Подопечные Кроноса. Из цикла рассказов Он и она

               
               
                Глава I

        Он – это Николай – из семьи железнодорожников. Отец – машинист  электровоза, редко пребывающий дома с семьёй. Мать – обходчица железнодорожных путей сообщения. Дети сначала росли под неустанным присмотром заботливой бабушки, вечно горестно вздыхающей над ними.
       – Ох, сердешные, вы мои! Некому-то вас приласкать-приголубить… – нередко произносила она, вытирая кончиком фартука слезящиеся глаза.
Предчувствуя свой недолгий век, бабушка ласковым обращением с внуками приучала их к работе в домашнем хозяйстве, хотя и не особенно хитром, но хлопотном. В магазины или на рынок она обязательно брала их с собой, приучая их присматриваться к ценам и качеству продуктов или одежды, обуви и других, необходимых в быту хозяйственных товаров, приговаривая:
– От, внучата, смотрите-ко, чтоб ладно всё было, да добротно, да и дешевле. Тогда и денежки не за зря будут потрачены, а на пользу и для удобства вам самим и вашему хозяйству.
И впрямь, бабушки вскоре не стало, и брату с сестрой пришлось самим управляться по дому. Мать приходила с работы вечно усталая и раздражённая, нередко и под хмельком. В таких случаях она, принимаясь за  хозяйственные дела, громыхала посудой и беспричинно  кричала на притихших ребят. Если под руку попадался муж – её раздражению не было конца. Заканчивались семейные сцены тем, что он, плюнув в сердцах, круто выругавшись, хлопал дверью и исчезал, и  уже надолго. Мать же кидалась с плачем к соседке.  Вскоре обе возвращались со спиртным и закусками. Коля, невольно рано повзрослевший, сам лишённый внимания родителей, заботливо опекал младшую сестру, жалея и защищая её от материнских нападок.
Однажды Оля не вернулась из школы. Подросток обзвонил всех, кого только можно было, искал её до позднеё ночи, после чего позвонил в милицию. Мать тоже пропала. Это случалось нередко, и Коля догадался, что она исчезла в очередном запое. Уснуть он так и не смог. Сердце болезненно сжималось от тревоги за сестрёнку в предчувствии беды. В школу он не пошёл. А в полдень услышал от матери, ревмя ревевшей, что Олю насмерть сбила машина, водитель которой исчез бесследно. Оглушённый навалившимся горем на его, ещё хрупкие, плечи, он в отчаянье накинулся на пьяную женщину, ставшую для него такой чужой.
– Ты!  Это ты убила Олю! Ты – убийца! Ты и бабушку убила, и отца из дома выжила! Ты мне – не мать! Уходи, навсегда, туда, где ты исчезала от нас! Мы с отцом и без тебя проживём. А не уйдёшь – я уйду навсегда!
– Да куда ты денешься, сопляк?! Да я тебя сейчас…
– Только подойди ко мне! И я не отвечаю за себя…
И тут он осёкся. Он впервые увидел во взгляде матери внезапно появившийся испуг, страх, мольбу. Вспышка смешанных чувств в её глазах потрясла его. Он понял, что она, кажется, впервые, ощутила, наконец, человеческие чувства. Его тотчас охватила жалость, смешанная с отчаяньем. В полной растерянности он осипшим голосом пробормотал:
– Ладно, оставайся…
Но, испугавшись своего сострадания к ней, что она тут же может злоупотребить им, сурово добавил уже окрепшим голосом:
– Но, запомни, ни пить, ни кричать на отца и на меня ты уже не будешь! И теперь будешь жить так, как живут нормальные люди.
– Сыночек, прости меня, Христа ради! Я больше не буду! Олюшка… – и тут она впервые зарыдала жалобно, с болью, не почувствовать которую было невозможно.
Стыдясь своей пронзительной жалости к ней, он поспешил в свою комнату, запершись в ней.

