Утро-вечер, день-ночь

Утро – вечер, день – ночь.
 
     этюд

  В витрине большого винного магазина отражались мои ботинки и светло-серые брюки. Эта комбинация смотрелась хорошо. Брюки из чистой тонкой шерсти и пошиты недурно. Выше обзора нет, но я знаю, что пиджак выглядит тоже довольно неплохо. Костюм настраивает меня на заданную тональность, он служит мне униформой для различного рода кутежей, проводимых в обстановке официальности, как-то: свадьбы, дни рождения и просто праздничные запои в ресторанах. В подобных случаях требуется чисто выбриться, напялить светлую сорочку с галстуком. Приготовления создают надлежащий тонус.
  Сегодня свадьба. Женится мой родственник. Начало назначено на восемнадцать ноль ноль. Я по наивности  пришёл к этому времени, но здешние обычаи предписывают появляться часа на три позже, и все это знают, кроме меня. Я недавно вернулся в свой город после учёбы, и здесь мне всё непривычно. Наверное, самым первым поздравил жениха, чмокнул невесту, всунул им церемонно пучок цветов. Создаваемая супружеская чета уже явно подустала от многих хлопот. Гостей пока никого нет, и я выхожу на свежий воздух подышать и убить время. Вот уже обошёл со всех сторон ресторан, в котором всё должно произойти, изучена кладка его стен, ноги опять выводят к витрине винного магазина. Как всё меняется, однако. Теперь, спустя несколько лет, в его помещении кооперативный магазин, я уже давно не пью ни капли, мой клёвый костюм пожрала моль,  а родственник разошёлся со своей женой. Но это произойдёт не скоро, а сейчас приглашённые понемногу скапливаются к месту сбора, и начинаются всевозможные тщательно соблюдаемые ритуалы. Большинство присутствующих видит в этом особый смысл и горячо сопереживает происходящему: кто за кем вошёл, что подарил (и на какую сумму), какие слова сказал, в чём был одет – всё будет ещё долго обсуждаться и вспоминаться, пока не станет народным сказанием. Меня больше интересует, есть ли на данном пространстве смазливые подруги, и каково количество выпивки и закуски. Интерес к гастрономии проявляют и другие собирающиеся и незаметно (по их мнению) удовлетворённо оглядывают столы. Ресторанные музыканты начали отрабатывать свою «халтуру». Гости, отмечая их достоинства, хвалят громкость звука и то, что похоже копируют эстрадных телезвёзд
  После некоторых лет студенческих гулянок я отмечаю различие в подобных случаях в новой для себя жизни. Недавнего студента впечатляет обилие и разнообразие пищи и выпивки, - это положительно, но хуже, что в прежней жизни все были свои друзья и подруги, никому не надо было что-либо долго объяснять: что такое «Pink floyd», или как поступать, если твоя подруга не живёт в твоём общежитии, а чужих, конечно, не пускают.
  А здесь совсем другое по возрасту и по пристрастиям общество, неизвестно, кто чем дышит. Как в данных условиях весело провести время? Для начала надо как следует выпить, а там посмотрим. Вот, кстати, начались раздаваться первые тосты. Я с уважением отношусь к каждому, и лихо переправляю содержимое ближайших бутылок в свою ёмкость. Теперь вокруг такие милые и симпатичные люди, и есть о чём поговорить. Завязываю разговор с соседями по столу и через стол. Сразу выявляются общие знакомые, - благо наш город не Рио-де-Жанейро, потом оказывается, что мы уже виделись и знаем друг друга, но немного подзабыли. Веселье в зале мало-помалу разгорается. Голоса набирают обороты и высоту. Все искренне улыбаются друг другу, а некоторые целуются на радостях, звучит смех, звон посуды, в движениях гостей добавилось экспрессии и амплитуды, музыканты с плохо скрываемым вдохновением тоже вносят свою нелёгкую долю в атмосферу праздника, так что не слушать их нет никакой возможности.
  Мне почти весело, вокруг пустые бутылки, а я не удовлетворён выпитым, - сказываются студенческие годы тренировок, и по моему виду нельзя догадаться, что я вообще пил, - если все присутствующие давно раскраснелись, глаза сверкают, воротники сбились, речь возбуждена, а кое-кто уже путает слова, - то у меня рубашка и жилет застёгнуты, галстук чуть-чуть ослаблен, все действия точны и неспешны, взгляд спокоен и несколько флегматичен. В этом есть элемент игры, и я получаю от неё некоторое удовольствие. Мой вид почти никогда не вписывается в общий пейзаж различных попоек, вот и сейчас ловлю на себе какой-нибудь пьяный взгляд, обладатель которого несколько мгновений ворочает мозгами в поисках объяснения, что же это такое, и что оно делает здесь. Я же удовлетворяюсь тем, что вызываю удивление у окружающих, - значит, отличаюсь от них. Хотя какая разница, как напиваться, небрежно поднося рюмку или фужер на кончиках пальцев и поправляя галстук или пуская слюну по щеке и бурно жестикулируя? Все радости в подобных случаях сводятся к трём пунктам. Первое: пошутить и подурачиться своей компанией. Это исключается – я здесь один. Конечно, многих знаю на этой свадьбе, но они родственники или шапочные знакомые, всё это не то. Второе: приударить за какой-нибудь привлекательной особой, т.е. «снять», но таковые термины так быстро меняются и устаревают, что через небольшое время могут иметь совсем другой смысл, поэтому требуют дублирования. В русских романах XIX века было забавное слово «ухаживать» - почти по-старославянски. Но всё пространство уже давно просеяно моим взглядом, и много времени не понадобилось, чтобы понять, что и второй пункт отпадает – в глазах мелькали пышные бюсты и ноги, которые чем больше закутаны юбкой, паранджой и т.д., тем лучше. В студенческой среде, которую я никак не мог ещё забыть, на просеивание ушло бы намного больше времени. Далеко не всё зависело от меня, но я руководствовался принципом «главное – участие», хотя победа предпочтительнее вне всяких сомнений. В данном случае я ради разминки и чтобы разогнать застоявшуюся кровь, поучаствовал в нескольких танцах, слегка стебаясь, но никто этого не понял, может, подумали, что так и надо. Впрочем, свадьба дошла до той стадии, когда можно ходить в зале в нижнем белье и ползать на коленках, что некоторые уже пробовали, но их ещё возвращали в вертикальное положение.
  Оставался пункт номер три. Так как из трёх составляющих веселья оставалась только одна возможная, нужно ею компенсировать недостающие, что я и делал. Забыл назвать её – выпить. Странное дело, чем больше пьёшь, тем проще относишься к окружающему. Все проблемы становятся пустяками, всё приносит радость, любая мелочь. Полное довольство жизнью, и так просто достигается. После понимаешь, обычно утром, что находился в иллюзорном счастье. Только всё равно хочется возвратиться туда, где хоть малое время всё хорошо.
  Я поглощал и поглощал вкусное домашнее вино. С такой же непосредственностью, как и все, прыгал в весёлых танцах, затем немного садился и охлаждался, потом опять прыгал. Один-два раза потоптался с соседками по столу на отведённой территории. Это называлось медленным танцем, и после – опять магнитом тянет к насиженному месту. Глазами скольжу по пространству на столе вокруг меня и перебегаю от одной пустой бутылки к другой. Смотрю чуть дальше по сторонам, но нет никакой надежды в том, что попадается на глаза. Поворачиваю головой ещё дальше. – Хо, какая славная girl! Как я раньше её не заметил. Наверное, только пришла. Жаль, что когда она повернётся на девяносто градусов или пройдётся, будет совсем не то. Так часто бывает, что с какой-то точки девушка выглядит очень и очень, а с другой – ну совсем не так, а общее впечатление уже вполне среднее. – Ба, нет. Это как раз тот редкий случай, когда всё очень хорошо с любой стороны. Вроде бы. Тогда она давно забронирована. Однако я ничего не теряю, если это и так. Пойду попытаюсь с ней потанцевать, и всё выясниться.
  -Вас можно пригласить? – Да.
  Ответ с некоторой задержкой, за время которой она успевает окинуть меня взглядом, и я даже не понял, на какую оценку потянул. Необычное впечатление и в том, что этот взгляд мне показался и очень быстрым и медленным одновременно.
  Я с ней танцевал.

