Негр, Певец и Ёлка

Жанр – бываетжетакое.

Дорога была извилистая. Красивые пейзажи проносились на каждом повороте, как во время экскурсии старшеклассников по залам именитого музея искусства позднего Возрождения. Что ни поворот, то сказочный пейзаж! Снег казался ватно-искусственным, т.к. был подозрительно чист. Солнце, отражаясь в мириадах кристалликов, игриво подпрыгивая, уносилось по апельсиновой дорожке куда-то за горизонт, оставляя разомлевшего зрителя в сладостном созерцании зимнего очарования. Приближался вечер. Приходилось щуриться от непривычной для московского глаза перспективы и святочных зарисовок Деда Мороза. Телу было тепло и радостно. Краснов любил зиму, но, конечно, не московскую, со зловонной жижей, вечно мокрыми, покрытыми какой-то белёсой гадостью ботинками. Ему нравилась зима загородная, по-настоящему русская.
-Бывает же такое? - спрашивал себя сам Легендарий Краснов. Он любил вести с собой культуроведческие диалоги, делая иногда ошеломительные выводы, знаменующие какие–то новые вехи в изысканиях на ниве культурного полиморфизма. Было прохладно, но солнечно и лес представал глянцевой примадонной, бывшей Мисс Челябинск, а теперь, наверняка, покорявшей мировые подиумы глянцевых столиц Европы. Русская Зима была фантастически привлекательна, до потери какой-либо устойчивой связи с миром живых людей. При этом она сохраняла холодность и самодостаточность, напоминая узор на промёрзшем оконном стекле, или улыбку жены олигарха после шумного, но удачного бракоразводного процесса.
- Красота и холодность, - вот формула женской привлекательности - природа это великолепно иллюстрирует, - заключил, взволнованный очарованием лесных пейзажей Легендарий. Да, кстати, своё собственное имя ему очень нравилось! Не было даже нужды выдумывать себе псевдоним. Округлые бока тумб провинциальных афиш, каких уже не встретишь в Москве, украшались его настоящим именем, привлекая к себе повышенное внимание аборигенов. А уж его вокальный талант не посрамит его запоминающегося имени. Он был слегка пьян, здоров и с нетерпением ждал вечера, когда после концерта к нему обещала зайти в гостиничный номер его новая костюмерша из Саратова, губастая девица лет 18, с огромным бюстом и равнодушно-осоловелым взглядом огромных карих глаз. Они не виделись две недели, так как Катя ездила к материи в отпуск. Легендарий с удивлением ощутил тоску по этой молодке уже на второй день её отсутствия. А через неделю понял, что ревнует её страшно. Как любой эгоцентрик с талантами средней руки Краснов панически боялся привязанностей и любых форм зависимостей. Он был Творец. И он был Певец с довольно красивым тенором. А это ко многому обязывало. Краснов любил такой тип женщин. Они отдавались, как бы давая взаймы незначительную сумму денег, без особого расчёта получить их обратно. При этом они совершенно не получали удовольствия от секса. Это почему–то так распаляло Краснова, что несколько раз во время сеанса любви он с трудом сдерживал счастливо-победный смех озверевшего от счастья самца. Ему также нравилось, что Катя являла собой типаж половозрелой Снегурочки, сочетавшей в себе томность и немотивированную снисходительность, как ведущая популярного женского ток-шоу.

