Батон хлеба
Накануне Дня армии и флота мне позвонили из одной московской школы, где я делал выставку картин. Попросили пригласить к ним на праздник кого-нибудь из ветеранов Великой Отечественной войны. У меня есть такой знакомый ветеран. Совсем молодым парнем он работал в мастерских по ремонту военной техники и пережил в сорок первом оборону Москвы. А потом выучился на живописца и стал настоящим художником.
Вечером этот художник позвонил и рассказал мне, как тепло приняли его в школе, как он и несколько других ветеранов, среди которых была ленинградская блокадница, стояли на сцене, а школьники – всем залом – пели им песни военных лет. Ветераны слушали и тайком утирали слёзы.
Спустя несколько дней я заглянул в эту замечательную школу. Там всё было по последнему слову техники и дизайна – огромные мониторы, аквариумы, картины и даже большой глобус звёздного неба. Школьники и учителя излучали радость, яркое солнце за окном предвещало весну. Давно я не получал столько приятных эмоций. Напоследок решил зайти в столовую. Покормили меня там очень вкусно. И всё было бы в тот день прекрасно, если бы не одна, казалось бы, мелочь: возле эскалатора грязной посуды я увидел ведро с большой надписью «мусор». Оно до краёв было наполнено… кусками чёрного и белого хлеба. Мимо этого мусорного ведра ходили красивые дети и красивые учителя…
Я присел за стол напротив ведра с хлебом и вспомнил две истории.
Мне было лет шесть, а брату – три, мы с отцом возвращались домой после купания, шли нашей сельской улочкой по грунтовой дороге, день был жаркий, а настроение игривое. И я увидел, что прямо в придорожной пыли валяется засохший кусок хлеба – недоеденный огрызок батона. Проходя мимо хлеба, я с размаху поддал его ногой, словно это был мяч. Увидев это, отец остановился, посмотрел на меня, как на преступника, и сказал:
– Сын, ты что делаешь?! Как ты смог ногой пнуть хлеб? Подбери его!
А брат, который уже много чего соображал, упер руки в бока и стал приговаривать:
– Ты зачем хлеб пинаешь! Нельзя хлеб пинать! Подбери!
Я подошел к оскверненному хлебу и поднял его с земли. Брат с отцом ушли дальше, оставив меня раскаиваться в совершенном злодеянии. Как позорник, я плелся за ними на расстоянии, до самого дома не решаясь подойти близко. А потом не знал, что делать со своим хлебом. Может быть, я скрошил его птицам, или положил в собачью миску, не помню… Помню одно: в тот день со мной долго никто не разговаривал. И это был урок на всю жизнь…
А была ещё и совсем другая история.
Однажды я пошёл в магазин за хлебом, но вернулся с пустыми руками.
На самом деле хлеба в магазине было сколько угодно: чёрного, белого, и с семенем льна, и с кунжутом, и даже с яблочной подваркой, не знаю что это такое, но тоже вкусно... Стал я выбирать какой бы на этот раз взять хлебушек: «Зерновой», «Восемь злаков», «Отрубной» или какой-нибудь весь из себя расфранцузский. Тут я заметил в магазине своего друга – того самого пожилого художника. Он с пустой корзинкой в одной руке и палочкой в другой ходил между рядами красиво упакованной еды. Ходил, разводил руками, качал головой, да так ничего и не выбрал: был не в состоянии потратиться.
И вот, я вижу, как он подошёл к полкам с хлебом, посмотрел на ценники… Самый дешёвый батон стоил тринадцать рублей. И художник ничего не взял. Ветеран трудового фронта не стал покупать хлеб здесь, потому что в другом магазине такие батоны стоят десятку.
Тогда, из чувства солидарности, я тоже ничего не стал покупать. Сделать это при нём было неудобно, и даже стыдно…
Свидетельство о публикации №213030102330