Венероход

        Пыхтелова в отделе недолюбливали. Не за снобизм, не за высокомерие перед подчинёнными и желание выслужиться перед начальством. Высокомерен Пыхтелов был не больше, чем все начальники его ранга и желание выслужиться было у него не больше чем у других начальников отдела. Недолюбливали его за привычку давать всем прозвище. Увидит Пыхтелов в первый раз человека, у которого на голове  волос столько же, сколько у табуретки и всё, тот уже не Иван Иванович, а Лысый. На полминутки, ошиблась дверью, заскочит в отдел дама с пышно-аппетитными формами, Пыхтелову и половины полминуты достаточно, что бы окрестить даму Пончиком. Если у вас уши больше чем надо, будьте уверены, что вы Заяц. Носите под носом украшение в виде усов – Таракан. И так далее. И все, кто работал под его начальством, тоже имели прозвища. Но со своими Пыхтелов был более чем милостив. Так в отделе трудились Шлёпгуба, Дедушка Божий Патефон, Шерочка, Машерочка, Чижык-Пыжик, Хрен в сапогах и ваш покорный слуга. Несколько раз сотрудники пытались тоже чем-нибудь ответить – взрослые люди! но, обидно, да! – к единогласному мнению прийти не смогли.
       Но получилось так, что  и сам Пыхтелов на днях получил прозвище. А почему он его такое получил, знают, так вышло, только два сотрудника из отдела: ваш покорный слуга и Генька Мормышкин и ни кому рассказывать об этом не собираемся. Ну, разве только вам.
        В тот день в отделе все обсуждали  вчерашние вечерние новости. Они всех взволновали. По ним, по новостям, было сообщено, что на планету Марс успешно опустился космический аппарат и приступил к изучению поверхности планеты. С марсохода были получены фотографии, допускавшие, что на планете возможны формы жизни.
-  Марсоход, - вслух произнёс Пыхтелов, просматривая какие-то бумаги. В отделе наступила тишина. Три дня Пыхтелов отсутствовал: был в командировке. Но все с интересом в этот день наблюдали за руководителем. Что-то в нём было не такое, как всегда. Какая-то необыкновенная задумчивость была в нём. Как будто он всё к чему-то прислушивался внутри себя.
– Луноход-марсоход. А если космическая  экспедиция будет отправлена на Меркурий? – задался начальник вопросом. Все продолжали молчать.
- Меркурьеход! – уверенно произнёс он тут же. – А если на Сатурн, то….
      Телефонный звонок не дал ему окрестить присатурнившийся аппарат.
      В это время я и Генька собрались покинуть отдел, так как нам нужно было съездить к заказчику, что бы протестировать новые образцы.
       Возвращаясь назад, мы с Мормышкиным решили пообедать в одном симпатичном кафе. Генька загнал машину на парковку, мы вылезли из неё и тут оба, одновременно, увидели на другой стороне знакомый автомобиль, из которой вышел наш начальник. Для чего-то торопливо обойдя машину кругом и озираясь вокруг, он, уже совсем бегом, двинулся к двери учреждения, продолжая на ходу воровато оглядываться.
    Такое поведение не могло нас не заинтриговать. Когда дверь за ним закрылась, не сговариваясь, мы с Мормышкиным пошли к ней, с единственной целью: прочитать вывеску, прикрепленную рядом на стене.
- Венероход, - сказал Генька, когда мы, вернувшись к машине, решили пообедать в другом месте.
     И теперь, когда в сердцах, не сдержавшись, я или Мормышкин называем нашего руководителя Венероходом, все интересуются, почему мы его так называем? Но от комментариев мы воздерживаемся и, я уже об этом говорил, никому, никогда, не расскажем почему. Разве только вам.
      На табличке не броско, плечом к плечу теснились буквы, складывающиеся в название учреждения, за дверь которого так поспешно юркнул любитель давать прозвища:  «Кожно-венерологический диспансер».