                Глава II

Парень с трудом осознавал всё происходящее вокруг: возвращение присмиревшего отца, суету озабоченной матери, отчего-то потерявшей голос; все хлопоты, связанные с похоронами, поминками и медленным налаживанием быта после них. Не вдруг он пришёл в себя. Ему неожиданно приснилась бабушка, что-то вразумлявшая ему, но что – он так и не понял, или не расслышал. Затем приснилась сестрёнка – как будто она для него испекла духмяный пирог и искренне радовалась его радостью. Медленно приходя в себя, он осознал, что жизнь продолжается и, кажется, в ней произошли перемены к лучшему. Его мать присмирела, стала проявлять долгожданную заботу и внимание к нему и к отцу. Отец стал чаще находиться дома. Он что-то мастерил, налаживал, чинил, ремонтировал. Вскоре он, улыбающийся, подозвал сына:
– Сынок, ну-тко, подсоби мне.
С лукавой усмешкой он, вытаскивая из машины большую коробку, ласково пророкотал:
–  Ну-ка, помоги, это – тебе! Новый, не ламповый.
–  Телевизор!?
– Вот-вот, полезная техника! Это на твой день рождения. Чай, забыл?
И только тут Коля спохватился, что, в самом деле, у него сегодня день рождения – пятнадцатый…
– Но это ещё не всё. Сейчас прибудут мастера и подключат к кабельной сети. А ты чё думал, что мы совсем забыли про тебя? Вон, мамка-то, парит-жарит…  Просто так?
И тут подростка захлестнула горячая волна радости ли, любви ли, или благодарности. Глаза неожиданно защипало. Он неожиданно для себя самого уткнулся лбом в плечо отца. С трудом, подавив нахлынувшие чувства,  прохрипел, не узнавая своего голоса:
– Спасибо, пап!
– Да, на здоровье! Учись, сынок, да радуйся! И нам с матерью оттого радость будет. – И отец ласково-одобряюще похлопал сына по спине.

                Глава III

Время, если не залечивает раны, то притупляет боль от них. Вот и Николай, уже возмужавший после службы в военно-морском флоте, – ведь ему стукнуло двадцать, – сумел побороть в себе скорбь от потерь, и, окружённый заботами прозревших родителей, уже смотрел на жизнь в ожидании чуда.
И чудо явилось ему в образе рыжеволосой и звонкоголосой хохотушки, встретившейся ему на пирсе в ожидании катера. Позабыв про всё на свете, он восхищённо любовался её обликом, играющими на щеках ямочками, голубизной озорных глаз, светящихся брызжущим через край  весельем.
–  Колян, ау, ты с нами? Ты куда смотришь?
– А ты сам не видишь? В его сердце попала стрела бога Амура  от рыжеволосой девчонки.
–  Ну, братишки, это конец его свободе…
Но сам Коля не слышал реплик друзей. Он неотрывно смотрел на ту, что  поразила его воображение. Едва катер пришвартовался, как он в мгновение ока, перескочив через леер прямо в набегавшую волну, встал у выдвигаемого трапа в ожидании той, что заворожила его заразительным смехом.
– Ой! – только и успела воскликнуть девушка, когда Коля ловко подхватил её за талию, да так тесно прижал её к себе, что ей ничего иного не оставалось, как замкнуть руки на его шее.
В два прыжка перескочив через набегающие на берег волны, он осторожно опустил её на сухой песок.
– Мы на суше, сеньорита! Вам уже не страшен прибой морских волн?
– Вижу. Но, что это, вдруг?!
– Что, вдруг?
– Мне кажется – Вы обознались.
– Ничуть. Наоборот, сразу узнал.
– Меня?
– А разве с Вами тут  есть  кто-то ещё?  Конечно же, Вас.
– Но я-то – не знаю Вас.
– Так давайте, познакомимся! Я – Коля, Николай.
Парни и девчата, разгадавшие смысл ситуации и, видно оценив её по достоинству, прошли мимо, решив, что эти двое сами их найдут. Тем более, что на этом пятачке Золотого пляжа трудно заблудиться.
– Так, все же, признайтесь, – Вы меня не знаете? А сказали, что узнали.
– Так оно и есть – узнал.
– Тогда, как меня зовут?
– Как скажете, так и буду называть.
– Ничего не понимаю! Вы меня запутали.
– Во-первых, я ещё не услышал Вашего имени. Во-вторых, предлагаю  – обращение на «ты». И, в-третьих, – указав большим пальцем на свою грудь в области сердца – оно сразу узнало, что это та девушка, которая осчастливит меня своим заразительным смехом.
– Ну, Вы…
– Ты! Ты, ну же!
– Ну, хорошо, Таня. Но ты, однако, через чур, уверенный в себе. Ловелас?
– Вовсе нет, это не так. Я же сказал – оно подсказало. – Парень ещё раз указал большим пальцем на грудь.
– Как романтично-то… – съязвила девушка, но глаза её искрились, явно выдавая и смущение, и удовольствие.
Николай, решив проигнорировать колкость, вполне миролюбиво спросил:
– Ну, как? Будем знакомы? Предлагаю дружбу между нашими лагерями. – Он, взяв её ладони в свои, кивнув в сторону компании, спросил:
–  Догоняем?
– Да, конечно, – смущённо улыбнулась Татьяна, словно очнувшись от очарования, веявшего от нового знакомца.
Их встретили дружелюбными репликами.
– А мы уже подумывали в розыск делегатов послать.
– Да-да, ведь всякое случается – вдруг на крыльях любви взлететь взлетели, а опуститься не смогли. Но, кажется, – слава небесам! – всё в порядке, раз вы нас нашли.
Виновник столь приятного приключения, улыбаясь, подмигнул Татьяне, и весело откликнулся:
– Видишь? Они и без нас подружились…
– Неужели ты думал, мы недогадливы?
– Кто бы сомневался.
Время летит так же стремительно, как летний морской бриз, с лёгкостью беззаботно посвистывая над головами  веселящихся юношей и девушек. Настроение у всех было такое приподнятое, что не хотелось прощаться. Кажется, и все шутки-прибаутки переговорены, и волейбольный мяч, спрятанный в пакет, устало расположился под чьей-то футболкой, и все песни перепеты.
– Ну, да ладно, споём – прощальную песню, – объявил кареглазый Кирилл:
– Прощай, любимый город!
   Уходим завтра в море.
– Нет-нет, мы не прощаемся! Мы говорим – до завтра! –  заявила самая звонкоголосая девушка, озорно блеснув открытым взглядом серо-голубых глаз.
–Ура! До новых встреч! – весело поддержала её ватага.
А неутомимое время несло наших героев на крыльях любви, перелетая через все преграды, преодолевая все трудности. Бог Кронос, наблюдая над созревающими чувствами влюблённых, лишь скромно усмехался, пряча улыбку и извечную свою мудрость в лазоревую синь бороды, с волнистыми волнами проседи, расстилавшуюся над землёю.
И вот, уже подхваченный потоками времени, прилетел аист и опустил в их жилище два очаровательных голубоглазых создания с золотистым пушком на их головках. Заливистыми криками оба младенца заявили о своей жажде жизни, чему несказанно обрадовались как виновники сокровенного чуда, так и новоявленные дедушка с бабушкой. Младенцы же, согреваемые лаской и заботами семьи, купались в лучах любви. Казалось, их счастье было безграничным…

