Пятьдесят лет безупречной службы военные мемуары
Обстановка деревенская.
Давайте заглянем в маленькое село, расположившееся на берегу реки Сейм, который часть пути своего по России протекает, потом катит воды свои по Украине и впадает в Десну, прежде величаемую – «красавицей». Теперь от красы ее прежней мало что осталось, да и воды из голубых стали почему-то желтыми. Да и Сейм, воспетый автором «Слово о полку Игореве», здорово сдал. Прежде, во времена императрицы Екатерины Великой, владелец дворца в Батурине князь Кирилла Разумовский собирался от Сейма к дворцу своему канал прорыть, чтобы ладьи парусные, как лебеди белые, рассекали чистые, как слеза, воды Сейма и к набережной дворца подходили, из малых пушек салютуя. Да и в советское время, довоенное, трудился Сейм, таская на груди своей небольшие суда, волокущие солидного размера баржи с товарами всякими. Потом Сейм стал чахнуть, поскольку хозяева все делали для того, чтобы река «усохла», пользуясь рекомендациями доморощенных гидрологов. В описываемое мною время Сейм выглядел еще вполне величаво, а в половодье заливал огромные земные пространства. На тех лугах заливных четвероногих разных паслись стада, не считая уже птицы водоплавающей.
В 12 км. от города Рыльска Курской области в излучине Сейма, на правом берегу его обосновалось село Жадино. В советское время село захирело, в деревню превратилось
До революции село торговым да богатым было. Располагались здесь лабазы купца первой гильдии Котельникова, лавки многочисленные.
Революция прошла, лавки те, да лабазы исчезли, словно корова их слизнула. Осталась одна лавка небольшая от Сельпо торгующая, чтобы селяне могли купить кое-что по мелочи, да еще сахару, да соли. Естественно, тут можно было не только леденцов кулечек купить, но и спички, и керосин. Электричества в ту пору не было, застряла где-то по пути к деревне лампочка Ильича, столбов, наверное, не хватило?
В одной из изб невеликой и немалой проживала семья Мелехова Михаила Максимовича, человека грамотного, надежного, служившего красноармейцем в гражданскую войну, и вместе со всем полком в партию большевиков вступившего в 1917 году. Жизнь крестьянская налаживалась. Земли крестьянам по ленинскому декрету добавили. Легко вздохнул крестьянин, всю жизнь мечтавший о земле и воле. Женился на односельчанке Анне Карцевой. Вот и детки появились: сын Виктор, 1923 года рождения, и дочь Сима (Серафима) 1925 года.
Неподалеку находилась изба старшего брата Михаила – Ивана Мелехова. Во время войны оба брата в одной части служили. Разделились уже после смерти отца – Мелехова Максима Васильевича, человека на селе весьма уважаемого, даже в годы Гражданской войны в старостах сельских ходившего. Доставалось старосте от белых за то, что два сына его у красных служили. И, кто знает, как бы оно все повернулось, если бы не старшая дочка Полина, вышедшая замуж за белого офицера?
Повествование мое в основе своей посвящено Виктору Михайловичу Мелехову, поэтому семью Ивана Максимовича Мелехова, детей его Валентина и Елену я оставлю в стороне, как впрочем, и иных людей, по жизни и родству близко с героем моего повествования сталкивающихся.
Итак, продолжу:
Обстановка в этом уголке России была обычная, деревенская; здоровье и жизнь от здорового образа жизни черпали, с землею связанного. Пища обычная, не изобилующая жирами, но без всяких химических добавок, ту, которую принято называть сегодня «экологически» чистой.
Воду брали для всех нужд прямо из реки без всяких обеззараживающих химических соединений. По вкусу она была самой водой пахнущая - мягкая, без запаха хлора напоминала дождевую. Когда волосы такой водой моешь, никаких шампуней не надо – рассыпаются, как шелковые.
Физзарядкой и спортом в селе никто тогда не занимался. Движений в крестьянской повседневной работе было более чем достаточно. Одежда не обременяла тела. Летом и зимой хватало и солнца и ветра, да и чистого воздуха доставалось немерено. Вот и бегали дети с виду тощие, животом пузатые, а здоровьем крепкие.
К работе крестьянской приучают с малых лет. Учат, как запрягать лошадь следует, как поить и как кормить ее, как седлать. И за плугом как идти учат, и как зерно следует сеять из короба, через плечо висящего – ведь сеялок не было. И как зерно от половы отбить.
И все это знал и умел тогда еще обычный деревенский мальчишка, герой моего небольшого повествования. И вышел бы из Виктора Мелехова крестьянин настоящий, пахарь русский, мужик работящий, если бы не…
Голод на Руси – явление частое.
Наступило лето тридцать второго года. Да, лето для всех – пора благодатная. Это про него в деревне говорят: «Лето – год кормит!»
Только результат кормежки раз на раз не приходился: то густо, то пусто. Лето тридцать второго года удачным никак не назовешь. Яровые быстро взошли и поднялись, яркой зеленью радуя глаз, да вот беда - с первой декады мая месяца ни капли дождя с небес не упало. Да и росы утренние тоже редкими стали. Колос не налился. И озимые не слишком радовали глаза крестьянские. Картошка тоже не умиляла их.
Мальчишек крестьянских это пока не беспокоило. Учебный год закончился у них, в школу ходить не нужно. В самой школе познание вечного и разумного приходило не в великом объеме и даже неизвестно, когда у каждого учащегося наступило осознание значимости разума самого?
Когда приоткрылось окошко в мир, огромный мир, светлый, грозный, мятущийся? В него предстояло войти и найти себе место, переступив порог темной крестьянской избы.
Привычный деревенский мир быстро менялся. По-прежнему на току цепами молотили хлеб вручную, поднося снопы и бросая их под цепы. Зерно отбивали от половы, просеивая обмолоченные колосья из решета на месте, обдуваемом ветром на рядно подстеленное. Но уже появился на колхозном поле первый трактор на колесах с высокой вверх торчащей трубой, пофыркивающий непривычным для сельского жителя запахом дыма. В этот день Витя пришел домой взмыленный, с трудом снимая обувь, сказал: «Ну, и умаялся же я, за ним бегая! Страсть, как быстро пашет!»
Кто осудит любопытство мальчишки, впервые увидевшего трактор?. А ведь предстояло ему увидеть еще многое. На ту пору и горожане, толпой высыпав из квартир своих наружу, и, задрав головы к небесам голубым и безоблачным, прикрывая ладонями глаза от острого, слепящего солнечного света, громко кричали удивленными голосами:
«Гляди, гляди! Вишь, «эроплан» летит?»
«Где, где?»
«Да не туда ты смотришь! Гляди на вершину вон того дерева! Да нет, чуть-чуть правее. Вон брюхом вниз перевернулся…»
А ведь наступит время, когда Виктор Михайлович Мелехов будет чертить синусоиды и кардиоиды, рассчитывать в парсеках путь ракеты, запущенной с земной поверхности.
Где и в каком количестве приходила и познавалась истина?
В каком участке вселенной тайна мироздания таится?
Вопросы эти и другие - продукт взаимодействия видимого материального и невидимого духовного миров? Не заостряем внимания на этом, а потому и не помним граней жизни своей.
И заставит разум Мелехова Виктора коснуться предмета, занимающегося решением этих вопросов, называемого философией. Пусть кого-то удивит это, но ракетчик-артиллерист защитил кандидатскую диссертацию, став кандидатом философских наук, сделав это в Советское время, когда ученые степени зарабатывали трудом немалым, а не штамповались за мзду! Купить, как это делается сейчас, ученую степень было невозможно.
Но все это будет значительно позднее. А пока девятилетнему мальчишке предстоял каникулярный отдых в сочетании с обычной крестьянской работой.
Летние каникулы пришли, нужно было здоровьем на следующий год запастись. А чем, особенным на селе, расположенным на берегу реки заняться? Естественно, рыбной ловлей на зорьке ранней, когда рыбка, оголодав за ночь, на наживку особенно кидается. Тишина по утрам на реке оглушительная, слышно, наверное, как лягушка в тине густой с боку на бок ворочается. Течение реки днем довольно быстрое, по утрам, кажется, медленным делается, заснула крепким сном река поздним вечерам, к зорьке ранней не проснулась. Даже легкий туман, повисший над водой, сбросить с себя не может. Трава, растущая по краям тропинки, вьющейся вдоль берега реки, холодит подошвы ног, то и дело ступающих на нее. Нет на ней капелек росы, как бывало прежде, не видно их и на осоке, и на листьях рогоза. Витя Мелехов идет в компании таких же, как и он сам огольцов. По утрам прохладно, поэтому на нем надета отцовская рубашка старенькая, потрепанная, ниже колен края ее болтаются, рукава до локтей засучены, отчего особенно видна несоразмерность детских рук и рукавов. На плече удилище лежит, изготовленное из длинной тонкой палки, прежде бывшей ветвью вербы. Кору с нее Витя не снимал, высохнуть ей позволил и ножом столовым множественные зарубки на ней сделал. Так, вроде бы, красивее стало, да и отличить от других удилищ легче. Леской служат куски волоса из конского хвоста, насильственно у лошади вырванные, естественно, с риском в ответ получить удар копытом в зубы. Крючок удочки не заводской, а кустарного производства, долго изготавливаемый из кусочка проволоки. Вместо грузила гайка небольшая, вместо поплавка – пробка из-под винной бутылки с продернутым в нем кусочком гусиного пера.
Место рыбной ловли давно обжитое, вблизи одинокой ольхи находящееся. Здесь и посидеть можно на небольшом пеньке, оставшемся от сломанной березки, бывшей подружки ольхи. В прошлом году березку ветром сломало, крона ее усохла, кто-то рубил дерево, пенек оставив. Побегов пенек не дал, так и оставшись простым и сухим пеньком. В этом месте и рогоз расходится, образуя подход к воде, и берег обрывом вниз уходит в глубину темную, непроглядную. В общем, - место для рыбной ловли самое подходящее. Тут можно кроме плотвы мелкой да карасей кое-что и покрупнее поймать. Как-то Витя щуку тут изловил крупную, с руку его длиной и чуть даже потолще ее. Чуть с крючка не сорвалась проклятая, ожесточенно прыгая. Отметину на большом пальце правой руки оставила, как бритвой срезав кусочек кожи, когда мальчишка ее утихомирить пытался. Кровь рекой лилась, но щуку не выпустил. Потом долго кровотечение не мог остановить. И плевал на рану, и глиной замазывал…
На Сейме, признаться, рыба и покрупнее той щуки водится. Взрослые детей пугают, говоря, что в омутах, вблизи острова «Зареки» сомы огромные обитают. Вроде бы залегли и дремлют на самом дне омута, а на самом деле только и ждут живности какой-никакой. Чуют рыбины огромные с усами длинными у расщелины рта, когда над ними что-то проплывает, быстро всплывают наверх, хватают добычу и целиком заглатывают. Говорят взрослые, что те сомы не только гусей плавающих заглатывали, но и детей неосторожно сюда приплывающих.
Такому Витя поверить не мог. Не мог он представить рта сома того, кто человека проглотить может. Ну, может, если ребенок тот мал очень. Но малые дети не могут преодолеть такое расстояние сами Они у самого берега, не умея плавать еще, барахтаются в воде неглубокой, на отмели, где вода полого уходит в глубину и песочек светлый желтый сквозь воду просвечивает. Видно даже как солнечные лучики с песчинками в пятнашки играют. Нет, не поверил Витя рассказам взрослых и несколько раз плавал в одиночку к омутам тем.
Пока сегодня по тропинке к ольхе подходили, и зорька утренняя, цветами розовыми и желтыми яркими расшитая, лицо свое свежее, умытое показала. Вслед за зорькою и солнышко рыжее-прерыжее, как колобок подрумяненный выкатилось на небеса глубокие и по утру еще синие-синие
К обеду синь та уступит цвет свой блекло-голубому, ну, словно краски неба выгорают от летнего солнца жгучего. Солнце уже выше края леса поднялось, и вскоре рубаха для Вити оказалась ненужной. Снял он и бросил ее на пенек березовый.
Правда, тут же слепни стали тревожить тощее тело мальчишки, но с ними тот привык разбираться: один хлопок ладонью и, как ни проворен слепень, уйти из-под удара не успевает.
Туман поднялся с поверхности воды и исчез. Вдали стая уток из зарослей рогоза вверх взмыла и полетела куда-то на север. Что спугнуло их, кто знает? Птица-то осторожная, пугливая, близко к себе не подпустит
. Со стороны деревни слышалось мычание коров, сгоняемых пастухом в стадо. Время быстро и незаметно бежало. Солнце уже высоко над лесом поднялось уже и облачка оказались рядом с ним. Клев, быстро начавшийся, исчез. Улов совсем маленький: с десяток плотвичек, два щуренка, линь…
«На жиденькую уху хватит» - решил Витя, сматывая удочку. «Пора домой. Мать, наверное, ждет!»
Друзья, менее удачливые, остались, надеясь, что еще повезет с ловлей..
Мать Вити, черноволосая Анна Григорьевна, женщина по-своему добрая, но, при случае, способна была хлестнуть мокрой тряпкой по шее или спине сыночка непутевого, где-то и подолгу пропадающего. Схлопотав удар, как правило, решительных дальнейших действий матери мальчишка не дожидался, пускаясь в бега. Он отлично изучил характер матери, через час, как ни бывало, возвращался домой, зная, что мать отходчива. Только покачает, бывало, головой да скажет незлобно: «Небруй! Антихрист! Бандит ты этакий!» Кто такой «небруй», какого он вида и откуда взялся, Витя не знал. Но знал, что речь идет о каком-то человеке, скорее лохматом и неряшливом. Такие часто проходили по улицам деревни, босые, в одежде с многочисленными дырами, с холщевой сумкой через плечо. Бродили в одиночку, если зрячими были; ходили в сопровождении поводыря, если были слепы. Причиной слепоты большинства побирающихся в те времена была трахома, о которой мы сегодня и не слышим..
На речке хорошо время проводить, но и в лесу не хуже. Над головой вершины дерев покачиваются, листвой шурша. Ноги мягко ступают по траве зеленой. Да и лежать в траве на поляне, раскинув руки и ноги, приятно, особенно, когда ветерок обдувает разгоряченное солнцем тело.
Да, как чудесно бы в лес отправиться по ягоды и грибы!.. Только в этом году в лесу не найти ни ягод, ни грибов. Сушь и до леса добралась.
Лето - прекрасная пора, но быстро пролетающая. Не успел теплом насладиться, как и осень уже приходит. В этом году осень была нерадостной: на трудодень по 250 граммов зерна дадено. А это означает одно, - придется крестьянину поясок потуже затянуть. Прежде, отправляясь в школу, в сумку с тетрадями и книжками Витя клал большую краюху хлеба, несколько вкрутую вареных яиц и кусочек сала. Этой осенью краюха резко уменьшила свои размеры, а яйца заменили в мундирах вареные картофелины.
Неурожайными годами Русь не удивить. Но прежде каждый крестьянин по-своему из беды выходил. Кто был побогаче, позажимистее, а может одновременно и поумнее, тому голод был не страшен. В амбарах его всегда толика зерна лишнего находилась. Тот, кто в середняках ходил, хоть и с трудом, но с бедою справлялся, умело рассчитывая свои запасы: сколько на еду, сколько на посевную…
Теперь, когда все колхозниками стали, не стало ни богатых, ни середняков, и амбаров личных, с запасами зерна не стало, а о посевном материале теперь должно было заботиться колхозное руководство, но вот прав у руководства больших не стало, с каждым годом урезали их..
По весне приезжал товарищ из РИКа (Районный исполнительный комитет), мандат свой предъявил, по полям колхозным погулял, прикинул на глазок качество всходов, в блокнотике своем что-то записал, губами двигая, словно в уме считая, и укатил в Коренево, районный центр.
А лето выдалось такое, которого никак жители не ожидали. Вроде бы и жары особой не было, облака белые по небу голубому носились, тучи бродили угрюмые, а на землю колхозную ни капли не капнуло. Да и не только в деревне Жадино, и не только в районе, но во многих областях России, захватила засуха и всю Украину. Вроде бы хлеб колосьями обзавелся, но пустыми они оказались те колосья. Если в каком и были зерна, то какие-то сморщенные - недомерки. И зерном-то их назвать язык не поворачивается…
Что делать крестьянину, утратив единоличное право? Куда податься? Кому жаловаться? К Богу взывать?..
Молчит колокол, не бьет в набат.
Прежде в таких случаях крестный ход шел с хоругвями, иконами: священники шли, народ молился, осеняя себя крестным знамением.
Теперь, при советской власти, колокол церковный молчал. Священник и в беде общей оказался ненужным. Потом из центра приехали люди, уполномоченные, стали хлеб скудного урожая на подводы грузить, ровно столько взяли, сколько тот представитель из РИКа по весне подсчитал тот урожай, только ему видимый! Провожали глаза крестьянские, печалью наполненные обоз с хлебом, вывозимым из села…. Поняли колхозники, что придется зимушкой в хлеб лебеду да картошку добавлять. Той беды, что грядет еще, они и предполагать не могли!
В первой декаде октября дожди холодные, нудные, мелкие зачастили. Природа словно вспомнила о том, что весной да летом на дожди скупой была, и кинулась долг свой отдавать. В поле не выбраться – земля, воды вдоволь нахлебавшись, уже принимать ее не хотела. Ноги в ней по колено тонули. В лаптях не выйти, а сапоги настолько ввязывались в грязь, что часто человек извлекал ногу, а сапог, завязший, так в грязи и оставался.
