Евгений

Снег шел всю ночь. Ожидали люди, что мороз ослабнет. Ан, нет, к утру, он еще более усилился. Естественно, киевские морозы не сибирские. Но и одежда людей собравшихся на улице  напротив здания Верховной Рады не только не соответствовала сибирским меркам, но и вообще на зимнюю едва ли тянула.
Зачем собрались люди в такую рань, да еще в такую погоду, когда добрый хозяин свою худобу на улицу не гонит, в тепло прячет?
Руки лица посинели,
Ног не чувствуют они,
Да наверно сложно дело,
Коль пришли в такие дни.

Ведь на улице не лето,
А морозная зима,
Не дождалися ответа,
А беда на всех одна.

Когда-то существовало лубочное изображение крестьянина,  пашущего сохой землю Армячишко его весь в дырах и заплатах, грудь впалая, ногами, обутыми в лапти, в землю упирается. Лошаденка – кожа да кости.  А  за спиной крестьянина семеро, прекрасно одетых господ с огромною ложкой, одной на всех. И надпись для грамотных:
«Один с сошкой – семеро с ложкой»
Здесь под стенами украинского парламента, отделенные от него ограждением и сотрудниками милиции, собрались те, кого стали называть средним классом, что само по себе свидетельствовало о том, что на просторах бывшего  Советского Союза продолжало существовать классовое общество и должны были быть «верхний» и «нижний» классы.
Если бы художнику надо было бы создавать лубочную картину, ему бы вместо крестьянина следовало бы изобразить представителя среднего класса, а с большой ложкой олигархов и бомжей.
В сознании людей, выросших при Советском строе, не укладывалось такое деление на классы, но оно существовало и существует вне их сознания, все более четко отграничиваясь друг от друга.
Собрались здесь те, кто первыми дерзнули начать свое дело в условиях хаоса и распада, на свой страх и риск.
Сколько из них ушло из жизни смертью насильственной? Кто их считал в стране с уродливой правоохранительной системой, выпестовавшей тех, кого теперь называют «олигархами», и выбросившей за пределы жизни тех, кого называют презрительно «бомжами»
Здесь собрались те, кто уцелел в бойне, но ни одного здесь не было, кто бы не испытал на себе незаконных поборов. К незаконным они привыкли уже, о них вслух не говорили, понимая, что много есть у местной власти возможностей перекрыть горло их бизнесу.
Сколько бы можно было рассказать детективных историй на тему выживания среднего класса? Беда в том, что читать эти истории не станут в нашем обществе, привыкшем к грохоту выстрелов с экранов и потокам крови со страниц «художественных» произведений.
Собраться заставила верховная власть, у которой оказались огромные дыры в бюджете, и которая решила большую часть этих дыр залатать за счет среднего класса, вводя новые правила игры, регулирующего доступ кислорода в задыхающиеся от нехватки его в легких предпринимательской деятельности.
Здесь не было представителей крупного бизнеса, их интересы были надежно защищены властью, которую они сами в значительной степени контролировали,.
Сюда пришли защищающие свои права. Не могу сказать, что они знали хорошо о  своих правах до этого? Они привыкли к уже устоявшемуся «плохому» и боялись еще более худшего. Ведь не удалось никому, начиная с малого, добраться хотя бы до средины уверенности в силах и возможностях своих, хотя минуло уже двадцать лет, как была объявлена независимость Украины!!
Правила игры с предпринимателями постоянно менялись, как постоянно менялись и формы отчетности о деятельности предпринимателя.
«Где права? Где они, дающие возможность надеяться на лучшее?» - было написано на лицах собравшихся
Из глубин нашего общества пришла поговорка: «Прав, прав мужичек, - полезай в тюрьму!»
Значит, истина и прежде не обеспечивала права человека на свободу!  А право на  саму жизнь она хотя бы обеспечивала?..
Теоретически, всяк, появившийся на свет, должен иметь права. Право на жизнь и права на условия, ее определяющие. На деле, все права определяет то, что мы называем единым словом – «власть»

«Нет прав – всегда неправ!»
На «правых» нет управы!
У них особый путь и нрав,
Неправый и кровавый.

И два покорные раба:
Зовут их «Власть» и «Сила»,
Ослабла сила – власть слаба,
И взгляд на жизнь – унылый.

Окрепла власть – и сила рвет,
Ломая, подминая.
Все плачет, стонет и ревет –
А власть не замечает.
Не странно ли, люди создают власть и сами к ней приспосабливаются, прогибаясь под нее и заискивая перед ней, как собачонка, облизываясь и хвостом повиливая. Каждый, в одиночку,  необычайно умным кажется. А собравшись в толпу, тот, что прежде умным казался, похожим на идиота становится. Почему-то, постоянно, отрываясь от настоящего, мысли наши обращены в счастливое будущее, хотя понять бы давно нужно, что счастливого будущего быть не может, поскольку никто не пытается создать для этого необходимых условий. Ведь  не от Бога всякая власть приходит, как пытаются говорить некоторые Чаще, величиной глупости  нашей определяется она.
Наверно, в толике какой-то глупость нужна,
Мы с ней давно освоились вполне
Ведь все великое творится на земле
В соседстве с глупостью, натужно.

Все в будущем, сегодняшнего нет,
Границы между ними призрачны и тонки,
Надеждой за спиной оставлен слабый след,
А все, чего ты ждешь, всю жизнь за горизонтом.
И призываем, и взываем, начиная с детства, потомство свое: «Потерпи немного… Потерпи!»  и терпим, и конца нет терпению нашему! Бывает, конечно, что терпение кончается, озлобление, вызванное им, начинается, и растет, и, накопившись, злоба выплескивается наружу бунтом или революцией. Летят головы, и не только тех, против кого сама злоба направлена, но и слабых, беззащитных. Энергия злобы, исчерпав запасы, становится слабой, почти беспомощной. Общество затихает, погружаясь в раздумья: «А чего, собственно говоря,  добились?» Где та свобода, где та демократия, о которых мечтали?» И ответ всегда бывает один: «получили тиранию, завуалированную  или открытую, но всегда – тиранию! Открытость или скрытность, а также формы принуждения зависит от менталитета национального. Доброта – худшая из черт ментальности. Добрый по природе человек в море людских судеб кажется менее приспособленным и даже глупым, хотя может значительно превосходить окружающих возможностями ума. К уму необходим еще и жесткий характер, для которого слово «справедливость» является пустым звуком. Может ли добрый быть руководителем, вожаком?  Подумав мгновение, вы сами дадите отрицательный ответ. Кто награждает человека властным или добрым характерами? Бог ли? Само священное писание на сознательность и доброту опирается. Может родители? Может школа? А влияние улицы разве можно сбросить со счета? Не все так просто, оказывается, а потому и объяснения не всегда достигают цели.
Появляется на свет новый человек, возможно и с определенными чертами характера, напоминающие контуры, наброски «карандашом», переданными с генами по наследству (они и определяют ментальность), которые для проявления требуют определенных условий. Нужно поработать для их появления, отшлифовать. Когда они проявятся? При каких условиях?   И не следует обвинять общество в целом, если вдруг появится душевный урод! Определить не всегда можно, на каком отрезке времени уродство стало проявляться? Первым и самым ответственным являются годы младенчества. Кто более всего занят ребенком? Кто буквально прикован к нему?
Ответ един – мать!  Ее связь с ребенком продолжает действовать и тогда, когда сам ребенок становится взрослым. Значит, воспитанием матери определяется поведение будущего человека. Но любовь матери к чаду своему так велика, что она может потакать душевным слабостям его. В животном мире властвует целесообразность, определяющая выживание в борьбе за существование. Мать в нем, потакая слабостям своего творения, обрекает его на гибель. Житейская целесообразность подсказала многим особям, что легче выживать коллективом, используя особенности каждого для общего блага, приведшая к распределению обязанностей. В человеческом обществе, где коллективные действия стали основой жизни, может выживать урод, как физический, так и душевный. Только поэтому вольготно себя чувствуют люди с изуродованной психикой, которых в остальном живом мире искать не следует – они не выживают!
То, что мать, своей излишней опекой над малышом, уродует его, замечают даже дети, называя такого – «мамин» или «мамина».
«Мамина дочка» и «мамин сынок» -
Определения метки!
Уровень пользы от них невысок-
Знали об этом и предки.