                Глава IV

Но, неожиданно для всех живущих в такой необъятной стране, мозаика целостности братских народов начала рассыпаться на осколки. Народ же, балансируя на них, стремительно теряя веру в счастливое будущее, терял и родных, и близких, и друзей. И не только.…  Слабея духом, народ слабел и умом, и телом. А в безволии он терял и себя.
Рушились основы и этой семьи, совсем недавно, такой счастливой. Страшась сокращений, родители Николая было растерялись. Позднее, лишившись законно заработанной оплаты труда, стали лихорадочно искать малейшую возможность заработать хоть какие-то средства к существованию. Николая же волна сокращения безжалостно выбросила в пучину отчаянья. Долго он сопротивлялся шквалу зыбучих волн нищеты, грозящих утопить его в своей пучине. День ото дня молодой папа, теряя силы, всё же упорно пытался найти спасательный круг.
И вот, после долгих и тщетных поисков хотя бы какой-нибудь работы, когда, казалось, уже таяли последние надежды, его, наконец,  приняли,  в торговый флот. Первый рейс был хотя и длительный, но кроме разочарования и огорчений для всех членов семьи, не принёс никакой пользы. На судно был наложен арест. Напрягшись всеми силами души, Николай решил не сдаваться. Отдав те незначительные средства, выплаченные ему с опозданием, новым, так называемым, покровителям, он снова отправился в рейс. Видимо, Высшие Силы, сжалившись над ним, посодействовав тому, чтобы второй рейс принёс ему удачу.
Воспрянув духом, он летел домой, окрыленный надеждой, мечтая о претворении в жизнь счастливых помыслов. Но дома он обнаружил следы разорения. Родители вернулись к прежнему образу жизни, а его Татьяны и малолетних сыновей он не обнаружил в отчем доме. Ничто в нём не напоминало о существовании его семьи.
– Где моя семья?! – осипшим голосом произнёс он, чувствуя, как напрягаются его скулы. Он судорожно сжимал кулаки, готовые вот-вот сорваться на ком угодно.
– А-аа, Танька-то? Забрала пацанов и… тю-тю! Написала, дескать, нас не ждите. А чё? Чё мы ей сделали? Подумаешь, цаца, – не скажи ей ни слова! Да знаешь, таких-то девок – пруд пруди! Сами будут вешаться на шею – только пальцами щёлкни!
– Не смей! Не сметь! Иначе…
– А чё, иначе? Испугалась я тебя, как же! Держи карман шире! Больно нежная твоя Танька… – тут мать осеклась, почувствовав холод от леденящего взгляда сына.
– Ну-ну, ты не очень-то угрожай. Я ведь пока мать тебе, – тут она икнула – то ли от выпитого спиртного, то ли от испуга.
Побросав рюкзак и сумки в свою комнату, он закрыл её на ключ. На мгновение  остановился возле замерших родителей, словно приросших за столом,  заставленным посудой с остатками еды и бутылками, и, круто развернувшись, он стремительно направился к двери. У порога обернувшись, жёстко проговорил:
– Чтобы к моему приходу был наведён порядок. Это приказ, и он не обсуждается.