Чтобы в школу попасть, Вите приходилось огромные лужи стороной обходить, да кузнечиком прыгать с одного плотного участка дороги на другой.
Вслед за дождями, также внезапно, ранние да крепкие морозы ударили, сковав землю мокрую, камнем тяжелым ставшую. Телеги теперь ездили по грунтовым дорогам, как по булыжным мостовым, дребезжа и подпрыгивая. Морозы стояли лютые, а снега не было. Снег начал валить только в конце декабря. Дети радовались первому снегу… Снежных баб лепили, в снежки играли, снежные крепости строили. Веселились, несмотря на то, что чувство голода не всегда оставляло. Дети радовались, а взрослые печалились, и лежа на печи долго ворочались, вздыхая: «Как оно будет?» Надежды еще были на то, что озимые не все вымерзли, да снегом укрытые, сохранятся. Да, не тут-то было…
Внезапно снег за одну только ночь растаял. Потоки воды с деревенских улиц в реку потекли. Опять земля на полях набухла, снежной кашицей покрытая. И опять северные ветры задули, морозы с собой несущие. Оставалась у крестьян квелая надежда на яровые. Ясно было, что заменить озимую рожь они не могут, но все же… Опять же, просо, гречиха… Тоже – хлеб! Огородина пойдет всякая…
Яровые засеяли, из центра посевным материалом помогли, но…
Весна и лето в 1933 году пришли такие же, как и прошлогодние. И стали одолевать головы крестьянские мысли тяжкие о том, что голода не миновать. И так, уже траву на полях стали косить да в котлах варить, но от такой пищи у многих ноги стали так опухать, что никакие лапти на них натянуть было невозможно. Тут семейства братьев Мелеховых – Ивана и Михаила на совет собрались, решать, что дальше делать?
Многие из селян, побоявшиеся попасть в1930 году под «раскулачивание», хозяйства свои побросав, подались кто на север, кто на юг по городам большим и малым поселяясь. Советская власть не преследовала покинувших село. Многие из них сражались в Гражданскую на стороне красных и даже красными командирами были. Аржевитины, Мальцевы, Доничевы город Керчь облюбовали, прижились. Среди них были и сестры Михаила Максимовича. Старшая сестра Пелагея, поменявшая свое имя на более звучное – «Полина», была неграмотна, а младшая Наталья - та и писать и читать умела. Она-то и прислала письмо с приглашением.
.Письмо на семейном совете несколько раз вслух перечитали, к каждому слову внимательно прислушиваясь. Из письма следовало, что в Керчи голодом и не попахивало.
Сложно крестьянину принимать решение, если оно сопряжено с изменением уклада жизни, когда рушится все крестьянское хозяйство, оставляется изба… И опять же, если бы сам один, только за себя одного думал?.. А так ведь с семьей подниматься приходится, а довезешь ли всех целыми?.. А за эти годы деток у Михаила и Анны уже стало четверо. Кроме Виктора и Серафимы, Зоя появилась и самый младший четырехлетний Вовочка.
И оставаться страшно, и с голодом – шутки плохи!
И решился Михаил ехать в неведомую Керчь. Уговаривал долго старшего брата Ивана присоединиться, но тот уперся – и в никакую!
Забегая вперед, следует сказать, что Ивана смерть от голода и забрала
Риск был оправдан
В Керчь Мелеховы приехали с двумя чемоданами да тремя узлами носильных и постельных вещей. Привыкший к селу отец семейства стал искать работу по деревням, расположенных поближе к городу. Природа степного Крыма глаза зеленью не радовала. Уже со второй половины лета степи здесь желтели. Лесов и садов здесь не было. О виноградниках и не мечтали. Рожь, к которой привык Михаил Максимович, здесь не произрастала. Основной сельскохозяйственной культурой здесь была пшеница.. Ни проса, ни гречихи… Немного сеялось ячменя. Да и с водоисточниками в деревнях было плохо. Один колодец, ну от силы два на все село. Привыкшая к речному раздолью семья Мелеховых, не представляла себе жизни без воды. Море могло хоть каким-то образом заменить реку. Но связываться с рыбацкими артелями не хотелось. Из хлебороба рыбак не получается, как и из рыбака не выходит чаевод. Искали обычную сельскохозяйственную артель, но расположенную вблизи моря. Нашлась работа и жилье в сельхозкоммуне «Инициатива», располагающейся в русском селе с татарским названием – «Тобичик». Прижились здесь куряне, о голоде забыли. Все бы хорошо, но тут возник вопрос с учебой детей. Учительница тут была одна на всех учащихся села, от первого класса по четвертый включительно. Все находились вместе. Хватало одной классной комнаты, выделенной в здании колхозного правления. Члены правления и учащиеся к 8-ми утра сходились к одному зданию одновременно. Иногда главному бухгалтеру колхоза Мелехову Михаилу Максимовичу были слышны голоса дочери Зои и младшего сына Вовы. Детям не нравилось то обстоятельство, что отец в любую минуту мог вмешаться в воспитательный момент, используя методы физического воздействия. Сложности возникли и со старшим сыном Виктором.. Ему десять лет исполнилось, начальную школу он закончил, еще проживая в селе Жадино. Продолжать учебу, или ограничиться четырехклассным образованием? Продолжать, означало переезд в город. Для семьи это было невозможным – там не было работы отцу семейства. Знакомство с городским образом жизни показало все преимущества жизни горожанина над крестьянином. Долго Михаил Максимович и Анна Григорьевна совет семейный держали, вырабатывая единый оптимальный вариант.
Сработал родительский инстинкт: «Нам плохо в жизни пришлось, пусть наши дети поживут!».
По счастью в центре города жила старшая сестра главы семейства Мелехова – Полина Максимовна Моршнева. Она согласилась присматривать за сыном брата. Виктор поселился у тетушки. Полина Максимовна была женщиной невероятной доброты, способной на самопожертвование. Единственно, что могло огорчить ее – это негативное отношение, какого бы скромного характера оно не было, по отношению к ее единственному дитяти, девочке умной, наблюдательной, своевольной, нетерпимой и «вредной». Полина Максимовна в обиде поджимала губы, уголки рта ползли вниз, глаза становились глубокими и печальными и она – умолкала. Обычно словоохотливая и общительная, она долго и мучительно переносила обиду, причиненную единственной страстно любимой дочери Таисии. Если бы любовь матери не была столь слепой, то она заметила бы, что во всех детских конфликтах вина ее дочери была очевидной. Таисия от такой «изумительной» однобокой опеки матери росла капризным своевольным ребенком. Взрослые - Моршневы с одной стороны и Мелеховы с другой с напряжением ожидали, как будет проходить притирка десятилетнего, но решительного мальчика, не терпевшего ни лжи, ни духовного или физического насилия, и семилетней Таисии. Удивительно, но между мальчиком и девочкой никогда не возникало споров. Виктору удалось поставить кузину на место. Он ее не замечал. Словно ее в единственной комнате, которой располагало семейство, просто не было. Она, пристроившись в уголке, играла с куклами, а он, сидя за столом, выполнял домашние задания. Девочка не решалась с ним вести так, как привыкла вести со всеми остальными. Любому взрослому человеку сложно адаптироваться к новым условиям. Адаптация детей происходит и легче и быстрее, чем взрослых. Дети коммуникабельнее. Но адаптация городской и сельской школьных программ при идентичности их форм, в реализации здорово отличалась. Сельские дети в духовном развитии отставали, были медлительнее, скромнее, открытее и честнее городских. Они были, как бы сказать, естественнее! А вот уровень знаний был не в пользу села. Найти учителя для сельской школы было трудно. Не все соглашались жить в селе, где коммунальные услуги оставались такими, какими они были на заре человечества. Заманить в село толкового учителя было чрезвычайно трудно. Приходилось пользоваться залетными, принудительно посланными, главным образом теми, кто по советскому законодательству должны были три года обязательно отработать на селе после окончания вуза. Такой учитель не слишком утруждал себя, как принято сейчас говорить, не выкладывался полностью и после трехлетнего «заключения»» не растратив сил духовных, легко вздохнув и громко хлопая «крылышками» летел в сторону города.
Вопросу образования отведено место потому, что оно напрямую касалось Виктора. Смена сельской школы на городскую требовала от мальчика интенсификации учебы, больших усилий, чем у тех, для кого школьная программа городская была естественной. Виктор на «отлично» справился с этой задачей, выдвинувшись в число передовых. Правда, для этого пришлось вступить в конфликт с отстающими «балбесами», не терпевшими «умных» Попытка их навязать свою волю Виктору ни к чему не привела. Сельский мальчишка умел драться. Он для городских стал «своим»
Остановимся на краткой характеристике того города, который оставил неизгладимый след в душе Виктора Мелехова, оставившего пожелание сделать его местом своего «вечного успокоения».
Город Керчь вытянулся вдоль пролива на долгие километры. Центральная часть его расположилась у подножия горы «Митридат». Название гора получила от того, что в древности в акрополе города Пантикапея, который существовал на месте современной Керчи, покончил с собой царь Понта Митридат VI Евпатор. Кстати, об этом узнал мальчишка из села Жадино от сверстников, с которыми ему пришлось начинать учебу в пятом классе школы № 11 (нынешняя школа им. Володи Дубинина). Изучая историю Древнего мира, к этому царю, как и к восстанию Савмака Виктор еще вернется. Беда была в том, что преподаватель истории так и не разрушил у юных керчан ложного представления о месте захоронения знаменитого в прошлом царя. Так и остались дети при своем мнении, что царь похоронен глубоко в земле горы, сидя верхом на золотом коне. Часть городских улиц террасообразно поднималась на эту гору. Впрочем, Виктора Мелехова история, как и география, не слишком увлекали. Из всех предметов он более всего любил математику, а из перьев для письма «рондо», делающей буквы более широкими, с искусственным нажимом, но очень далекими от каллиграфии. Все дети обязаны были писать пером № 86.Отличнику учебы Мелехову было сделано исключение. До конца жизни почерк остался таким, каким он был тогда в 1934 году, с противоположным наклоном, более похожим на печатный шрифт с большими пробелами между словами, зато легко читаемым.
Естественно, жизнь подростка состоит не из одних занятий в школе и выполнения домашних заданий дома. Сколько бы они времени не занимали, оставалось и свободное время. Вскоре Виктор отлично ориентировался в этом южном, но довольно суровом, по сравнению с другими, городом Крыма. Поселки Орджоникидзевского р-на Керчи ничего приятного для глаз не представляли. Наклонно сползающие к морю многометровой толщины каменные массы из плотного желтоватого цвета ракушечника, покрытые полутораметровым слоем глинистой земли, нависали каменным козырьком над узенькой полоской песчаного пляжа. Не выдерживая тяжести, этот козырек покрывался глубокими трещинами и обламывался. На месте его образовывался глубокий провал, обезображивающий береговую линию. Всегда сохранялась опасность сползания и обрушивания пластов земли. Но местное население, а также малочисленные отдыхающие из других городов страны, пренебрегали опасностями. Слишком уж мелким и мягким был песок береговой полосы, слишком пологим и ровным было песчаное дно, слишком чистой и голубой была сама вода этого уголка Черного моря. Живописными были и скалы, возвышающиеся прямо из вод морских, манящих к себе пловцов. Район Керченской крепости был запретен для посещений, а все остальное пространство состояло из одноэтажных отдельных домиков, теснившихся к морю, казалось, что они все даже стенами своими наклонились в сторону его. Еще далее поднимались стены строящихся домов пятиэтажек и Камыш- Бурунской ГРЭС и железно-рудного комбината.
С ними Виктор Мелехов знакомился, глядя со стороны, когда ездил в «Тобичик» к родителям и обратно. По другую сторону от моря виднелись безрадостные степи Керченского полуострова. Поездки были редкими, на гужевом транспорте, поскольку регулярное движение здесь отсутствовало. По счастью, не было и крайней необходимости ездить в Тобичик, поскольку мать и отец два раза в месяц приезжали в город, привозя продукты питания. Сталинский р-н противоположного направления по отношению к центру, тяготел к Азовскому морю. Его отлично изучил Виктор Мелехов. Состоял он из отдельных поселков: Колонка, Самострой, Ени-Кале, Опасное, а дальше шли селения Маяк-Салынского сельского р-на. Колонка – индустриальное сердце не только города, но и Крыма. Так, во всяком случае, его именовали в прессе официально. День и ночь дымящиеся доменные печи, прокатный стан металлургического завода, требовали большого числа рабочих. Они же требовались и для расположенных неподалеку аглофабрики и коксохимзавода. На металлургическом заводе работал Моршнев Яков Ильич, муж Полины Максимовны, в квартире которых проживал Виктор. Вскоре семья Моршневых отправилась на Донбасс, в город Харцызск, а в их квартирку из Тобичика перебралось все семейство Мелеховых. Михаил Максимович нашел новое место работы - колхоз «Сакко и Ванцетти», правление которого располагалось в черте города.
Виктор Мелехов стал вести себя раскрепощеннее, у него появилось больше свободного времени. Будучи невысокого роста, он не уступал ни в силе, ни в ловкости другим. Особенно ловко бился головой. И после одной из драк, где он вызвал у своего противника обильное носовое кровотечение, мать, наконец, вызвали в школу. Такого еще никогда не было! Анна Григорьевна вернулась из школы мрачной, но набрасываться на сына не стала. Только вздохнув, сказала: «Бандит, ты и есть бандит. Бандитом ты и будешь» На сей раз, за плохое поведение юноша был исключен на две недели из школы. Исключение на неделю, месяц, на год, и вовсе из школы, как мера наказания тогда широко применялось. Свое свободное время Виктор, став юношей, чаще всего проводил за пределами центрального района. Очень часто его можно было видеть у парашютной вышки «ОСАВИАХИМа», общества, которое в будущем изменит свое название на более звучное, но тоже требующее расшифровки - «ДОСААФ». Ему очень хотелось попробовать прыгнуть с парашютной вышки. Инструктор возражал. Но парнишка был настолько настойчивым, что тот дал разрешение, чтобы хоть как-то отвязаться от навязчивого парнишки. Желание удовлетворено… но особенного удовольствия не получено. Из всего, испытанного, больше всего запомнился обзор местности с высоты вышки. Все предметы почему-то казались более удаленными и более мелкими. Хотя так отчетливо был виден дромос «Царского кургана», в котором в глубокой древности был похоронен один из боспорских царей, правивший Пантикапеем, как тогда называлась Керчь. Сам прыжок был слишком коротким, чтобы запомнить что-то, кроме падения, чуть замедленного. Исследована была Виктором и турецкая крепость в Ени-Кале. Правда, ничего особенного в душе этот осмотр не оставил - разрушенные и разрушающиеся стены из камня ракушечника и везде растущие бурьяны. Не забыт был и археологический музей, в то время очень богатый своими экспонатами.
В основном время проводилось на крохотном городском пляже, где песка было мало, а камней в воде – много. Впрочем, камни не мешали Мелехову, поскольку стоять или бродить ему, находясь в воде, не хотелось. Он – отлично плавал, предпочитая всем стилям плавания – кроль.
Считаю не лишним познакомить читателя с условиями быта, в которых жизненного опыта набирался будущий генерал. Двор, в котором проживала семья Мелеховых, находился по улице Правая Мелек-Чесме, в отрезке между улицами Курсантов и Красноармейской, потом переименованной в Самойленко.
Рядом с двором находился двор заготскота. Кому он принадлежал тогда, не выясняли. Разграничение проходило по небольшой каменной стене; того, что происходило за стеной, не было видно. Оттуда неслись неаппетитные запахи, слышалось мычание, блеянье, похрюкивание и повизгивание свиней. Пригоняли сюда животных из сел Керченского полуострова. Отсюда партиями их направляли на местную бойню
.Жилой двор имел форму буквы «Г». Узкий и короткий. Квартирки в один ряд, параллельно двору, помещения – анфиладой. Малое жизненное пространство диктовало свои условия архитектуре. Она была характерна для всего города вообще. Скученность построек – умопомрачительная: домик к домику, квартирка к квартирке лепились, как медовые соты. Квартирка Мелеховых состояла из кухни и комнаты. Кухня крохотная, чуть побольше комната - общая площадь 11 квадратных метров. Над ней нависал козырьком балкон второго этажа с деревянной лестницей. Дневного света даже в яркий солнечный день недоставало.
Прямо перед двором протекала речка, название которой и стало основанием для названия улицы. Речка сегодня называется Приморской. Незадолго до войны ложе речки облицевали камнем ракушечником. Через речку, перейдя по мосту, попадали на вторую сторону улицы, но уже с названием Левая Мелек-Чесме. Не меняя направления и, чуть обогнув один из домиков, взгляд упирался в стену, окружающую стадион «Пищевик»
На поле его тренировалась и проводила игры футбольная команда с таким же грозным питательным названием. Виктор Мелехов часто посещал футбольные матчи, зная всех игроков в ней поименно. Платить за вход все парнишки того времени считали излишним занятием. Значительно лучше было смотреть на играющих, сидя на стене и свесив ноги внутрь. Дежурные, конечно, пытались гонять «зайцев». Уставали они не менее полевых игроков, но с очень незначительным эффектом исполнительности. Скорее всего, они усердствовали, чтобы показать всем своим видом насколько добросовестно они исполняют свои обязанности.