  К этому времени свет почти весь погасили. Теперь, когда она была рядом, ближе некуда, я был немного ошарашен, увидев, что она просто удивительно красива. У каждого своя мерка в этом вопросе. Эта девушка с моим трафаретом как раз совпала. Чёрные, почти синие длинные густые волосы, большущие глаза, ладная и гибкая длинноногая фигура. На девушку нельзя было не обратить внимания, и она прекрасно это знала.
  -А как вас звать? – Рита.
  Упускать её было просто нельзя. Внутри меня помятая и звонкая труба заиграла сигнал «по коням», и я помчался навстречу чему-то. Кто знает, доскочу ли.
  Конечно же, я не стал ходить кругами возле Риты, хотя и очень хотелось. Сел на насиженное место обдумать ситуацию и не торопясь цедил то, что ещё осталось на столе. Риту моментально пригласили на танец, потом снова. Я держал паузу. Теперь пора.
  -Рита, можно вас пригласить на танец ещё раз?
  Знакомая уже задержка ответа и взгляд, поднимающийся снизу вверх.
  -Да.
  Она опять рядом, и снова этот шум, называемый музыкой, поэтому надо говорить мало и ёмко.
  -У меня к вам два вопроса. Можно я сегодня танцевать буду только с вами? (В этот момент взвизгнул синтезатор – благо, на это не надо было усилий лёгких или чего-нибудь другого). И вы не против, чтобы перейти на «ты»?
  Точно такая же пауза перед ответом, как и прежде.
  -Да.
  -Тогда я сяду рядом с тобой, и мы о чём-нибудь поговорим, если услышим друг друга.
  Теперь Рита возле меня, и я опять ошарашен – она как будто с западного рекламного ролика – слишком безупречная внешность, создаётся впечатление нереальности происходящего, не могу отделаться от мысли, что попал внутрь какого-то американского боевика – завязка, потом будут драка, перестрелка и т.д. Только меня по ошибке взяли на эту роль – всё время проверяю, так ли сыграл этот кусок. Обязательно провалю фильм – актёр должен быть в шкуре своего героя – иначе халтура. Но пока не останавливают съёмки. Я скучающий одиночка без страха и упрёка.
  -Рита, ты не хочешь ещё потанцевать? – Нет, мне здесь не нравится. – Почему? – Я вообще не люблю, когда собирается так много людей. – Тогда как ты здесь оказалась? – Меня пригласили – неудобно было не придти, и кроме того, я с сестрой – вон она, Катя. Её отпустили из дома под мою ответственность.
  Я только кивал. Согласно сценарию мог бы сказать, например: «Рита, уже поздно, я привык рано ложиться спать, не могла бы ты меня проводить домой – я один боюсь идти».
  Рита прервала мои мысли.
  -Уже поздно, пора домой. На меня не будут обижаться, что не была на свадьбе. Ты не проводишь меня?
  Я чуть не поперхнулся.
  -Почему нет?
  -Я только вытащу Катю, мою сестру, подожди минуту.
  Однако, прошло несколько больше времени. Кате было лет шестнадцать-семнадцать, и не в пример Рите, ей здесь очень нравилось, и старшей убедить младшую, что пора домой, стоило усилий. Кате, совсем ребёнку, всё казалось весёлым. Через каждые две-три фразы ею овладевал смех.
  -Ритка! Опять кого-то подцепила. Кто это?
  -Первый встречный,- ответил я мимоходом вместо старшей сестры.
  -А? Что?- на секунду споткнулась Катя и тут же засмеялась, - он мне нравится.
  -Она мне тоже,- добавил я нарочито меланхолично.
  -Кто? сестра? – с хохотом спросила Катя, поневоле разговаривая со мной напрямую.
  -Да, младшая.
  Снова смех, Катя, чуть не прыгая, направилась в зал.
  -Ты куда? – это уже Рита.
  -Толика возьму, и пойдём домой, раз ты такая нудная.
  -Опять Толик, что ты с ним связалась?
  Последние слова прозвучали вхолостую.
  Наконец, мы выбрались из душного ресторана и в четыре раза медленнее, чем можно было бы, добрались до остановки, потому что нас было четверо. Пока ожидали троллейбус, Катя разобралась с Толиком в своих проблемах, и тот быстро исчез. Уже втроём сели в нужный троллейбус. «Хорошо, что по пути», - прагматически отметил я про себя – домой ехать мне было тем же маршрутом.
  Полупустой троллейбус. Я, Рита и Катя. Слова прыгают между мной и Катей. Это не разговор, а обмен шутками, двусмысленностями, иногда колкостями. Рита молчит. Но её взгляд переходит от меня к сестре и обратно. Только нельзя понять её оценку. Кажется, что когда она смотрит на Катю, то это означает – «хватит шуметь, непослушная девчонка, угомонись», но и в этом сомневаешься, потому что иногда мелькает полуулыбка. А в отношении меня нельзя понять ничего. Мы приехали. Вот дом, где живут мои попутчицы.
  -Катя, иди домой. – А ты? – Я скоро приду. – Мне не хочется домой, ещё рано.
  Пара минут переговоров, наконец, Катя уступила.
  -Спокойной ночи, Катя, - говорю я. – И тебе тоже. А когда ты ложишься спать? – Это нетактичный вопрос.
  Мы остаёмся вдвоём. Я предлагаю посидеть на скамейке перед её подъездом немного,  объясняя тем, что хороший тёплый вечер – так и было в действительности, и блестели звёзды, и было тихо, и людей уже никого, почти все спали. Как полагается, я начал нести какой-то вздор и хотел уже положить руку на Ритино плечо, но рука будто одеревенела, чему я очень удивился и начал об этом уже раздумывать, только Рита перебила мои размышления.
  -Сколько тебе лет? – Двадцать три, - ответил я машинально. – Ты так и выглядишь, мне двадцать два. Ты мне нравишься. – (Ого,- пронеслось у меня в мозгу). – А где ты живёшь?  (Нравится ли она мне, выяснять не требовалось – она и не спрашивала).
  Я чётко назвал свой адрес и как туда попасть.
  -Уже поздно, давай встретимся послезавтра (это был праздничный день) в центре у фонтана. – Давай. – В двенадцать дня сможешь? – Смогу, - ответил я. – До свиданья. – До свиданья.
  Рита исчезла за дверью подъезда, оглянувшись в последний момент, а я пошёл кратчайшим путём домой. Была уже ночь, она скрывала убогость пыльных и неровных улиц, выбоин в асфальте, обшарпанные дома, гнутые заборы. Фонари горели не через один, и даже не через два, поэтому всё смотрелось непривычно и даже привлекательно, не то что днём. Я быстро преодолел расстояние до моего одинокого холостяцкого жилища. Добравшись до кровати, сразу же заснул.

