Оказывается, так просто быть значимым, если ты великолепно подготовлен теоретически, умеешь сочетать практику с теорией, и, самое главное отстаивать то, что считаешь правдой, даже там, где от тебя ждут совсем противоположного ответа! Заслуг личных у меня пока мало. То, что я чрезвычайно редко ошибаюсь, заслуга не моя, а тех, кто мною занимались! У меня были прекрасные преподаватели. Совсем ненавязчиво они вели меня по лабиринту человеческих судеб. Еще в большей степени я обязан Господу Богу, наградившему меня великолепной памятью, особенность которой заключалась в том, что сохраняла она  не все, а только самое важное, на долгие  годы. Прошли десятки лет, а я помню даже внешний вид книг, прочитанных мной, но самое главное – память подсовывает мне знания тогда, когда это особенно надо, раскрывая передо мной  страницу учебника или трактата  по нужной мне теме. Мне только и остается: прочитать!
Время идет, и я все более окунаюсь с головой в мир страданий и боли. Убийства, самоубийства, несчастные случаи – вот то, с чем приходится иметь дело судебно-медицинскому эксперту. Умирают люди на улице,  на лоне дикой природы, на дому. О таких случаях я уже писал в книге своей  «Записки судебно-медицинского эксперта». Умирают сразу, умирают в больнице, где к факторам телесных повреждений добавляются еще и действия врачей.
…Между супругами Халимоновыми часто возникали ссоры. А ведь было время, когда Светлана находилась  как в сладком  дурмане от любви к Степану, соринку случайно севшую на него, стряхивала, Да и он готов был часами, не отрываясь, любоваться  красотой молодой, подаренной ему небесами, женщиной. Время любви ушло обыденно,  незаметно, на смену им пришли злыдни. Все неудачи свои Степан Халимонов, 32-х летний здоровенный   мужик вымещал на жене Светлане, 27 летней  слабой физически женщине, но еще сохранявшей природную красоту. Вначале перепалки носили словесный характер, затем все чаще и чаще Степан пускал в ход и руки. Синяки теперь часто появлялись на теле Светланы. И на работе стали спрашивать ее о семейной жизни, когда синяки появлялись на лице…
…17 декабря, -  воскресный день. Только 8 часов дня, а Степан  из магазина, куда посылала его жена, заявился в изрядном подпитии. Мало того, что спиртного набрался, но и кошелек с деньгами потерял. Естественно, Светлана стала выговаривать ему, находясь на кухне, размешивая в кастрюльке салат.
Ругаясь, Степан ворвался на кухню и кинулся бить жену. Та отчаянно отбивалась. Разъяренный муж схватил лежащий на столе кухонный нож… Женщина бросилась убегать. Степан догнал жену и стал наносить ей удары ножом в спину и ягодицы. Светлана успела выскочить наружу, тут же в подъезде упала, громко крича. На крик из квартир повыскакивали соседи. Степан, увидев  множество людей, зашел к себе в квартиру, закрыв за собою дверь. Соседи вызвали «Скорую помощь». Потерпевшую отвезли в хирургическое отделение. Обследование показало, что  женщине  было нанесено проникающее ножевое ранение левой половины грудной клетки; излившаяся кровь в большом количестве скопилась в плевральной полости. Была  еще одна колото-резаная рана левой ягодицы. Потерпевшей была срочно произведена операция: удалена жидкая кровь и свертки крови, ушита рана на грудной клетке, произведено  дренирование левой плевральной полости. Рана на ягодице внимание хирурга к себе не привлекла. Не было произведено ревизии ее, не  проводилась и хирургическая обработка. Хирург посчитал рану неглубокой.  Первые три дня прошли спокойно, состояние больной не внушало опасений. И вдруг у больной температура повысилась до 39 градусов. Осмотром в области левой ягодицы было обнаружено обширное уплотнение и покраснение кожи. Больная взята на операционный стол, инфильтрат вскрыт. В глубине мышц ягодицы оказалось значительное количество гноя. Гной был удален, в рану помещены тампоны с гипертоническим раствором. Состояние больной стало не стабильным,  периодически  отмечались подъемы температуры до 40 градусов. Больная жаловалась на резкие боли в левой ягодице. Гнойный процесс, несмотря на все старания врачей, распространялся. Производимые  повторные оперативные вмешательства были не эффективны. Гнойный процесс распространился на бедро и забрюшинное пространство…Больная умерла. Сложности установления причины смерти в  этом случае не было!  А была ли здесь ошибка врача хирурга, оперировавшего Халимонову?  Рядовой гражданин, скорее всего, ее здесь непременно увидит.
Руководители здравоохранения чтобы острота недоверия  их самих миновала, обязательно обвинят  врача!
Так – проще! Так легче,!  По сути врач всегда беззащитен. Прав у него нет, зато обязанностей – хоть отбавляй!
Положение эксперта  в описанном случае - сложное. Ведь знает он о том, что выбор тактики при лечении  больного принадлежит врачу, это – его право. А тактика у разных врачей при одной и той же болезни может здорово отличаться друг от друга.
Одни хирурги скажут о том, что при поступлении больной в хирургическое отделение не было достаточных показаний для хирургической обработки раны на ягодице, а когда они появились, хирург поступил правильно, вскрыв гнойник.
Другие скажут о том, что ранение ягодицы было произведено кухонным ножом через одежду, а это - способствовало инфицированию раны, а впоследствии и обусловило развитие и распространение гнойного процесса.
Я же лично усматривал ошибку врача в том, что он должен был произвести более тщательный осмотр  раны, раздвинув ее края, ведь в рану мог попасть и кусочек инородного тела.
Учитывая все это, я принял «Соломоново решение», подсказать прокурору о необходимости проведения  комиссионной  экспертизы с участием крупных специалистов. Я, естественно, понимал, что решение такой «высокой» комиссии может быть и ошибочным. Но ошибка коллектива трактуется совсем иначе, чем шибка одного. С одного – спрос больше!
Время шло, условия для роста преступности становились все благоприятнее и благоприятнее, и завертелась жизнь моя, все больше оборотов набирая. И мотался я, как жесть по ветру, не отдыхая и недосыпая…
  Объем работы с каждым годом возрастал, времени на осмысление выполняемого не  хватало. Чувствую, что я превращаюсь в «ремесленника»: все стает привычным, обыденным, смерть и боль погибшего уже не проходят через душу мою. Да и друзья мои из правоохранительных органов, постаревшие, погрузневшие, уходят на заслуженный отдых.
На смену опыту приходит необстрелянная юность. Приходят новые, не пережившие ужасов войны,  не привыкшие к тяготам жизни, но много требующие от нее. Они то уже знают хорошо, что своевременное раскрытие преступлений – гарантия спокойной и сытой жизни. Отчетность нужна превосходная, а каким путем она добыта - это неважно… И судебно-медицинский эксперт, не способный идти на компромисс с судебно-следственными органами становится персоной  совсем нежелательной! О профилактике преступлений уже и не думают.  Страна тонет в преступлениях, а цифры отчетов – просто прелесть! И я, почесав затылок свой, решаю переселиться в кресло патологоанатома, тем более, что эта работа не только похожа на работу судебно-медицинского эксперта, но и хорошо знакома мне -  я многие годы совмещал  с нею свою официальную.
Мое официальное лицо теперь – заведующий патологоанатомическим  отделением.  Сам себе начальник, поскольку второй врач по штатному расписанию не положен! Но теперь у меня нет иммунитета против местного партийного руководства, да и руководителей здравоохранения – тоже!
Я не стану расписывать характер моей работы. Только скажу одно, что патологоанатом за рубежом фигура значимая, самая высокооплачиваемая. среди врачей.
Он – определяет правильность поставленного диагноза больному при жизни, определяет от чего смерть последовала,  и правильность лечения его при жизни может стать спорной.. Он помогает в постановке диагноза при жизни, определяя под микроскопом характер опухоли: злокачественная она или нет, иными словами – рак это, или не рак. От ответа его зависит выбор методики лечения, объем проводимой операции, да и сам исход прогнозируется.
Раньше я проводил вскрытие один, в присутствии помогающего мне санитара морга, теперь ко мне являются на вскрытие все врачи отделения, в котором умер больной. Спорить со мной, оспаривая выставленный диагноз можно, находясь в помещении, где производится вскрытие. Может ли ошибаться патологоанатом? Может. Как и все люди, он имеет право на ошибку. Может его ошибка привести к печальным последствиям? Может, если он ошибется, определяя характер опухоли под микроскопом. Наверное, мой ангел-хранитель никогда не оставлял меня без внимания. Я таких ошибок избежал. Возможно и потому, что теперь времени у меня для обдумывания было достаточно. Теперь, укладываясь спать, я знал, что никто меня не поднимет с постели среди ночи. Да и той торопливости в действиях не нужно. Какая радость на душе, когда ты знаешь, что из-за твоей ошибки никто не пострадал! Те умершие, которых я теперь исследовал, умирали в постели, а не на улице.
Я еще не проникся мягкосердечием в обращении с врачами, не понимал, что ошибкой могут стать не сами действия врача, а письменная фиксация этих действий в истории болезни, самом важном медицинском документе… Не сделал, а написал – хорошо! Сделал, но не записал – плохо!
… Мрачная прямоугольной формы комната в полуподвальном помещении двухэтажного дома, служит мне  секционным залом (местом, где производится вскрытие мертвых тел).
Одно  небольшое  подслеповатое  окно, нижняя часть которого упирается в кирпичную кладку цоколя дома. Верхняя половина позволяет кроме клочка голубого неба видеть и куст шиповника, растущего напротив окна. Приходится пользоваться электрическим освещением, чтобы не пропустить чего-нибудь важного. На секционном столе труп ребенка трехлетнего возраста, кожные покровы с синюшным оттенком. Уже один вид их заставляет меня думать о дыхательной недостаточности, скорее всего о  параличе дыхательного центра головного мозга…Напротив меня стоят врачи детского отделения, возглавляемые заведующим отделением Ниной Ивановной Гольш, женщине красивой, но слегка полноватой. Всегда, уверенная в себе, на этот раз она как-то сникла. Мягкостью характера этот педиатр не отличалась. Я тогда удивлялся выбору ею профессии., считая, что жесткому человеку заниматься детьми не положено…Понимаю, что видеть вскрытие мертвого тела того, кого наблюдал живым и надеялся вырвать из рук смерти, крайне неприятно. А тут тело не взрослого, кто достаточно пожил на свете и внес свою отрицательную лепту в него. Ребенок - это будущее, возможно и великое?.. Умер ребенок – убито будущее! Щадить врачей не собирался. Я успел ознакомиться с содержанием истории болезни. Речь шла об отравлении ребенка  беленой.
Детей подкупает это растение сладостью корней и плодов. Съел ребенок отраву – вина ли его в этом? Нет, вина взрослого, не предупредившего смерть на любом этапе ее пути. Одно дело, если смерть внезапная, молниеносно поражающая, другое – имелось достаточно времени, чтобы спасти жизнь! Поступил ребенок в эректильной фазе отравления, характеризующейся возбуждением нервной системы. В этой фазе имеются все возможности для спасения жизни. Всегда ли достигается цель? Нет, конечно, все зависит от того, сколько яда всосалось в кровь. Но первое, с чего следует начинать спасение - промывание желудка. В истории болезни о нем указано, но нигде нет описания самих промывных вод, что дает возможность усомниться в том, что само промывание желудка проводилось?..
Нина Ивановна пытается меня убедить в том, что она сама занималась промыванием.
Я, со свойственной мне прямотой, говорю: «Не найду частей растения – все будет в порядке! Найду – отвечать перед судом придется» Я видел, как она резко побледнела, но слов успокоения не нашел. Вскрытие я произвел. Остатков белены не обнаружил, о чем тут же и сказал. Нина Ивановна расслабилась и громко зарыдала. Я заставил ее выпить рюмку разбавленного спирта и сказал:
«Нина Ивановна, бросайте эту работу, вы не созданы для нее. В больнице нужен врач-рентгенолог – станьте им!»
Прошел год. Как-то, находясь у меня в квартире в гостях, Нина Ивановна сказала, обращаясь к моей жене: «разреши мне поцеловать твоего Петра, я так обязана ему за тот совет, который он мне дал!.. Я, как на свет родилась1
Да, Нина Ивановна заметно переменилась., характер ее стал значительно мягче. Вскоре она разошлась с мужем. Причина  тому - молодая лаборант рентгеновского кабинета, склонившая Нину Ивановну к лесбиянству…
Став патологоанатомом, я соприкоснулся вплотную с практической работой врачей. И у меня родилась здоровая мысль, что патологоанатому, прежде чем стать им, следует потянуть лямку практического врача. Тогда и прощать случайные ошибки станет легче. Я в этом плане, кое-чему научился, работая по совместительству врачом скорой помощи. Узнал, как достается врачам, когда существует дефицит врачей специалистов? На бумаге их много, фактически -  нет. Вот и приходится в любое время суток, в любую погоду гинеколога и хирурга доставлять в отделение для спасения жизни больного. И это было не случайным явлением тогда, а системой. Врачей не щадили, не щадили и они себя.
Правда, их еще тогда уважали… Они – не вымогали взяток, вкладывая душу в свою работу!
Время шло, и человеческие взаимоотношения менялись, сухость и жесткость вползали змеей!  Люди, перенесшие войну, но не только не растратившие совести и чувства сострадания, но и укрепившие их, постепенно уходили. На смену приходили  их дети, девизом воспитания которых была фраза родителей их: «Мы – не жили, так пусть дети наши поживут!» И появилось на свет немало «потребителей». Они упирались, когда предстояло что-то делать. Их насильно тянули в школе, выставляя положительные оценки, которых они не заработали, родители, используя знакомство с «нужными людьми»  и денежные знаки, проталкивали их в высшие учебные заведения. Выходили из стен «alma mater» специалисты - «недоросли». 
Это касалось и гуманной профессии врача. Технические  возможности врача выросли, а диагностика стала хромать. Возможно потому, что стали забывать о том, что с больным нужно поговорить, и не только о самой болезни…  нужно и пощупать, и постукать,  нужно и послушать, а потом уже и теоретические знания включить.. Но врачебной спеси у таких «недорослей»,  получивших диплом, хоть отбавляй!
…Гражданка Данилина Вера, 24 лет собиралась родить. Беременность протекала легко, не ограничивая ее в том что она считала своей профессией – танцами. И вдруг, тот человек, с которым она собиралась создать семью, изменил ей, найдя новую подругу. Недолго думая, она решила сделать аборт. Срок беременности был 8-10 недель. Никто из тех, к кому она обращалсь, не решался его производить, абсолютно правильно, опасаясь перфорации матки во время выскабливания полости матки. Поиски Данилиной продолжались…  Наконец-то молодой девушке «повезло», подруга посоветовала обратиться к доктору Бердяеву, молодому врачу, проработавшему по специальности акушером-гинекологом всего 7 месяцев. Аборт производился в  больничной обстановке. Сам оперирующий считал себя достаточно квалифицированным, уже не раз занимавшийся выскабливанием полости матки кюреткой. Только забыл  он о том, что рядом с ним, в стенах медицинского учреждения, всегда находился  опытный врач, который в случае необходимости мог прийти на помощь! Сейчас опытного врача поблизости не было. Ассистировал «доктору» студент фельдшерского отделения медицинского училища, проходящий практику. Во время выскабливания врач заметил, что извлекает что-то странное, но не прервал своих действий. Случайно заглянувшая в смотровой кабинет санитарка, сказала:
- Доктор, вы выскабливаете кишки…
На такое замечание врач возразил словами: «Если это кишечник, то это кишечник плода!»
Данилиной стало плохо…
Тогда только Бердяев догадался пригласить знакомого ему хирурга, срочно вызвав такси.
Приехавший хирург произвел лапаротомию (вскрыл живот) и развел руками… От тонкого кишечника осталось 30 см., не более. Соединить отрезок его с толстым кишечником было невозможно.  Спасти Данилину не представлялось возможности!
Данилина скончалась через час.
Выводы: Оперирующий врач-гинеколог  Бердяев не был квалифицированным специалистом с таким малым сроком работы по специальности, чтобы браться самостоятельно за проведение аборта при таком сроке беременности, когда матка может быть перфорирована и опытным врачом. Только тот сразу замечает момент перфорации и принимает соответственные меры.
Как несчастный случай, встречается захват петли кишечника при перфорации матки, но удаление почти всего тонкого кишечника – это свидетельство полного медицинского невежества.
На лицо было преступление, а не ошибка!
Случается непредвиденное и у опытных врачей, казалось бы набивших руку в производстве оперативных вмешательств, но забывших о том, что память свою следует время от времени освежать в той сфере деятельности, которой занят.
… Врач-отоляринголог Гансов удаляет у Чебышевой, 18 летней девушки  небные миндалины. Частые обострения хронического тонзиллита вызвали опасение родителей о возможности ревматического поражения сердца у дочери.  Был период, когда это удаление широко практиковали Что поделать, неправильные установки в медицине всегда имели место. Когда-то во избежание аппендицита в США детям до года поголовно  удаляли червеобразные отростки. Такое произошло и с так называемыми – «гландами» и у Чебышевой. Родители совершенно не беспокоились за исход операции, поскольку никогда не слышали о смерти от нее. Сама оперируемая, хотя и понимала, что ее ожидает неприятная процедура, но  беспокойства тоже не проявляла
Оперативное вмешательство технически несложное, проводимое многократно, без осложнений, не вызывало никаких опасений и у оперировавшего.  Правая миндалина удалена … и вдруг кровь в большом количестве начинает заполнять ротовую полость оперируемой. Попытки тампонировать – не дают результатов. Врач суетится вокруг девушки, по сути не предпринимая ничего для ее спасения. Время бежит, кровотечение продолжается. Наконец-то отоларинголог вызывает к себе на помощь хирурга….
Больная погибает.
Вскрывая труп, я понимаю, что хирург сделал перевязку артерии уже тогда, когда она скончалась. Я  понимаю, что это сделано для меня… Но «провести» меня не удается..
Возможность артериального кровотечения сильной  струей оперирующим врачом не учитывалась, поскольку кровеносный сосуд, который при операции разрывается небольшой, кровотечение самостоятельно прекращается. Но здесь, в конкретном случае, были анатомические особенности кровоснабжения, артерия  снабжающая миндалину кровью, отходила самостоятельно от крупного магистрального сосуда, снабжающего кровью половину головы и шею со всеми находящимися органами, Высокое кровяное давление и вызвало необычное  по скорости и  объему кровотечение, с  которым врачу справиться не удалось. Его вина была в том, что он            растерялся и своевременно не вызвал на помощь себе хирурга. Сделай они перевязку сосуда раньше, жизнь девушки можно было спасти…
Как детектив, я свою миссию выполнил! А о  чем я думал, как обыватель?.. Я понимал состояние родителей, и их мне было искренне жаль! Мне было жаль девушку, умершую от той операции, где смерти не должно было быть!  Мне было жаль врача…
И я не бездушен, занимаясь таким родом деятельности,  память постоянно терзает меня,… зарубки на душе моей остаются, только не видят этого знающие меня…
И сам случай смерти говорит о том, что не самый легкий труд медика, достается ему не только от бездушных людей, обвиняющих его в том, чего он не совершал, но и самой жизнью… коротка она. Официальная статистика свидетельствует о том, что самая низкая продолжительность жизни у врачей, а из них – у стоматологов!
Имеют они право на ошибку?   Имеют!
И то, что я нахожу и подчеркиваю ошибки врачей, совсем не говорит о том, что я их осуждаю…
…Больной  Николаев 58 лет обратился на прием к врачу поликлиники с жалобами на общее недомогание, боли за грудиной, сухой кашель, повышение температуры до 37,2 град. Больному терапевт поставил диагноз острое респираторное заболевание. Вроде бы, ничего серьезного… с таким заболеванием большинству приходилось дело иметь. Примет аспирин, какой-нибудь антимикробный препарат, чайку с малиной… два-три дня, глядишь и прошло. Все это доктор в поликлинике и прописал больному. Прошло всего четыре дня, больному надо бы уже поправляться, а он на дом врача вызывает. Пришел врач, а у больного  губы синие, глаза мутные, дыхание частое и поверхностное… Через три часа в стационаре больной и душу Богу отдал. У больного  на вскрытии   установлено двухстороннее крупозное  воспаление легких. По чиновничьей статистике  такого быть не должно, обязаны такие больные жить! В жизни только, оказывается, – всякое бывает. А то, что  у человека высокой температуры нет, так это еще ни о чем не говорит! У стариков, к примеру, она при воспалительных процессах часто бывает невысокой и даже в пределах нормы.  А виноват ли доктор в данном случае? Да не виноват он, конечно!  Хотя заставят чиновники врача валериану пить!  Виновата сама система здравоохранения. Она была прекрасной в довоенный период, когда врачей, фельдшеров не хватало. В царский период, когда преобладала частная врачебная практика на дверях жилищ врачей и фельдшеров специальные металлические пластинки прикреплялись с указанием фамилии, имени. отчества и медицинской специальности. В советское время врачи нужными оказались. Эпидемии много людей покосили, гражданская война, да и расстрелы тоже. Люди нужны, чтобы строить новое общество «свободных и равных» Вот открыли двери многочисленных медицинских учебных учреждений, готовящих собственные кадры. Пусть и послабее подготовка врачей, но зато – много. Беда одна – многим и платить много надо! Вышли из положения, сделав зарплату чуть-чуть выше средней зарплаты рабочего. А это заставило врачей не сидеть на месте, а искать дополнительную  работу по совместительству, чтобы семью прокормить! Забыли врачи об экономках, прислуге и своем собственном выезде… Государство пролетарское и врач должен быть – пролетарий!
И должен пролетарий свое государство защищать на том посту, который жизнь и партия ему определили! Должен  врач заботиться о здоровье каждого члена социалистического общества, о росте населения, состоящего из здоровых и крепких людей.

PERSONA  NON  GRATA
В жизни все течет непредсказуемо, хотя, признаться откровенно, и вполне все закономерно. Может от закономерности той, большинством людей не понятой   и не улавливаемой, во все времена множество предсказателей появлялось? Одни обладали умом, другие отчаянным нахальством, при малой толике ума. Но и для последних всегда находились придурки, безоговорочно верящие в их «исключительные» способности. Откуда исключительные способности пришли, не задумывались? Объяснений нет, значит – от Бога! Словно, не существует антипод его! Что поделать, если в описываемое мною время, большинство соотечественников моих, в церкви крещенных, «Отче наш» не знали… И слова молитвы  «И избави нас от лукавого»неведомы были! Не священник, а человек далекий от истины  дарил страждущим. Не было пророков в моем отечестве… Да и в прошлом пророки не вселяли радости в души людские. Ни один из них в предсказаниях своих не дарил людям спокойствия, даже малой надежды на нее. Мор, гибель, плен, разрушение!.. Знали предсказатели настоящие, так сказать, от Бога черпающие информацию то, что беда не приходит сама собой, ее  приход сами люди подготавливают.  Не знали только где сама кухня бед находится?
Для определения состояния дел в государстве можно использовать абсолютно достоверные  показатели: здоровье, грамотность и, наконец, что на обеденном столе находится  и какая живность видна из окна жилища…
И любой государь знал, что эти показатели следует содержать на должной высоте, чтобы государство не трясло, как в лихорадке. И еще, чтобы у подданных не оставалось много свободного времени, позволяющего наблюдать, делать выводы  и искать пути устранения – тогда возникают мысли крамольные о путях устранения недостатков.
Когда-то сочетание условий и возможностей декабристов родило, да и марксистов тоже..
Если к здоровью и грамоте всегда наблюдается наплевательское отношение, то к требовыаниям желудка всегда прислушивались, с учетом того, что в требованиях чрева и глаза участие принимают.
Недаром иногда слышна фраза: «Глаза твои только не наелись!»
Насыщение и пресыщение все остальные чувства притупляют, лень порождают и зависть в сон  глубокий или дремоту погружают.
Лозунг – «Хлеба и зрелищ!» подходит к любому строю и любому времени.
Устал, поел, рассоловел –
Мне ничего не надо…
Есть, наконец, всему предел,
Не разобрать всю кучу дел,
Плевал я на награду!..

Уселся задом на диван,
Глаза уперлись в «телик».
Вот вспыхнул голубой экран,
На нем я вижу много дам,
В прекрасном юном теле…

Не нужны дамы – есть футбол!
Гоняют мяч по полю.
 Один, другой забили гол!
Стучу ногами я об пол,
Давая счастью волю! 

Что мне политика, права?...
Пускай уходят прочь.
От них свободна голова…
Вступает сон в свои права
Тиха, спокойна  ночь…
Сытая жизнь, зрелищ – хоть отбавляй, сексуально удовлетворен – вот и  предел желаний. Прочь все тревожное, бередящее душу. Пусть беспокоятся те, у кого «голова большая»!  «Понаделали всяких умниц, вот  они и мутят народ!» - заключительный аккорд мысли обывателя.
Недаром в старые времена говорили о том, что счастлив тот правитель, народ которого умом не отличается. Умного нанять можно, чтобы он работал в той сфере, в которой ум и знания требуются. Нанятый умница из рук нанимателя кормится – кусать их не станет!
Во времена  мои образцом такого государства США являлись и  являются, скупая за рубежом умы.
Сталин нуждался в талантливых людях, но не скупал их, а форсировано создавая их, держал  в черном теле, отстреливая или в исправительный лагерь направляя, чтобы не умничали там, где не надо!.
А чтобы смутные речи со стороны не приходили, выезд за границу ограничил, глушители поставили, чтоб из  эфира слова в страну Советов не долетали. Чтобы все как в добром фильме было, а конец заканчивался словами: слух ласкающий: «В Багдаде все спокойно!»
«Здоровье каждого – богатство  государства» - лозунг великолепный существовал у нас.
И было здравоохранение  наше бесплатное, лекарств много и по цене – копейки. Спорт бесплатный и массовый!  Рекорды союзные,   мировые… Впереди планеты всей!..
Слаженность, стабильность!..
Трудно, наверное, представить, как могут мгновенно измениться слаженность и спокойствие?  Божья  благодать недолгой бывает. И  не может быть самой тиши и глади повсеместно! Велика земля и народов на ней множество, и ждут они только момента, чтобы поживиться добром за счет соседа. Добровольно добром не делятся - отнимать приходиться!.. Да и внутри государства лоскутного, кажущимся единым, не может быть такого, чтобы всех и всё устраивало, все были бы довольны и изменений положения вещей не желали бы, особенно тогда, когда невооруженным глазом стало видно, что  жизнь сама, уже давно стала пускать пузыри, а оживлять ее да здоровье поддерживать стало трудно.  Недаром старики говаривали прежде: «Рыба гниет с головы!»
После смерти Сталина гниение головы стало рядовым гражданам, даже не следящим за политической  жизнью страны, слишком заметным.
Запах гнили, похоже, стала ощущать и сама голова. Известно, что для лечения властной головы реформы нужны. Реформы - ума  требуют! Нет ума – реформы становятся косметические, самой цели не достигающие. Но власть не любит, когда рядовые исполнители начинают задумываться!
Издан приказ – выполняйте!
 Всякое нововведение осмысления требует, а если времени на то не отпущено, то воспринимается негативно, с некоторой долей опасения теми, кто исполнять решение станет.
Власть высокая. Союзная, правильно решила, что насиупила пора реформировать здравоохранение…  Больное общество хорошо трудиться не может, умирающему – ничего не надо!
Вот только сам характер предлагаемой реформы не приближал, а  удалял  врача от пациента, кардинально  не меняя качества. Происходило укрупнение медицинских учреждений. В сельской местности ликвидировали участковые больницы, укрупнив районные,  в городе происходило слияние медицинских служб. Удобно для администратора, неудобно для больного.
Село и прежде не было избаловано врачами, ехали туда выпускники медицинских вузов неохотно и искали любую возможность, чтобы как можно скорее покинуть его. Теперь жителям села, чтобы встретиться с врачом, следовало в райцентр ехать.
Коснулись негативные  моменты и врачей.
Если прежде врачам отделения, в котором произошла смерть, для посещения патологоанатома нужно было пересечь двор больницы, то теперь для этого следовало пересечь город. И накладно и не выполнимо.
В итоге исчезала возможность обучения на ошибках – одна из главнейших задач патолого-анатомической службы.
Естественно, врачи  ничего радужного для себя в объединении не усматривали,
Недовольство ими высказывалось крайне осторожно, поскольку все привыкли к тому, что малейшее неповиновение в стране строящегося коммунизма  было строго наказуемо. Никаких протестов, только «за!». Ну, может для вида царствующей абсолютной демократии, один – два воздерживались А медики, более того, не имели даже конституционного права на защиту элементарных гражданских прав. В случае отказа больному в помощи, - не важно по какой причине,-  врач мог быть привлечен к уголовной ответственности. Низкая заработная плата врача требовала поисков работы по совместительству, а это сделать было и не так просто, учитывая расстояние между местом основной работы и дополнительной. В условиях объединения совмещение многих специалистов становилось проблематичным.
Прослышав о предстоящей реорганизации, медики активно негодовали, собираясь в свободное от работы время небольшими группками и обсуждая все это между собой, причем так, чтобы негодование не достигло ушей местного партийного руководства, и не только….
Молчали только участковые врачи, привыкшие к таким условиям работы, в которых их коллег за рубежом заставить работать было бы просто невозможно. Обслуживать большие участки города чаще приходилось пешком, причем, в любую погоду. Чем дурнее погода была, тем более было вызовов. И объяснение такому факту самое простое: не охота в распутицу тянуться в поликлинику. Автомобильный транспорт не всякий раз лекарю предоставлялся. Не готовило советское законодательство гордых, независимых, протестующих! «Подумаешь, неженка какая! Не беда, если пару раз в туфельки свои грязной воды наберет!» - мыслил тот, от кого зависели условия работы врача, прежде называемого почтительно доктором.
 Встречали врача не цветами и улыбками, а ворчанием и откровенной руганью и не всегда отгоняли прочь  рвущихся навстречу и яростно лающих собак. Жаловаться медику было запрещено.  Объединение медицинских служб ни на толику не меняло положения вещей в работе участкового. Участковые врачи могли только мечтать о переходе на работу в стационар, работа на участке приравнивалась к одному из тяжелых видов наказания. Полная униженность, полное бесправие!
Словно в насмешку, еще учась в школе, будущий врач, изучая творчество Антона Павловича Чехова, знакомился в его рассказе «Ионыч» с возможностями молодого человека, приехавшего врачевать больных. Родители девиц на выданье, смотрели на него, как на престижную особу, которую предстояло расположить к себе, не упустить жениха!  В конце рассказа Ионыч  не прыгает козликом через ручьи и небольшие лужи,  не ходит в пальто и шляпе, направляясь к пациентам, а в дорогой шубе на плечах, в меховой  шапке богатой, восседает в собственной пролетке с кучером, которого он тростью тычет в спину, говоря высокомерно: «Пошел!»
Нынче врач – не фигура,
Не престижна работа,
Озабоченный, хмурый, -
Съела радость забота…

Денег нет у больного,
И лечить его нечем.
Беды время шального
Давят грузом на плечи

Да и сам не в почете,
Подработать где ищет?
Словом – плакать охота
Ведь, по сути он – нищий!
А каким стало положение тех лиц, без которых врачу никак не обойтись в своей работе?
«Сестра милосердия» в чепце или косынке, в фартуке белом, обязательно с символом Христа, вышитом красными нитками, пользовалась когда-то общим вниманием, уважением, даже в стане врага!  И даже дамы царского семейства не гнушались тяжелой работы, обслуживая раненых и больных в лазаретах, становились сестрами милосердия, без чувства брезгливости, а с душевным радушием; ласковым словом утешали больного; завшивленного, грязного, с исходящим от него отвратительным запахом разлагающегося мяса; низкого сословия раненого раздевали, обмывали, раны перевязывали…
Только вслушаться нужно в само слово – «милосердие»!..
Почему сестра милосердия в нашем обществе превратилась в медицинскую сестру, или еще грубее звучащее название – «средний медицинский работник?. Почему ее лишили приставки, призывающей к любви и уважению?