Подростки старались походить на взрослых. Тайком курили папиросы. Открыто играли в уличный футбол. Виктор Мелехов показал себя достойным правым защитником. В одной из игр мяч, (а он в отличие от настоящего мяча не надувался, а набивался тряпками) угодил в лицо, боль была жуткой - перелом костей носа, но Мелехов перенес его стоически, не жалуясь, чем заслужил уважение всех уличных футболистов. Искривление носа так и осталось на всю оставшуюся жизнь.
Здоровый образ жизни, отличное питание с большим количеством белков (мясо, рыба и молоко) делали детей, впрочем, и не только их, устойчивыми к болезням. Врачи двор не посещали, карета скорой помощи сюда не наведывалась.
Вот та обстановка, в которой жил герой моего повествования перед приближающейся войной.
Миру бы еще мирным быть…
Мир царил во дворе, мир царил в государстве. Но мира не было в мире.
Это сейчас, с высоты «куриного полета» рассуждают о действиях Сталина, предшествующих началу войны. «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны!»
«Ах, сколько ошибок допустило Советское правительство!» - восклицают «прокуроры» сегодняшнего дня. А разве их не было в Европе? Что произошло с Польшей, от которой мы, кстати, получили хороший урок ведения войны в 1920 году?
А что произошло с Чехословакией, Австрией, Голландией и Бельгией? А с Францией, занимающей четвертое место в мире по экономическому и военному потенциалу? Забывают «прокуроры», что стране Советов был противопоставлен человеческий и военный потенциал всей Западной Европы, за исключением Англии…
Забывают, что на Советский Союз обрушилось 190 дивизий, пятимиллионная армия, оснащенная по последнему слову техники.
У нас в стране царили мир и спокойствие, на темы войны велись редкие разговоры, да и то после солидного приема горячительных напитков.
О войне напоминали фильмы: «Шел солдат с фронта», «Если завтра война?» Самое большое количество фильмов тематикою своею избрало революцию. Не уступали им по количеству фильмы, в которых действовали шпионы, диверсанты и вредители. Сюжет не замысловатый, понятный, воспитывающий чувство гордости за страну и призывающий к бдительности. Бдительность эта разрослась среди юных до уровня шпиономании.
Почти все фильмы на военную тематику заканчивались картинками такого содержания: скачут конники, помахивая саблями, мчатся танки, летят самолеты краснозвездные, мелькают титром крупным – «Нас не трогай, мы не тронем, а затронешь – спуску не дадим!»
Виктор фильмы посещал, но не часто. Цена билета была невысока, но надо было учитывать расход в рубль пятьдесят на троих детей, а это уже и не так мало…
Семья жила на доходы гл. бухгалтера колхоза «Сакко и Ванцетти», а их назвать большими было невозможно. Хищение, присвоение социалистической собственности тогда карались строго, а ускользнуть из под контроля карательных органов невероятно сложно. Так, что запустить руку в колхозную кассу было опасно, а шарить по сусекам не с руки, тем более, что к таким действиям душа Мелехова Михаила Максимовича никогда не готовилась
То, что было недоступно кинематографу в воспитании юношества, дополнялось школой.
Я уже говорил, что школа, в которой учился Виктор, носила номер одиннадцать, располагалась она в здании дореволюционного Кушниковского института благородных девиц. Вместо жеманных девиц, которых учили, как следует держать голову, как следовало протягивать руку для поцелуя, как следовало делать книксен, по коридорам носились потомки пролетариев, в разношерстной одежде, которые при виде шляпы на голове мужчины, кричали: «Цилиндра бита!»
Почему это слово относили к женскому роду – кто знает?
В городе проживали лица множества национальностей, поэтому говорить о правильности разговорного языка было делом безнадежным.
Есть только один язык, сближающий людей разных национальностей, разного вероисповедования, разных наклонностей и устремлений, язык, заставляющий забывать о матери и отце – это язык любви.
Этот язык может быть беззвучным и всегда бедный словами. У любящего язык прилипает к гортани, когда наступает кульминационный момент самого признания в любви. Человек не птица, поющая о любви. Птица, извлекающая из клюва своего трели, зовет самку, причем любую самку. Руководствуется только единым стремлением - создать потомство. Ради самки соловей выводит такие рулады, что человеку можно долго-долго, затаив дыхание, наслаждаться пением его. Человек, слишком много говорящий о своей любви, похож на птицу распевающую. Настоящей любви у такого нет, действует только физиологический инстинкт и не более.
Виктору семнадцать лет, он вступал в фазу взросления, когда резко меняется отношение к женскому полу. И объект его повышенного внимания оказался живущим здесь же, во дворе. Звали ее Вероника Дементеева, девушка на месяц старше его, одноклассница. Прежде у паренька открыто проявлялось негативное отношение к женскому полу. Проще говоря, он его не терпел, естественно, исключая из общего правила своих сестер. Прежде Мелехов и Дементеева ходили порознь, хотя шли к одному и тому же времени, в одну и ту же школу и даже, в один и тот же класс. Теперь его можно было видеть рядом с Вероникой. Возвращаясь из школы, они еще подолгу стояли у ворот, о чем-то разговаривая. Виктор всегда что-то быстро говорил ей, часто заглядывая ей в лицо - она была чуть меньше его роста. До войны школьницы не носили туфли на высоких каблуках. Став на них, девушка сравнялась бы ростом с Виктором. Прежде было не принято целоваться в присутствии посторонних. Сам поцелуй рассматривался, как акт, порочащий девушку. Не знаю, были ли между Вероникой и Виктором случаи тайных поцелуев? Но я не сомневаюсь, что находиться в ее присутствии ему было приятно.
Любому человеку тепло, когда с ним рядом пешком идет тот, с кем постоянно хочется быть вместе. Встречу между ними можно сравнить с первым радостным весенним дождем. Стихов Веронике Виктор не писал, проза была ближе к его математическому складу ума. Да и в самой прозе он выбрал тот вариант, который ближе всего подходил к спартанцам. Он так и до самой смерти не писал писем длиннее такого содержания:
«Здравствуйте! Жив, здоров! Ваш Виктор»
Возможно, ему хотелось стать другим при встрече с Вероникой, найти то самое главное и единственное слово, которое находилось где-то в глубинах его души, еще не понятое и неподнятое, но рвущееся наружу. Оно, казалось, уже было у самого отверстия его рта, но почему-то в тот момент, когда это было необходимо, оно не слетало с языка, крепко уцепившись за него.
Мысленно он рисовал картину, когда она, приподнимается на цыпочках, и тянется к нему, обхватывая его шею руками. Он ощущает запах ее ароматного рта, видит бьющуюся голубую жилку на тонкой девичьей шее.
Дети, не менее наблюдательные, чем взрослые, но откровеннее их выражающие свои чувства, при виде их начинали кричать:
«Тили – тили – тесто, жених и невеста».
Виктор догадывался о том, что Вероника любит его. Она же рассказала ему о том, о чем знал уже весь двор.
Цыганка, пришедшая во двор и попросившая Веронику принести воды попить, возвращая назад кружку, сказала: «Девушка, дай мне твою руку, я тебе погадаю!»
Девушка, покраснев, отдернула руку, словно опасаясь ожога.
Цыганка усмехнулась и добавила: «Ты добрая девушка вижу, я погадала бы тебе и бесплатно, но такое гадание не будет правдивым. Пусть это будет любая монета, даже копейка. Я тебе всю правду скажу о том, что тебя ждет! Ну, не бойся, давай монету и давай руку твою»
Вероника принесла двадцать копеек. Цыганка долго рассматривала линии руки, потом сказала, вздохнув:
«Ничем я тебя, красавица, порадовать не могу. Ты любишь, но не познаешь любви.
Ты умрешь в тот день, когда тебе исполнится двадцать лет»
Цыганка повернулась и направилась к выходу со двора, шурша многочисленными широкими юбками.
Вероника не верила гаданию, но почему-то сердце ее от слов цыганки мучительно сжалось.
Виктор, услышав об этом гадании из уст Вероники, сказал смеясь: «Да, брось ты прислушиваться к словам какой-то цыганки-попрошайки. Что было бы на свете, если бы все гадания цыганок исполнялись?»
Набирал обороты 1941 год. Нас по сводкам правительства в том году ожидал небывалый урожай зерна. А это означало, что часть зерна будет поставлено на продажу за границу, а за вырученные деньги будут приобретены новые промышленные технологии. Сталин никогда не покупал готовое оборудование. Все промышленное производство осваивалось в стране и пользовались мы своим.
Учебный год закончился. В школах шли экзамены. Но и они приближались к концу, сдавали последние экзамены десятиклассники. У Виктора они были успешными. Почти по всем предметам – отлично. Только по пению стояла оценка – хорошо.
Благодаря тому, что по математике Виктор готовился не только сам, но и подготавливал Веронику, у нее тоже были хорошие оценки. Было родительское собрание, на которое пришла Анна Григорьевна и слышала так много хороших слов о своем сыне, что легкое головокружение пьянило ее. И это – ее «бандит»?
Потом был выпускной бал. Выпускникам и на нем не полагалось пить спиртные напитки. Ситро, сладости и танцы… Виктор не увлекался танцами, но этим вечером, ведя свою подружку в вальсе, чувствуя ее плотное ладно скроенное тело, ощущая легкий запах духов, он чувствовал легкое опьянение, сердце сладостно билось.
И тут впервые у него мысль случайная, созданная из чего-то, когда-то слышимого, сложилась в две рифмующиеся строки:
«Жить на земле и в беспредельность рваться – не это ль человечества удел?
Раскинул руки, с силами собрался и с Вероникой к звездам полетел»
Он понимал, что эти строки никакого отношения к этому первому свиданию, которому никто не мешал, не имеют. И все же…
Он хотел ей прочитать эти строки, но тут произошло то, о чем так долго мечтал.
Ему уже семнадцать лет. Такой прекрасный возраст. Он еще никогда не целовал мягких и таких вкусных женских губ. И вот они сами прикоснулись к его губам…
Мир проснулся, но немирным.
Раннее утро 22 июня. Он проснулся с сознанием того, что он уже взрослый. Сколько самых радужных планов рождалось в его голове?.. Но первое желание после утомительных экзаменов – с утра сбегать на городской пляж, выкупаться в море, поплавать и позагорать. Не вышло…
Ошеломляющая весть. Из репродуктора, висящего на стене, слышались приглушенные слова Левитана: « … Без всякого повода, без объявления войны, вражеская авиация начала бомбардировку наших мирных сел и городов…»
Керчане не знали, что в 3 часа 30 минут немецкой авиацией был совершен налет на мирные города Белоруссии. Немецкие бомбы падали на Киев и Севастополь, а в четыре часа началось массовое по всей западной границе Советского Союза вторжение немецких войск на территорию СССР. Сегодня много инсинуаций слышно по этому поводу. Так хочется сегодня некоторым недобросовестным историкам и политикам представить Советский Союз агрессором. Не выйдет, господа, не мы вошли на территорию Германии, а немцы на нашу. И не малыми силами, а полчищами, насчитывающими пять с половиной миллионов солдат и офицеров. Вопрос следовало бы поставить так: «Знало ли военное руководство Советской страны о готовящемся нападении? Несомненно, знало! Вот только из знаний этих не сделало должных выводов или эти выводы неправильно ориентировали политическое руководство. Известны были даже направления ударов немецких войск и руководители их групп. Знали, но полагали, что имеют дело с дезинформацией, родившейся в недрах английской разведки. Считали, что Германия не может решиться вести войну на два фронта. Но, на всякий случай, придвинули войска к границе и демонстративно, с позиции устрашения, расположили свои самолеты на полевых аэродромах. Они-то и стали первыми объектами бомбардировок немецких воздушных ассов. Только в первый день войны было уничтожено 1200 советских самолетов, так и не успевших подняться в воздух. У немцев появилась возможность долгое время господствовать в воздухе, нанося удары сверху и повсюду.
Мир сразу же изменился, посуровел, несмотря на то, что также ярко светило солнце с небес и ласково накатывались на берег волны Керченского пролива. К военкоматам потянулись мужчины в гражданской форме рабочего образца, с котомками за плечами и с небольшими чемоданчиками в руках. Шли с повестками, шли и без них. В добровольцах недостатка не было. Напротив, работникам военкомата приходилось многих уговаривать вернуться к своим рабочим местам.
«Будет необходимость, призовем!» - звучал ответ на их просьбы.
Это сегодня слишком умничающие исследователи прошлого нашего рисуют картину небывалых анархии и хаоса, охвативших нашу страну. Вот только хаоса, о котором они пишут, никогда не было. Все, в том числе и мобилизация, проходили по плану. Не были оставлены людьми цеха заводов, даже эвакуация предприятий на восток происходила одновременно с эвакуацией инженерно-рабочего персонала и их семей, с тем, чтобы там по приезду развертывалось и начинало работать производство. Доходило до того, что делали все необходимое, чтобы задержать на производстве рвущихся на фронт.
И Виктор Мелехов не был бездушно брошен на фронт, как и масса других людей.
Когда занимаешься вопросами прошлого, оставшимся в двадцатом столетии, вопросами довоенного положения страны, следует быть объективным и тогда, когда во рту много слюны накопилось и здорово плеваться хочется. Если желчь от злобы заливает, то и тогда следует стараться быть объективным. В угоду тем, кто развалил страну и прервал путь эволюционного созидания, создается сегодня много лживого. Стараются очернить и то, что гордостью и святыней, общим достоянием является. Иногда по почерку пишущего чувствуешь, что талант тот расходует на то, чтобы дать огласку тем документам, которые он считает объективными, забывая о том, что «объективность» та давно сознательно фальсифицирована.
Материалы, которыми я сейчас пользуюсь, это не только то, что мной изучено, но и пропущено через сердце и душу мои сейчас и через взор мой в прошлом. Открывал я страницы учебников географии довоенного времени, когда в школе учился, видел цифры которые заставляли меня гордиться моей страной. Не топтались мы на задворках цивилизации, а наступали на пятки передовым капиталистическим странам: США, Великобритании, Франции, Германии, Италии. Да, мы гордились своими достижениями! Нам говорили, что наши самолеты летают быстрее всех, выше всех и дальше всех. И это подтверждалось рекордами. Экипаж Чкалова первым совершил полет в Северную Америку через Северный полюс. А беспосадочный полет через всю территорию Советского Союза, совершенный женским экипажем в составе Осипенко, Гризодубовой, Расковой! Можно сейчас иронически улыбаться с высоты «куриного» полета рассматривая факты прошлого. А тогда это были настоящие подвиги, равным которым не было в том мире. И совсем недаром именами тех героев были назвали улицы, площади, переименовывались города – Чкалов (Оренбург), Осипенко (Бердянск).
Правда, гордость наша несколько тускнела, если взгляд задерживался на цифрах машиностроения. Да, по выпуску тракторов мы выбрались на второе место, но по многим другим показателям мы входили в первую десятку, но уступали, скажем, той же Германии. Но весь народ наш знал, что это отставание будет непременно ликвидировано, и для этого были все основания. Страна продолжала интенсивно строиться. Нам нужно было только время. И мы наивно полагали, что оно у нас есть. Ведь первая страна Советов, страна победившего пролетариата будет обязательно поддержана мировым пролетариатом. Тот же рабочий класс Германии не даст своему правительству напасть на нас. Вот только бы справиться с внутренними врагами, тянущими нас назад в ярмо капитализма. Всякие там троцкисты, бухаринцы, зиновьевцы… Имена этих врагов были известны всему нашему народу, поскольку их портреты прежде красовались среди портретов ЦК партии большевиков, пока сотрудники ЧК не вывели на чистую воду затаившихся врагов народа…
Пришла повестка и Виктору из военкомата Сталинского р-на города Керчи. Виктор явился в точно указанное время. Военком, посмотрев на невысокого безусого парнишку, наголо подстриженного, с круглой головой, торчащими ушами, подумал: «И такие с немцами сражаться будут? Да ему обычную винтовку тяжело будет носить!» Он внимательно просмотрел свидетельство о рождении (призывнику еще не пришло время получать паспорт), свидетельство об образовании и сказал: «Вы отправляетесь с командой формируемой в Симферополе, пункт назначения - Ленинградское артиллерийское училище. На сборы отпущены сутки».. В довоенное время проводы в армию походили на празднество, с обильным угощением, спиртными напитками, песнями и танцами под гармонь или баян до утра. Потом, в сопровождении многочисленной свиты родственников и знакомых, уставший, расслабленный новобранец двигался по улице к военкомату. Если парень проживал в селе, то толпа, похожая на цыганский табор, обязательно с гармонистом, на телегах сопровождала новобранца до самого военкомата. Музыка и пение и в том, и в другом случае продолжались до самого отправления поезда.
На этот раз все было иначе. Слишком серьезная угроза нависла над страной, проводы были без угощения, с объятиями, слезами и пожеланием скорого возвращения и обязательно с победой.
Прощание Виктора с Вероникой было коротким. Она, боясь посторонних взглядов, быстро поцеловав его, сказала: «Буду ждать!
Не знала ни она, ни он, что встречи не будет. Цыганка не ошиблась. В день ее двадцатилетия она погибнет от случайного осколка, пронзившего ее сердце, когда она будет стоять на балконе свой квартиры. Один самолет, одна сброшенная им бомба… и - взрыв в отдалении.