Вовремя нужно отнять от соска,
Пусть грубую лопает пищу
Готовить для боя, бега, броска
Богатство и славу пусть ищет
И зная, старались ослабить влияние матери на малыша, определяя ему иных воспитателей. Чтобы вырастить бесстрашного воина, мальчика в пятилетнем возрасте отрывали от матери, помещая в общество мужчин, где господствовали грубость и сила. Втолковывались малышу понятия о мужском достоинстве и чести, культивировалось презрение к боли и смерти.
Человеческое общество прогрессировало, от холодного оружия переходило к огнестрельному. Теперь можно было убить противника, не подходя на расстояние руки. Это могли сделать теперь и дети, и женщины. Силе пришлось отойти в сторону и не только в боевых сражениях. Технический прогресс уменьшал ее значимость. Менялось и морально общество. В нем происходили, видимые следы феминизации. К этому приводили еще и войны, приносящие огромные потери мужской части населения, причем гибли в первую очередь самые бесстрашные, самые сильные. И к власти приходили не самые выдающиеся. На силу такой властитель не всегда мог рассчитывать. Нужно было создать свод законов (право), который бы  гарантировал бы властные институты от общественных потрясений.
Объем прав каждого и был определителем возможностей. А объем прав зависел от величины материальных благ, обладателем которых был человек. Чем больше благ, тем менее зависел человек от свода правил и прав.
А материальные блага получались двумя путями: разбоем и предпринимательством. Разбой бывал на местном уровне и на общем, когда ему присваивался ранг войны.
А для предпринимательства нужны были труд физический и труд умственный. Даже примитивные знания должны были иметь прикладной характер.
Если бы вы имели возможность заглянуть в учебники по арифметике прошлого, то эта особенность встречалась на каждом шагу. Задачи дореволюционного времени и первых лет советской власти пестрели вопросами: сколько метров ткани вы купите за такую-то сумму, по какой цене следует продавать товар, чтобы не понести убыток? Учили элементарным правилам торговли, правилам организации труда. Учили не навязчиво, подготавливая юность к практицизму будущей жизни.
И ничего я не вижу дурного в лозунге: «Кто не работает, тот не ест!»
Время шло, характер условий задач в учебниках менялся. Речь шла об отвлеченных величинах. Возможно, поэтому никто из простых граждан СССР ничего не слышал о том, что должен существовать хотя бы закон о труде, определяющий стоимость труда неквалифицированного рабочего за час, перерасчет в условиях его интенсификации, внедрения новых технологий, затрат на интеллект и тому подобное
Люди расписывались в ведомостях о зарплате, даже не подозревая о том, что их постоянно обманывают.
Кто знал в Союзе, что существует в Москве организация, называемая – «Госкомтруд» и что попасть в него без пропуска рядовому труженику невозможно, стоящий у входа милиционер не пропустит.
Людям обещали райскую жизнь в будущем, не объясняя причин нехватки самого обыденного повседневного.
И, не исключаю того, что среди собравшихся у правительственных зданий людей, требующих изменений в налоговый кодекс, с экономическими знаниями не все блестяще было. А так как среди них было большинство лиц, занимающихся торговлей,  то лучше всего ими были усвоены правила обвеса, обсчета, пересортицы и другим правилам обмана покупателя. К этому их постоянно подталкивали те, кто обкладывал их всякого рода налогами и поборами
Я не осуждаю их в этом. Их ничему не учили, на них изначально надели «намордники» в виде поборов местных органов власти, начиная с мэрии, органов правосудия и кончая теми, кого стали называть рэкетирами.
Становление бизнеса происходило в условиях, пожалуй, незнакомых цивилизованному миру. Автор этого повествования видел собственными глазами, как в ночное время заливали канализационными нечистотами торговые точки упрямцев, не желающих отстегивать большую часть прибыли в карман, обладающих силой, крышуемых органами милиции.
Более упрямых наказывали физически, превращая в калек, а то и просто забиваемых до смерти.
Покоряться и платить – вот и все право предпринимателя.
И прежде была незащищенность, но она была завуалированной, теперь она была обнажена, прикрываясь «фиговым листком» в виде многочисленных правил. И это все на фоне ментальности славянской принимало самые уродливые формы.
Беда каждого человека, славянина по происхождению, заключается в том, что получив от Всевышнего множество замечательных качеств, он не получил одного, самого важного – законопослушания. Вспомните слова талантливого русского литератора А.К. Толстого –
«Земля вельми богата,
 порядка только нет!».   
                                                Кажется, более дисциплинированного народа, во всем склонного к порядку, чем немцы, во всем мире не найти. И все же, даже среди них находились правители недовольные предшествующими ему порядками, и начинали устанавливать новый порядок. Вспомните Адольфа Гитлера и его «Neue Ordnung». Успели ли немцы усвоить сами  новый порядок? Едва ли, времени было недостаточно. Кстати, времени деятельным натурам всегда не  хватало!
Установить порядок на той территории, где проживали восточные славяне, делом оказалось для всех неподъемным, не только для Гитлера! То ли народ был бесшабашным, то ли государи не ведали, какой порядок ему был нужен, во всяком случае, из задумок на российской земле ничего путного не выходило. Пытались копировать чужие порядки. Вот и славный государь, первый император Российский Петр Алексеевич решил изменить порядки на Руси. Удалось ему одеть горожан в короткие и узкие штаны и кафтаны заменить на камзолы. А непокорными, склонными к воровству, его придворные, как были, такими и остались. И дубинка тяжелая перевоспитать их не могла.
Впрочем, забегая вперед, следует сказать,  при советской власти мало, что изменилось. Правда, масштабы воровства  стали скромнее, да и взятки объемом стали невелики. И тому объяснение было:  из мизерной зарплаты советского трудящегося многого не извлечешь, не было оснований у нее разбухать. Если склонность к тому появлялось, тут же проводилась в государстве денежная реформа. Сравните рубль советский по сроку жизни с возрастом американского доллара…  Бедность – естественно, не порок! Она стала наряду с глупостью – критериями положительных черт человеческих. Добрые бедняки и дураки главными героями сказок стали.

Все равны, все бедны, что поделать?
Создается невиданный строй!
Что ни день, то борьба и победа,
Хоть и ходим с пустою  сумой.

Мы не верим ни в черта, ни в Бога,
Хотя все пребываем в аду.
И задач нерешенных так много
Из беды попадаем в беду.

Мы богатых из были изгнали,
В трудовых лагерях - «кулаки»
И героями нашими стали
Только нищие и дураки!
Но к такому положению мы еще должны были придти. Еще кидались государи наши российские позднее догонять Европу, поскольку заметно отстали. Реформы всякие стали проводить. Но реформы эти мало коснулись быта основной массы населения. Она как была сермяжной, бродящей, словно тесто в квашне, то такой и осталась.
Государи российские после Петра Великого за образец взяли не немецкий порядок, а французский. Может потому, что по одежде трудно было определить общественное положение человека. Различие между дворянами и простым людом лучше всего было заметно во Франции
Придворные стали говорить по-французски, внешне превратившись в иноземцев, оставаясь внутри такими же, какими были во времена Ивана Грозного. Оттенки внешней воспитанности породили две  разновидности: «комиль фо» и «комиль не фо па» По-русски это означало – хорошего и дурного тона.
Это различие быстро стиралось, когда русский дворянин до водки добирался. А отучить русского человека от спиртного зелья никому и никогда не удавалось.
Впрочем, мне приходилось не раз видеть, как напиваются финны, прибывая в северную столицу нашего государства. От русского финна можно было отличить только по языку, да еще потому, что пересекать государственную границу, он не мог в объятиях бутылки.
Государю Российскому Александру Александровичу удалось изменить образ жизни России, вновь вернувшись к немецкому и английскому образцам. И Россия начала наверстывать упущенное. Догнала бы и Европу, и Америку, да вот – революционность народная подвела. Она отменила сословия. Появились классы: рабочий и крестьянский, а между ними прослойка – интеллигенция.  Сделала ли она общество однородным, если  были и классы, да еще и прослойка между ними?.. 
Общество людей никогда не было однородным. Были люди голубых кровей, были люди черной кости, были благородные и были «подлые», были порядочные и непорядочные. В период времени, пришедший на тринадцатый год ото дня Победы все еще продолжали существовать порядочные и непорядочные.
К примеру, дочь объявляла матери, что она выходит замуж. Мать сокрушенно, покачивая головой, и придав голосу минорный оттенок, говорила: «Чего ты  так торопишься, выходя за непутевого… Подождала б, гляди, и порядочный мужчина бы нашелся!» А ведала ли мать о критериях, делящих людей на два подвида?
Четкой границы между ними не было,  порядочному легко было превратиться в непорядочного  Я предлагаю ознакомиться с теми, кто застрял где-то посредине, и, к тому же, почему-то на долгое время.
И так, в семье почти непорядочного, или почти порядочного человека (все зависит от того, с какой стороны отсчет начинать) появился пока еще непутевый по нраву и поведению мальчишка. Событие в семье было давно ожидаемое, о чем свидетельствовало «детское приданое», припасенное для такого случая. Как быть, если нет «приданого»?  Во что тогда завернуть малыша, во что его одеть и куда поместить? Приданое - это вещь непростая. Нужно было еще поискать, оно на прилавках магазинов не валялось! Государственная же помощь определялась только одним приятным фактом - созданием бюрократического документа, называемого «свидетельством о рождении» По праву рождения всякий младенец являлся непорядочным уже потому, что не желал воспринимать безропотно законы человеческого общества, поскольку многие из них были неподвластными здравому уму.  Младенец был пока еще чист и непорочен, пороки ему привьют позднее! Не мог он в силу того же разума понять саму сущность слова «порядочный»? Тот, кто первым ввел его в обиход, полагал, что его следует использовать для обозначения людей, для которых порядок важен во всем. Но, что поделать, если в стране,  в которой следовало использовать слово это, никогда и ни при ком порядка в жизни не отмечалось. Бунты, восстания, войны и, наконец, все порядки сокрушающая, ставящая их с ног на голову, революция, не считая  иных, мелких, но по характеру своему, непременно, злых деяний, должны были обязательно оставить след свой на тех, кому «посчастливилось» назвать землю, на которой они посмели появиться на свет, родиной. Поскольку говорят, что устами младенцев глаголет истина, то следует безоговорочно согласиться с тем, что в мире нет порядка, ибо свое рождение младенец, всякий раз, сопровождает громким криком возмущения. Впрочем, и позднее, он к этому виду протеста возвращается не раз. Матери  приходится, в таком случае, затыкать его беззубый рот своей грудью. Получив ее, ребенок, успокаивался и, насытившись, отваливался.. Отсюда вывод, средством успокоения при любом непорядке является кормежка до отвала   
«Порядочные», т.е. те, для которых порядок не существовал, которых правильнее следовало бы называть «надпорядочными», силой, условно ими созданных законов порядка, удерживали в повиновении непорядочных, отлавливая самых непокорных и помещая их в смирительные заведения, какое бы успокоительное название те  не носили. Странно,  у появившегося на свет мальчишки, избранного мною, главным героем повествования, была родовая кличка Смирный.  Еще более странно то, что родителями  избрано было имя ему «Евгений», означающее – «священный»
Что говорить о самом порядке, если начинающему более непорядочному, изначально даны такие фамилия и имя?  Не порядок -  вот и все!
По мере увеличения роста и веса, Смирному, естественно, не в полном объеме, предоставлялась возможность знакомиться со всем его окружающим миром. Вначале в ход были пущены глаза и рот: глазами, чтобы увидеть сам предмет, рот, чтобы его исследовать. Родители, не обосновывая эти физиологические функции дитяти, покупали яркие игрушки, полагая, что они крайне необходимы для его развития. Ребенок тянулся ручками к предмету, не особенно фиксируя глаз своих на нем, тянул в рот и, убедившись, что тот несъедобен, отбрасывал  прочь. Впрочем, правды ради, следует сказать о том, что ребенка излишними игрушками не баловали, скромная зарплата не позволяла
Не вмешивайся родители и иные двуногие взрослые, ребенок следовал бы самому порядку, установленному Всевышним, именуемым большинством невежд словом «Природа», хотя сама природа является следствием, а не причиной. Ребенку все навязывалось. Правда, иногда, действия родителей соответствовали потребностям ребенка, и Евгений принимал их благосклонно, открывая широкий, чуть ли не до ушей свой рот, и показывая при этом несколько зубов. Слюна от удовольствия обильно стекала  по подбородку, увлажняя короткий фартук, живота не достигающий, получивший соответствующее название – «слюнявчик». Глаза ребенка сияли от радости великой и он начинал беспорядочно двигать ножками и ручками, словно, пытаясь всеми четырьмя конечностями разом охватить весь мир.
Если ребенку действия родителей чем-то не нравились, он вначале просто хныкал, посматривая, какими станут решения родителей. Если решения не соответствовали его желаниям, он оглашал пространство криками неудовольствия. В таком случае, родители либо брали его на руки, успокаивая ласковыми  словами, либо шлепали по мягким частям тела, консистенцией своей напоминающими яйца, сваренные всмятку. Время шло, и все чаще использовался второй метод воспитания. Несмотря на испытываемую боль, ребенок не мог отказаться от способа выражения своих чувств. Это было за пределами его детских возможностей. Время идет, и ребенок из горизонтального положения все чаще и чаще переходит в вертикальное. Правда, слишком частое приземление на ягодицы, приучает его к осторожности, убеждая в той истине, что осторожность еще никогда и никому не приносила беды.
Мир велик и в чем-то даже познаваем. Величина мира, как и познаваемость, естественно, относительны. Но с чего-то начинать следует?
Вот и Евгений, еще неуверенно пользуясь нижними конечностями, приступает к исследованию комнаты. Матери пришлось скатерть, покрывавшую прежде стол, убрать, поскольку чадо, потянув ее на себя, сталкивало на пол все, что находилось на столе, не разбирая степени ценности предметов и опасности их для здоровья
Наступило время, когда квартира, как арена исследования, перестала интересовать  мальчика, и  он вышел на простор сначала двора, а затем и улицы
В пору ту, движение на улицах города не отличалось особой интенсивностью И не обладала улица теми негативными характеристиками, которые появятся у нее значительно позднее. Поэтому волнения родителей по поводу влияния улицы на характер и поведение ребенка были относительно невысокими. Улица формирует характеры, идет притирка разных характеров. Евгений не стал лидером ватаги огольцов, но и покорности никогда и ни в чем не проявлял. Без ссадин и синяков дело, естественно, не обходилось. Без них самостоятельности и мужского достоинства не добиться.
Время продолжало шагать, и в сферу исследования, наконец, попал сам город, именуемый Керчью.
Город Керчь следовало бы считать необычным для исследователя, не только ребенка, по многим причинам. Побывать в ранге столицы не всякому, даже чрезвычайно крупному городу, удавалось. А Керчь была ею прежде, правда, называясь тогда не Керчью, а  Пантикапеем. Считаясь по численности населения относительно малым городом, Керчь посмела растянуться на сорок с лишним километров по крымскому берегу пролива, носящего в настоящее время тоже имя, что и сам город. Прежде он был и «Боспором» и «Русской рекой».Чего удивляться изменениям названия пролива, когда и сам город так часто менял свое название, что уже и забыл, как его называли в глубокой древности. Тот, кто полагает, что  самое древнее его название было «Пантикапей», и ошибаться может?.. Полагаю, не без оснований, что и до греков место расположения города пустым не было. Наличие питьевой воды, леса, плодородные земли не могли не обратить внимания на себя. Так что, тем, кто на глазок прикинул год, да еще месяц и день рождения города, нужно снять головной убор, стать на колени и долго молиться господину времени, прося у него прощения за свою беспардонность обращения с ним.
Скромность соответствуют возможностям, а возможности могут порождать наглость.
Поощряемая окружением, наглость может достигнуть величин огромных. Она уже не довольствуется словесными и даже письменными подтверждениями значимости своей, а требует видимого изображения, выполненных в камне или металле.
А от живых требует почтительности – вставания при их появлении! Хорошо, что еще не земных поклонов!...
Ах, до чего ж приятно,
Когда почтительны с тобой.
Одеты все по форме и опрятны,
Тела изогнуты почтительной дугой.

