Марьяныч и злая сила

Один мужик, прозвищем Марьяныч жуть как хотел стать богатым, да все не давалось ему. Как ни старался, все мимо.
Бывало, стащит что-нибудь, и бегом на толкучку, продавать, ан тут и облава ментовская, спасайся, кто может! Или бандюки понаедут, торговый люд данью обирать, опять спасайся.

Другой раз притворится Марьяныч побирушкой, сядет в подворотне: "подайте, люди добрые!", и тут невезуха, мало что не подадут, так еще и в харю норовят задвинуть. Не верят, стало быть.
 
Уж как он ни старался! И ногу чернилами намажет (дескать, гангрена), и руку эдак вот в рукав упрячет, глянешь - натурально, нет у человека руки! - а все бессердечие у граждан верх брало, не подают, и - баста!

С горя Марьяныч пить начал. И пропил бы все свое нехитрое имущество, но тут-то и случилось событие. Сидит он однажды бессмысленным своим манером в подворотне, ждет милостыню. Народец бессердечно мимо шныряет, жительская масса.
Вдруг из массы выделяется нечистая бабка - махапка, и прямиком к Марьянычу. И говорит: знаю кто ты, знаю, что на сердце у тебя. А потому ступай-ка к брату своему Василию, он твое счастье скрыл, он и отдаст.
Эвон как!
Да отчего же счастье мое у брата скрыто? - спрашивает Марьяныч. И откуда тебе, старой ведьме это ведомо?
Ведомо оттуда, - отвечает бабка, что знаю, почему солнце всходит, и откуда у кота хвост ростит. А тебе повторять не буду, делай как сказано!

И не успел Марьяныч вопрос на уточнение задать, как бабка обратным манером с толпой смешалась, как не было ее. Глянул Марьяныч в банку консервную, что для подаяний стояла (и всегда пуста была) а там - мать честная! - стольник одной бумажкой, новенький, будто только что нарисованный. Вот чудо!

А надобно сказать, что идти к брату было Марьянычу не с руки, потому как должен был ему еще с позапрошлого года, но все на удивление обошлось, и даже наоборот. Завидев брата, Василий долг выпрашивать не стал, а пал на колена и завопил: "каюсь, грешен!" И поведал, что вышел промеж ними несправедливый случай. Обманом вынудил Василий у родителя ихнего завещание, да все в свою пользу и составил. А после подсунул подписать. И поскольку совесть его заела, надлежит теперь Марьянычу в завещании полное участие принять, разделить с братом, так сказать, бремя изобилия, как это по закону полагается.
Такие дела.

С тех пор живет Марьяныч, не тужит. Помещается уже не в подворотне, а в фамильном особняке о трех этажах с мансардой. В каждой комнате глобус-бар с коктейлями да наливками. Бильярдная. Сад-огород такой, что и в три дня не обойти. Отдельно - роща дубовая, а в ней пруд с карасями да карпами.
Дуняшек всех мастей полна горница, сейчас какую хошь бери, да пользуй.
Гараж с автомобилями. Конюшня. Словом, сил нет перечислить все, что есть теперь у Марьяныча.

Одно плохо. Прежде бывало, день минует и ладно, а нынче не спится.
Беспокойно Марьянычу на фамильной кровати, гложет душу сомнение - а ну, как благосостояние вдруг закончится, что тогда? Обратно в подворотню?
И все чаще вспоминает Марьяныч чудесную бабку-махапку. Мнится ему, что не смешалась она с жительской массой безвозвратно, но тут, рядом, следит и как будто важное сказать хочет, но не торопится.

Как-то бессонной ночью сидит Марьяныч на балконе, луну в телескоп разглядывает. Рядом дежурная Дуняшка поднос с закусками наготове держит.
Крякнет Марьяныч раз, ему Дуняшка рюмку виски "WEST POYNT" поднесет, крякнет другой - ананас, сахаром обсыпанный. Или ломтик сала заморского, особым образом копченого.

И среди этакого тихого блаженства вдруг видит Марьяныч бабку-махапку, как она в телескоп с другого конца заглядывает, прямо в его оробевшую душу!
Обмер Марьяныч, телескоп выронил, по сторонам таращится, Дуняшку заполошным видом напугал. А бабка исчезла, как не было ее. Тьфу, наваждение!