Из Симферополя эшелон, составленный из товарных вагонов, пол которых покрывал слой соломы, молодых парней вез в прежнюю столицу Российской империи, именуемый колыбелью революции. Удивительно, несмотря на частые бомбардировки железных дорог и станций, все службы железной дороги действовали четко и слаженно. Недаром нарком железных дорог и сообщения являлся членом Политбюро, высшего политического органа страны, принимавшего судьбоносные решения, в том числе и репрессивного характера. Управлял железной дорогой Лазарь Моисеевич Каганович. На железнодорожном транспорте действовала жесткая военная дисциплина, такая же, как и в армии.
Лето. Жарко. Двери вагона широко раскрыты, новобранцы устраивались поближе к дверям, кто сидя, кто стоя. Мелькали телеграфные столбы со свисающими проводами, лесопосадки, сторожки путевых обходчиков, переезды. Там, куда еще не дошел пожар войны, на полях копошились люди и работала сельскохозяйственная техника. Шла уборка урожая. Эшелон шел объездными путями, долго не застаиваясь на разъездах и станциях. Приближались к границам Белоруссии, часто стали попадаться лежащие вне дороги сожженные вагоны, остатки развороченных рельсов, разрушенные строения стрелочников и станционных зданий, поваленные телеграфные столбы со свисающими обрывками проводов. Врага нет, а следов войны – предостаточно. Миновали станцию Унечу, поодаль от станционного здания стояли приземистые домики городка, но на улицах и во дворах – никакого движения. На станции, кроме встречающей состав дежурной с флажками, ни души.
Людей не видно, но кто же тогда восстанавливает разрушенное полотно дорог, кто стаскивает в сторону искореженные взрывами рельсы, кто и откуда регулирует потоки, идущие к фронту и от фронта в тыл?
. На сегодняшний день трудно даже представить объемы и сложности работы, поистине гигантских размеров, в адских условиях, при отсутствии необходимой техники! Ни путеукладчиков, ни подъемных кранов. Только руки людские, и в основном – женские! Шла война, немецкие самолеты особой заботой окружили транспортные потоки советских войск и мирных граждан, двигающихся по направлению к фронту и идущие от фронта. Что поделать, они господствовали в воздухе, потери в самолетах, которые они несли, были незначительными и быстро восполняемые четко работающими авиазаводами. Германия долго готовилась к нападению, ее войска были отмобилизованы, отлично вооружены, прошли серьезный опыт в войнах, охвативших большую часть Западной Европы. Бомб немцы не жалели, снарядов и пуль – тем более. И под этими бомбами и снарядами шла интенсивная работа наших, советских людей. Гибли люди, их заменяли, работа продолжалась. Железнодорожная диспетчерская служба работала в авральных условиях и успевала менять направления поездам, чтобы не было аварий и столкновений. Приходилось двигаться по обходным путям, потому что основные оказывались поврежденными. Обходные пути не были рассчитаны на интенсивность движения, но теперь поезда не снижали скорости движения. Такой четко отлаженной работы в мирное время не было. Горели станционные здания, с путей стаскивали поврежденные паровозы, а работа шла. Восстанавливали поврежденные пути быстро, но еще быстрее должно было налаживаться нормальное движение. Останавливался эшелон, идущий из Симферополя в Ленинград только для того, чтобы углем загрузиться да воды залить. Ну, естественно, еще и во время налетов вражеской авиации, чтобы успеть всем выскочить из вагонов и рассредоточиться.
Пока эшелону везло. Солидные бомбежки миновали его. Обстрелы «мессерами» были. Были убитые и раненые. И тех и других довозили до первой же станции и поручали местному руководству. Все чаще и чаще приходилось видеть свежие следы от вражеских налетов. Догорающие здания, разбросанные мертвые тела мирных граждан... Как ни странно, немцы не трогали железнодорожные мосты, не бомбили их. Значит, надеялись на то, что им они еще пригодятся для использования?
Эшелон миновал Оршу и тут, на первом же перегоне был атакован немецкими самолетами. Типов немецких самолетов тогда еще красноармейцы не знали. Были ли это «Хейнкели» или «фоке-вульфы»? Потом Виктор Мелехов научиться отличать «хейнкель 111» от «хейнкеля 177», «юнкерсы 87 и 88», и иные типы самолетов.
По счастью, тогда, в той бомбежке не участвовали «фокке-Вульфы 200» и «юнкерсы -87» . Будь так, эшелон до Ленинграда не дошел бы. Курсанты выскакивали из вагонов, рассыпались и плотно прижимали тела свои к земле. Бомбежка на сей раз стоила двух десятков жизней, погибли преимущественно находившиеся в заднем вагоне, замешкались, не все успели выпрыгнуть. Бомба угодила прямо в вагон. Погибших похоронили здесь же вблизи дороги. Задний вагон, поврежденный, пришлось сбросить под откос железнодорожного полотна. Машинист паровоза сообщил в диспетчерскую и этот участок пути на короткое время, необходимое для проведения работ, был блокирован.
Путешествие заканчивалось, приближались к Ленинграду. Стоял конец июля. Погода была неустойчива. Ясное небо, по которому плавали одиночные облака, вдруг быстро затягивалось тучами, в течение получаса лил проливной крупный дождь. Туча также быстро уплывала, как и появлялась, и вновь выплывало умытое дождем ослепительное солнце, тут же подсушивался асфальт тротуаров и мостовых. И так в течение дня несколько раз.... Поезд разгружался на Московском вокзале. Площадь Октябрьской революции выглядела мрачно. Все здания были выкрашены в один темно-серый цвет, на стеклах окон наклеены полоски бумаги и ткани. Рассматривать город Виктору Мелехову не пришлось. Не успели выгрузиться и построиться, как прибыл майор и вручил начальнику эшелона небольшой пакет. В нем содержался приказ о передислокации Ленинградского артиллерийского училища в далекий сибирский город Томск. Позднее стала понятна причина такого приказа Сталина. Немецкий генерал-фельдмаршал Вильгельм Йозеф фон Лееб, показавший себя с самой хорошей стороны в войне с Францией, командуя там группой армий «Ц», возглавивший в войне с Советским Союзом группу армий «Север», быстро начал приближаться к Ленинграду. Предстояла знаменитая «Ленинградская блокада», потрясшая мир известием о невероятной стойкости советских людей.
А Мелехову предстояло долгое, утомительное путешествие на восток, вглубь Сибири. Пересекли Волгу, и все реже стали встречаться не только города, но и вообще селения. С обеих сторон железнодорожного полотна тянулось бескрайнее море зеленой тайги. Беспросветная зелень деревьев. Что прячется в ней и за нею? Известно, что тайга полна мест, которых не коснулась нога человека!
Но вот, наконец, прибыли в конечный пункт назначения – далекий сибирский город Томск, областной центр одноименной области. Раскинулся Томск на правом берегу реки Томь, у места ее слияния с речкой Ушайкой. Томь-река и широкая и глубокая, и судоходная. Основали город на берегу этой реки в 1626 году пятьсот семей казаков и стрельцов. Еще 64 версты следовало бы плыть по реке Томи, чтобы попасть в одну из величайших рек Сибири – Обь. Город на ту пору, когда в него Виктор Мелехов приехал, насчитывал 145 тысяч жителей. Но это, если следовать подсчету, проводимой довоенной переписью населения. А так, население города быстро росло. Сюда были эвакуированы не только Ленинградское артиллерийское училище, но и многие промышленные предприятия с запада страны. Город Виктору внешним видом своим не слишком приглянулся. Улицы не имели четкой планировки, за исключением центра. Казалось, чей-то буйный характер разбрасывал домики по округе. Западная окраина города находилась в низине и часто заливалась водой. В центре города на улицах были проложены тротуары деревянные, из досок. Город в основном был представлен деревянными строениями, украшенными затейливыми резными украшениями, на некоторых были таблички овальной формы с надписью «Саламандра». Сохранились они с дореволюционного времени и принадлежали страховому противопожарному обществу. Встречались здания в два-три этажа, из красного кирпича, не нуждающиеся в штукатурке, настолько добротно в них был прилажен кирпич к кирпичику. Беда состояла в том, что эти здания походили друг на друга, как близнецы. Создавалось представление о том, что все они проектировались одним и тем же архитектором, с не слишком богатым воображением, зацикленном на одной и той же форме. Одним из красивейших зданий считалось здание городской гостиницы, по-прежнему называемой местными жителями «Гостиницей Краузе», хотя уже никто и не помнил, кто такой был этот самый Краузе. Старинное громоздкое здание, такое далекое от удобной для жизни социалистической архитектуры! Климат Томска – самый отвратительный, с частыми дождливыми и пасмурными днями. Постоянно не хватало тепла. Долго молодой курсант Мелехов не мог привыкнуть к промозглому сырому воздуху. Редкие дни бабьего лета запомнились тем, что работы в домах и дворах затихали, местные жители, словно в дремоту впадали. В каждом доме превалировали запахи ботвы, хлеба, яблок и - земли.
Впрочем, шли напряженные дни учебы в учебных классах, отданного под училище одного из школьных зданий, перемежающиеся с обычной казарменной службой. Тактика, огневая, строевая подготовки занимали в жизни курсантов много времени. Под казарму был отведен длинный барак с утепленными стенами. Койки в нем располагались у стен, «ногами» к проходу между двумя рядами. У входа стояла чугунная печка – буржуйка. Топили ее дровами. Дневальным, чтобы поддерживать видимость тепла, приходилось сжигать немало дров.
Война шла на западе страны, а на востоке шла созидательная работа и учеба.
И гении допускают просчеты.
Войну мы выиграли не только за счет сражений, но и четко налаженной работы тыла. Как же в период войны пригодилась железная дисциплина, насаждаемая законами, одобренными Сталиным! Только такой руководитель, как Сталин, и мог одолеть Гитлера! Эти два деятеля во многом были похожи друг на друга, только Сталин делал все без лишней помпезности, играя роль спокойного, взвешенного, мудрого отца наций, А Гитлер, будучи талантливым, умным руководителем, любил покрасоваться при народе. Гитлера лучше знали, он был открытее, Сталин был непознаваем ни для врагов, ни для друзей. Может, эта его черта характера и сыграла решающую роль в сражении между собой этих двух гениев?
Мне, жившему в том временном пространстве, видевшему многое своими глазами, несколько странным кажется поведение тех, кто готов безаппеляционно судить обо всем прошлом, руководствуясь только общими положениями и цифрами. Результаты работы «исследователей», исполняющих либо чей-то заказ, либо пытающихся сбросить с себя груз ответственности за участие в преступлениях, совершенных ими лично, в том самом прошлом, о котором они так негативно высказываются. Мелкие детали прошлого, которые я соединяю, подобно мозаике, позволяют находить единственно правильные выводы, поскольку я лицо не заинтересованное в результатах этих самых выводов! Можно ли было избежать тех ошибок, сделанных в той войне Советским руководством? С точки видения сегодняшнего дня, сопоставляя данные разных источников, можно говорить о том, что их можно было избежать! Только следует заметить, что ошибки зависят от множества особенностей того момента и многих иных причин! Ошибка может быть вызвана особенностями личностного восприятия информации и особенностями анализирующей функции мозга того, кто принимал решения.
Загляните вглубь истории… Разве не допускал ошибок прославленный в веках Юлий Цезарь? Ну, вспомните, хотя бы ту ошибку, которая стоила ему жизни в сенате? Ведь он был информирован о заговоре против него, его предупреждали и в день убийства! Почему он поступил так, а не иначе? Разве не допускал ошибок Наполеон Бонапарт, являясь талантливым математиком и стратегом? Какими расчетами пользовался он, начав поход в Россию? А разве не допускали ошибок талантливые царские генералы в Гражданской войне, воюя против тех, кто военной стратегии и тактике вообще не учился? Делать, совершать ошибки – это обязанность человека! Ведь даже сам Господь, исходя из наших человеческих особенностей мышления, допустил ошибку, создавая нас, людей, существ злых, неблагодарных, вечно грызущихся и воюющих друг против друга! Одно следует знать, что даже безошибочные стратегические решения могут быть похоронены отвратительным тактическим исполнением. Сваливать все на Сталина лично и генеральный штаб Красной Армии не следует. Просчеты тактического характера позволяли немцам легко прорывать нашу растянутую оборону, со слабыми флангами, окружать целые армии и соединения.
На одной такой ошибке, в исправлении которой принял личное участие лейтенант, командир артиллерийской батареи 199 отдельного артиллерийского дивизиона, я и хочу остановить внимание…
За Сталинград, не щадя живота своего
12 мая 1942 года войска Юго-Западного фронта перешли в наступление в направлении на Харьков. Поддерживать наступление на участке Лозовая - Славянск должны были осуществлять войска Южного фронта. И.В.Сталин высказывал серьезное опасение в отношении Краматорской группировки противника, клином нависшей над линией фронта наших войск. Однако, Н.С.Хрущев, являясь членом военного совета фронта, поддержал решение командующего Юго-Западным фронтом маршала С.К. Тимошенко, убедив Сталина в том, что опасность со стороны Краматорской группы преувеличена и нет никаких оснований прекращать операцию.
Как оказалось, в дальнейшем опасения Сталина были вполне обоснованными... Харьковское наступление превратилось в жестокое поражение: 6-я, 57-я, часть сил 9-й армии и оперативная группа генерала Л.В.Бобокина оказались полностью окруженными. Прорваться удалось далеко не всем. Погибли генералы Бобокин, Костенко и Подлас. Наши войска с тяжелыми боями отходили на восток, пытаясь закрепиться на тыловых рубежах. Южный фронт понес невосполнимые потери. В четырех его армиях осталось не более ста тысяч человек. И слабость этого фронта приведет к тому сражению, которое назовут переломным в Великой Отечественной войне Советского Союза.
Битва на Волге!.. Так будут называть то, чему будет не просто свидетелем, но и участником Мелехов Виктор Михайлович.
Царицын, Сталинград был памятен еще по годам Гражданской войны. В годы, когда редкая патриотического звучания песня могла рассчитывать на жизнь без упоминания имени вождя, нельзя было, говоря о Гражданской войне обойти тему личного участия И.В.Сталина в обороне этого приволжского города от белых. Всем должно было ясно, что не будь в Царицыне тогда Сталина, город был бы белыми взят, а это могло изменить ход всей истории. За заслуги вождя город был переименован, ему было присвоено имя Сталина. И становится вполне определенным – Царицын мог оставаться рядовым, заштатным городишком, но Сталинграду такое – не позволено!. Городу было уделено большое внимание. Он непрерывно рос и развивался. Были построены огромные заводы: «Баррикады», «Красный Октябрь», Тракторный и другие.
Война шла, город работал в мирном, но ускорившем свой бег, времени.
Фронт от города был далеко. Жители города жили обычной мирной жизнью, зная, что где-то далеко от них идет война. Ни один немецкий самолет еще не появлялся в небе над городом. Не долетали сюда и грозы военные, на земле рождаемые. Беды не чувствовали горожане.
Где-то дрожала от взрывов бесчисленных и тяжких земля, на теле ее язвами образовывались глубокие воронки. Горели села. Черный смрадный дым стелился над степными травами. Рушились стены здания, оседали башни элеваторов. Гибли люди, вооруженные и невооруженные. Неслись крики и стоны. А здесь, в Сталинграде, все было спокойно. Несла свои седые воды река Волга.
Она еще не слышала на берегах своих звуки губной гармоники. Никогда не слышала слов непонятных, распеваемых на мотив русской могучей песни «Из-за острова на стрежень…»
… Volga, Volga, muter Volga.
Vоlga, Volga - Russland fluss…
Трагизм Сталинграда был в том, что город не был готов к появлению у стен его танков противника. И не было значительных сил, которые могли бы прийти к нему на помощь. За Волгой не было крупных городов. Мирному городу предстояло встретить не один, не два танка, а целую танковую дивизию. А еще не следовало бы забывать и о том, что немецкой авиации совсем не трудно преодолеть воздушное пространство к Сталинграду, ничем не охраняемое.
Беда была тут же, рядом, только пока еще невидимая. Откуда сталинградцам было знать, что растянутый на 700 километров фронт немцами уже прорван? Что командующий фронтом маршал Советского Союза Тимошенко уже не контролирует обстоятельства и, что 16-я танковая дивизия противника на большой скорости, не встречая никаких препятствий на своем пути, мчится к Сталинграду?
Начало 23 августа 1942 года было таким же, как и в предшествующие дни в большом приволжском промышленном и культурном центре. Школьники сидели за партами. Дымили трубы Сталинградских заводов. В кинотеатрах находились те, кто был свободен от обязанностей. Работали парикмахерские, магазины. На рынке толпились домохозяйки, прицениваясь к продуктам и делая покупки. И вдруг… жизнь городскую взорвал рев заводских гудков. Они были непрерывными, в них на этот раз звучал не призыв к началу работы, а тревога и отчаяние. Городское радио объявило: «Внимание! К оружию! Враг у ворот!»
Во второй половине дня неподалеку от тракторного завода показались немецкие танки. По-видимому, танкисты вызвали авиацию. И небо потемнело не от туч темных, а от массы тяжелых немецких бомбардировщиков, подвергших мирный, беззащитный город чудовищному разрушению. Только к вечеру этого дня в Сталинграде погибло свыше шестидесяти тысяч сталинградцев. Вдумайтесь только в эту цифру, чтобы понять весь трагизм положения!..
Немецкие танки сходу овладели деревушкой со странным названием Рынок, прошли через поселок Спартановку, и только после этого замедлили движение, опасаясь удара своей же авиации, выжидая момент, чтобы ворваться в охваченный огнем взрывов город.