*         *         *

  Я один в этом городе. Таких как я в нём много. Мы знаем о жизни тех, кто ночует в чистых и тёплых постелях, самым подробным образом – они же не знают даже о нашем существовании. Единственно, где они нас видят – на вокзалах, когда они приезжают в незнакомый город в первый раз и начинают оглядываться по сторонам, поставив на чистое место свои чемоданы и сумки, чтобы их не запачкать и зорко за ними следя, чтобы не украли. В этот момент они более внимательны – и вот теперь они нас замечают, их коробит наш вид, они брезгливо сопят носом – им не нравится наш запах. Они нас почему-то боятся, хотя они всегда сыты и выспавшись, мы же голодны и слабы. Один из них может справиться с десятью из нас, но они нас почему-то боятся и показывают на нас милиционерам, давая понять, что нам не место среди них, нас срочно надо изолировать, убрать. Милиционеры, тоже до этого нас не замечавшие, теперь пренебрежительно приближаются к одному из нас и обычно говорят: «А ну! пошёл-л отсюда!»
  Итак, они нас не замечают. Если же кто-нибудь из них всё-таки обратит на нас внимание, то думает, что нас мало, ну, десяток на город, ну, два. Они ошибаются. Нас не намного меньше, чем их, но мы не стараемся выделиться. Днями мы спим в подвалах, в колодцах теплотрасс, заброшенных домах, - там, где они не мешают нам, а мы не показываемся им на глаза. Наше время – ночь, мы выходим в парки, глухие дворы, у нас свой отсчёт суток, он начинается с наступлением темноты. Мы имеем пищу, ещё кое-что из одежды – нам надо очень мало. И всю ночь то из одного, то из другого окна домов, заселённых ими, несётся то пьяная брань, то крики выясняющих свои отношения. Если у них какая-то радость, шум, от них исходящий, всё равно такой же. Им и ночью нет покоя. Мы же пользуемся отпущенным нам временем: ходим под открытым небом, вслушиваемся в шорох усталой земли под покрытием из бетона, асфальта и мусора. Не только мы появляемся ночью на поверхности города – такие же бесприютные кошки и собаки заполняют тёмный город. Мы не приносим вреда этим ночным тварям, они нам – тоже. Наши ночные колонии, животных и людей, обходят дневных обитателей города, животные – из опаски, мы – из равнодушия. Мы равнодушны к ним.
  Наверное, они, если бы всё-таки обратили внимание на нас, подумали бы, что мы должны быть очень сплочёнными между собой. Но это не так. Тогда мы должны бы бороться между собой за что-либо, подчинять себе друг друга. Снова нет. Мы – колония одиночек. Мы никогда не приносим никому вреда, но и помощи от нас ждать трудно – такое встречается редко.
  Они у нас на виду, вся их жизнь, от рождения, даже раньше, от зачатия, и до смерти, когда их долго оплакивают и торжественно зарывают в землю. Если бы мы захотели, они были бы в нашей власти, мы знаем все их секреты, тайны, уловки, они о нас не знают абсолютно ничего. Но нам от них ничего не надо, единственно, чем мы дорожим, что нас объединяет – это наша независимость. Мы все очень дорожим своим богатством – тем, что нас никто не трогает и даже не подозревает о нашем существовании.
  Хотя как будто мы с ними внешне одинаковы – настолько, что если бы кого из нас одеть и постричь по-ихнему, то они приняли бы за своего. Впрочем, они, когда иногда видят нас, такими как мы есть, не отдают себе отчёта, что мы не относим себя к ним. Кто из нас – того отличаем, как бы он не замаскировался – в этом, правда, нет необходимости.
  Единственно, что нас связывает с ними – время от времени один из них уходит ночью в темноту и становится одним из нас. Как прекращается наша жизнь, куда мы деваемся после смерти, - никто не знает, - ни мы, ни тем более они. Нас никто не хоронит. Только по прошествии какого-то времени мы отмечаем про себя, что одного из нас давно никто не видел, и больше никогда не увидит, и никто не может сказать, куда он исчез.