Где милосердие? Мы черствы стали,
Хоть тела боль, по-прежнему остра,
И душу Бог не отливал из стали.
Кем стала милосердия сестра?

Теперь она сестра от медицины,
Расчет на нежность не идет,
Она – жена, родила дочь и сына,
Она, как вол, все на себе везет!

И на работе недостатки, злыдни
(Глаз не поднять от вороха забот)
Так, нечто среднее меж смертью,
серой жизнью,
В ней доброта росточком не взойдет.
Прежде и врача и сестру милосердия горожане в лицо знали, с  ними не забывали при встрече раскланяться. Что заставило людей изменить свое отношение к тому, кому они часто обязаны и здоровьем и жизнью?
Чиновнику, создавшему все условия для того, в том числе и материального характера? Журналисту, смакующему трагические случаи в работе медика прежде  чем появятся хоть какие-то выводы тех, кто занимается разбором дела? Даже совершившего преступление нельзя называть виновным прежде, чем это сделает суд! Почему же действия  врача позволительно описывать в негативном цвете? Кто позволил чернить имя, понимая, что и правому долго носить незаслуженное пятно осуждения!?Отмыть его и прессе не всегда удается!
Я не говорю о том, что человеку свойственно и ошибаться. И доктор тоже имеет на это право?
Только право это так часто нарушается! Врача обвиняют и в том, что не входит в его функциональные обязанности! Врачу нужно создать условия, а не навязывать функции, не свойственные его профессии. Он должен лечить, а не заниматься вопросами финансового характера при лечении!  Он должен проявить себя, как медик-специалист! Не отнимайте у него этого права.
Это же в полной мере относится к детективу.
Предоставьте действовать детективу там, где он должен проявить себя! Не отнимайте у него законного права на это!
Да и детективу следует знать, что он работает на истину, а не на того, кто ему в карман положит более  толстую пачку денег?
А то мы часто видим, что истину, лежащую на поверхности, разыскивают годами, надеясь на то, что она будет  временем похоронена!  Или литавры бьют там, где красивая ложь, созданная детективами,  полностью заслонила собою истину!
 Впрочем, давайте вернемся к тому, как обычный гражданин, знающий свою работу, прежде уважаемый, превращается в гонимого, в «persona non grata» Иными словами, чтобы осудить его фактов недостаточно, или деяния не подсудны, но наказать обязательно, чтобы другим неповадно было самостоятельность действий проявлять…
Итак, вернемся к условию, изначально определяемые словами: «Нас ведут! Мы идем… Нам не хочется!»
Бессильным для того, чтобы что-то изменить, врачам предоставлялось право только ворчать.. Высказать свое мнение публично они не могли – некому!
Ох, как нужен был тот, кто мог бы открыто изложить Совету депутатов трудящихся о всех негативных сторонах принимаемого «верхами» решения и с помощью его заблокировать их. Но, общественного иммунитета никто не имел. Первым открыто решился на это главный врач больницы Анна Ивановна Александрова, женщина телом крупная, духом жизнерадостная, характером крутая, но справедливая, с чисто мужскими манерами поведения, проработавшая десятки лет в здравоохранении.
Решилась - и тут же поплатилась должностью. И никто защитить главного врача не посмел. Перемещение по работе происходило по линии здравоохранения, в который депутаты районного совета не могли вмешиваться, а, следовательно, и «отстоять» «правдолюбца» не могли.
Главврача «ушли», никого другого, более независимого, в обезглавленной врачебной массе, кроме меня не было.    Я был беспартийный, а, следовательно,  давить на меня по партийной линии было невозможно… С  гипертрофированным чувством своей значимости, а поэтому способный защищать свое человеческое достоинство, а главное, - на должность мою патологоанатома найти претендента было далеко непросто во все времена..
И я, пользуясь даром божьим  объяснять и убеждать, принялся за дело. И оно, кажется, пошло на лад, мне удалось здорово напугать депутатов мрачной картиной перспективы объединения. Естественно, я образно изображал каждого из них, кому пришлось бы обращаться за лечебной помощью. Ленинский районный Совет депутатов трудящихся отверг саму идею объединения. Но ликовать было рано, я нутром почувствовал, что становлюсь неугодной фигурой.
Место главного врача не долго пустовало. Его занял мой старый приятель  Иегеше Нагамбетович
Хзарджян. Я  мог все предполагать, но только не видеть его в роли администратора! Мне и в голову не могла тогда прийти мысль, что назначение это не случайно. Не по ошибке беспартийный врач-гинеколог вдруг становится главным врачом? Такого в практике местного здравоохранений еще не бывало!
Прояснения не дала случайная встреча с женой Хзарджяна Балашовой Верой Ивановной, главврачом детской городской больницы. Она уклонилась от прямого ответа на мой вопрос.
Меня не приглашали на представление нового главврача  медицинскому коллективу больницы, хотя я был заведующим отделением. И я не спешил придти к нему с личными поздравлениями, когда он уже приступил к работе. Я пришел к нему тогда, когда появилась в этом необходимость. Моей лаборантке отказали в том количестве спирта, которое было необходимо для нормальной работы лаборатории. Постучав в дверь кабинета главврача, я вошел. Хзарджян с приветливой улыбкой  потянулся из-за стола, чтобы своей огромной лапищей пожать мою, сухую и костлявую. Окно кабинета главного врача было распахнуто, через него вливались запахи цветов и пение птиц, располагающие к минору. Когда я прочно уселся на стул против него, он стал убеждать меня в излишней и открыто проявляемой вольности моей и нетактичности  приемов моих в сопротивлении управлению городского здравоохранения. Он умолк, поскольку  натолкнулся на мое полное «непонимание» самой важности государственного решения реорганизации лечебного процесса. Лицо его постепенно мрачнело, усы приняли вид бабочки, складывающей устало крылья свои после долгого полета.. Пришлось мне, в свою очередь, объяснить главному врачу, что я пришел к нему  не для решения масштабных государственных вопросов, а по поводу самых прозаичных, мелких, производственных: лаборатории нужен спирт. Илья Магометович сказал, что не отказывал нам в спирте, но предлагал получать его дробными дозами, как это делают другие функциональные подразделения больницы. Я даже рот открыл, удивляясь, что умудренный годами работы врач , не понимает такой мелочи, что гистологическая лаборатория использует спирт не для дезинфекции рук. Для этой цели нам хватает обычного мыла.  Я предложил главному врачу взять и ознакомиться с инструкцией. Оказывается, он уже успел познакомиться с ней сам, с тем самым разделом, где определяется количество отпускаемого спирт. Там четко было прописано: 230 граммов на вскрытие, 30 – на каждую биопсию.
Пришлось мне разъяснять, что такое батарея спиртов, каким объемом спирта она заполняется  и многое другое…
Главный врач, уже вяло сопротивляясь, наконец-то соглашается со мной, но предлагает вместо спирта-ректификата спирт- сырец, содержащий массу сивушных масел, издающий  концентрированный запах самогона, абсолютно непригодный для исследовательской работы.
Мне вообще было непонятно, откуда мог в больнице появиться такой спирт, но возникших в моей голове подозрений я не высказываю, только уже  резко заявляю:«Я спирт внутрь не употребляю, желудок у меня нежный. Предпочитаю коньяк, и только марочный. Об  этом знают сотрудники больницы. При отсутствии коньяка могу согласиться еще на водку престижной марки. Кстати, вспомните, что мы пили с вами, встречаясь? Ваше предположение, что я могу использовать  на рабочем месте спирт для внутреннего употребления, не имеет под собой никаких оснований. На спирте, которым вы предлагаете заменить ректификат, я не стану работать, невозможно проводить обезвоживание тканей организма спиртом-сырцом! Я работать не буду, слышите вы меня!»
Хзарджян взрывается:
- Будешь! Я зарплату  тебе плачу!
- Не ты платишь мне, а государство! – огрызаюсь  я.
- Я закрою твою лабораторию! - уже, не скрывая бешенства, рычит Иегише Нагамбетович.
- В носу не кругло, чтобы ее закрыть!» - крик возмущения вырывается изо рта моего.
Еще некоторое время разговор в таких «приятных» тонах продолжается, заставляя старших сестер отделений, стоящих в очереди к главному врачу, в страхе вздрагивать.
Я побеждаю – требование мое подписано.Спирт получен.  Победа моя приводит  к смене главного врача. Я понимаю: «мой прежний друг не выполнил поставленной перед ним цели». Мы с ним расстаемся мирно, даже, как-то незаметно, но  прежних дружеских отношений – как ни бывало. Они вообще более никогда не появятся, что само по себе ставит под сомнение существование дружбы на производстве.
Свято место пусто не бывает, на смену Хзарджяну приходит новый руководитель – относительно молодой, не повышающий голоса при разговоре, мужчина. Лицо круглое, широкоскулое, ничего иного, запоминающегося.. Настораживает то, что он мне, прожившему немало лет в городе, абсолютно незнаком.  «Откуда он прибыл? - думалось мне. - Неужели среди многих сотен врачей –старожилов, нее нашлось  ни одного на должность администратора больницы?»
Я твердо знаю одно, - незнакомые, прибывшие в город лица, сразу назначаемые на руководящие должности, скромными не бывают. Они – обязательно являются членами партии, способными на предательство по отношению к тем даже, кто способствовал изначально продвижению их по служебной лестнице. Как правило, в профессиональном отношении все они приближаются к нулевой отметке. видимая на глаз исполнительность – главная их достопримечательность. Анализ происходящего заставляет меня глубоко задуматься… Мне пора подыскивать место, где руководителям местного здравоохранения до меня будет трудно добраться. Таким местом является медицинское училище, напрямую подчиненное областному руководству.
Я много лет проработал в системе медицинского образования преподавателем, совмещая его со своей основной практической работой. Работа с молодежью   мне всегда нравилась. Иметь возможность передать то, что переполняет тебя, разве не прекрасно? У меня всегда быстро налаживался с учащимися контакт. Считал для этого  необходимыми  условия: видеть перед собой равного, но нуждающегося в знаниях. Быть абсолютно справедливым в оценке знаний, никого не выделяя. Нельзя ломать характер уже устоявшийся на свой лад! Ни в коем случае, не повышать голос. Нельзя ограничиваться только вопросами темы, не определяя проблем ее. Материал ученика учащийся может и сам прочитать, а вот ознакомить его с тем, что может его в практической работе поставить в тупик, просто обязательно!
Приняв решение стать штатным преподавателем, я направляюсь к  к главврачу Валопасову и излагаю идею своего плана. На условиях совместительства, я берусь  выполнять работу патологоанатома больницы всего за полставки, при условии, что время работы моей в больнице не будет контролироваться.  Главный врач больницы легко соглашается…
Я продолжаю работать. Никах нареканий на качество работы нет. Я доволен тем, что вышел из-под обстрела. Какой же я все-таки  был наивным, полагая, что мне позволят продолжать «темное» дело, мешая объединению медицинских служб города.
В средине августа 1972 года я, как всегда, до официального начала работы в училище, прихожу в патологоанатомическое отделение. В медучилище – каникулы. Утро ласковое, солнечное. В синей лазури неба ни облачка. Телу прекрасно, -и душа спокойна. Я,поглядываю на небеса, полагая вполне допустимым – спуститься вниз к морю и окунуть грешные телеса свои в прохладе морских волн. Моему намерению мешает появление Волопасова. Он, как и я,  пришел рано. Только непонятно, почему он оказался на территории хозяйственного «двора» больницы, в зоне которого находился и морг. Он направляется ко мне  и дружелюбно протягивает руку. Мы минут десять мило говорим по пустякам, не касаясь служебных вопросов. Затем он направляется к себе, а я захожу в здание морга, прохожу к себе в кабинет и усаживаюсь за микроскоп. Проходит около часа, от главврача приходит посыльная и выручает мне приказ о моем освобождении от занимаемой должности. Никаких оснований для этого  в приказе не указано. Обиднее всего мне кажется то, что я должен передать все дела не врачу-патологоанатому, опытному, с большим стажем работы, а врачу-стажеру, т.е. человеку не только не являющегося специалистом, но даже еще врачебного диплома не имеющего.  Сейчас с высоты прошедшего времени я полагаю, что мне не следовало  бы такбурно реагировать на произошедшее. Но тогда…обида жгла душу мою, негодование переполняло меня, и я  с диагнозом острый инфаркт миокарда в тяжелом состоянии поступаю в кардиологическое отделение Реабилитация здоровья затянулась во времени.  Объединение служб здравоохранения, ничем не сдерживаемое, началось. Трепыхаться себе еще позволили врачи хирургического отделения больницы, но их вывели из помещения под предолгом необходимости проведения капитального ремонта здания. По-видимому, все происходило по прямому указанию облздравотдела, и было хорошо продумано на уровне городского управления здравоохранения. Кстати руководить этим управлением вскоре стал Волопасов. Не забывала власть партийная слуг своих верных!
Передо мной остро встал вопрос: «как выжить?. Я полностью отказался от курения и употребления спиртных напитков. Работал только преподавателем в щадящем режиме .Жизнь тихая, спокойная. И понял я, что, изменив круто сам характер жизни, я потерял всех «друзей» и товарищей тоже… Меня теперь не приглашали и не посещали друзья в официальные праздничные дни, не видел их и у себя за столом  в дни семейных торжеств. Ну, словно в небытие отправился.

МЕНЯ НЕ ЗАБЫЛИ
Понимаешь значимое, только утрачивая его. Практически первые шестнадцать лет моей  работы  прошли в отсутствие гнета непосредственного руководства.
Оно находилось от меня на расстоянии свыше двухсот километров. Связь по телефону. Поскольку нареканий на качество моей работы не было, то и проверки были редки и носили они поверхностный характер. В должности судебно-медицинского эксперта я никому не был подчинен на местном уровне. Работая патологоанатомом, ущерба независимости своей  тоже не  замечал. Грубых нарушений в работе, требующих коррекции, у меня не было. Я был на отличном счету и в городе, и в области. Коллектив отделения – три человека.
Отношения самые прекрасные сохранялись и после расставания. Отношения с врачами деловые, добрые Не было у меня профессиональной конкуренции, скромная жизнь моя зависти не вызывала – и, казалось мне, что личных врагов у меня нет. Работая преподавателем- совместителем, я  был окружен коллективом «доброжелателей». Дал уроки и ушел, «здравствуйте»  и «до свидания!»
Иными словами я не знал психологической кухни большого коллектива. Предстояло притираться к  сослуживцам, а опыта в этом плане – никакого!  Я не знал, что внешне теплые взаимоотношения  могут таить в себе немало неприятностей. Не знал, что зависть может возникать и тогда, когда пути  не пересекаются.  Я продолжал трудиться по старинке: дал уроки – и айда домой! Мне предстояло длительное «одиночное» плаванье в бассейне со множеством подводных рифов
Может быть, я и дожил бы спокойно до пенсии по возрасту, если бы не злополучная перестройка, объявленная Горбачевым. Само его появление в роли руководителя партии и государства было никем не прогнозируемо. Но он, несмотря на кровавую отметину на лбу, понравился поначалу всем. И тем, что по возрасту резко контрастировал с остальными членами политбюро партии, и тем, что в народе стал часто мелькать. Страна, казалось, зашевелилась, как и во время руководства Андроповым, только с резким смещением в сторону демократии. Легче стало говорить и мыслить. Остальное требовало серьезного и повсеместного реформирования. Реформы, пока еще не проверенные на качество, повсеместно начались. О том, как они проводились, можно судить по проведенной антиалкогольной компании! Легко и просто вырубить виноградники. Но забыл генсек, что самогон варили преимущественно там, где виноград никогда не произрастал!. Начались перестановки в руководящем аппарате. И времени большого это не требует и затрат никаких! Но и руководители не лыком шиты. За годы  промышленного застоя привыкли к перекраске, к лавированию. Даже знак качества в виде пятиугольника научились ставить на тех товарах, которые следовало бы направлять, как утиль, на вторичную переработку. Для того, чтобы уличить их в игнорировании требований времени, приходилось создавать комиссии, наделяя их соответствующими полномочиями. Но ворон ворону глаз не выколет. На бумагах  создаваемых дела выглядели прекрасно. И в учебном процессе  всегда можно было создать бутафорию, делая вид, что он меняет свой характер. Ну, скажем, введя в преподавание предмета элементы информатики, создав таблицы и поставив примитивную технику для их использования. И пусть это будет сделано по одному предмету, но уже есть что показать проверяющим. Директор нашего медицинского училища был дока  и жизнелюб, умен и не чурался новшеств. Все он делал творчески, с изюминкой, с привлечением большого ума, которым наградила его природа.
Во времена правления Сталина политзанятий  на предприятиях и в учебных заведениях не проводили.
После смерти диктатора  требовалось регулярное проведение политических занятий, от них никто не освобождался: ни член партии, ни беспартийный. Директор училища, ответственный за этот раздел политической учебы, таких занятий не  проводил. Он вызывал к себе каждого преподавателя  по одиночке и вручал название темы одного из занятий. Получивший такое задание вооружался  брошюрой по теме и старательно переписывал ее содержание. На титульном листе, красочно оформленном, кроме названия темы была и фамилия «докладчика».  Доклад сдавался директору. Что происходило дальше с ним, никого не интересовало.
Воистину, что такое  «настоящее» политзанятие, предстояло еще узнать, когда «Геня» (так за глаза фаворитки величали директора) покинул свой пост, естественно не по своему желанию.
…Наступал вечер. Здание снаружи окутывала темнота, поселялась она и в большинстве помещений, а за столы одной, ярко освещенной  аудитории усаживался «народ». Над кафедрой появлялись торс и голова докладчика, взор его безотрывно впивался в текст исписанной им тетради, а из рта монотонно лились слова. Каждый из присутствующих занимался своим делом. Горько приходилось тому, кто не придумал себе более интересного занятия, чем слушать доклад, никому ума не добавляющий.
Работать в училище при Гуревиче было легко. Расписание занятий составлялось так, чтобы не было перерыва между ними у каждого работающего. В каникулярное время, как в зимнее, так и летнее., преподаватели в училище не являлись
Только административно-хозяйственный аппарат да приемная комиссия трудились в крохотном здании  училища, состоящим из четырех трехкомнатных квартир двухэтажного здания.
Как умудрился директор приспособить его под училище – просто удивительно!
Крохотная комнатушка, выкроенная  из короткого и неширокого коридора – директорский кабинет. Кладовка – помещение кастелянши (она же – зам.директора по АХЧ) – другая часть коридора, чуть крупнее директорского кабинета – кабинет зав. учебной частью. Рядом – лаборантская с единственным лаборантом, обслуживающего учебный процесс преподавателей всех профилей. Транспорт училища – личный директорский мотоцикл с коляской.
Забегая вперед скажу, что пройдет несколько лет-  и все переменится. Медицинское училище перебазируется в новое специально построенное общежитие училища, которое так общежитием и не станет.  Будут сноситься  внутренние перегородки  только что построенного, пахнущего свежей масляной краской общежития, перестраивая жилые комнаты под учебные аудитории и служебные кабинеты. Административно-хозяйственный аппарат училища без увеличения численности групп учащихся достиг полусотни, сохраняя тенденцию к постоянному расширению. Удивительно еще и то, что каждый член этого крайне «необходимого» аппарата старался переложить функции  свои на плечи классных руководителей.
Понимал Геня, что пришло время, когда перестали действовать прежние критерии определения качества работы – отзывы медицинских учреждений о качестве подготовки присылаемых к ним специалистов, позволявших крохотному  училищу среди сотни других в Украине занимать почетное третье место, подкрепляемое многочисленными премиями и кубками за спортивную работу. Теперь более уделялось внимание внешнему оформлению как самого здания с оборудованием так и документов отчетности.
К примеру, приезжает как-то «высокая комиссия» из Киева, обошла кабинеты, кривя недовольно носы и вступила в помещение библиотеки. Помещение ее с низкими потолками, старыми неказистыми стеллажами, не могло радовать взор, но на специальном стенде, красочно оформленном, красуются все труды Л.И. Брежнева.
Этого оказалось достаточно для вручения грамоты и определения призового места библиотеки в «социалистическом соревновании» медицинских училищ Украины. Не могла теперь комиссия признать работу всего училища неудовлетворительной.
Умел директор держать нос по ветру, но не знал, что, чем более становится многочисленнее управленческий аппарат, тем более возникает возможность появления того, кому, ну, очень понравится директорское кресло!
Умел контролировать директор своих заместителей, хотя власть им большую давал. Держали те коллектив в полном повиновении. Внешне руководство  представлялось мне похожим на львиный прайд. В центре с гривоподобной шевелюрой директор, а вокруг него заместительницы – львицы, энергичные, властолюбивые, к подачкам жадные. На их фоне он выглядел добряком и благодетелем. Чем больше старел директор, тем активнее становились не только заместительницы, но и ублажающие тело его фаворитки. Одна из них настолько обнаглела, что пришла незваной к жене директора и заявила:
«Рая! Отдай мне Геню, ты уже достаточно пожила с ним!…»
Мать Гуревича, на ту пору еще живая, ответила вместо оторопевшей от наглости непрошенной гости, Раи:
«Гутя! В нашем семействе мужчины днем любили побаловать тело свое новенькой, но спать всегда приходили домой!»
 В училище фаворитки тоже вели себя беспардонно Они уже всех сотрудников имели право называть только по именам, не учитывая ни возраста, ни положения Они могли даже покуражится над преподавателем своими «широкими» возможности. К примеру, одна из них обращается к преподавателю физкультуры, молодому жизнерадостному мужчине, легкому не только в движениях:  «Вова! Тебе сегодня выговор вынесут!»
- За что? – спрашивает тот, недоуменно вскидывая брови.
«А ни за что! Вот скажу директору, и схлопочешь выговор!»
И это было не просто бахвальством, угроза была абсолютно реальной.
Меня пока никто не трогал. Все относились ко мне уважительно, поскольку видели, что директор крайне предупредителен ко мне. Я имел возможность анализировать те изменения, которые происходили на моих глазах. Материальные возможности директора, на мой взгляд, несомненно возросли. Он сменил мотоцикл на «Жигули», ни у кого денег не занимая. А ведь еще год тому назад, когда он и я становились в очередь на приобретение автомобиля, между нами произошел короткий разговор:
Он сказал мне: «Моя очередь на автомобиль ближе твоей. Если придет оповещение, не одолжишь ли ты мне две тысячи рублей? Я быстро расплачусь с тобой, поскольку у меня есть, что продать!»
Я дал согласие, но выполнять его просьбу не пришлось. Он обошелся без займа. Его окружение не слишком пряталось, получая взятки. Брали за поступление в училище, брали за хорошую успеваемость, искусственно занижая реальную. Брали деньгами, брали продуктами.
Преподаватель математики и физики тоже приобрела автомобиль «Жигули». Вначале я не мог понять, почему она припарковывает его на противоположной стороне фасада училищного здания в неудобном и плохо обозримом месте? Истинная причина такому выбору стоянки стала мне ясной, когда я увидел однажды, как из подъехавшего  автомобиля в багажник автомашины преподавателя физики, оставленном открытым, стали перекладывать ящики, пакеты и просто навалом битую птицу.
Понятно было, что родители учащейся, привезшие «подарки», были сельскими жителями.
Время шло, село все более и более привязывалось к городу.
Созревали овощи, созревал виноград и можно было наблюдать, как колхозники с продуктами направляются в город, даже в будни, а не воскресные дни, а им навстречу едут рабочие и инженерно-технический персонал предприятий.
И это было понятно, старело село, обезлюдело. Прежде семьи были многодетными, теперь в семье было один – два ребенка, как и в городе,  и те, поднимаясь на ноги, покидали село и не возвращались, к городской жизни, привыкая.
Строили клубы на селе добротные, фильмы крутили заграничные, строили консервные заводы и цеха по переработке продуктов сельского хозяйства. Но в этих цехах и заводах преобладал тяжелый ручной труд… Интенсивная работа в них была в сезон уборки. А дальше, что?..
Переход от характерной для трудодней натуральной оплаты труда к денежной, не здорово обогатил крестьян. Заметней только стало расслоение их. Крестьянское подворье, разоренное указами Н.С. Хрущева, прокормить селянина  не могло. Теперь он шел на прием к председателю, как когда-то предки его к помещику, просил, чуть ли не слезно:
«Федор Степаныч, сделай милость,  прикажи отпустить  мне мяса килограмма четыре на свадьбу дочери! Не ехать же мне в город за мясом…»
Прежде судили крестьянина по указу сталинскому за сбор колосков на убранном поле, теперь воровали массово все. Правда, говорили теперь «не украсть, а принести» И несли помногу… На зиму заготовить надо, да и в город  - на рынок.
Пришлось мне  как-то возвращаться в обеденный перерыв с поля колхозного в село на колхозном автобусе. Автобус забит людьми. У самых дверей –старуха с мешком до половины луком наполненным. Чтобы его было удобно нести на плече, он разделен на две части, одна за спиной, другая спереди, на груди. У старухи еще две большие сумки, из отверстия одной виден  крупный арбуз. Подъезжаем к центру села, автобус останавливается. Старуха обращается ко мне, ближе других к ней стоящих:
«Деточка, помоги мне вынести сумки наружу!»
И хотя мне за пятьдесят, она имеет по всем возрастным параметрам, так ко мне обращаться. Я выхожу первым, выставляю две очень увесистые сумки наружу, ставлю их на землю. Попытка помочь снять с нее мешок натыкается на сопротивление:
«Я сама!»
Я долго смотрю ей вслед, видя ее, идущую прочь, Она мне напоминает муравья, тащащего груз больше себя. Согнувшись в три погибели, она тащит наворованное домой. «Но ведь она,- я думаю, - к вечеру еще одну ходку сделает!»
А колхоз-то в отстающих ходит, время от времени государство списывает ему долги.
Стоило ли мне осуждать старуху, с мешком украденного с поля колхозного возвращающуюся, когда по ночам на виноградники выезжали на мотоциклах с колясками местные колхозники и вывозили столько винограда, сколько в коляску поместится. Когда бригадир-виноградарь стал предупреждать: «Не набивайте виноградом пустые емкости!
Машины нет, а собранный  виноград за ночь обязательно украдут!»
Стало меньше люду на селе,
И к тому же сильно постарело.
Городская жизнь и веселей,
Легче по душе найти там дело.

