Не судимы, но осуждены книга первая

П.П. Котельников









Не судимы,

но осуждены



(книга первая)










Керчь
2010


ISBN 966-572-553-4


ББК 84,0 (Крым – рус.)
К-733



Литературно-художественное издание.

Котельников П.П.
«Не судимы, но осуждены (книга первая)»
Произведения. Том 30.

Художественные произведения. Том 30.




















© Котельников П.П.




«История имеет определенную близость к поэзии
и может рассматриваться как род поэмы в прозе».

Квинтилиан

 



СОДЕРЖАНИЕ

Несудимые, но осужденные 6
Король – добрый, предобренький… 10
Что делать, если денег не хватает? 12
Способы обогащения 14
Плутовство –  «самый неблагородный вид разбоя» 15
Свобода – мираж 19
Разбоем злато добывая 22
Для звания генерала заслуги нужны… 26
За Сибирью солнце всходит. 30
Мой род крестьянский 37
Норманны 46
Независимость 52
Макбет 58
Норманны показывают свои клыки в Англии 66
Французы проспали Анжер, и не только… 74
На речке Калке легли русичи вповалку! 81
За поражением обязательно унижение следует 90
За Русь красную чашу позора испил 93
Слабость и разорение пришли 95
В сумерках веков 97
Ошибка императрицы 102
Глиняные ноги колосса 110
Слабый нуждается в няньках. 117
Черная и белая метки 125
Сватовство Анри Первого 131
Суд мирской и суд божий 138
Неведом живущиму суд времени! 141
Человек предполагает, бог располагает 144
Королевская благодарность 164
Синяя Борода 169
Белая башня Тауэра 195
Святыми не рождаются,  святыми становятся 199
Только до привидения и дотягивает 203
Призрак Маргарет де Пол, графини Солсбери 205
Спускайте собак, будем веселиться! 206
Сходство сходством, но есть и особенности 209
Жены великого князя московского 211
Сказ о «Синей Бороде», на груди лежащей 219
Да исполнится воля царя небесного над земным 221
От Грозного к Годунову 226
Суд времени не прерывается 233



































НЕСУДИМЫЕ, НО ОСУЖДЕННЫЕ

Хорошо было дураку из русской сказки, кричащему на всю Ивановскую: «Не хочу быть судьей! Не хочу – и все тут! Ни судить, ни рядить – не умею!»
Знать, не дурак был все-таки Иванушка, раз понимал, что для такого серьезного дела у него ума не хватает, а бить в грудь кулаком, убеждая других в глупости своей, не хотел.
Все «умные», напротив, считали и считают, что судить и осуждать – просто. Недаром так часто приходится слышать; «Вот я бы на его (ее) месте…». Фраза эта означает, что тот, кто это сказал, успел не только осудить, но и принять «абсолютно» правильное решение.

Как прошлое судить? И прав ли будет суд?
Вопль из груди: «О, времена! О, нравы!»
Следы насилия все времена несут,
Не избежать времен кровавых!

Редко теперь, кто знает о самом значении слова «суд», пришедшего к нам из глубины веков от предков наших. Слово это когда-то означало мифологическое воплощение судьбы, имевшее в сознании людей определенную, со временем утраченную форму. От того, на чем сидело это существо, встречающее появление человека на свет, зависело, будет ли он в жизни своей богатым и удачливым, или провести ему жизнь свою в бедности. Если Суд сидел на золотом сиденье, значит, человек родившийся будет богатым; на черепках сидел Суд, значит прозябать бедняге в нищете. От суда зависели почет и слава. Не так глянул Суд – бесславие ждет!

Бог судьбы, бог рока
Милостив к кому?
Жизнь дает в два срока,
Солнце и луну…




А другой в темнице
Без вины сидит…
Как определиться?
Кто определит?

Мифологическое существо ушло, но осталось значение его. Его роль люди возложили сами на себя, создав свод законов, призванных защищать тех, кто правит обществом, жестко расправляясь с теми, кто с этим не согласен. В таких условиях более опасным становится не тот, кто осуществляет свое несогласие ограниченным в объеме действием, а тот, кто несет в себе потенциальную угрозу воздействия на общество «крамольными» идеями ограничения права правящих, понимая, что суд не несет прав для правых.
Недаром бытовало выражение когда-то: «Прав, прав, мужичок, – полезай в тюрьму».
Бедных это «право правящих» никогда не защищало. Оно настолько бывало жестоким по отношению к этой категории людей, что нарушить его означало, поставить под сомнение не только свою жизнь, но и существование всей семьи. Путь бедняка определялся тяжким физическим трудом, поскольку на получение высокой грамотности у него не хватало материальных средств. Возникала взаимозависимость: беден потому, что неграмотен, а неграмотен потому, что – беден.