*         *         *

  Утро. Звенит будильник. Просыпаюсь. Пора на работу. Немного тяжеловато после вчерашнего выпитого, но это время жизни, когда всё нипочём. Умываюсь, одеваюсь, выхожу из дома, тороплюсь к автобусу. Всё как обычно, буднично, а вчерашнее кажется нереальным. Неужели вчера я познакомился с такой красивой подругой, к тому же завтра я могу ещё раз её увидеть. Не исключено, что она и передумает – я реально себя оцениваю - на шкале популярности у женщин занимаю место где-то дальше середины, но не самом верху, это точно. Хотелось, чтобы с ней завязались какие-нибудь отношения, но если нет – из неудач в этих делах не делаю трагедий. Поэтому как получится с Ритой – будет видно завтра – нужно прожить сегодняшний день, тем более, что он уже требует к себе внимания. Я сейчас на службе, и нужно быть достаточно строгим со своими подчинёнными работягами и напускать деловой вид на себя – это для начальника, вот он, кстати, идёт, а впереди него несётся ругань – не по злобе, просто он выполняет свой служебный долг.
  -Ты знаешь, ё-моё, что на втором полигоне кран стоит по твоей вине целый час?- он мне.                -  Знаю, вру совершенно непринуждённо,- только не час, а десять минут.
  -Так почему твои люди не ремонтируют его?- он мне.
  -Они уже там,- я ему.
  -А ты почему здесь, ё-моё?- он мне.
  -Ё-моё, а я за схемой пришёл,- я ему.
  И дальше в таком же духе.
  Пока длится диалог, мои подчинённые другой дорогой мимо начальника уже дошли до крана (подъёмного), и через десять минут он уже поднимает то, что от него требуется.
  В такого рода хлопотах рабочий день всё-таки заканчивается, и я быстренько покидаю производство, честно заслужив право на отдых.
  И наступает ночь, вспоминаю, что завтра я договорился встретиться с Ритой. – А, может, не пойти? Ну её… - Нет, что там, конечно же пойду, а вдруг она всё же придёт. – Я засыпаю.
  В двенадцать я у обозначенного фонтана, пять минут проходят, десять минут – наверное, не придёт. Что же, я честно пытался использовать шанс. Нет! вон она спешит, спешит ко мне! Какой я ценный парень, раз ко мне такие девушки хоть и опаздывают, но всё-таки спешат. Рита совсем другая, чем в первый раз. И другая у неё, более строгая причёска; она в джинсах и в чём-то типа пиджака. Всё какое-то фирменное и дорогое, как и тогда. Конечно, это тоже Рита, но как будто бы вторая.
  -Здравствуй, я специально пришла, потому что договорилась с тобой встретиться, мы сегодня едем в деревню к знакомым. Извини, что так получилось, мне надо сейчас домой.
  Она ещё оправдывается?!
  -Хорошо, поехали, я провожу тебя.
  Второй раз я проделал с Ритой тот же путь, точно такой же. Мы опять прощались.
  -Давай завтра встретимся, если хочешь. – Хочу,- я бы мог сказать больше, но воздержался, - что мы будем делать, может, сходим в кабак,…то есть ресторан?- Согласна. Я поняла, что ты меня приглашаешь?- Да, так и есть.- Ну, тогда в семь вечера у ресторана «Пловдив», он мне больше нравится.
  Я ничего не имел против. Рита ушла. Предстояло придумать, чем занять вторую половину дня. Знал бы заранее – договорился бы с друзьями встретиться и как уж нибудь провести время, тем более праздник всё-таки. Теперь же где их найдёшь, да и мотаться куда-либо нет желания, пойду домой, чего-нибудь съем, а после послушаю что-либо.
  То время, что я сижу дома, большей частью вырвано из личной жизни моих соседей. Но здесь не полностью моя вина,- слишком уж звукопроницаемы стройматериалы, из коих выстраиваются жилища, и поэтому всю музыку, которую слушаю я, приходиться слушать и соседям, так что даже в самые трудные времена для рок-, джаз - и даже симфофанов соседи всегда в курсе, что делается в музыкальных сферах. Вот и ещё один день я провёл в неблагодарной миссии культурного просвещения окружающих меня в пространстве людей. Благо, я мог слушать свои диски очень долго. Ведь завтра был ещё один выходной.
  На следующий день проснулся довольно поздно, люблю поспать в выходной, не спеша принял ванну, побрился, выпил чай, полистал газеты. Подошло время идти на встречу в ресторан, хотя можно не торопиться: в нашем городе все расстояния коротки.
  Итак, я у ресторана. На этот раз Рита вовремя, и опять одета по-новому, и опять по-фирменному, что для меня уже не удивительно. В её сторону выворачивает шеи молодых самцов и интеллигентных мужчин и, что странно, женщин тоже. Она не обращает на это внимания или не замечает.
  -Здравствуй, Рита. – Здравствуй. – Как провела загородный уик-энд? – Ничего. А ты что вчера делал? – Глушил соседей «Led zeppelin». – А что это такое? – Хорошее средство для чистки мозгов. – Слушай, как ты странно разговариваешь.  – Почему странно? Тебе мешает моя манера говорить? – Нет, просто непривычно. – Идём пить? – А что, ты собираешься меня напоить, чтобы я была пьяная? – она в притворном возмущении широко открыла глаза и шлёпнула меня по плечу рукой, пока я ждал, когда лучи заходящего солнца вернутся из глубины её колодцев. – Конечно.
  Рита вместе с одеждой поменялась и сама. Теперь она больше говорила, чем в первый раз. Тогда она больше слушала, что я выдавал, только отвечая короткими фразами.
  -Ты сегодня весёлая. – Да? А позавчера? – Позавчера была очень уж серьёзная. – У меня бывает разное настроение. Иногда сижу дома одна и плачу.
  Странная девушка, она опять меня озадачила, рисуется что ли? – не похоже. Говорит, что плачет иногда, совсем не кокетничая, и даже не изменившимся голосом.
  -Рита, что мы будем пить? Чем тебя лучше спаивать? – Шампанским.
  Как только мы заняли столик, тут же объявилась официантка и сразу же выполнила заказ и проговорила что-то вежливое приятным тоном, я тоже сказал какие-то слова в ответ.
  Рита: «Мне чуть-чуть»,- и показала пальцем на фужере, сколько именно чуть-чуть.
  Я: «Это же шампанское, от него невозможно опьянеть».
  -Да, но я вообще пью очень мало, даже шампанское.
  -А я не люблю его, потому что пьёшь и никакого толку. Зачем же мы его брали?
  Мы просидели совсем немного, Рита вышла на минуту, вернулась и сказала: « Может, уйдём отсюда, что-то мне здесь не очень нравится? – Хорошо, - согласился я.
  Рассчитываясь, оглянулся на недопитую бутылку, какое-никакое, а всё-таки спиртное.
  На выходе старый швейцар с потёртой и профессионально-наглой рожей сказал, чтобы мы заходили ещё. – Спасибо, зайдём. До свиданья, - ответил я ему. – Что ты с ним разговариваешь?- спросила меня Рита уже на улице. – Так просто, хотя может, с таким мурлом и нечего говорить, но раз он вежлив, чего я буду хамить.
  Рита посмотрела на меня взглядом, который мне уже был знаком, но к которому не мог никак привыкнуть. Тут сразу вспомнил, что и официантка с нами была вежлива, и когда ехали в троллейбусе, какая-то женщина просто так завела с нами разговор. Когда я один, ко мне такого внимания не замечал. Значит, – из-за Риты, она привыкла к этому и не знает, что люди обычно неприветливы, её хорошее отношение к себе не впечатляет. А я не привык.
  Шли и болтали. Прошло некоторое время после нашего знакомства. Если бы я был Рите неприятен, она отшила бы меня сразу. Пока этого не произошло. Скорее всего, изучает меня или просто проводит время со мной от нечего делать.
  Недолго, как будто, гуляли, только Рита стала торопиться домой.
  -Почему так рано? – Я всегда домой прихожу рано.
  Я хотел было уговорить её ещё погулять, но раздумал.
  -Когда мы встретимся? – Позвони мне завтра или послезавтра по телефону.
  Рита дала номер своего телефона, мы расстались.
 