Городской комитет обороны опоздал с организацией отпора. Только танкисты учебного танкового батальона, находящиеся на тракторном заводе в ожидании получения новых боевых машин, вступили в бой с фашистами. Потом к ним присоединились истребительные рабочие отряды. Мирное население Сталинграда взялось за оружие. Было пущено в ход все, что могло стрелять. Город стал похожим на кромешный ад. О том, что происходило в городе, Ставка Верховного Главнокомандующего узнала только утром 24 августа 1942 года. Истекая кровью, трое суток сражались отряды рабочего ополчения, а регулярных войск не было. Только 25 августа первый секретарь Сталинградского обкома партии А.С.Чукянов объявляет город на осадном положении. С врагом сражались у Рынка, Сухой Мечетке, Орловке и других местах. Но силы были неравные. Разве могут устоять рабочие, вооруженные винтовками, против танков? Ополчение отходит для того, чтобы тут же создать новый очаг сопротивления. Наступила ночь, жутко тревожная. Тыла нет. Нет харчей, мало боеприпасов… И вдруг слышно громкое: «Ура!» В 7 часов утра к берегу подходят катера, с них спрыгивает на землю морская пехота и сходу ввязывается в бой с немцами. Рынок очищен от немцев. Выбили их и из Спартановки. Правда, позднее немцам удается захватить и Спартановку, и тракторный завод, да и почти весь город. Но Рынок так и останется нашим. Здорово досаждала защитникам города немецкая авиация, бомбившая город с восхода и до заката. Нашим зениткам, которые были в небольшом количестве, приходилось сражаться не с воздушными немецкими пиратами, а с немецкими танками, поскольку в городе не было противотанковой артиллерии. С ними еще, кроме зениток, сражались рабочие с гранатами и бутылками с зажигательной смесью, так называемым «коктейлем Молотова». Через пять суток в Сталинград прибыла 124-я стрелковая бригада полковника С..Горохова, взявшая на себя оборону северной части тракторозаводского района города.
Возникает вопрос: «Как могло случиться, чтобы Ставка в течение пяти дней не реагировала на происходящие в Сталинграде события? С точки зрения логики, это не объяснимо!
Как бы то ни было, дела обороняющихся были плохими. Сил, чтобы выбить врага из Сталинграда, не было.
Верховный Главнокомандующий сказал тогда: «У нас слишком плохо идут дела на юге, и может случиться, что немцы возьмут Сталинград!»
Долгая дуэль
Начало 23 августа 1942 года запомнилось Виктору Мелехову тем, что учеба в училище им окончена, что его и еще девятерых курсантов досрочно выпустили. Он за особое старание звание лейтенанта получил, остальные девять младшими лейтенантами выпущены. Определена воинская часть, в которой ему предстоит служить – 199 Отдельный артдивизион зенитной артиллерии. Только он не знает, что первые же дни фронтовой службы будут связаны с событиями, разворачивающимися в Сталинграде.
Догадывался ли молодой командир, вчерашний юноша, куда направляют его? Мог ли он представить то, что грамотный, знающий военную науку, но еще не обстрелянный офицер, станет участником того сражения, которое потом назовут самым важным, переломным моментом в истории Великой Отечественной войны… Сталинград! Сталинградская битва!
На лейтенанте новенькая с иголочки форма, несколько топорщащаяся на юношеском теле. Новенькая портупея, новенькие хромовые сапоги, новая пилотка со звездочкой, новенькие зенитные орудия - все новенькое! Виктор Мелехов чувствует себя уверенно, во всяком случае, старается казаться бывалым воином.
Идет погрузка артдивизиона на открытые железнодорожные платформы и воинский эшелон начинает движение по пути к передовой линии фронта.
Ковыльные степи Заволжья даже днем кажутся серебряными. По ночам лунным и сомневаться нечего – они отлиты из этого благородного металла. Местность ровная, как скатерть – спрятаться негде! В средние века двигались по степным просторам бескрайним орды кочевников. Остановились, становище из возов и шатров поставили, пасутся кони, пасутся овцы. Съели траву, повытоптали, что могли – дальше двинулись.
Чтобы вести оседлый образ жизни там, где рек и озер нет, надо было научиться колодцы рыть. Здесь глубоко залегала вода. Весной и летом дожди редкие выпадали. Зимой ветры буйные разгуливали, метели жгучие да колючие. А изредка, откуда-то с юго-востока и бури пыльные приходили. «Астраханцем» называли такие. Пыль мелкая, въедливая подолгу висела в воздухе, не оседая. За двадцать метров от себя и разглядеть ничего невозможно. Скрытое этой пылью желто-коричневой солнышко желтым тусклым пятном на землю глядело. Как-то Ее императорское Величество Елизавета, дочь Петра Великого заинтересовалась степями заволжскими. Кто-то ей посоветовал, из восточных стран далеких приехавший, посадить в степи деревья тутовые, да заняться разведением шелкопряда. Императрица наряжаться в платья шелковые любила, да только стоили те платья денег огромных. А вот, если шелководством заняться, то можно не только в шелках ходить, но и казну золотом за счет продажи шелка набивать. Беда была одна у Елизаветы, она быстро загоралась идеей, а вот для реализации идеи мешала леность великая.
И продолжали по степи передвигаться калмыки и казахи. Чтобы заселить оседлым людом, нужно было не только желание переселиться сюда, нужны были именные повеления царские, позволяющие это. А руки царских губернаторов к заброшенным землям не доходили. Никто из царских «Величеств» земли эти не посещали. Знали все же,
Что здесь люди живут с ликами круглыми, с глазами раскосыми да узкими, которые, подумать только, молоко кобылье пьют.
Зато, когда власть в России досталась матушке Екатерине Великой, то она не только идеей загорелась, но успела и земли за Саратовом степные немцами заселить. Вот почему-то немцам двинуться к низовьям Волги не пришлось, что-то не заладилось, хотя царские указы поощряли расселение? В советское время образовалась на землях саратовских республика немцев Поволжья.
Кое-какие планы по освоению заволжских земель южнее Саратова были у Сталина, но они не оформились в четкую реальную систему. Многое, задуманное им, прервано было войной.
Какими мыслями жили немцы Поволжья, когда военные действия развернулись на территории Советского Союза? Внешне все казалось крепким и надежным.
Аккуратные селения, чем-то Фатерланд предков напоминающие, аккуратность и порядок, немцам свойственные, сделали эти селения богатыми, а степи живыми, плодоносящими. Советское правительство, опасаясь, что немцы Поволжья могут, следуя призывам Геббельса, в тылу советских войск создать очаг опасности, решило их переселить вглубь страны - в Казахстан, да за Урал. И не стало немцев «русских». Описывая этот факт, я не призываю громы небесные на головы советских руководителей, как это делают сегодня многие. Советская власть поступала со своими немцами даже гуманнее, чем это сделали англичане в Великобритании, интернировав всех немцев, даже тех, кто жил не одно поколение в Англии, даже тех, кто находился в смешанном супружеском браке. «Что такое интернировать?»- спрашиваете. Да ничто иное, как поместить людей в лагеря за колючую проволоку!..
Селения, оставленные русскими немцами, теперь заселялись русскими славянами, волжскими татарами и иными народами. Свою национальную индивидуальность села немецкие стали утрачивать. В этом мог убедиться молодой командир батареи зенитных орудий лейтенант Мелехов, когда их артдивизион на механической тяге был разгружен в Саратове и перебрался на левобережье Волги, направляясь своей тягой под Сталинград. Лейтенант окончил курс обучения досрочно, сдал все экзамены на «отлично», на петлицах его новенькой, с иголочки, гимнастерки красовалось два красных кубика вместо одного, как у многих других, прилежанием и умением не отличающихся.
С момента начала учебы в артиллерийском училище прошел год. Год, как бушевала на просторах Европейской части Союза небывалая по накалу и трагичности война. Сегодня, у многих наших людей, не знающих прошлого нашей Великой Родины, складывается впечатление, что Советское руководство только тем и занималось, что отлавливало молодых и здоровых людей и безо всякой подготовки швыряло в горнило войны! Будь все это так, не было бы у нас ни артиллерии, ни авиации, ни танковых частей. За военные машины необученных не посадишь! А отсюда: не видать бы нам и Победы! А это означало бы только одно – не было бы и вас, сегодня живущих! Дорого было оплачено то, что вы так беспардонно бросили под ноги тем, кого называете сейчас олигархами.
199 Отдельный артиллерийский дивизион был на гусеничной тяге, способный двигаться по бездорожью, отличался быстротой передвижения и отличной маневренностью. Как бы он не спешил, успеть к началу вторжения немцев в Сталинград дивизион никак не мог. Немцы забрались в Сталинград, но и надолго завязли в нем. Собраться бы им с силами для нанесения решительного удара.… Вот только не хватало для этого, самой малости, этих самых сил! Их хватало только для того, чтобы вести уличные позиционные бои. Применять авиацию в городе было не совсем удобно, слишком близким было соприкосновение противников. Впрочем, сил не хватало и русским, чтобы прочь отогнать гитлеровцев.
В район Сталинграда было направлено все, что можно было направить. Но и всего этого было недостаточно. Положение со Сталинградом продолжало ухудшаться. Немец был всего в трех километрах от центра города. Но нашим не хватало резервов, чтобы начать контрнаступление. У фашистов в этом районе военных действий были силы превосходящими.
Решено было активной обороной изматывать противника, а удары наносить по флангам, где стояли румынские войска, сражающиеся на стороне немцев, но уступающие им значительно в боеспособности. Шло время.... Все, что имело германское руководство в Сталинграде, было измотано и обескровлено, хотя по-прежнему представляло собой огромную военную силу.
Но и нашим войскам, противостоящим немцам, приходилось худо, на некоторых участках фронта они были буквально прижаты к правому берегу Волги. Снабжение наших войск шло из-за Волги. Местом переправы была Рыбацкая слободка. Она постоянно подвергалась бомбежке с воздуха.
Немцы хорошо понимали, что это единственная пульсирующая артерия, благодаря которой жили и сражались так ожесточенно русские. Поэтому не оставляли в покое это крохотное селение. Но оно дорого обходилось немецкой авиации. Ни один авианалет не обходился теперь без потерь. Проклятые русские зенитки!.. Сбивали то два, то три самолета сразу.
Откуда немцам было знать, что обслуживают батареи зенитчиков не старые закаленные ветераны, а молоденькие красноармейцы, почти мальчишки? Следует отметить, что и батарее Мелехова здорово доставалось. Ее обстреливали мессершмитты из крупнокалиберных пулеметов, ее подвергали бомбардировкам ежедневно. Не было покоя ни днем, ни ночью. Советские катера перевозили все необходимое, несмотря на то, что водные султаны возникали то спереди, по носу, то сзади за кормой, то сбоку, окатывая палубу водой и заставляя резко накреняться суденышко. Наиболее интенсивная работа шла в ночное время. Немцы, зная это, подвешивали осветительные ракеты на парашютах. Становилось видно, как днем. Но зенитчики так приловчились, что успевали сбивать «ночной фонарь», а с ним и тех, кто хотел при свете его действовать Что поделать, артиллерии - богу войны - доставалось тоже хлебнуть горюшка. Сколько артиллеристов погибло! Сколько холмиков земли выросло вблизи Рыбацкой слободки!
Боже, как устал молодой офицер, мечтая о небольшом отдыхе, полном тишины и покоя!..
Вечер. От воды парной туман потянулся над лугом. Скорее всего, завтра солнце будет и короткий теплый дождь.
Сейчас бы развести костер и просто лежать в траве густой, взор свой устремив в небеса, и смотреть долго-долго на ночные звезды мерцающие. А вместо этого приходится устанавливать орудия, маскировать их, укрывая маскировочными сетями, да копать окопы. А к полудню здесь будет бушевать огонь и раскаленные стволы орудий будут плеваться снарядами в сторону немецких самолетов. А в густой траве, сливаясь цветом одежды с зеленью трав, останутся лежать, обнимая раскинутыми руками землю, худенькие фигурки молоденьких солдат. И Виктор Мелехов, с запекшимися от жара губами, открывая широко рот при выстрелах его орудий, будет надсадно выкрикивать слова команды, чтобы ее могли услышать оглохшие от разрывов артиллеристы
Дуэль с немецкими самолетами не всегда складывалась в пользу зенитной батареи.
24 сентября начиналось, как обычно, с утреннего налета немецких «юнкерсов». Только отбили одну атаку, заставив немцев отклониться от цели и отбомбиться там, где наших не было, как в небе появилось 24 вражеских самолета. Заработали зенитные орудия…и вдруг, перед самыми глазами Мелехова вспыхнул яркий огонь...
На месте, где стояло орудие, зияла глубокая воронка. Вывороченная взрывом земля образовала холм, из которого торчали ноги, обутые в сапоги. Красноармейцы стали быстро откапывать. Извлечено тело командира батареи. Лицо его было синюшно, но он был жив. Сознание отсутствовало, при осмотре никаких телесных повреждений не обнаружили.
Долго брызгали в лицо холодной водой, терли уши, подносили нашатырный спирт к носу…
Наконец, Мелехов пришел в сознание и громко застонал. Потом с помощью одного из красноармейцев сел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. От чудовищной боли раскалывалась голова, в голове звенело примерно так, как звенит в ней, когда приложишь ухо к телеграфному столбу, если линия работает. На какие-то мгновения звон исчезал, сменяясь полным отсутствием каких-либо звуков. Он видел лица своих подчиненных, но не слышал, что они говорят. О том, что они говорят, он догадывался по движению губ. Он еще не полностью осознал то, что произошло. Непонимающе смотрел, как двигаются губы красноармейцев и медсестры. Командовать батареей он не мог. Потом, уже попав в госпиталь, выяснилось, что у него отмечалось и нарушение координации движений. Потребовалось длительное пребывание на больничной койке, чтобы вернуться в строй. Окончание Сталинградской битвы происходило уже без его участия. О том, как она закончилась он узнал из сообщений Совинформбюро.
О том времени Совинформбюро 31 января 1943 года сообщило:
«Войска Донского фронта в боях 27- 31 января закончили ликвидацию группы немецко-фашистских войск, окруженных западнее центральной части Сталинграда. В ходе боев, а также показаниями захваченных в плен немецких генералов установлено, что к 23 ноября 1942 года под Сталинградом было окружено, по крайней мере, 330 тысяч войск противника.
Сегодня нашими войсками взяты в плен вместе со своим штабом командующий группой немецких войск под Сталинградом, состоящей из 6-й армии и 4-й танковой армии, генерал-фельдмаршал фон Паулюс и его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт. Фельдмаршальское звание Паулюс получил несколько дней назад.
Гитлер пытался деблокировать окруженные под Сталинградом войска. Манштейну не удалось оказать помощь, поскольку блестящими действиями генерала Ватутина была создана прямая угроза всей кавказской группировке немцев. Разбитая Котельниковская группа немецких войск отошла на линию Цимлянская-Жуковская-Зимовники. Немцы стали стремительно отводить свои войска с Кавказа».
Наступило время старшему лейтенанту Мелехову, закончив лечение в госпитале, возвращаться в свой дивизион, переброшенный на Западный фронт.
За Родину, за Сталина!
Когда сегодня говоришь о том, что с этими словами красноармейцы шли в атаку, находятся такие, кто этому не верит.
Что сказать такому Фоме не верящему? Должен он хотя бы понимать, что молча в атаку не ходят?
Что-то должно объединять людей, чтобы действовали в едином порыве, слаженно?
Когда бой заключался в прямом контакте с врагом, солдатский строй четко соблюдался. Двигался под дробь барабанов, с развернутыми стягами, штандартами, хоругвями. Утратили знамя – символ воинского отряда – честь утратили. Какая слава может быть у тех, кто честь свою утерял? Умирало воинское братство. Возродиться оно могло только под другим символом.
Был правда символ невидимый, призывом единым взывающим, рвущимся из всех глоток, страх на противника наводящий.
Славяне усвоили крики монголов, мчавшихся на конях в атаку, - «Гурра», приспособив его к более мягкому произношению – Ура!
Прежде чем вступить в рукопашную схватку с врагом, в старые добрые времена молебен проводился. Перед самим боем полководец с короткой напутственной речью обращался. Кто-то обещал добычу великую, обрекая на гибель селения и города чужие, на смерть и насилие мирных жителей.
Другой призывал защитить землю предков от поругания, детей и жен от насилия и пленения.
Воинам всегда был нужен символ, являющийся самым дорогим и священным, чтобы его защищать, чтобы с ним на устах в бой идти! Таких символов у русских было три. Первым символом был Бог. Символом божеской власти на земле был помазанник божий – царь, вот и второй символ. И естественно, для всех священной была земля родная – Отечество.
И шли русские солдаты в бой за Бога, царя и Отечество. Естественно при приближении к врагу, заменяя длинную фразу на короткое и грозное -Ура!
Храмы Божьи при Советской власти закрыли или разрушили, священников сослали в исправительно-трудовые лагеря. Исчез первый из важнейших символов русского человека. Царя не стало, его вместе с царской семьей расстреляли. Вот и исчез второй символ. И третьему символу пришел конец, когда единое прежде Отечество превратилось в Союз республик советских и социалистических.