Путь бедняка – путь совести и чести,
Так трудно бедняку с него сойти…
Да, тяжкий труд, а все стоит на месте,
И только беды видны впереди!

Есть утешение одно:
Покой в потустороннем свете,
Надеяться на это суждено.
Наследство ж – бедность детям!

Богатый, в праздности пребывая, рассматривал физический труд, как временной отрезок непривычного характера развлечений. Богатый учитывал только труд других, пополняющих его материальные ценности.
Он с детства презирает труд,
Труд – не родня, рожден он благом,
Попутны ветры понесут
Корабль его под черным флагом.

Эмблема – нож и пистолет,
Еще, возможно, – череп?..
В самой эмблеме тайны нет
Ее злодейству верят!

Но вслух о том не говорят,
В быту – он благодетель:
Отвалит денег на детсад –
Подарки бедным детям…

Возможно, что высказывание о пути обогащения, изложенное выше, и примитивно по форме, но оно не противоречит высказыванию барона Луи де Монтескье: «В Европе нет ни одного крупного состояния, за которым не стояло бы еще большего преступления».
Путь к нищете мог определяться не особенностями характера человеческого, но непредсказуемым стечением обстоятельств.

У церковной ограды
Нищая стояла,
Отупевшим взглядом
Шедших провожая.

Не видать печали,
Радости – нет места.
На нее кричали:
«Божия невеста!»

Помнят: «В белом платье,
Роза за корсажем,
Испытать объятий
Не пришлось ни разу…

Юною, прекрасной,
Жениха встречала.
Только все – напрасно:
Пули острой жало…

Пал на землю милый,
Кровь струей бежала,
Сколько было силы,
Милая кричала.

Память потускнела
Счастье оборвалось
Нищета уделом
Только и досталась…

Судить человека только за то, что он богат или за то, что беден, никто не станет, а вот обойтись без осуждения – не получается. Чаще осуждение идет молчаливое, реже осуждающий поделится с другими своим видением причин, приведших осуждаемого к его материальному положению. Но, разве только осуждаются материальные возможности человека? Осуждается все, начиная от внешности и одежды человека, до его душевных качеств и поведения.
Чаще всего предметом осуждения являются дефекты, резко бросающиеся в глаза уродства.
В повести о Ходже Насреддине, касаясь внешности ростовщика Джафара, автор пишет, что он был горбат, крив на один глаз и хром на одну ногу. Физические недостатки в этом случае используются для подчеркивания отрицательных качеств этого персонажа, Хотя известно немало красавцев и красавиц с такими темными чертами характера, в сравнении с которыми и тьма ада кажется светлой.
Осуждается любое явление природы. Осуждение является реакцией, вызванной недовольством чем-то или кем-то, хотя оно может и не касаться личности самого осуждающего. А теперь коснемся недовольства конкретной властной личностью. Есть ли хоть одна, которой все были бы довольны?..
Недовольны даже такой, какая вошла в мировую историю с приставкой – «Добрый».
КОРОЛЬ – ДОБРЫЙ, ПРЕДОБРЕНЬКИЙ…

«Отец родной!.. Родная мать!
Не выдай дорогой, помилуй дорогая!»
Чужого начинают величать,
Словами льстивыми весь смысл опровергая.

И тот, к кому направлены слова,
Хотя по возрасту годится лишь во внуки,
Их слушает. Да истина права,
От доброты все казни, беды, муки.

