Линия Маннергейма

Предисловие.
Те, кто читали этот рассказ раньше вас поговаривают, что он полон неоправданных в стилистически и смысловом отношении вставок. Спешу заверить, что повествование цельное, и все кусочки души которые в нём проглядывают, стоят на тех самых местах которые определила им жизнь. Автор не в праве ни чего изменить…


 

Финляндия от нас не так уж далеко, совсем рядом, даже по телевизору их передачи в советское время смотрели. Однако попал я сюда вот только-только. Не знаю почему, наверное, страх перед заграницей (с тех самых советских времён).
Нет, вру. Один раз чуть не поехал с детьми, когда на паром большие скидки были, но меня тогда из-за паспорта не пустили... но это совсем другая история.

Хельсинки мне сразу понравился – большой, красивый, весь в каналах. На Питер похож, только культурный. Язык финский похож на тот эстонский, когда деревенские эсты, насосавшись бражки уже «лыко не вяжут», языки у них заплетаются, запинаются, премурлыкивают, но они всё же пытаются говорить скороговорки.
Одна из главных улиц города носит имя генерала Маннергейма (или адмирала... или маршала). Это того самого, кто выстроил одноимённую себе любимому линию обороны от нашествия мирового коммунизма на карельском перешейке, а потом успешно воевал с Советами. Победил он, гадёныш, тогда русских, таки. Стал национальным героем, улицу в его честь назвали... ну да ладно, хватит о нём. Не о том речь.
Видел я эту линию в Карелии, вернее то, что от неё осталось, а была она по тем временам чудо-укреплением: высокая, широкая, с гнёздами для пушек и пулемётов, сделана из железобетона с гранитной крошкой и влитыми валунами, и покрытая сверху толстым-претолстым слоем скользкого-прескользкого льда. Долго русские с этой стеной бились пока заштурмовали, массу народу положили, сил, техники... Трудом далась победа над врагом, и на дальнейший захват Финляндии сил у Красной Армии уже не осталось.
А зря, очень симпатичная страна.

Хельсинки, как и вся Финляндия, стоит на скалах. Они гранитные и покатые, как бараньи лбы. Между ними озёра, реки, заливы, леса и болота – в общем живописно.
Где нужно они, финны, эти скалы взрывают, а где можно интегрируют в свои планы строительства. Вообще они здорово интегрируют! Например, попал я там в бассейн, построенный внутри скалы. Наши бы решили, что место для бассейна неподходящее, так как на нём скала стоит. Один её снос в копеечку выйдет. А эти наоборот – пробили в камне пещеру и... сразу и стены, и пол, и потолок готовы. Жидким бетончиком своды обрызгали, чтобы камень не сыпался, в заливку ту же гранитную крошку, по центру несущую стену и пару колонн для надёжности, трубы провели, и готово. А снаружи скала как была, так и осталась!
Это я почему такой умный по строительству? – Я в Финляндию строителем работать поехал! Отчим мой, скотина порядочная, всё детство меня стращал: «не будешь учиться, на стройку пойдёшь». И что? В учёбе мне это на тот момент не помогло нисколько. Зато позже, когда я умудрился-таки обзавестись парой высших образований, пророчества злобного тролля начали сбываться. У меня случился экономический и творческий кризис, я захотел что-нибудь серьёзно изменить, тут мне и предложили хороший заработок за границей. Ну я, понятно, согласился.
Да, вот так – Я, Мне, у Меня, Я, Мне и ещё раз Я! А что делать?
Вшивый постсоветский интеллигент на стройке в Финляндии! – Романтика!

Город большой, чистый, красивый. На Питер похож. Финны улыбаются (а не кривят рожу от русской речи как наши эстохи), спокойные такие, вежливые. И город у них такой же спокойный, солидный. Вообще Хельсинки трёхмерный, то есть не плоский, а как бы многоуровневый. Хотя высотных зданий нет, много холмов, низин, мостов, подземных галерей, эстакад, тоннелей для машин и метро, поэтому ощущение, что располагается он в три слоя. Кстати, русских много, ну и негров всяких тоже. Финны выпить любят, нет... нажраться! Так что, уютненько.

Жили мы в бомжатнике, как и положено гастарбайтерам, жрали (не ели, а именно жрали), кто что с собой из дому привёз. Вместе, русские и эстонцы, так что имелась прекрасная возможность для межэтнического и мультикультурного общения.