В магазинах на витринах там –
Сыр, колбасы, жирная селедка.
На селе с грехами пополам -
Сигареты, папиросы, водка…
Вспомнили руководители партии и правительства, что их предшественники для усиления руководящими кадрами на заре становления колхозов, посылали на село рабочих, членов партии. О том и Шолохов писал в своей «Поднятой целине».
Теперь при развитом социализме к такой практике вернулись опять. Только теперь не только руководителей хозяйства не стало…
Прежде на село горожан не приглашали, крестьяне сами с работой справлялись, теперь по разнарядкам обкома партии, в колхозы и совхозы посылали рабочих, а чаще инженерно-технический персонал.
Наступило время и преподаватели с учащимися стали направляться в село для помощи ему. За тем, где и в каком количестве требуется «рабочая сила», строго следили товарищи из обкома партии. Срок пребывания в колхозах с каждым годом удлинялся, начало занятий было уже не первое сентября, а к средине октября переносилось. Но товарищи из обкома не изменяли учебных программ, не сокращали их, но строго наказывало руководителей  училищ, не выполнивших учебных программ, - жалобы на нехватку времени для этого во внимание не принимались. Руководителя вызывали на партийный ковер и он покидал директорское кресло, то бишь нагретый его седалищем стул. Приходилось выворачиваться. Скажем, проводить практическое занятие целой группой, не деля ее на подгруппы. В таком случае, вместо 2-х часов, записывалось 4.. О  таком порядке  ведения учета наверху знали, но делали вид, что все в порядке. Но стоило директору проштрафиться, ему об этом тотчас напоминали - и это было самым серьезным основанием для увольнения. А если ЧП случалось на сезонных сельских работах?.. Неприятности прогнозировать мы не могли.
Мне приходилось ежегодно выезжать в села, и натерпеться там, и насмотреться, и с бытом сельским познакомиться.
Да, со времен Сталина от железной дисциплины на производстве мало что осталось. Работали теперь больше бабы… Мужики с утра искали, где и что выпить. Как правило, все руководящие должности были заняты мужчинами  и все они непременно должны были быть членами коммунистической партии. Считалось, что само пребывание в партии делает человека честным, умным и порядочным. Как это выглядело, к примеру, на самом деле...
Шел 1970. В городе нашем был объявлен карантин в связи  с эпидемией холеры. Меня с группой учащихся в числе 80 человек направили в колхоз имени Войкова, (территория его входила в зону карантина). Приехали мы рано… Я на своем куцем «Запорожце», учащиеся – на автобусе. Рано… но председатель на месте. Председатель колхоза приказал парторгу вывести нас на виноградник. Я не понимал, почему это был должен делать секретарь партийной организации, а не виноградарь. Мы у края огромного участка земли, засаженного виноградом «саперави». Парторг уехал, сказав, что бригадир-виноградарь обеспечит нас орудиями труда: ведрами и ножами.
Время идет, солнышко уже вгору забралось, а бригадира нет. Мы сидим на травке, с нами рядом уселись женщины из колхозной бригады. Женщины болтают, семечки щелкают. Приехала машина с чаном для винограда. Рядом  с моим «Запорожцем» припарковалась Ни ведер, ни ножей. Я решаю принять бразды правления в свои руки, тем более, что уже до этого я не раз выезжал на уборку винограда, и знал, как это делается. Предлагаю тем, у кого есть ведра, ножи и ножницы начинать уборку. Сам забираюсь на машину, принимаю подносимые ведра и высыпаю их в чан. Чуть в стороне стоят пирамиды ящиков. Порывшись среди них, я нахожу связку заточек, изготовленных из прутьев стальной арматуры. Вот и орудия труда. Те, у кого нет ведер, стали заполнять гроздьями винограда ящики. Когда чан почти доверху был заполнен виноградными гроздями, на дороге, ведущей к селу, показалась фигура мужчины. По тому, как его швыряло из стороны в сторону, можно было понять насколько он пьян. Одет он был во все черное, на голове – черный картуз. По-видимому, земля под ним ходуном ходила, твердо стоять на ней идущий   ну, никак  не мог. То вправо толканет его земля, то влево потянет, то спереди преградой станет, то сзади валом накатится. Не успевают ноженьки мужичка за ее выбрыками следовать. Вот и кажется со стороны, что человек шатается, а ведь только земля и виновата.
Одна из колхозниц, увидев бредущего, сказала мне, что это – бригадир.
Приблизившись,  здорово пошатываясь, окинув все осоловевшим взглядом, бригадир изволил, наконец, обратить внимание  и на меня.
Он сказал, пытаясь пальцем указать в мою сторону: «Кто это?»
Я спрыгнул с автомашины на землю, подошел к бригадиру. Рядом со мной, он казался подростком. Одежда висела на нем, как на колу. Наверное, бригадир принимал пищу только в жидком виде и только с резким запахом спиртного, все остальное организм отторгал. От него исходил настолько сильный сивушный запах, что  только вдыхая его, можно было опьянеть.
«Так вот кто, оказывается, сотню людей заставил просиживать в безделье! Где твои ножи и ведра, бригадир? Почему ты в дупель пьяный?» - наседал я на него.
Он оторопел от моего натиска, беспомощно и быстро моргая. Я понимал, что он никак не может врубиться в происходящее: на его участке, где он чувствовал себя всегда уверенно нагло, вдруг нашелся незнакомый, который позволяет на него покрикивать. Вечно укрытое туманом сознание его ни лучами солнца, ни речью человеческой пробить было невозможно. Я же, понимая, что от пьяного, чего либо добиваться бесполезно сказал, взяв его за воротник: «Иди под дерево и протрезвись. Не мешай людям работать!»
Он, ворча, послушался моего совета, скрывшись в винограднике. Но не надолго. Минут через пятнадцать он вновь появился перед нами, еще более пьяный, но с неугомонной жаждой деятельности. Тратить время на разговор с ним мне не хотелось, я  сел в  свою машину и покатил в правление. Там оказался только парторг. Выслушав меня, он загрузил коляску своего мотоцикла ведрами и мы каждый на своем виде транспорта, направились к винограднику. Пьяные выкрики бригадира уже издали стали долетать до меня. Парторг долго с пьяным не разговаривал, выгрузив ведра, он усадил бригадира в коляску и увез. Мы продолжали работать.
Одна из колхозниц сказала: «До вас никто его  так не одергивал! Как мы с ним намучились тут, ведь трезвым мы его никогда не видим! Наши обращения в правление бесполезны…» Я понял, как тяжко работать под таким руководством, но мог женщинам только посочувствовать.
День клонился к концу. Я не ожидал, что мне в этот день придется вновь встретиться с бригадиром. Он появился часов в 6 вечера, когда, заполнив виноградом ящики» и отправив шесть машин винограда на винзавод, мы находились в ожидании своего автобуса. Бригадир все еще находился под воздействием винных паров, но на рожон уже не лез. Молча, как посторонний, он стоял, прислонившись к виноградному колу.. К винограднику со стороны города стали подъезжать легковые автомобили  и мотоциклы с колясками. Их становилось все больше и больше…
Было понятно, что должно было здесь происходить с виноградом, поэтому я подошел к бригадиру и сказал, указывая на ящики с виноградом, да так громко, чтобы все слышали: «Я все подсчитал, записал, и заверил десятком подписей, -  здесь полторы тысячи ящиков. Если хоть один из них уйдет на сторону, ты будешь иметь дело с прокуратурой!»
Бригадир, в свою очередь, обращаясь к водителям автомашин и мотоциклов сказал картинно расставляя руки: « Сами видите… Сегодня ничего не получится!» Такая безысходность звучала в его голосе, что мне смеяться хотелось…
На следующий день меня с учащимися направили работать на колхозный консервный завод. Я понял, что вчера позволил себе вмешаться в хорошо налаженное «дело». Правление колхоза устраивал не просыпающийся от пьяни бригадир!
Правда, в других хозяйствах подобного мне видеть не приходилось. Наверное случай, описанный  мной, объяснялся только близостью хозяйства к городу?..
Но, к сожалению, доброго в организационном плане сельхозработ вспоминается мало…
Первый приезд в село Чистополье Ленинского р-на Крыма потряс меня порядками, царящими в общежитии. Под общежитие приспособили помещение приказавшей долго жить участковой больницы.
Приехали мы днем на двух автобусах. Я, оставив учащихся снаружи, вошел в коридор . Он был пуст. Я обошел комнаты, бывшие больничные палаты. В них стояли металлические койки разных размеров, без матрацев и постельных принадлежностей. И только в двух, самых больших, соединяющихся друг с другом дверным проемом,  где прежде была ординаторская и иные больничные службы, обнаружил не только явные признаки обитания, но даже и одну  представительницу. На спинках кроватей висели юбки, кофточки, платья, на стульях – трусики и чулки. Пол помещений был плотно усеян лузгой от семечек, грязь царила невообразимая. Воздух был густой от запаха сивушных масел, а в углах на тумбочках и столах– груды винной посуды, огрызки и объедки. Мне кажется, что я нигде больше не видел столько мух, как здесь, от них в воздухе стоял нескончаемый гул, напоминающий тот, что слышится у пчелиных ульев. На одной из кроватей спала, чуть укрывшись грязной простынею женщина. Мои гневные восклицания разбудили ее.  Оказалось, что женщина была дежурной по общежитию От нее я узнал, что через час с поля вернутся остальные обитательницы. Соседство с такой  «веселой» компанией меня не устраивало и я тут же добился от парторга, который сопровождал меня,  отселения женщин в другое помещение. После тщательной влажной уборки и изгнания мух мы заселились. Правда, ночной отдых мой был нарушен. В час ночи  к нам пожаловали гости. Они не пришли, они приехали и не на обычном транспорте, а на боевой машине пехоты. Возглавлял группу солдат -сержант, крупный, крепкого сложения парень, грузин по национальности. Солдаты и их командир были в легком подпитии, как говорят в самый раз для того, чтобы душа возжелала необыденного. Приехали они на свидание с теми женщинами, которые тут до нас проживали.. Увидев, что все комнаты заняты девушками, они решили: зачем искать лучшего, и низачто не хотели убираться прочь. Я понимал, что следует начинать с командира.  Мне пришлось взять за плечо сержанта. Преодолевая его легкое сопротивление, мы направились к выходу, как два добрых приятеля, ведущих приятную беседу.. Между нами действительно состоялся короткий, но поучительный диалог:
Я: - Кацо, ты видишь, здесь девушки, учащиеся, а не зрелые женщины…
Он: - Батоно, ты пусти нас…
Я:  - Не могу,  за каждую из них я отвечаю.
Он сокрушенно:  - Эх, если бы ты был молодым, я  бы не так с тобой разговаривал, я показал бы тебе!
Я, напуская на себя ничем не подкрепленную храбрость: - Если бы я был молодым, то не разговаривал  бы с тобой долго,  ты бы своим носом пропахал  всю землю до самой БМП».
Он:  -Ты, батоно, гордый. Я грузин, я – тоже гордый!  И Сталин был грузин! Был бы сейчас Сталин…
Я:Ты Сталина, сынок,  не знаешь и слава Богу. Был бы сейчас Сталин, ты бы здесь не появился, ну, если бы пришел, то пошел бы под трибунал!..»
Продолжая так мирно беседовать, я вывел его наружу и пожелал доброго пути. Солдаты на БМП уехали, оставив меня в раздумье. Упоминание о Сталине заставило вспомнить о том, что во времена Иосифа Виссарионовича рабочих и инженеров, медиков и швей не приглашали на уборку урожая. Каждый выполнял свою работу, причем качественно. А чтобы военнослужащие в ночное время разъезжали по селам в поисках плотских утех, только в дурном сне могло привидеться. И невольно думалось: «А куда мы вообще идем? Не заблудились ли?. Зачем я нужен в колхозе, если работников правления более четырех десятков. У председателя было семь заместителей, оказалось этого мало, вывели в штат восьмого, назвав должность его – зам. Председателя по кормам. И такой огромный аппарат практически бездельничает?:..
Назвать «мирным»вообще пребывание мое  с учащимися в колхозах и совхозах в период уборки урожая  никак не могу Досаждали постоянно парни молодые, съезжающиеся к нам со всей округи в темное время суток. Для них дальнее расстояние никакого значения не имело, их тянуло девичье общество, как мед. Девушки были предупреждены руководством училища о том, что за аморальное поведение каждая из них будет немедленно исключена. Чтобы все обходилось «нормально», без ЧП,  приходилось постоянно не досыпать, да и слишком часто вступать в нравоучительные пояснения, надоедавшие мне до чертиков. К счастью, грубые конфликты с отдельными парнями были редкими, и все до одного закончились тем, что те забывали дорогу к нашему «становищу»
Пребывая в различных сельских хозяйствах Восточного Крыма, приходилось часто встречаться с руководителями их. Удивительно было то, что все они были посланцами партии, но почему-то не от сохи и даже не от станка. О сельском хозяйстве они, естественно, имели какое-то представление, но не большее, чем у среднего горожанина, отправляющегося на рынок. Всякого рода встречались мне посланцы города, но с таким, каким пришлось встретиться в правлении совхоза «Грушевский», была единственной в своем роде.
Приемная директора по размерам не уступала приемной крупного промышленного предприятии. Два стола в виде буквы «Т» За тем, что стоял поперек, в окружении множества телефонов сидел невысокого роста мужчина, невероятной тучности с маскообразно неподвижным лицом, Форма головы напоминала перевернутое вверх дном ведро, посаженное на плечи без намека на шею.  Две широкие складки щек, переходящие на грудь. На голове ни единого намека на растительность. Маленький  пуговкой нос чуть выглядывал из-за толстых, выпирающих вперед щек. Рот щелеобразный с тонкими бесцветными губами даже не раздвинулся при моем вторжении. О том, что он видит меня, не было никаких сомнений, ибо глазки маленькие, тонувшие в глубинах орбит, заметались, переходя с меня на  лицо главного агронома, с него на меня, в зависимости от того, кто в этот момент говорил. По сути, разговор только и велся между мной и главным агрономом, который постоянно ссылался на директора, словно тот был абсолютно немым. Жестикуляция отсутствовала. Мне это напоминало  кадры из фильма «Насреддин в Бухаре», когда главный визир от лица уснувшего на виду многочисленной толпы эмира, выносил приговор очередному преступнику:
«О, великий и могущественный эмир, убежище мира и справедливости, изволил выслушать тебя, презренный и устами моими вынес приговор…»
Да, главный агроном был в курсе всей работы совхоза, он практически и руководил им. А председатель был – эмиром.



ЧТО-ТО  С  МОРАЛЬЮ  НАШЕЙ  НЕ ТО …
Такой жесткой дисциплины, как среди учащихся нашего заведения, пожалуй, не встречалось и в женских монастырях со строгим уставом. За малейшие провинности девушек исключали. Оно и понятно, поступить в медучилище было так же трудно, как и в вуз. В городе был филиал высшего учебного заведения, постоянно менявший профессиональное лицо. То он был «общетехническим факультетом», то торговым, то готовил кадры для рыболовных судов. Величина набора была крайне ограниченной. Девушке туда было не пробиться. Судо-маханический  и металлургический техникумы девушки  не слишком жаловали, а в многочисленные профессиональные училища шли только те, кто по уровню знаний школьной программы знали, что им никуда не поступить, кроме этих училищ. Принимали лишних в надежде на отсев, называя их кандидатами, Это с точки зрения прав было незаконным, но культивировалось повсюду.
Училище наше контролировало не только поведение своих учащихся в стенах своих ,но и за стенами его.
Ко мне как-то подошла одна из учащихся и, переминаясь с ноги на  ногу, сказала: «Мне не к кому обратиться…»
Она  умолкла, на глазах ее показались слезы. Смесь страха и отчаяния выражало ее лицо…
Я успокоил ее, как мог.

Она продолжала: «Я из деревни… Вернуться туда я просто не могу с позором. А к начальству не могу обратиться, оно – отчислит меня. Парень, с которым я встречалась, бросил меня, узнав о том, что я забеременела…»
Я понимал, что ее опасения не напрасны. И деревня, и наше училище беду девушки, попавшей в такое положение, считали позором.
Я хорошо знал врачей- гинекологов, мне удалось помочь девчушке.
Но не всегда можно было утаить от вездесущего начальства произошедшее. Была одна учащаяся, отличавшаяся такой видимой скромностью, что хоть в пример всем иным ее ставь. Жила она на квартире с двумя подругами. И все трое оказались зараженными гонореей одним и тем же мужчиной. Никакие слезы, ни показное отчаяние не могло поколебать решения директора отчислить ее из училища. Боязнь отчисления заставляли девушек не прекословить руководителю даже там, где ему было трудно уследить за всеми. Я имею в виду сельскохозяйственные работы. Боялись доноса подруг.
Но где-то, в обществе нашем, что-то треснуло Девушек стали называть – «чувихами», а затем они превратились в «телок» и пока в этом ранге и пребывают…
Мы роптали на падение моральных устоев, определенно, не зная масштабов этого падения в других регионах страны и особенно в столице нашей Родины..
Но в год проведения летних олимпийских игр в Москве, .этот недостаток знаний был нами устранен.
Во времена Сталина фильтр, пропускающий души человеческие, работал без сбоя. Поэтому представить массовое нарушение порядка  в праздничные и иные торжественные дни было просто невозможно. Такое начальству и присниться было не должно. Головы начальственные, да не одна, полетели бы.
После Сталина фильтр начал барахлить и  все же лица, склонные к нарушению общественного порядка были хорошо известны органам милиции. В преддверье праздников таких лиц отлавливали и на трое суток помещали в следственный изолятор, Статья 100 УК позволяла легко это сделать. Помещали без суда и следствия, по прошествии трех суток задержанных выпускали, даже не извинившись за это. Какие там  извинения перед «отпетыми»?.. Пусть радуются и тому, что на долгий срок не упекли.
В Крымский обком партии из Москвы была послана депеша о том, что в область направляются те, кто могут сорвать международные олимпийские соревнования, или своим видом и поведением  в «ложном, нелицеприятном»» виде представить лицо Социалистического общества.
Сколько всего было таких опасных-преопасных, мне не ведомо, но думается, что число это было огромным, если только в село Чистополье было послано 200 девушек из организованного коллектива учащихся швейного московского объединения «Большевичка»
Председатель колхоза Леонов вызвал к себе бригадиров. Был приглашен на совещание и я,
Хотя на первый взгляд, казалось, что не было оснований мне там находиться. Я ошибался. Меня предупредили о том, что коллективу моих учащихся на дни предшествующей олимпиаде и во время ее проведения, не следует контактировать с «посланцами» Москвы.
Для этой цели меня направили на виноградники села «Либкнехтовка», а москвичек – в село Белинское, где располагался колхозный «огород» с искусственным поливом земель.
Выбор места для москвичек был продуман. Рядом  с огородом, стоило только пройти метров 100 и спуститься по уклону, плескались воды Азовского моря. Там и было решено устроить трудовой лагерь приезжим. Днем они, как полагали организаторы, работают, а с 16 часов предаются «заслуженному» отдыху. Главный агроном Василий руки потирал от удовольствия. Сколько заманчивых идей рождалось в его крупной лохматой голове, пепельной от посева седины. Все на селе знали, как больно охоч на женский пол главный агроном. Жене приходилось строго следить за мужем, чтобы он «случайно» не улизнул. А теперь, когда вдали от бригады жены, появлялось столько свежих телом и душой, пышущих молодостью «кобылиц необъезженных», Василий буквально слюной истекал.
Леонов уступал в габаритах главному агроному, превосходя того только тучностью, задыхаясь при излишних физических нагрузках, и редко появлялся на поле или винограднике, целиком полагаясь на главного агронома и секретаря парторганизации, людей действительно умных и талантливых. Поэтому он полностью полагался на своих заместителей, которые его никогда не подводили.  Василий, хоть и ездил на «уазике» по полям колхозным , но и ногам покоя не слишком давал. Плотный кряжистый, он твердо печатал шаги на огороде, хлебных полях и виноградниках, вдавливая ими  податливую землю..
Леонов радовался тому, что силы «дармовой»  в колхозе много появилось. Мало того пребывание силы этой молодой, женской, колхозу ни копеечки не стоит. Расходов никаких, - одни прибыли!. Палатки для жилья, оборудование для занятий спортом, питание – все осуществлялись за государственный счет. Поставки молока, приготовление пищи в колхозной столовой тоже оплачивалось столицей Родины. Правлению колхоза оставалось только  радоваться да прибыли считать. От радостно возбужденного выражения лица главного агронома ничего не осталось, когда мы встретились ранним утром следующего дня на планерке у председателя. К удивлению всех присутствующих, главный агроном потребовал у председателя людей на колхозный огород.
- Где я тебе возьму еще людей? Ты же получил двести! -  вскричал Леонов.
«А ты пойди поработай сам с ними, тогда увидишь, каких цыпочек к нам прислали?».Это не девочки, о каких нам говорили, это дьяволицы какие-то! Теперь я понимаю, почему их в Москве не оставили? Такие всех иностранцев в изумление приведут!»
И он рассказал присутствующим следующее
- Утром я направился на огород, как всегда. На часах было 15 минут девятого. Наша колхозная полевая бригада на прорывке лука работала. А дальше на огороде ни единой человеческой фигуры не просматривалось!  . Я спросил у наших баб, не видели ли они приезжих девчат из Москвы?  Мне ответили, что туда к ним не ходили, но в лесополосе еще полчаса тому назад  трещали ветви грецких орехов, а на них, как обезьяны ловко двигались голые девки. Ну, я и покатил туда. Подъезжаю, вижу на краю лесной полосы подстелив под себя платья девки голые разлеглись, загорают. Ну, я естественно стал их корить… Лучше бы я этого не делал… Многие из них поднялись и двинулись на меня. Когда я увидел плотную стену женских тел, полностью оголенных, молча шагающих ко мне, я испугался и побежал так быстро к своей машине, как никогда не бегал. Они помчались за мной. Понимаю, не успеть мне, все ж они молодые, быстрые. Уже и в боку заболело. Представил себе, что они, «паскуды» со мной сотворят, и силы оставили меня. На счастье мое, увидел колючий куст, Слава Богу, сил хватило вырвать его с корнем. Им я и отбивался… Еле ноги унес…Кто хочет, пусть и берет эту проклятую «рабочую» силу к себе,  а меня увольте.
Решено было от помощи москвичек отказаться, Трудовой лагерь преобразовался в зону отдыха и увеселений молодежи, к великой радости населения мужского пола.
До глубокой ночи из лагеря того были слышны крики радости, а за пределами – стоны сладострастия Вся сельская округа парней молодых устремилась туда. И райцентр не остался в стороне. Потянулись туда и мужчины зрелого возраста.
Я мог только с удовольствием потирать руки, колхозные донжуаны оставили в покое мою группу учащихся.
С годами разлад с моралью коснется и наших девушек, правда, объемом невеликим. Работа в селе превращалась в пытку для руководителей. У меня лучше других было с дисциплиной, тут, наверное, возраст имел значение. И все же пребывание на сельхозработах мне становилось в великую тяжесть, хотя я в колхозе получал , как бригадир зарплату  да на всю зиму и весну заготавливались овощи. Свежие арбузы моя семья ела в средине февраля…
Мне до конца жизни не забыть свою последнюю поездку на сельхозработы. Это уже было за год до достижения мною пенсионного возраста.
Село Горностаевка, не понятно почему так названное?. Откуда могли появиться горностаи в безлесной степи? Село, как село, ни лучше других степных,   но и не худших. Мне не нравилось то, что стояло оно на оживленной автотрассе, к тому же и от города недалеко Приехал я на третий день, когда уже  группы учащихся были поселены в двухэтажное общежитие. Условий пребывания я с руководством не обговаривал, одним словом прибыл на «готовенькое». До меня группы учащихся уже два дня под руководством преподавателей физвоспитания успели поработать на уборке помидоров.
По приезду, во второй половине дня, я направился прямо на поле. Помидоры были мелкими и редкими. Одного взгляда было достаточно для того, чтобы определить: на таком участке много не заработаешь. Послали сюда учащихся, чтобы собранными на этом участке помидорами план совхозный выполнить, «заткнуть» пришлыми нерентабельный участок совхозного огорода. Сам участок находился далеко от Горностаевки, земли не поливные. Сушь в том году была слишком заметной. Солнышко здорово поработало, чтобы округа приняла не золотистый, а серо-коричневый цвет.  Работали учащиеся ни шатко, ни валко, монотонный малопроизводительный труд утомил их. Время работы закончилось, а транспорта для вывоза людей не было. Я и предположить не мог, чтобы о пятидесяти учащихся забыли?. Уже вечерело. Показался крохотный автобус ПАЗ, везущий последнюю бригаду местных рабочих. С десяток учащихся я усадил в него, велев сообщить руководству о непорядке. Сам я остался с сорока учащимися на поле. Уже совсем стало темно, когда мы вернулись в село. Я попросил подвезти группы к столовой, поскольку следовало накормить девчушек. В столовой мы заняли  столы в стороне от входа. Нам принесли пищу. Помимо нас  в столовой находилась большая группа шоферов, присланных в совхоз из разных районов области и различных производств. Столы их были пусты, и по-видимому, они уже долго ожидали ужина, поскольку появление тарелок со снедью на наших столах вызвало у них не просто раздражение, а какое-то озлобление. Да, желудок здорово влияет на духовное состояние человека.  А здесь находились не слишком воспитанные люди, не умеющие скрывать чувств своих В наш адрес посыпались оскорбления, в большем числе своем нецензурные. Попытки угомонить шоферов были неудачными. Я понял, что может дело дойти и до физических способов умиротворения…Мы спешили поесть, хватая пищу и не слишком пережевывая ее, необходимо  поскорее убраться. Подходя к общежитию, я увидел толпу представителей мужского пола у входа в общежитие, причем, здесь были не только безусые юнцы, а люди более, чем зрелого возраста. Я глубоко вздохнул, поняв, что о спокойной ночи мне  мечтать не приходится. На юге ночи темные. Уже  одиннадцать часов вечера, а толпа мужиков не редеет. Была попытка одного из них ворваться в помещение общежития, стычка с ним стоила мне разорванной полы куртки, и даже не по шву, а  в том месте, где сама куртка позволила это сделать. В двенадцать часов толпа стала расходиться, я направился в свою комнату   Не раздеваясь сел на кровать, смертельно усталый прислонил голову к подушке … и уснул!  Разбудил меня коллективный девичий крик. Я бросился в сторону его, вбежал в комнату и увидел следующую картину. В одном углу, стоя на кроватях кричало шесть девушек. Никого в комнате не было. Я хотел было уже удалиться, когда одна из девушек указала мне на окно. В проеме окна, укрывшись занавеской, сутулился здоровенный детина. Были видны огромные ступни ног, покрытые густой рыжей шерстью. Я взял стоящую в углу комнаты швабру и ткнул ею в фигуру. Детина с криком вывалился наружу. Приземление его было неудачным, поскольку сопровождалось грохотом и отчаянной бранью. Постепенно пришла тишина, я обошел все комнаты, и, не  заходя внутрь, спросил все ли на месте. Получив везде утвердительный ответ, я направился к себе и буквально свалился на койку, как мертвый. Я долго не отвечал на стук в дверь, наконец, настойчивость стучащихся заставила меня открыть дверь, а затем и глаза. Я увидел перед собой сотрудников милиции. Меня спрашивали о том, все ли «мои» на местах? Я  сказал, что все учащиеся должны быть на местах, поскольку сам лично делал вечерний обход и все были на местах. Милиция ушла. Но вскоре они вновь появились, попросив проверить все тщательно. Я стал обходить комнаты, требуя открывать в них двери. В одной из комнат одна девушка отсутствовала.  Оказалось, что от меня скрыли уход одной из них на свидание. Ее я увидел через полчаса лежащей в белом платье на обочине дороги  Феодосия-Керчь. Она и парень, с  которым они прогуливались, были сбиты мчавшимся легковым автомобилем.
Никто, в том числе и родители, не обвиняли меня в гибели ее, но в душе моей этот случай оставил неизгладимый след. И хотя за жизнь мою мне пришлось иметь дело с тысячами мертвых тел, но к тем я не имел при жизни ни прямого, ни косвенного отношения… Я искал причину смерти… А здесь…
Меня поразило тогда отношение руководства совхоза к этой гибели, пусть для них и постороннего человека. Ранним утром они уговаривали меня вывести группу на поле.
Я наотрез отказался это сделать, заявив о том, что после случившегося, такие действия в глазах юных будут выглядеть святотатственными.
Я ведь не знал о том, что пройдет менее десятка лет и гибель множества невинных  людей одновременно будет восприниматься с обыденным безразличием.
И это был первый случай в моей жизни, когда за гибель двух молодых  людей никто не понес ответственности! Все попытки отца погибшей девушки добиться правды оказались безуспешными!