И в пол обращены их взоры.
А к обращенью, как с скотом,
И к мату все привыкнут скоро.
Их можно постегать кнутом1
Говорят, что рыба ищет, где глубже, а человек – где легче. И это – правда. А,  коли так, то не мог человек древности пройти мимо благодатного места, чтобы не создать здесь поселения, даже если для этого следовало обнажить оружие против тех, кто успел до этого занять его.
Прокормить людей могла здесь не только земля, но и воды пролива, кишевшего рыбой, в том числе и такой, которая предпочитает воду пресную. Если воды Азовского моря, опресненные Доном и Кубанью, позволяли при жизни нашей возможность использовать ее для приготовления на ней пищи, то следует подумать над вопросом, а каковыми они были тогда, когда в Керченский пролив непосредственно вливала в те времена могучая река Кубань, или как там ее тогда называли?  Рыбы не только жителям города хватало на пропитание во все времена года, но от щедрот природы местной и греческие  города, далеко на Пелопоннесе обосновавшиеся, в том числе и Афины, лакомились боспорской осетриной, выловленной в водах пролива. О городах, избравших для себя берега водного пространства, принято говорить, что они раскинулись. Такой глагол для Керчи не подходить. Раскинуться – означает довольство, покой и негу. Покоя и неги городу как раз всегда и не доставало. Недаром он так часто менял свои названия, в угоду завоевателей, недаром и разноплеменным он был. Лучше всего подходит глагол – приютился. Да и приютился-то город необычно, разбросав части свои в значительном удалении  друг от друга, но с обязательным условием – видом на воды пролива красуясь. И понять людей прошлого можно, не хотелось людям уходит туда, где и трудности с питьевой водой начинались, туда, где краски выгоревшей на солнце степи, взгляд  радовать ну, никак не могли. Уберите море от города, во что он превратиться тогда? Во что-то продуваемое, прожигаемое и невероятно пыльное! Каждая часть была самостоятельной, со  статусом города, местной знатью управляемой. Потом они самостоятельность свою потеряют, когда сил сражаться за самостоятельность не хватит, и потянутся они  под защиту самой крупной из них, завоевавшей себе статус титульного города. Прежние города с непривычными для славянского слуха названиями, – Нимфей, Тиритака, Мирмекий и другие, - исчезнут. И если наступит время возрождения, то только для того, чтобы им было позволено называться поселками. Скажем, поселок Старый Карантин, название свое получил от того, что здесь проходили карантин, призванные проходить воинскую службу в крепости, построенной генералом Тотлебеным, Героем Первой Севастопольской обороны. Тот, в котором родился герой моего повествования, назывался поселком «Войково». Возник поселок при металлургическом заводе, до революции называемым «Брянским. Поселок разрастался, по мере роста завода, казенное строительство не успевало строить жилища для рабочих, пришлось тем самим взяться за строительство. Появились изломанные улицы и переулки, так и называемые  - «Первый Самострой», «Второй Самострой». Советская власть, искореняя все прошлое, не могла оставить дореволюционные названия, улицы получили новые названия - фамилии революционеров. Весь поселок при  заводе был назван в честь революционера Петра Лазаревича Войкова, с тех пор он его имя и носит. Вот только, спросив жителей этого района, кто такой Войков, едва ли получишь правильный ответ. А все потому, что вытолкнут был Петр Войков  чревом города Керчи еще  в царское время. Уважаемый преподаватель духовного училища Лазарь Войков породил сына, заразившегося революционными  идеями. Мал город Керчь был, далеко от столиц находился, а самых буйных смутьянов рождал. Кроме Войкова, был тут еще один, за чрезмерное буйство казненный.Подумать только, осмелился руку поднять на помазанника Божьего! Того Андреем Желябовым  звали. Удостоился Андрей по смерти чести до того неслыханной: одну из школ его именем назвали, да улицу захолустную Но вот чести такой, чтобы его имя поселок носил заслуг Желябову не хватило. Иное дело, Петр Войков! Этот к истреблению семьи последнего императора Романова Николая Александровича руку сам приложил. Мало того, похвалялся при жизни тем, что собственноручно отрезал палец у мертвой императрицы Александры Федоровны, чтобы снять с него перстень дорогой. Он же и кислоту, чтобы трупы убиенных уничтожить, доставал. Одним словом, должен был действиями своими обратить на себя особое внимание. Может, это и послужило причиной его гибели в Варшаве, куда он полпредом Советской власти направлен был. Не знал об этом Евгений Смирный, разглядывая памятник Петру Лазаревичу, стоящему на улице, носящей его имя. Имя славного революционера было присвоено и Керченскому металлургическому заводу. Властям Крыма показалось недостаточным увековечивание славного революционера. Нашли они еще один эпизод из славных деяний Войкова, когда тот, будучи молодым, участвовал в покушении на жизнь Ялтинского градоначальника  Думбадзе… С того времени и началась славная революционная деятельность молодого керчанина. Пришлось бежать заграницу. Там и состоялось личное знакомство меньшевика Войкова с вождем революции  Лениным. Приглянулся Петр Владимиру Ильичу, в рост пошел. Основным полем революционной деятельности стал Урал, Екатерининская губерния. Странным, однако, кажется то, что  на Урале имя Войкова не  зазвучало гордо, торжественно и громко?
Спроси мы, у героя нашего повествования, о том времени, когда уличное воспитание его достигло кульминации, он едва ли назовет не только дату, но и год. Улица не выдавала документов об образовании, хотя след значительный после себя оставляла.
Улица дает ответы на многие вопросы, которые семья оставляет безответными, считая их нескромными. Многие из них были освещаемы в уличной, примитивной манере, и, наверное,  потому и легко усвояемые. Суждения и оценки пересмотру и обсуждению не  подлежали. Иерархия основывалась на возрасте и силе. Скажем, если, возглавляющий ватагу огольцов, сказал, что где-то в глубине горы Митридат стоит конная статуя царя Митридата, то, значит, так оно и было.
Впрочем, исторические изыскания Жеку Смирного тогда не интересовали. Он в летний период времени, отправляясь на местный пляж, ежедневно попирал ногами  покоящиеся в земле останки древнего города Мирмекия, не задумываясь о важности исторического прошлого места, где он проживал. Естественно, не большее изумление вызывал и Царский курган – одно из сохранившегося  значимого великого прошлого древности.
Более важными были температура воздуха и морской воды. Мирмекий располагался на возвышении. Для того, чтобы попасть в удобную, прикрытую от северных ветров мысом, гавань, нужно спуститься вниз. Теперь эта гавань служила пляжем для жителей. Она стала чересчур мелкой, с просвечивающимся сквозь толщу воды мелким золотистым песком. Непогоду можно было ощущать только при южных ветрах, не особенно жалующих крымский берег пролива.  Обогнув мыс, глазам представлялась каменная арка, поднимающаяся со дна морского. Чувствовалось, что скоро ее средняя часть рухнет и двум каменным частям придется, рассекая струи морской воды, отправиться в плаванье, оставаясь на месте, и родив еще одну легенду Восточного Крыма. Придет время, и Жека Смирный не раз будет прилипать к каменной громаде, руками цепляясь за ее неровности, а ногами свободно двигая в воде. Пока он был мал, это было невозможно, но фантастические желания не оставляли его
Нет родителя, которому не хотелось, чтобы чадо его было не только разумным, но и счастливым. Последнее видится каждому по своему, от того и люди несчастливые, что счастье общее делят на кусочки разной величины. В дележ обязательно вмешивается  госпожа удача, она предоставляет человеку условия, иной раз сопряженные с риском для жизни. Чтобы степень риска уменьшить, следует учиться.
Наступило время и для Жека Смирного отправиться в школу. Она была тут же в поселке, под номером семнадцать и носило имя погибшей в Великой Отечественной войне летчицы Веры Белик.
Первое сентября, начало года в Старой Руси, доставшееся в наследство только детям. На площадке перед школой выстроились учащиеся. Самыми важными в этот день были первоклассники. Они представляли собой однородную массу, различающуюся только половой принадлежностью одежды, но обязательно единой для представителей одного пола. Для девочек коричневые платья, с наглухо закрывающимся воротничком  на шее, Платье до колен,  спереди прикрывалось фартуком, черного и белого цвета, в зависимости от праздничного и трудового процесса. Мальчишки в суконных костюмах серого, мышиного цвета. Одним словом, детство, запрятанное. в безотрадного цвета оболочки. И это – был порядок!  Одел что-то лишнее, прицепил блестящее, оживляющее серую будничность существования – не порядок! Улица приветствовала все экстравагантное, но оно преследовалось «порядочными», осуждалось, и не только словесно. Школьнику было позволено размять и тело, и душу только на перемене. Любо-дорого было видеть сцены  школьного раскрепощения, когда из школьных дверей вначале вылетали  сумки и портфели, а вслед за ними, с воплями, напоминающими  клич ирокезов, вышедшими на тропу войны, выбегали владельцы сумок и портфелей. И не было силы в данный момент, чтобы унять рвущуюся к свободе детскую душу, с подвластным ей телом.
когда из школьных дверей вначале вылетали  сумки и портфели, а вслед за ними, с воплями, напоминающими  клич ирокезов, вышедшими на тропу войны, выбегали владельцы сумок и портфелей. И не было силы в данный момент, чтобы унять рвущуюся к свободе детскую душу, с подвластным ей телом.
Учителя в сознании учащихся делились на добрых и злых, промежуток составляли – строгие.
В царское время звание учителя высоко котировалось, учителями становились по зову души. Россия была малограмотной, на селе – большинство жителей вовсе  читать не умело. В СССР потребность в учителях резко возросла, параметры требований к учителю значительно снизились и уважением прежним он уже не пользовался. И  страха ученика перед учителем ученик не испытывал, поскольку была отменена в школе система телесных наказаний. Во времена сталинского правления  действовала система наказаний в виде исключения из школы: на неделю, месяц, на год, в зависимости от серьезности проступка. И такой вид наказаний повергал учащихся в ужас, значительно уменьшая шансы на получение достойного образования. По шкале заработной платы «образованные» получали значительно больше, чем рабочие, исключая, естественно, высококвалифицированных. Тяга к образованию была велика. До войны уже семилетнее образование становилось престижным. После войны  требования в грамотных людях еще более возросли, война выбила значительный слой грамотных людей. Требовалось срочно залатать эту брешь. Естественно, качество образования значительно снизилось. Исчезли названия предметов до войны имевших место в школьном расписании: геология, минералогия, логика, бывшие обязательными для десятиклассника. Об этом школьники во времена Хрущева, Брежнева, и более позднего не знали. Учились по тем программам, которые спускало министерство образования. Насаждавшееся Сталиным обучение в республиках Советского Союза на языке титульной нации исчезло. Заметно выросло преимущество обучения на русском языке, и не только потому, что оно было более качественным, а потому, что позволяло легко обучаться в высших учебных заведениях Москвы, Ленинграда и других крупных научных центров.
Так, что современные украинские националисты, не зная истории, напрасно ругают Сталина. Он значительно более других сделал многое для развития украинизма. Это при нем окончательно исчезло из употребления слово - «малороссиянин» Вся деловая документация велась только на украинском языке, число русскоязычных школ сократилось до минимума
Проклятием для образования стало введение обязательного среднего школьного образования. Поговаривали и об обязательном высшем обязательном. К этому подталкивало заявление Хрущева о том, что граждане СССР при жизни его станут жить в коммунистическом обществе.
Ну, не мог коммунизм быть малообразованным. И пошло-поехало. Забыли властные  дяди, что люди так уж и устроены, что обладают различными особенностями восприятия и усвоения. Что необходимейшим условием является дифференциация.
Вовсю зазвучал лозунг: «Нет плохих учеников, есть – плохие учителя!» Естественно, чтобы не быть плохими, учителя  повысили показатели, ставя положительные оценки там, где оценка должна была быть равная нулю.
Всеобуч заставил учителей школы бегать по домам, выискивая тех, кто должен был по возрасту ходить в школу. И опять без критериев отбора. Общество по показателям быстро двинулось вперед, ну, естественно, соответствующим должно было стать и качество его. Имея на руках аттестаты о среднем образовании, масса абитуриентов стала осаждать приемные высших учебных заведений. Приходили они не одни, а в сопровождении свиты родных. Были пущены в ход все связи, денежные средства.
Заставили и руководителей учреждений иметь высшее образование. Легче всего было получить образование юристов и учителей. И не удивительно, что все партийные секретари стали юристами и учителями.
О качестве высшего образования не приходилось и говорить. Выпускник ВУЗа  стал значительно уступать квалифицированному рабочему не только в практических навыках. Инженерные должности перестали быть престижными.
Обучение в техникумах оказалось более значимым в системе образования, поскольку в них значительное время уделялось практике.
Вот почему Евгений Смирный решил поступить в Керченский металлургический техникум. К тому же, это не требовало перемены места проживания и связанных с этим расходами. Родители Смирного продолжали жить на скромную зарплату, не позволяющую баловать сына. 
Почему-то  учебный процесс стремился к расширению за счет появления новых предметов. И было бы совсем неплохо, если бы они вели к прогрессу. А так… Инициатива пресекалась самой системой усреднения. От системы Макаренко переходили к системе Сухомлинского. В первом случае требовалась инициатива учащегося, во втором – все стало зависеть от характера педагога. Недаром звучали, как лозунг, слова Сухомлинского: «Всего себя отдаю детям! Кажется, детям это не требовалось?..  В общем образовании появились невосполнимые пробелы. Взрослых это толкало к липовым показателям успеваемости, детей в подворотню!. Подворотня – побеждала! Там было намного интереснее, там была кипучая жизнь, пусть и вывернутая наизнанку. Кто-то ее усвоил настолько, что все остальное ушло, уплыло, убралось!
Кажется, человечество, постоянно технически прогрессируя, мало коснулось того, что называется воспитанием. Наверное потому, что каждый считает знатоком этого процесса..
В этом отношении воспитание похоже на здоровье. Попробуйте пожаловаться на недуг, находясь в кругу лиц знакомых и незнакомых, - тут же получите кучу самых полезных советов, проверенных «на себе» и к тому же невероятно эффективных. Вот только спешить следовать совету не нужно, поскольку советы легко раздаются невеждами. Кстати, среди невежд немало дипломированных «специалистов» Не следует забывать о том, что диплом может быть приобретен за деньги. Особенно много  дипломированных идиотов появляется в смутное время. В «независимой Украине» докторов наук и академиков стало больше, чем во всей Западной Европе.
Ученым можешь ты не быть,
Но «академиком» обязан,
Были бы деньги, а добыть
Дипломов кучу можно разом
Ну, не сложней, чем слопать грушу
Или мороженое съесть
Тщеславие потешить, душу,
В грязь замарав при этом честь.
Грязна и душа, и та часть ее, что честью зарвется, но внешне не видимо это. Зато, как радостно видеть рядом с фамилией не слишком длинное, но такое веское слово, ну, скажем – «доктор социологических наук»
Время незаметно подступило,
Никуда не спрятаться, не деться,
Тело наливалось зрелой силой,
Но куда-то уходило детство.