Но без символов не обойтись. Вспомните слова «Интернационала», говорившие о том, как следует относиться к символам: «Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и ни герой…» А вот, если их всех соединить в единое – тут и получается самое объединяющее понятие – вождь! А вождем вождей у нас был Иосиф Виссарионович Сталин. И осталась у каждого в душе и мыслях, та земля, которой владели предки, на которой и сами выросли, называемая – Родиной.
Вот и шли теперь в атаку с криком: «За Родину, за Сталина!» И бежали враги, когда с криком этим шла в штыковую пехота наша.
После Сталинградского сражения началось наше движение на запад. Были случаи временного отступления, но они ничем не напоминали прошлых, ни глубиной своей, ни величиной.
К середине марта 1943 года на всех фронтах обстановка изменилась в пользу Советского Союза. Но это не означало, что немцы не вынашивают плана изменить положение дел в свою пользу. Временное затишье продолжалось недолго. Немцы из района Люботина нанесли удар по войскам Воронежского фронта. Неся большие потери, наши войска отступили. Немцы вновь овладели Харьковом, взятым нашими войсками в январе 1943 года.
Как показало развитие дальнейших событий, немцы готовились взять реванш за поражение под Сталинградом. Вся военная промышленность Германии стремилась дать армии новейшие танки «тигр» и «пантера», тяжелое самоходное орудие «Фердинанд».
Силы немецкой армии, действующие против Советского Союза, на этот период, составляли 5, 2 млн. человек, 5850 танков и штурмовых орудий, около 3-х тысяч самолетов, свыше 54 тысяч орудий и минометов. Силы огромные!
На линии фронта Курск – Орел образовался выступ, обращенный в сторону немцев. Советское командование разгадало план немецкого командования нанести решительный удар именно на этом участке Западного фронта. Немцы сконцентрировали на месте удара огромные силы: 50 лучших своих дивизий, а это означало, что действовать будут 900 тысяч человек; 16 танковых и моторизованных дивизий – 2700 танков; 4 тысячи самолетов.
Срочно стали сюда стягиваться и советские силы. В числе их был и 199 Отдельный артиллерийский дивизион. Я не стану описывать подробно то, что известно всем, кто интересуется историей Второй мировой войны. Сообщу только, что Виктору Мелехову пришлось здесь познакомиться с новыми типами немецких самолетов, прежде ему незнакомых. Это были «Фокке-Вульф 190-А» и «Хейнкель – 129» Ничего не скажешь, отличные были самолеты! Но и их сбивала зенитная батарея капитана Мелехова Виктора.
Это происходило в районе Дросково. Дросково – районный центр Орловской области, представляло собою село, вытянувшееся на полтора километра вдоль булыжного шоссе Орел-Елец. Одноэтажные деревянные строения, отстоящие далеко друг от друга располагались по обе стороны дороги. Прежде часто пустовавшее, сейчас оно было забито двигающейся техникой и колоннами пехотинцев. Лязгали гусеницы танков и самоходных орудий, тягачи тянули гаубицы. Рокотали моторы грузовиков. Но все эти звуки заглушались звуками моторов самолетов носившихся на разных уровнях в небесах
Да еще звонкими раскатистыми звуками работающих зениток. Казалось, человеческий мозг не выдержит такой какофонии звуков. Но, оказывается, человек может привыкать и к такому, и отправляться на покой не под звуки траурного марша, исполняемого духовым оркестром. Смерть настигает людей не только в теплых и мягких постелях среди размеренной жизни, в окружении близких?.
Сражение, развернувшееся на землях Орловской и Курской областей, которые назывались колыбелью Руси, но никогда не претендовали вслух на это гордое звание! Великая русская равнина стала ареной невиданного прежде на земле сражения. Вздыбилась от множества взрывов земля. Сталкивались лоб в лоб стальные бронированные машины. Воздух оглашался надсадным воем стреляющих «катюш». Ад на земле, в котором выжить многим не было дано. Горели танки, горели танкисты, горела земля. Барабанные перепонки лопались от разрывов снарядов. Небеса соперничали с землей, покрываясь сотнями белых облачков от разрывов снарядов, посылаемых ввысь зенитными орудиями
В небе натужно ревели моторами сотни и тысячи самолетов…
И через этот ад прошел юный командир батареи Мелехов.
Результат величайшего сражения времен Отечественной войны можно изложить сообщением Совинформбюро от 7 августа 1943 года:
«23 августа 1943 года взятием Харькова завершилось крупнейшее сражение Великой Отечественной войны. Закончилось оно разгромом главной группировки немецких войск, на которую Гитлер возлагал так много надежд. Было разбито 30 дивизий вражеских войск, в том числе 7 танковых. Потери немцев составили 500 тысяч человек, 1500 танков, в том числе большое количество «тигров» и «пантер», 3000 орудий; 3500 самолетов. Эти потери немецкое командование уже не может восстановить никакими тотальными мероприятиями»».
«В результате наступательных боев войска Брянского фронта при содействии с флангов войск Западного и Центрального фронтов разгромили отборные части немецкой армии, сосредоточенные германским командованием в районе Орла, ликвидировали орловский плацдарм врага и 5 августа заняли город Орел, в течение почти двух лет находившийся в руках немецких оккупантов. В тот же день, 5 августа войска Степного и Воронежского фронтов прорвали фронт противника и овладели Белгородом»
Сколько сбила самолетов в этих сражениях батарея Мелехова, никто не считал – били бессчетно!
После Орловско-Курской дуги господство в воздухе перешло к советской авиации. И в зенитных батареях, таких необходимых в обороне, острая необходимость при наступлении отпала. Но оставались еще такие участки общего фронта, где они позарез были нужны. Там, где война носила преимущественно позиционный характер.
199 Отдельный артиллерийский дивизион направлен под Архангельск. Северный фронт! И здесь было нелегко. Те же дуэли с немецкими самолетами, пытающимися бомбить суда союзников – англичан и американцев, доставляющих военную технику в Советский Союз через порт Архангельск.
Бессонные ночи, или сон, продолжительностью в десятки минут за столом, с телефонными аппаратами справа и слева! Невероятная усталость! Свинцом налитое тело! Но не этим запомнится генералу Архангельск!
Не любил вспоминать Мелехов об Архангельске, где в помещении постоянно надоедали тучи комаров, а за пределами его – царствовал гнус. Проклятые мошки проникали во все, лезли в уши, отверстия носа, глаза, рот…
Из Архангельска путь предстоял южнее в Карелию
Карелия – не только край лесов
Карелия – край лесов, топей и озер. Край, очень похожий на тот, который описан в «Калевале», где действовали сказочные герои карело-финского эпоса, составленного из множества малых сказаний – рун. Край, в котором прежде жизнь текла размеренно, а из звуков преобладали шум деревьев, ведущих на ветру нескончаемую беседу, да звуки, издаваемые зверями и птицами. В советское время здесь звенели пилы и стучали топоры лесозаготовителей, появлялись широкие просеки и огромные поляны. Деревья валили не выборочно, а подряд. Пространства походили на поля, выкошенные, где вместо жнивья повсюду пеньки торчали. На одной такой поляне и обосновалась батарея капитана Мелехова. Чем определялась дислокация зенитных орудий? Скорее всего, близостью Ленинграда. Кольцо блокады разорвано, но угрозы нападения с воздуха оставались.
Шел 1944 год… Опаленному огнем войны, капитану артиллерии Мелехову Виктору исполнилось только 20 лет. Он уже успел принять участие в сражениях на Волге, Орловско-Курской дуге, под Архангельском, и вот он в Карелии. Война сделала его мужественным, прекрасным военным специалистом, но отобрала и продолжала отбирать друзей и подчиненных, она лишила его нормального сна, отдыха и даже простого нормального быта: ни вовремя помыться, ни лечь в обычную постель, с мягкой перьевой подушкой, на белые хрустящие простыни, укрыться одеялом с пододеяльником, пахнувшими запахами дома…
Сейчас, находясь в Карелии, где не было тех масштабных столкновений огромных людских масс и техники, он рад был хотя бы тому, что живет, пусть и как крот, зарывшись в землю, зато ночные сны стали похожими на довоенные, их теперь не прерывали по нескольку раз за ночь.
Верх землянки образовывал накат из двух рядов бревен, засыпанных большим слоем земли. Вместо двери узкая щель в земле, переходящая в короткий ход с земляными ступенями. В дневное время вход тот открыт, в темное время суток прикрыт плащ-палаткой. Внутри землянки импровизированная постель, на которой вместо матраса были положены сосновые ветки, накрытые грубым солдатским одеялом, в изголовье наволочка, набитая сеном. У стены грубо сколоченный стол с полевым телефоном и примитивной лампой, изготовленной из стреляной гильзы, сплющенной на конце. Коптит здорово, но что поделать? Как-то попала в руки трофейная немецкая карбидная лампа. Светила ослепительно белым огнем, яркость которого можно было регулировать. Из-за отсутствия карбида кальция пришлось ее выбросить.
Спать на фронте приходилось, не раздеваясь, урывками. Брошена под голову шинель, сброшен наган с портупеей, сняты сапоги. Вытянуты натруженные ноги – благодать, да и сон приходит почти мгновенно. Все получали на батарее письма -треугольники. Но полевая почта не для Мелехова. Некуда посылать конверты, и неоткуда их получать. Родные находятся, если еще живы, на оккупированной немцами территории, только с месяц тому назад освобожденной Керчи. Останется живой, разыщет их. Если появлялось свободное время, капитан усаживался играть в шахматы. Чаще всего приходилось играть самому с собой. Играть в них он научился во время учебы в Томске. Положенными наркомовскими «сто граммами» пользовался редко, боевая обстановка не позволяла.
Впервые попав сюда, капитан удивился огромному количеству желтых одуванчиков на лесных полянах, они покрывали огромные пространства. Из всех цветов одуванчики более всего нравились Мелехову за их исключительную жизнестойкость. Они напоминали поведением людей, над которыми властвовало только время.
Все яркие краски съедает время. Над природными, часто обновляемыми, оно особенно властно. Только тепло весеннее землю прогрело и повсюду повылазили на свет белый желтые цветочки, напоминающие капли, оторвавшиеся от дневного светила, и разбросанными везде, куда только лучи его достичь могли. Придет время и на головках одуванчиков белоснежные парики появятся. Гордо несут их цветочки полевые, непритязательные. Подуют ветры разнесут парики и останутся только стебельки с лысыми белыми головками. А парашютики с семенами понесутся далеко-далеко, увлекаемые ветрами... Прежде Мелехов на одуванчики да и на другие цветы внимания никакого не обращал – не было времени!
Здесь же можно было обратить внимание и на цветы - время свободное появилось. Но речь пойдет не о цветах, а о том, что с цветами связано. Следует напомнить, что цветы являются непременным украшением любви. «Цветы на поле брани! – удивитесь вы, - Причем тут любовь?» А что значит для любви война? Может ли война победить любовь? Вдуматься следует в то, что древние греки, а за ними и римляне сделали женой бога войны – богиню любви. Недаром и самыми близкими к Земле планетами являются Марс и Венера! Чуть смолкнут звон мечей и посвист стрел, отгремят пушки и тут, как тут и любовь является. Кто восполнит поредевшие ряды воинов? Без любви жизни быть не может! А лучшее время для любви – это весна! Все в зелень яркую одевается. Сучок старый и тот мохом зеленым сухое тело свое прикрыть стремиться! И на фоне зелени той, весной в Карелии бушующей, сливаясь цветом своих гимнастерок и юбок с природой, замелькали фигурки стройные девичьи. Кто-то в штабах армейских додумался использовать девушек, направив их зенитчицами на фронт! И замелькали девушки вокруг грозных орудий. Неуютно чувствует себя капитан Мелехов, направленный возглавить батарею зениток. Состояние испытывает подобное тому, как капитан морского судна вдруг обнаруживает одних женщин на борту своего корабля, когда пребывание и одной является дурной приметой!
Но, делать нечего, команды военного руководства не обсуждаются. Впрочем, особенно жаловаться на девушек не приходилось. Они были аккуратны и исполнительны, «наряды вне очереди» накладывать было некому. В период военной тревоги и боевых действий девушки составляют единый ладно работающий механизм. И капитан в такие минуты не замечает их половых особенностей. Но вот отбой тревоги,- и каждая девушка становится выраженной индивидуальностью. Одежда одного и того же образца сидит на каждой по-разному. На одних она мешковата, другим она – идет! Не разучились руки девичьи и венки из цветов вить, и вышивать уголки платочков. Да и землянка капитана преобразилась! Девушки, приступая к дневальной службе, прибирали и жилище командира. Капитан старался вести со своими подчиненными ровно, никого не выделяя, понимая, что психология женская не соответствует мужской. Замечал он среди девушек-зенитчиц и интерес к себе «сердечный», плохо скрываемый. Имелись среди них и те, кто более других нравился ему. Ну, скажем, Елена Скворцова. Крепкая, плечистая, тонкая в талии, с округлыми, плавными линиями высокой шеи. Но Мелехов не был уверен, что этой девушке приглянулся он сам. Иное дело – Аннушка. Он чувствовал, что нравится ей. Она еще не научилась скрывать свои чувства, краснела, как маков цвет, когда к ней обращался командир.
Не странно, что при таком женском окружении у него стали появляться эротические сновидения. В них он раскрывался, как мужчина…
Сон уходил, являлась реальная жизнь и ему приходилось чувства свои прятать под искусственной сухостью и повышенной требовательностью. Не следует забывать и о том, что молодой капитан не был опытным в амурных делах. Скорее всего, у девчонок его было больше, чем у их командира.
Взаимоотношение полов зависит от традиций данного народа, от влияния культуры, когда идет сознательное изменение того, что казалось традиционным, - путем одобрения изменений или преодоления их.
Женщина всегда желает быть замеченной. Будучи замеченной, каждая ищет такого, который бы соответствовал созданному ею идеалу. Мало знакомая с сексуальной жизнью, воспитанная на классической романтической литературе, женщина ищет постоянно вздыхающего, стенающего по ней молодого мужчину, этакого романтического трубадура. Идеал другой – властный самец, требующий поклонения себе. Третьей нравится весельчак, душа компании, источник веселья… Четвертой нравится слабый, инертный мужчина, постоянно нуждающийся в женской опеке.
Где первая любовь? И будет ли – вторая?
Полевые романы, заводимые со случайными женщинами на фронте, были не для него. Женщина так и оставалась загадкой. Встречи с женщинами были чрезвычайно редкими и чересчур короткими, чтобы можно было заводить знакомство с ними. Располагалась всегда зенитная батарея вне населенного пункта, поскольку для ее размещения требовалась большая площадь - округлые большого диаметра, но неглубокие окопы, с круговым обзором. Окопы или щели для артиллеристов. Какие тут женщины? Да и что он знал об отношении полов, кроме того, что приходилось видеть физиологические акты спаривания животных., когда проживал в деревне? Встречи с Вероникой, когда он касался ее мягкой с нежной кожей руки, как и единственный поцелуй, остались далеко в прошлом. Ему судьбой и в далеком будущем не светила роль Дон Жуана или Казановы.
Когда речь заходит о любовной интриге, то создается нечто, похожее на прямоугольный треугольник. Он – гипотенуза, женщины – катеты, или она – гипотенуза, а мужчины катеты. Длинный катет пользуется повышенным вниманием гипотенузы. Но, почему бы не представить любовную интригу в виде многоугольника? Одной стороной является он, с другой стороны – множество девушек. Говорить о красоте их не приходиться, молодые все красивы1 На батарее и сложилось подобие многоугольника. Командир находился под единовременным обстрелом множества женских глаз, замечающих такие мелочи, на которые мужчина обычно не обращает внимание. Командир нравился нескольким девушкам одновременно, но нельзя было не заметить, что Аня Селезнева просто была отчаянно влюблена в него. Нравилась ли сама девушка капитану? Нравилась, но не настолько, чтобы потерять голову. Повышенной сухостью и суровостью в обращении с нею он охлаждал ее любовь, и Аннушка, золотоволосая, ладно скроенная красавица, вынуждена была молча страдать.
Мелехов, не обладая богатырским сложением, был всегда в прекрасной физической форме, в состоянии был пройти сотню метров на руках, что он иногда демонстрировал своим друзьям. Заболевания, слава богу, обходили его стороной. Ни осколок, ни пуля пока еще не коснулись его тела, хотя великое множество людей погибало вокруг. Он, как говорили солдаты, был «заговоренный» от смерти. Услугами военно-полевой медицины не пользовался.
Но, как-то у него припух и разболелся локтевой сустав правой руки, Он долго терпел, не наведываясь в лазарет, пока дивизионный комиссар, узнав о его болезни, сказал дружелюбно: «Сходил бы ты до лекаря! Как старик, уже поживший и много повидавший на веку, советую не шутить с суставом. Эта штука проклятая похуже ранения бывает, к инвалидности ведет!»