Впрочем, возможностью этой редко кто пользовался, и в основном, в свободное время все сидели, уткнувшись носами в свои «ноутбуки», наслаждаясь аутизмом. Уживались нормально, правда, бывали и драки, и поножовщина, и подляны разные, но в основном между эстонцами. Да что там, в основном точно только между ними и были.
Вообще, за поездку я в эстонцах разочаровался. Всё, в чём они обвиняют русских, то у них не просто есть, а в превосходной степени: национальная нетерпимость, высокий уровень агрессии, несдержанность, ригидность мышления, зацикленность на прошлом, комплекс собственного превосходства, тупость и лень... а ещё они скрытные и трусливые, и делают всё молча и исподтишка! Вот так им!
Ну да ладно.
Контингент, сами понимаете, ещё тот! Кто сидел, кто бухал, кто кололся, а кто прокололся по жизни и поехал туда, где любой дурак может что-то заработать.
Философия гастарбайтера проста, и у меня была прекрасная возможность с ней ознакомиться, прикоснувшись к тёмным глубинам неотёсанной и простой души пролетариата. Вот она, эта философия – работай так, чтобы как можно меньше напрягаться, и при этом, чтобы как можно больше заплатили. Не больше, не лучше, не меньше, не халтурней, не интересней, не целеустремлённей и даже не хуже, а так, чтобы заплатили.
Мне подсказывают, что все эстонцы так работают... вот стоят и через плечо подсказывают. Но это не так. Разные эстонцы есть, и хозяйственные бывают, и заинтересованные... всё, отстаньте! Вон пошли все, я сам знаю, что пишу!
Так вот, лучше, когда работа почасовая, можно торчать там по 10 – 12 часов, слоняться с ведром по углам или ковыряться в каком-нибудь дерьме, создавая вид трудовых усилий.
 Для финнов главное, чтобы вовремя пришли, были по форме одеты и не стояли без дела. Как угодно, хоть кури, но двигайся.
Кстати, мне там пришла в голову бизнес-идея: сигареты «Гастарбайтер» - в два раза длиннее, по сорок штук в пачке, и чтобы медленно горели. Сам-то я не курю, а вот ребята маялись, уже и не знали, что сделать, чтобы затянуть перекур.
Да, ну так вот, о душе. У пролетариата душа мрачная и тупая. Когда машешь, к примеру, кувалдой, то сначала забавно, типа как такой дурной спорт – кто больше сломает, или громче вдарит. Потом устаёшь, потом приходит бессилие, злоба, агрессия, а потом оставшиеся десять часов рабочего дня проводишь в душевной пустоте и отупении. Если в этом состоянии вдруг на глаза попадается что-то привлекающее внимание, а следовательно раздражающее, то сразу первая реакция – по привычке въебать по этому кувалдой от души. Ну, если не кувалдой, то хоть словом крепким... ну хоть мысленно!
Мне кувалды не досталось, я работал отбойником. Это такая большая тяжёлая ***вина, что-то среднее между огромной дрелью и отбойным молотком, с пикой на конце. Она стучит по бетонной стене, и та крошится и ломается под ударами. Вот и всё, вся работа. Тебе рисуют на стене, полу или потолке квадрат, и ты его стучишь, пока его не станет. Полная деструкция.
Аборигены за такую работу не берутся – тяжело, грязно, и платят мало, а наши готовы за эти гроши вкалывать. Когда финны увидели, что наши ребята из помоек извлекают цветные металлы и собирают их в кучки по углам, то сначала обалдели от изумления (ну тупые, как сказал Задорнов). А потом, когда разобрались, в чём дело, повеселели, заулыбались – «О, дикари из Эстонии прибежали... на наши богатые помойки набросились»... К слову, русские почему-то по помойкам не лазили, достоинство, говорят, не позволяет. Ну да ладно.
В прочем нет, не ладно! Тут мне один из них, из эстох, как-то под пивусик объяснял, что я русский дурак, а он умный эстонец. Диалог был примерно таков:
- А как ты относишься к Бронзовому Солдату? Ну, там, всем этим проблемам?