--

Николай Карпов был замечательным плотником в рваной сизого цвета офицерской ушанке. Ушанку эту он снимал с постоянно немытой головы только с мая месяца, выдававшего пропуск на всё бесстыдное распутство наступающего русского лета. Коленька от природы был добр к людям, незлобив, но имел три странности, непростительные для по-настоящему русского человека – любил порядок в делах, умело шутил над окружающим его миром и имел совершенно чёрный цвет кожи. И если последнее обстоятельство вызывало меньше всего нареканий со стороны его односельчан, два первых часто становилось поводом для серьёзных конфликтов. Но Коля умел прощать, и он очень любил этот мир и эту бестолковую жизнь! Жил он один, в ладной избушке на краю села Кажураховка. Появился там случайно, после счастливого выпуска районного детдома. Познакомившись с директором местной лесопилки, Коля произвёл на него, человека, прошедшего войну и повидавшего всякого, совершенно неизгладимое впечатление своим оптимизмом и незлобивостью, а главное равнодушием к спиртному. Это и стало решающим фактором при приёме его на работу.
 Село Кажураховка разрослось ещё в приснопамятные 60-е из маленькой деревеньки и обладало каким-то странным запахом парфюмерной фабрики, которой там отродясь не было. Все, кто приезжал из редко наезжавших гостей, долго хлюпали носами, пытаясь понять, чем же это пахнет? Но Кажураховка умела хранить некоторые свои тайны. Правда, не все. Одну как раз и сумел раскрыть Николай Карпов. Ещё в школьные годы, обучаясь в областном детдоме, что в 12 км от Кожураховки, Николай сумел откопать в местных архивах, которые притягивали его внимание при каждом посещении областной библиотеки, нечто такое, что потрясло воображение многих известных краеведов. Он выяснил, что находившееся неподалёку имение, за которым и числилась эта деревенька до революции, носила в оригинале имя Каджураховка, производное от древнеиндийского Храма Кама-Сутры в Каджурахо, самом эротичном месте мира! Этот храм вошёл в историю мирового искусства искуснейшим изображением различных поз любви мужчин и женщин, запечатлённых в камне более тысячи лет тому назад. Красота и смелость самой идеи, видимо, потрясли трепетную душу местного помещика, воспитанного в суровых пуританских традициях христианской морали, исключающей восторги перед миром чувственного и плотского. Говорили, кстати, что у этого помещика, отчаянного апологета загадочного тантризма, была любовница негритянка, которую он привёз из дальних странствий. Короче, романтическая была личность. Это, естественно и подкупило не менее романтичного Николая.
--

 Легендарий, воодушевлённый согласием Катерины заглянуть к нему в гости вечером, почувствовал себя молодым и здоровым альфа самцом. Конечно, его раздосадовал отказ Катюши зайти к нему на «чашку чая» сразу же, но причина, изложенная Катериной, была более чем уважительна – «женское недомогание».
 Вечером, на вопрос Легендария, обращённый Катюше в момент, когда его по интеллигентски слабые руки стискивали её статный торс: «Ну, чего подарить-то на Новый год-то, краса моя?», Катя полуравнодушно молвила, не меняя выражения лица: «Ёлкууу-у», растянув букву «У» до невероятных размеров.
 Его энергия требовала реализации не только в творчестве, но и в каких-то физически активных действиях. Он решительно поплёлся в лес, который окружал  Кажураховку плотным зелёным кольцом. Он потащился за ёлкой по заведённой интеллигентской привычке, не взяв с собой ни топора, ни пилы, а как бы подчиняясь наитию и внутреннему зову.
Легендарий любил встречать Новый год в малознакомых местах с кем-нибудь из своих близких. Это порождало щемящее чувство тоски по дому, детские воспоминания, укутанные в шерстяной чулок и хранящиеся где-то в тёмных закоулках памяти. Их приятно было обнаруживать в малознакомой обстановке и аккуратно демонстрировать окружающим, как долго незаживающий чирей. Эти воспоминания были обёрнуты в любовно пестуемое витиеватое красноречие интеллигента в первом поколении. Подобные рассуждения всегда вызывали плохо скрываемый восторг слушателей. Легендарий, вообще-то, с пренебрежением относился к чужим оценкам окружающего мира, если эти оценки не ущемляли его личных интересов. Здесь он был крайне чувствителен.
 Наступающие сумерки заставили Легендария задуматься о практической стороне его романтической затеи. Он отчётливо понял, что у него нет топора, что он смутно помнит дорогу домой и что хочется есть и в туалет. Поначалу подумав, что до туалета «не дотянет», он самокритично рассмеялся над своими городскими привычками. Жёлтые каракули, оставленные им на белоснежном снегу, вовсе не нарушали общую гармонию Мира, а составляли, пожалуй, загадочный орнамент на страницах Великой Книги Бытия.
 Резко развернувшись, он принялся было брести по своим же следам, пытаясь вспомнить окружающие его пейзажи, мимо которых он прошёл за время своей прогулки. Но одной и той же дороги не бывает, как и нельзя войти в одну и ту же воду. Он совершенно не узнавал местности, по которой только что шёл, хотя понимал, что точно шёл по своим следам.

