35-2. Канецкие - продолжение

     С жильём стало полегче, когда в начале 60-х, во времена хрущёвского строительного бума, им дали квартиру в Измайлово – трёхкомнатную, отдельную, что им тогда казалось чудом. Хотя без «благодарностей» не обошлось, но Зинаида была уже хорошим мастером-парикмахером, и зарабатывала прилично. И здесь донимали гости, и здесь случались по этому поводу скандалы, но ничего поделать с собой она не могла, считала, что родственников приютить она обязана. Была набожна, в церковь ходила постоянно, помогала и в церкви. На лето отвозила детей в деревню, на попечение её матери, Марфы. Когда получила квартиру, Марфу забрала в Москву, та помогала с детьми и по хозяйству, сколько позволяло здоровье. Поездки в деревню она использовала и для того, чтобы окрестить её внуков (все дети были крещёные, она и не мыслила, что может быть по-другому).

     Зинаида была на 12 лет моложе Ивана, и он её ревновал, совершенно без всяких поводов, поскольку ничего из того, что не угодно Богу, она сделать не смогла бы. Как-то,   единственный раз в жизни, ей досталась профсоюзная путёвка в санаторий. Иван со скрипом её отпустил, но потом, видно, его «допекло», ревность доконала - он отправил письмо директору санатория с просьбой «проследить» за его женой, так как «могут быть всякие неприятности». Почему-то он надеялся, что Зинаида ничего не узнает. Но директор вызвал её и показал письмо. Она собралась и уехала, а дома высказала, естественно, мужу всё, что она о нём думает. И такие бывают казусы.

     Со временем у Ивана становились всё более заметными проблемы с головой, подводила память. Пришлось уйти с работы. Об этом Зинаиде сказали заранее – позвонили из отдела кадров, попросили посодействовать, поскольку он сам уходить никак не хотел. Она его уговорила. После этого он прожил ещё два года, последний из них – в клинике, в отделении старческого склероза. Для того чтобы его держали, Зинаида отдавала туда его пенсию. Он никого уже не узнавал. Родственники навещали его по очереди.  Один день в неделю ходила туда к отцу и Надя, носила продукты, кормила. 

     Но даже эти короткие, относительно, посещения тяжело ей было переносить – не только из-за состояния отца, но и из-за обстановки в целом. Больные бывают разные. Как-то она стояла в очереди в кабинет к врачу, в коридоре.  «Чувствую,  кто-то встал за мной. Потом слышу строгий голос – не поворачиваться, вы под наблюдением контрразведки, сейчас пойдёте со мной». Надя вспоминала потом, что буквально похолодела в тот момент, настолько ей стало страшно. Хорошо, вовремя подоспела нянечка, увела «контрразведчика»: «Славик, Славик, не приставай к женщине, давай в палату». В другой раз этот Славик, служивший раньше, как она узнала, на подводной лодке, пытался оставить ей завещание в миллион рублей; завещание было написано на куске обёрточной бумаги.  У персонала в таких клиниках, наверное, выработано что-то типа иммунитета, иначе сложно представить себе ежедневное общение без последствий для собственной психики с такими больными. Впрочем, может дело обстоит и проще – профессиональная привычка.
 
     Просветление у Ивана наступило только незадолго до смерти, когда в больнице попросили дней на десять его забрать – во избежание неприятностей, поскольку намечалась проверка. Дома ему стало лучше, но через неделю случился тяжелый инсульт, а ещё через два дня, на святое Крещение,  он умер. Похоронили на одном из первых участков на Митинском кладбище, в 79-м. Сейчас там уже, увы, довольно много могил родственников.

     Зинаида на три года пережила мужа. Ей не было и шестидесяти, когда она умерла  - обнаружили камни в желчном, врачи уговорили её сделать операцию, хотя можно было и повременить, никаких прямых угроз жизни не было. Но у хирургов – свои резоны. После этого через несколько дней – тромб и мгновенная смерть, что, очевидно, было операцией и спровоцировано. Такому светлому человеку – жить бы да жить. Но, как она бы сама сказала – на всё Божья воля. Так оно и есть. На всё Его воля.