- Ну как... Понимаешь, для эстонцев это символ оккупации, а для русских это символ того, что наши предки пришли сюда, неся свободу от фашизма. Что мы не враги и не оккупанты, а наоборот, явились, чтобы помочь. Воевали за эстонцев, погибали, несли идеалы национального, там, и социального равенства...
- Ты серьёзно? Ах вот как...
- Ну да, мы же заводы строили, школы, больницы. Финансировали развитие национальной культуры, науки, руководство республики почти всё было эстонское. Образование тоже было на двух языках, и в школах, и в институтах.
- Ну да, а ты знаешь, что до войны финны были беднее Эстонии, и что твоя Советская власть сделала? Где мы сейчас?
- Ну, Советская власть делала, что могла и как умела, во всяком случае, Эстония была на привилегированном положении, и специально ей никто не вредил. К тому же уже пятнадцать лет прошло, как нет Советской власти, а государство богаче не стало, полная разруха экономики. Всё, что было, развалили, а нового не создали. При коммунистах было хоть и убого, но и фабрики были, и заводы, и сельское хозяйство процветало. Работа у людей была, пенсии, социальные условия какие-то.
- Да, всё это было, но зачем она вообще нужна была, эта власть? Пусть всё это было бы без неё. Вот финны без неё хорошо живут, и тоже всё есть, и получше, чем в Союзе.
- Конечно, они постоянно работают, из поколения в поколение, с утра до вечера уже много лет. А у нас, что раньше, что сейчас, все ждут, чего бы на халяву урвать, вот и сидим без штанов. К тому же у них взаимоуважение и взаимопомощь во всём, к людям нормально относятся, хотя бы на официальном уровне. И памятники, кстати, не сносят...
- А мы что, плохо к вам относимся?
- Ну, смотри – сколько государственных языков в Финляндии?
- Два.
- А сколько шведов тут живут?
- Ну, процентов десять – пятнадцать.
- А в Эстонии сколько русских?
- Ну, где-то тридцать процентов, а что?
- А языков сколько?
- Да причём тут язык? Зачем вообще второй язык нужен? Не нужно это! Ты вообще не о том говоришь. Вот скажи, хорошо, пришли, освободили от фашизма, и спасибо вам. Идите, русские, домой. Зачем у нас социализм строить?
- Хм... понимаешь, русский народ со времён крещения Руси живёт идеей своей исторической миссии. Это как бы задача сделать весь мир счастливей, гармоничней... ну я не знаю – «Святая Русь», «Москва – третий Рим» и так далее, это попытки воссоздать некий миропорядок, который будет отвечать более высоким, может быть, духовным интересам. И это не просто имперские амбиции, каждый русский готов жертвовать своими личными интересами на благо всего человечества. Во всяком случае, многие так и считали. Поэтому вам заводы строили, дома, культуру развивали, а не искореняли, как фашисты.
- А кто их просил вообще помогать?
- Ну как кто? Вы и просили, президент эстонский ещё до войны.
- Ладно, не важно. Ну, вот скажи, что они таким своим отношением или идеологией действительно хотят мир лучше сделать? 
- Конечно, а как же. Чтобы государство процветало нужно, чтобы каждый ему свои силы отдавал...
- Извини, но ты дурак! Это фигня, что ты говоришь. Так не было и никогда не будет. Если я и ты, и другие будут государству всё отдавать, то от этого никто богаче не будет, так и будет всё разваливаться.
- А что, то, что в Эстонии происходит, когда все чиновники воруют и под себя гребут, вместо того, чтобы о государстве заботиться, это привело вас к процветанию?
- Пока не привело, но то, что ты говоришь, это глупость. Вот смотри: каждому человеку естественно в первую очередь о себе заботиться, правильно? Поэтому кого ни поставь к власти, он будет всё равно воровать и стараться разбогатеть, это естественно. И это хорошо, потому что богатое государство это то, где живут богатые люди. Ведь правильно? Какая разница, как он это смог сделать, кого это волнует? От этого всем польза в результате будет, ведь богатый чиновник государству больше пользы принесёт.   Поэтому когда все люди, каждый на своём месте разбогатеют, государство станет богатым.
- А за счёт чего, с каких ресурсов, если каждый будет друг у друга одеяло отнимать и на себя тянуть? Отжимать каждый от каждого? Если я у власти, то я себе, понятно что-то отожму, а если я обычный смертный...