___

 При всех своих очевидных достоинствах, Николай не очень любил свою работу. То есть он любил работать по дереву, но творчески преобразуя и изменяя её богатую фактуру. Лесопилка же приветствовала, скорее, прямо противоположные качества – усидчивость и терпение, а ими щедрая природа как раз и обделила Николая. План он выполнял далеко не всегда, но его ценило руководство за прочие достоинства, да и друзья по работе уважали за щедрость и простоту. Николай полюбил, повзрослев длительные прогулки по лесу в совершенном одиночестве. Это раньше он любил мальчишеские компании, а теперь ему нравились размеренность, возможность подумать о чём-либо значительном. Его совершенно не пугала мрачноватая молва, закрепившаяся за этим лесом, где постоянно пропадали то телёнок, то козлёнок. А однажды исчез местный участковый Клюев, человек солидный и серьёзный. Солидность и всеобщее уважение его составляли мотоцикл,  глуховатая и рябая жена весом под центнер и умение договариваться по-хорошему, не роняя авторитета власти. А вот исчез он с полным кузовком маслят, с которым его видела местная детвора, недалеко от просеки под высоковольтной линией. Он блуждал в параллельном пространстве не менее недели, и его молчаливая жена извела всех своей ревностью и активностью. Она организовала поиски с такой неистовостью, будто их медовый месяц ещё не подошел и к середине своего срока. Участковый Клюев обнаружился в соседней деревушке, где его приютила одна вдовушка. Объяснял своё отсутствие Клюев путано, ссылаясь на подозрительные свечения, потусторонние голоса и рябь в глазах. Это обстоятельство ещё больше укрепило уважение к Клюеву среди одиноких самогонщиц, которые после этого происшествия пытались неоднократно, но безуспешно применять в мучительном общении с участковым своё естественное женское оружие - обаяние. Короче, лес был мистически притягателен и опасен одновременно, что заставляло местных жителей относиться к нему с языческим трепетом, приписывая ему по древнейшим традициям одухотворённость. Кроме местных тут мало кто бывал и поэтому если уж кто и заезжал, например, из столичных гостей, то это вызывало у местных явный переполох.
 Николай любил вокальное искусство, признавая свою собственную беспомощность в этом прекрасном жанре, он совершенно неистово отдавался страсти меломана, слушая оперные арии особенно итальянских мастеров. Откуда в нем выросло это увлечение совершенно непонятно. И он пестовал эту страсть втайне, т.к. подозревал, что его друзья и коллеги не разделяя его увлечения, найдут новый повод для грубых шуток. Николай не то чтобы боялся досужих острот, просто он не любил беспорядок, а глупые шуточки, с его точки зрения, как раз, и символизировали необратимые разрушения гармонии. Это странное чувство гармонии – «чистота и порядок», олицетворявшее, скорее, качества европейского бюргера, не соответствовавшее понятию «русский человек», хотя бы и чёрного цвета из села Кажураховка.
  Коля уже час как искал ту самую корягу, которую приметил ещё осенью, да поленился дотащить до дома. Он увидел в ней слепок своей души, полузабытое детское воспоминание, подёрнутое патиной времени. Ему представилась его мать, которую он совсем не помнил. Ему чудилось, что он помнил, как она манила его, совсем маленького, протягивая нежные руки, а он пытался, неумело и робко, дойти до неё, падая и вставая. А всё не получалось и не получалось... Это щемящее чувство любви и отчаяния он разглядел в мрачноватой и неприметной с виду коряге. Конечно, её надо было бы обработать специально заточенным ножом, особыми резцами, шкуркой и т.п. Он бы поставил эту скульптурную композицию у своего дивана, чтобы любоваться ею вечерами, когда полумрак даже обыденные предметы наделяет таинственным флёром сказки.