И решил Мелехов сходить к эскулапам. Вернувшись из лазарета, он даже не мог назвать поставленного ему диагноза. Какой-то вонючей мазью намазали ему сустав, да повязку из марли наложили. – все лечение! А вот медсестру, выполняющую назначения врача, он запомнил хорошо. Даже белый халат не мог скрыть ее ладной фигурки. Молоденькая, миловидная с курносым носиком, озорными голубыми глазами и пучком рыжеватых волос, выглядывающих из-под косынки, проворными и ловкими ручками, от которых пахло йодоформом. Она, оказывая помощь артиллерийскому капитану, болтала без умолка, что давало возможность Мелехову установить с ней самый дружеский контакт. Ее звали Любой, ей исполнилось19лет, родом из Сызрани. Они расстались по дружески. Виктор обещал наведываться, чтобы осуществлялось наблюдение за динамикой лечения. Но и без контроля его почему-то настойчиво тянуло к девушке. Он основательно изучил порядок смены дежурств в лазарете, узнал, когда она сменяется. Бродить по лесам Карелии было невозможно, но в районе лазарета он часто стал появляться, ведя ее под руку и оживленно беседуя. Бог речевыми способностями его не обидел. Дважды девушка забегала к нему на батарею, так что к ее кратковременным появлениям артиллеристы привыкли. Забежав всего на несколько минут в землянку, она за короткий срок успевала ее преобразить в лучшую сторону: то охапку полыни постелив на пол, то из обычных веток деревьев соорудить нечто, похожее на букет. Ставила она этот букет в одну из пустых орудийных гильз, хотя такую гильзу приходилось опускать на пол, ее размеры не позволяли ей красоваться на столе. Несколько раз Виктор пытался, ее обняв, повалить на постель, но это ему не удавалось. Она ловко выворачивалась и ускользала из землянки. Он понимал, что идет любовная игра, но и понимал, насколько эта игра может стать опасной, примени он насилие. Еще несколько посещений девушки и «лед тронулся», она позволила обнять себя за талию и привлечь к себе. Люба, как и он сам, еще не была знакома с сексуальной жизнью. В советское время пособий по сексу не выпускали. И даже в медицинских училищах, где проходили занятия по акушерству, о самом сексе не говорили ни слова, словно оплодотворение переносом особой пыльцы по воздуху происходит. Тема, на которой стояло «табу». Поцелуи обоих были неловкими, но обоим доставляли удовольствие. На свою беду, а скорее на беду Ани Селезневой, Люба, заканчивая очередное дежурство, познакомила своего «ухажера» со своей подругой по работе, по имени Алла. Алла была женщиной лет 25-ти, с уже зрелыми формами, высокой упругой грудью, узкой талией и красивыми ножками. Лицо овальное, с небольшим аккуратным носиком, полными красиво очерченными губками, ровными белыми зубками. Глаза темно-карие, почти черные, миндалевидные и чуть раскосые, и несколько широковатые скулы, говорили о ее восточном происхождении. Рассматривая ее, трудно было бы к чему-то придраться. Женщина действительно была красива. В отличие от своей напарницы Алла оказалась опытной в сексуальном отношении. Ей удалось быстро и ненавязчиво овладеть вниманием Мелехова и покорить неопытного в амурных делах. Относилась ли Алла к типу, так называемых «демонических» женщин, называемых еще и роковыми, несущими угрозу тому, кто становится ее избранником, я не знаю? Но, следует сказать, что ее соблазнительный облик был слишком опасным для юного «Ромео» в военной форме.
Перо мое, пожалуй не в состоянии описать той, возможно, и в чем-то показной страсти молодой женщины, целью которой было покорить, подчинить себе этого, еще не испытавшего значимости любви молодого и сильного самца. И это, следует признаться, Алле удалось в полной мере. Виктор буквально умирал от блаженства, доставляемого ему.
За это блаженство он был готов отдать жизнь, потребуй его она. Люба была отодвинута в сторону. Переживала ли молоденькая медсестра свое отдаление, кто знает?
Просто она перестала встречаться с Виктором.
Говорят, что женщина - источник всякого зла! Определяли древние женщину, как фривольную, похотливую, капризную, неспособную таить тайны, лживую и мстительную, неверную по самой природе своей.
Не соглашаясь с такой характеристикой, следует, однако, сказать, что беда таится не столько в самой любви, как в тех событиях, которые вокруг нее возникают. И, если для Аллы Виктор был предметом временного увлечения, то Аннушка в своей любви не знала границ. Она относилась к тому типу славянских женщин, которые выполняют все по полной программе: спят, едят, работают и любят! Не следует забывать и того, что для Аннушки Мелехов был первой любовью, не знающей границ, она была готова на самопожертвование во имя этой любви. Если бы кто-то знал, что происходило в душе девушки, когда подруги по службе подтрунивали над влюбленной, рассказывая ей об Алле, якобы хвалившейся перед ними своими любовными успехами? Сколько слез пролила, сколько передумала, пока решалась, открыто поговорить с тем, кого так опрометчиво полюбила! Она готовилась к встрече, мысленно репетируя все, что она ему выскажет. Наконец, решившись, направилась к блиндажу командира. Уже почти подойдя к нему, она на мгновение остановилась – мелькнула мысль: «А правильно ли я поступаю? Какое право я имею на него, ведь я ему не жена, между нами ничего не было, даже поцелуев?» Но другой голос, находящийся в ней самой, возразил: «Что, страшно стало? Да он для тебя потерян! Если хочешь спасти любовь свою, то борись!» Она тряхнула головой, внутренне решаясь на задуманное, и стала спускаться в блиндаж. Мелехов сидел за столом, просматривая какие-то бумаги. Он обернулся на звук ее шагов и глянул так, как смотрят на постороннюю вещь. И Аннушка забыла все, о чем хотела ему сказать. Сдерживая себя, чтобы не расплакаться, она сказала, каким-то неестественным голосом: «Боже, как у вас тут неуютно! Какой беспорядок! Ну-ка, выйдите наружу, пока я тут подмету, да уберу!» И Мелехов, ничего не ответив на ее слова, вышел наружу. Тут к нему подошла старшина Васильева Клава. Мелехов не успел сказать ни слова старшине, как в землянке раздался выстрел. Виктор и Васильева, вбежав внутрь землянки, увидели: на постели капитана, на спине, лицом, обращенным вверх, лежала Аннушка. Глаза у нее были открыты и быстро начинали тускнеть, взгляд ее был обидчиво-удивленным, словно она сама удивлялась тому, что сделала? Слева на груди расплывалось красное пятно. В правой руке ее была зажата рукоять пистолета, принадлежавшего Виктору. Девушка была мертва. Судя по положению трупа и обстановке, можно было представить все, что произошло…
Проклиная свою слабость, не позволившей ей сказать все, что она хотела, видя откровенную холодность его при встрече и, поняв наверное, что он для нее утерян, она, как только Мелехов вышел из землянки, бессильно опустилась на его постель, и горько заплакала. Она заламывала в отчаянии руки, пока рука ее не коснулась холодной рукояти пистолета… Решение созрело мгновенно, поддержанное отчаянием: она сняла пистолет с предохранителя, приставила его к левой половине груди и нажала на спусковой крючок.
Царица полей и бог войны.
Принято называть пехоту «царицей полей», хотя той «царице» и в горы приходится забираться, и плавать по морям и океанам. И приходится в этих случаях новые определения той «царице» придумывать. Скажем, надели на пехотинцев робу морскую, тельняшки полосатые, брюки черные, чуть расклешенные и на тебе – это уже морская пехота.
А немцы еще более емкое название для советской морской пехоты придумали: «Черная смерть», «полосатые комиссары»…
А какова походочка у «царицы полей».? Нет, не вразвалочку она ходит, бедрами покачивая, а на пути своем часто перебежками пользуясь, окапываясь, подобно кроту, зарываясь чуть ли не по самую макушку в землю Недаром у каждого принца-пехотинца саперная лопатка к бедру приторочена, при ходьбе свой собственный нрав показывает, по заду часто похлопывая!. И выбросить ту лопатку никак нельзя. Без нее пехотинец, попав на передовую, и дня бы не прожил. Одеты дети «царицы» той в гимнастерки и галифе, цвета хаки. На голове у каждого пилотка красуется, лихо сдвинутая на бок, чтобы чуб вихрастый из-под нее выскакивал, девушек красавиц заманивая. На ногах сапожки, черным лаком отливающие. Взгляд озорной на чуть скуластом славянском лице, нос кверху задорно вздернут. Беленький подворотничок краешком, тонкой полоской выглядывает. Сама гимнастерка отутюжена, все складочки спереди разглажены, расправлены, по бокам пущены. На пилотке красная пятиконечная звездочка лучики испускает. Не красноармеец, а куколка! Такой солдат, на лубочной картине изображенный и, правда, наследным принцем «царицы полей» выглядит! Да и вообще глянешь на сына «царицы полей» и не видишь на голове его венца не только золотого, но и лаврового, вот нимб святого светится над каждым за муки нестерпимые, за жизнь солдатскую, добра лишенную, которой ни одна собака на свете не позавидует. До слез становится жалко, глядя, как шагает солдатик русский, красноармеец советский, нагруженный без меры всякой, словно ишак в селении восточном, только в отличие от длинноухого животного не имеет права на упрямство, на отказ выполнять приказ командира, каким бы нелепым тот ни был. Топает солдатик в строю, пыль густую поднимая, если сушь в природе царит или вязнет по колено в грязи непролазной, когда дожди долго-предолго идут. Радуется солдат, если в селение на постой стал: может, повезет да там и обсушиться может, да гимнастерку, просоленную потом постирать, да портянки сменить, да надеяться на то, что хозяйка борщом накормит? А не угостит, то и так сойдет, в вещмешке сухарь темный ржаной найдется и кружка воды, чтобы его размочить. Хорошо солдату на привале в летнюю пору бывает: сбросит наземь амуницию с плечей натруженных, ляжет на пригорочке, ноги вытянет уставшие, приятная ломота по ним проходит, сладостная. А вот снять обувь с ног уставших – ни-ни. Ботинки снять еще, куда ни шло, но на ногах еще обмотки, каждая по три метра длиной. Нужно снять их, нужно время, чтобы их скрутить, а затем на ноги опять винтообразно намотать. Так и лежит, обувь не снимая, солдатик, лицо вверх устремив. Пилотку стянул. Ветерок вспотевшую голову обдувает… А тут и кухня полевая с приварком, да кашею пшенною, густо смазанную комбижиром, глядишь, пожалует – благодать! Бегает ложка по котелку алюминиевому, наполненная варевом горячим, сама ко рту тянется, вслед за куском хлеба. Потом и вздремнуть бы не худо! На месте открытом к услугам солдата шинель серая, сукна плотного, - и постель она, и одеяло, и подушка тоже.
Да, что там говорить, достается принцам пехотным, детям «царицы полей», горюшка хлебнуть и в наступлении, и в обороне, и на поле открытом, и в окопе водой залитом, и при отступлении. А как достается при взятии штурмом высоты, врагом укрепленной, а при форсировании водных преград, под пулеметным огнем и под артобстрелом и под бомбежкой!..
Завидует пехота и авиаторам,- у тех кормежка – слюнки текут! Завидует артиллеристам и конникам, и танкистам за то, что тех везут, а пехоте больше пешком приходится – и название потому такое дано – пёхом да пёхом!
Артиллерию принято называть «богом войны». Наверное потому, что с противником разговаривает голосом грозным, властным, грому подобным, каким говорит Бог. Кроме того, разрывы снарядов чем-то вспышки молний напоминают. Артиллеристы, называемые, когда-то бомбардирами, пользовались со времен Петра Великого преимуществом перед пехотой. Об этом сказано в артикуле, посвященном построению войска российского. В нем так и говорится, что после знаменоносцев и трубачей идут бомбардиры… Замыкали же войсковое построение – «интенданты, фельдшера и прочая сволочь, дабы видом своим гнусным вида войска не портили».
Виктору Мелехову повезло: он, словно в рубашке родился. Его не просто в артиллерийское училище направили, но в числе десяти отличников направили в зенитную артиллерию, требующей повышенной способности математического расчета и молниеносной реакции.
Это не полевая артиллерия, которая преимущественно была на конной тяге. Случаи, когда кони вытащить пушки, застрявшие в грязи по ступицы, встречались очень часто. Вот и приходилось артиллеристам забираться по колено в грязь, упираться ногами в участки земли еще плотные и, напрягая все силы, тянуть орудие… Кто спиной подпирая, кто ступицы вручную вращая. Вены на лбу вздувались, в глазах темнело, руки и ноги тряслись в чрезмерных усилиях.
Не досталась такая участь Мелехову. Его целью стала охрана небесного свода. Задача почетнее той, что выполнял небодержатель Атлант. Тот держал свод небесный на плечах своих, не в силах сдвинуться, чтобы прогнать нечисть всякую, избравшую ареной деятельности небо. Скажем, гарпии, чудовища - полуптицы, полуженщины, отвратительной внешности, вооруженные длинными когтями, раздирающими тело до костей. Нападали гарпии на детей и мужчин. А Мелехову предстояло очищать небеса от гарпий, на фюзеляжах и крыльях которых были кресты изображены.
И все-таки побывать пехотинцем Мелехову пришлось, к тому же штрафником, рядовым. И связано это было с фактом самоубийства Селезневой
Произойди оно в боевой обстановке, скорее всего оно не привлекло бы к себе внимание. Но тут была обстановка спокойная. Особисты, народ, привыкший повсюду искать врагов, устали от безделья. Поэтому они буквально из ничего создавали дело по обвинению капитана артиллерии Мелехова в преступной халатности по хранению оружия, аморальному поведению и развале дисциплины во вверенной ему батарее.
Был арест, следствие и приговор военно-полевого суда. То, что здесь имело место самоубийство, ни у кого из членов суда не вызывало сомнений. Нетрудно было установить и мотив суицида. Положительным для Мелехова оказалось то, что Анна Селезнева оказалась девственницей. Так, что морального разложения на батарее не было установлено. Отношения с медсестрами были во время войны банальным явлением., поэтому в материалах следствия они не нашли своего отображения. Оставался только факт небрежного отношение к хранению оружия.
Суд был скорым, возможно в чем-то и объективным. Для острастки другим, для поднятия уровня дисциплины, пошатнувшейся от пребываниях в бездействующих войсках, приговор был откровенно суровым. Не учитывая возраст подсудимого, ни его безупречную боевую службу, он был лишен всех наград, разжалован в рядовые и направлен в штрафной батальон, где вину должно было смыть пролитой кровью или, совершив дерзкий героический поступок.
По счастью, пребывание в штрафном батальоне для Мелехова делом оказалось недолгим. Длительное затишье на линии фронта, вызвало подозрение военного руководства о возможности подготовки противником какой-то каверзы. Нужно было добыть «языка», чтобы узнать о намерениях противника. Мелехов взялся выполнить такое серьезное задание. Было ясно, что посылать большую группу за линию фронта было слишком рискованно. Финны осторожные, великолепно ориентирующиеся на местности, быстро обнаружат ее.
Стояла тишина, накрапывал мелкий нудный дождь. Погода преотвратительная сама по себе, но благосклонная к выполнению задания. Мелехову удалось незамеченным пересечь линию фронта с нашей стороны в заранее подготовленном месте, побродить в тылу противника и захватить «языка». « Язык» оказался финским фельдфебелем.
Потом уже, когда рядовой Мелехов притащил на своих плечах финна, превосходящего размерами похитителя, все дивились, как ему удалось справиться с таким здоровым фирном? Было известно всем на фронте, что финны являются отличными воинами, хладнокровными, жестокими, отлично владеющими холодным оружием, бесшумно действующих среди зелени дерев...
Мелехов был слишком краток: «Финн беспечно дремал. Я набросил ему на голову мешок, стукнул хорошенько, чтобы шуму не поднимал и понес. Самое трудное – финн оказался тяжелым»
Результат действия был оценен командованием. Виктор был награжден за эту операцию солдатской наградой – медалью «За отвагу». Так уже получилось, что ни один штабной работник, ни один, не вкусивший пороха, не испытавший лиха и счастья солдатского, не мог похвастаться такой наградой. Кроме того, на погонах Виктора появился просвет, а рядом с просветом и две звездочки. И вновь он приступил к командованию батареей своей. Остальная служба происходила ровно, без срывов, войну Виктор Михайлович Мелехов закончил в звании капитана артиллерийских войск и с рядом орденов и медалей на груди.
Служу Советскому Союзу!»
Время мирное пришло… Не нужной оказалась масса людей, одетых в военную форму, сломавших хребет самой сильной зарубежной армии, поддержанной людьми и техникой всей Западной Европы. Самая отлаженная военная машина разрушена была. Советские полководцы, от сохи и станка пришедшие, славно били германских генералов, военная специальность которых была наследственной, основанной на вековых традициях прусской военщины. Большинство советских офицеров младшего и среднего состава учились командовать ротами, батальонами и полками прямо на войне, природная смекалка заменяла знания. Но опыт первого года войны, так неудачно сложившийся для нас, стоивший потери огромных территорий, людских и материальных средств, показал, что опираться на опыт прошлой Гражданской войны преступно. Техническое оснащение последних лет войны показало необходимость обучения искусству владения им. А для этого нужно было время, и нужны были молодые, решительные, умные люди, преданные государственному строю, Отечеству. И, естественно, Виктор Мелехов был истребован. 199 Отдельный артиллерийский дивизион был расформирован, а капитан Мелехов направлялся для продолжения службы в Московский военный округ, в 236 Гвардейский артиллерийский полк.
Уже после войны, когда стал нормально работать паспортный стол, Виктор начал разыскивать своих близких и узнал, что семья перенесла тяжкое время немецкой оккупации, но никто не погиб, что дом, в котором они прежде жили, разрушен до основания, но они продолжают жить в городе Керчи по ул. Володи Дубинина, в доме № 37.
Семья Мелеховых пополняется. В 1945 году приезжает в Керчь старшая дочь Сима из Жадино, где она долгое время находилась. А летом 1947 года, получив отпуск, прибывает домой и Виктор. Трудно передать словами встречу родных, не знавших о судьбе друг друга так много лет. Узнав, что сын холостой, тут же родственники стали ему подыскивать невесту. Невест было предостаточно, но «жених», как когда-то и его дед по отцовской линии, оказался разборчивым женихом. Не торопился связывать себя узами Гименея.