ЗНАЛ БЫ, ЧТО ТАК ПРОИЗОЙДЕТ?
Однако, вернемся к жизни училища и вплетенной в нее судьбой моей. Я уже сказал выше, что директор окружил себя большим числом фавориток, а потому стал слишком зависимым и уязвимым. Следовало только ожидать случая, когда кресло под ним пошатнется. И такой момент наступил. Шел 1972 год. Жаркий август подходил к концу.. Каникулы. Приемные экзамены давно закончены. Списки поступивших красуются на видном месте у входа. Непривычно пусто в здании училища. Вечером, когда жара уступила место прохладе, у небольшого жилого дома, расположенного тут же неподалеку стояла молодая женщина темноволосая, неплохо сложенная, с чемоданом и малышом лет пяти, которого она держала за руку. На лице ее можно было прочесть озабоченность и досаду.
Она  безуспешно долго стучала в дверь одной из квартир. Не дождавшись ответа, она вышла наружу и стояла беспомощно озираясь. На ее счастье к дому подходила другая, чуть постарше возрастом, такая же темноволосая, но с несколько оплывающей фигурой. Она спросила женщину с ребенком:  - Кого вы ищете?
Незнакомка назвала фамилию.
- Да, долго вам придется ее ждать, она в Москву к сыну поехала….
- Что же мне делать в городе, который  мне не знаком? – отчаяния в голосе не было, но вопрос прозвучал тревожно.
- Не волнуйтесь, я вам помогу. Моя квартира здесь же, в этом доме!
Прибывшая женщина просто рассказала, что она приехала с больным сыном в город с Дальнего Востока, в надежде здесь поправить его здоровье. Перед этим договорилась о жилье и на тебе такая незадача – ее не встретили, за нужной дверью – глухо. Слушательница прониклась состраданием к приезжей и предложила ей ночлег у себя.
За чашкой чая женщины разговорились. Таня, хозяйка квартиры, рассказала приехавшей, назовем ее Еленой, что она работает «техничкой» в медицинском училище. Елена внимательно слушая, высказывала повышенный интерес к теме разговора, вставляя вопросы и ожидая пояснений. Наутро она отправилась на встречу с «Геней»  А уже 1 сентября, явившись на занятия, преподаватели узнали, что в училище появился новый заведующий отделением..
 Новый руководитель отделения понравился всем. Застой в училище был нарушен, хотя характер  самого учебного процесса оставался прежним. Во всяком случае, меня вводимые новшества не коснулись, пока…
Влившаяся в коллектив молодая энергичная женщина быстро завела знакомства в партийных комитетах района и города.  Время шло…  Мы вскоре невооруженным глазом увидели, как над головой нашего директора стали сгущаться тучи. Признаюсь откровенно, мне его тогда  было ничуть не жаль. Я уже не видел в нем волевого, всегда собранного мужчину, кто мог бы быть образцом администратора, он, попросту говоря, обленился.
Весна подходила к концу…,  Сотрудников училища стали приглашать в районную партийную комиссию. Попал в нее и я. Привыкший прямолинейно высказываться, я не уклонился от ответов, но и не украшал их подробностями. Похоже, от меня ждали большего, пытаясь вопросами расшевелить меня. К этому времени я  был уже много знающим сотрудником, но бездоказательными фактами никогда не пользовался.
Поэтому, на вопрос, что я знаю о взятках и поборах, ответил прямо:
 «Я не знаю ни финансовой, ни административной деятельности директора. Я – рядовой учитель, который должен четко исполнять обязанности, что я и делаю!»
Поняв, что от меня «нужной» информации не получишь, меня через пять минут отпустили.
Ждать развязки коллективу долго не пришлось. Вскоре, директор наш стоял перед членами партийной комиссии, руки по швам и, не сопротивляясь, сдавал  позиции. Казалось, что он был рад тому, что легко отделался, сдав свою директорскую должность и получив строгий выговор по партийной линии. Работать рядовым преподавателем в училище он не стал, впрочем, его и не уговаривали. Время его правления будет вспоминаться, как золотое!  Эра относительного покоя от нас ушла. Теперь у всех стало много нагрузок не учебного характера, абсолютно ненужных, сжирающих время и мысли.
Зато властвовать стал партийный афоризм:   «Ничто так не украшает человека, как его активная жизненная позиция!» Звучал он к месту и не к месту.
Большинство спокойно ждали прихода нового руководителя, но кто-то и активно старался в него вмешаться. Я еще многого не понимал, не ориентируясь в многоходовых операциях по занятию руководящих мест.. Для этого следовало с головой окунуться в мир мелких дрязг, женских судов и пересудов. Я почему-то  продолжал верить в искренность Елены  Я  пользовался значительным уважением в базовом областном  училище, да и в партийном руководстве города слыл честным принципиальным человеком, не способным на подлость.
Эти качества мои зав. отделением и решила использовать.  Она попросила меня и парторга училища милую, мягкую податливую Субботину поехать в областной центр, и там поддержать ее кандидатуру. Машину для поездки она обещала предоставить нам сама. Наутро в день поездки на почве властвовала такая гололедица, что и пешком трудно было шаг сделать. Видимо, Господу Богу не хотелось, чтобы мы добивались чего-то, на его взгляд, несправедливого. Не угомонившись, Елена направила нас на прием к первому секретарю райкома.
Виталий Никитич встретил нас просто и дружелюбно. Он даже встал из-за стола, направляясь к нам, чтобы пожать нам руки. Такого прежде за ним не числилось. В лучшем случае мы бы увидели простой человеческий взгляд, Чаще же он был таким безразличным, что, казалось, нас не видят, нас – просто нет. Стоя, выслушав наши предложения, секретарь сказал:
«Директоров не выбирают, их – назначают! Не беспокойтесь, будет и у вас директор, но не тот, за кого вы ратуете!»
Понимая, что повлиять на решение кадрового вопроса, мы не можем, не солоно хлебавши отправились к себе. Елена выслушала наше сообщение спокойно, ничто не появилось на лице ее, свидетельствующее о ее неудовлетворенности. Уже тогда мысль мелькнула у меня: «Женщина эта умеет держать удары!»
Пришло немного времени и в нашем училище появилась директриса. Правда, на ее       представлении коллективу я не присутствовал. Что-то мне помешало тогда?
Теперь в училище царил полный матриархат. Все руководящие должности были заняты женщинами. Следовало ждать бури – «в курятнике без петуха всегда разброд царит.» А в нашем училище у корыта кормящего слишком много собралось, не довольствующихся малым, а желающих большой власти.
Для меня лично с уходом Гуревича закончилось время покоя, нормальной работы. Я ни во что не вмешивался, получая к каждому празднику благодарности и почетные грамоты.

ПОД  ЗНАКОМ  ПЕРЕМЕН
Новый директор наш по всем параметрам была настоящей женщиной: и внешностью привлекательной и характером чисто женским. Петуха из нее получиться не должно. Ей сделать этого все равно не дали бы училищные «матроны». Они, долго стоящие при властных должностях, привыкли повелевать, а не покоряться. Потому, наверное, не спешили выполнять повеления нового директора, зная   о том, что та никогда не занималась учебным процессом, плохо знает  особенности работы, а потому в  первое время нуждалась в  советах.. Видя, что ее каждое распоряжение сопровождается долгой раскачкой, директриса выходила  из себя, переходила  на крик. Голос у нее был сильным и звонким, звук далеко разносился, хотя резонанс для этого  и был неподходящим. Такой стиль руководства был  прямой противоположностью прежнему и, признаться, не действовал, -нерадивые ухом не вели, скоро  привыкнув к всплескам эмоций директора.
Естественно, не могла директор не заметить «деловитости» заведующей отделением. Теперь без нее директор и шагу не делала.
Не ведала  «Два  А», как учащиеся за глаза называли нового директора, используя начальные буквы имени отчества ее, что завотделением спит, и во сне видит себя в должности, если не директора, то завуча, и тайно делает все для этого.
Я вел занятия с учащимися, как и прежде, ни во что не вникая, поэтому долгое время был в полном неведении, что творится в душах «трудящихся». Но чтобы не замечать, что рушится все то, что так долго создавалось предыдущим директором, нужно было быть просто слепым.  Первым исчез кабинет информатики, тот самый, что прежде был гордостью и палочкой-выручалочкой училища. Потом наступила очередь кабинетов физики и биологии. И стало ясно, что набора в училище, окончивших восьмой класс, больше не предвидится, хотя еще множество групп на базе неполной средней школы  продолжало функционировать.  Стали сгущаться и тучи над головой завуча, молодой стремительно двигающейся мужским шагом, все успевающей женщины, Лидии Андреевны. Правда, она могла бы еще работать в этой должности, во всяком случае до времени выпуска группы учащихся с немецким языком обучения, которые она сама вела.. Но, по-видимому, это было нежелательно для директора, которая, как и я находилась в ослеплении от значимости  зав.отделением училища. Началась травля нежелаемого завуча. Вскоре и я принял в этом неблаговидном деле самое активное участие, поскольку меня приобщили к общественной  жизни училища. Провидение сделало так, что меня избрали председателем месткома училища. Должность в тот период времени ничего не дающая его обладателю, кроме видимости защитника прав трудящегося. Избранию предшествовал непредвидимый случай. Уже и не помню, по какому-то делу я появился в кабинете директора. Это был первый случай прямого рабочего контакта с ней.. Само дело было настолько незначительным, что мне не было предложено сесть. Говорили мы оба стоя. Я уже собирался покинуть кабинет директора, как вдруг она в упор спросила меня:
- Скажите, с моим появлением в училище, лучше стало работать в училище?»
Вопрос был поставлен так, что уклониться от ответа я не мог, для обдумывания его не было времени. Я понимал, что директор ждет от меня  ответа, мягкого, ну, в крайнем случае, обтекаемого, но ответил прямо:
- Хуже!
Нужно было видеть, как округлились глаза женщины, как отвисла нижняя губа у нее. Я знал, что ответ мой не вызовет удовольствия. Мало того, я ожидал и гонений.
- Странно, - сказала директор, - все, кого я не спрашивала, говорили мне совсем иное…
Я перечислил все негативные стороны ее деятельности, аргументируя свой ответ. Затем сказал:
- Ну я пошел, у меня через три минуты начнется занятие.
Стал ожидать неприятностей, и вдруг – меня избирают в число руководителей значимого уровня – председателем месткомом.  Я не отказывался от общественной должности, не слишком она и мешала мне. Не знал я только о возможностях ее. Значительно позднее я мог видеть, как люди, являющиеся только членами местного комитета «выбивали» дефицитные вещи в организациях, представляясь там руководителями этого, в общем-то бессильного органа. Защищать трудящихся профсоюзному органу было трудно, а вот творить зло он мог!. И так, как указано мною выше, руку я тоже приложил в травле завуча училища. Правда, вскоре наступило прозрение и я созвал внеочередное профсоюзное собрание. На нем публично покаялся в своем  поведении и попросил прощения у Лидии Андреевны. Извинения мои были приняты  благожелательно, мы с ней и после ее ухода остались добрыми друзьями. Уход завуча был тихим и незаметным. Образовалась вакантная должность второго по форме и первого по содержанию руководителя. Решено было перед уходом в отпуск рекомендовать на эту должность зав.отделением..
Оставалось чуть более недели до начала занятий, когда в моей квартире раздался телефонный звонок. Звонила директор училища. Она предлагала мне занять должность завуча училища. Я был удивлен  и напомнил  директору о том, что нами уже было принято решение по этому вопросу. Анна Алексеевна сказала коротко и ясно: «Обком партии не утвердил кандидатуру Елены. Соглашайтесь, иной кандидатуры, чем ваша, у меня нет»
Я было заартачился, но находящийся у меня в гостях родственник убедил меня в том, что отказываясь от такой должности, я совершаю глупость. И я дал согласие. Если бы я зал, чем это обернется для меня, я язык бы свой откусил, но не согласился бы стать администратором!
А пока мне пришлось прервать отпуск и заняться вопросами подготовки к новому учебному году.
Первая просечка у меня произошла в обкоме партии, куда собрали всех заведующих учебным процессом училищ. Я не придал никакого значения тому факту, что перед каждым из вызванных лежали объемистый блокнот  и карандаш..Не понимал я и того, почему собравшиеся при первых же звуках голоса заместителя завотделом  «Науки и образования обкома»,  раскрыли блокноты и, лишь изредка отрывая взгляд от них, быстро стали записывать. Один я не писал, не привыкнув к такой форме общения с руководством. Правда, я внимательно слушал говорившего, полагаясь на свою отличную память, способную охватывать и запоминать огромный материал. В данном случае мне и этого делать не было необходимости, все, о чем говорило руководство, можно было прочитать в передовице общесоюзной газеты «Правда». Я не понимал, почему проповедовавший прописные истины, время от времени сверлил меня глазами. Наконец, он не выдержал и сказал, глядя поверх голов, но явно обращаясь ко мне:
- Среди вас находятся те, кому мои указания не обязательны!
Все, как по команде, посмотрели в мою сторону.
Я ответил просто, как и привык говорить с равным и на равном:
 - Я вас внимательно слушал и готов повторить сказанное вами слово в слово!
«Руководство» успокоилось и оставило меня в покое.
Вхождение в роль руководителя, ответственного за учебный и воспитательный процесс оказалось для меня весьма серьезным испытанием. Я понял это тогда, когда переступил порог своего нового кабинета и не обнаружил   в нем рабочей документации. Не было даже образца, которым я мог бы руководствоваться на первых порах.. Мне сказали, что папки с документами взяла Елена.. Та наотрез отказалась признаться в этом. Акта передачи документов не оказалось, практически спросить – не с кого!
Опереться на директора я не мог, поскольку директриса  сама оказалась в роли загнанной, «избиваемой». Не могла она предполагать, что брат ее мужа, занимающий высокую должность в городе, внезапно окажется в опале. Кто-то, естественно, знал об истинной причине опалы, но в городе только шли разговоры, высказывались предположения, далекие от истины. Все ближайшие родственники «проштрафившего» тотчас почувствовали на себе тяжелый взгляд партийного руководителя города. Почувствовал его на себе и я, хотя был далек даже от мысли, что меня это каким-то образом коснется. Казалось бы, вновь испеченному завучу дать бы времени немного, чтобы он  осмотрелся, вник в особенности работы, а ему уже через месяц пришлось принимать первую контролирующую комиссию. А дело было в том, что снять директора училища с ее должности было не за что, она не сделала ни одного порочащего поступка, она не занималась поборами, она не брала взяток. Снять ее можно было только за грубые нарушения учебно-воспитательного процесса. Но это можно сделать только убрав завуча..
И за меня взялись, как следует. За учебный год  в стенах училища побывало четырнадцать комиссий. Были они всякого ранга: от партийных органов, от Минздрава и Министерства просвещения.. Продолжали они приезжать даже тогда, когда  училище покинула директриса и обязанности директора, одновременно со своими  пришлось исполнять мне. Не выдержав, я взмолился: «Оставьте меня в покое, ну хотя бы для того, чтобы  закончить учебный год и провести выпускные экзамены!».
Представляю себе, что со мной сделали  бы проверяющие мою работу «детективы», окажись у меня грешок соответственный? А так, что? Выводы проверяющих касались в основном расписания занятий. «Как вы можете вести занятия без стабильного расписания?» - звучали обвинения со стороны «богинь министерского Олимпа». Я не оправдывался. Его стабильным при всех условиях сделать было невозможно, имея  среди преподавателей клинических и общеобразовательных дисциплин, более 60% совместителей. Да никогда до меня расписание занятий не было стабильным, не стало оно стабильным и после меня!  Слава Богу, учебный год кончен!
Я передал кресло директора новому, оставил должность завуча и перешел на свою, хорошо мне знакомую работу преподавателя, рядового, но и более несокрушимого.

ТРАВЛЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ,
Я ушел в тень и долгое время ничьи жгучие лучи ненависти туда не проникали. Елена  так и оставалась заведующей отделением, неся на плечах своих еще и почетную должность секретаря партийной организации. К тому времени я уже отлично знал особенности ее характера, находясь, хоть и короткое время в должности директора, ознакомился не только с личным делом ее, но и душевными ее особенностями. Бесспорно, она была умна, бесспорно она была властолюбива, энергии ее кипучей мог позавидовать каждый. Ее уста почти всегда произносили ложь,  кажущуюся слушаемому непреложной истиной. Я думал, глядя на нее: «Когда же она говорит правду? Может во сне только?»
При этом всегда вспоминал слова председателя партийной комиссии райкома партии о ней: «Я никогда не поверю, чтобы Елена сделала что-то дурное! Это же – святой человек!»
Женщина эта была истинной королевой интриг. Способность легко находить друзей и подруг, слепо ей верящих, было первой ее особенностью. Это был бесценный дар! Вот только кем он был подарен?.. Она легко манипулировала людьми, быстро находя их слабые стороны характера .Она и не щадила их, отбрасывая прочь, если в них отпадала надобность. Она умела накапливать компромат на каждого, превращая мелкие недостатки в весомые обвинения. Просчеты каждого заносились в особую тетрадь и извлекались оттуда в самый необходимый для собирателя момент. В обязанность заведующей отделением входило посещение занятий преподавателей с аналитическим разбором их.. Разбирая урок, она так расхваливала преподавателя, что казалось, готовится материал для административного поощрения того. Но если бы, рдеющий от удовольствия, преподаватель  заглянул бы в саму тетрадь, то его удивлению не было бы предела, оценка занятия была настолько плохой, что выговор за него был бы просто необходимым. Враждебных действий против меня она не вела, как мне тогда казалось. О том, что к нанесению удара по мне готовятся, я понял, заметив изменение в отношении к себе директора, прозванного учащимися «позвоночником» Я со всей прямолинейностью обратился к нему за разъяснениями. Директор покраснел, и отведя в сторону лицо (привычка ведения неприятного разговора у лиц криводушных), заговорил:
- У вас прекрасная характеристика. Опыт вашей работы обобщен базовым училищем, им пользуются все преподаватели области. Но все эти заслуги ваши – в прошлом! Теперь…
Я прервал его:
-  С чьих слов вы все это говорите? Ведь за три года вы ни разу не посетили ни одного моего занятия для того, чтобы у вас хотя бы был повод для такого разговора! Все занятия мои, посещенные руководителями базового училища, представителями  министерств, признаны только отличными. И вы об этом достаточно информированы. То, что я не рвусь к видимой показухе, к тому же еще и на общественной  ниве,  не основание для ваших выводов!
Разговор, а скорее мой миолог был коротким.
Директор выслушал меня молча. Продолжал он молчать и тогда, когда я закрывал за собою дверь.
У меня появился повод для исследования изменений в поведении директора. Не стоило больших усилий узнать, что он идет на поводу завотделения. Это завотделением отпускала учащихся домой во время учебного процесса, естественно, не безвозмездно. Это она открыто продавала учащимся вещи, которые ей привозил муж из загранплавания. И руководитель училища, зная все это, молчал. Оказывается, в училище «осведомленные» лица знали, каким образом директор попал на крючок к одному из своих помощников. У преподавателей мужского пола в училище всегда перед глазами находились молоденькие «Евы», причем уже искушенные неоднократно дьяволом. Почему-то жертвами их были в большинстве своем преподаватели хирургии?.. Почти все они покидали жен своих, находя им замену среди учащихся. Будь это во времена Сталина, таких сеятелей разумного и вечного давно бы призвали к порядку. Но в социалистическом обществе  царила оттепель, если речь не шла только об идеологии. Не избежал соблазна и директор…А  ведь до прихода в училище почти праведником слыл. Он даже принимал в училище на должность преподавателей нарушивших принципы морали в лечебных учреждениях и изгнанных оттуда. Для перевоспитания, естественно! Однако, думается мне, что он их не собирался исправлять, памятуя о том, что горбатого – могила исправит! Отверженными легче было управлять - они по первому зову патрона бросались выполнять любое его повеление. Падение директора произошло потому, что он не знал одной особенности завотделения. Она появлялась всегда там, где менее всего ее ждали. Стоило кому-то начать дурно высказываться в ее адрес, как она тут же появлялась, ну словно из-под земли выскакивая. «Додумался» директор заняться любовью с одной весьма привлекательной студенточкой в лаборантской хирургического кабинета, к тому же не заперев дверь в нее. Время позднее, училище опустело, ни голосов, ни шорохов – директор и забылся. ..  Звуки любовной страсти донеслись до  ушей Елены . Она и появилась, без карающего меча, но с большими возможностями «домоклового» Правда, я тогда ничего этого не знал. Я почувствовал, что меня стали слегка  «покусывать». Укусы мелкие, подленькие, необъективные, но множественные.. Понимал я, что очищаться от грязи, пусть и не тобой созданной, очень трудно Не стоило большого труда, чтобы догадаться, откуда ветер веет! Но, первые же действия мои дали  понять, что мне до заведующей  не добраться, на пути к ней стояли не только партийная организация, которую она возглавляла, но и скалою неодолимой директор, а обойти его я никак не мог. Я пришел к нему в кабинет и сказал прямо: «Отойдите в сторону, дайте мне возможность выковырнуть занозу!»
Он выслушал меня и ничего не ответил. Значительно позднее я узнал о том, что его фигура рассматривалась в обкоме партии на должность секретаря райкома партии. «Рука», двигающая его имелась, но движимый должен был быть с неподмоченной репутацией. 0пасение получить выговор по партийной линии  было реальностью, а с ним терялись и возможность занять такую престижную должность, к тому же в известном курортном городе, открывающая  широкие горизонты для светлого будущего. Я понимал всю сложность борьбы в одиночку, но как  ни странно, совсем неожиданно у меня появились друзья, которым, как и мне, надоело работать в условиях сплошной фальши. Говорить о чести, достоинстве, морали в то время, когда в училище процветать стали взяточничество, торговля контрабандными товарами, было просто нелепо. Это прослеживалось в иронических взглядах учащихся, выслушивающих идеологическую шелуху, далекую от реальности, от каждого из преподавателей, среди которых я тоже не был исключением.. Горбачев посеял надежду на изменение климата как в стране, так и каждом учреждении. И я попался на этот крючок. Фактами, причем, неопровержимыми, меня снабдили друзья. С ними я – беспартийный отправился в горком  коммунистической партии и был принят вторым секретарем его. Я ему сказал  о том, что никаких жалоб писать не собираюсь. Свое заявление о сложившейся обстановке в училище я сделаю на открытом партийном собрании. Секретарь горкома  обещал мне лично придти на него.
Что помешало ему выполнить свое обещание, я так позднее и не узнал, но он не явился, прислав вместо себя инструктора горкома, приятного молодого человека. Тот был преисполнен желания выполнить свой партийный долг. Обвинения основные звучали не от меня, а от преподавателя физкультуры, который значительно лучше меня был информирован о негативном характере всего происходящего в училище.
Заявления наши были настолько неожиданными, что окружающие только пожимали плечами и переглядывались.
Преподаватель физкультуры, обращаясь к Елене, спросил: «Скажите, откуда брошь, красующаяся на вашей кофточке? Не можете ответить, так я вам напомню, что вы получили ее от учащейся  М, за то, что отпустили ее в Сухуми в разгар учебного года. У меня есть доказательство этому в письменном виде..»
Молчала Елена , с каждым пунктом обвинения все ниже наклоняя голову.
Собрание было прервано. Об исполнении  всех пунктов повестки его уже не могло идти и речи.
Стали ожидать прибытия в училище партийной комиссии. Мы наивно полагали, что партийные детективы прибудут к нам на следующий день, пока не началась обработка указанных нами свидетелей, так сказать – по свежим следам! Но комиссия не торопилась, а обработка свидетелей началась. Наиболее эффективно действовали угрозы отчисления и увольнения. Удивительно , оказалось, что их-то и используют члены партийной комиссии, вызывающие  свидетелей к себе на «допрос». Через десять дней трое  тихих членов партийной инквизиции появилась в кабинете директора. Возглавлял их худющий  мужчина, высокого роста, резко сутулящийся, с мрачным выражением лица.
Будь на нем белый балахон, с него можно было бы писать портрет Торквемады. Меня он не удостоил вниманием. Впрочем, я тоже не пылал желанием вступить в разговор с ним.
Я – беспартийный, не знал принципов работы партийных комиссий. Я знал основы работы следователя, и полагал наивно, что комиссия выяснит хотя бы причины,  мотивации, заставившие нас выступить открыто.против методов работы администрации.
Слово «коррупция» нам тогда не было знакомо, с ним мы познакомимся значительно позднее, когда на развалинах государства станут четко прослеживаться коррупционные связи и схемы разворовывания того, что создавалось веками.
Не знали мы, что уже в советское время  коррупция уже действовала.