На земле французской, в 1350 году появился король по имени Жан (Иоанн) Второй, по кличке «Добрый», из династии Валуа. В тот период, когда ценилась особенно сила, король таким качеством не обладал. Внешне хилый, да и хрупкого здоровья, Жан Второй предпочитал наслаждаться литературой, поддерживал материально живописцев и музыкантов. Из занятий физических предпочитал охоту, выезжая поохотиться крайне редко. Юность прошла среди интриг и измен, что делало его крайне осторожным. Управлял страной при помощи близкого круга советников. Он им доверял, а они его всегда хвалили.
Может потому и не клеились дела короля? Во всяком случае, доброта его обошлась Франции не дешево. Величали его окружающие еще королем-воином. И в храбрости королю Жану не откажешь, но… Случилось во время Столетней войны встретиться французскому королю с английским полководцем, сыном короля Эдуарда Третьего Черным Принцем. И хотя французов было значительно больше, чем англичан, они при Пуатье были разбиты наголову. Говорят, что бился Жан Второй храбро, вплотную окруженный врагами. Странно только, что в плен он был все же взят, не получив ни единой раны. Черный Принц отнесся к пленнику по-королевски, даже отужинали вместе в алого цвета шелковом шатре. Потом он был в заточении в английском Тауэре, пользуясь королевскими привилегиями: ему позволяли путешествовать, вести привычный образ жизни. За французские денежки, поступающие из Парижа, плененный государь покупал лошадей, домашних животных, одежду, и даже содержал личного астролога. Муки короля в заточении чем-то напоминают мне терзания Степана Бандеры в лагере у немцев…
Значительно позднее английский король Эдуард III согласился отпустить короля Жана за 3 млн. крон. Оставив в Англии сына Людовика Анжуйского в качестве заложника, Жан II вернулся на родину с целью восстановить разрушенное войной королевство. Но сделать этого ему не удалось. Королю сообщили, что его сын бежал из плена. Получалось так, что французский король слова своего не сдержал. Жан объявил своему окружению, что добровольно возвращается в Англию вместо бежавшего из плена сына. Как ни уговаривали короля советники, от принятого решения тот не отступил, часто употребляя слова: честь и честные намерения. Наступила зима. В воздухе летали крупные хлопья снега, ветер подхватывал и нес их, не давая возможности долго не касаться земли. От моря ледяной сыростью тянуло. Кутаясь в плащ, король Жан сошел с корабля на английскую землю. Здесь его ожидали карета и эскорт из знатных придворных английского короля. Лондон приветствовал короля Жана парадами и банкетами… Больно здорово англичанам честность короля французского понравилась. Спустя несколько месяцев король Жан умер от неизвестной болезни. Но не Англия, а Франция оплакивала доброго короля, тело его помещая в королевскую усыпальницу в Сен-Дени.
Кстати, а почему за Иоанном Вторым закрепилась кличка – «Добрый»? Вроде бы, добрых дел, значимых, за ним не числилось. Оказывается, все же был в жизни короля один такой случай…
Будучи наследным принцем, Жан присутствовал при казни преступника. Тому по приговору должны были отрубить голову. Но, палача на месте почему-то не оказалось! Откладывать казнь не стали, а предложили одному из мясников заменить палача. Мясник не знал, что прежде чем опустить на шею осужденного топор, надо убрать с шеи того волосы. Удар был нанесен, но голова не отлетела. Раздался рев казнимого, он забился в агонии, кровь брызгала во все стороны. Никто не знал, что делать, поскольку с такими случаями не сталкивались. Принц принял решение. Он спокойно подошел к умирающему и двумя ударами своего меча отделил голову. За этот акт милосердия он и получил кличку «Добрый».
Интересно, как этот факт оценил бы современный человек? Решение Божьего суда по этому вопросу для меня тоже остается тайной.
Приставка к имени властелина говорит о реакции общества на его действия, для него же сами действия – источник богатств. Без них властитель не выполнит задуманного. Вот, как их найти, если привычный источник иссяк?

ЧТО ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ДЕНЕГ НЕ ХВАТАЕТ?

У английского короля Генриха III, жившего в XIII веке после Рождества Христова, был сын, которого прозвали «Долгоногим» за стройные и изящные ноги. Наверное, в то время мужчины стройностью ног не славились, или это качество считалось недостойным мужчины? Что поделать, не стандарт!
Став королем Эдуардом Первым (1272 – 1307), этот представитель рода Плантагенетов заработал вторую кличку – «Шотландский молот» за тяжкие удары, которые король наносил своим северным соседям. Этому он обязан великолепной практике. Будучи принцем, Эдуард хорошо поработал мечом и копьем в Святой Земле. Когда принц видел, как крестоносцы умирали от жажды и болезней, как разбегались их многочисленные отряды, тогда он, стиснув крепко зубы, не падая духом, говорил: «Я буду идти вперед до тех пор, пока вокруг меня не останется никого, кроме моего оруженосца».
С именем короля «Долгоногого» связан эпизод вскрытия могилы легендарного короля Артура и королевы Гиневры. И в те времена возникали сомнения по поводу реальности существования короля бриттов Артура и рыцарей его круглого стола. У Эдуарда Долгоногого оказалось достаточно свободного времени, чтобы разрешить сомнение. Произошло это в мае 1278 года. В Гластонбэри прибыл Эдуард I и королева Элеонор, естественно, в сопровождении эскорта знатных вельмож и дам. Было это в третий вторник месяца, на закате дня, когда косые тени от деревьев сделали дорогу, похожей на шкуру зебры, а облачка на западе розовыми, как щечки младенца. Все ожидали в нетерпении, пока четверо могильщиков трудились так интенсивно, что кожа груди и спины у каждого лоснились от выступившего пота. Но вот могила вскрыта, заглянули. В ней оказалось два гроба, украшенных портретами и гербами. Порознь находились кости крупные, и мелкие. Было решено: крупные кости принадлежат королю Артуру, мелкие же – королеве Гиневре. Эдуард приказал вновь захоронить короля и королеву, закутав гробы в дорогие шелка. Так, во всяком случае, описал факт вскрытия могилы очевидец того времени Адам из Домэрхема.
Зная клички любопытного английского монарха, хотелось бы еще узнать, какое прозвище дали королю Эдуарду ограбленные им евреи?