- А кто как может. У нас свободный рынок и свободное государство – зарабатывай, никто не запрещает. Это в Советском Союзе все для государства работали, а не для себя, поэтому он и развалился. Вообще всё зло от этого социализма и от этих бредовых коммунистических идей.
- Ну, в Финляндии тоже социализм...
- Какой социализм, просто все богатые, вот и социализм. Всё за деньги, и каждый на себя работает. А эти советские принципы всё только разрушают, не скажу от русских, но от коммунистов одно зло всем.
- Ну извини, а как же ваш премьер министр? В советское время он тоже был коммунистом, вас же, эстонцев, давил в Тарту на ваших антисоветских демонстрациях. А теперь сменил ориентацию и стал ярым антисоветчиком. Ломает те же памятники, к которым ещё недавно цветы возлагал. Снова у власти, и снова на себя деньги отжимает у народа...
- Не ****и! Ты слишком много ****ишь! Всё, хватит! Вижу, ничего ты так и не поймёшь.   
Вот примерно так мы и поговорили.

Последним объектом, где мне пришлось работать, была городская больница. Ну не совсем больница, а скорее продолжение комплекса, уже имеющихся медицинских зданий, соединённых подземными коридорами. К ним нужно было пристроить ещё что-то современное и грандиозное, чтобы получился медицинский центр государственного масштаба и значения.
Приехали рано утром – темно, ветер, дождь, грохот, прожектора. Меня протащили по каким-то катакомбам, после чего мы оказались в светлом бетонном тоннеле, где ходили люди в белых халатах, и ездили машинки  с тележками. Потом, теми же ходами меня вернули наверх, завели под тент, нарисовали на полу квадрат, дали отбойник и сказали – бей!
Вообще-то, нет. Сначала я просидел, как дурак, на холоде под тентом, пока привезли отбойник, пялясь на квадрат на бетонном полу.
Кстати, безделье, особенно бессмысленное, забирает больше сил, чем работа. Особенно тяжело, когда холодно, и не куришь. Сигареты – это не только фиксация промежутков времени, создающая ощущение хоть какого-то движения жизни, это ещё и аддикция. А любая аддикция убивает что? – правильно, пустоту в душе! Чтобы не дай бог там, что-нибудь не зашевелилось, что-то не родилось, кое-что не всплыло в наступившей внезапно тишине, а главное, аддикция помогает канализировать все душевные напряжения, которые могут привести в свою очередь к таким неблагонадёжным проявлениям, как философские размышления, духовные переживания, творчество и к прочим формам ненормальности. Так что сигареты, пиво и телевизор – вот панацея от духовного кризиса! Ура! Он просто не сможет наступить, так как наступать будет негде, или некуда, или неоткуда.
Но вернёмся на стройку, ибо я всё ещё там телом и душой, несмотря на вольный полёт мысли... Днём, при свете, моя стройка преобразилась, отдельные клочки реальности, вырванные из тьмы светом прожекторов, объединились в цельную и богатую картину мира, наполненную ощущением чего-то грандиозного. Передо мной предстал большой живой муравейник, существующий по каким-то своим законам, где всё подчинялось какой-то высшей логике, и в то же время каждый рабочий был занят своим, одному ему понятным и известным делом. В результате манипуляций с железом, деревом, пенопластом и бетоном рождалось чудо – из ничего медленно появлялось здание. Впрочем, любоваться великолепием романтики трудовых будней мне не позволяли те же самые трудовые будни...
Я подружился с отбойником против бетона. Сначала он нас испугался, и всё шло хорошо... На третий день работы в бетоне появились валуны. Под полом оказались перекрытия и стена полметра толщиной, в которой кроме толстых прутов арматуры были залиты цельные куски гранита. Срезать, а точнее отковырять это нужно было на метр в глубину, то есть вниз. Ну как тут не вспомнить про линию Маннергейма?
Вообще финны плохо знают свою историю, им надо было бы подумать о том, что случилось в прошлый раз, когда русские пытались сломать то, что они из  железобетона построили. Нет, сломать то сломали, но какими усилиями, и сколько времени это заняло...
Сначала мне казалось, что в Финляндии всё по-фински: и негры говорят по-фински, и собаки лают, и метла трёт об асфальт с акцентом, и даже отбойник стучит на финском языке – лла, лла, лла, ллааа... Но потом, как-то постепенно и незаметно, при стуке 360 ударов в минуту в грохоте отбойника мне стало слышаться имя Яри.