КАЖДЫЙ  СВЕРЧОК  ЗНАЙ  СВОЙ ШЕСТОК
Действуй в нашем обществе право, все могло стать на круги своя за короткий срок, ибо была на лицо самая простая, почти ничем не прикрытая уголовщина.
Но, право в отношении членов партии не действовали. А Елена не была простым рядовым членом партии. Она была вхожа в районный и городской комитеты партии, многие завотделами их числились в друзьях ее
И понятными стали принципы работы «объективной» партийной комиссии. Все свидетели нашей стороны  , подверглись устрашению быть отчисленными и уволенными.
В одном все таки просчитались партийные органы - мы не все козыри тогда на собрании выложили на стол…
Партийная комиссия обошла все важное стороной, сглаживая все, что можно было сгладить, но сами факты имели место и уйти от них комиссия не могла.
Я не знал и не знаю, что и как звучало для приглашенных в райком партии директора училища и зав. отделением, но выговоры строгие по партийной линии оба получили, Директору пришлось покинуть свой пост
Буквально в считанные дни появился новый, значительно моложе всех, прежде бывших до него. Леонтьевич никогда не работал в сфере преподавания. Все было для него ново и свежо.
Уже первые шаги его показали, что партийная «мафия» не забывает тех, кто нанес им укол. Директор новый пришел с подготовленной программой действий. меня не оставили в покое. Уволить меня было не за что, а вот вынудить уйти следовало попытаться. Самым  уязвимым местом была оплата труда преподавателя Она никогда не была высокой, целиком и полностью( как было принято говорить) зависела от количества часов педагогической нагрузки По мне решили ударить рублем, значительно урезав мою педагогическую нагрузку… Не знаю, кто директора научил так действовать, но действовал он решительно и  прямолинейно. Каждому, отправляющемуся в отпуск преподавателю, сообщается его нагрузка на очередной учебный год. У меня она складывалась из ставки преподавателя «анатомии и физиологии человека» и  0,5 ставки преподавателя хирургии.
Новый директор мне оставлял только ставку  по анатомии, понимая, что на такое количество часов работы я не соглашусь!
Я пришел и заявил ему:
- Вы поступаете со мной несправедливо, нарушая трудовое законодательство! Чтобы вам позднее не жалеть об этом, измените расчасовку мою в приказе.  При этом я  открыл одну из страниц трудового законодательного кодекса, где четко оговаривалось мое право.
 Леонтьевич даже не взглянул в мою сторону, коротко сказав:
- Я читал его!
Я стоя, сверху вниз смотрел на его черноволосую удлиненного овала голову: и думал  «Молодой, да ранний! Кто  назначал директором молодого человека, абсолютно незнакомого со спецификой работы училища да еще в сложный период служебной «тусовки»?. О чем думает этот невежда, разговаривая со мной, прошедшим достаточно хорошую школу травли и выстоявшего при этом. Новый директор даже не научился читать документы, определяющие взаимоотношения работодателя и работника. Может, имея в кармане партийный билет, нарушался  сам способ чтения?  А, скорее всего, он выполнял установку тех, кто его послал?
Меня ожидал отказ, сделанный с злорадной ухмылкой. Я обратился в местком. Тот стал на сторону директора.
Я знал о том, что мне предстоит серьезная борьба и решил укрепить свои позиции соответствующими документами.
Я уже успел познакомиться с объективностью административных органов Киева, поэтому пришлось ехать за защитой в Москву-матушку.
Я никогда не обращался в партийные органы за защитой. Но времена изменились
Будь времена сталинскими, мои «оппоненты» уже сидели бы за решеткой. Их действия не определялись мерами административного характера, а полностью подходили под действие статей уголовного права, главным из которых было – взяточничество, носящее постоянный, хорошо продуманный характер.
Время, в котором происходили действия, описываемые мной, создало невидимую защиту для  члена партии -  без решений партийных органов привлечь его к ответственности было нельзя. Не потому ли нарушения различного характера стали в стране массовыми и повсеместными?
Итак, я в Москве, и направляюсь на Старую площадь  в Партийную Комиссию ЦК КПСС. Хорошо, что деловые люди предупредили меня -  попасть туда я могу, заняв очередь пораньше. Число принимаемых ограничено. Я в половине четвертого утра занял очередь. Нет я не был в первом или втором десятке, не был я и в первой сотне. Сомнения в том, что мне удастся  выполнить задуманное, одолевали меня. Без четверти восемь появился гражданин, который занялся сортировкой собравшихся: кого направить в прокуратуру, кого в органы милиции, кого в соответствующее министерство. Так я оказался в числе тех, кого обязательно должен был принять сотрудник ЦК. Признаюсь, по совести, помещения в которых велся прием, поражали скромностью и простотой обстановки, Организации приема следовало бы поучиться всем чиновникам на местах. Мне сказали, что в 10 часов 15 минут меня будут ждать в семнадцатом кабинете.
Я пришел на пять минут раньше, и эти пять минут мне пришлось ожидать снаружи. Ровно в указанное время сотрудник милиции вызвал меня и пропустил в указанный кабинет. Разговор деловитостью и простотой тоже понравился мне. У меня приняли письменную жалобу, я делал необходимые пояснения, которые ложились на белый лист бумаги
Когда я закончил, принявший задал один вопрос:
- Как вы полагаете, каков уровень должен быть разбирательства по вашему делу?
- Полагаю, областного? – сказал я неуверенно
- Правильно!  Вы не будете возражать, если мы направим  ваше письмо в Крымский обком партии?
Я согласился и вышел, довольный качеством приема.
Предстояло еще посетить два присутственных места: «Госкомтруд» и Минздрав СССР. Госкомтруд оказался менее доступным, чем Приемная ЦК. Там действовала пропускная система. Мне пришлось вначале получить пропуск, доказывая свое право на него. Зато ответы на свои вопросы я получил в письменным виде и заверенными печатью столь высокого учреждения.
И вот я у стен родного мне по духу и названию учреждения. Приемная министерства здравоохранения мне показалась похожей на зал ожидания железнодорожного вокзала в часы пик его работы. Колыхающаяся масса людей. Такого количества калек одновременно, как тут, мне не приходилось никогда видеть! А сколько стариков, ветеранов войны, выставивших на обозрение все свои военные и гражданские награды! Кто может, тот стоит, кто не может – сидит, в том числе и на полу. Запись на прием ведется в окошках, тоже напоминающих железнодорожные кассы, Одно только отличает их друг от друга - это общая для всех надпись – «РЕГИСТРАТУРА» Простояв около часа в очереди, я получил приглашение на прием, время приема указано – 18. Я направляюсь в юридический отдел министерства, где, к великой радости, получаю нужную мне бумагу в считанные минуты. Я теперь вооружен «до зубов» против своего директора!  Необходимости пребывать на территории министерства, как и посещение приема, назначенного на шесть вечера, у меня нет, но какой-то чертик подзуживает меня не упустить самого этого момента. Я здорово проголодался и направляюсь  на поиски заведения, в котором мог бы наполнить свой желудок. Это оказалось делом непростым. Рестораны были не по моим средствам, а столовые забиты до отказа людьми, многие находились снаружи, образовав очередь.
И я с сожалением вспомнил те сталинские времена, когда я зимой на любой привокзальной площади, мог подойти к маленькому киоску, над крышей которого из трубы вился дымок, а над прилавком красовалась вывеска – «Рубцы по-московски» Никакой очереди… Берешь 100 граммов водки, а к ним три тающих во рту рубца, представляющих собой жареные свиные желудки сдобренные жареным луком и перцем.
Я полагаю, что и сегодня, даже в ресторане, вы редко получите такую вкусную, недорогую и абсолютно неопасную для вашего здоровья пищу. Рубцы с водкой стоили тогда десять рублей. При моей зарплате 1300 – это не было роскошью!
Во времена Горбачева мне пришлось рубцы заменить на батон и кусок вареной колбасы, а употребить их внутрь, сидя, на скамейке в небольшом сквере, мимо которого двигался нескончаемый поток автомобилей. Вместо запаха жареного лука и перца на сей раз я вдыхал выхлопные газы!
Усталый, разомлевший от еды, я направляюсь в министерство. Я прихожу в точно указанное мне время, но увы… Мне предстоит постоять в очереди. Как это знакомо тем, кто посещает кабинет местной поликлиники.
Наконец-то, я внутри кабинета. Он, по меркам обыденным- огромен. В нем царит полумрак, ибо света , льющегося с  потолка, где висят на шнурах колпаки с электрическими лампочками под ними, явно недостаточно. В разных местах стоят три стола, рядом с каждым  старый, повидавший виды, шкаф с папками документов. За столом принимающие  Перед ними - посетители. И все – говорят! Как в таком гаме, можно кого-то выслушивать? Место перед одним столом свободно, я подхожу и усаживаюсь. Смотрю на лица с которыми мне предстоит разговор, и мне становится ясно, что настоящего разговора никак не получится. Люди усталыми глазами смотрят на меня. Взгляд их выражает одно – Как вы тут все надоели!.. Я поднимаюсь со стула и говорю им:
- До свидания!»
Минутное оживление возникает на лицах их.
Я продолжаю:
- Мне очень жаль вас! Вам бы поучиться организации приема на Старой площади!
Не ожидая от них слов я ухожу. Через несколько часов поезд  везет меня домой.
 До начала занятий есть еще время1 Есть время встретиться  с директором училища и поговорить tet a tet
Встреча  состоялась, чего не скажешь о самом разговоре. Молодой человек оказался на редкость упрямым, с преувеличенным сознанием своей значимости и, соответственно, правоты.
Наступил новый учебный год! Я не тороплюсь. Работаю, как определено приказом на ставку. Подаю заявление, как  и положено в местком. Местком становится на сторону директора Отказ об увеличении моей педагогической нагрузки заставляет меня обратиться с исковым заявлением в суд. Проходит  два месяца от подачи моего заявлении. Наконец, я получаю повестку о вызове в судебное заседание. Часы указаны на послеобеденное время. У меня при малой нагрузке времени достаточно. К тому же я направляюсь не один. Чуть в отдалении от меня идет мой директор. Его сопровождает, как прежде в древнем Риме  консула, окружение, - группа поддержки: завуч, завотделением, секретарь парторганизации, председатель месткома, председатель товарищеского суда. Многовато, конечно, но я – спокоен.! Я -- прав, а они – нет! У самого входа я обращаюсь к директору:
- Дайте слово, что вы восстановите мою педнаггрузку и выплатите мне за неоплаченные часы, и я возьму свое заявление из суда!
Отрицательное движение головой, но ни слова.
Мы предстали перед судьей. Мне он не знаком , хотя с многими другими судьями мне прежде приходилось по работе часто встречаться.
Когда мы все уселись, судья задает мне первый вопрос:
- Вы поддерживаете ваше исковое заявление?
Я повторяю слово в слово то, что написал. Я не пользовался услугами адвоката свое исковое заявление, лично составляя его и делая все математические расчеты.
Вопрос к моему директору:
- Чем вы руководствовались, изменяя истцу величину педагогической нагрузки?
 Директор: -Я пользовался трудовым законодательством!»
Я:  -Мои права нарушены. Директор не имел права без моего согласия этого делать! Педагогическая нагрузка определяется условиями найма. Договор о трудовом соглашении заключался не с ним, а с другим человеком, руководившем тогда училищем»
В подтверждение своих слов я подаю документы, полученные мною в Москве. Штампы и печати, стоящие на них сразу склоняют судью в мою сторону.Судья, кивнув головой в сторону директора: «Определяя педагогическую нагрузку Котельникову почему вы ее уменьшили, понимая, что изменение идет в сторону уменьшения его заработной платы?
- Я не мог  оставить преподавателем хирургии человека, не знающего ее? – ответил Леонтьевич
Я: - Директор, оказывается,  мог снять часы  мои  по предмету «анатомии и физиологии», поручив их вести врачу-стоматологу, а вот хирургию мне, прошедшему курсы усовершенствования по хирургии в институте усовершенствования врачей и сдавшему экзамены по хирургии на отлично, вести предмет хирургии  нельзя!..
  Свои слова я подкрепляю представляя на обозрение удостоверение государственного образца, заверенное печатью Днепропетровского медицинского института.
Печатью мудрости выражение лица директора в данный момент не отмечалось. Он просто не знал, что сказать. Мое удостоверение было для него неожиданностью. Изворачиваясь, Леонтьевич, только и мог сказать, что при распределении у него не оставалось вакансии по хирургии…
- А почему бы вам не  попытаться догрузить преподавателя часами по другой специальности? – заметил судья.
- У меня оставалась только вакансия по «марксистко –ленинской эстетике», но у Котельникова нет документа о политическом образовании! – сказал мой директор.
Я вмешался: - Николай Леонтьевич просто  ничего не знает о своих сотрудниках, будь иначе – он бы знал о том, что я закончил институт «Марксизма-Ленинизма» с красным дипломом.
И эти слова я сопровождал предъявлением диплома
Директор был сокрушен!  Его окружение молчало. Понимая, что его подвели те, кто обещал легкую расправу со мной, что он не выполнил установки райкома партии, он только и мог сказать судье:
-Можно мне позвонить в Киев?
Судья предоставил ему возможность позвонить в Министерство Здравоохранения.
Разговаривая с невидимым нам человеком,  Николай Леонтьевич терял последние крохи самообладания. Закончив, он мог только и сказать:
- Что же это получается… Все обещали!...
Мало того что директору предстояло восстановить мне нагрузку, но и выплатить из своего кармана 564 рубля в мою пользу, а это сумма была и для директора слишком весомой.
Впрочем, деньги я эти получил, но директор  был тут ни при чем. Он покинул училище, не дожидаясь срока в две недели, как это полагалось тогда по закону.
Училище осталось без директора., и что-то не предвиделось ничего свидетельствующего о скором его появлении.
Атмосфера вокруг меня еще более накалилась.
Самое неприятное для меня было то, что я не писал никуда жалоб, а появление многочисленных комиссий, создаваемых для расправы со мной, выдавались за инспирированные мною.  А это уже делало меня нетерпимым и теми, кто ни в какую группировку не входил. Людям надоедали одна сменяющая другую комиссии. Они нервировали,  делали обстановку в училище постоянно тревожной.
Наконец,  в марте месяце в наше училище прибывает комиссия Минздрава Украины, решившая, что пора спасать «здоровый» коллектив от занозы! Возглавляла комиссию энергичная, волевая женщина  по фамилии Водопьянова. Запомнить фамилию, которую носил летчик, Герой Советского Союза, спасавший экспедицию парохода Челюскин , мне было совсем нетрудно. Я отлично помнил слова песни, распеваемые тайком в довоенное время:
«Здравствуй Лепидевский! Здравствуй Леваневский,
Здравствуй лагерь Шмидта, и прощай!
Вы зашухерили пароход «Челюскин»,
А теперь  - награды получай!

Если бы не Миша, Миша Водопьянов,
Не видать бы вам родной Москвы,
Плавали б на льдине, словно на «малине»,
По медвежьему завыли б вы!

А теперь герои, словно пчелы в рое,
Нашумели вы по всей стране.
Деньги получили, в Крым вы укатили,
А «Челюскин» шефствует на дне»
Слова не ахти-какие распевались под  мотив всем известной  «Мурки»
Проверка была серьезной, хотя проверялись два предмета: «анатомия с физиологией»  и «Уход за больными»
Не забыть мне и «Соломонова решения», принятого комиссией.. Для объявления его были собраны все преподаватели училища, приглашен зав.городским управлением здравоохранения и куратор училища – секретарь Кировского райкома партии по идеологии Бараник Ольга Николаевна.
Выводы комиссии прозвучали примерно так:
- Преподаватель Котельников проводит  занятия соответственно планам, на высоком методическом уровне, но комиссия считает, что для восстановления  спокойной деловой обстановки Котельникову следует оставить училище. Для этого нужно присутствующим проголосовать за его устранение.
Голосовать предложено простым поднятием руки.
Хотя руководством училища и была проведена подготовительная работа, при голосовании произошел сбой. Более трети воздержались при голосовании, трое – поддерживали меня..
А ведь меня должно было удалить решением  всего трудового коллектива, роль которого при Горбачеве формально стала велика. Реши коллектив, - и меня не восстановил бы на работе ни один суд!
Комиссия вела себя открыто нагло, заявляя, что голосующие должны хорошенько подумать  над тем, что училище может быть и ликвидировано?!
Второй тур число проголосовавших против меня увеличил, но единства опять не было. 
Был сделан 20 минутный перерыв для того, чтобы присутствующие осознали всю серьезность создавшегося положения. Ко мне подошла секретарь райкома партии и сказала:
- Петр Петрович, дайте слово, что вы не будете…
Я перебил ее:  - Никакого слова я давать не буду! Не я вызываю комиссии, не я определяю их состав! Вся вина моя состоит в том, что я не позволяю себя топтать!
Перерыв кончился. Перед самым голосованием Водопьянова сказала:
- Подумайте над тем, что если Котельников не уйдет, училище будет закрыто1 Всем вам придется искать работу.
Женский коллектив у нас состоял из большого числа педиатров, покинувших педиатрию из-за резко повысившихся требований к работе педиатра без учета изменившихся в худшую сторону условий работы. Страх потерять насиженное место был слишком велик…
Голосование дало, наконец, желаемые результаты. Проголосовали все, трое так и остались мне верными друзьями.
Уходило руководство, радостно улыбаясь, облегченно вздыхая и потирая руки, в том числе и друг другу.
Наверное, ожидали, что я тут же подам заявление об уходе и уйду. Не дождались… Я продолжал работать. Противники мои хмурились. Но активных действий не начинали
Прошел месяц. Меня вызвали в кабинет завуча. Там находились завуч, завотделением, председатель месткома, секретарь парторганизации, председатель товарищеского суда.
Со стороны руководства прозвучал вопрос:
- Когда я уйду!
На этот вопрос я ответил:
-  Когда сочту нужным это сделать!..  До пенсии мне еще два года!
- Но вы же слышали о решении комиссии?
- Да, слышал! Если вы считаете возможным уволить меня, увольняйте! Но помните, что я отлично знаю трудовое законодательство!
Меня оставили в покое, что еще не означало конец боевым действиям.
По училищу поползли слухи о закрытии училища…

 
КАЖДЫЙ  ИМЕЕТ  ПРАВО БЫТЬ ИЗБРАННЫМ
Время скидывает покровы свои слишком поздно, когда утраты оценить еще можно, а вот изменить что-либо уже нельзя. Приходится довольствоваться утешительной фразой: «Что Бог не дает, все к лучшему!» Хорошо, что еще довольствуешься этим, понимая глубокий смысл Создателя, оценив реально то, что он подарил в благости своя! Осмысление порой многого стоит. Не понимал я тогда, делая попытку вмешаться в политическую жизнь общества, что Господь совсем иную дорогу жизни предлагал, многими знамениями убеждая меня, в ту пору «убежденного» атеиста, не только в своем существовании, но и в могуществе своем.. Нет, упрямство мое, и мысль о том, что я могу помочь обществу вынашиваемыми мною идеями перестройки системы здравоохранения и просвещения, толкали меня в самую гущу политической жизни, пусть и на скромном участке жизненного пространства. Наверное, ума не хватало для того, чтобы понять, что идеи мои давным-давно выношены умными людьми и, если они,  почему-то не реализовались, то это должно означать только то, что они советской власти не нужны. Скромности у меня еще хватило не выдвигаться в Верховный Совет Советского Союза, но на республиканский уровень я замахнулся-таки. Для того, чтобы это сделать отдушины в политическом режиме появились, но они строго охранялись партийным местным аппаратом. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы через них проскользнул «не наш человек».Но я был слишком «нашим» среди учащихся. Руководство училища уже не могло открыто бороться со мной, и на общем собрании мою кандидатуру выдвинул коллектив молодежи. Но на этом же собрании я получил первое предупреждение о том, что в стране без руководства партии ничего не делается, а я – не ее выдвиженец! Инструктор райкома партии, присутствующий на собрании, самостоятельно, в обход счетной комиссии долго пересчитывал голоса, и их оказалось  меньше, чем было положено. До 200 не хватало трех. Он открыто ликовал, считая, что выдвижение не состоялось. Присутствующие работники завода «Витязь», помещение клуба которого мы использовали для проведения собрания, предложили посчитать в мою пользу и их голоса. Теперь для выдвижения  «голосов»  оказалось с избытком. Лицо представителя партии потускнело, но возражать теперь он не мог. Мои соперники на собрания  не ходили, о выдвижении их «коллективами трудящихся» сообщала пресса. По нескольку коллективов трудящихся разом выдвигали одного и того же кандидата. Это должно было свидетельствовать о великой значимости его для города.
Выдвижение состоялось и я должен был оценить слабости и достоинства  каждого из восьми, скрестивших со мной свои умственные способности, хотя следовало учитывать совсем иное…. 
Предвыборная борьба напоминала бег с препятствиями. Только почему-то препятствия создавались только для меня, напротив для моих соперников расстилали ковровую дорожку, ведущую к трибуне и микрофон ставили, чтобы голос свой они не напрягали. А чтобы горлышко золотое не пересохло стакан с водой ставили. Рабочих и работниц отрывали от трудового процесса, сгоняя, как стадо; попробуй только улизнуть кому-то из них?.. И ежу понятно, соперники мои были лицами хорошо известными в городе: директора крупных заводов и предприятий. Возглавлял их первый секретарь горкома партии. Они приезжали на встречи на черных «волгах», в сопровождении доверенных и «недоверенных»  Шли они гордо, встречали их улыбками и овациями. Я же пользовался общественным транспортом, безо всякого сопровождения, или в сопровождении одного доверенного лица. Широко ворот передо мной не открывали, для встреч использовалось время, отведенное для перерывов. Ни графинов, ни дорожек, времени – в обрез. Особенно сложно было встречаться там, где производственный процесс был непрерывным, а перерывы предоставлялись по скользящему графику. Но вскоре и такие встречи проводить стало трудно. Случилось это, после встречи с рабочими стеклотарного комбината, когда секретарь парторганизации сказала мне:
«Не знала я, что вы такой опасный! Кажется,  вас недооценили…»
Теперь мне стали отказывать во встречах вообще, мотивируя это тем, что я якобы отказался от встречи с рабочим коллективом в предложенное коллективом время. Как я мог прореагировать на заведомую ложь?
На некоторые заводы мне удавалось проникнуть не через главные ворота, а в обход их. Проводили меня желающие встречи. О них не знали ни директора заводов, ни лица, возглавляющие общественные организации.
Теперь я на себе познал методы предреволюционной агитации большевиков. Я набирал очки на совместных встречах со своими соперниками, организуемыми окружной избирательной комиссией. Не помогали в борьбе со мной и каверзные вопросы, заготовленные заранее и задаваемые «подсадными утками»
Выиграл я и дебаты, проводимые областным телевидением.
Выборы прошли. Мне предстояло выдержать второй тур голосования. И я понял, что проигрыш на выборах первого секретаря горкома компартии резко осложнил мое положение. Бороться с многоголовым противником, имеющим одно туловище, легко, поскольку головы сами дрались между собой, теперь осталась одна голова, с одним туловищем с опасной партийной и национальной окраской.
А как к людям до сознания людей добраться, если мой предвыборный агитационный  материал, редактор газеты так причесал, что читая его, можно было  усомниться в мыслительных способностях пишущего? А что редактору сделаешь, твои права нарушившему? .Вызовешь на дуэль? Словами к совести его взывать будешь? Да газетчик потому и газетчиком стал, что способен был росчерком пера правду в ложь превратить, а ложь в правду.
Секретарь избирательной комиссии занавес перед истиной приоткрыла, сказав мне:
- Не учли мы такого поворота событий!  Вам бы уступить секретарю горкома партии, а на остальных у него самого влияния было, хоть отбавляй!
И решился я на встречу с проигравшим выборы первым секретарем, понимая, что проигрыш ему сверху обязательно при случае вспомнят…
Встреча состоялась, разговор – не получился. Слишком различным было отношение наше к общественным явлениям. Оно у меня, беспартийного, было коммунистическим, а у коммуниста – шкурническим.
Второй тур я в чистую проиграл, набрав около 15 тысяч голосов. Позже, анализируя условия и возможности, я пришел к выводу: «Иначе и быть не могло!»  Я к началу второго тура выборов перешагнул 60-летний рубеж  и его старательно обрабатывали в прессе. А сколько самых нелестных высказываний в адрес мой? И все они носили откровенно предположительный характер: «А не думает ли?  А не полагает ли он?  Что может он сделать для города?» И тому подобное…
И действительно, кроме участия в законотворчестве я ничего сделать не мог! Не мог я строить, копать, возводить мосты и выпускать продукцию. От избранника законотворчества избиратели не ждали, хотя в законах много белых пятен было.
Все ждали от избранника, что он будет улучшать их материальные условия. Недаром, я слышал постоянно хвалу в адрес моего соперника: «Он своим рабочим жизнь лучшую дал, он и городу ее даст!
Происходил прямой подкуп избирателей, правда, еще не набравший тех оборотов, которых он достигнет в будущем. Избирательные комиссии, когда я к ним обращался, фиксируя документально их, в этом нарушений не усматривали.
Я слишком часто давился обидами, не понимая того, что мне бы ликовать по каждому поводу надо, а не сожалеть! Просто Бог оберегал меня, «атеиста» несчастного, ложью, как коконом укрытого.
Что произошло бы со мной, выиграй я выборы? Я был бы в городом одиночестве, голосуя против украинской независимости. Да и по остальным вопросам позиция моя диаметрально расходилась с «избранниками народа»
Меня бы просто отстреляли, чтобы я не мешал.
К несчастью своему, я тогда этого не понимал, а политическая активность требовала выхода. Понимая, что в одиночку сделать многого невозможно, я решил организовать партию. Как это сделать, я не знал?  Не имея ни средств, ни юридической поддержки, я принялся искать людей, в какой-то мере разделяющих мои взгляды. За короткий срок я нашел их  более двухсот. Оформлял я их членство выдачей удостоверения, отпечатанного на пишущей машинке и утвержденной печатью, кустарно изготовленной. Почему-то, почти все члены моей партии были люди, имеющие высшее образование, значительное число учащейся молодежи
Были среди членов моей партии люди разной социальной активности. Особенно выделялась одна пара. Проживали они в деревне Осовины, по улице Степной дом №  15 Само название улицы говорит искушенному человеку о том, на каком участке земли она создавалась, если учесть то обстоятельство, что лицом деревня была обращена к морю, а со всех других ее окружала степь. Иткисы знали хорошо, что делают, перебравшись из города  в деревню. Деревня на берегу моря в условиях надвигающейся неразберихи в обществе могла прокормить сравнительно молодую пару, ожидающую появления на свет ребенка, о чем свидетельствовала форма и объем живота супруги Иткиса. В период моего знакомства с супружеской парой, Любовь Павловна находилась в декретном отпуске, заканчивался восьмой месяц беременности. Люба была женщиной северного типа, светловолосой, высокой, говорящей с чуть заметным прибалтийским акцентом. Говорила она мало, предоставляя это делать мужу. Юрий Абрамович, еврей по национальности, был очень подвижным, энергия так и перла наружу. Горбачевская  «Перестройка» позволила ему поднять участок целины на берегу моря, построить дом, приобрести лодку.  В отличие от остальных жителей села, которым сельскохозяйственная работа в печенках сидела, инженер не просто возделывал землю, у него в работе и чувство красивого преобладало.  Его участок ухоженностью своею в глаза бросался. Строительство дома и все прочее денег требовали. Работа Юрия инженер- механиком не была высокооплачиваемой. На первых порах помогли родители Юрия, старики-пенсионеры, проживавшие в центре города, по улице Юных Ленинцев.  Я часто звонил по номеру 5-25-17. Трубку брала мать Юрия – Антонина Федоровна и тут же звала мужа: «Абрам, иди сюда, поговори!»
Я слышал в трубке шаркающие шаги, затем звучал хриплый голос Абрама Исаевича:  - Я вас слушаю…
Мне откровенно нравился Юрий Абрамович, черноволосый, поджарый, прекрасно формулирующий  свои  мысли.
Он уже в первую нашу встречу, состоявшуюся   в моем рабочем кабинете, сказал:  -Я понимаю, что мы слабы, но в одиночку слабость ощущается еще острее. Я готов с оружием отстаивать свое право!..
Из разговоров с ним я понял, что ему не легко жить в деревне, хотя там и не видны даже малейшие ростки политической активности. Ухоженный участок земли с домиком уже привлек к себе чей-то зоркий и завистливый взгляд. Мне не удалось выведать, кто из представителей власти позарился на кусок земли, принадлежащий Иткису, поскольку последующие события слишком быстро развивались. Я только узнал, что Иткису слишком настойчиво предлагали покинуть дом с приусадебным участком.
Как-то, воскресным днем я услышал о трагедии, разыгравшейся в Осовинах. Потом слух этот нашел подтверждение в газетах. В них говорилось о бандите, убившем солдата. Я понял, что речь идет о моих новых друзьях. Прошло с той поры 20 лет, но я отлично помню, как развивалась тогда кровавая трагедия.
Оказывается, от предложений на словах, «хозяева власти» перешли к прямым угрозам. Инженер не сдавался. Тогда власть перешла от слов к действиям. То, что они были противозаконными, говорит тот факт, что все действия развивались ночью .Нам, глядящим на события со стороны, не обладающим достоверной информацией, кажется, что власть совершает промахи, действуя интуитивно и неосмотрительно. Можно согласиться с тем, что исполнители действуют напористо и глупо, оставляя после себя массу следов, вызывающих омерзение. Вспомните хотя бы убийство журналиста Гонгадзе, много ли ума в действиях убийц просматривается? Откровенно –топорная «работа» Ни один профессиональный убийца таких промахов не позволит. Но, с другой стороны, возможно, что сами действия были как раз и рассчитаны на устрашение других непокорных? Создавалась тотальная система чудовищного устрашения»!
 Но вернемся к событиям, разыгравшимся в Осовинах глубокой ночью… Последняя ночь для Юрия Абрамовича и начала мытарств Валентины Павловны. Не вились над домом черные вороны стаей. Не ухал филин, предрекающий беду. Шурша песком накатывались валы Азовского моря. Давно погасли огоньки в окнах домов. Южная темная ночь поглотила округу. Мирно мерцали звезды на бархате одежд царицы Ночи.
 В кромешной темноте домик инженера был окружен отрядом ОМОНа. Были ли предложения со стороны нападающих о сдаче «неприятеля» на милость «победителя?  Думается мне, что их не было. Законное право для осуществления своего не требует темноты. Инженер занимался мирным трудом, не разбоем, никому  не угрожал. Не прятался он от власти в бункере, не ходил по улице вооруженным. Значит в расчет власти не входил мирный вариант. Нужно было сделать так, чтобы не оставалось претендентов на дом и участок земли!  Понимали, что человек, решительный по натуре своей, проснувшийся ночью и, видя, как в дом к нему лезут незнакомые люди, обязательно станет защищать жену и того, кого она носит в утробе своей! И можно его под  предлогом опасности для общества устранить,  а жену упечь в тюрьму за недоносительство…
Начинается штурм дома. Идущие на штурм подчиняются приказу, а не совести, не  закону, который так ослаб, что и голову поднять не мог..  Входная  дверь выбита одним ударом В темный коридор врывается первый боец ОМОНа и падает, пораженный выстрелом в сердце! Хозяин дома услевает сделать выстрел из второго ствола, не причинивший нападающим вреда, и тут же падает сраженный автоматной очередью. Жена его попадает  в плен…Ее ждет «самый справедливый» суд в мире
А дальше начинается работа газетчиков. Они должны представить защищавшего дом и жизнь свою простого человека, без криминального прошлого, кровавым злодеем. Упор делается на гибель молодого солдата. Красочно описываются страдания матери, потерявшей единственного сына. Формируется общественная ненависть к человеку, ставшему убийцей не по своей воле…
При молчаливом, впавшем в полный психический маразм и развал общества возможно все! И честный человек с клеймом убийцы покидает белый  свет. Хотя этот белый Свет давно даже серым  по цвету назвать трудно!
А я получаю второе предупреждение Господа Бога. Подумал ли я о сущности этого предупреждения тогда? Будущее показало, что я ничему так и не научился, как был слепым, таким и остался.… Не понял я того, что Богу не угодны мои действия на общественной ниве.!
Но ума хватило на малое – осознать, что с идеей создания собственной партии следует расстаться. Жаль, что неукротимый дух мой все еще жаждал действий.
Бес всегда действует не прямо, а в обход. Я встретил друзей, входивших в группу поддержки меня на выборах.. Все они были молоды и слишком энергичны. Один из них, Власов Иван, предлагает совершить поездку в Симферополь, на учредительную конференцию партии ПЭВК (Партия Экономического Возрождения Крыма):  Мне вручают программу этой партии. Даже поверхностное ознакомление с программой дает возможность понять, что составляли ее люди, хорошо разбирающиеся в экономических вопросах. Подкупало то, что речь в программе шла о пяти направлениях приватизации общественной собственности. У каждого  члена общества появляется доля
 в промышленном производстве, транспорте, земле и так далее.
Суя тогда свою голову в пасть ко льву, не хватило у мня ума, чтобы разобраться хотя бы в самом малом, - представить, на какие деньги арендуется здание Крымского Украинского Музыкального театра? За счет кого произведена оплата проезда на транспорте сотен людей из регионов в республиканский центр?.. Пока экономические расчеты в голову мою не лезут. Я вижу пряник, и я еду! Я слышу выступление Шевьева Владимира Ильича, удивляясь тому, что черты лица, матовый цвет кожи говорят о том, что он человек «Востока», а не «Запада» Откуда у него русские имя, отчество, да и фамилия тоже? Корни русские?..
Потом и другие вопросы придут, на многие из которых ни у меня, ни у следственных органов ответа так и не найдется.

