Гурьев-1

"Кто я? Что я? Мне уже давно за пятьдесят, а я словно в тумане. Даже не понимаю, зачем живу, и что делаю?"

Гурьев развёл руками. Сложно сказать, что именно выражал этот жест. Может быть, он относился к окружающей его вселенной, а может быть, только к обстановке его кабинета. Впрочем, какая разница? Дайте человеку возможность пофилософствовать и сбросить груз мыслей. Он, Клим Васильевич Гурьев, уже прожил немалый кусок жизни и теперь мог подвести промежуточные итоги и расставить все точки над "i".

Как руководитель проекта в солидной архитектурной организации, его имя хорошо известно многим. Недаром он специалист по баням и бунгало. На этом участке своей деятельности он нарасхват. Но вот беда: с возрастом появилось ощущение, что всё стало повторяться, словно компьютер завис. И чем дальше, тем хуже, всё стало приедаться и надоедать.

Гурьев сел за компьютер, но как только на экране появились чертежи его нового проекта, он понял, что на сегодня хватит. В глазах рябило. Конечно, он не лошадь, но зачем тогда работать день и ночь, когда тебе уже не шестнадцать? Он откинулся в крутящемся кресле, потёр уставшие глаза и поводил ими вверх-вниз по диагонали, а затем снова вверх-вниз. Испытанный йоговский способ вроде бы сработал — на этот раз помогло.

Мобильник запрыгал на столе, напоминая гигантского жука-короеда, перевёрнутого на спину.

— Ну, что тебе от меня надо? — обратился Гурьев к телефону, вкладывая в этот вопрос особый, только ему понятный, смысл.

Так оно и было. Он хорошо знал, что под именем «ЖЕНЯ», которое высветилось на экране мобильного, скрывается не мальчик. Это была женщина, которая в последнее время всё больше и больше вторгалась в его жизненное пространство. И прежде всего, она заполняла свободное время Клима, которого ему так катастрофически не хватало. Он дорожил этим временем и старался не пускать туда никого, кроме проверенных временем людей.

— Да-а... — Клим взял самую благожелательную ноту голоса, на которую был только способен.

— Клима, ты где? Я так по тебе скучаю, как будто не видела вечность. Ты ещё на работе? Наверное, опять со своими практикантками «сюсюкаешься»? Как тебе не надоедает это? Ведь ты уже взрослый "мальчик", пора и за ум взяться. Пойми всех баб всё равно не... А хочешь, я за тобой сейчас заеду? Я здесь, недалеко, на «Пушкинской».

Женя продолжала настаивать, предлагая всяческие варианты, при этом Гурьев не успевал вставить слово.

— Ладно, пора заканчивать. Буду ждать на «Брестской», на углу, как всегда. Да... Ну, всё, выбегаю... — подытожил Гурьев, убирая со стола бумаги и выключая компьютер.

Клим легко обходился без машины. Старую он продал два года назад, а новую ещё не купил. Зачем? Он не видел в этом особой необходимости. Пробки... Тупо стоять в них и нюхать выхлопные газы? Или, может быть, всему виною его взрывной характер, из-за которого он постоянно влипал в дорожные конфликты? И не всегда выходил из них победителем. Именно поэтому он предпочитал общественный транспорт и пешие прогулки, а когда было необходимо — такси под рукой.

Но больше всего он любил метро. Масса совершенно разных персонажей — не это ли кладезь для визуальной практики? Постоянно видеть людей, незаметно для них изучать строение лиц и пропорции фигур — это стало его постоянной привычкой, которую не отнять. Сказывалось базовое художественное образование. Такое внимательное изучение натуры непосредственно к его специальности никакого отношения не имело, но привычка со студенческих времён изучать всё, что происходит вокруг, стала его хобби. И с кем бы он ни встречался, всегда долго и внимательно изучал «объект», а потом уже переходил непосредственно к разговору. А если это была особь женского пола? Можно представить те чувства, которые она испытывала под «рентгеновским» взглядом архитектора.

Но это совсем не относилось к Евгении. Она уже привыкла к этому и, как бы смеясь над его многолетней привычкой, поворачивалась к нему то в фас, то в профиль, напоминая этим их первую встречу.

— А ты знаешь, почему я не вожу машины? — поинтересовался Гурьев, усаживаясь на переднее сидение небольшого женского автомобиля.

