Через Хутинский порог миниатюры

               

Из Севи, отправного пункта судов, следующих с плотами в Кызыл, мы вышли глубокой ночью. Маленькое село еще спало, беззвучно, тяжело, но мужчины – охотники и рыбаки – уже снова собирались в тайгу.

Даже в темноте чувствовался туман. С рассветом он усилился, и плотная, опустившаяся сверху завеса прочно застыла в метрах двадцати над водой, сделав безукоризненно ровный разрез пейзажа по горизонтали. О том, чтобы разглядеть поднявшиеся над рекой, похожие одна на другую остроконечные вершины Семи Братьев, не могло быть и речи.

Всех волновал вопрос, сможем ли мы в тумане увидеть знаменитый Хутинский порог. Один за другим подходили к капитанской рубке случайно попавшие на судно пассажиры. Их взяли в рейс после того, как каждый поклялся, что отпуск его закончился еще вчера и сегодня ему уже следовало приступить к работе в Кызыле, в Красноярске в Москве. Кроме того, следовало предъявить капитану на случай аварии собственные спасательные средства – камеру от самосвала, надувной пояс, спасательный круг или что-то в этом роде.

Каждый второй пассажир на судне – турист, позади у которого Нойон-Куль, Азас, Додот или Хамсара – несколько пустынных озер и столько же рек, славящихся редкой рыбой, порогами. шиверами, - короче, Тоджа.

- Далеко еще до Порога?

Капитан мелководного буксирного водомета – иначе МБВ – отвечал всем одинаково от самой Севи:

- Близко.

С самолета, когда мы летели сюда, окружавшие Кызыл горы казались мягкими, мирными, одутловатыми, словно из резины. Между ними было хорошо видно место, где Бий-Хем и Ка-Хем, сливаясь, дают жизнь Верхнему Енисею. Высвеченные солнцем реки казались сверху неподвижно-тяжелыми, словно отлитыми из золота, с навсегда застывшими в всплеске волнами.

Сейчас пейзаж жил: ущелья становились глубже, вершины острее, кое-где начал появляться лес. Он рос а северных и северно-западных склонах гор, оставляя южные, наименее влажные , голыми. Гряда за грядой, как стадо наполовину остриженных овец, горы бежали в Тоджу.

Капитан стоял за рулем молча, не ропща на туман, в надвинутой на лоб теплой осенней кепке, ватной стеганке и сапогах, широко расставив ноги. Время от времени он оглядывался на плот, плавно отклонявшийся по течению от одного берега реки к другому.

Механик-штурман Саша в синей форме  речника, казавшийся рядом с капитаном совсем юным, охотно уточнил:

- Тридцать километров. Двадцать километров. Десять…

Тоджа – единственный район Тувы, который связан со столицей республики пока лишь воздушным сообщением. С севера – Восточные Саяны, на юге  - хребет Академика Обручева.

Есть, правда, и тропы, и перевалы с шестами. Укрепленными в камнях. На шестах – тряпки, пустые консервные банки, конский волос – традиционная дань, собираемая непритязательным тувинским богом пешего туризма.

Лишь на несколько месяцев  открывается зимняя дорога от Турана да летом водная, через Хутинский порог.

… Бий -Хем уже не дробится на протоки, а тек единым руслом по так называемому Сейбинскому сужению между сдвинувшихся красноватых скал.   

- …Раньше, бывало, доведем плот почти до порога, отцепимся и заходим сзади, а плот по течению пускаем, - вдруг как-то со средины фразы, когда никто уже не ждал от него ни слова, начал капитан, - тогда, правда, мы еще на катерах ходили…

- Давно в этих местах водят плоты? – я придвинулся ближе и приготовился понять и запомнить.

«Живут себе меж гор и лесов по речкам, горы камены, а лес черные, большие… А ездят на оленях и конях… Угодий никаких нет, и хлеб не родится», - доносил из Тоджи в начале ХУ11 века первый посол Москвы Василий Тюменец.

- Местные люди плоты не водили… В Тодже занимались охотой, в степи – скотоводством…

Юрты пастухов в степи встречались часто.  Стояли они по две и по три, иногда, больше, но чаще встречалась одна- с резным столбом поодаль для коня, с невысоким помостом, где хранятся ненужные в юрте вещи, с круглым загоном для скота и непременными тяжелыми бидонами у входа. Особенно сказочно юрты выглядели к вечеру, на закате солнца. У столба привязаны низкие выносливые лошади с длинными,  почти до земли, хвостами, в закутке замерли в ожидании ночи овцы. У юрты собрались в кучку дети, гремят посудой женщины. Положив морды на вытянутые до хруста толстые лапы, не нежатся странные для хищников и равнодушные ко всем двуногим мохнатые собаки.

- … Первыми стали водить плоты переселенцы из России – Черняев из Жарова, Гостюхин, Иван Дуганчи.

- А вот вы, приближаясь к порогу, волнуетесь?

- Вроде привык: двенадцать лет хожу. Хотя, сказать по правде, все равно тревожно. Порог! – Он вдруг снова замкнулся, закурил «Беломор» и больше уже не отрывал взгляд от реки.

В 1902-1903 годах по поручению Восточного отдела Российского географического общества Туву  посетил известный польский революционер Феликс Кон, отбывавший ссылку в Красноярской губернии.

Вот как описывал Феликс Кон прохождение порога:

«… В семь часов утра двадцать третьего июля мы двинулись дальше. Команда «на молитву!» была произнесена на этот раз как-то торжественно. Предстояло плыть через Утинский порог.

Течение с каждым километром становилось быстрее. Деревья на берегу только мелькают. Плывем как по коридору. С обоих сторон Енисея высокие скалы. Время тянется бесконечно долго. Но вот издали уже доносится глухой рев порога.

- Ну, братцы,  помолимся еще раз! – сняв шапку, скомандовал лоцман.

Жутко. Порог ревет все громче и громче. Впереди мелкие брызги воды, словно туман, поднимаются вверх. Еще секунда, и видна гневная пена порога.

- А где хлеб-соль? – в последнюю минуту спрашивает тревожно лоцман. Поспешно на борт плота была положена коврига хлеба и соль.

- Держись! – послышалась последняя команда.

…Плот накренился, нос погрузился в воду, корма поднялась. Гребцы крепко держались за гребь, но и их повалило. С одного сорвало шапку, а затем все погрузились в воду.

- Урше! – молились пожелтевшие кочевники.

Плот трещал, того и гляди развалится вдребезги»...

                ( окончание следует)