То ушло, что составляло суть,
Появились новые желанья,
Может огорченья принесут,
Но к девчонке тянет на  свидание.

Лучше, красивее ее нет,
Хорошо, когда с тобою рядом,
Расцвела она, как маков цвет,
Так к лицу идут ее наряды.

Пришла любовь и к Смирному и привела его и девушку к семейному союзу. А семья, это семья – расходов требует.
Деньги на деревьях не растут,
Только в сказках открывают клады.
В песнях и стихах прославлен труд,
Но зарплате за него не рады.

Молодым дорога  вдаль и ширь,
Жизнь в палатках  на Великих стройках,
Казахстан, Восточная Сибирь
«Длинный рубль» - страданий только сколько?..

Романтизм… А рядом топи, гнус
Пухнут  на руках, ногах суставы…
И не гордость мной владеет, грусть:
Сколько жизней за туннель сквозь скалы?..

К счастью, в натуре Евгения голый практицизм преобладал над романтикой. Душу его не волновали описания собраний комсомольцев у ночного костра, поющих песни под гитару. Он хорошо ознакомился с тяжелым физическим трудом, ворочая лопатой  и укладывая бетон. Тяжкая физическая усталость, желание лечь, раскинув в стороны руки и ноги, да уснуть.. Никакая песнь под гитару усталости не снимет.
Ума хватало понимать, что романтикой юности не заменить желания просто по-человечески  жить. Уже многие в приморском  городе понимали, что-то неладное происходит в стране. Красивые слова заменяли дело.
До чего же прекрасны для слуха нашего летучие фразы: «Бытие определяет сознание», «экономика должна быть экономной», «маэмо тэ, щё маэмо», «думали, как лучше, а получилось, как всегда»!
Слушая их сразу представляешь себе «величие ума» произносивших их…
За этими фразами стоят события, потрясающие мир и коверкающие судьбы человеческие, поскольку перестроили его социальную сущность, его психологически уродовали.
Первая фраза крылатая вполне укладывалась в житейское понятие: «По дорожке распростирай ножки»» Она же соответствовала понятию: каков доход, такой – расход
К такой простой экономической формуле давно привык и люд российский. «Не поработаешь, не поешь!»  Беднота могла, как всякое «горе-злосчастие», настигнуть человека в одночасье. Ну, скажем, что пожаром сожжено добро?  Сложно погорельцу вновь на  ноги стать. И рассматривалось такое событие, как кара небесная. Лошадь пала – вмешательство дьявола, наговор ведьмы!
Остальные случаи бедности рас сматривались, как результат  лени человеческой. Крестьянин всегда мог рассчитать доход свой
Отдал крестьянин десятину урожая государю, десятину – церкви, остальное его. Все зависело от величины урожая, а она, в свою очередь, от погоды и заботы рук.
Настали в жизни крестьянина, теперь ставшего называться «колхозником» такие времена, что и при большом урожае нельзя было рассчитывать на заработок большой. Выполнили план, сдавай сверх плана… А каковы размеры сверхплановой сдачи?..
Все теперь не так, как было встарь,
Что теперь погода, непогода?..
Говорит с трибуны – секретарь,
Чтоб внимали все ему народы.

Брови вверх взлетают, брови –вниз,
Что ни слово –  словоблудья комья:
«Потому тяжелой стала жизнь,
Что так плохо средства экономят!»…

Стороною обошел вопрос,
Почему войска Афганистане?
Почему суем повсюду нос?
Да сорить деньгами перестынем?