Пистоли еврея, еврея дублоны
Ценимы, когда в них нужда.
К евреям терпимы права и законы:
Исаак и Авраам – господа…

Но время настало, пора рассчитаться,
Казна Эдуарда пуста,
Изгнать всех евреев, к чему притворяться
Идея довольна проста.

Еврей побогаче, кошель его толще –
Казну пусть пополнит еврей!
А нет, разговор покороче и проще.
И довод под пыткой сильней.

У короля Англии Эдуарда Первого денег постоянно не хватало. Они прожигали карманы коротких штанов короля, просясь постоянно наружу. А тут еще слишком большое строительство развернул король. Деньги брал у евреев-ростовщиков. Брать деньги легко, а вот отдавать не хочется. Впрочем, такое явление постоянно наблюдается не только среди представителей прошлого, но и у современной украинской власти. Чтоб разделаться со всеми кредиторами разом, король прежде всего определил финансовые возможности каждого еврея в отдельности. Самых богатых, а их оказалось около шестисот, поместили в Тауэр. Разговоры с ними велись в присутствии палачей, а чтобы наглядно показать, что король шутить не любит, многие из них были казнены к большому удовольствию лондонской черни. Убедившись, что больших средств у еврейской общины больше нет, их стали грузить на корабли, чтобы отправить во Францию. Невелика ширина Ла-Манша, но почему-то только небольшая часть евреев с пустыми карманами и тощими котомками добралась до французского берега. Остальные заболели «лихорадкой». Чтобы справиться с такой ужасной эпидемией евреев просто выбрасывали за борт. Великих пловцов, к сожалению, среди брошенных в волны не нашлось. И на долгое время, до прихода к власти Кромвеля, среди жителей Англии не было ни одного еврея. Кажется подобный рецепт был использован нацистами в Германии, а им подражали во всем прислужники их и во Львове.

СПОСОБЫ ОБОГАЩЕНИЯ

Понимая, что ни одному властителю без больших денег не обойтись, следует решить, какими еще способами, кроме предложенного «Долгоногим» можно было бы их добывать? Способы обогащения стары, как сам мир, и поскольку невероятно просты, человечество и не пыталось искать новых, только модифицировало их, применяя в изменившихся условиях, в чем нетрудно убедиться, просматривая современные телепередачи или читая книги.

Три способа приобрести богатство:
Обман, торговля и разбой,
Меж ними возникают «братства»,
Хотя воюют меж собой!

Одни мечом, другие златом…
Попеременным был успех –
Возможность быстро стать богатым
Иль смерть принять одну на всех!




Хоть правила для всех едины…
Но исполняли кто как мог?..
Одни в боях непобедимы,
Других спасает только Бог!

Есть способ все дела поправить –
Найти богатую жену…
(Пусть безобразна, – что лукавить!)
Но не забыть бы мысль одну:

«Брак, заключенный по расчету
Надежд на счастье не дает,
И расторгается в два счета,
Когда судьба к тому ведет!»

Еврея, кстати, никогда благородным не называли, хотя он занимался простым, мирным приобретением богатства: ремесло, ростовщичество, торговля.

ПЛУТОВСТВО –
«САМЫЙ НЕБЛАГОРОДНЫЙ ВИД РАЗБОЯ»

С этим невозможно не согласиться, только следует добавить, что он и самый бескровный.
Есть ли на свете хотя бы один человек, за свою жизнь не сплутовавший? Есть ли человек никогда не использовавший обман? Нет, такого быть не может, поскольку уже в самом начале жизни, когда ребенок беззащитен перед взрослыми, ему приходится прибегнуть ко лжи, чтобы избежать наказания за деяния, совершенные им или даже не совершенные.
Если обман ребенка раскрыт взрослым, то в минуту доброго расположения духа, ему ласково скажут: « Ну, и плутишка же ты!» Естественно, забывая при этом, что…

А из плутишки выйдет плут,
Без чести и без веры,
Коль не задействован был кнут
Или иные меры…

А плут, дорвавшийся до власти, вы представляете, что может натворить, обладая огромными возможностями? Показывая свои холеные, без признака омозолелостей руки, он будет говорить о чистоте их… Словно чистота рук – свидетельство совершаемых им самых благих дел или намерений…
Я полагаю, не без оснований, что те, у кого руки грязны от навоза или если в кожу их внедрилась ржавчина, никогда, ни в какие времена, не могли стать богатыми, а, следовательно, к обману прибегали редко. Хорошей практики у бедняг не было…

Нет у селянина дворца,
И виллы у рабочего,
Есть бед немало, без конца,
Но добрых нет пророчеств.