Другой раз в бане дело было, и что удивительно, днем. Явилась прямо в парилку, как есть в нечистой своей одежде, уселась и смотрит. Аккурат в эту минуту Дуняшка Марьянычу массажи делала, да по нежным местам, так чуть было насовсем его мужской стати не лишила, когда он со страху вон из парилки выкатился.
И смех и грех.

И с тех пор будто окаменел Марьяныч. Не ест, не пьет, по комнатам бродит, ждет, не покажется ли откуда ненавистное существо. А бабка-махапка все не появляется.
Изводит мужика, значит.

Долго ли терпел Марьяныч, но выход из положения нашел. Сыскал доктора, который от всех болезней способы знает, и говорит: Посоветуй, братец, как от беды отделаться, а уж я в долгу не останусь, вон у меня всего сколько! И рукою кругом повел.

Доктор и впрямь знающий оказался, посоветовал ехать в долгое странствие, дескать обозрение чужих мест любую психику к порядку приводит.

Обрадовался Марьяныч. Забегали дуняшки, хозяина в дальний путь собирая. Уж почти собрали все, и даже маршрут по глобус-бару определили, откуда сподручнее путешествие начинать, ан нечистая бабка тут как тут. Явилась, и говорит: конь и тот от овса не рыщет, а ты никак добра от добра искать вздумал? Как хочешь, говорит, так и вертись, а территорию покидать не смей, иначе все богатство потеряешь. Такой, значит у нас теперь с тобой уговор будет.
Сказала, как плюнула, да с тем и сгинула, как не было ее.

Расстроился Марьяныч. Вещи, дуняшками заботливо собранные по комнатам разбросал, глобус-бар настежь, коктейли один за другим дует, черешневой наливкой запивает. Горюет.


Оно и понятно. Обратно в подворотню никому не захочется.
А с другой стороны, тошно Марьянычу оттого, что теперь граница ему положена. Понимает, что как не велики его угодья, а все же конец им имеется.
И так конец этот угнетающе на Марьяныча начал действовать, что хоть сейчас беги, да головой в пруд с карасями!

Поначалу глобус-бар выручал, да верные дуняшки старались как могли, однако утешений этих, к тому времени избыточных, надолго не хватило.

Пробовал Марьяныч дуняшек хоровому пению обучать, но выяснилось, что ни он ни они нотной грамоте не знают, а рассказать о ней некому. Пробовал рыб в пруду дрессировать, чтоб по команде подплывали и сами в садок просились, но оказалось, что рыба живет сама по себе, и ни уговорами ни даже ананасом с черешней этой привычки в ней не  исправить.

Словом, не смог Марьяныч как ни старался, ограниченным своим положением удовлетвориться, и уж совсем было погряз в безысходном унынии, но случилось тут гостевать у него ученому человеку по чрезвычайным каким-то делам в тех краях пребывавшему. Он-то все дело и повернул к благому исходу, да так, что бабка-махапка, до того дня и носу не казавшая вдруг стала объявляться  ежедневно и притом в обличиях, кроме Марьяныча никакому иному глазу невидимых.

Соберутся, к примеру, хозяин с гостем блаженным вечерком на балконе чайку попить, ан бабка тут как тут. Из самовара высовывается, кулаком грозит. Устроятся на бережку прудом полюбоваться - она из воды кукиш тянет.
Гостю невдомек, а Марьянычу совестно, ну как чего вслух спросит, что пустоте ответить?

Как не крепился, а однажды да и рассказал гостю про невидимое начальство, всю жизнь ему отравившее.
Это не беда, - отвечает ученый гость. Отпиши имущество бедным, да ступай себе на все стороны. Делов-то!

Последовал ли Марьяныч совету или нет, про то нам не ведомо. Подворотня, в которой он раньше сиживал, и по сей день пуста.
А знаем мы только то, что добро завсегда верх берет над злом, даже в самых сложных его обличиях.
Во всяком случае, очень хотим в это верить.
Такие дела.