По трубе в Европу гоним нефть,
Почему станками не торгуем?
Почему куда ни посмотреть,
Все, что можно, тащим и воруем?
Сидят  «старейшины коммунистической партии», орденами и звездами Героев украшенные, при жизни своей называниями улиц, городов и иными видимыми и невидимыми знаками увековеченные, повернув лица в ту сторону, откуда идут слова доклада., не  слишком вслушиваясь в то, что говорит им «вожак»  племени «бессмертных»,  Одни не могут слышать потому, что различать слова трудно стало, а слуховой аппарат уже не помогает, хотя вид у них такой, словно какое слово генсека на вес золота ценится и не только ими улавливается, но и откладывается в сером веществе головного мозга.
Другие от усталости жизненной  с открытыми глазами спят (привычка выработанная за долгие годы сидения в президиумах  собраний и съездов),  о том, что жизнь еще не оставила их свидетельствуют  едва заметные движения щек и губ при дыхании.
Генсек, выступающий, тоже, наверное, заснул бы, если бы не вставная челюсть, норовившая выпрыгнуть наружу всякий раз, когда фраза труднопроизносимая попадалась в отпечатанном для него специально крупным шрифтом докладе. Скажем, произнести фразу «социалистические страны» стало для него настолько трудным, что всякий раз крупные капли пота на лбу появлялись. Как ни старался генсек его рот постоянно выдавливал: «Сосиски сраные».Правда, всякий раз товарищи по партии выручали, начиная громко аплодировать.  Бурные аплодисменты взбадривали его. Создавалось впечатление, что для него они выполняют роль активных стимуляторов..
Как ни странно, но говорить наши руководители, не в пример Сталину, который редко выступал и ораторским красноречием не славился, научились, говорили так долго, что уловить суть было сложно. Слава богу, издавалось тогда великое множество газет, и каждая на первой странице печатала доклад главы государства, затем еще долгое время к докладу печатались комментарии, носившие общую рубрику – «передовицы»
Самыми приятными моментами в жизни Леонида Ильича были торжества по поводу его награждения очередной звездой Героя. У него лицо становилось строгим, сам он становился подтянутым. Он медленно поворачивал головой из стороны в сторону только для того, чтобы товарищи по Политбюро, могли оценить каждый лично торжественность самой минуты вручения такой великой награды.
Вот только по размышлении, в душу забиралось неловкое чувство: «А за что все-таки награждают?»
Боевые ордена, звания Героя Советского Союза, в то время, когда Советский Союз не находился ни с кем в состоянии войны. Правда, наши соотечественники в немалом числе гибли в Анголе, Афганистане, но то не в счет – они же не воевали, а только исполняли свой «интернациональный долг».
Никто не задумывался над тем вопросом, а каковых финансовых средств это нам стоит? Хотя, не прибегая к калькулятору, можно сказать твердо, что день войны обходится в сотни  тысяч долларов, а возможно и миллионы.
Но мы еще  и другие расходы немалые несли, скажем материально поддерживая многочисленные коммунистические партии мира.
Может быть из-за этих трат немалых,  материальная жизнь нашего общества желала лучшего. Деревня  и мелкие города центральной России стали за продуктами ездить в Москву.
Моему герою смерть от голода не угрожала. Славный город Керчь был избалован мясными продуктами особенно курами и утками. Да и дешевой баранины было много, только почему-то она была преимущественно тощей, по 72 копейки за килограмм
А рыбы вылавливалось столько, что порою хамсу тоннами вываливали в м оре..
И все же, постоянно, общество испытывало дефицит чего-то нужного, часто он носил искусственный характер. Неуверенность в том, что покупаемое не станет завтра дефицитом, заставляла покупать все впрок. Мясом и птицей забивали холодильники и морозильные камеры. Пустыми они у нас никогда не были. Стиральные порошки импортные десятками пачек. Очереди стали обычным, характерным явлением.
«Стальной занавес», за которым, как говорили тогда, мы жили, во многих местах проржавел и народ мог не только слышать о том, как живут за рубежом, но и видеть эту жизнь своими глазами.
На прилавках наших магазинов появилась множество товаров импортного производства. И, если во времена Сталина, отечественные товары не уступали по качеству зарубежным, то теперь, многие наши товары прямо с конвейерной ленты завода, минуя прилавок,  шли на склад, а затем спустя некоторое время утилизировались Не помогла и борьба за качество, сопровождаемая присвоением знака качества в виде пятиугольника – чуть ли ни кабалистическая пентаграмма. И изрек тогда коммунистический вождь свою крылатую фразу, подхваченную товарищами по партии: «Экономика должна быть экономной»
О какой экономике могла идти речь, если на производстве  во время рабочего дня распивались спиртные напитки, если возникла целая каста людей, названная удобоваримым словом – «тунеядцы», .если студенческую молодежь во время занятий следовало разыскивать в кинотеатрах, а руководителей в ресторанах.
В высшие учебные заведения зачисляли по знакомству, по звонкам от важных персон, когда в приемных учебных заведений толпы родителей искали возможности, как и через кого устроить своих чад. Знания абитуриента решающей роли при этом уже не имели
Падала роль и значение профессии. И все это получило впоследствии общего названия – «застой»
Стало заметным наше техническое отставание от тех стран, которые прежде в ранге колоний ходили.
Зато везде пестрели лозунги: «Слава КПСС»  «Коммунист – ум, честь и совесть эпохи».
Мы были недовольны тем, что происходило, не зная о том, что наступит время, когда мы будем только мечтать о возвращении его!
Куда нас несет? И кто за рулем? -
Извечные наши вопросы.
В Сибирь отправлялись за длинным рублем,
Где гнус, комарье – кровососы.

Хоть пели о том, что рубли не нужны,
«За запахом едем, турманом»
Но станут Великие стройки страны
Для многих великим обманом.–

Что время наступит – заброшено все,
Не нужны ни люди, ни стройки.
И снова вопросы: «Куда нас несет?
«Зачем нам нужна перестройка»»
Но все, о чем говориться кратко в стихах ворвется в нашу жизнь позднее. А пока небе было безоблачным, в душе царила любовь
Правда, постепенно выяснялось, что любовь требует не только душеных возлияний, состоящих из радостей и печалей, но и значительных материальных затрат. Итак, повторюсь- мой юный герой женился.
В циркулирующей по стране политической литературе, издаваемой массовыми тиражами по смехотворно  низкой цене, постоянно упоминалось о производственных силах и производственных отношениях, и обязательно подчеркивалось, что в условиях социализма они достигают своего гармоничного развития.
Но мы, по утверждению наших руководителей жили уже не просто в условиях социализма, а в его превосходной фазе – «развитого социализма». От него до коммунизма оставалось только шаг шагнуть. Только почему-то сделать этот шаг нам никогда не удавалось. Может размер шага был не тот?  А может, просто с пути сбивались? Путь-то был неведомый, а ведущий в географии не разбирался. А учиться было уже поздно, здоровья не хватало. Растратили на банкетах, да приемах. Во время которых принимали так много, что по утрам спрашивали сами себя: «А где я?»
Мало-мальски грамотному человеку было ясно, что производительные силы, что-то со скрипом двигались, да так медленно развивались, что наше техническое отставание стало слишком заметным, а трудовую дисциплину расшатывало и разъедало чуть ли не поголовное пьянство.
Попытки поправить дела выливались в поиски программ. Мы  стали  свидетелями появления  «Продовольственной программы» и «Антиалкогольной» Как они осуществились, всему миру известно!
Коснемся слегка производственных отношений. Их тоже следовало, наверное, если не трансформировать полностью, то все таки навести хоть какой-то порядок. Появляется, давно известная экономическая форма – арендное предприятие. Казалось, ну чего проще: рабочий коллектив берет в аренду основные средства, выбирает совет, определяет  состав управленческого аппарата, заработную плату ему и пошло – работай!
У нас аренда сразу же приняла уродливую форму, она возникла ни по инициативе коллектива, а по инициативе руководителя, который и присвоил все права совета арендаторов, он определил состав управленцев, величину заработной платы и все остальное. Совет арендаторов стал фикцией.
Что хочу, то творю –
На то партия,
Что позволила мне порулить,
Согласованы с нею изъятия,
Ну, зачем-то и как-то мудрить!.

Все по-прежнему,
Все в подчинении,
Только кажется – «волен» народ,
Увольняю  того без стеснения,
Кто посмеет открыть шире рот!
Но, наряду с целыми предприятиями возникли и небольшие, использующие часть заводских помещений и оборудование. Они-то и стали основой будущих  предпринимательских структур.
Но, не станем опережать события. Власть на местах все еще чувствовала карающую руку центра, пусть и значительно ослабшую.
Мой герой, окончивший не только школу, но и Керченский металлургический техникум, и прежде не гнушавшийся любым трудом, для того, чтобы заработать лишний рубль, находясь в чьем-то подчинении, стремился освободиться от ненужной и тягостной опеки. Он и прежде не торговал своим свободолюбием, не позволяя топтать свои права, и покидавший предприятие, где это осуществлялось, понял, что появились условия для самостоятельного ведения дел. Ему удалось сколотить группу из тех, кто зарабатывал копейку трудом, затем, сложив в кучу далеко нелишние деньги свои и товарищей, вырвав их из семейного бюджета, купить инструменты, и грузовой автомобиль, без которого все экономические действия были обречены на провал, заняться работой. По сути – это и был первый, настоящий, образец арендной формы хозяйствования.
И все-таки, следует заметить, не так просто было начать экономическое самостоятельное плавание в условиях партийного коммунистического диктата, не желавшего расставаться и с самой малой толикой своей власти!
Страна Советов еще не бурлила, хотя тенденция  к центробежным процессам уже была довольно отчетливо  видна. Слабые руки генсека Горбачева с трудом удерживали власть!
Демократия пьянила, митинги стали обычным явлением. Большинство митингующих, упиваясь свободой, не знало, чем все это закончится?  Возможно, - в этом я уверен, - не только знали о конечном результате, но и тщательно его подготавливали те, кто стоял у власти. «Вожди» мирной революции в СССР  были только куклами в руках зарубежных кукловодов.
И вот наступил  кульминационный момент действия, когда занавес открылся во всю ширь и мы увидели, и мы услышали, - кто-то на улицах Москвы, кто-то на экранах телевизоров, трагедию огромного государства, получившую название:

«ПУТЧ 19-20  АВГУСТА 1991 ГОДА»
 Хронометраж происходивших событий выверен до минут. События укладываются во временное пространство с 12 часов 19 августа до 17 часов 5 минут 21 августа. Мы еще продолжали жить под гипнозом всесильности и вездесущности КГБ, не слишком разбираясь  в том ,что происходило. Не понимали многого?  Кто, скажем, распорядился  держать под домашним арестом отдыхающего в Крыму Первого президента СССР и Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева? Ведь все нити  явных и скрытых процессов, происходящих в стране и за рубежом, сходились в его руках! Кто приказал вывести танки на улицы центра Москвы? А ведь дошли тяжкие стальные машины до Манежной.  И дальше б пошли, если бы дорогу им перекрыли живой стеной люди. Где-то уже начинали строить баррикады. Что произошло бы тогда, раздайся выстрелы с той или иной стороны? По счастью, такого не произошло. Танкисты не решились стрелять, не выполнили своего «священного» долга. Офицеры конфузливо отворачивали лица, когда к ним обращались седые старики: «Зачем вы сюда пришли, сынки?» Через интервалы  к народу обращались те, кто пытался взять власть в свои руки: Павлов, председатель Совета Министров СССР, своим замораживанием вкладов граждан в сбербанке вызвал общее к себе отвращение; Янаев, вице-президент страны Советов – пошляк, который на вопрос о состоянии здоровья, решил оповестить Советский Союз о своей сексуальной мощи;  министр обороны маршал Язов, хоть и был участником Великой Отечественной войны, но не было его имени среди плеяды блестящих полководцев того времени. О его подвигах народ ничего не слышал; Крючков,-руководитель КГБ и Пуго – министр внутренних дел. Как представители силовых структур, в которых все чаще и чаще стали появляться скандальные личности, эти двое политические деятели не пользовались поддержкой в своих ведомствах. Более других народу был известен Стародубцев, как удачливый хозяйственник в период перестройки, но явно, не дотягивающий до государственного масштаба. А Тизякова  вообще мало кто знал в стране. Вот история и рассудила, за кем пойдут? Не ясно одно, что было бы, если бы власть оказалась в руках ГКЧП? Не начались бы тогда массовые репрессии?
В воздухе угроза и тоска,
И галопом мысли наши скачут:
«Что с тобой произошло, Москва?
Почему боятся люди, плачут?»

В «Белом доме» отключили связь,
Президент в Фаросе под арестом,
Властвует над СССР боязнь.
В рот воды набрала наша пресса.

И с полудня голубой экран
Сцены демонстрирует балета,
Да Крючков рассказывает нам:
«В Белом Доме – все враги Советов;

Ельцин, Шеварнадзе и Попов,
К лучшему заметив перемены,
Шайку  сколотив из простаков,
Тяжкую замыслили измену.

Замысел предателей такой:
В спину нанести удар Отчизне,
Уничтожить наш, Советский строй,
Изменить уклад, порядок жизни»

Зазмеился строчками экран,
И под звуки болеро Равеля
Появился первый средний танк,
Мощные моторы заревели…

Лязг металла, грохот, дым и дрожь.
На пути стеною люди стали:
«Ты Москву, товарищ, не тревожь,
Мы себя бояться перестали!»

В баррикады – бревна, кирпичи…
В мегафон ораторы кричали,
На броню уселись москвичи,
Армию Советскую встречали

Центр столицы бродит шумно, бурно,
Не впопад, а может, и не в толк,
Не вникая в суть того абсурда,
Выполняет свой гражданский долг!

А за центром – тишина стояла,
Что услышишь?  Радио фырчит…
За Москву страна переживала
Что же партия?  Почему молчит?

Каждый знает, был каков финал.
 новый мир рождался сложно, туго.
Руки поднял «серый кардинал»,
Дух оставил и министра Пуго!

Вся страна была прикована к экранам телевизора. А оттуда раздавались то звуки «балеро» Равеля, то демонстрировался танец маленьких лебедей из «Лебединого озера»» Чайковского.
А потом вдруг зарябил экран,
А на нем «герои» появились.
Мне казалось, - Павлов полупьян,,
И глаза сонливостью налились.

Руки у Янаева тряслись.
Словно уличили его в краже.
Роли их озвучит позже жизнь,
Но ни разу больше не покажет!
Говорят, что страна развалилась» А мне, кажется, что ее растащили по кускам руководители коммунистической партии.
И начался новый отсчет времени на кусках территориальных образований, которые так и не могут достигнуть того величия и богатства, которые только и могут стать основой истинной независимости.  Не нужно лукавить, выискивая причину того, что сталооновой экономической слабости каждого появившегося при развале страны государства. Воля людей ни причем тут. Демократии не было прежде, да и духовно, каждый пришедший к власти, не был готов к ее созданию.

Чему научишь, то и получишь,
Потом не говори, что ты не знал,
Хотел, чтоб все было, как лучше,
И мозг желаньями зиял.

Хотелось всё, хотелось много,
К тому ж, совсем не тратя сил.
о том молил прилюдно Бога,
А в душу дьявола пустил.
Дьявол не лезет напролом, как  о том пишут писатели и поэты, не нужны ему расписки, написанные кровью, да и клятвы верности не нужны. Личину добродетели напялив, благостными словами восхваляя их, ждет Лукавый, когда в сети его попадет тот, который более всего слабостям душевным подвержен. За трудом тяжким, мечтать о довольстве трудно, - времени не хватает. Живет такой просто, довольствуясь малым, а если мысли о добре посещают, то и реализует он их просто, открыто, не таясь.
Напоминаю тем, кто себя христианином считает, что Господь для общения с людьми через деву Марию породил человеческую суть себя в образе Иисуса. И кем стал тот, достигнув зрелости? Плотником. Скажем, не самый легкий труд!
Вспомните, во что был облачен Сын Божий, что он ел и пил, где и как отдыхало тело его, уставшее? Ходил пешком, босой… единственный раз воспользовался осликом при въезде в Иерусалим!
Возможностей для обдумывания делишек значительно больше у тех, кто мозговые извилины имеет и ближе стоит к власти, являющейся для него привычной кормушкой.
Бьет в грудь себя, как в барабан,
О скромности своей вещая,
Там обманул, взял силой там,
Там блага дурням обещает.

И, ничего, все сходит с рук,
Своим он служит интересам,
Находит он немало слуг,
Не ведая, что служит бесу.
Где искать дьяволу себе слуг преданных если не в обществе безбожников, гордящихся тем, что они произошли от обезьяны?
Что они нашли общего между собой и макакой? В мыслительных способностях?..
Или в том, что стая мартышек способна в небольшой отрезок времени опустошить поле крестьянина, оставив того без пропитания?
Но творя такое, обезьяна не долго размышляет, ею руководит чувство голода. Зло во имя самого зла творит только человек. Тормозом в его действиях может быть только страх ответственности за совершенное. Этот страх во многом сдерживает действия верующего, А если веры нет?..
Создается взамен учение, под него подводится философская база. Даже князь Кропоткин в своем учении о власти анархии, не мог обойти стороной существование подобия порядка…
Ну, это, если внимательно приглядеться, уже значительно ближе к порядкам, царящим в обезьяньей стае
Кто больше ухватил? Кто посильней!
У слабого возможно и отнять.
Кому подать? Кто ближе и родней!
Тому, кем можно помыкать.
Вот примерно таким выглядело общество наше, созревшее для развала страны во имя личных интересов. Однородным его никак нельзя было назвать, пусть и скрыто, но проходило расслоение его , во всех уголках шестой части света, именуемой Советским Союзом. Наиболее выраженным он был в тех республиках, которые в социализм прыгнули из феодализма. Внешне все  чин-чином, как и положено при социализме –партийный и хозяйственный аппарат, а копни поглубже – князьки и беи. Особенно это было выражено в республиках Средней Азии.
В воскресенье садился секретарь райкома партии в райкомовскую машину и велел  шоферу рулить в степь. Отмашут полсотни километров к становищу для пастухов, пасущих  не только совхозных овец, но и сотни две, принадлежащих ему, секретарю, лично. Обитатели становиша, изучив досконально привычки «хозяина», уже подготовились к встрече. Баран освежеван, разделан, все необходимое приготовлено… Ждут. Вот, поднимая пыль небольшую, «волга» показалась. Подъезжает сам Первый секретарь, олицетворение власти на великом степном пространстве, за руки здоровается со всеми, никого не пропуская. На колени пока перед ним не становятся, сапог, - простите за оговорку, - туфель его не целуют.  Что поделать, - социалистическая демократия, все равны, все хозяева… Зажигают огни, котлы устанавливаются . Там плов, там шурпа, там…
Пока пища готовится, секретарь выгоняет из укрытия  иномарку, ему лично принадлежащую, за руль ее садится и гоняет ее по степи…
Время отпуска лучше проводить в Москве, в ресторанах, среди девочек. Может все что угодно Рустем Зарипович себе позволить, чемодан денег привез. А чтобы быть уверенным в том, что ему никто не может помешать, он с кем надо поделился, сладким голосом убаюкивая деньги берущего…
Восток – дело тонкое! Знают здесь, кто настоящий хозяин, и родословную помнят его. Знают и этикет восточный. Знают, как и в повиновении народ держать.
Умер владыка Иосиф Виссарионович, при котором и пикнуть не  могли… теперь свобода.
Хозяева и поменьше рангом, свои зинганы под землей построили… томятся в них непокорные, в колодках, завшивленные, дух нечистот вокруг себя распространяя. И поделом им, каждый сверчок – знай свой шесток!
Страна вот-вот достигнет своей цели,
Ведь коммунизм уже в пути…
О том поэты, журналисты «пели»,
Осталось только малое пройти…