- Кто здесь? – никого... только звон в ушах, стук в башке и тёмные круги перед глазами - показалось. Снова тук, тук, лла, лла... опять Яри.
Я задумался. Дело в том, что на обоих объектах, где мне приходилось работать этой хренью, прорабов звали Яри. А может это всех финнов так зовут?  Или всех прорабов. Нет, скорее тем, кто руководит работами с отбойниками, присваивают это имя. Видимо, это ещё с царских времён, когда Финляндия входила в состав Российской Империи, и имя Яри это обкатанное на гладком финском языке слово «***рить». А может наяривать? Нет, это рубанком наяривают, или пилой. Мы же не плотники какие... да, отбойником именно хуярят!
Если кто-то вам скажет, что он отбойником «ябошил», не верьте ему. Выше кувалды он в своей жизни так и не поднялся. Это кувалдой ябошат, а отбойником именно ***рят. Есть в этом процессе что-то глубоко фаллическое, агрессивное, тупое, как закруглённая головка члена, который со скоростью 360 ударов в минуту бьётся о бетонную стену, лишая её невинной целостности и ничего при этом не создавая.
Кто помышляет иначе, подобен той глупой женщине, которая думает, что её квартира это то, что она купила. Так же просто, как корова насрала – раз и готово! Пришла и купила... нет, её квартира, это то, что мы – пролетарии построили. Грубые, грязные, примитивные, вонючие низы общества построили для неё, для этой расфуфыренной сучки, которая даже не хочет знать о нашем существовании. Своими мозолистыми руками, грибковыми ногами, отбитыми мозгами. Сколотили, заварили, залили, отбили, замазали, покрасили и т.д., и т.д., и т.д., тук-тук, тук-тук, тук-тук, лла-лла, лла-лла, лла-лла, лла, лла...
   Валуны – камни крепкие. Маннергейм не просчитался...  ото дня ко дню происходящее всё больше и больше стало напоминать мне военные действия. Сначала я заметил сытого рыжего финна с пистолетом – гвоздобоем в руке. – Ни дать, ни взять немецко-фашистский оккупант – мелькнуло в голове. – Нет, белофинн! Маннергеймский выкормыш...
Дальше – больше: форменная спецодежда, каска на башке, жилет, грохот пулемёта-отбойника в руках, взрывы в карьере, сухие выстрелы пистолетов-гвоздобоев. Мы на четвереньках проползали в бетонном окопе под рядами арматуры, и держа 30 килограммовый пулемёт перед собой, ***рили по врагу. Летела пыль, мелкие осколки, грохот стоял неимоверный. Стена плохо поддавалась, проклятый генерал знал своё дело, яростные бои шли за каждый сантиметр.
  Практически стройка была в самом начале, так что кроме отдельно стоящих колонн, пола первого этажа и начатков лестниц, уходящих в голые небеса, на поверхности ещё ничего не было, отчего здание ещё больше походило на охваченные боем руины. Зато под полом кипела жизнь. Фундамент стоял прямо на скале, кое- где присыпанной гравием. Местами было так низко, что приходилось проползать на четвереньках, а местами открывались колодцы с просветом серого неба между бетонной стеной и гранитной скалой.
Грязь, дождь, грохот, солдатская форма – роба, офицеры – инженеры в белых касках и красных куртках, грязь, пыль, усталость.
Нет работы, лопнула пика у отбойника, не выдержала нагрузки – сидим два часа в пустоте. Снова команда – «в ружьё». Снова валуны в бетоне, искры из-под железного члена – гранит без боя не сдаётся. Тут нужна тактика и стратегия, нужно окружить врага, найти слабое место в обороне...
Вышел из забоя отлить – тут же офицер: - «чем-нибудь помочь»? Что значит в переводе на наш: - «*** ли ты тут шоркаешься, почему не на работе»?
Офицер – невысокая тётка лет пятидесяти пяти, со светлым овальным морщинистым лицом, в маленьких очочках надетых на острые колючие глазки и с сигаретой в зубах. Ей бы папиросу и значок «ss» на петлицы для полного парада. Придёт, посмотрит, закурит: - «Через десять минут будет комиссия, полчаса перерыва, без команды не стрелять».