— Знаю! — весело ответила Женя. — Чтобы руки были свободными.

Гурьев понял намёк, выдавил из себя учтивую улыбку, повернулся к окну и стал в нём что-то рассматривать.

— Какая ты догадливая, Жень, всё ты знаешь, на всё у тебя ответ имеется.

— Наверное, чтобы девчонок тискать. Только ты не забывай, что не всякая водит так, как я! Могут и в столб въехать от избытка чувств. Это так, Клим? Наверное, было такое? Частенько на твоём лице видны: то царапины, то с синяки. Откуда они берутся? А ну, признавайся! — игриво сверкая глазами, закончила Женя.

Женя любила без умолку болтать за рулём, особенно когда рядом был он — объект её «воздыханий». Она часто сравнивала себя с тем стариком у Хемингуэя, который поймал огромную рыбу и не мог справиться с ней. Как бы и ей не упустить такую крупную «добычу». Женя об этом часто размышляла и делала всё возможное, чтобы не надоесть Климу, но при этом быть весёлой и всегда нужной.

Она помогала ему с «машиной», изучив график его работы, как официальный, так и «творческий». Она вовремя подкатывала к подъезду его конторы, вот только он не всегда радостно реагировал на её помощь. Как она переживала и ревновала, когда он задерживался! Но понимала, что вмешиваться в естественный процесс, происходящих событий, лучше не стоит — только хуже будет.

— Ну что, ко мне? — как бы невзначай произнесла Женя.

Её вопросительный взгляд повис на его нерешительном жесте, который можно было трактовать, как за желание поехать к ней, так и за сомнения, которыми он постоянно был окружён.

— У меня сегодня свободно, утром дочь отправила в спортивный лагерь на неделю. Клим, ты меня слышишь? Мы будем од-ни-и... — нараспев закончила она.

— Ну что же, к тебе, так к тебе. Только позвоню своим оболтусам... — нерешительно вымолвил Гурьев.

Так по-отечески любя, он называл своих сыновей, которые достались ему от первой жены. И он их очень любил. Росли они практически без матери. Гурьев для них уже десять лет как — два в одном прибывал: он был для них и отцом, и матерью — сразу…

Каким образом так получилось, что Женя смогла всецело завладеть им: посягнуть на его свободу и самостоятельность, заполнить собой всё его свободное пространство — Клим не знал, но особо и не переживал по этому поводу. Ему было приятно ощущать, что кто-то беспокоится о нём, возит по городу, печётся о его здоровье. Предоставляет транспорт по малейшему его требованию. В машине он мог немного отдохнуть, расслабиться, подготовиться на все сто к дальнейшим, вытекающим из предыдущих, приятным событиям. 

По натуре он был лидером, настоящим «Чапаевым на лихом коне». Всегда шёл впереди, защищая тех, кто находился за его широкой спиной. Клим первым принимал на себя удары судьбы, которые выпадали на его долю, а значит, и на долю его близких.

Лиля родила ему двойню, и Клим был безмерно счастлив. Он подготовил всё необходимое для встречи новорожденных, как будто встречал настоящую королеву. Он умел это делать — широкая русская натура! Клим помогал, чем мог, работая за троих, а по ночам крутился у детских кроваток, чтобы его жена могла поспать.

Дети подросли, и их можно было уже «сплавлять» к дедушкам и бабушкам, а самим хоть немного расслабиться: выставки, вернисажи, вечеринки, приёмы — как же без этого? Клим был подающим надежды молодым архитектором, а его жена — благородных кровей, хотя как личность ничего из себя не представляла.

Их принимали везде и всегда, им были очень рады. Заказы сыпались на Клима, как из рога изобилия. Он умудрялся, как добрый самарянин, делиться со своими друзьями, при этом и себя не забывал. А друзья в дань уважения закатывали вечеринки, на которых обязательно присутствовала Лиля.

Клим поздно спохватился. «Точка невозврата» была пройдена. Он упустил момент, когда ещё можно было что-то сделать. Хотя бы остановить пагубное пристрастие Лили к спиртному, но женщинам бывает трудно изменить себя, а чаще всего просто невозможно. И нечего потом махать руками, что-то говорить, спорить, кого-то обвинять. Дело сделано, и пора «платить по счетам».

