Осенний этюд с натуры

До чего ж суетна и быстротечна жизнь горожанина!
Даже чередование времён  года память отмечает подспудно, где-то в глубине своей, а осознаёшь  это только при смене по сезону одежды да обуви.
Всякий раз по весне думаешь: вот отсеемся на дачном участке, а когда природа начнёт  наряжаться в свадебные наряды, то по праву приглашённого  на торжество света и цветов будешь созерцать несказанную красоту. Пора эта  обязательно приходит. А ты наметишь себе работёнку , так, чтобы не внапряг, окинешь всё хозяйским взглядом, наберёшь  полную грудь пьянящего своей чистотой воздуха и … забудешь про отдых до вечера: то землю взрыхлишь у растения, польёшь  его, а гвоздь куда-нибудь всадить да баньку истопить – так это уж первым делом! И так до конца сентября. Уберёшь урожай, заготовишь впрок, проведёшь  агроподготовку почвы – тогда и появится возможность полюбоваться последними тихими днями осени. Надо только успеть. Ведь дни красавицы в золотых украшениях сосчитаны: совсем скоро превратится она в седую старуху с непроглядными белёсыми  туманами и давящими свинцом низкими тучами. Именно в конце сентября, вот уж много лет, оставляю с отпуска недельку и последней твёрдой  дорогой спешу к знакомому пасечнику в глухомань за три сотни километров от города. Сначала добираешься по асфальту до райцентра на автобусе с откидывающимися спинками кресел, до села, где кончается цивилизация в виде дороги с твёрдым  покрытием на юрком ПАЗике, ну, а с пяток километров до пасеки прямиком вдоль поймы реки, а потом еле заметной, вьющейся меж деревьев тропинкой, аккурат до самой избы деда Данилы.
Еду я в такую даль за несравненным тёмно -золотистым, с тонким ароматом лесным мёдом , настоенным на лиловом иван-чае да дикой малине, набравшем целительную силу в терпком, с горчинкой, багульнике. Что я Вам скажу: мёд всё-таки категория не материальная, а скорее нравственная. Нравственен он праведным трудом всех его создателей, его пользой для человека. А ещё сообщу по секрету: хочется побродить в одиночестве по лесу, без всякой корысти для себя, послушать его притихшим.
В ожидании холодов умолкает птичье многоголосье; слышно только как далеко, а вот уж и совсем рядом, исполняется трудовая музыка работящего дятла да бдительная сорока предупредит зверя о твоём приходе. Ну, и не последнее дело узнать порой страшноватые лесные истории от старика – отшельника. Уж больно пасечник горазд на разговоры – с пчёлами  то много не наговоришь. Данила – дед восьмидесяти с лишком лет, суховат статью, скручен каким-то спинным недугом, так, что рубаха спереди у него пузырём . На деде, развеваемая ветром белая бородища; вот уж где Русь изначальная!
Поутру просыпаешься в горнице, для сна напоенной всяким разнотравьем, услышишь сначала шарканье дедовых ног, потом многократно повторяемое чирканье спичек при розжиге печи и вот уже поленья облизывает жаркое пламя, играя сполохами в полутёмной  избе. Становится теплее, светлее, уютно и тоненько запевает раздутый самовар.
Быстрее из избы в холодную воздушную купель! Когда добудешь из колодца ледяной воды и начнёшь  переливать её в ведро, то зазвенит она прозрачным хрусталём ; ошпаришь ей лицо и прислушаешься к первозданной тишине глухомани, лишь где-то поблизости устраивается на ветвях после ночной охоты филин в профессорских очках, ещё грозно щёлкая  клювом. Но вот стихает и он, а в тишине где-то далеко прошуршит по сухой листве возвращающийся к себе в нору ночной добытчик ёж . И снова тишина. От той тишины звонко в ушах.
Позавтракаешь  намазанным на чёрную  краюху мёдом , запьёшь  тёмным  из калгановых кореньев чаем и выходишь из лесу к реке вольным и свободным от всяких обязанностей человеком смотреть и слушать природу.
С противоположного берега реки, с крутогора, начала было сбегать вниз деревушка с длинношеими журавлями да так и остановилась на полпути. Вот и река. Светла она до дна, а водяная трава, там, где она есть, опустилась в воду и её кудели волнует течение. На завёртинах  кружит, закручивает воронками река, а потом успокоившись, невидимо продолжает нести свои воды к море-океану.
Внимательный наблюдатель увидит как в траве метнёт  тусклым кинжальным блеском хозяйка подводного мира щука и мелкая рыбёшка  тотчас посыпется от испуга дождём  обратно в воду.
Бездонный и чистый небесный купол расписан косяками улетающих птиц. Есть что-то необъяснимо грустное в том полёте . Как долетят птицы до тёплых мест? Вернутся ли они к нам следующей весной? Неосознанно движешься в направлении птичьего строя, как провожающий дорогого человека идёт по перрону вслед уходящему поезду. Вот птичий клин растаял в небе, а голоса их всё ещё слышны в холодном, плотном воздухе. Счастливого пути, птицы!

* * *
Через год, ровно в эту же пору, напросился со мной к пасечнику знакомый художник. Странные мы люди! Иные в такой поход берут с собой ружьё , рыболовные снасти да вёдра с корзинами. У нас из инвентаря – этюдник да фотоаппарат. Слава Богу, дед Данила оказался в относительном здравии. Встретил, как обычно, радушно, накормил густой грибной похлёбкой , и без чая с мёдом тоже не обошлось. После обеда засуетился старик. Скрипя собой и лесенкой на чердак, опустил берёзовые  веники и зачем-то гроздь сухой рябины. Похлопал по ногам сушёными листьями, мол, не отлетают, и занялся баней. Насчёт рябины молвил:
- Если жар рано закроете, пожуйте ягодки и голове станет легче. Я завсегда её пользую по этому случаю.
Но где же мой друг? Да вон он – стоит у пунцовой рябины и акварелью переносит увиденное на лист.
Подхожу. Смотрю и удивляюсь, как из-под быстрых, с первого взгляда небрежных движений, появляется веточка рябины, красно-жёлто переходят на бумагу удивительно красивые резные листочки, а ягоды обсыпают ветку ярко-красными мазками кисти художника.
Какая легкая для понимания красота, которую порой не замечаешь. И понял я: каждому дереву – своя пора. Черемуха спешит расцвести радостным запахом свиданий; спешит, оттого и попадает под заморозок. В разгар лета переносят медовый аромат в ульи жужжащие в липах пчёлы , а вот рябину мы не замечаем ни весной, ни летом, не удосуживаясь даже вскинуть на неё головы. Но чем ближе осень, тем ярче проступает её красота. С осенними днями опадёт , обеднеет лес, зато вспыхнут вдруг кострами рябины.
Красавцы – свиристели находят себе пропитание на рябинах, сбиваясь в большие стаи и оживляя лесную тишину своим стрекотаньем.
Зимой прилетит на рябину стайка красногрудых снегирей и пирует сладкой мороженой ягодой с её снежных ветвей.
Неожиданно для себя вспомнил, что красуется у меня на даче незамеченной доселе красотой куст рябины, да и вся садовая улица, оказывается, полыхает осенью рябиновым цветом! Так что улицу, которая в садовом обществе сухо обозначена под номером один, надо непременно переименовать в Рябиновую. Будет красиво и справедливо!