Каска – великое дело. Сколько раз, проползая через катакомбы подвала, я бился башкой об вновь выросшие со вчерашнего дня под потолком трубы. Проползаешь, подлезаешь, переступаешь, спускаешься несколько ступенек по мокрой грязной скале, и вот она – заветная дверь. Там бункер, там не стреляют, там тепло и чисто. Там ходят гражданские в белых халатах. Смотрят на меня со смесью изумления брезгливости и восторга.
Я снимаю каску, наушники, респиратор, очки, и вот я снова человек! Снова могу улыбаться! Правда, обильно присыпанный пылью, но человек!
 Но они шарахаются, как лани, униформа – роба и жёлтый жилет не оставляют сомнения в моей принадлежности к низшей касте, касте неприкасаемых.
Они не такие. Они чистенькие, они в белых халатах и со стерильными руками. Они получили образование, они вложили в это свои марки, своё драгоценное время, посвятили этому жизнь. Они чтут правила игры, у них есть на это соответствующая сертификация. Им улыбнуться мне страховка не позволит. Кто я для них – солдат. Пыльный, грязный и усталый солдат стройки, мясо большого города, нижние эшелоны пищевой цепочки... В углу под тентом меня ждёт сумка с термосом и сухим пайком, дома надоевшие унылые рожи бойцов – однополчан. И больше я никому не нужен в этой стране, и кроме фашистки надзирательницы никто мной не интересуется. Если я не вернусь из боя, никто этого даже не заметит. Нет у меня ничего, только грохот, усталость и пустота. Да ещё вражеская линия обороны, которую нужно пробить, несмотря ни на что... Только холод, усталость и пустота. Бессмысленность происходящего. Люди, я живой! Я хочу к вам, туда, где любовь и улыбки... но они смотрят на меня, как сквозь невидимую стену, преодолеть которую никто не в силах.
Линия Маннергейма всё-таки пала. Правда на день позже срока и ценой невероятных жертв и усилий. Приходилось несколько раз в немыслимых позах снова и снова её штурмовать, просовывая отбойник сквозь прутья арматуры и отколупывая сантиметры камня, сваренного хрен знает сколько миллиардов лет назад в раскалённых недрах земли, и вмантированного сюда проклятым Маннергеймом. Мы уже не жалели ни себя, ни техники, и больше не боясь смертоносного оружия, рукам держали его дёргающийся член или прижимали ногами его жало, направляя в нужное место. Ведь победа так близка! Нужно только последнее усилие! Если рука или нога попадёт по удар лезвия, то инвалидность обеспечена. Грозное оружие крошит гранит и бетон, а медицинская страховка для гастарбайтера существует лишь в пламенных речах командования. Но победа так близка... фашистка с сигаретой в зубах так долго ждёт... Да что там фашистка – весь план строительства, вся стройка, вся национальная система здравоохранения с её проектами реконструкции, в конце концов, вся Финляндия и все люди доброй воли. Даже казарменные братья по несчастью спросят – как, мол, дела?  Эти мрачные люди, которые даже про баб не говорят, чтобы друг друга не дразнить. Им даже пиво генерал пить запретил... и даже они ждут от нас победы.
Пробоина наша понравилась. Её зарешётили арматурой, обстроили опалубкой – будут заливать. Это центральное место, где соединятся фундаменты двух зданий – старого и нового. Поэтому важно. Особая ответственность. Очень много от качества нашей работы зависит! А что мы, - мы понимаем, ради такого нам и себя не жалко. И пусть стоят здания, пусть держатся друг за друга железобетонной сцепкой. Пусть ходят в безопасности люди в белых халатах по тихим коридорам. Мы расчистили пространство, открыли путь войскам, создали плацдарм дальнейшего наступления, разрушили, чтобы другим было, где строить. Пожалуйста.
Битва выиграна, но война продолжается. У нас новое задание на той же линии стены. Отбойник в зубы и вперёд! Новый квадрат на полу, снова грохот отбойника, вой сирены, взрыв в скале за пятьдесят метров от нас. Пол под ногами дрожит – на войне, как на войне. Глубоко и протяжно стонут бетономешалки, эти странные толстобрюхие животные стройки, с длинными хоботами. Повадками и стонами похожие на сухопутных китов, оставляющих за собой лепёшки жидкого бетона. Сегодня они прощаются со мной.