И тому в подтверждение вся история человечества. Правда, первопроходцы системы повального грабежа чаще современных грабителей к кровопролитию прибегали, хотя современные тоже полностью не отказались от него. Мало того, все они демонстрируют окружению свои «чистые руки». Естественно, откуда кровь и грязь на них будут, если сами они в руки нож и пистолет не брали и не берут, заставляя исполнять «грязную» работу других. Искать права в бесправии не следует, на то оно – и бесправие!

Где права нет, там правит сила, –
Пусть будет временной она, –
Алчна, завистлива, спесива…
А, в общем, бедная страна,

Где разум с силою не дружен.
Отсюда кучи разных бед.
А силе ложь и подлость служат,
От них спасенья просто нет.

Особенный разгул бесправия наблюдается тогда, когда разрушаются устои государства, где сила и разум до этого как-то уравновешивали друг друга. Мы это хорошо чувствуем сами, ибо живем там, где это произошло, кстати, не без нашего личного участия. Разум уступил силе. Удивляемся тому, что справедливости не находится места, нет ее даже там, где она должна была беспредельно властвовать.

При власти денег скромен суд.
Вот почему сюда несут
Порою миллионы…
Такой отсюда приговор:
Оправданный мошенник, вор,
И осужден истец законом.

А что уже говорить о милиции и полиции, если они стали служить надежным прикрытием для преступника. И если в прошлом такое прикрытие напоминало по размерам зонтик от дождя, то теперь ее называют крышей. Даже глагол такой возник, прежде неведомый – «крышевать».
Желание обладать властью из чрезмерного тщеславия или захватом чужих богатств рождаемо. Никогда не поверю тому, что цель его – облагодетельствование всего общества. Может, такое теоретически и предусмотрено, но только меньшая часть, составляющая окружение этой, рвущейся к власти личности, дорывается до богатств. Остальные могут только стать свидетелями происходящего, я уже не говорю о той части людей, которая превратилась в ограбленных, отверженных. У нас, скажем, еще до прихода к власти Горбачева началось расслоение общества, лучше всего это было заметно в республиках Средней Азии и Закавказья, где общинно-родовой и феодальный строй сохранились, ловко укрывшись за камуфляжем развивающегося социалистического общества, где стяжательство с каждым годом набирало обороты. Анекдоты на эту тему только определяли реальность происходящего…
Идет застолье. Гости собрались такие, которые в благодетели годятся, а посему и в миру пользуются повышенным вниманием населения. К дверям их кабинетов подходят, стараясь идти бесшумно, робко, едва слышно стучат в дверь, в глубину кабинета не проходят, прижимаясь к двери, словно собираясь каждую минуту ринуться прочь. На предложение сесть, садятся подальше от хозяина кабинета и, почему-то, на самом краешке стула.
Итак, гости сидят за шикарно сервированным столом, в руках у женщин хрустальные бокалы на длинных тоненьких ножках, у мужчин рога туров, отделанные серебром. Один из гостей поднимается, предлагая тост за хозяина дома:
– Я предлагаю выпить за батоно Гиви не потому, что у него такой великолепный дворец, мы все здесь собравшиеся тоже не под открытым небом живем… Я предлагаю выпить за здоровье Гиви не потому, что у него есть новенькая Волга и ЗИМ, мы тоже пешком не ходим. Я предлагаю выпить за нашего дорогого хозяина не потому, что у него большие деньги водятся, мы тоже не с пустыми карманами ходим. Я поднимаю бокал за Гиви потому, что он стойкий, честный и принципиальный коммунист!
И с этой привыкшей работать уродливо, отлаженной «сверху» машиной управления предлагалось какое-то реформирование, названное громким словом «Перестройка»?.. Да не смешите людей добрых! Чтобы что-то перестраивать, надобно сначала его построить.
По этому поводу – маленькое сообщение с «того» света:
Ленин спрашивает у Сталина: «Ты коммунизм построил, как я тебе наказывал?»
«Нет, – отвечает Сталин. – Гитлер мне помешал.
Сталин обращается к Хрущеву; «Может ты, Никита, построил его?»
«Нет, мне Брежнев помешал!»
Брежнев говорит: «Сиськи-масиськи (что означало – особенное произношение слова «систематически») мне все мешали, а Андропов больше всех».
Так, кто же его построил? – воскликнул в нетерпении Ленин, вытягивая вперед руку, сжимающую скомканную фуражку и притоптывая ногой.
«Никто!» – хором отвечали коммунисты-ленинцы.
«Так, что же там перестраивает Миша Горбачев, если мы ничего не построили?..».
Но, говоря по-серьезному, ломку устоев следовало проводить осмысленно. Не может ничего путного получиться, если к этому толкают только желание и полуграмотная проработка действий. Мне лично непонятно, что толкает на ломку устоев массу людей, которые, по осмыслению, ничего от этого не выигрывают? Может осознание того, что эти люди считают себя обездоленными, подневольными, жаждущими свободы? Вот им «вожди» в ярких красках описывают прелести ждущей их впереди свободы, значимость и объем которой они не осознают, да и не понимают того, что свобода – не вседозволенность.