Старые Лилины родители только и могли, что охать и ахать. Хорошо, что полностью на себя взяли детей. А Гурьев действовал, как мог. Он укладывал жену в самые престижные больницы, тратя на это немалые деньги, возил её к знахаркам. Но всё было тщетно. Опоздал.

Машина резко затормозила у подъезда, и Клим очнулся от своих нелёгких воспоминаний. Он сделал приветливое выражение лица и улыбнулся.

— Всё хорошо с тобой? — спросила Женя.

— Да, конечно? — ответил он.

Большая квартира Жени служила им надёжным «гнёздышком». Климу нравилось бывать здесь. Всегда уютно и тепло. Как раз то, чего ему так не хватало у себя дома, где «правили балом» его подросшие ребята. Они часто собирали шумные компании, после которых квартира больше напоминала штат Флориду после очередного урагана. И всё это надо было убирать отцу. Он снисходительно молчал и продолжал баловать своих отпрысков. И так каждый раз.

Когда Клим и Женя лежали на удобной двуспальной кровати, успокоенные в своих желаниях, она спросила:

— Клим, а кто тебя «одарил» таким редким именем?

— Отец, в честь Клима Ворошилова, постарался. Ты же знаешь, он у меня закоренелый коммунист. И сейчас всё ещё со «своими» по телефону постоянно разговаривает. Всё обсуждает глобальные проблемы. А сам-то — Василий! Это в честь Чапаева. Видишь, какие мы Гурьевы — «красные» с потрохами.

— Слушай, Гурьев, а может быть, распишемся? — робко, потупив глаза, спросила Женя.

В воздухе повисла пауза. Было слышно, как за стеной шумно ругались соседи. А потом как-то сразу всё стихло, и эта тишина стала давить на уши. Клим понимал, — надо что-то сказать. Но на ум ничего не приходило. И он ответил, но всё теми же словами, которые Женя за этот год слышала ни раз:

— Жень, ну ты же знаешь, я пока не свободен.

Гурьев был прав — Лиля действительно была ещё во «здравии», если это вообще можно назвать таким словом, и влачила жалкое существование в квартире своих родителей, которые безропотно несли этот крест, данный им свыше. Но он лукавил в другом, они были не расписаны с ней, что, конечно, не помешало Климу всю жизнь, проведённую с Лилей, быть примерным отцом и семьянином. И она для него всегда оставалась женой, хотя и без штампа в паспорте.

Женя не задавала больше вопросов. Она хорошо понимала, что и на этот раз у неё "не прошло" и «атаковать» в очередной раз было бесполезно. Демонстративно отвернувшись, сделала вид, что засыпает.

— Спокойной ночи.

— Да-да, спокойной ночи, — выпалил, как будто очнувшись от каких-то мыслей, мужчина. — Приятных тебе сновидений, Женечка!

Он хорошо знал, что ему не уснуть. Часто в полночь он только садился за работу, которую заканчивал к утру, а в полдень уже встречался с заказчиком. И так день превращался в ночь, — ночь в день. Клим не всегда мог вспомнить, который час и какое время суток сейчас, если это была зима. Ведь зимой редко, когда видишь за окном просветы. Так и в жизни. Проходит день за днём, как часы. Понедельник — это как бы утро. Среда — полдень. А пятница — вечер. И действительно, так оно и есть. В пятницу приходим с работы и весь вечер проводим за телевизором, потом ложимся спать, а просыпаемся в понедельник утром. Здравствуй, новый день, новая неделя! Пора на работу.

Как быстротечна жизнь! Но в чём же её суть? Никто не может ответить на этот вопрос. Где найти ответ на вопросы: кто я? Зачем я здесь? Почему я такой? На эти вопросы не может ответить никто. Даже он, человек, проживший больше половины жизни, так и не нашёл ответов.

Клим Гурьев был настоящим русским мужчиной. Высокий, крепкий, с окладистой бородой — настоящий архитектор! Его открытая улыбка сводила с ума многих женщин, особенно молодых практиканток из архитектурного. Соблазн был велик, и они, как куры за птичницей, неотступно следовали за ним, внимая каждому его слову. И так повторялось каждое лето.