*         *         *

  Я один в этом городе, но таких, как я, в нём много.
  Луна в это время всегда яркая, даже если облака и закрывают её, то они служат абажуром, и всё равно хорошо видно вокруг. Ночь – хорошее время. Нет шума, разве когда ветер, но это хороший шум, он не мешает движению. Не тому движению, которое делают руки и ноги, а что совершают чувства и мысли. Что с того, что этой ночью я иду вдоль реки, на которой плещется огонь прожекторов, выхватывающий части грузовых кранов и барж, стоящих на приколе. Я иду и упиваюсь своим одиночеством и затерянностью, тем, что никто не переживает за меня, никто не ищет, никто не знает, где я, и никто не интересуется мною. Это настолько восхитительное чувство, что его не променяю на  сладкий сон в мягкой постели с белоснежным крахмальным бельём и изысканный ужин и даже на горячие любовные ласки. Я смакую своё положение, в котором ничего у меня нет, и ничего не будет. Это самое главное. Никогда, никогда у меня не будет новой модной одежды, вкусной пищи, любящей красавицы жены и детей, спрашивающих моего совета. Как приятно, что я отказался от всего этого. Зато взамен получил чувство свободы. Я свободен. В своих мыслях, поступках. Я располагаю собой как хочу. Захочу – нырну в чёрную ночную воду и потону. Меня никто не будет отговаривать, я никого не сделаю несчастным, никто не останется без моей поддержки, никто не лишится моей любви. Я полностью свободен. О! какое это счастье, какая страсть! Она победила все  остальные. Она – самая сильная. Мы, ночные одиночки, это знаем. Это – наше богатство.
  Кроме себя я располагаю и этой рекой, и этим песком, и этим чёрным небом, и этими кустами. Конечно, я не буду ломать веток, но я смогу забраться в них и смотреть в космос. Может быть, он иногда слышит меня. 
  Чёрные смоляные волны плещутся у моих ног, ночной воздух опутывает и обнимает меня. Речной запах освежает. Хорошо. Со стороны близкого города – шум проезжающей машины раскидывает возникшую гармонию – и исчезает. Я стою какое-то время, затем снова продолжаю путь, я вхожу в ночной квартал с огромными домами-коробками, загораживающими звёзды, и пустырями между ними. Это большой микрорайон. Наверное, целый час иду через него, и только один или два случайных прохожих попадаются мне навстречу. Это запоздавшие обитатели коробок-квартир спешат домой. Ночью они намного внимательнее смотрят вокруг, чем днём – опасаются насилия от себе подобных. Завидев меня, настораживаются и успокаиваются лишь после того, когда расходимся. Они, как всегда, ничего не видят, хоть и пристально смотрят на этот раз, - от меня не будет им никакой угрозы, - я тороплюсь пройти быстрее мимо, - я избегаю вторжения даже взгляда в моё одиночество. Ну вот, наконец, и последние дома. С ними заканчивается город, я выхожу на пустынную дорогу. По обочинам высокий бурьян и пыльные чахлые деревья. В это время, когда недолго осталось до рассвета, нет ни машин, ни тем более людей, и легко шагается по отполированному покрытию. Слева от дороги стоит в одиночестве последний дом. Сворачиваю с трассы и направляюсь к нему.

*         *         *

  Чёрные звёзды высыпали на чёрное небо, но их не видно, потому что это чёрные дыры. Видны только нормальные звёзды, без всяких выкрутасов. День закончился, а ночь ещё не началась. Всё самое интересное происходит в жизни ночами и, в крайнем случае, вечерами, а всё самое скучное – днём. Днём мне хотелось позвонить Рите, ведь теперь у меня есть номер её телефона, но что ей сказать, совершенно не знал. Было бы глупо, если после слов «Привет, Рита!» и долгой паузы понёс бы какую-нибудь ерунду. И хотелось позвонить ей – и как-то неловко. Но это днём. А вечером уже никаких проблем. - Раз хочется позвонить – звонить надо, и ничего в этом неловкого нет. День уходил долго и трудно, но вечер наступил.
  -Привет, Рита. Рад тебя слышать. – Здравствуй, Коля.
  В первый раз Рита назвала меня по имени, как-то она умудрялась обходиться до этого. У меня вдруг зачесалось между лопатками, я сглотнул слюну и начал довольно бодро нести какую-то ахинею. На том конце было молчание, позволявшее мне выговориться, с редкими «да» и «нет». Мой монолог продолжался довольно долго.
  -Давай встретимся сегодня, - Рита перебила мою речь, и я едва не закашлялся. – Да, конечно!.. Когда? – Через час. Жди меня на остановке. – Хорошо.
  Через час я был на остановке. Я ждал и был готов к тому, что Рита будет позже. Так оно и случилось, но десять лишних минут меня не удивили, я рассчитывал на большее. Она была в чём-то другом. Это тоже не было неожиданностью, но не заметить того я не мог. Может, я стал привыкать к действиям Риты, и подготовлен ко всякому и всё же говоря: «Чем мы сегодня займёмся?» и услышав: «Давай пойдём к тебе», - таким ответом  застан был врасплох.
  Мы снова идём вдвоём с Ритой. Мы подходим к моему дому. Ещё светло, прекрасная погода, много людей во дворе. Множественные взгляды липнут на нас сначала спереди, потом сзади. – Здрас-с-сьте, - приветствует меня очередная соседка. – Здравствуйте. Мы проходим, но я спиной чувствую ещё один впившийся прицел глаз. А Рита, похоже, зрительского интереса не замечает. Но когда заходим, наконец, в квартиру, она довольно-таки оживляется, и через некоторое время уже даёт мне объяснения повелительным тоном, что куда переставить и переделать. Теперь я знаю, как реагировать. Я киваю с улыбкой и говорю, что согласен.
  -На что ты согласен? – На всё.
  Рита теряется. Или мне кажется. На несколько минут её оживление пропадает.
  -Давай послушаем музыку, знаешь, я – убеждённый меломан. – Я вижу. – Её взгляд блуждает по рядам пластинок и кассет с тихой удивлённостью. – Что бы ты хотела послушать? – А что тебе нравится. – Всё, что здесь – мне всё это нравится. – Тогда поставь, что хочешь.
  Я ставлю бобину с концертом «Yes» и сажусь на диван.
  -Рита, садись, что, так и будешь стоять? – Она садится на другой край дивана. Минут пять звучит музыка. Я слушаю и молчу в своём углу. И заговаривает Рита: - Эти огоньки (она смотрит на аппаратуру) похожи на звёзды. И надо немного побольше – и будет как небо. – Рита, я сяду поближе к тебе, а то ничего не слышу, что ты мне говоришь. – Я двигаюсь к ней и сразу чувствую настороженность, – тебе нравится музыка? – Пожимает плечами. – Хочешь, сварю кофе? – Нет, я не буду.
  Молчание.
  Рита: Я тебя раньше видела на улице. – Это ты сейчас вспомнила? – Нет, раньше. - И что? – Так, просто. – А я тебя не видел. Если бы видел, то запомнил. – Тебе нравиться одному жить? – Нормально. Ко мне приходят друзья, или я иду к ним. А если один – слушаю музыку. – А ты не думаешь жениться? – Нет, пока не думаю. – А что ты ещё любишь, кроме музыки? – Всего понемножку: кино, хорошее вино, хорошую компанию. – А я люблю, знаешь, что: побыть одной и поплакать. – Почему поплакать, Рита? – Не знаю. Сижу в кресле и реву как дура.
  За окном начинало темнеть.
  -Мне пора домой. – Почему, ведь ещё рано.
  Не обижайся, папа сказал мне быть к девяти. – Ну, раз папа сказал… - делать нечего. Я тебя провожу. – Значит, ты не обиделся. – Нет. Почему я должен обижаться.
  Итак, мы прошли через поредевший строй кровно заинтересованных взглядов. Теперь я тоже не ощущал их на себе, они проскальзывали мимо. Рита прижалась к моей руке. Мы о чём-то тихо говорили.