СВАДЕБНЫЙ ГЕНЕРАЛ  ИЛИ  КАК ОСТАТКИ УМА ЗА СЕРОЕ ВЕЩЕСТВО ЦЕПЛЯЮТСЯ
Партии экономического возрождения нужны региональные отделения. Наш город посещает председатель ее Шевьев. Но отозвалось на призыв стать под знамя ПЭВК в «вотчине коммунистов» так мало, что провести учредительную конференцию не представлялось возможным. И тут бес дернул меня за язык сказать о том, что через две недели люди будут! Чем я руководствовался, давая подобное обязательство, я и сейчас не берусь сказать? Возможно элементы тщеславия, которое пыталось поселиться во мне? Показывать значимость свою, когда мне перевалило за шестьдесят?.. Материального стимула тоже не было. Может, желание находиться в гуще политических событий. Скоро станет ясно мне, что я опять глупость великую совершил! Но это случится уже после того, как я стану одним из сопредседателей городского отделения партии ПЭВК.
Да, я привел группу молодежи, позволившей провести саму конференцию. Да, с их помощью я стал сопредседателем. Но я не мог не заметить, что представители зарождающегося предпринимательства не принимали участия в голосовании. Они правильно, на мой взгляд, оценили происходящее театральное действо. Затем они ушли, дав понять, что отделение материальной поддержки не получит. Щевьев отнесся ко всему с видом, позволяющим сказать, что спектакль его устроил. Дорогу к предпринимателям он будет искать позднее через свой мозговой экономический центр, возглавляемый Дудко. Тот знал экономику практически и успешно вел ликбез с лицами, не имевшими экономического образования. Его предприниматели знали хорошо.
Сопредседатели материального вознаграждения не получали. Признаться, и платить им было не за что! Практически связь осуществлялась через секретаря отделения  Скользского. Он получал деньги, он бывал часто у Шевьева, он ему служил. Я предполагать мог, что какие-то деньги помимо жалованья перепадают Скользскому, но, привыкши довольствоваться малым, материальные вопросы меня мало интересовали. От прозрения меня отделяло только время. И оно наступило…
Секретарь решил, что наступило время моего ознакомления с возможностями региональной работы. В качестве практической иллюстрации была выбрана Евпатория. Возможно выбор был сделан на основании демонстрации ролика по Крымскому телевидению, рекламирующего работу Евпаторийского отделения ПЭВК. Кажется, Богу были неугодны действия некоторых лиц, пытающихся поддерживать горящей политическую жизнь крымского общества. Автобус, направляющийся в Евпаторию начал движение по тонкому снежному пласту. За пределами города, в степи снег навалился стеной, ветер местами оголял дорогу, местами насыпал сугробы. Чувствовалось, что за рулем сидел опытный водитель. Автобус легко преодолевал препятствия, он шел ровно, не виляя по дороге. В Мариентале мы увидели автобусы и легковушки, то там, то там застрявшие в глубоком снегу. Вид села напоминает мне зимнюю картину средней полосы России, утопающей в снегах. До чего ж красиво! Но и тревожно тоже… Что делать будем, застряв в снегах глубоких, в метель, не на шутку разгулявшуюся? Впереди, за Старым Крымом крутые спуски и подъемы ждут нас. Тяжко и боязно видеть, скатившиеся в кюветы все виды автодорожного транспорта  Наш автобус шел точно по графику. Вот и  Симферополь. Метель здесь не такая крутая, но холодно, на дорогах пятна наледи. Короткая остановка и мы продолжаем свой путь. В Евпаторию, по счастью, мы прибываем засветло, даже с небольшим запасом светлого времени. Он быстро расходуется на поиски офиса отделения партии. Нас не понимают, когда мы задаем вопрос о местонахождении его. Вопреки рекламе телевидения, о партии ПЭВК здесь мало кто знает. Наконец-то, в евпаторийском детском театре  нам дают номер телефона, по которому мы можем обратиться  к представителю партии, Мы поняли, что Театр Юного Зрителя не мы первые атакуем таким вопросом! Нам сообщают, что за нами послана «Нива». Подъезжает обшарпанный грязно-зеленоватого цвета автомобиль. Задние сиденья в нем отсутствуют, на месте их лежит груда мешков, поверх накрытых серым одеялом. Нам предстоит поездка в полулежащем положении. Евпаторийцы заботливо отвозят нас в гостиницу. Здание не отапливается, из отопительных батарей заботливо слита вода. Окна широкие, в них льется серый свет вечера евпаторийского. Нам, чтобы мы не замерзли, предлагают по два одеяла. Провести вечер и ночь под одеялами – занятие скучное. Скользский открыто набивается  в гости с угощением. Основание выдвинуто одно – познакомиться с  кабачком капитана Флинта, упомянутого в телевизионной программе. Хозяева идут навстречу, с миру по нитке собирая и питье и закуску. Нас должно угостить не водкой и вином, а спиртом. Он залит в трехлитровую бутыль и закатан металлической крышкой. Есть  соленые помидоры и огурцы.
Минут десять блуждания по темным, неосвещенным улицам  города и нас подвозят к кабачку. Свет фар  высвечивает небольшую площадку, стены из желтого инкерманского ракушечника и металлические  ворота. На стук выходит хозяин кабачка, слегка сутулящийся чуть выше среднего роста мужчина. Мы в узком проходе двора, слева  дверь в кабачок, затейливо украшенная предметами судового характера. Здесь же висит и рында. Дверь ведет нас вниз по крутым ступеням, выпиленных и вырубленных в известняке. Нам показывают помещение туалета, также вырубленного в скале. Мы продолжаем спуск. Справа от нас металлические поручни, держась за которые, спускающийся уменьшает риск  сломать себе шею при падении, на левой висят якоря, бухты манильского троса и прочая морская атрибутика. Спустившись, мы оказываемся в небольшом помещении на шесть прямоугольных столов. За каждым может сидеть, тесно прижавшись друг к другу шесть человек.  Помещение явно ограничивало число посетителей. На полу, у самого входа в помещение стоит матросский сундучок, крышка его была захлопнута и на нем не было крохотного замка.
Представители евпаторийского отделения ПЭВК,  отозвав чуть в сторону  владельца кабачка, что-то шептали ему на ухо. Тот отрицательно покачивал  головой. Я понял, что пэвковцы стараются выговорить у хозяина закуску.
Я вмешался, сказав просто:
- Наверное требуют закуску, не положив платы в сундучок?
На эту реплику, хозяин сказал: - А вы загляните в него, в нем редко появляются деньги!  Он – пуст и сейчас. Не платят, а требуют!  Кстати, откуда вы прибыли, что они вас обхаживают?
Я ответил: - Мы приехали из Керчи. Гости мы здесь нежданные, свалили, как снег на голову. Приехали сюда поучиться как следует нам вести работу. При бедности нашей и отсутствии опыта ведения партийных дел, у нас ничего путного не  получается! Впрочем, мы гуси не гордые, можем довольствоваться тем, что привезли наши сотоварищи. Ну в общем, сделать заказ примерно такой, как сделал Буратино в таверне «Три пескаря» - дайте нам по корочке хлеба. Надеемся мы с голоду не умрем до начала партийного съезда в Симферополе!
- Скажите, а вы не смогли бы сказать Шевьеву от лица всех нас, предпринимателей, что мы ждем нормальной налоговой системы!
- Обязательно скажу, поскольку этот вопрос и для керчан важен!
- В таком случае, считайте, что я пригласил вас в гости!- сказал хозяин кабачка.
Пили мы водку, закусывали яичницей с салом и колбасой»
На мой вопрос, как ему удалось соорудить такой красивый кабачок, хозяин рассказал:
…Я учитель истории в средней школе. Жить на зарплату учителя стало невозможным. Я решил на зиму заготовить овощи. С этой целью я решил вырубить в скале, небольшой погреб. Работая киркой, я провалился в пещеру. Она оказалась невероятно длинной и запутанной. Я отгородил часть ее стеной. Потом пришла мысль соорудить здесь небольшое уютное кафе, сохраняя ее первозданный природный вид. Конечно, пришлось потрудиться… И вот видите, погребок мой готов… Он понравился руководителям местного ПЭВК, и они повадились ходить сюда, как к себе домой, не задумываясь над тем, что матросский сундучок пополнять надо.
После ужина и телу, и душе теплее стало. Три одеяла, наброшенные сверху, согревали
Утром в туалете я получил еще один сигнал от Бога, что он мною недоволен, но я не подумал о том, насколько велико это недовольство, поскольку нарушения моих физиологических функций показались мне не серьезными, временными.
Мы полностью отогрелись в автобусе Евпатория-Симферополь. Мне удалось даже задремать. Из дремоты меня вывел мягкий толчок. Оказалось, что водитель сделал кратковременную остановку, чтобы взглянуть на то, что осталось от черной «Волги», вклинившейся  между колесами «МАЗА», на противоположной стороне дороги на участке между аэропортом «Симферополь» и городом. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, автомобиль на огромной скорости, преодолев разделительную полосу дороги   врезался в идущую ему навстречу тяжелую грузовую автомашину. Люди не должны были уцелеть. Я и предполагать не мог тогда, что в этой «Волге» находился соперник мой по выборам Яков Михайлович Аптер. О его гибели я узнал, когда нам на съезде партии ПЕВК предложили почтить память его вставанием. Я не стану делиться своей версией о причине его гибели, понимая что мне не изменить существа взгляда на трагедию, сформировавшуюся у каждого в голове и зависящей от того, чей политический взгляд голова та разделяет!
На съезде мне долго не давали возможности выступить, чтобы выполнить просьбу владельца  кабачка «Капитана  Флинта». Наконец, наверное, чтобы отвязаться от «настырного», мне предоставили такую возможность, Следовало видеть такое количество злых, сверлящих меня глаз и слышать шипение со всех сторон, чтобы понять -  я неосторожностью своею затронул неприятную для присутствующих тему. И я понял, почему меня просил бывший преподаватель истории.
Какую глупость я совершил, попав по воле своей и полной неосведомленности в партию бандитов , в настоящий «гадючник», где каждый руководствуется только наживой, где человеческая жизнь мало ценится.
Следовало подумать над тем, как выбраться из этого клубка змей и сохранить при этом в целостности голову свою. Пришлось еще на сутки задержаться в Симферополе, поскольку Шевьев не мог принять меня. Аудиенция была назначена на 11 часов следующего дня. Уже за полчаса до встречи я подходил к двухэтажному здания, расположенному напротив здания магазина «Океан» на проспекте Кирова.  На первом  этаже его располагался продовольственный магазин, принадлежащий лично Шевьеву. В том, что Шевьев умело использует слабости человеческой души, я мог убедиться уже  потому, что в этом магазине бесплатно выдавалось три сотни буханок хлеба  бедным. Слух о такой благодетельности не мог не распространяться по Симферополю да и не только в столичном городе, мне думается.
Стрелки часов показывают одиннадцать, я по деревянной лестнице поднимаюсь на второй этаж…
Сразу, у двери справа стоит столик. За ним и рядом сидят два вооруженных охранника, молодых человека такого сложения, который в портовых городах называли – «полтора амбала».
Тот, что сидит за столом спрашивает:
Вам, что надо?»
Я отвечаю: - Мне на 11 часов назначено время Владимиром Ильичом!
- Присядьте, подождите…
Я сажусь. Второй охранник отправляется в глубину широкого коридора. Через три минуты он возвращается и говорит:
- Владимир Ильич через десять минут примет вас!»
Проходит десять минут, и я иду по коридору, спереди и сзади меня находятся охранники.
Перед кабинетом Шевьева меня встречает сотрудник милиции с капитанскими погонами. Он  услужливо открывает передо мной дверь. Такая услужливость была неожиданной для мня и я замешкался, переступая порог кабинета. Кабинет своим содержанием напоминал кладовую кладовщика- неряхи. Навалом лежали и громоздились пакеты с новыми вещами самого разнообразного характера. Узкий проход, образуемый этими пакетами вел к столу, за которым сидел Шевьев. Владимир Ильич был невысокого роста, черноволосый со смуглой кожей довольно красивого лица. Меня всегда поражало в армянах то обстоятельство, что женщины в большинстве случаев уступали в красоте мужчинам.. Между мной и Шевьевым завязался  разговор, напоминающий монолог, прерываемый вопросами Шевьева. Я уже не помню в деталях его содержания, хотя по длительности он продолжался более часа. Я вытаскивал свою голову из пасти льва, аргументируя свой выход из ПЭВК тем, что буду действовать в мажоритарном  режиме, руководствуясь его, Шевьева, интересами, согласовывая все действия свои с ним. Нужно было видеть и прочувствовать мое ощущение свободы, куогда я направлялся на автовокзал, чтобы отправиться домой. Очередные выборы я с треском проиграл. Впрочем, и позднее я их проигрывал, практически ничего не делая для того, чтобы выиграть их, Я говорил тем, кто ставил на меня, что мой возраст – балласт мой. Уму человека, находящемся в моем возрасте, не доверяют, даже если он принадлежит гению.
Иное дело молодой, да к тому же ставший на криминальную тропу. Ему без мандата депутата, обеспечивающего неприкосновенность, никак не обойтись. Я уже не упоминаю о том, что находясь в парламенте, можно здорово продвигать свой бизнес. Есть правда, одна неприятность – малоподвижный образ жизни, в сочетании с возможностями изысканного питания, быстро приводят к ожирению!.
Во власть попал, не узнаю...
Два года только пролетело,
А он сменил всю худобу свою
На это жирное, расплывшееся тело…
Похоже, тяжкий крест несет -
(Так резко измениться ж надо),
Еще с полгодика пройдет,
Лицо его не отличить от зада.
Задача власти сделать все возможное, чтобы не приблизился к ней тот, который несет в себе потенциальную угрозу разоблачения. Кто более опасен?  Да тот, который голоден!
Недаром говорится, что голодный кролик опасен, как   и волк!
Как боец, показавший, на что может быть способен человек из «народа», я был обречен: никогда и ни при каких условиях не должен был попасть в любой, пусть и не слишком с великими полномочиями, правящий орган.
Я мысленно благодарен тем, кто организовывал на пути моем преграды. Они, сами того не зная, выполняли предначертания судьбы моей. Будь иначе, вы не имели бы возможности читать то, что я пишу.
Я не знал тогда, не ведал,
Что боровшихся со мной,
Вырвавших из рук победу
Я любовью неземной

Полюбить, ценить обязан.
И лелеять и холить.
Долей, жизнью с ними связан,
За судьбу благодарить!
Победи я тогда на выборах - можно было бы ставить на жизни моей точку. Лгать я не умел, голосование мое всегда бы не устраивало власть. На беду ли мою  или на счастье я лишен абсолютно таких качеств, как зависть, ревность, довольствуясь малым.

ТЩЕСЛАВИЕ КАК ДВИЖИТЕЛЬ
Тщеславие  подпитывается всегда вниманием, пусть основа его и была ложно создана однажды. Если подпитка совершается регулярно и в видимом для людей объеме, тщеславие рождает наглость у одного и зависть у другого. Два эти явления нетерпимы друг к другу, а во что они выльются в конечном счете, кто знает?
Слава, являющаяся корневищем тщеславия, чаще бывает незаслуженной, искусственно создаваемой для достижения политической цели. При этом, даже поражения, которые спрятать, укрыть  невозможно из-за их масштабности, пытаются представить результатом четко продуманных решений. Вспоминаются события 1941 года, когда из сводок Совинформбюро почти ежедневно слышалась такая фраза: «Для выравнивания фронта наши войска оставили города…» Так и выравнивали фронт, отступая до ворот самой столицы государства. Пока, наконец, поняли:  отступать некуда - позади Москва! Но эти события того кошмарного года стали бледной тенью в блеске пришедшей к нам Победы в мае 1945 года, хотя оплачены они были ценой, превышаемой все потери фашистской Германии в той войне «народов»
 Тщеславием рожденная беда,
Пусть даже малая объемом ,
Не одного касается всегда
И, кажется, не одному знакома…

Все в нашем мире сложном,
Несет тщеславия печать.
Великие заслуги тоже ложны,
И невозможно их не замечать.
И отметили события прошедшей войны правительственными наградами, количеством ни с чем не сопоставимым. Были такие, кто получил награды незаслуженно, были и такие, кого они так же незаслуженно обошли.
Лучше всего работать при штабе,
Не видно врага, не слышны канонады,
И карты штабиста иного масштаба,
И в тыл убирается быстро, коль надо.

Проворства такого увидишь едва ли,
Когда наградные составлены списки,
Кому ордена, а кому-то медали.
Но можно внести кой-какие приписки.

Калинин подпишет, подпишет и Горкин
Глядишь, на груди засияет награда.
Искать ту «случайность», как в стоге иголку
И времени нет и «кому это надо?».
А в итоге, кто не слышал свиста и «чириканья» пуль, орденами грудь свою покрывал, а тот кто солдатскую лямку тянул, мог только на медаль рассчитывать!
Вспомните слова песни «Враги сожгли родную хату»: «А на груди его светилась  медаль  за город Будапешт». Сколько протопал тот солдат, идя до Будапешта, сколькими потерями путь его был отмечен?
Впрочем, победители и тогда и после наград своих на показ не выставляли. Не могли они, даже собранные все вместе, оплатить исковерканные войной людские судьбы.
Цену наград боевых значительно снизили памятные медали и ордена, выдаваемые уже в мирное время. Кто в блеске металла да еще со слабым политическим зрением разберет, что там висит на груди?.
Время шло, о ратных подвигах ветеранов стали вспоминать все реже и реже. Новые ценности ворвались в жизнь нашу. В советское время золотая звезда Героя, высшая награда Родины, имела две градации: Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда. Такое деление позволяло понимать, что Герой Советского Союза свое звание в борьбе со смертью получил, а Герой Социалистического Труда не рисковал жизнью. Но Звезду Героя Советского Союза так просто не давали.
Это сегодня в мирное время в Украине появилось множество героев, звание получивших за природный талант, за исполнительское мастерство на сцене. Наверное, для таких случаев, когда зудежь  награждения чересчур одолевает, следовало что-то придумать иное для отличия, не так кричащее, не вызывающее законного раздражения?  Ведь оно, как-никак, еще и в материальные блага конвертируется в стране, где экономические проблемы  далеки от решения!
Вспоминается мне недовольство советских граждан довоенного образца мышления, которые общаясь между собой, шипели, осуждая Сталина: «Задрала ногу вверх и государственную премию получила!»  Речь шла о выдающейся артистке балета Галине Улановой. Но Сталин не Героем ее сделал… Зависть в разделе материального поощрения проявлялась.
По закону человека или Бога?
По заслугам или без заслуг?
Валом сразу, или понемногу
Награждают преданнейших слуг?

Знак отличья  - разного пошива
Это далеко не ерунда:
Знак почета носят горделиво,
А иной с сознанием стыда!
Как-то Екатерина Великая, желая отметить заслуги лиц, приведших ее к власти, заказала шесть вензелей, усыпанных бриллиантами в центре каждого находилась начальная буква ее имени. Понимая, что восхождение Екатерины на престол совершалось не совсем законным путем,  с нарушением присяги, иными словами с утратою чести дворянской, мудрый и хитрый царедворец граф Панин Никита сказал: «Государыня!  Награждение такими знаками может быть превратно истолковано!»
Государыня, поняв резонность слов графа, раздала вензеля дамам высокого положения при дворе.

Итак, факт давно установлен, что бывают герои истинные, грудью исправляющие то, что «глупая» голова руководителя в расчетах своих упустила, и бывают герои ложные, рождаемые только тщеславием, и ни чем иным. Жизнь уж так устроена, что временами запускается «утка», «мыльный пузырь», чтобы сопернику нос утереть
Не понимаю от чего.
Возникла в обществе забота:
Ну, как создать из ничего,
Хотя бы малое, но что-то?..

Эксперимент давно идет.
И поиск продолжается,
Куда нас поиск приведет,
Никто не догадается?

Скорей всего, опять – пузырь
К тому ж еще и мыльный?
Распространится вдаль и вширь
В реляциях чернильных.

Такой, не лопнет никогда,
Останется загадкой?

                К тому ж еще одна беда –
Путь к истине не гладкий.

