Крещение

Мы жили вдали от цивилизации, поблизости нашего населенного пункта не было ни церквей, ни храмов. Да если бы и были, то вряд ли нас окрестили бы в то время, так как отец был коммунистом, а значит, атеистом, который  не признавал никаких вероисповеданий.
Мать под натиском отца так же прекратила во что-либо верить, хотя на Рождество всегда готовила нам, шестерым детям, рождественское  кутью.
Кутью она варила из пшеницы, смешивая её с маком, протертым с сахаром.
На Пасху, также, красились яйца и пеклись куличи. Отец всегда возмущался, но мать здесь была непреклонна.
«Уймись, Васыль,- говорила она,- пусть дети поедят, хотя бы в этот день и чему-то порадуются».
Отец  негодовал, и как будто бы боялся чего-то, а вдруг донесут соседи?!
Но соседи и сами украдкой  пекли куличи и так же, как  и  мать, красили яйца на Пасху.
   Когда отец по болезни ушел на пенсию, то вся семья покинула эти места. Дети все выросли и разъехались, кто куда.
Встречалась вся семья в полном составе только по отпускам и то, не всегда это удавалось всем сделать. Отпуск, ведь, не всегда совпадал одновременно у всех сразу, но мы старались это сделать каждый год, чтобы встретиться у родителей.
   Отец вернулся в свое родовое гнездо, в свое село, где не было ни единого человека, который не веровал бы в Бога. Но и здесь он продолжал отстаивать, пропагандировать свой атеизм.
В этой же области,  в небольшом городке, жила  сестра матери. Она была набожна и когда в очередной раз племянницы, то есть мы  с сестрой, приехали к ней в гости, она обеспечила приход священника на дом, для того, чтобы окрестить нас: «Как же так!- возмущалась тетушка Огнесия, уже взрослые девахи, а вас так и не окрестили?! Ох, антихрист ваш отец!» Ее причитаниям не было конца.
   Мы с сестрой были комсомолки. Мне стукнуло уже восемнадцать лет, а сестре двадцать восемь, вдобавок ко всему она была беременна вторым ребенком. Но, тем не менее, мы с ней дали согласие на то, чтобы нас окрестили, тем более тетушка обещала, что священник придет к ней на дом и дома нас окрестит.
   В тот день мы волновались, как никогда. Купили новые ночные сорочки и ждали священника. В Бога мы не веровали, да и не  знали, что это такое, так как в семье это не приветствовалось, но нам было все интересно, да и веяние пошло модное.
Вот потому, что мы сестрой были комсомолки, тетушка пригласила священника к себе домой.
«Не дай Бог, коли узнает ваш отец, он с меня три  шкуры спустит», - сокрушалась она, но, тем не менее, спешила сделать свое дело.
   Сама тетушка Огнесия была католичкой, в отличие от нашей мамы.
В детстве ее крестили в католической церкви,  отец у них, то есть наш дед, был католиком, а мать, наша бабушка, была православной.
 Детей своих бабушка с дедушкой крестили поровну, каждый родившийся ребенок получал очередную для себя веру, в зависимости от того, чья очередь подошла, дедушки – католика, или же бабушки - православной.
Мать у нас была православной, вероятно, очередь настала бабушки, когда родилась  наша мама.
Впоследствии, выйдя замуж за коммуниста, наша мама перестала во что – либо верить. Отец постепенно в ней эту веру заглушил, вдобавок ко всему, сжёг подаренные бабушкой, все иконы, которые та, провожая дочь, дала ей.
   Священник был приглашен из православной церкви, так как  в этом городке не было католической.
«Какая разница, Бог все равно один!»- говорила тетушка. Сама она в церковь не ходила, а лишь читала молитвы дома.
   Священник пришел, как и обещал вовремя, в назначенное время.
Мы, обе к этому времени уже успели переодеться и в ожидании стояли босые в комнате, распустив волосы.
Священник  зашел в комнату с тетушкой,  согнувшись в поклоне, сказал нам: «Доброго вам здоровьица, барышни»- и приступил к своим обязанностям. Он подошел к столу, положил Библию, свечи и кадило.
Накинув на себя рясу, надел на шею большой крест, поправил бороду, взял кадило со стола, зажег, в другую руку  же взял Библию.
«Ну, приступим! - а вы выйдите, пожалуйста, вам здесь присутствовать нежелательно», - сказал он тетушке.
Та неохотно вышла из комнаты.
Священник прошелся по  комнате, размахивая кадилом и читая молитву. Затем подошел к нам. Мы, почему-то, с сестрой, все время улыбались.
   Священник продолжая читать молитву, кадилом помахал вокруг нас. При этом,  неотрывно читал: «Отче наш, иже еси на небеси…» Монотонный его голос усыплял нас. Старшая сестра покачивалась в такт его слов, а я продолжала улыбаться, только моя улыбка была какой – то неестественной, как будто бы меня насильно заставляли это делать. Такая нервная улыбка всегда не сходила с моих уст, когда я начинала нервничать.
   Священник поставил на стол кадило, взял большую свечку и, продолжая читать, приоткрыв дверь крикнул тетушке: «Воды мне принесите, пожалуйста, ковш!»
Закрыв дверь,  подошел к столу, продолжая тихо читать молитву.
Тетушка в это время внесла графин с  водой и поставила на стол.
«Благодарствую, раба Божья»,- сказал он ей.
   Закончив читать, он перекрестился три раза, затем перекрестил и нас три раза и, взяв в руку графин, подошел к нам: «Крещаются рабы Божия, - после назвав, наши имена, поочередно, продолжил: -  «Во имя Отца…», - и тут вылил часть воды из графина на голову, вначале мне, я при этом тихо взвизгнула и захихикала. - «И Сына, - продолжил священник, и вновь вылил часть воды из кувшина на голову, теперь уже  сестре - И Святого Духа, - он третий раз вылил, оставшуюся воду нам на голову.- Аминь!»
   Мы стояли обе, как мокрые курицы, вода стекала с головы на лицо, грудь, живот и уже всё было на полу. Теперь мы обе улыбались, как будто бы были очень довольны всей этой процедурой.
   Священник в очередной раз,  перекрестив нас, сказал: «Ну, с Богом!»
Мы выскочили из комнаты и тут,  уже не сдерживая себя, разразились громким смехом, который понесся по  всему двору.
  «Ох, и молодежь же нынче, не набожна, пошла!- сказал священник тетушке Огнесии, когда та вошла в комнату, чтобы с ним рассчитаться.
 «Да, простит им Господь!»- на что ответила  ему тетя Огнесия.
 
05.04.2012г. г. Москва