А как его пройти, никто не знает
Но к власти шли «товарищи, не зря
Отнять и разделить- их цель простая
(Усвоили уроки Октября).
Говорят, что народ стал иным, много читающим, повышающим уровень социального сознания на политзанятиях. Но был и гигантский пробел  в этих знаниях– полное невежество в законах экономики. Такой народ  значительно легче обмануть, чем рабочего и крестьянина царского периода времени, которые знали, что такое частная собственность и как действуют законы, охраняющие ее!
Город приморский, но не курортный. Трудовой, но тихий, спокойный. Крупных потрясающих воображение преступлений не было, да и история его многовековая, знающая войны множественные и великие, не сообщила потомкам своим, что в мирное время такое твориться может. Казаки-разбойники, и те, на чайках сюда не добирались. В советское время с  большими деньгами сюда на отдых не приезжали, поскольку разгуляться тут было негде, не Ялта, все-таки, и не Сочи. Больших, бешеных денег  сделать тут, при приграничном паспортном режиме и отсутствии великих комсомольских строек, не представлялось возможным. Богатыми считали тут тех, кто в загранку ходил, обрекая себя на многомесячное тюремное заключение, ограниченное палубой корабля, где жарко пекло солнце и приходилось тяжко трудиться, да тесными каютами, где восстанавливались физические силы. Плата за тяжкий труд была невелика. Экономили каждый цент из мизерной суммы иностранной валюты, выдаваемой при высадке на берег. Зарубежные моряки шли в  бордели, да в увеселительные учреждения, а наши в торговые палатки, где покупали то, что подешевле и что можно было сбыть знакомым по ценам уже приличным в исчислении керченских рыночных особенностей. Иногда вместо денег, ожидаемых семьей рыбака, привозили его тело, замороженное  в морозильной камере. На берегу их ожидали долгими часами близкие, поскольку шел таможенный досмотр. Нет, искали не наркотики (молодежь в ту пору ими не баловалась), а «контрабанду», не задекларированную лишнюю пару колготок, или плащей- болонья. Выдавали ему по приходу в Керчьрыбпроме не «бабки», а купоны, покупательная способность которых значительно уступала американским долларам, а «отовариться», используя их, можно было только в специальных магазинах, где выбор товаров был не слишком велик. И приходилось морякам с женами своими мотаться в Новороссийск и Одессу. Естественно, у прибывших из «загранки» возникало желание казаться фигурами общественно значимыми, теперь моряки садились не в  общественный транспорт, а только в такси. Вид у них был такой, какой не один вельможа на себя не напускал. Посещали они не «забегаловки», как назывались примитивные питейные заведения, а рестораны, курили дорогие сигареты , пили коньяки и шампанское. Деньги быстро заканчивались, и приходилось вновь отправляться в морские просторы в поисках промысловой рыбы.. Почему-то, с каждым годом уловы становились меньшими, а вылавливать из больших глубин наши рыбаки не умели. Завидовали иностранцам, особенно к японским рыболовам. Примчатся, бывало, видят, как японцы тралы, заполненные рыбой из морских глубин вытягивают, и сами  туда же опускают свои снасти. Вытаскивали их тощими, не способными уловом накормить даже команду корабля. Японец в мегафон кричал в сторону советских рыбаков:
«Сто русская, рипа не ловица?.. Собирай комсомольское собрание!»
Наступили непонятные времена, называемые непонятно почему демократизацией общества.
Чем меньше значимость твоя,
Тем больше рост величия,
Ты побывал в чужих краях
Вот в чем твое отличие.

А что ты видел? Край небес
В проем иллюминатора.
Чтоб видным стать, из кожи лез,
Приветствуя диктатора.
А  диктат был повсюду, не исключая руководителя предприятия
Преступность в городе была небольшой. Ну, не станет криминальный мир жуировать на таком скудном пайке.
Потому и странным было появление в период «перестройки» молодых людей нового склада характера. Первая группа была полулегальной, созданная директором Керченского металлургического завода Яковом Михайловичем Аптером. Носила она название рабочей заводской дружины. По названию рабочие никакого отношения к работе не имели, это были боевики, набранные из спортсменов и лиц, прошедших войну в Афганистане. Спорт и война культивируют жестокость. Эта черта и была непременным условием для пребывания в «рабочей» дружине.
Вторая уже была полностью нелегальной, контролируемой только своим вожаком Кельзоном. Их и прежде, в городе знали, как полулегальную группу, занимающуюся добычей камня-ракушечника, теперь их еще и боялись. Их приговор обжалованию не подлежал, Одним словом казаковали молодцы, облагая данью тех, кто вел торговлю, не исключая старушек, торгующих жареными семечками.  Одно удивляло, вроде бы потомков палестинских казаков на территории  славянского государства никогда не было, кто им отвел такую роль? 

Эх, не стучат по улицам подковы,
Гарцуют нынче пешие казаки,
Чужое разделить всегда готовы,
Естественно, не без шума, не без драки.

Настало время, и стальные кони
Их повезут, моторами урча,
Не убежать, не скрыться от  погони,
А действуют наскоком, сгоряча

На жертву жалкую накинутся навалом,
Как одиночке устоять?
Натешатся ребятушки на славу.
Бандитов будут долго вспоминать
Наступала осень  в развитии человеческих отношений в СССР, где люди напоминали мне листья деревьев, готовящихся к «отлету»
Слетают листья золотом с дерев.
Привыкли меж собой шептаться.
Глубокой осени тоскующий напев,
Напомнил им, что надо собираться

Минуло время радости, тревог,
Зеленых унесло оно немало
Ведь каждый листик изначально мог
Вести себя на ветке, как попало.

Убрали ветры буйны «бунтарей»
Хоть зелены были,  не желты.
Чем лист на дереве становится старей,
Тем крепче держится и жестче.

Такого ветру просто  не сорвать,
Не сокрушить такого и морозу,
И по весне он будет тосковать,
А в оттепель с  него стекают слезы.
Жизнь протекает в какой-то среде, напоминающую чем-то трясину. Глянешь со стороны – душа радуется. Сочная зелень, цветов тьма ярких, ягод много, вкуса достойного. Насекомые летают. Но приглядишься, и возникает мысль шальная: «почему чуть в стороне кустарник, деревья растут, а на красивой поверхности болота их нет?» Подойдешь поближе, и чувствуешь как под твоими ногами вся эта кажущаяся крепкой и надежной твердь, начинает колыхаться, трястись. Недаром и слово такое придумано – «трясина» И вспомнишь слова предков, слышимые тобой в детстве: «Трясина затягивает в себя все, что тяжелое есть» Время только разное требуется. Потяжелее – сразу на дно опустится, чуть полегче - погружается постепенно. Чтобы преодолеть трясину, гати настилали.  Вечного ничего нет. Гати, прежде проложенные, сгнили, идти невозможно. Только ползком, не вставая на колени, и головы своей не поднимая, и передвигаются. Вот и начинаешь завидовать тем, кто легок телом и мыслями также, летает, бегает бездумно, хватая все, что на поверхности лежит..
Все у нас было здорово на болото похоже. Роль гатей законы выполняли. А что говорить о законах, если основной закон – конституция страны под очередного генсека подстраивалась. И страна то и дело погружалась в трясину, с трудом из нее вытаскивая огромное, но слабеющее с каждым годом тело. Уж и власть задумалась над тем, что так жить нельзя. И решила перестроить хозяйство, началась перестройка, напоминающая осушение болота. Что было прежде топко и вязко, то теперь жаром огня пугает, запахом тухлым округу одаряя.
Евгений был далек от политических вопросов, хотя, как сказать?.. Чутье прирожденное, а скорее культивируемое им  самим, заставляло искать пути решения для улучшения материального положения семьи, которую он создал
Усредненные оценки зарплаты не давали возможности выбраться из постоянных тисков недостаточности средств, и он стал искать там, где можно было заработать. Лучше других оплачивался тяжелый физический труд. Не гнушаясь видом работы, «непрестижностью» ее, он достиг заработка более 400 рублей, что превышало на ту пору зарплату директоров заводов. Позднее, к концу перестройки ему  удастся получать и по 1000 рублей в месяц. Покупательная способность советского рубля была огромной, часто неподкрепляемой товарной массой нужных вещей. Товары стали делиться на дефицитные и недефицитные. Разобраться в системе планирования было невозможно. Скажем, в магазине сельпо стояла модная обувь, за которой в городах модницы очередь устраивали, но не было резиновых сапожек, которые так нужны на работе  в свиноферме. Чтобы автомобиль или хороший мотоцикл купить, нужно было более десяти лет в очереди простоять. А можно было и  обойти очередь за мзду. Недаром самыми престижными должностями стали «завмаг», «товаровед».Но без так называемого «крышевания» эти должности существовать не могли. А крышевание – это уже зарождение коррупции. Невозможность или затруднительность приобретения промышленных товаров привели к избытку у населения денежных масс. «Храните деньги в сберегательных кассах!» «летайте Аэрофлотом!» - взывали рекламные щиты. И большинство населения, веря в незыблемость государственных структур, хранило их там. Мысли о том, что деньги нужно помещать в сбербанк, не посещали Смирного. Он предпочитал их расходовать. Здравый смысл, природная деловитость, а может, и провидение толкнули его на приобретение  инструмента для работы с металлом, и грузового автомобиля. Кстати, он его приобрел за 2000 рублей, что составило две его месячные зарплаты.

Цепь из людей, длиною метров сто,
(Такие прежде были к мавзолею)
Плечами пожимаю: «Черт те, что!
Зачем стоят, здоровья не жалея?».

Там говорят, колготки продают,
И на руки «дают» не больше пары,
Там ловко перекупщики снуют,
Колготки продают уже с «наваром».

Там вносят в списки, всех стоящих,
Поскольку очередь без края,
Всех, поделив на мнимых, настоящих.
А там кричат, что очередь «живая»

Переварить бы мне все это?
Ведь мы сумели немцев победить?
Шагаем в космосе мы впереди планеты,
По-человечески, не научившись жить!

Шла перестройка, ничего не перестраивая, повсюду уверенность сменялась сомнениями. Все ждали чего-то?

Ковыляла перестройка,
Там провал, а там стена,
Да велик народ наш стойкий,
Хоть и в трещинах страна.

Терпим мы, берет досада,
Ведь никто не ожидал.
Вроде, жили мы, как надо,
Нате-ка, пришел развал.
Ослабли путы централизованной власти. Можно начинать реализовать кое-какие идеи.
Один плывет по воле волн,
О ленной праздности мечтая,
Другой решений дерзких полн.,
С нуля по сути начиная.

А на пути – преград не счесть,
Давно им создана основы,
И не найти решений новых,
Чтоб уберечь и жизнь и честь.
Но начинать то надо, о чем так долго мечтал!
Тем, более, отрыты шлюзы для предпринимательства. Не ожидая, когда будут четко определены условия, Евгений приступил с группой жаждущих работать на себя, а не на дядю. Инструменты есть, автомобиль есть, металл достать не трудно. Что еще надо?  Документально фирма оформлена была в 1992 году.
Все бы ничего, но требовалось новые формы организации втиснуть в рамки прошлого. А главное в прошлом был контроль.
Предлагаю вспомнить слова Ленина: «Учет, учет и прежде всего – учет1»
И создавалась налоговая служба, гигантская, неповоротливая, с огромными правами, дающая возможность для работников ее быстро обогащаться. Сила бумаги, создаваемой структурами власти, становилась выше всякой правды, выше всякого закона.
Прежде слышали не раз мы,
Что закон у нас , как дышло,
Повернет, коль скажет разум,
Все, что он задумал, то и  вышло!
К восприятию экономических законов общество не было подготовлено. У нас, в вузах, изучали политэкономию капитализма и политэкономии. социализма, умышленно разделяя «экономию» на два раздела, сея самым тем самым экономическое невежество.
Даже во времена,  которые описывает А,С. Пушкин, люди были практически ближе к вопросам  знания экономических законов.
Вспомните с троки из  его «Евгения Онегина»:
«Бранил Гомера, Феокрита,
Зато читал Адама Смита,
И был глубокий эконом…»
Нарождающееся предпринимательство ни юридически, ни экономически не было подготовлено к переходу на новые экономические законы. Резко общество почувствовало недостаток в кадрах юристов и экономистов. Пустующие ниши быстро заполнялись детьми партийно-хозяйственной номенклатуры. Все было схвачено и поделено. Упорствующих, мешающих отстреливали.
Убивали в офисах, убивали на улице, убивали дома! Убивали семьями, убивали по одиночке, убивали мужчин, убивали женщин. Убивали не за политические взгляды, убивали за материальные блага. Ни стальные двери, ни стальные решетки дать надежную защиту не могли.
Не дикий Запад, а Восток!
Устои те же, нравы:
Кто силой славится, жесток,
Тот и бывает правым
И рядовые граждане  стали быстрее быстрого привыкать к реляциям о смерти. Сводок не печатали, но слухи быстро распространялись. И город, расположенный на западном берегу пролива по криминальным разборкам окажется в первой десятке городов, во всяком случае, обратит на себя внимание общественности.
Фронта нет, но есть война,
Там убил, слукавил,
Был закон, была страна.
Нет границ,  нет правил.
Появилась масса организованных вооруженных групп. Действовали почти открыто, - знать кто-то из высоких чинов покровительствовал им. Возможно, и направлял их действия, выбирая цель для этого

Была бы стоящею цель,
А предлог найдется,
Исполнитель –тот, кто смел,
Киллером зовется.