*         *         *

  Дом издалека в темноте кажется обитаемым. С более близкого расстояния обнаруживается, что бОльшая часть окон осталась без стёкол, а бурьян смело подступает к самим стенам. Только фасад выглядит пристойно. Боковая и задняя часть дома побиты и обшарпаны. Значит ли, что здесь никого нет? Можно так и подумать, но едва заметные ходы в траве выдают тех, кто их проложил. Останавливаюсь и разглядываю картину, вырисовывающуюся передо мной в лунном свете. Запах сырости от неухоженных стен и бурьяна. Обвалившаяся штукатурка, отслужившая своё кровля, а сверху свет луны, показывающий контуры облаков. Красивое безобразие! Постояв и полюбовавшись, обхожу дом с другой стороны. Там оказываются чудом держащиеся покосившиеся сараи, темнеющие древними досками. Дом повернулся ко мне двумя подъездами – двумя чёрными манящими дырами. При подходе к ближайшей из них под ногами хрустит смесь битого кирпича и стекла. Не видно ничего, натыкаюсь то ли на стену, то ли на кирпич, или, может, на арматуру. Глаза понемногу привыкают к темноте. Абсолютно чёрный свет переходит в чёрно-тёмно-серый рисунок. Можно продвигаться более уверенно. Несколько комнат оказываются схожими, как родные сёстры – пустота и хруст мусора под ногами и ничего живого. Лестница ведёт на второй этаж. Подъём требует осторожности – лестница скрипит и стонет. Одинаковые комнаты, и никого нет, но чувствуется чьё-то присутствие. В последней комнате действительно находится человек. Он на чём-то сидит, откинувшись спиной на одну стену и взглядом направившись в противоположную. На моё появление человек никак не реагирует. Его глаза обозначают самодостаточность. У третьей стены стоит что-то наподобие ящика – в темноте не видно. Хочется отдохнуть – занимаю это место и наслаждаюсь тишиной и присутствием умиротворённой души. Человек не выказывает какой-либо реакции, но я знаю, что он не против моего присутствия. Мы сидим так полчаса, может, больше. За окном цвиркает боязливо сверчок, где-то далеко завыла собака и смолкла. Мой сосед-незнакомец не спеша встал, подошёл к окну и потянулся. Небо начинает светлеть – наступает утро. Меня одолевает сон, я кое-как устраиваюсь и засыпаю. Перед тем как совсем уснуть, замечаю, что незнакомец тоже приспосабливается ко сну у своей стены.

*         *         *

  Мы были знакомы с Ритой уже достаточно долго. Все мои предыдущие романы за такой срок уже завершались. И там были и долгие разговоры о жизни, и ночные прогулки в обнимку, и весёлые гулянки в компаниях с шумом и танцами, и отчаянные объяснения, и претензии, и, наконец, вершина и сладкая начинка всех этих отношений, когда перемещаются ночь и день, и путаются дни недели. Жизнь добирается до цветущего рая и там пребывает несколько часов, дней или недель. Дальше хуже. Райские декорации начинают убирать на склад. Чаще всего с большой быстротой. Роман стремительно несётся к завершению.
  С Ритой не так. Ничего не было. Только встречи с несколькими днями перерыва между ними.
  Несколько дней я не видел моей Риты. Мне хотелось верить, что она моя, и временами казалось, что так оно и есть. Но в другие моменты я чувствовал, что мы – два очень далёких человека. Этот вывод поддерживали многие мои друзья и знакомые. Наши, пусть и немногочисленные встречи с Ритой, не прошли незамеченными. Все как бы вскользь интересовались, что у меня за новая девушка, многие почему-то знали её, и отзывались все по-разному, и почти всё не очень положительно. Говорили, что она какая-то странная, замкнутая и не очень умна, и к тому же, что у неё есть странная манера «ходить» сразу с несколькими парнями.
  Всё, что я выслушивал, заставляло меня смотреть в небо и улыбаться. Небо было голубое и прозрачное, и на нём зависали пышные, взбитые облака. Наступило тёплое лето, и даже жаркое. Солнце радовало и ласкало теплом.
  Несколько дней я не видел её. «Рита, Рита, Рита, Рита», - стучит в ушах. Я звоню. «Рита», - говорю я. – Я слушаю, кто это? – Рита, - говорю я. – Володя, это ты? – Я не Володя. - Кто это?
  Она в некотором замешательстве.
  -Коля. - …Ой, извини, сразу не узнала. Почему не звонил мне? – Тебя нелегко застать. – Но сейчас ты меня застал. Может, пойдём погуляем?
  -Давай погуляем.
  Вечерний парк обмахивал нас листьями. Сели на скамью под большим платаном.
  Несколько ничего не значащих фраз. Неожиданно Рита вскидывается. – Слушай, почему ты со мной познакомился? – Я хотел этого. – А что дальше? – Не знаю. – Жениться на мне не хочешь? – Ты задаёшь интересные вопросы. – Ну и отвечай на них. – Дай мне подумать. Или требуется моментальный ответ? – Конечно. Я уверена, что просто всего не говоришь, скрываешь. – Может и так. А вдруг ты ошибаешься? – Ничего не понимаю. Говори толком. У меня есть своя квартира, мне родители сделали, машина, ещё кое-что. Смотри, какие у меня серёжки. Золотые. А разве тебе не нравятся мои ноги (она чуть приподнимает юбку)?
  -Нравятся. (Ноги у Риты замечательные, что там говорить).
  -Выше не хуже, не сомневайся.
  -Не сомневаюсь.
  -Ну так как?
  -Согласен.
  -На что?
  -На машину, квартиру, серьги и что повыше.
  Жёлтая луна улыбается. Городская пыль успокоилась, улеглась на дорогах. Цветы излучают ароматы и качаются, когда лёгкий ветер забирается на клумбы. Вот и он прекратился. Тихо. Слышно, как копошатся и жужжат в траве жуки и всяческие букашки. Вступление к «July morning» «Urian heap». Был действительно июль, но не утро, а поздний вечер. Слышала ли Рита?
  Я положил руку на Ритино плечо. Протестов нет.
  Она сказала: «Меня никогда не бросают, бросаю всегда я».
  Вдалеке прокашлялся грузовик и удалился. Вскинулся лаем где-то там же пёс, дождался некоторой поддержки других собак и тоже успокоился. Комар начал облетать нас, звеня то слева, то справа.
  Она сказала: «Что-то я сегодня слишком нервная. А ты странный какой-то, не понять, чего тебе надо. Наверное, то же, что и всем парням. Ты такой, как все». – Я не такой как все.
  Рита смотрит на меня, добавились недоверие и сарказм.