Сестры, Зоя и Сима закончили школу и поступили в вузы, через год в институт поступал и младший брат Володя, материально отец семейства Михаил Максимович помогать детям не мог, и брат-офицер Виктор Мелехов добровольно возложил на себя эту ношу. Воинская служба капитана продолжалась, росло и звание его соответственно времени службы и наличии вакантных соответствующих воинских должностей, росло.. По-видимому, .у него появилась какая-то цель, поскольку он основательно занялся самостоятельным изучением английского языка.
И, действительно, подполковник Мелехов понимал, что дальнейшая служба требует увеличения объема знаний. И он в 1951 году поступает в Артиллерийскую академию им. Дзержинского. В 1956 году он ее заканчивает с отличием. А это означало, что ему предоставлялось право выбора места службы. Он, не колеблясь, называет – Севастополь. И море, и родные ближе. Умирает отец. В его поддержке нуждаются близкие. Он и прежде помогал сестрам материально, когда они учились в вузах. Он и теперь готов всегда, в любое время, подставить плечо свое.
В Севастополе он командует полком, затем артиллерийской бригадой. Командование замечает перспективного специалиста и командира и направляет его на учебу в Академию Генерального Штаба. И ее Мелехов заканчивает с отличием. По окончании учебы он направляется в Краснознаменный Дальневосточный Военный округ.
Да, Дальний Восток - это не обжитая европейская часть Союза, а немереные просторы земли: тайга, горы, сопки, вулканы Камчатки, могучие сибирские реки. Вот он, генерал-майор, стоит на пустынном берегу Амура. Мокрый лес. Холодно. С деревьев капают редкие крупные капли. Слышен шорох бурых листьев. Пахнет прелой сыростью. Внизу у самой кромки воды видны горы гальки и песка. Виктор прислонился спиной к одинокому дереву, осматривает по привычке небо. Оно огромное, все в малиновых и свинцово-серых разводах, отражается в несущихся водах реки. Противоположный берег почти не различим, сливается с рекой.
Он, Виктор Мелехов – начальник штаба корпуса ПВО, чуть позднее он в звании генерал-лейтенанта примет командование этим корпусом.
Территория зоны обороны тянется от Камсомольска на Амуре до Чукотки включительно. Здесь не ведутся военные действия. И сегодня в воскресный день, так хорошо на реке! Тихий плеск, шлепанье весел по воде, скрип деревянных бортов небольшого суденышка. Он стоит у костра. Горят, потрескивая поленья. Темнеет небо. Река, вторя небу, тоже становится темной, а воды ее становятся, словно плотнее и тяжелее. Такая тишина возможна, когда необозримые просторы Дальнего Востока надежно охраняются. Слишком многим земля этой части Советского Союза нравится! А там, через морские дали, находится земля прежнего союзника по антигитлеровской коалиции, а теперь потенциального противника
Для ракет, находящихся под командой генерала расстояние не имеет значения, они могут достичь любой точки земной поверхности. Воздушное пространство поделено, но легко преодолимо. Но, если противник знает, что он, пытаясь его преодолеть, будет сбит, границы останутся неприкосновенными. Так оно и было во время службы генерала Мелехова на Дальнем востоке. В глубине тайги остались лежать останки двух самолетов, решивших проверить надежность охраны небесного простора.
Комкор привык неукоснительно выполнять приказы военного руководства страны! Спокойно отнесся он к новому служебному назначению – возглавить Высшее ракетно-артиллерийское командное училище в гор. Орджоникидзе (Владикавказ).
Спокойная должность. Забота только о качестве знаний командиров, выпускаемых училищем. И с этим заданием генерал-лейтенант до ухода в запас, отлично справлялся.
Нет пятнышек на его мундире, чиста душа старого воина…
В редкие часы отдыха он отправлялся в лес. Лес и море всегда были слабостями его.
Сколько прекрасного в садах, да лесах Кавказа, на что взгляд ни обратишь, красками яркими светится, все взгляд свежестью своею радует! Смотреть, да смотреть, видя, как сережки распускает ольха. Как орешник в лесу зацветает. Как на косогоре глинистом огоньками яркими загораются маки.
Задерешь голову вверх, а там облака белые лебедями плывут, рождая фигуры разные. Вон там, впереди, высоко в небесах голова старика кудлатого показалась. Голубыми пятнами глаза и рот его виднеются. Плывет голова та в небе голубом, уменьшается, - и нет уже ни глаз ни рта, и облачко уже кочкой болотной выглядит, изморосью покрытой. А вокруг синь воды бескрайней.
Сколько удовольствия доставляет хождение по траве лесной и настилу из листьев опавших!. И малины лесной отведаешь, и земляники, и грибов насобираешь разных. Потом повалишься в траву густую на поляне лесной. Глядишь снизу-вверх на березы тонкие. Какими высокими и стройными они снизу кажутся!.. Чуть покачивают вершинами вверху, легкий шатер образуя, лучи солнечные между листьями мелькают, до лица добираются, заставляют глаза жмуриться, чтобы не ослепнуть.
Служба продолжается
Поведение генерал-лейтенанта в запасе, вне обычного воинского распорядка, в рамки обычного поведения не укладывается. Начать хотя бы с того, что он оставляет свою квартиру в Орджоникидзе, отлично меблированную, ухоженную, со всеми предметами, необходимого в быту, своему адъютанту, ничего с собою не взяв, с одним небольшим чемоданчиком в руке. Никакой денежной компенсации. Расстается, по дружески обняв того, с кем так часто общался..
В Симферополе его ждала прекрасная квартира, в которой абсолютно ничего не было. Купил кровать, две тарелки, нож, вилку и сковороду. Как же быть без сковороды, если генерал любил яичницу с салом? Сало резалось крупными толстыми кусками, и когда оно только начинало «шкварчать», вбивались яйца.
В прихожей сделана перекладина, в потолок ввинчены кольца. Генерал любил начинать день с занятий со спортивными снарядами.
Потом наполнится квартира всем необходимым. Мелехов так и останется холостым. Женские голоса в его квартире будут звучать только тогда, когда будет приходить сестра Зоя, живущая здесь же в Симферополе, или когда будут приходить в гости друзья со своими женами.
В квартире два балкона-лоджии. Один будет им переоборудован под шахматную комнату.
Генерал любил игру в шахматы. Она напоминала ему артиллерийскую дуэль с невидимой батареей противника. Приходится рассчитывать только на математический расчет и природное чувство интуиции, позволяющей проникнуть мысленно в замыслы противника.. Артиллерийский блиц, на расчеты времени мало. Решения следует принимать мгновенно, если думаешь выиграть дуэль.
Второй балкон – под оперативную, где будут развешены таблицы математических расчетов, где будет на столике находиться необходимая справочная литература.
В прихожей - большой стеллаж с книгами. Ничего в квартире лишнего, чтобы пыль не собиралась!
Мелехов любил мужскую небольшую компанию. Он не превратился в бирюка. Интересовался политикой, вступал в споры с секретарем рескома компартии, обвиняя того в малой активности.
Время шло и потихонечку убирало знакомых и родных. Все чаще ему приходилось видеть в гробу дорогие ему лица.
Генерал никогда не подходил вплотную к гробу, в котором лежало тело дорогого ему человека. Он прощался с ним строго по-уставному, став по стойке смирно, затем, сняв с головы фуражку, отвешивал глубокий поклон. Губы его не двигались, в глазах не было видно слез, но заметно на скулах его ходили желваки. Я, видевший это, полагаю, что скорбь его была так велика, что кощунственными были бы слова обычного прощания, к которому так все привыкли. Слово – только звук, не всегда в деталях и по глубине соответствующий мыслям. И это хорошо, за долгие годы жизни, осознал и усвоил этот человек. Я, пишущий эти строки, за многие годы профессиональной деятельности привыкший к мертвым телам, глубоко понимал генерала. Безлики тебе мертвые, которых при жизни ты не знал, смерть изменяет выражение лица каждого, оно уже мертвое, строгое, застывшее и трудно узнаваемое.Кто скажет из вас, живущих, что вы присутствовали многократно в момент приближения смерти, видели умоляющие глаза умирающего и слышали, как к вам несется стонущий возглас: «Спаси!». Я уверяю вас, что слыша умоляющий крик и, понимая бессилие свое, вы слышите протест души своей, таковой, который вы не забудете никогда, если обладаете хоть крупицей человеческого сознания и порядочности. И это тогда, когда вы абсолютно ничего не знаете об умирающем. Ибо в преддверии вечности человек наконец-то начинает понимать тщетность всего мирского. И ты не судья, ибо даже в жизни умирающего, что понял ты? А сколько видел этот человек, дослужившийся до такого высокого звания, смертей? Сколько изувеченных, еще трепещущих в борьбе за жизнь, исковерканных тел? А ведь это были живые люди, с которыми он ежедневно общался, которыми командовал, и которые исполняли его приказы. Многие из них, как с близким единственным человеком, беседовали и поверяли свои тайны. Это были люди ни по возрасту своему, ни по состоянию здоровья не подвластные естественной смерти, все они приняли смерть насильственную, зависящую подчас от человека, либо подверженного расстройству ума или не обладающего даже скромными крупицами ума. Смерть, сопровождающаяся криками боли, стонами; видом обширных обезображивающих ран … и кровью. И еще, ведь эти смерти не единичные, а ежедневные и множественные. Только человек, видевший смерть в таком объеме, познает значение жизни и любит ее настолько крепко и сильно, что жизнь свою посвящает служению ей. И, уйдя в запас, оставаясь в одиночестве, подходит к грифельной доске и производит сложнейшие математические расчеты , вычерчивая на кальке и больших кусках ватмана кардиоиды и синусоиды, рассчитывая направление движения запущенных с поверхности Земли ракет. Кто-то мог бы рассматривать все это как причуды старика, одной ногой уже стоящего на пороге смерти, не понимая того, что генерал-лейтенант не находился в отставке, а как принято считать молодым, он служил Родине, находясь в запасе, и понимая, как сложно найти молодого человека, который бы сразу понял все премудрости службы ПВО и космонавтики. А это означало только одно - в каком бы возрасте не находился этот генерал, он был готов к исполнению сложной в техническом отношении воинской службе. Он всегда был готов к защите от врага воздушного пространства той Родины, которой он присягал служить, А присягу, как я понимаю, можно принимать только один раз в своей жизни..
Он крепился, как мог, не подавая виду, что сердце его потихоньку начинает сдавать. Как это несправедливо – обладать светлой, прекрасно мыслящей головой и стареющим, дряхлеющим на своих же глазах телом. Вначале он установил в своей квартире в Симферополе. спортивные снаряды, работал на них ежедневно, делал стойку на руках.
Но тело жаждало покоя - и он уступал его желаниям. Вначале это касалось продолжительности сна, потом замене ледяной воды, которой привык обливаться по утрам, теплой. Осуждать его за такие слабости невозможно. Он и так, по сравнению со сверстниками выглядел намного стройнее и подвижнее. А сердцу все труднее и труднее стало гонять кровь. Вот и ноги стали мерзнуть при высокой относительно температуре воздуха в квартире. Вот уже на них появились и отеки. Он старался не прибегать к сильно действующим сердечным средствам, обращаясь за советами к своим близким, служивших богу Эскулапу. Но те, не сделав необходимых исследований и незнающих истинного положения дел, назначали средства помогающие, безобидные, но и малоэффективные. Ограничивался генерал главным образом «сердечными» каплями разного состава.
Душа его оставалась молодой, ей надоело ютиться в стареющем теле. Ей хотелось простора великого, бескрайнего. Генерал чувствовал веления своей души и, понимая, что уже не в силах удержать душу, умолк. Теперь он отвечал на вопросы близких кратко.
Попросту говоря, он не хотел, чтобы говорили о нем и для него. Он прежде редко и мало писал. Письма его были похожи по содержанию на телеграммы, посылаемые человеком, сильно нуждающимся в денежных средствах – мало слов и только значимые…
Но в общении с друзьями он оставался словоохотливым. Готов был говорить на многие темы, возможно, только за исключением войны. Теперь же он отвечал односложно, или игнорировал вопросы, обращаемые к нему. Словоблудие на пороге вечного, непознаваемого нетерпимо, и генерал-лейтенант Мелехов Виктор Михайлович замолк. Он чувствовал, что умирает. И его страстно потянуло в Керчь. Никогда в жизни он так не хотел этого. Он всегда желал, чтобы после смерти его похоронили в этом приморском городе, из которого он юношей ушел на войну. Он хотел перед тем, как уйти навсегда из жизни, увидеть Керчь. Здесь находился самый близкий для него, оставшийся в живых человек, его родная сестра Сима Сухотина (Мелехова).. Увидеть бы ее и успеть бы попрощаться…Его усаживают с трудом в легковой автомобиль, обкладывают подушками, укрывают одеялом.. Ночь, мелькают огни встречных автомобилей. Он, закрыв глаза, сохраняет остатки жизненной энергии, так ему сейчас необходимой Ему введены сердечные, но действие их ограничено. Он чувствует, что уступает смерти - тяжкие толчки своего сердца становятся все реже. Машина начинает делать повороты , а это означает то, что он успел! Машина остановилась, он открыл глаза и увидел двери ведущие в подъезд дома, где живет сестра Последний тяжкий толчок сердца - и темень ночи врывается в его уходящее сознание.
Место упокоения
Когда вы посещаете храм Александро-Невской лавры, вас удивляет скромность захоронения одного из величайших полководцев прошлого – Александра Васильевича Суворова. Прямо на полу храма вы читаете надпись, короткую и ясную: «Здесь лежит Суворов».
Давно перестали полководцев хоронить в храмах божьих. Тело их принято предавать земле. Места отдельные отводят, называя воинскими кладбищами. Хотя ведаю, что основная масса воинов похоронена там, где они пали сражаясь да и могилы ничем не отмечены их.
Я нахожусь в помещении клуба Керченского торгового порта. Здесь в присутствии множества людей идет отпевание человека, отдавшего все годы своей сознательной жизни воинскому долгу – он служил Отечеству своему, которое называлось Союз Советских Социалистических республик. И это Отечество пользовалось глубокой любовью своих граждан и ненавистью тех, кто хотел владеть шестьюдесятью процентами мировых запасов всех видов полезных ископаемых земного шара.
Это сегодня своры лихоимцев всех мастей, дорвавшихся до власти, используют талант актеров, писателей, чтобы измазать историю прошлого, отклонив от себя и направив острие неприязни в сторону предков своих.
Лежит неподвижно генерал-лейтенант ракетных войск Мелехов Виктор Михайлович. Лицо его строго и даже, кажется, напряжено, словно видится ему то, что другим в это время недоступно.
Он считал себя атеистом, но знание законов небесной механики, так необходимой для ракетчика, пробило брешь в его отрицании божественного. И горит свеча в его неподвижной руке. Плывет и тает в воздухе запах ладана и несутся слова заупокойных молитв, произносимых старым священником, и звонкие слова речитатива двух молодых женщин-певчих вторят молитвам. Крестятся присутствующие, за исключением застывших неподвижно молодых солдат в почетном карауле. Затем тело генерала направится к месту вечного упокоения – на Керченское воинское кладбище.
Стоят у гроба сослуживцы. Старые друзья, как и он сам, генералы в запасе. Все они в штатской одежде. Только он одет по форме, но почему-то весь в цветах…
Прощаются с ним родные и близкие…
Звучит гимн Советского Союза. Трехкратный прощальный салют.
Придет время, уйдут и близкие генерала из жизни, и будет лежать он в земле своей, за которую сражался, став для многих незнакомым. Мало кто будет знать о том, во имя чего билось сердце этого волевого, непреклонного воина?»
Есть Великая страна, страна, дающая путевку в жизнь своим талантливым сыновьям, но утопающая в серости своих оценок их деяний!
Надеялся генерал на то, что возродиться Великое государство трудящихся! Об этом только и мечтал!
Я за то, чтобы и мечта, и надежда его сбылись!
Автор приносит глубокую благодарность сестре генерала – Сухотиной Серафиме Михайловне, сослуживцам и друзьям покойного, живущим в разных городах бывшего Советского Союза, за помощь в предоставлении мне необходимых материалов.
Автор благодарит Ткаченко Александра Дмитриевича, оказавшего помощь в публикации написанного.
Свидетельство о публикации №213022701015
Хочу выразить Вам глубокую благодарность за опубликование воспоминаний о достойнейшем человеке - Викторе Михайловиче Мелехове.
Так сложилось, что в судьбах нашей семьи он принял определенное, очень доброе участие.
В вашем очерке мало слов о его службе в Орджоникидзе.
На самом деле он был там начальником училища ПВО. Под его руководством училище было преобразовано из среднего командного в ввсшее. Это примерно как на базе техникума создать высшее учебное заведение.
Он сумел подобрать сильную команду офицеров-преподавателей, усовершенствовал материально-техническую базу образования. В сложный период национальных волнений предпринял все разумные действия к тому, чтобы ни один из его воспитанников-курсантов не пострадал. В то же время училище достойно выполнило миссию по охране гражданского населения.
Светлая память Виктору Михайловичу, а Вам от меня и нашей семьи низкий поклон.
Николай Одегов 08.12.2013 18:25 Заявить о нарушении