У меня на носу демобилизация, время командировки истекает, дома ждут, ресурса почти не осталось. Я усталый и грязный как чёрт хочу в свою норку, к тёплой жене... Я тут совсем одичал. Когда же это закончится? Думать о доме нельзя, а то совсем скиснешь... - Конечно ждут, я хочу чтобы ждали! Нужно верить что в той неприветливой конуре, пропитанной отчаянием и страхом нищеты, где свила своё гнездо эта злобная паучиха — моя жена, готово для меня чистое, спокойное и уютное местечко. Не вспоминать, не думать, не ждать, просто тупо верить с фанатичностью идиота.
Снова команда ждать, так устал, что непонятно, что лучше – дальше ***рить до одури или сидеть без дела. Но мне уже не страшно, я знаю, куда иду. Я снимаю шланг с отбойника и включаю компрессор. Струя воздуха со свистом и грохотом сдувает пыль с робы, и она становится снова из серого синей. Осталось сдать оружие, и домой. Моя война закончена, Маннергейм повержен. Зачем русскому человеку Финляндия? Сопротивление врага сломлено, вал обороны разрушен, можно идти домой, строить своё собственное светлое будущее. А финны пусть остаются в своём.



Эпилог.
До порта со стройки взялся проводить меня напарник эстонец. Тот самый, что другого своего собрата ножом порезал. Неплохой мужик, но какой-то странный.
Вообще если бы не он, я бы не справился, он делал до восьмидесяти процентов самой тяжёлой работы. При этом не ел, не пил и не отдыхал. Иногда перекуривал и всё время ругался «sattana satan». Не знаю, что это означает, но, видимо, что-то недоброе.
Я с ним ладил – не спорил, и когда видел, что он уставал, брал отбойник в свои руки. А работал он, как проклятый, а не как обычный эстонец, с каким-то маниакальным остервенением. Хотя у него была своя машина, но просить его о помощи мне как-то не хотелось, поэтому и договорился я с другими людьми, что отъезд мне организуют.
Спасибо бабушке из «ss», за меня подсуетилась, а то тот товарищ, что со мной спорил, несмотря на все договорённости с чистым эстонским сердцем, меня киданул, сука. Ну, да и *** с ним...
Да, и поглубже!!!
Вот так, аж полегчало!
Ну вот, взялся напарник меня подвозить. Я говорю – мне можно до метро, а дальше я сам. Благо до порта двадцать минут на общественном транспорте. Совсем рядом. А у меня через полтора часа паром отходит, ещё надо билет купить и переодеться (не ехать же в робе). В общем, время есть, но не много.
Он и говорит мне человеческим голосом:
- Но, я не знаю где тут метро. Это вообще для меня... отвезу в порт.
Ладно, поехали. Он включил GPS, что-то там настроил. Я говорю – а карта есть? Может, я просто дорогу покажу?
Он отвечает:
- Нет, я и так знаю.
Порт рядом – выехал и направо. Но он поехал не направо, и даже не прямо... он поехал налево и встал в хвост длиннющей автомобильной пробки.
У себя на Хиюмаа он таксистом работал, пока менты прав не лишили. Вот что я думаю – правильно лишили! Ему не таксистом, ему Сусаниным работать надо.
Мы выехали из города, объехали весь Хельсинки вокруг. Несмотря на то, что я грустно показывал пальчиком сначала на кораблики, виднеющиеся ещё через заднее стекло, а потом кораблики на дорожных знаках, он упорно вёз в противоположном направлении, приговаривая, что сейчас  из города огромные пробки (в каждой из которых мы по очереди и простояли).
Отъехав на достаточное расстояние, он, наконец, повернул направо и взял курс на центр. Но стоило ему выйти на более-менее прямую дорогу, как его снова потянуло налево, вопреки всем знакам и указателям. Я уже не сопротивлялся, и оставив все внутренние протесты, с любопытством наблюдал, чем же это кончится.
Мы объехали весь город по кругу, закончив экскурсию прогулкой по живописной набережной. В порт я попал аккурат через полтора часа.
 Sattana satan, блин! Ну что ему было сказать? – Сказал спасибо!


Попов Андрей
Таллинн,   февраль 2008