*         *         *

  Идёт дождь. Долго идёт дождь. По лужам ходят промокшие и взъерошенные ворОны. Сон прекратился. Я в пустой комнате. Утро. Спускаюсь вниз к выходу. С крыши льются струйки прозрачной воды. Раздеваюсь и становлюсь под них. Тело пронзают заряды от холодной воды. Я развожу руки в сторону и вверх, потягиваюсь, мышцы надулись и расслабились. Захожу под козырёк крыльца. От меня подымается пар, и вот, я уже сухой. И дождь перестал.
  Из другого подъезда кто-то выходит. Это женщина. Я смотрю на неё, она на меня. Она идёт ко мне. Наши ладони встречаются, переплетаются пальцы. Наши глаза встречаются. Нас окутывает облако, а перед нами берёт начало дорога, уходящая в леса, петляющая дальше по лугам, через болота, деревушки, бесконечно длинная и нигде не обрывающаяся. И мы делаем вместе первый шаг, держась за руки, и идём по этой дороге. Трава выстилает нам путь, листья защищают нас от солнца-ветра-дождя, реки смывают с нас пыль-усталость. Нам лёгок этот путь. Мы радуемся дню, мы радуемся ночи. Время останавливается, а потом нагоняет упущенное гигантскими прыжками. Лесные звери, когда попадаются, бывает, рычат, шипят, но не трогают. Встречаются домики, почти поглощённые лесом. Их обитатели – всё те же одиночки, и они глядят на нас с вопросом, они чувствуют в нас природу одиночек, но почему мы вдвоём? Может, мы стали чем-то другим? Я тогда не думал об этом.
  Мы идём дальше, потеряв отсчёт времени и пространства. Нескончаемая счастливая дорога. Этой бесконечности хватает на то, чтобы изучать мою подругу, её взгляд, голос, смех, её глаза, волосы, руки, ноги, её лицо, живот, спину, затылок, её уши, нос, рот, губы, её движения, походку, оборот головы, её…
  Мы идём дальше мимо перелесков, полей, едва проходимых лесов, только с иногда встречающимися одиночками-домиками с  одиночками-людьми.
  Мы идём по нашей дороге, она очень длинная.

*         *         *

  Риту я не видел давно. Наверное, неделю.
  -Алло, здравствуйте, позовите Риту, пожалуйста. – Вы ошиблись номером.
  Проходит день.
  -Добрый вечер. Я хотел бы поговорить с Ритой. – Риты здесь нет.
  Проходит ночь и день.
  -Скажите, пожалуйста, где мне разыскать Риту? – Простите, но вы уже надоели. Сколько раз повторять: Рита здесь не живёт.
  Я иду принимать горячую ванну. Моё расслабленное плавание сопровождают три концерта «Rolling stones».
  Выхожу на сушу. Весьма кстати оказалась и бутылка «Рошу де пуркарь». Приятная компания: я, «Рошу де пуркарь» и «Rolling stones».
  На улице уже темно. Надеваю джинсы, свитер и иду. Мне нравится гулять по ночам. Я пересекаю одну улицу за другой. Город засыпает. Редкие поздние прохожие, затем и они исчезают. Я рассматриваю дома, заглядываю в переулки. У частных домов меня дружно облаивают собаки. Деревья листьями заслоняют редкие фонари, поэтому некоторые участки пути приходиться идти почти на ощупь. Ещё хуже ходить по тем улицам, которые давно не видели асфальта, и там раза два спотыкаюсь.
  Интересно бродить разными дорогами, чтобы в каждую ночь попадались разные дома, улицы, заборы и всё прочее. Но когда большинство ночных путей перехожено, я на время теряю к ним интерес и меняю развлечение. Теперь я каждый вечер надеваю костюм, галстук и т.д. и направляюсь в ресторан. Я выбираю один и тот же маленький столик в тёмном углу, заказываю бутылку хорошего вина, иногда водку; закуску, в которой обязательно должен быть большой салат из овощей и зелени. Я наблюдаю за жизнью в ресторане.
  Я слежу за игрой музыкантов: их техникой, манерой каждого. Всякий раз надеюсь, что кто-то из них заведётся и поведёт за собой остальных, и они забудут про ресторан, про деньги, почувствуют себя музыкантами и заворожат зал. Иногда не хватает чуть-чуть, но в этот момент первый из толстых кошельков заказывает «Тётю Соню» для уважаемого дяди Бори» или «Марусечку» для дорогого друга Гриши с Цыгании», и с этого момента играют «чего изволите».
  Гляжу на официантов, на их перемещения, жесты, мимику, разгадываю характеры, иерархию, взаимоотношения. В глубине помещения располагается кухня, которая недоступна прямому разглядыванию, поэтому немного таинственна. Она выдаёт себя шумом, изредка звоном посуды или криком. Бывает, выглядывает кто из поваров для неотложной разборки с официантом. Немного для наблюдателя. Кухня умеет хранить свои тайны.
  Постепенно ресторан заполняется. Теперь я рассматриваю пришедших, - самую большую часть людей в ресторане. Очень любопытно. Не хуже спектакля. В театре бывают актёрские неудачи,- здесь провалов нет. Каждый вечер идёт представление, в котором я – единственный зритель.
  Очень смешны завсегдатаи. Мужики с бульдожьими челюстями и поросячьими глазками, дорого и безвкусно одетые, за многими угадывается криминальное прошлое. Женщины, с которыми они, эти мужики пришли, одеты тоже дорого, крикливо и одинаково. Очень много косметики. По мере опьянения завсегдатаи ведут себя всё развязней. Они кажутся себе высшим светом. Мужики по-петушиному расправляют груди и плечи. Женщины, нет, всё-таки, бабы, надувают губы и чванливо вытягивают шеи. Они с нажимом растягивают слова и широко размахивают руками, громко, раскатисто ржут, много пьют и едят, криками зовя к себе официантов. Чем дальше к ночи, тем шумнее, всё сливается в непрерывный гул, поддержанный музыкой до своего предела.
  Почти каждый вечер, особенно в выходные, можно увидеть здесь несколько человек, которые нечасто приходят в ресторан. Для них это редкое событие, иногда даже исключительное. Эти посетители долго присматриваются к окружающему, стараясь преодолеть робость и выглядеть естественно. Но завсегдатаи и официанты их сразу засекают – первые становятся ещё развязнее, подавляя этим чужаков, в глазах которых наблюдается благоговение перед денежными нахалами, вторые их обслуживают надменно и холодно, иногда с пренебрежением, добивая окончательно. Мне их даже немного жалко. Вот так щекочу себя разными ощущениями. На обозрение собираются персонажи всякого качества: от комического до трагического.
  Через какое-то время я уже знаю всех гардеробщиков, швейцаров, музыкантов, официантов, завсегдатаев и ресторанных проституток. Могу обрисовать и предсказать поведение каждого. Чувствую, что меня тоже заметили, даже кое-кто из завсегдатаев, хотя я ни с кем не знакомлюсь. В этом ресторане мне уже неинтересно, я начинаю ходить в другой.
  Здесь я тоже выбираю незаметное место. Небольшим подарком для меня хорошая игра клавишника и бас-гитариста. Они тянут за собой других. Хорошо играют, пока в зале ещё не собралась публика. Клавишник ворожит за пультом, басист ёрзает на высоком табурете  в обнимку со своей длинной гитарой. Понемногу доходит до экстаза ударник, вдруг обнаруживая, что он тоже классный музыкант. Тут уже и вокалист забывает, что у него появляется животик, что он крутой и модный, начинает вымаливать такие звуки, что только зашедшие две ресторанные шлюшки хлопают пластмассовыми ресницами, удивляясь, не заболел ли их Славик. Я аплодирую игре и ухожу, потому что набирается публика. Я её уже изучил, она не сильно отличается от посетителей предыдущего ресторана.
  Сидеть в ресторанах уже скучно, больше ничего нового в них нет. Клавишник и бас-гитарист уехали в Москву.
  Теперь я хожу в кинотеатры на последние сеансы.