Проектное бюро, в котором работал Клим, заключило контракт с МАРХИ о прохождении практики студентов в их организации. В качестве наставников были предоставлены ведущие специалисты, одним из которых был Клим Гурьев.

Как можно работать в Москве летом? Да ещё до позднего вечера, когда вокруг столько молодых и манящих студенток! Они не обращали внимания на нормы приличия, надевая короткие юбки и обтягивающие лосины. Нормальному мужчине в такой атмосфере работать было практически невозможно.

Ни одна практика не обходилась без хотя бы одного, пусть и короткого, но всепоглощающего романа. Иногда их было несколько сразу. Каждый роман был достоин отдельного повествования, но "праздник любви" быстро проходил, не успев толком начаться.

Зато было что вспомнить! Это было ярко и красочно, как салют! Только начнёшь восхищаться увиденным, как разноцветные звёздочки уже успели померкнуть и падают вниз, вычерчивая свой путь белыми дымками. А тут новый залп! И снова ты стоишь, открыв рот от восхищения. И так до середины лета.

Да, было, было... Гурьев старался закрыть глаза, но сон не шёл. Вместо него в голове теснились, расталкивая друг друга, различные воспоминания. Перед глазами проплывали образы разных женщин — молодых и не очень, красивых и так себе. Сколько их было, разве всех упомнишь?

Пожалуй, подошёл тот возраст, который настраивает на философский лад. Наступает время раздумий. С некоторых пор он стал чувствовать, что пора остановиться и хоть немного ощутить жизнь, какая она есть на самом деле, а не та гонка по кругу, которую он начал когда-то, а теперь не в силах остановить. А надо бы. Всё уже давно съедено, выпито, перелюблено. А что дальше? Дальше — явный повтор того же самого, может только с чуть другой окраской или привкусом, но всё равно: как не верти — всё одно и то же будет.

Тело уже успело вкусить всё, а душа истомилась. Нет выхода ей, вот и болит. Отсюда и неудовлетворённость во всём. От этого и не хочется ничего — и жить тоже. Нет! Жить хочется, это он знал точно.

Гурьев наугад пошарил рукой по тумбочке. Нащупал облатку с таблетками снотворного, стараясь не шуметь, выдавил одну из ячейки и положил в рот. Через несколько минут он почувствовал, как веки стали тяжелеть, тело расслабилось. Через четверть часа он уже мирно спал.

- Клим, Климушка, вставай, — тормошила его Женя. — На работу пора. У тебя сегодня встреча с заказчиком в Пушкино. Через час надо уже быть на месте. Ну, прошу тебя, не делай такого лица. Ты же хорошо знаешь, что я тебя доставлю туда вовремя, как всегда.

Они пили кофе. Женя старалась быть весёлой и всячески поддерживала беседу. Откуда-то появлялись истории, одна смешнее другой. Клима это всегда забавляло. Он сам был весельчаком, но утро было не его временем, и он натужно улыбался. Иногда «прыскал» от смеха. Хорошее настроение продолжалось и в машине.

- Жень, включи «Вести», послушаем, что день грядущий нам готовит?

«…а сейчас наш собственный корреспондент из Челябинска… раздался сильный хлопок… выбиты стёкла. Вспышка была такой яркости, что многие водители останавливали машины…»

- Это они о чём? — ничего не понимая, спросила Женя.

Клим сидел и смотрел куда-то вдаль на нескончаемую вереницу машин, которые все в массе своей напоминали огромную гусеницу, медленно ползущую в гору. Она была серо-бурого цвета и так диссонировала с ясным утренним небом, что становилось не по себе.

День прошёл обычно, как и сотни других. Клим уже не слушал радио — не было ни времени, ни возможности. Он пропадал на объектах, что-то доказывал заказчикам, ругался с прорабами, уточнял чертежи. У него появилось полное ощущение, что это не он. Это его двойник, ходит и выполняет все те действия, которые предназначались ему, а сам он был где-то там далеко, под Челябинском. Стоял, подставив лицо небу, и смотрел на бурлящее белое облако. Такого он никогда в своей жизни не видел и не мог оторвать взгляда от этого «Космического действа».

Вечером, сидя у себя в конторе, он набрал номер Жени.

- Жень, я точно решил. Мы завтра идём подавать заявку…

- Клим, что ты сказал? Повтори, я не расслышала…

         2013г.*)