Когда на смену острому уму
Приходит серость да с пороком,
Известно только Богу одному,
Да может быть, еще пророку

Что ждет Великую страну,
Казавшуюся крепкой неделимой?
Пойдет ли, как корабль, ко дну,
Или еще страшнее ждет картина?

СВОБОДА – МИРАЖ

«Свобода» – нет заманчивее слова,
Еще бы знать, что в ней заключено?..
Похожа на мечтания немного…
Но, словом ослепить не суждено!

Возможно, многим кажется, что они стали свободными, поскольку могут говорить, выкрикивать на «майдане» такое, что непозволительно делать даже в странах признанной демократии. Но, на этом свобода и заканчивается! Могут ли они противостоять рейдерскому захвату их имущества? Могут ли они свободно попасть в кабинет крупного чиновника? Могут ли они рассчитывать на защиту своих прав в суде? Нет прав на здоровье, нет прав на труд и нет, самое главное, – права на саму жизнь. Им дано право видеть в средствах массовой информации, как изгаляются «избранники» над правдой, лгут без меры и без совести, не отвечая ни за слова свои, ни за действия. Да, те свободны, обладая значительными материальными ценностями и пресловутом правом неприкосновенности личности. Для всех остальных воля – мираж, фата-моргана.
Воли бог и бог удачи
На коне лихом.
Мимо доброго проскачет,
Взор оставит на плохом!

Остановит и одарит,
Всем, чем он богат,
С ним живут и с ним лукавят
Вор и конокрад!

Когда Эразм Роттердамский писал свою знаменитую «Похвалу глупости», он все свое внимание сконцентрировал на той черте человеческого общества, которая только и присуща человеку – глупость. У животных ее нет, хотя часто слышат от хозяина животного: «Глупое ты, глупое!» Основная подпитка глупости – невежество, рождаемое незнанием, а оно, в свою очередь, – отсутствием информации или избытком информации ложного направления.
Так уже устроен мир, что невежество не терпит науки, она для него хуже ада. Недаром многие мыслители прошлого испили смертную чашу от толпы невежд. Вспомните гибель древнегреческих мудрецов Пифагора, Архимеда, смерть Андрея Везалия, Джордано Бруно, Улугбека. Я не стану углубляться в дебри человеческой глупости, хотя это явление, само по себе, не имеет естественной природы. Дураком не рождаются, дураков делают! Иногда такой процесс носит исключительно массовый характер. С глупыми легче работать, они покорнее. Если глупость посетила властное лицо, одолев его, то говорят не о глупости, а о заблуждении. Хотя эффект в том и другом случае не отличим. Избежать полностью глупости не удается, ибо обман может иметь и естественную природу. Сколько людей становилось жертвами миражей, фантомов? Недаром древние греки даже бога обмана создали, назвав его Гермесом, наградив его еще иными функциями. Он же был богом торговли и посланцем богов. Гермес был непревзойденным вралем. Его лавры покоя не давали деятелям прошлого, и современности тоже. Сколько из них сегодня носит звание народного депутата? При помощи средств массовой информации, ложь превратили в инструмент политики. Сами люди, избравшие политику своей профессией, говорят, что политика – грязное занятие.
Удивительно слышать от того, кто добрался до вершин власти, используя ложь и предательство, когда он говорит, что делать политику нужно «чистыми руками». Тогда грязь политическая к ним не прилипнет! В знак доказательства он интенсивно жестикулирует, руки быстро мелькают, так трудно определить, чистыми они были или нет, удавалось установить только, что манжеты белой рубашки – белоснежны.

Красок много у обмана,
Там прикрасит, там притрет,
И вольготно, скажем, прямо,
Средь людей обман живет.

Если кто-то врет умело, –
Говорят, что – дипломат,
Ловкий, подлый, алчный, смелый,
Словом – «черту друг и брат».

И такого почитает,
Почему-то наш народ.
От брехни, как масло, тает
Широко разинув рот.

Время идет, народ наш тонет в словоблудии избранной им же самим власти, жизнь все более становится беспросветной. Не зная, как все это изменить, люди с завистью смотрят на успехи соседей и ждут, когда придет к власти тот, кто «твердой рукой» наведет порядок!

За горами, за долами,
Где-то там, а не у нас,
Люди заняты делами,
Заполняя каждый час.




Мы завидуем соседям:
«Ах, как здорово живут,
Убирают, пашут, сеют,
Муравьишками снуют…

Вот бы нам туда, в Европу,
Может быть за океан?
Не светили б голой попой,
Улыбнулось б счастье нам?