*         *         *

  Дороги заканчиваются, обрываются или имеют остановку.
  Мы остановились в маленьком домике, устроенном посреди лесов и потерявшемся в них.
  Мы остались одни посреди зимы.
  Засыпали, уткнувшись друг в друга и переплевшись, и утренний свет разъединял нас. Короткий зимний день завывал холодом за окном.
  Я смотрел в твои глаза, через твои зрачки входил в новое пространство и обживал. И был вечер, и была ночь.
  Гладил твои ладони и пальцы. Звёзды освещали твою нарождающуюся улыбку.
  Полкруга луны, полкруга солнца.
  Я смотрю в огонь печи. Моя женщина спит. Ночь разбудила меня. Одиноческое счастье: Что же ты? – Другое счастье сильнее. – Это ненадолго. Потом труднее возвращаться. Твоё состояние – временная слабость, род болезни. – Не хочу возвращаться. – Твоё право. Ты решаешь. Но наступит момент, когда захочешь, но не сможешь. Это будет твой конец. Тебе останется только жалеть. – Чего жалеть, у меня ничего не было. – Вот ты обманываешь сам себя, не ты ли говорил, что самое большое богатство – ничего не иметь. Оно у тебя было, ты забыл, сколько сил затратил на достижение его. А теперь ты упал снова на самый низ, и когда-нибудь придётся подниматься на ту же гору, а хватит ли сил? – Мне даже возразить нечего. Но я сделал выбор. Прощай. – А ты так ничего и не понял, хотя должен был: твоя природа такова, что мы расстаться не можем никогда. И я всегда тебя буду мучить.
  Через ветки деревьев и стеклянный иней пробиваются утренние световые дорожки, бодро шагают по стене и останавливаются на твоём лице. Ты моргаешь, открываешь глаза, потягиваешься. Твои руки кружат вокруг меня.
  -Здравствуй, моя дорогая.

*         *         *

  Жизнь взяла другой темп. Немного галопа. Немного радостей. Калейдоскоп лиц, круговерть событий. Быстро, ещё быстрее. Мои друзья и я, мои знакомые. День рожденья. Весело, музыка, танцы. До упаду. Вино. Местные красавицы.… Далее турнир по баскетболу где-то далеко. С наскока берём второе место. Празднуем успех в гостинице, к нам подключается весь этаж. До утра…. Туристический слёт. Лес, река, палатки. Девушки. Купаемся, шутим. Веселимся всю ночь, пока не гаснут фонари в лагере…. У друга. Мы выпили. Поздние философствования. Рады, что не одни в этом мире. Разговоры до рассвета, - удивительная жизнь впереди, и мы вместе….
  Идём в кино с товарищем. Несколько минут до начала. Фотографии в фойе.
  -Обернись. Такая интересная девушка смотрит на тебя.
  Оборачиваюсь. Это Рита.
  -По-моему, тебе надо обязательно познакомиться. – Не надо, я её знаю. – Она на тебя всё смотрит. Слышь, она не твоя подруга? – Я пожимаю плечами. – А что с ней за кавалер? Может, дать ему оторваться? – Зачем?
  Прозвенел звонок. Начался фильм….
  Дальше. Две недели в горах. Зима. Лыжи. Вековые ели. Снег. Разноцветный домик у самой вершины. Воздух. Далеко внизу куски дороги….
  Вечер. Троллейбус. Знакомая рядом. Катя. – Катя, привет, сколько лет? Давно не видел. – Хеллоу, Ник. – Ты, никак, американское гражданство берёшь. – Любишь грубости, щас скажу. – Знаю, знаю, скажешь. Не надо, как у тебя дела? – Порядок. Мне сейчас выходить. А что у вас с Ритой? – Это большая и важная тайна. – Ой, какой ты зануда. Позвони ей. – Звонил, сказали, чтоб не морочил голову. – Ну да, ёлки-палки, мы же переехали. Запоминай телефон, если нужен. – Откуда я знаю. – До тебя вообще долго доходит. Пока.
  В воскресенье утром я набрал номер. Трубку сняла Катя. Риты не было. Через несколько дней я ещё позвонил, телефон был занят. Тот же результат ещё через три дня. Спустя пару недель вспомнил, что надо всё-таки дозвониться. Позыв моей пунктуальности. Не стал её ублажать.
  Иногда, редко, мы видимся на улице, приветствуем друг друга, я отпускаю несколько шуток.

*         *         *

  -Мастер Ник! Извините, что беспокою, к вам журналисты, ведь вы не забыли? Мастер, вам не здоровится?
  -Нет, ничего. На когда назначена встреча?
  -Начало через пять минут.
  -Сейчас иду.

  -Здравствуйте, Мастер!
  -Свет в ваши души, дети Великого Духа. Итак, приступим.
  -«Трибьюн Атлантик». Чем объяснить достижение популярности вашей верой за столь короткое время?
  Думаю, тем, что люди находят верный путь для себя.
  -«Курьер ньюс». На каких идеях основывается ваше учение?
  -Стремление к единству с Великим Духом.
  -«Уолрд джорнэл». Как это должно сказываться в социальной жизни апологетов?
  -Терпение к окружающим, ненасилие, посильная помощь нуждающимся.
  -«Таймс». Как совершаются обряды?
  -Мы не приветствуем праздного интереса. Но для всех ищущих открыты двери нашего храма.
  -«Тудей’c морнинг». Ваша личная роль в конфессии? Мастер – это должность или что-то другое?
  -Мы все равны. Я такой же член общины, как и остальные. Кто-то должен выполнять административную работу. Пока это делаю я. Мастер – так меня решили называть члены нашего общества, как я понимаю, в знак того авторитета, который имею среди него.
  -«Пикчерс». Взгляд вашей веры на секс?
  -Отношения между мужчиной и женщиной должны строиться на основе семьи, освященной Великим Духом.
  -Алкоголь? Наркотики?
  -Это средства разрушения человеческой души. Мы против них.
  -«Бизнес ньюс». На какие средства существует община?
  -Добровольные пожертвования.
  -«Гринпис». Почему вы расположились именно здесь, на берегу океана?
  -Великий Дух привёл нас.
  -Извините, господа, ваше время вышло. Встреча закончена.

  -Мастер Ник, как вы себя чувствуете?
  -Мне надо отдохнуть, Марк.



                1994