Ошибка в анализе

ОШИБКА В АНАЛИЗЕ


Гусятников был трезв.


Лидия Васильевна, взглянув на него, обомлела. «Гусятников, – простонала она, – вы трезвы»? И пошло-поехало: из отдела в отдел, из туалета в курилку, от сотрудницы  к сотруднику, от вахтёра к директору: «Гусятников трезв»!


– Не может быть! – рявкнул директор и грохнул кулачищем по столу, отчего папье-маше с изображением сестрицы Алёнушки / память о директорской молодости /, подпрыгнув, приняло неприличную позу.


– Стало быть, может, – поджала губы Лидия Васильевна. – Вы уж, Казимир Казимирович, как хотите обо мне думайте, но мнения своего не изменю: грядут перемены!


– Опять? – вид у директора сделался жалким и совершенно беспомощным. – Кажется, и так уже всё переменилось, дальше некуда, но, с другой стороны, такие, как Гусятников, за здорово живёшь не меняют своих привычек. Следовательно...

  – Может Бердников приказал долго жить, не оставив других распоряжений? – предварила Лидия Васильевна.

– Вчера был в совершенном здравии, – заверил директор. – Мы с ним у одной... В общем, встречались. Разве что покушение или сам себя порешил?

– Значит, Хорошилин что-то замышляет. По моим сведениям, он давно точит зубы на наши связи с Европой. Да и Бунимович не дремлет, гадит, где только может. Задержка кредитов его рук дело.

– Ну, это ведь только предположение.

– Не предположение, а слухи, что не одно и то же в смысле надёжности.

– Ходят шлюхи, – скаламбурил директор, некстати припомнив вчерашнее приключение с Бердниковым, но тут же посерьезнел: –  Что ж, Лидия Васильевна, примем ваше сообщение за рабочую гипотезу. Но тогда, чтобы восстановить цепочку, столь логично вами разрушенную, Пентюхову придётся  объединиться с Златоустовым и вывести из игры Гиперболоидова. Мгновенно возрастают авуары банка «СПЕЦТЕУЧЁТУОЛСТРИТМАНХЕТТЕНСИТИБЭНК». На какую сумму, можно лишь предполагать, но вполне достаточную, чтобы заставить протрезветь Гусятникова. Я, каюсь, проявил недальновидность, собираясь выставить этого пьянчужку взашей, как практиковал в бытность мою руководителем государственного предприятия.


Лидия Васильевна совсем было собралась попенять шефу за отсутствие стратегического чутья, как, в робко приоткрывшуюся дверь директорского кабинета, вклеился главбух Пичугин.


– Гусятников бедокурит, – сообщил он.

– В каком смысле?

– Обыкновенном. Упился и...

– Только что был совершенно трезв, – побледнела Лидия Васильевна. – Я даже заставила его «дыхнуть». Может быть, вы что-то перепутали, Иван Ильич?

– «Только что» не означает сейчас, – тонко съязвил главбух, активно соперничающий с Лидией Васильевной за право быть ближе к директорскому телу. – А всё началось со спора, подорожает водка и насколько? Мнения разделись, но Гусятников объявил, что рисковать не намерен и — опрометью — в магазин. Похоже, пил из «горла», поскольку вернулся вдрызг. Обрыгал Ольгу Семёновну, а когда она сделала ему замечание, что авизовками не закусывают, погнался за ней. Кончилось тем, что обкусал кружева на нижней юбке Сонечки Мармеладовой.


И тогда директор, не стесняясь присутствием свидетеля, выдал, не сумевшей опомниться, Лидии Васильевне по первое число:


– Запомните, уважаемая, ещё раз доставите неверные сведения, пущу ваш отдел по миру. Бездельников кормить не намерен. А деньги помещу в благотворительность: и уважения больше, и налогов меньше.


Заплаканная Лидия Сергеевна заперлась у себя и до конца рабочего дня отпаивала Гусятникова каким-то особенным настоем из ромашки, рецепт которого держался в строжайшем секрете в качестве интеллектуальной собственности, возглавляемого ею, аналитического отдела.

Борис Иоселевич