--

 Наконец, дойдя до приметного холма, на вершине которого торчала странного вида коряга, напоминающая спящего уродливого гиганта, вроде Циклопа, Легендарий припомнил это место и решил взобраться на холм и изучить более внимательно обратный путь, а заодно рассмотреть этот монстр-корягу.
Взобравшись на холм, Легендария охватил настоящий восторг. Он увидел потрясающий по красоте пейзаж – поле, уходящее за горизонт, которое слева окаймляла кромка берега живописной речки, извилисто, по-змеиному, уползавшей от ненасытного взора Легендария. И совершенно приводил Легендария в эстетический экстаз образ какой-то неземной царевны-владычицы в виде небольшой, но чрезвычайно величественно красивой ели, по-хозяйски раскинувшей свои синеватые лапы с отблесками перламутра в лучах заходящего солнца. Казалось, что Ель-царица, готовясь к вечернему балу, облачилась в свои самые изысканные и дорогие украшения. Она напоминала Легендарию Марину Мнишек перед решающим балом, на котором её должны были познакомить с Лжедмитрием. Уставившись на эту Ель, он не мог оторвать глаз. Почему-то вспомнились мультфильмы из детства про Новый год. Там ели были всегда огромными и усыпанными какими-то дешёвыми псевдоукрашениями, имитирующими роскошь. Здесь же всё было взаправду, по-настоящему. Эта Ель была невелика, но разлаписто широка снизу, как истинно русская красавица и, кокетливо, пирамидкой сужалась, устремляясь вверх, намекая, что приземлённый низ не мешает её романтически девичьим грёзам и устремлениям.
 Легендарий вспомнил, что по законам жанра новогодних ёлок его детства, на которые он регулярно ходил вместе с мамой, нужно было истошно и хором звать Деда Мороза. Величественный Дедушка всегда торжественно выходил из-за разряженной ёлки. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Легендарий изо всех своих тренированных вокальных сил проорал:
- Дее-ду-шкааа-а Маа-ро-оз!
Голос зазвенел в морозном и прозрачном воздухе, материально оставляя за собой ледяной след. Легендарий почти увидел, как из его рта вылетела мощная струя крика и понеслась прямо в космос, к Деду Морозу. Тут же, вслед за этим воплем, тишина, опомнившись, охватила весь мир. Легендарий зажмурился, представляя, что сейчас появиться Дед Мороз со снегуркой, а мама займёт очередь за подарком, придерживая его кроличью шубку своей рукой. И вдруг он услышал за спиной характерный хруст шагов. Легендарий, склонный верить в чудеса, как настоящий гуманитарий и романтик, отчётливо понял, что это настоящий Дед Мороз. Чудо с ним просто обязано произойти. Он ждал и верил в него всю свою жизнь! И вот, под Новый Год случилось то, что не могло не случиться. Открыв глаза и повернувшись назад, он увидел широко улыбающегося негра в потрёпанной офицерской шапке. Эффект был, пожалуй, посильнее чем от встречи с Дедом Морозом. Легендарий тихо прошептал родное слово «Ой!» и замолчал. Он не упал в обморок, как натура крайне впечатлительная, только потому, что был совершенно готов к Чуду. Негр, продолжая улыбаться, вплотную подошёл к Легендарию. Протянув руку, негр произнёс
 - Николай
Легендарий на автопилоте также протянул руку и полушёпотом вежливо ответил
 – Легендарий
 - Вот и познакомились, - философски заметил негр и взял паузу, старательно изучая Легендария. Белоснежная улыбка так и не сползла с лица Николая. Он был искренне рад этой встрече. Ему хотелось поделиться своей удачей, которую он обнаружил здесь на холме. Наконец, ему удалось найти ту самую корягу, которая могла бы стать после его обработки настоящим шедевром, или как говорил сам Коля, «Песней Души». Он долго искал эту форму. И вот – удача улыбнулась ему.
Легендарий долго не мог прийти в себя. Поначалу, ему даже казалось совсем по книжному, что он спит. Помолчав с минуту, он взял себя в руки и вежливо поинтересовался:
 - А Вы, простите за нескромный вопрос - «кто»?
Коля, растягивая свою белозубую улыбку до совсем уж неестественных размеров, быстро ответил:
 - Правильно! Вежливость - оружие растерянных и неуверенных в себе странников.
 После этой фразы улыбка исчезла с его лица, и Легендарий вдруг увидел усталый и грустный взгляд мудрых глаз, которые потонули в морщинках и седых бровях. Легендарий совершенно ошалел от такого ответа и абсолютно не знал, что говорить. Он хлопал своими ресницами и молча смотрел на Колю.
 - Да Вы не расстраивайтесь Вежливость – это ещё и свойство благородства и мудрости! Вы же, как я понял, не просто странник, праздно болтающийся по дорогам России, а человек серьёзный и деловой! Так ведь? Я сразу это понял, когда услышал Ваш крик про Деда Мороза, – приятная улыбка опять выползла на лицо Коли.
Легендарий не нашёл ничего лучше чем с лёгким вызовом произнести:
 - Вообще-то, я артист. Я певец. И сегодня у меня концерт, на который я, кажется, опаздываю.
 - Вот как! Так это Вашими афишами расклеена вся Кажураховка? А Вы меня не разыгрываете? А давайте споём что-нибудь?
Легендарий подумав ответил:
 - Слушайте, а Вы что и впрямь Дед Мороз? Почему Вы отозвались на мой крик?
Какая разница? - помолчав тихо ответил Коля. Ему сейчас очень хотелось не разочаровать Певца и сделать какое-нибудь Чудо.
 - Да, я Дед Мороз. В сказках про нас много врут, а на самом деле мы такие вот необычные. Хотя это для вас необычные, для людей, но, вообще-то, мы всегда такими были,- Коля говорил негромко, но настолько уверенно и спокойно, что Легендарий был совершенно подавлен правдивостью его тона.
Николай вдруг указал уверенным жестом руки в сторону царственной Ели на противоположном берегу реки и игриво произнёс:
 - Хотите Чуда? Я вот рукой взмахну, а та Ель, на противоположном берегу, заколышется и сбросит снежную шубу, которой я её и укутал.
 Легендарий совсем, как ребёнок послушно кивнул головой. Коля присел зачем-то на корточки и широко расставил руки. И тут произошло настоящее Чудо. Неведомо откуда взявшийся порыв ветра обрушился на ту Ель и она, кокетливо покачивая своими мощными ветвями, сбросила свою прекрасную снежную шубку. Коля был потрясён не меньше Легендария, а, пожалуй, и более его, но виду не подал.
 Легендарий не знал, как вести себя. Немного помолчав, он принял единственно верное решение – он просто запел. Он пел про мороз, который «Ой, Мороз, мороз...», про вечные русские страдания, связанные с дорогами и одиночеством, про свою неустроенную жизнь, про Чудо, которое он, наконец, встретил и про многое ещё чего. Коля поначалу уважительно слушал его молча, а после, воодушевлённый красотой его тенора, который уверенно отогревал замёрзшую его душу, запел и сам на удивление приятным баритоном. Казалось, весь этот сказочный лес, речка, поле, затаив дыхание, боясь нарушить вдруг возникший дуэт вслушивались в извечную музыку Жизни. Помолчав, осмелевший Николай вдруг принялся на ломанном итальянском вытягивать арию из "Паяцев" Леонковалло - его любимейшую вещь. Вошедший в азарт Легендарий не смог устоять при первых аккордах знакомой арии и тут же заглушил робкий баритон Николая собственным мощным тенором. 
 Только Ёлка на противоположном берегу по-царски великодушно усмехнулась:
- Вот дураки. Хотя… поют неплохо. А то ишь ты, "за ёлкой пошёл для своей ненаглядной"! Ну-ну… Теперь вот нужна она ему будет, эта ненаглядная… А вообще, неплохая парочка получится  у них с этим чёрненьким.
 Ель довольно, но несколько снисходительно, посмотрела в сторону удаляющихся людей и стала готовиться к Новому году, усердно источая удивительно сложный парфюмерный аромат, который разносился на весь лес, а, может, и на весь мир, включая Кажураховку!
_______________________________________________
вторник, 17 ноября 2009 г.