Возникнет миф еще один –
Загадка для потомков.
И мы, как предки, наследим,
След скроется в потемках.
Награды душу тешат, а должности – карман наполняют. И в далекие времена об этом хорошо предки знали, раздачу синекур государем к дарам божьим причисляя. Государя нас революцией лишили, владельцев синекур то ли за пределы страны изгнали, то ли живота лишили – не о том сейчас речь. Эксплуататорских классов не стало, но ликвидировав их, задумались: «откуда умных людей взять?».. Хозяйство государственное профессионалов требовало, а они, умные-то, потенциально враждебно настроены были. Чем-то государство рабочих и крестьян их не устраивало?..  А как, его можно уважать, если под одну гребенку с эксплуататорами и масса интеллигенции попала. Слишком ретивыми были служившие в ЧК, ГПУ и ОГПУ. Методы определения врагов советской власти сопровождались внезапными налетами на квартиры и обыском. Обыск времени требовал, доказательств всяких вещественных. Работники ЧК упрощали их, сообразно особенностям мышления своего. Один из  сотрудников ЧК вместо обыска квартиры, заскакивал на кухню, бросался к кастрюле, стоящей на плите, снимал крышку, заглядывал…
Если там находилось мясо, значит перед ним враг был. А враг подлежал расстрелу. Чекист даже не удосуживался выяснить, а какое мясо варилось? Может там собачатина была?..  Руководство ЧК отстранило чекиста, узнав о методах обнаружения врага, но не наказало! Подумаешь, несколько невинных по ошибке расстреляно?..
Их и позднее будут уничтожать, вместо того чтобы тщательно разбираться.
Открытый враг был повержен, тайный в глухой угол загнан!  Пора приступать к работе….
Лозунг: «Кто не работает, тот не ест!»,  всеобщая трудовая повинность запустили маховик производства. А, чтобы профессионалы, мобилизованные властью, вреда Советам не наносили, возглавили производство «красные» директора. Искать для этого форму не следовало, она уже была проверена гражданской войной, когда рядом с командиром находился комиссар, в делах военных не здорово разбирающийся, но следящий за политическими мыслями командира.. Полетели головы многих талантливых командиров Красной Армии... Крыленко, Сорокин, Пархоменко, Щорс. Но предательство интересов советской власти было искоренено.
Так и теперь, директор был профессионально неграмотным, но зато преданным. Это положение вполне соответствовало гимну Советского Союза того времени – «интернационалу».
«Кто был «никем», тот станет всем!» - звучало в гимне.
Понимают, что никем бывает только ничтожный. А что  может родить, создать ничтожество? Только шумовой эффект  или грозящее гибелью безумие…Ничтожество привлекают посулами, умных парализуют страхом. Рвущиеся к власти толкают ничтожных на безумие, стараясь держать их в определенных рамках, выстилая ими себе дорогу к власти. Они то, в конечном результате,  и становятся всем, призывая остальных к дальнейшему терпению, поскольку старое разрушено, новое – не создано... При этом показывают на разрушения, вызванные революционными событиями, словно не они сами к этому разрушению руки приложили. Революция – преступление общего характера, выдаваемая за историческую необходимость. Бунты и военные перевороты сигналы того, что созревает общественный нарыв, выражаемый формулой: «Одни не хотят, другие – не могут!»
Пришедшие к власти насильственным путем, обладающие теперь всеми атрибутами ее, начинают заполнять руководящие ячейки «своими» людьми, не всегда умными, но обязательно преданными. Умные, не использованные во времена смутные, становятся потенциально оппозиционерами, опасными по характеру мышления, мешающими, особенно на первых порах укрепления власти, поскольку соображают, что к чему! Их устраняют физически, или сгибают в три погибели, доводя до полного ничтожества, до  полной бессловесности, удаляя их головы, когда те осмеливаются подняться выше положенного уровня! Все приведено к уровню государственному, машина начинает двигаться по пути, начертанному властью. За сбоем в работе ее следят те, кто получил название руководителей предприятий.
Если бы к ретивости да ума немного,
Впереди планеты шли бы всей,
Но беда, мы часто набиваем ноги,
Слабо всходит разум сколько нИ посей!
Приглядываясь к руководителям предприятий с которыми меня сталкивала жизнь, я обнаружил одну особенность - все они были немногословны.
Когда молчишь, все думают, что умный,
Все остальное глубоко запрячь.
Болтать не зная, может лишь безумный.
Ведь положению, ты явно не палач?..
Со многими из них сталкивала меня жизнь. Не имея возможности влиять, приходилось только наблюдать. С первым руководителем я познакомился, когда мне минуло только-только 14 лет. Я пришел в контору горпромкомбината, заняв скромную должность счетовода. Директор наш Елисеев Иван Иванович был мужчиной среднего роста, внешности абсолютно незапоминающейся. Одевался он скромно и почему-то так, что все на нем висело мешком, как на колу. Скорее всего, это случалось потому, что был наш руководитель тощим по природе своей. О таком говорят еще: «Не в коня корм!»  Ну, никакой импозантности во внешнем виде – обыденный, серый и малый! В памяти моей осталась кисть правой руки директора, лишенная двух пальцев. Впрочем, это не мешало  визировать документ подписью, составленной из одних эллипсов, накладывающихся друг на друга, примерно таких, какие делает ребенок, впервые взявший карандаш в руки свои. Разыскать в этой подписи хоть какую-то букву алфавита было невозможно. Позднее, уже работая, я понял, что Иван Иванович бумаги прочитать еще мог, но писать он совершенно не умел. За него это делала секретарша, работающая на пишущей машинке «Ундервуд»…
Я наблюдал, но выводов пока еще не делал – опыта житейского, обыденного, маловато. Горя я хлебнул достаточно,  пребывая долгое время на оккупированной немцами территории, а вот к мирной жизни, когда нет бомбежек, расстрелов, окриков румын и немцев, охраняющих концлагерь, в котором я в конце 1943 года находился, уже не было слышно, не видно, еще не привык.
Все работали, директор – подписывал. В армию его не приняли из-за искалеченной руки, время активных военных действий на территории страны нашей Иван Иванович провел в партийном кадровом резерве, находящимся где-то за Волгой. Был предан партии большевиков до самозабвения… Возможно, так мне казалось?..
Заслуги директора перед Родиной были оценены материально: он по хлебной карточке получал на 100 граммов хлеба больше, чем я, да и зарплата его вдвое превосходила мою. На нее было можно купить по ценам стихийного рынка  пять буханок хлеба. Вот только узнать, откуда хлеб на рынках при карточной системе распределения, появлялся, не представлялось возможным, поскольку продавали его из-под полы.
Время шло, я взрослел, мне приходилось все чаще и чаще встречаться с директорами учреждений, поскольку характер моей трудовой деятельности был кратковременным -  я сочетал учебу в институте с работой, когда та поворачивалась лицом ко мне. Встречи с директорами  и заведующими ограничивались временем приема на работу и  увольнения. Естественно, судить о деловых качествах руководителя я не мог, а внешность мужчины меня никогда не интересовала.
Денежными средствами жизнь меня не баловала.  Я брался за любую работу, не связанную с механизмами, памятуя одно: «не боги горшки лепят!»  Признаться, меня всегда беспокоил конечный результат. Только  представьте, как я боялся дождя, по сути принимавшего мою работу кровельщика, когда я черепицей, называемой «татаркой» перекрывал крышу жилого дома по улице Чехова в гор. Симферополе. А гордость, какую я испытывал, когда узнал, что крыша «моя» течи не дала, вы представляете?..
Более продолжительное время я задержался, работая в переплетной мастерской Ворошиловского райпромкомбината города Воронежа.  Видеть директора и приветствовать его приходилось всякий раз. Чтобы пройти на рабочее место, нужно было проходить мимо его кабинета, двери которого часто оставались открытыми. Видимо у директора было предостаточно свободного времени, если он поднимался с насиженного стула, подходил к двери, отвечал на приветствие и провожал удаляющуюся фигуру долгим взглядом. Я и предположить не мог, что между мной и им возникнет когда-нибудь конфликт – так несоизмеримо далеки были наши должности. Ведь я даже не входил в реестровый список работающих, считаясь переплетчиком-надомником, иными словами не следовавшему временному распорядку рабочего дня предприятия. Переплетная мастерская, в которой я работал во второй половине дня, когда у меня заканчивались занятия в институте, находилась в полуподвальном помещении по улице Кирова, труд – ручной. Работало в мастерской пять женщин, перешагнувших сорокалетний рубеж. Расплывшихся форм, в черных сатиновых рабочих халатах, вылинявших от стирок и времени, приковать к себе моего внимания они никак не могли. Говорили они без умолку поскольку сам характер работы особенного внимания не требовал, темы разговоров одни и те же, примитивного бытового характера. И в этом бабьем коллективе петухом расхаживал заведующий мастерской. Мужчина моего роста, 177 см., считавшийся в ту пору высоким, стройный, подтянутый. Одеждой ему служила военная форма: китель и галифе цвета хаки, на голове такого же цвета фуражка. На ногах – яловые всегда начищенные сапоги. Никаких следов на кителе от государственных наград.  Я никогда не слышал, чтобы он повысил голос на подчиненных, но никогда и не слышал смеха, исходящего от него. Женщины не проявляли к нему интереса, не проявлял его и он к ним. В переплетном деле он был полным невеждой. Это заставило меня задуматься над тем, а какова роль руководящих людей в процессе, которого они не знают? Глаза мне открывала на сущность происходившего политэкономия, которую мы проходили в качестве одного из самых необходимых предметов в институте. Я уже хорошо понял, что заросший, как пудель,  дедушка Маркс, хорошо разобрался в экономике. Не знал он социалистического строя и не полагал, что учение его о «прибавочной стоимости» и к социализму приложимо, пусть даже саму прибавочную стоимость назовут «прибавочным продуктом». Я  занимался реставрацией и переплетом книг, остальные  переплетчицы - подборкой бухгалтерских документов и брошюрованием их. Хотя работа моя была несоизмеримо сложнее той, что выполняли женщины, я получал за нее значительно меньше их. Я не роптал, обрабатывая книжные фонды библиотек трех высших учебных заведений Воронежа. Меня устраивало то, что через мои руки проходила такая литература, которую официально получить из рук библиотекаря было просто невозможно. Кроме того, выполнял я и частные заказы ученых мужей институтов, что значительно превышало мою официальную зарплату на производстве.. Пользуясь невежеством заведующего мастерской Ивана Макаровича Шкуры, я получал материалы в количестве неизмеримо большем, чем требовалось, тем более что большую часть их я лично закупал, предъявляя счета к оплате. Я приходил в мастерскую, когда переплетчицы, собирались уходить, уходил, когда время приближалось к девяти вечера. К этому времени заканчивали работу и мои мать с отцом.  Мы вместе направлялись в сторону «Чижовки» (так назывался в простонародье район, где располагался авиационный завод под номером «16»- ) Мы снимали пристроенную к одноэтажному дореволюционной постройки дому комнатушку. Стены пристройки были тонкими и в большие морозы промерзали. Приходилось кровати отодвигать от стен. Впрочем, в самой комнате было терпимо: она обогревалась потоком воздуха, идущим из горницы дома.  Ужин нас, уставших за день, «дома» не ждал. Поэтому мы заходили  в одно из заведений, позднее получивших название «забегаловок», брали по кружке пива, а к пиву внушительных размеров отваренного и обжаренного кролика. и ужинали.  Разносолов кроме кроликов никаких. Правда, в любом магазине, ларьке и заведении общепита в огромном количестве можно было получить консервы. Преимущественно это были «крабы» и «печень тресковая натуральная». Были они дешевы необычайно,  на них уже и смотреть не хотелось. Не полагал я тогда, что наступит время и эти консервы станут деликатесом, не всякому покупателю по карману доступными.
Жизнь катилась для меня размеренно.  Никаких конфликтов… тишь и благодать! Все, нарушающее ритм, вторгается внезапно, неожиданно. В мастерскую стали поступать заказы из школ на изготовление карт по географии и истории. Женщины наши от этого вида работ отказались. Я – взялся. Сложность была в подборе клея. Я путем опытов определил оптимальный вариант. Мой заработок подскочил вверх. Пока я умело распределял его по месяцам, было тихо. Но, однажды я просто забылся! Когда закрыли наряды, моя  зарплата оказалась вдвое большей, чем у Кочуры Федора Власьевича, нашего директора. Такого «унижения» перенести директор никак не мог. Он вызвал меня к себе и вылил весь гнев, который его в ту минуту переполнял! Я, молча, выслушал его и, повернувшись, вышел. По пути я зашел к Ивану Макаровичу и отдал ему ключ от мастерской. У меня за время работы образовался небольшой запас денежных знаков. Можно было и потерпеть! Долго ждать не пришлось. Как-то сам директор пожаловал в комнату нашу с бутылкой коньяка и набором стандартных закусок Слов извинения от директора я не услышал, но само появление его чего-то стоило! Он уговаривал меня вернуться на работу. Я не долго сопротивлялся. Позднее я узнал, что моему возвращению предшествовали некоторые события, весьма комического содержания. После ухода моего не оказалось работников, желающих взяться за карты, а время сдачи работы поджимало.. Иван Макарович Шкура при непосредственном участии директора решил сам выполнить работу. Подстегивали руководство  к этому и материальные расчеты, выражавшиеся в житейской формуле: «Деньги – лишними не бывают!» Они взялись за работу. Через два дня после сдачи карт заказчику, оба руководителя были вызваны на бюро Кировского райкома партии. Образец их работы висел на самом  видном    месте. Как они склеивали части карты, один Бог знает. Нижняя часть русла Волги с устьем оказалась по соседству с Таймыром, верхняя часть Каспийского моря принадлежала Северному Ледовитому океану. И этого мало - Иван Макарович использовал клей на основе казеина. Полотно было стянуто клеем так, что никакое разглаживание складок не помогало… Я не знаю, как звучали выводы партийного бюро, но более меня никто не беспокоил, да и я на неприятности самостоятельно не нарывался!
Время шло, я мужал, внешний облик руководителей менялся. Они изменились вы объеме, заставляющий их обращаться за одеждой в фирменный магазин «Богатырь» Шея часто становилась похожей на тело гигантской гусеницы, а форма головы становилась такой, как ее метко назвал Николай Васильевич Гоголь: «Редька хвостом вверх». Что продолжало оставаться неизменным, - так это профессионализм, формула которого как то прозвучала из уст одного  директора школы: «Я не знаю географии и истории, но  я – директор!»
Остальные встречи с руководителями проходили в деловой обстановке… Я всякий раз знал, с кем имею дело, поэтому профессиональных тем в разговоре с ними избегал – начальство не любит казаться глупее обычного.
Вспомните, возникшую в быту нашем поговорку: «Я директор – ты дурак! Ты директор – я дурак!»
К беде общей нашей, глупость может стать обыденностью, к ней начинают привыкать окружающие, а амбиции глупого соответственно многократно возрастают, не ощущая противодействия.
После войны страну захлестнула тяга к учебе. Конкурсы в институты были ошеломительно высокими. Масса демобилизованных потянулась к знаниям, но не следует забывать и тех, кто только что получили аттестаты зрелости – они тоже к свету знаний рвались.
И трудно стало старым полуграмотным кадрам руководителей оставаться на плаву. И прежде, во времена Сталина темпы экономического развития поражали зарубежных статистов, казалось, что теперь, когда в производство влилось такое количество квалифицированных специалистов, страна просто взлетит в своем развитии! Одн6ако, не случилось такого, во главе государства стал по природе умный, ловкий, «скользкий», но малограмотный Хрущев, предпочитающий практику, а не теорию, относившийся к науке презрительно и веривший в свою исключительную гениальность, долгие годы скованную железным кулаком Сталина. Хрущевская «оттепель» была чисто косметической. Жестокостью он не уступал Сталину, но возможности у него уже были значительно меньшими. Роль партийных органов при нем резко возросла, перестали опасаться «сталинского отстрела».Одновременно стали расти и властные амбиции руководителей. Мораль общества вниз покатилась. Вместо того, чтобы заняться глубинными негативными процессами у нас развернулась борьба с внешним проявлением буржуазного загнивания. А вот того, как любой директор стал превращаться во всевластного хозяина, боявшегося одного – положить на стол секретаря райкома свой партийный билет, почему-то не заметили…
Придет время лихое, когда бывший советский директор внешне станет похожим на тех ,кого прежде на политических плакатах изображали, только с еще большими правами, подаренными властным беззаконием.
Шуба дорогая, меховой картуз
И живот толщиной в два обхвата
Нарисован был так уолстритовский  Туз
На картинах советских когда-то.

Правда, после пришел «дядя Сэм» -
Тощий, длинный, куда-то бегущий
( Почему-то с бородкой седою совсем)
И мешок за спиною несущий.

Всем понятно: деньгами наполнен мешок,
(Не подарки от деда Мороза),
Возражать не позволит – сотрет в порошок
Деньги даст – от тебя только  кости да кожа!»

Нынче наши «дельцы  и толсты, и худы
(Начинается бизнес с размахом)
Да и выводы будут довольно просты -
Ненадежно… Все сыплется прахом.

Пулю схватишь, посадят в тюрьму.
И стенаний родных не услышишь.
Недоступно понять никакому уму -
Не обходится «дело» без крыши!
 
В СЕТЯХ  ЛЖИ НАХОЖУСЬ
В коллективе очень трудно сохранять свою естественную индивидуальность. Приходится следить за тем, чтобы не наступить кому-нибудь на «любимую мозоль», не зная, где она находится? Работать в преимущественно женском коллективе вдвое сложней. Эмоциональная сфера одной женщины не постижима, а если этих женщин десятки?..  Сколько скрытой зависти и рожденной ею ненависти? Женский коллектив целостным никогда не бывает. Он разбит на конкурирующие группы, возглавляемые самыми ненасытными и волевыми. Коллектив наш – не исключение! Он после ухода Николая Леонтьевича руководим женщинами. А это не позволяет надеяться на слаженность и объективность.  Коллеги редко проявляют благожелательность к тому, кто находится под пресс руководителей., тем более выражать ее открыто. Правильно говорят: «Критиковать начальство, что целовать львицу – страху много удовольствия  никакого!».
Нити лжи оплетают меня постоянно, не прерываясь, я легко рву, но все новые и новые создаются теми, кто пытается меня, не мытьем, так катаньем, выжить из училища. Создается впечатление, что руководство учебного заведения, только этим и занято. Одному сложно отбиваться, тем более, когда все твои действия окрашиваются руководством в четный цвет. А мне в таких условиях приходиться работать. Я не имею права ни на малейшее упущение по работе. Время прихода и ухода с работы постоянно фиксируется. Я представляю сколько средств государственных потрачено в пустую. Ведь члены многочисленных комиссии расходуют средства на проезд, проживание, оплату суточных. Пока я удачно отбиваюсь. Мои профессиональные качества не опровергнуты, уровень даваемых мною знаний выше средне-статистических. А главное, я улавливаю сочувствие к себе членов комиссий, исключая, естественно, лиц, возглавляющих их. Выводы комиссии базового медучилища, комиссии министерства образования, министерства здравоохранения Украины ничего крамольного в моих действиях не нашли.
Я продолжаю работать в ожидании очередной проверки.
Теперь нашествия стали не предсказуемыми ни по составу своему, ни по характеру действий.
Как-то вечером, (а в зимнее время, темнота подступает и незаметно, и быстро) когда я, прежде чем направиться домой) направляюсь в учительскую, чтобы оставить там классный журнал, меня приглашают в помещение кабинета общественных дисциплин. В нем уже находится все руководство училища и все те преподаватели, которые, поддерживают действия руководства, какого бы направления они ни были. Я в изумлении. За столом сидят начальник городского управления милиции, заведующий городским отделом здравоохранения и прокурор. Я мог бы еще ожидать руководителя правоохранительных органов, зная, что тот является любовником одной из тех, кто примкнул к руководству, но, что тут делать прокурору?.. Меня такой состав президиума не напугал, поскольку я много лет проработал рука  об руку с работниками прокуратуры и милиции, поэтому задуманный спектакль не только не испугал меня, но рассмешил. Я громко смеясь,  сказал во всеуслышание:
- А где же председательствующий судом? Где наручники и конвой?
Задуманного судилища не получилось. Только заведующий органами здравоохранения Прохоров заявил о том, что для создания спокойной моральной обстановки в училище, он готов предоставить мне на выбор место работы!  Я поблагодарил его, но вежливо отказался.
Руководство училища пыталось устроить разборку, пользуясь тем, что их много, а я – один, но я твердо заявил:
- Я с восьми утра на работе, сейчас девятнадцать часов. Мой рабочий день закончен– я свободен! Обсуждать меня будете после моего ухода!
Травля меня продолжалась, и мне приходилось выкладывать один информационный козырь за другим. Я уже привык к стандартным ответам работников горкома партии, осуществляющих идейное руководство травли!
Они всегда начинались словами: «некоторые факты при проверке нашли свое подтверждение…»
Я вынужден был напоминать: «Дорогие товарищи, назовите мне те факты, которые подтверждения не нашли?
Естественно, такого сделать партийное руководство не могло, поскольку тогда следовало бы принимать серьезные меры воздействия, и не только административного характера против обвиняемых мною
И куда мы идем,
Если партия так измельчала,
Словно сказку ведем
Про бычка и мочало.

Круг за кругом
Мотаем, а дело на месте!
Не с врагом и без друга,
Но в объятьях бесчестья.

Мне временами кажется, что все ведущие мое «дело» в душе своей сочувствуют мне, но собравшись вместе для доклада заказчику, теряют полностью ориентацию.
Мне видна только часть вершины местного партийного айсберга,  только поэтому я кажусь им  загнанным, хотя еще способным огрызаться. Но все более знакомых мне и незнакомых лиц втягивается в водоворот мутного партийного потока, защищающего своего проштрафившегося собрата.
Я уже не помню  причины посещения мною судьи города Муратовой. Помню только, что это не касалось того, о чем я повествую сейчас.
Беседа наша была прервана звонком. По ответу Муратовой я понял что разговор ведется со вторым секретарем горкома партии Мамонтовой, сменившей переехавшего в Симферополь Пересунько.
Я не слышу задаваемого вопроса Муратовой,но ответ я запомнил.
Муратова: «дело не пойдет! Он хорошо разбирается в юридических вопросах. Когда разговор был закончен, я спросил Муратову: «Речь шла обо мне?»
- Да! – ответила судья.
Вопрос со мной затянулся надолго. Я начинаю не доверять многим из тех, кого прежде считал достойными уважения. Только трое открыто поддерживают меня, но это слишком мало!
Мои друзья, с которыми делился многим,
Так по дешевке предали меня
Как-то при очередной встрече с Петром Ивановичем Иваненко, который выполнял роль почтового ящика для моего контакта с представителями партии различных рангов (я ведь был беспартийным), он вручил мне для ознакомления  пухлую пачку документов. Я понял, что в этой папке находится все, собранное  против меня. На двух листах машинописного текста, лежавших поверх других документов, находилось заявление, в котором  была сделана попытка представить меня лицом, утратившим рассудок. Пятнадцать подписей врачей, работающих в училище преподавателями и считавшиеся моими друзьями красовалось под обращением.
Я усмехнулся, прочитав, и сказал: «Вернись времена Леонида Ильича, этот вариант мог бы обернуться полной катастрофой  для меня! Теперь этот номер не пройдет. Его недостаточно даже для проведения амбулаторного освидетельствования психиатром. Люди, подписавшие его не знают о том, что, признав меня психически больным, им пришлось бы нести уголовную ответственность за то, что они меня довели до такого состояния. Ни у кого из моих предков заболеваний подобного рода не наблюдалось. И я сам никогда под наблюдением психиатра не находился».Я поговорил с Николаем Загромовым, моим товарищем, которого в горкоме партии называли «серым кардиналом» об этом случае. О чем он говорил  с Иваненко,  я не знаю. Но тот  стал относиться ко мне почтительно. Впрочем, он и до того бестактности по отношению ко мне не допускал. Наверное, он заслуженно возглавлял отдел  идеологии горкома..
Кстати, я  тогда хорошо запомнил фамилии всех подписавших, «обращение», но никому из них не сказал о том, что познал подленькое лицо его!
Никто не уйдет от ответа за сделанное, за посеянное им? Правда, речь в данном случае не идет о земной сути….
Я не завидую атеистам, творящим зло и беззаконие, полагающим, что Бога нет, а следовательно – и нет судьи?..
Вот  только есть ли душа у атеиста? – возникает сам вопрос. Ведь при отсутствии души – нет обвиняемого или обвиняемой. А тело, выполнявшее повеления мозга , обречено на тление.
Цепляться за тело душе надоело.
(В дефектах великих оно)
Песнь смерти пропела
Душа отлетела
Вернуться назад  не дано!

Осталось без дела
Бездушное тело –
Бессмысленно далее жить
Оно охладело,
Оно зеленело
И начало медленно гнить.


ИМЕЕТ ЛИ ПРАВО БЕЗДУШИЕ НА ЖИЗНЬ?
Есть душа у людей или нет?
Что бездушие есть – это точно!
И каким бы не стал наш ответ…
Мир не будет ни вечным, ни прочным

Коль отсутствует вера в Творца,
То душа не должна появиться…
Хоть винить нужно мать и отца,
Что бездушному дали родиться
Психеей в Древней Греции называли душу,. И превратилась Психея в богиню, став женой бога любви Эрота. Есть немалое число людей, у которых болезни подвержено не тело, а душа  И называются болезни те психическими. Случается и так, что врач, призванный лечить душу больную, бросается в объятии бога любви Эрота, понимая что совершает прелюбодеяние. Стараясь скрыть этот факт, он убирает следы любви, забывая и о своем предназначении и о клятве Гиппократа, и даже о фразе, звучащей в басне: «Беда коль сапоги тачать будет пирожник, а пироги печи сапожник».
Все так  и произошло, когда врач психиатр Васильев у себя на квартире решил произвести прерывание беременности у женщины, с которой его связывали сексуальные отношения. Муж любовницы находился в длительной командировке, и беременность женщины следовало утаить от него. Произошла беда, которую врачу следовало бы учитывать! Психиатр перфорировал матку, вызвав обильное кровотечение. Поняв, что сделать  он уже ничего не может, врач вызвал  скорую помощь. Больная срочно отправлена в стационар. .Была срочно произведена операция, удалены участки травмированного кишечника. Больную удалось спасти. Следовало сказать и о том, что два года до этого матка у больной была при аналогичном случае, тоже перфорирована. О той операции женщина Васильеву ничего не сказала. Скажи она ему об этом, вряд ли Васильев дерзнул производить то, что его специальностью не положено?..
Бездушие может наблюдаться и у врачей, души людские не лечащие
….  Девочке 14 лет, учащаяся обратилась в поликлинику к хирургу по поводу панариция среднего пальца правой кисти. Гнойник на пальце еще не «созрел». Хирург осмотрел , наложил повязку с  мазью Вишневского и предложил явиться для вскрытия на следующий день
На следующий день панариций был вскрыт под местной новокаиновой анестезией. воспалительный процесс стал заметно уменьшаться. Казалось, что выздоровление не за горами. Но через  три дня у девочки вдруг поднялась температура, появились боли в пояснице и правом тазобедренном суставе.
Отец привез на такси девочку к тому же врачу, который вскрывал панариций. Хирург отнеслась к больной невнимательно, не выяснила причины значительного ухудшения здоровья, не обследовала, не вызвала других специалистов на консилиум и ограничилась только тем,  что посоветовала  при ухудшении состояния вызвать врача на дом.
Через день больная школьница была направлена в инфекционную больницу с подозрением  на сепсис. Этот диагноз стал утвердительным после проведения лабораторных исследований. К сожалению противомикробная и антитоксическая терапия положительного результата не дали Диагноз был подтвержден на вскрытии трупа умершей девочки.
Возникло множество вопросов, ждущих своего разрешения.
Разрешение их, к сожалению, жизни  юной не вернет!
А вот то, что душа у хирурга отсутствовала – сомнений у меня не вызывало!
…Случай удивительного бездушия, не способного родить крупицу сочувствия, встретился на пути моем…
Произошел он в стенах научно-исследовательского института, призванного заниматься медицинской наукой. В одном из отделений его, в  неприспособленном помещении, не соблюдая элементарных медицинских правил, врач Абрамова вместе с медицинской сестрой и акушеркой произвела аборт сотруднице этого же института Лихачевой  25 лет. Во время проведения операции у Лихачевой возникло бурное кровотечение. Больная стала терять сознание. Тогда оперировавшая врач попросила акушерку вызвать такси. Поддерживая под руки Лихачеву, ее посадили в машину, довезли до ближайшего сквера, усадили на скамейку и вызвали машину скорой помощи. Не дожидаясь приезда машины, врач  и ее помощницы скрылись.
К счастью, Лихачеву удалось спасти
Этот случай, надеюсь, в моих комментариях не нуждается!
            БЫЛА ЛИ ТОПОСТАВЛЕНА ТОЧКА?
Кабинет просторный и, несмотря на это, кажется вполне уютным. Правда, вид из окна глаз не радует,  не морские просторы с пенящимися гребнями волн, не парк с подстриженными газонами и цветущими клумбами, а всего-навсего стена из камня ракушечника, скучная и даже растениями непривередливыми отторгнутая, но выполняющая роль опоры для ската горы, чтобы случайно  оползень не скрыл вместилище реальной городской власти под собой. Владелец этого кабинета уступил его на время короткое зав. отделом науки обкома партии. Представить здравомыслящему чиновнику от образования, что такая высокая персона покинула кресло своего кабинета, чтобы снизойти до личной беседы с рядовым преподавателем анатомии и  хирургии медицинского училища, просто не мыслимо. Перед ним заведующие кафедрами институтов, да что там заведующие, ректоры высших учебных заведений, стоят и трясутся, когда он их «распекает»… А тут? Тьфу – смотреть не на что…  В предпенсионном возрасте, потрепанный жизнью человек, противостоящий целому коллективу…  Но не следует, однако, забывать о том, что этот человек посмел обратиться лично ко второму лицу партийного государственного аппарата – Егору Кузьмичу Лигачеву, второму секретарю ЦК КПСС, члену политбюро. Причем, пришлось тому уведомить о том, что телеграмма им получена.
Из Москвы указание поступило: разобраться, об исполнении доложить
Понимает, зав.отделом науки, что на этот раз грубым разговором с «жалобщиком» дело не уладить. Многочисленные комиссии, посылаемые высокими инстанциями с целью дискредитации беспартийного преподавателя , результата не дали. Пора менять тактику.
Но свой первый вопрос, он все-таки по привычке поставил прямо:
«Чего вы добиваетесь?
«Решения тех вопросов, которые я поставил перед Лигачевым!» - ответил я так же прямо.
«Нет, я хочу знать, что вы, лично для себя хотите?-
«Ничего».-Ответил я просто
«Как, ничего?» - с удивлением воскликнул он.
«Всего, что касалось меня лично, я уже добился, посетив госкомтруд СССР, приемную ЦК, и министерство здравоохранения Союза. Это позволило мне решить в суде свои материальные вопросы. Те вопросы, которые я поставил перед Егором Кузьмичом судом не решить, они  касаются самого существования училища, коллектива преподавателей, судьбы учащихся… Путь, избранный руководством в борьбе со мной, беззаконием попахивает. И это беззаконие инициировано руководством училища, не без помощи местных партийных органов…»   
Кого вы предлагаете директором? – Спросил он, перебивая меня и  впиваясь глазами в мое лицо
«А мне абсолютно безразлично, кого вы назначите директором! –ответил я и, увидев удивление на его лице, продолжил:
Учебно-воспитательный процесс зависит не от директора, а от заместителя его по учебно-воспитательной работе. Чтобы не трясло училище, следовало не разбивать коллектив на обособленные группки, нужных  и ненужных, потакающих твоим слабостям или жестко относящихся к ним. Нужен толковый, знающий педагогическую работу человек. И тут  выбора нет.
Врачи, ведущие занятия в училище, знают содержание предмета, но не знакомы с методической работой. Учителя школ, знающие учебно-воспитательный процесс, не могут работать в училище, ибо  нет предмета, который бы они вели. Итак, остаются только преподаватели основ марксистско-ленинской философии. В городе их три. Двое заняты работой и не придут в училище. Остается только Жук  Выбора – нет!
«И это все?» - спросил он.
«Да, все!- ответил я вздыхая.
«Но, почему же, у нас раньше не состоялся подобный диалог
«Я, во всяком случае, пытался, но мою попытку прервали, сказав, что в моем распоряжении ровно три минуты!
ЛЮДОЕДЫ… ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЕ И
                ИНЫЕ ВАМПИРЫ…
Были в раннем детстве моем ведьмы, водяные, лешие и, естественно – черти! Без чертей никак не обойтись. Слишком часто само звание «черт» вылетало изо рта людей, произносимое со злобой или без нее. Бабушка моя слово это не произносила, заменяя его мягко звучащим- «Лукавый». Когда она что-то не могла найти, говорила со вздохом: «Ну, пошутил, лукавый, и отдай!» В присутствии детей о людоедах не говорилось. А слово «каннибал» я- узнал когда читать научился. «От горшка два вершка», но я уже бегло, не обращая никакого внимания на знаки препинания, читал все, что мне под руки попадало…
Вы никогда не были на Огненной Земле? А жаль!  Это ведь не Ближний Восток с пятизвездочными  отелями, ухоженными пляжами и  плавательными бассейнами. Опасности, правда и тут есть, если их поискать хорошенько, пренебрегая простой осмотрительностью или полагаясь на добрые нравы аборигенов. Можно попасть  на зубы белой акуле,  или стать жертвой лихого водителя автобуса, не признающего никаких правил движения,  ну, и  утонуть, конечно, если плавать не можешь, а надеешься только на инструктора по плаванью. Бывает, что попадаешься на крючок обману, веря белозубой улыбке туроператора, рассказывающего вам о райском наслаждении, какое  вас ожидает в стране солнца, пляжей и улыбок.  Естественно, он не станет вам повествовать о тех, кого в металлических  запаянных  гробах возвращают близким, обещая даже выплатить кое-какие деньги за утрату  такой мелочи, каковой является ваша жизнь… могут изнасиловать, а могут и пристрелить.  Ничего этого нет на Огненной Земле. Тутошние города  в XXI веке шумным почему-то не стали, блеск неоновых ламп не заставляет прищуриваться, поскольку и обычное освещение здесь  недостаточное. Обещать  тишину не стану, а вот  прохладу и дневную и ночную вы обязательно испытаете.… Огненная Земля -  близкая к Антарктике оконечность Южной Америки, названная  Магелланом  так потому, что когда он проплывал по безымянному проливу, вдоль берегов множество огней было видно. Это горели костры, у которых грелось туземное население. Радостной их жизнь не назовешь…
Тамошняя природа погодой хорошей не жалует. Скалистая холмистая, она находится там,  где воды Атлантики сливаются с водами Тихого океана. Первый  силой смахивает на титана Атланта, чье имя носит, второй «Тихим» назван, наверное в насмешку. Следовало назвать «буйным» и только. Встречаются два океана  у оконечности Южной Америки, которая ближе других находится к Антарктиде. Каждый из океанов удаль свою показывает да и силу тоже. Поэтому Огненная Земля испытала на себе мощь ураганных ветров, несущих из Антарктиды холод пронизывающий и массу снега: то сухого колючего, то мокрого, липнущего к одежде и тающем на открытых частях тела. Людей, проживающих на берегах Магелланова пролива, счастливыми, ну, никак не назовешь! Деревья здешних лесов низкорослые,  с искривленными стволами, ветвями тянущимися не кверху в небесную высь, а жмущимися к земле,  чтобы противостоять природе суровой. Живности в лесах тех и прежде водилось немного, а крупных и вообще-то не было. Огнеземельцы, наверное, больше всего пострадали, когда народы стали разбредаться после «вавилоновского столпотворения» по земле? Все думаю, как они только  забрались в глухомань такую неуютную. Даже тело шкурой убитого животного не прикрыть. Правда, они к холоду привыкли раньше, чем это сделал известный в советское время Порфирий Иванов. Потоки холодного дождя стекали с тела аборигена, а он даже не ежился, снег таял на груди местной красавицы, а дрожь не пронизывала тела ее. Холод туземцы за зло не считали, а вот с голодом шутки не пошутишь. Выхолили мужчины с дубинками и копьями без наконечников на охоту в леса низкорослые, да возвращались чаще с охоты без добычи…
Женщины примитивными удочками без крючков и наживки рыбу ловили. Крупная рыба не глупой была, на «дурь» не ловилась. А мелочь бестолковая, от любопытства в руки аборигенам попадалась таки… Радость в племени надолго поселялось, когда тюлени на берег выходили погреться и в любовь поиграть. Животы тогда у дикарей на пузыри раздутые становились похожими. А чаще они к позвоночнику прилипали, спины через них можно было почесать. Иногда судьба становилась благосклонной, выбрасывая на берег тело кита погибшего, разлагающегося. Запах неприятный не отпугивал  людей, Можно было жиром китовым побаловаться. Нарезали мужчины его большими пластами.
Нести ворвань было не в чем, в руки много не поместится. Выход находили в том, что в пласту жира делалось отверстие, способное пропустить голову человеческую. Вот и возвращались к племени своему в жировых накидках, подобных пончо мексиканским. Племя с ликованием встречно добытчиков, а вождь нарезал полоски жира каждому из соплеменников.
Под скалой, что мохом поросла,
(Много дней стихия бушевала),
Племя собиралось у костра,
От мужчин и до детишек малых.