Не идем мы с ними в ногу,
Голова у нас не та…
День прожил и, слава Богу,
И молитва так проста:
 
«Ты помилуй, дай нам Боже,
Руку сильную, царя.
Жизнь наладится, быть может?…
Пропадаем мы зазря.
.
На полях у нас цветочки,
А на фабриках – бедлам,
Рвем живое на кусочки,
Дыры там, прорехи там

Хоть богатств у нас без счета,
И умишко, вроде б есть,
Но не ладится работа,
Да и бед не перечесть!»

РАЗБОЕМ ЗЛАТО ДОБЫВАЯ

Есть путь обогащения, при котором вообще не требуется ум. Только сила безудержная, все разрушающая, несущая на себе все знаки смерти. Называют это путь разбоем, правда не указывают при этом, узаконен этот разбой или он выглядывает из-под полы закона, присматриваясь к добыче и ища лазейку в самом законе?
Разбойники бывают двух типов. Одни, преследуемы законом, а потому вынужденные объединяться в шайки и по ночам действовать, или выходить на дорогу в глухих местах, трудно просматриваемых… Оружие у таких: кистени, топоры, сучковатые дубины. Другие это делают открыто, прекрасно вооружены, передвигаются на великолепных конях. И зовут их рыцарями, с прибавлением определения, ласкающего слух, благородными.
Но не было рыцарей благородных среди римлян, не было их и среди первых франков, создавших государство на территории, принадлежавшей когда-то Риму и называемою «Галлией. Даже слова такого не существовало.
Воины франкские были прекрасные духом и телом здоровые. Даже кое-что из наследия римского использовали, для чего людей грамотных к себе приглашали. Продолжало жить все то здоровое, что сохранилось от прежних, римских времен. Но не было спроса на рыцарей, тем более тех, кто благородством своим сшибает с ног противника. А раз нет спроса, откуда предложениям взяться? Появятся они тогда, когда станут заниматься мелкими набегами и разбоем, для которых больших числом войск не требуется.
Пехота для таких целей не годится: слишком медленно движется и собирается долго. Элемент неожиданности отсутствует, а это уже при набеге – полный непорядок! И совсем иное дело всадник. Конь быстр, – о чем тут говорить?
Вот и стали формироваться отряды летучие из всадников, владеющих всеми видами быстрого боя. И стали называться такие всадники рыцарями.
Родиной рыцарства стала Франция. Но, откуда сама Франция взялась? Можно считать, что она является частью большого обломка великой Римской империи, названного государством франков. Толкование слово франк означает: либо «бродячий», либо «свирепый». Единого мнения по этому поводу нет. Предлагаю их соединить вместе…
И бродили по просторам западных провинций Рима племена свирепые, постоянно нападавшие на становившейся слабой империю, заставив правителей последних, в конце концов, уступить им часть Галлии. Основателем Франкского государства, давшего имя первой его династии, был Меровей, личность полулегендарная. Настоящим создателем государства стал его внук – Хлодвиг. Новый правитель сочетал в себе все необходимое для государственного мужа: коварство, ум, доблесть и жестокость, и все эти качества в самой превосходной степени. Несколько лет понадобились Хлодвигу для того, чтобы расширить границы Франкского государства в несколько раз. В 496 году он принимает католичество, чтобы папа силой своего авторитета укреплял его власть в Галлии, где проживало много христиан. Папа, в свою очередь, делает совсем неплохое приобретении в лице Хлодвига. Франция становится старшей дочерью католической церкви, которой она и оставалась вплоть до Французской революции.
На белом знамени Хлодвига – основателя Франкского государства были изображены три жабы… Я не берусь судить о вкусах первого короля франков, но полагаю, что здесь примешивались гастрономические устремления тех, кто стал родоначальником французов и немцев. Приняв христианство, Хлодвиг оставил на знамени своем жаб, но белое полотнище сменило цвет на синий.
Хлодвиг, умирая, завещал свое государство четырем сыновьям, к каждому из которых отходила часть страны – Теодориху, Хлодомару, Клотарю и Хильдеберту. Этим актом было положено начало раздела государства Меровингов. Выраженной вражды между частями государства франков до VII века не было. Но вот нагрянула беда, которой мирные жители страны никак не ожидали. А следовало бы и ожидать, исследуя характер женщины, если ее поставить у власти, к тому же существенно не ограничивая.
Вспомните сказку «Волшебник изумрудного города»? Кто сделал несчастными мирных человечков? Женщины! Колдуньи!
Да, и на Украине далеко за примерами тому ходить не нужно. У настоявшей женщины много средств забирала забота о внешности, да и одежда заграничная престижных фирм недешево стоит, много времени уходило на то, чтобы из юнцов политических держиморд сделать, из Ющенко – президента, из Лазаренко – крупнейшего коррупционера; и все это только для того, чтобы ее назвали единственным мужчиной!
Среди правящих Меровингов оказалось две женщины, а не одна, к тому же, еще и королевы: Фредегонда и Брунгильда. Соперничество между ними ввергло страну в войну, сопровождавшуюся зверствами, не поддающимися описанию. Вот тебе и женщины, вот тебе и слабый пол! Впрочем, в те времена женщины не успели еще утратить гражданскую значимость свою. Не поддается описанию и разврат, который начал царить при королевских дворах. Прежде Рим славился своими пирами-оргиями, римлян не назовешь блюстителями нравственности, но то, что происходило при дворе этих дам, ни в какое сравнение с прошлым не шло. На глазах простых людей представители прежде могучего рода воинов превращались в убогих калек, нравственно развращенных, жаждущих лишь новых оргий и пиров. Короли франков не доживали до 25 лет и, умирая в таком молодом возрасте, походили на глубоких стариков. Неудивительно, что главенствующую роль в стране приобрели советники короля, ведавшие поместьями и финансами. Постепенно именно они стали фактическими правителями государства, превратив королей лишь в символ власти. Власть советников стала наследственной. Один из потомков таких советников Пипин Короткий низверг последнего Меровинга Хильдерика Третьего и, заточив его в монастырь, венчался на царство, основав новую династию. А чтобы корона не слетела вместе с головой, нашел себе доброго союзника в лице папы римского. Понимал и папа, что Пипин, царствуя на земле, христианами заселенной, всегда может привести к покорности души мятежные через страдания телесные.