                Глава V

Варвара Никитична, такая же рыжеволосая, как и дочь, с такими же ямочками на щеках, и пронзительно добрым взглядом, сияющих весёлой голубизной  глаз, сидела за швейной машиной, ловко перебирая пальцами шитьё. Увидев внезапно появившегося зятя, она привстала, изумлённо глядя в глаза, и тихо промолвила:
– Коленька! Приехал, сынок! Слава Тебе, Господи! Жив-здоров, и, слава Богу! –   От волнения, и радости, она, поспешив встать, невольно пошатнулась.
– Ты проходи, зятёк, проходи! Сейчас и Танюшка придёт. В детсад она пошла за внучатами. А я сейчас к столу соберу. Наверное, голодный, да уставший. О, Господи, осунулся-то как! Всё хорошо, Коленька! Не тревожься ты, ради Бога! Все здоровы. Танюшка работает на швейной фабрике. И зарплату ей платят. Хоть и с задержкой, а всё же  платят, – тут она всплеснула руками. Да, и пенсия, какая-никакая, и сама, вот, подрабатываю…
– Ой, чего это я разболталась-то? Сейчас, милый, зажгу газ, подогрею. Всё приготовлено – мы, слава Богу, не голодаем. А ты присядь, отдохни! Телевизор включи, если что. А я – мигом.
Николай, ожидавший худшего, от пережитого напряжения, бессильно опустился на диван, опустив голову, подперев ладонями подбородок. В голове звенело. Мысли медленно ворочались под жерновами всех чувств, накопившихся за долгие месяцы, и за тот короткий промежуток времени, что вспыхнул огнём при появлении в отчем доме. Ещё до конца не осознав, что всё произошедшее поправимо, он едва не разрыдался под впечатлением пережитого. Однако, вскоре из ступора его выкинул звук открывающейся двери и звонкие возгласы его сыновей, стремительно ворвавшихся в комнату. Резко вскочив, он, не помня себя от мгновенно вспыхнувшей радости, ринулся навстречу. И тут же упёрся взглядом в нежную голубизну глаз жены, мгновенно повеселевших от вспыхнувшей радости, такой неожиданной для неё,  встречи. На мгновение растерявшись, – кого же из них обнять первым, – он с радостным стоном загрёб всех троих. И вот уже, потеряв равновесие, все оказались на полу.
Всполошившаяся от шума, Варвара Никитична поспешила в комнату. Увидев своё семейство, хохочущее, и катающееся по полу, она, со слезами на глазах от хлынувших радостных чувств, и сама не могла удержаться от счастливого смеха.
Кронос лишь лукаво улыбался, предвидя и такое событие, всколыхнувшее радостные,  до глубины души, человеческие чувства. Он знал, что этих молодых людей ещё не раз будут подстерегать и опасности, и житейские трудности. Но он также знал, что каждый из них сумеет пережить все испытания, какие выпадут на их долю, как выпадают они  и на долю всех живущих на этой многострадальной земле.
  Ну, а  какая участь постигнет родителей нашего героя – всё зависит от них самих.  Несмотря на все судьбоносные испытания, жизнь, всё же, находится в руках человеческих.

                14.10.2010 г.