Чуть прикрыты  шкурами тела
Мокрый снег коснется их и тает
И печаль на лицах залегла.
Груди женщин тощие свисают.

Слышны грохот волн и ветра вой.
Голос человека заглушая..
Вождь не повышает голос свой
Племя и, не слыша, понимает
 
Две старухи первыми ушли,
(Где бедняжкам им найти спасенье?)
К грани жизни-смерти подошли
Отделяют их одни мгновенья….
Описывая все это, я должен признаться откровенно, что никогда не бывал  на Огненной Земле.. Далековато от меня она находилась. Как говорится: «Не достать руками, не дойти ногами!»  . А денег, чтобы смотаться туда и обратно, никогда в карманах моих не было. Только по стране родной и любимой, где для поездок созданы были идеальные  условия – цены на транспорт  низкие, я и раскатывал! 
            Как я познакомится с Огненной Землей? Случилось как-то, что в руки мне попалась книга с длинным названием, которое я укоротил тогда (пусть простит меня память человека, написавшего ее)  -  «Путешествие на корабле Бигль». Мне тогда шел седьмой годок, а по стране шествовал 1937 год, и проживал я не городе, а в селе Шехмань Тамбовской области. Было оно тогда районным центром, связями с миром буйных страстей  не славилось. Железная дорога и та  далеко в стороне  от села проходила.
Люди тут проживали русские, иных национальностей не было. Нравом спокойные терпеливые к голоду, как и огнеземельцы. Недороды встречались часто, поэтому автор этих строк хорошо знает вкус хлеба, большую часть которого составляли лебеда  да картошка. Мясо на столе нашем великой редкостью было. Потому и вспоминается случай, ставший известным всей Шехмани. Проживал тогда на селе человек один, контуженный в гражданскую войну. Контузия проявлялась приступами ярости, охватывающей этого известного значимостью своей человека. Как ни говори, а он был тогда единственным, удостоенным награды – ордена Боевого Красного Знамени.. Луковкин была его фамилия.
Как-то приехала к Луковкину компания людей из самого Тамбова, все в костюмах, при галстуках и в плащах дорогих. Народ Шехманский такой одежды не носил, только домотканое, местными рукодельницами  созданное. На ногах у всех – лапти…
Дело было позднее. Водку Луковкин для гостей нашел, а с мясом  не получалось. Попросил хозяин времени небольшого для приготовления закуски. Через час гости пили водку, закусывая кусками жареного горячего мяса. Под водку все  мясо до кусочка ушло. Когда собрались гости уезжать, стали звать пса здоровенного, с которым приехали::
- Пират!.. Пират
Луковкин сказал им обыденным тоном: «Не прибежит Пират ваш, поскольку он  в ваших животах находится! Правда, левый окорок его я  в вашу машину положил». Вам.
Шехманцы  долго потом этот случай вспоминали – собак и кошек и в голодные годы тут не ел!
Но оставим Луковкина  с его угощением в стороне и вернемся к огнеземельцам!
Трудно было с книгами в селе Шехмань. За единственной, издаваемой местной газетой «Гудок» длинная очередь выстраивалась. Важной вещью была газета: И новости узнать, прочитав ее,  и на цигарки  из махорки пустить…
Каким-то образом в скромную библиотеку села Шехмань, два стеллажа которой  явно не прогибались под тяжестью,  попала книга великого натуралиста Чарльза Дарвина, совершавшего свое первое кругосветное путешествие на корабле Бигль. Книга, когда я взял ее в руки, выглядела хорошо сохранившейся, на переплете не было ни масляных пятен от сковороды, ни  иных  «украшений». Создавалось впечатление, что книгой той редко пользовались. Ко мне в руки книга попала потому, что местному библиотекарю пришла мысль отбиться от моей назойливости этой самой книгой. Я докучал ей  потому, что хотел читать, а книг для детей не было, если не считать с десяток «книжек-малышек», издаваемых тогда детгизом. . Удовлетворить меня она не могла, поскольку книг в библиотеке было мало, а голова библиотекаря всегда болела от стоящей перед ней задачи, как из почти ничего сделать что-то, создав еще и книжные передвижки для отдаленных сел района. Естественно Дарвин оказался невостребованным и только потому попал ко мне в руки.  Я помню, на титульном листе книги был экслибрис  - два толстощеких пышнотелых херувима  держали  табличку с одним словом «Мансуров».  Наверное, это была фамилия первого владельца книги. А проживал ли помещик Мансуров когда-либо в Шехмани,  я не знал?
Книгу я прочитал. Мое внимание сконцентрировалось на описании Дарвиным  Огненной Земли только потому, что там говорилось о каннибализме. Само слово «каннибал» было мне до того не знакомо, хотя детей того времени, да и позднее живущих, во всех странах  довольно часто пугали людоедами. То Баба Яга пыталась зажарить в печи ребенка живьем, со всеми внутренностями, то «мальчика-спальчика» какой-то людоед страшный поджидал, хотя яса в спальчике для людоеда веса маловато было… Что поделать, если сказки всех народов такой теме нездоровой посвящены. Даже такой добрый детский писатель, как Корней Чуковский не ушел от этой неприятной темы, придумав злодея-людоеда Бармалея. Правда, в конце путешествия дети и добрый доктора Айболит остаются целыми, не утратив членов своих, а Бармалей становится добреньким, предобреньким, кричащим радостно: «Как я рад, как я рад, что поеду в Ленинград!»  И, кажется, поездка эта состоялась, поскольку есть в северной столице России  улица с названием «Бармалеевская»
Но, вернемся к творению Дарвина. По информации мною извлеченной оттуда, огнеземельцы съедали старых женщин,  когда наступал голод, грозящий племени полным вымиранием. Съедали тогда, когда море не выбрасывало на берег тушу погибшего кита, не вылазили погреться на берег тюлени, не ловилась рыба…
Став взрослее, я понял, что людоеды  не плод воображения писателя, а случаи  рождаемые самой  жизнью. Голод, посещавший Россию не единый раз, сопровождался  скрытыми формами каннибализма. Во временя наши постсоветские, когда голод не преследует людей, каннибалы  встречаются, хотя являются людьми с нарушенной психикой, требующей изоляции, естественно, сопровождающейся специфическим лечением.
Но только голодом все случаи каннибализма не объяснить. Каннибализм был постоянным там, где природа по всем параметрам напоминала рай, созданный Господом. Природа с буйной растительностью, чудесными плодами, растущими в диком состоянии, обилие рыбы вдоль берегов океанских…
 Острова Фиджи, Тонга, Соломоновы и иные в Тихом океане…  Там поедание тел человеческих ритуалом сопровождалось, ели из специальных деревянных тарелок деревянными вилками. Съедали не только старух, но и любого члена племени. Только вождя съесть было нельзя! Даже прикоснуться к вождю было табу1 Как то христианский миссионер, забыв о табу , жизнью поплатился. Вождю племени ляпа священника понравилась, он снял ее и напялил на свою голову. Священник потянулся к шляпе своей и коснулся рукой головы вождя. Через несколько часов зажаренное тело миссионера с удовольствием поедали фиджийцы.
О беде потом узнает Свет:
Должен быть, но нет посланца Бога?
Он попал к фиджийцам на обед…
Только недожаренным немного!

Ну какие с людоедом шутки?
Чтобы съесть тебя, предлог он ищет,
Попадешь в голодные желудки -
Ритуальной, но здоровой пищей…
Каннибализм может быть и результатом воспитания в соответствующей среде. На память приходит диктатор Центральной африканской республики, позднее объявивший себя императором Жан Бокасса
Пытаюсь представить себе банкет, данный императором, иноземным гостям, среди которых были послы западноевропейских стран. Изысканные напитки, стол ломился от яств. Отличные мясные блюда приготовленные личным поваром императора, под пикантными соусами . Позднее пировавшие узнают, что их угощали мясом политических противников императора. Кстати, сам Бокасса считался гражданином Франции. Позднее, человечество узнает, что в холодильнике людоеда всегда имелся запас частей тел человеческих, особенно обожаемых императором. Вот тебе и француз с сердцем африканского людоеда.
Бокасса настолько пристрастился к человечине, что повар его, отправляясь в зарубежную поездку со своим господином, прохватывал банки с человеческим мясом, правда  в консервированном виде.
С императором Бокассой как-то встретился и Генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев. Он привык со всеми руководителями государств целоваться в засос. Отвечая на поцелуй Брежнева, возможно Бокасса представлял себе, а казовым на вкус будет генеральный секретарь, поданный под томатным перченым соусом?
Возможно, случай с императором Бокассой  и родил анекдот, ходивший в семидесятые годы прошлого столетия по нашей стране:.
… Расследуется случай каннибализма в одном из престижных вузов Советского Союза.
Следователь задает обвиняемому вопрос:
«Что заставило вас, Нкваме Крума» убить приятеля из Конго?  Ненависть?»
 - Да, нет,- вяло пожимая плечами, говорит здоровенный негр, облаченный в шикарный костюм от Версачи, - у нас были вполне нормальные отношения.
- Может, быть финансовые интересы? – ставит вопрос следователь в упор..
Обвиняемый морщится, выражая презрение к  такой малости, как деньги:-
- Нет! У меня – много денег и ему родители высылают крупные суммы.
- Может, любовь к женщинам?..
- у меня достаточно много женщин, у него- целый гарем…
- Так что же послужило толчком к тому, что вы не только убили приятеля, но и съели часть тела его?
- Да поймите же вы меня, наконец,  взмолился Нкваме, - все было очень просто. Я пришел с занятий, настроение было скверным, тоска по Африке… Ну, и захотелось чего-нибудь  вкусненького, домашнего…
А ведь есть еще и ритуальный каннибализм, да будет известно читателю, когда съедают  мертвое тело из самых добрых побуждений, чтобы деловые и иные качества убитого перешли к тем, кто его ест.
Впрочем, меня не интересуют сейчас ни суровые условия жизни на Огненной Земле, ни тамошние гурманы, съедавшие старух.  И вспомнил я об этом случае только потому, что меня интересует   один вопрос: Связана ли душа с частями тела или нет? Не нанесен ли материальный ущерб душе, если тело съедено?..
Для этого, наверное, нужно знать, а где же душа находится при жизни и какое время ей необходимо, чтобы его прикинуть и не быть застигнутой  впросак?
Ацтеки веровали в то, что душа человеческая находится в сердце. И приносили в дар своим богам вырванное из тела живого  человеческого еще трепещущее истекающее кровью сердце  Другие племена пожирали мозг. Но более всего считали вместилищем души кровь, видя, как с истекающей кровью тело покидает жизнь!
Большую часть жизни я прожил в государстве, в котором оккультизму не было места. Об упырях я  впервые узнал, читая произведения прекрасного русского прозаика и поэта графа Алексея Константиновича Толстого. Потом я прочитал о вурдалаках  у французского писателя Проспера Мериме – «Песни южных славян» Оказывается все эти кровососущие на Русь пришли из Сербии, по пути заглянув в Румынию и оставив там самого  значимого из почитателей крови человеческой графа Дракулу.
Нашлись у вампиров почитатели, транспортировавшие их по всему свету.  Места на земле для вампиров стало мало и толпами они полезли в кино и на телевидение. Некоторые женского пола, довольно привлекательные, преподносят такую информацию, что кровь в жилах стынет и становится такая кровь непригодной для сосания вампиров. Приходится беднягам тогда  только клыки показывать, чтобы их можно было признать за вампиров.
Впрочем, завидовать им, питающимся кровью, никому  не следует. Кровь, не прошедшая кулинарную обработку, попав в желудок и кишечник плохо переваривается, принятая в большом количестве может даже  вызвать отравление. Так уж Господь распорядился, чтобы кровопивцев в желаниях своих ограничить!  Представляю себе вампира, корчащегося от боли в животе или страдающего несварением желудка, попив крови. Знать  нужно, что и  слюна некоторых людей  скверного характера, с ядовитого языка слетая, становится отравой. Народам крайнего Севера и живущим в пустынях Африки, приходится  иногда пить кровь животных, вскрывая для этого вену на шее, но выпивают ее они мало и обязательно запивают молоком. Знать, заветы Бога не забыли еще!
Есть ли на свете настоящие вампиры? Я не хочу комментировать, поскольку специально таким вопросом никогда не занимался. Полагаю, что есть придурки, называющие себя
сатанистами», играющие под вампиров и создающие для этого ритуалы с употреблением свежей крови, как правило кошачьей. Я представляю себе группу молодых людей,  собравшихся темной ночью на кладбище. Руководит ими не дьявол, как они о том думают, а стопроцентная глупость. Дьяволу, по возрасту равному Богу, по возможностям тоже приближающемуся к нему, больше нечего делать, как потакать слабостям психопатов ?!  Лучше бы юнцы, собравшись вместе, ели бы кровяную колбасу с кусочками свиного сала, прожаренную на сковороде в кипящем сале, да еще со специями разными. И здесь, признаюсь лучше свиной крови и свиного сала ингредиентов для колбасы не найти!
И опять возникает у меня вопрос, высосав кровь из человека, поглотил ли вместе с ней выпивший душку? 
Кстати, мой уважаемый читатель, пусть у тебя не сложится представление о том, что я пекусь о судьбе души отошедшего в мир иной. Я не являюсь душеприказчиком. Меня интересует души живых хотя и в этом случае я не являюсь наставником их. Жив человек, пока душа его имеет дом для себя, связано оно с телом. Не уверен я, что для исцеления души заболевшей требуются страдания, граничащие с истязанием. Полагаю, что у страдающего длительно недугом тела, душа надломлена и требует некоторых условий, чтобы она позволяла жить в мире живом и любоваться красотами его!
И эти условия связаны с двумя важнейшими  человеческими институтами: образованием и  здравоохранением. От их функционирования нормального зависит и душевное, и физическое состояние как одного человека, так и человеческого общества в целом.. Хотя на сегодня в Украине действует принцип, гласящий: «Лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным!»
При современных условиях преодолении времени и пространства можно позавтракать в Киеве, а пообедать в Берлине.
Что-то серьезное с организмом произошло у «богатея», сел в самолет и… осматривает его  в Париже светило с мировым именем.
Нет денег  - осмотрит местный эскулап с его весьма низкими техническими и фармацевтическими возможностями.
Поскольку у большинства украинцев загранпаспорта нет, а глаза  редко видят в руках своего хозяина евро и доллар – путь за рубеж им закрыт.
И местный эскулап всякий бывает: один за спасибо лечит, другой - зелененькие требует. А всех подряд взяточниками считают… Что поделать, мы к средним цифрам здорово привыкли. Возьмем, к примеру, трех женщин… У одной из них нет и не было мужчин, и привыкла она в одиночестве время проводить; другая в замужестве нормальной  сексуальной жизнью живет, а третья во всю тяжкую телом своим торгует. Так по подсчету нашему в среднем они женщинами легкого поведения считаются!
Бесплатная гарантированная конституцией Украины медицина со всеми нами злую шутку сыграла. Социальная защита в ней соответствует стандартам советского времени. А практически  эта  защита  фата-моргану напоминает – призрачная она!  Когда врач заикается о том, что ему нечем лечить, звучит сакраментальная фраза, ставшая чуть ли не девизом жизни: «Это ваши проблемы!»
Денег на медицину нет. Как объяснить это обывателю?  Лучше всего спустить на медика всех собак, сделав его козлом отпущения. Врач – абсолютно бесправен, он даже лишен права возмущаться, лишен права бастовать… Наверное, поэтому в Украине врачи  возглавляют список самых, самых… взяточников.
И не задумывается никто о том, что среди владельцев роскошных дворцов, престижных автомобилей и яхт нет ни одного врача-ординатора или участкового врача.
Не задумывается над тем, что здравоохранение выглядит еще, пусть и не процветающим, но жизнеспособным только на бумаге, что оно – давно агонирует! Продолжительность агонии этой объясняется  энтузиазмом отдельных бессребреников.
Господа журналисты мне напоминают свежих борзых, выпущенных на одного уже затравленного  долгим преследованием  зайчика!  В каждом случае смерти они  пытаются причиной выставить личность врача, а не возложить вину на систему  здравоохранения в общем. Причем, не расследованный изначально случай преподносится уже как аксиома. Попробуй оправдаться ложно обвиненный?
За рубежом на все вопросы обвинения отвечает корпорация медиков, в которую входит врач. Корпорация обладает большими средствами, своей эрудированных в вопросах медицины  юристов. Корпорация определяет степень вины одного из свих членов .
Она же и выплачивает предъявленною врачу сумму гражданского иска. Где врачу миллион долларов взять, чтобы  оплатить судебный иск?.. Самым страшным преступлением, основа которого закладывается средствами массовой информации, это отношением к самой важной, способной спасти десятки и сотни тысяч умирающих трансплантологии. Трансплантолог не удаляет орган, он пересаживает   на место удаляемого – здоровый. Это невероятно трудная требующая усилий целого коллектива работа. Но еще труднее найти  сам  орган для пересадки

Во имя направления этого раздела хирургии и пишется эта глава. Что детективного содержится в том, что жизнеспособные части трупа используются для спасения жизни и во имя здоровья тяжкими недугами страдающих?
Какой вред наносится душе умершего, если она уже покинула тело? Съеденное животными, каннибалами, гниющие на поверхности земли или в глубине могилы, оно самим временем обречено на исчезновение. Так пусть част его послужат страждущим Не нужно травлей трансплантологов загонять медицину в угол или порождать касту охотников за живыми людьми ! Мне хотелось бы после смерти послужить живым, если, конечно, это возможно!
  Я все бы раздал, если б мне довелось…
Я думаю что-то б досталось:
Кому роговицу, кому только кость
Не розданным много осталось…

Есть сердце и почки…И легкие есть
Есть связки отличные…печень
Чтоб легче останки мои было несть…
Эх, жаль, одарить больше нечем

Мир древний далекий и мир молодой –
Смешенье традиций и нравов
Сияющий крест, или месяц с звездой –
Владеют потомки по праву.

А ЧТО ДАЛЬШЕ?
Просыпаюсь от того, что за окном громко звучит музыка далеких прошлых лет. Мне она знакома по пластинкам, проигрываемых на патефоне – чуде технической мысли тридцатых годов прошлого строения,  годов моего розового детства.
Музыка примитивна, сердца  мне не радующая.. Ибо за годами, когда т играла та музыка пришли грозовые годы Второй мировой войны, когда страна оделась в траур!
Лежу и слышу к тому же песни времен НЭПа. О том, что времена НЭПа не вернулись, свидетельствуют речитативы современных музыкальных творений  ширпотреба и скулящие плачущие молодые мужские голоса, поющие о любви. Такие песни прежде пели девушки, теперь – поют парни. Слова отчаянно примитивные, содержания, раскрывающего сущность тоски, нет, да и быть не должно, ибо для создания чего-то стоящего и серое вещество мозга необходимо! Хотя меня самого часто посещают мысли странного характера… Я сам-то не музыкант, я – слушатель. И слуховой аппарат одного наслаждается такими звуками, какие у другого вызывают только раздражение!  К тому же, я человек, пришедший из тридцатых годов прошлого столетия.
Временной диапазон слишком велик, нравы прошлого могут быть просто несовместимыми с современными. Разве оперная музыка изначально нравилась мне?
Да нет же, конечно! Не понимая ее, я полагался во всем на мнение отца, а он оперную музыку сравнивал с воплями животных, которых гонят на убой!
Мне здорово повезло, что первыми операми, которые я слушал, находясь в театре, бы ли «Фауст»  Гуно и «Аида» Верди.
Мне также повезло слушать музыку в  «живом» варианте, как теперь называют мелодию, извлекаемого изо рта певца. Прежде только эстрадные певцы пользовались микрофоном, да и то, стоя на одном месте, поскольку тот был стационарным. Актеры в оперетте и опере пели так. Как им позволяла школа и природные голосовые данные…
Ну нравится современным слушателям пение артиста под «фанеру». Пусть слушают, пусть наслаждаются… Что мне до них. Мне нравится обычный человеческий голос, а не обработанный  электронной аппаратурой.
 В разговоре между молодыми людьми самым значимым словом стало - «короче».
Хотя, признаться откровенно, укорачивать и без того короткую, лишенную деепричастных оборотов, метких определений речь, было просто невозможно! Для жизни из толкового словаря Даля, содержащего более 120  тысяч слов, оказались истребованными  только 700.
Странно!.. Все остальное, мелькающее ежедневно перед глазами, напоминало времена того «славного» непмановского времени. Проститутки на панелях… Дамы , под меховыми шубами, дорогими нарядами, да модными прическами крашеных волос, скрывающие душевную  убогость! А, согласитесь, зачем «содержанке» умственный багаж, достаточно выставленной на показ дорогой бижутерии. И презрительной улыбки, брошенных на лиц, не имеющих доступа к  уставленным яствами столам.
У мусорных баков масса бездомных, прежде правильно называемых –«беспризорниками» Тут же бездомные животные Кормушка – одна.
Выгляну в оконце
Ярких красок нет
Нет восхода солнца,
Серый тусклый  свет.

Разобраться сложно
Вот уж двадцать лет –
Муторно и тошно.
Бездна всяких бед.

Без конца и краю –
Словно не живем
И не умираем
Что-то долго ждем?..

Как земля нас терпит,
Все гневим творца –
В призрачном все свете
Нет грехам конца.

Может так и нужно,
Так уж суждено…
Погибаем дружно…
Жизнь идет на дно.
Предки мои по линии матери, как чуда, ждали лучшей жизни. Чудом для них была отмена крепостного права. Но это чудо не дало им земли… И опять, как чуда, ждали земли, тосковали по ней… Чуда не ждали, а сами его добивались предки мои по мужской линии. Дед мой из крестьян стал подрядчиком, капитал сколотил приличный, на дворянке женился. Но что-то старшего сына, моего отца,
Не устраивало… И пошел он в Красную Гвардию свободу добывать!
Свободы, как таковой, он не добился .Мечтами  заветными ни с кем не делился… А может, и некогда было ими делиться – всю свою жизнь в работе1
Полагаю, несправедливости и дедам и отцам  тоже досталось. От земли они оторвались и больше никогда не приземлялись. Но к земле их тянуло – это я уже точно знаю.
Мечтою моей была тоже светлая жизнь! И во имя ее я работал со смертью, вернее занимался следствием ее действий.
Порою казалось, что наступил перелом, вот  она  - светлая жизнь, подол платья голубого с цветами розовыми показывает? Ан, нет! Мелькнул подол и скрылась надежды.
Жизнь почему- то не становилась легкой. Все время чего-то не хватало?..
И рад был я, как и многие другие, ветру перемен.
Люди потянулись к труду свободному! И могли они все сделать, чтобы в полном достатке жить! И пример тому был – 1924 год, называемый НЭПОм . Да, Советская власть,  понимала, чтобы накормить страну, насытить ее товарами, нужны и средства, и возможности! И того, и другого у нее не было. Но все это нашлось у предприимчивых – непманов. И не крали они государственное, не грабили соседей, знакомых и незнакомых. Правда, высокой моралью они не отличались, но все работало!..
       День сегодняшний внешне напоминает те страшные далекие годы.
Не ведут в село теперь дороги,.
Заросли бурьяном до небес.
Одолеть ее не могут ноги…
Ну а транспорт? Он давно исчез.

Не пришел злодей из заграницы.
Время здесь посеяло -  взошел.
Зачеркнуты  прошлого страницы.
Говорят: «Капитализм пришел!

Нет колхоза, и земля устала,
Глянешь вдаль – нетронутая степь.
Что- то здесь не видно капитала,.
Видно не торопится успеть

А к чему спешить? Повсюду тихо.
Из трубы не курится дымок,
Погуляло тут намедни лихо.
Шум работы был и тот умолк.

КАЗНЬ ПОКОЛЕНИЙ
Никогда не слышал о том, что к памяти предков относились бы, как того те заслуживали! Все они  рано или поздно оказывались виновными! Виновными, что покинули землю предков, вскормившую род и племя их, не сделав задела материальных благ для будущих поколений
Старшее поколение, если успевает дожить до старости, во всех действиях потомков усматривает либо глупость несусветную, либо полное непослушание  законам божьим и человеческим.
Так и существуют в мире в относительном антагонизме поколения людей! Может так Всевышним задумано? А может  и «Лукавый» над этим здорово потрудился.
Вы осуждаете отцов
С высот куриного полета.
Понят бы вам, в конце концов,
За счет чего сейчас живете? 

И прошлого, пытаясь, тогу,
На мир сегодняшний надеть,
Ваш вывод узкий и убогий,
Вам благ его не разглядеть.

Все в серых видится тонах,
Куда же делись свет и краски?
Ваш взгляд зашорен. Сатана.
Создал вам мир жестокой сказки.
Ответ те, что жили когда-то.
Закрою глаза и вижу: Небо в зимней мгле. Поземка метет, перемещая с места на место крупицы твердого колючего снега. Над землей поскрипывает, на ветру болтаясь,  висящий в петле труп безгласный. Его можно одеть в любую одежду, соответствующую той эпохе, которую ответственной за происходящее следует признать!
В любую погоду: и ночью и днем
(При всяком режиме и строе)
Мы казнь поколений вели и ведем –
Что стоит нам помост построить?

Пускай иллюзорны веревка и труп,
Топор иллюзорен и плаха.
Мы плохо живем, и вину пусть несут –
Все предки, что жили когда-то!..
Кто-то, - так мне кажется, провоцирует людей подкидывая дрова в костер сомнений, отводя возможное возмущение от себя. И не пора бы рядовым гражданам покопаться в сознании своем, чтобы  понять, что мешает им жить в  мире и согласии не только между собой, но и с природой…
Кто смеет судить? И кем создан закон?
Несет ли покой? Разоренье?..
Открыто иль скрыто проникнет в ваш жом,
Посеет надежду? Сомненье?

Как камень на сердце, Соринкою в глаз
Мешает красой любоваться
Бывает такое не только у нас -
Но в чуждый нам мир не добраться!

Что остается делать?..
Мир возможностей малых,
Мир – людского творения.
Что случилось, что стало?
Я - в каком измерении?

Всё, похоже, знакомо,
Но по духу чужое,
Тот же дом под соломой,
Только нет в нем покоя!

Он взгорбился, как кошка,
Увидавши собаку
За проемом окошек
Все заполнено страхом.

Неизвестность повсюду,
Не гуляет живое
Значит, жить стало худо,
Дом не знает покоя.

И скорблю я о прошлом.
Велика боль утраты
Горечь, как от полыни
Жизнь – в рубцах и заплатах…