Он не ведает о том,
Что и сам он – муха,
Смерть паук пришлет потом…
Шито-крыто, глухо!
Появились челноки, редкие предприниматели, пытающиеся создавать материальные ценности в условиях постоянной опасности за свою жизнь, но еще не знакомые полностью со своими возможностями. Понимали одно, слишком быстрое, а главное видимое обогащение, привлекает рэкетиров. Крупные предприятия умирали, а малым для роста не создано условий. Напротив они всегда находились под неуклонным надзором властей, способных через свои властные структуры разорить, погубит предпринимателя.
Город у моря пал на колени
Рост прекратился и он потускнел,
Его горожане бродят, как тени,
Город был нужен, теперь не у дел.

Фабрики стали, закрыты заводы,
Ценное все - металлический лом!
За море скрылись его теплоходы,
Не производим, но что-то жуем!
Сложно было Смирному в таких условиях действовать, постоянно натыкаясь на «мели» 
В 1999 году при подаче ежемесячного отчета в налоговую службу была той обнаружена ошибка. Была она чисто арифметической, легко исправимой, не дающей возможности подозревать в какой-либо незаконной операции, незаконного сокрытия доходов, но…
Откуда взялись  сами налоговики? Все знали, что в Москве есть институт народного хозяйства им. Плеханова. Обучались в нем уже поднаторевшие в хозяйственных вопросах люди, с большим партийным стажем, Правда, можно было получить образование экономиста в Ленинграде и еще в небольшом числе городов. В большинстве своем экономисты были доморощенными. Будь иначе, не хромала бы так здорово экономика страны в целом.
В большинстве своем, экономисты предприятий и отраслевых министерств занимались коррекцией планом. Без выполнения и «перевыполнения» плана получить премию, «тринадцатую» зарплату было невозможно. Вот и производили коррекцию в сторону уменьшения производственного плана. Статистические сводки становились блестящими, а нужные товары поступали в недостаточном количестве и с большими дефектами, поскольку «гнали» план в последний квартал года, не успевая.  Возникали многочисленные споры межпроизводственного характера, арбитражные суды едва успевали их разрешать. В судах уже тогда стало затруднительно решить вопрос по существу.
Скажем, поступили в керченскую межрайонную базу молочные  сепараторы из Грузии, и все, до одного, с производственными дефектами, которые на местах было трудно устранить. Поставщики не спешат выезжать в Керчь для разрешения конфликта. На месте с участием областных специалистов составляется дефектная ведомость. Межрайонная база вчиняет иск к грузинскому производству. Как происходило решение арбитражного суда? Совсем просто:
Экономика стала экономной.
Только что экономить и как?
У трудяги доходы сверх скромны –
Для бездельника – сущий пустяк!

Важны связи и выбор знакомых,
И гляди на других свысока,
И становятся мягче законы
Да и жизнь  - хороша и легка.
Да, нарушались видимые открытым взглядом условия равноправия, равных экономических и социальных условий
Путь жизни одного широк,
Усыпан лепестками роз.
Преследует другого рок
И тянет бед великих воз.

За ними жизни не видать,
Живет надеждами на милость
Вот-вот пребудет благодать
Но вместо блага смерть явилась!.
Стоял Смирный перед столом налоговика протянув ей отчетную ведомость, ожидая ее визы. Лет тридцати с небольшим , неброской  мало запоминающейся со светлыми волосами, похоже неестественного цвета, усталым взглядом окинула молодого предпринимателя, взяла отчет быстро окинула его тусклым взглядом. Лицо ее оживилось, расцвело. Но таким лицо было лишь мгновение. Тут же, оно потемнело, брови побежали к переносице и она грозно глянула на Смирного. Тот был спокоен, никакого криминала он не совершил, отсчитывался вовремя и точно. Правда мелких нарушений можно было ожидать, поскольку формы отчетности менялись так быстро, что закупать бланки отчетности впрок было делом бессмысленным. Проверяющая пальцем указала на цифру. Евгений понял что в отчетности была совершена арифметическая ошибка. Настолько простая, результат простой случайной невнимательности.
Но и предполагать Смирный не мог во что выльется эта оплошность..
Дамочка приятная во всех отношениях, кроме женственности с отчетом Смирного помчалась к начальнику.
О том, во что выльется арифметическая ошибка, он узнает, когда в фирме исчезнет оргтехника, и когда у него заберут автомобиль и поместят его на штрафплощадку. Стоять ему придется долго.
Предпринимателя лишили средств производства. Глупость совершена, или преступление?
Глупостью такое не назовешь. Как и не назовешь деятельность Смирнова, направленное на обогащение за счет государства.
Не странно ли,  кустарь
На пятки давит государству.
Бывало ли такое  встарь?..
Объем не тот, не то пространство.

Знать, что-то где-то тормозит,
Масштабы тормоза велики.
И вяло продолжают жит.
Поскольку все кругом безлики.

Как в поговорке про семь нянь,
Уход велик – дитя без глаза
Хоть ляг, хоть сядь, хоть колом встань,
Хоть совершив все это - разом.

Но только сложно уследить,

           Когда в глазах не светит разум
Всем нужным должно угодить,
Спасать кидаться нужно сразу!
Столкнулся наш герой с тем, что судом называется. Он рассчитывал на то, что все в суде разъяснится, все станет на свои места? Евгений ошибался, он не знал, что и  суд прошел некоторые этапы трансформации.
Что-то стало с судом, что-то стало?
Был народный судья – «гражданин!
«Вашей честью»  неведомой стал он
И  закон не над ним господин!

Если будет судить по закону,
Даже тем, что сейчас создают,
То судье не добраться до дому,
По дороге «случайно» убьют

Чтоб понять, быть провидцем не нужно,
На чью сторону станет закон?
И судья выполняет послушно,
Силе жесткой, отвесив поклон.
Об этом скоро узнал Евгений Смирный, когда  у него заберут автомобиль и похитят оргтехнику. Это сейчас компьютер стал настольной забавой для многих, относительно дешевой. В девяностые годы он стоил так дорого, что за компьютерами велась настоящая охота, со взломом дверей и окон. Не останавливались и перед убийством…. Не знал Смирный, кто увел его компьютер, но полагал, что все это - проделки властных структур, который не проявлял достаточной почтительности перед властью и на которого с целью «отрезвления» была натравлена налоговая служба.
Тяжба судебная началась. На местном уровне процесс Смирным был проигран, Иначе, и быть не могло! Всякая сошка чиновничья поступает так, какие от нее вверху стоящий, вперед смотрящий ждет!
«Блоха чиновничья» живет,
Из рук питаясь господина.
Коль  господин «блоху» прижмет,
То «пища» вся проходит мимо!

Вольна ли в действиях «блоха»?
Прикажет власть, она и скачет!
Все остальное – чепуха,
И это, что-нибудь, да значит?..
 
Власть защитит, и даст поесть…
Ослушников карает тяжко
Что значит, правда, совесть, честь?
Так, - туалетная бумажка!
Уступить власти, дать ей возможность растоптать себя, Смирный не мог, Это бы означало крах всего им задуманного. И он вступил в полосу войны, без боевой окраски индейцев, но открыто, не таясь.
Закона мера растяжима,
Законник в нем искусник,
И истина  не достижима,
Коль взятка велика и вкусна!

Суды у нас погрязли в волоките,
И дел у них невпроворот,
И если денег накопите,
Возможно, делу будет дан и ход

Надежды квелые, как росточек первый из земли появившейся, но потерявшему все, что создано было им самим, терять уже нечего!
Подана кассационная жалоба на первичное решение суда
Евгений выиграл его, постучавшись в дверь кассационного суда. Но, оказывается, получить на руки решение высшей судебной инстанции, вовсе не означает, что все станет тут же status quvo, вернется на круги своя. Выполнение решения кассационного суда затянулось. Не желали чиновники его выполнять, рождая сам прецедент обращения за переделы Керчи в поисках справедливости. За помощью пришлось обращаться в международный суд.
Он выиграет и этот суд. Вернется к нему и автомобиль. Но выигрыш был чисто символический! Кто оплатит потерю рабочего времени в период бездействия? Кто оплатит утраченную выгоду, которая является одной из основ предпринимательства?
Жизнь продолжалась, работать надо! А на политическом Олимпе власть, часто менялась, а с нею и  условия, возможности трудиться. И от всех решений власти благожелательством и не пахло.
Очередная смена высшей  законодательной власти произошла, стала формироваться вертикаль исполнительной. Объявлено о проведении реформ, Но знакомство с проектами  их несколько насторожило предпринимателей, за счет которых и происходит львиная доля накопления местных бюджетов, как и государства в целом.
Объявленное налоговое законодательство заставило в Киев под стены властных структур податься…
Так трудно надеяться, когда…

… Зажечь сердца, не всякому дано,
Сознаньем просверлить в душе народа дыры,
Когда единой веры нет давно,
А властвуют в нем идолы, кумиры.
Мир прошлого ушел, а новый не наступит,
Условий нет – он не придет,
Коль правда бедною живет,
Обманутый, поверженный народ –
Всегда, в любых условиях уступит.

И результат всего происходящего станет историей. Только, интересно,  какой?..

И память коротка и срок отсчета мал,
Причем, все прошлое разрыто, перерыто,
Так руки коротки, что правды не достал,
И память слоем лжи  становится покрыта.

Ее не соскоблить, водою не отмыть,
Так и достанется потомкам грязной,
И  будут в памяти не правду находить,
А кучу мифов содержаньем разных