Один был высоким и славился силой,
Второй был тщедушным, но с крепким умом.
Верзилу по свету несчастье носило,
Добром наполнялся у малого дом.

Сын Пипина Короткого – Карл Великий, умом пораскинув, задумал воссоздать Римскую империю, но, повернуть ход истории вспять ему не удалось, хотя все предпосылки, казалось бы, были. Не понял он одного, время не имеет привычки возвращаться. Познал бы это, не было бы и поражения в Ронсевальском ущелье, не было бы и «Песни о Роланде». Правды ради, следует сказать, что в этой героической песне все и преувеличено, и изменено тоже. И сражение не было крупным, и бились воины короля Карла Великого не с сарацинами, а с басками, да и не в авангарде воины находились, а в арьергарде. Так что, не мы – первенцы в вопросах гиперболизации явлений и явной лжи, и это, по крайней мере, хоть как-то утешительно для нас.
По смерти Карла его государство вскоре было ввергнуто в гражданскую войну, закончившуюся Верденским договором 843 года, по которому страна была разделена между внуками Карла Великого: Карлом Лысым, – ему досталась Франция, Лотарем, которому досталась Италия, и Людовиком, ставшим королем Германии. Разве события у нас, происходившие в 1991 году не напоминаю те. И тогда, в 843 году после Р. Х. государство франков, как таковое, перестало существовать, дав основание новой государственности Франции, Германии и Италии. Но каждое из государств, целостным социальным организмом никак не являвшихся, состояло из множества феодов, владений отдельных семейств, во власть которых король не вмешивался. Существовало выражение в то время: «Вассал моего вассала, не мой вассал». Все, как у нас сейчас, только принципы тогда были постоянными, а теперь говорят о них только при смене властей. Советский Союз тоже образовался из единого целого – Российской империи, только в нем республики прямой самостоятельности не имели. Государственный лидер вмешивался во все их дела, и никто не мог ему помешать… Его за глаза называли «хозяином».

ДЛЯ ЗВАНИЯ ГЕНЕРАЛА ЗАСЛУГИ НУЖНЫ…

Великая Отечественная война закончена победоносно. Трижды Герой Советского Союза, маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, принимавший на Красной площади парад Победы, пользующийся уважением и любовью всех людей в государстве, уважаемый руководителями государств коалиции, почувствовал, как кольцо опасности сдавливает его. Он знает, кто и почему нанесет ему удар, но не знает того, чье донесение и какого содержания ляжет на стол министру Вооруженных Сил Союза СССР генералиссимусу Сталину И. В. Жукову многое было известно о расправах с неугодными, пусть и временно, людьми. Но, разве можно было разгадать многоходовую операцию, которую проводили мастера политических и уголовных интриг из госбезопасности. Кто-то ненавязчиво направлял мысль Сталина, рождая у него не только зависть, но и опасение ко все возрастающей популярности маршала Жукова. Начало политической интриги получило название «Авиационного дела». Возможно, его удобно было вести среди авиаторов потому, что в авиации служил Василий Сталин?
Незадолго до нового 1946 года на подпись к Главному маршалу авиации Новикову А. А., командующему Военно-воздушными силами страны, принесли бумагу о представлении к генеральскому званию гвардии полковника Василия Иосифовича Сталина. Маршал бумагу не подписал. А под Новый год ему позвонил сам Иосиф Виссарионович и спросил, как он смотрит на то, чтобы Василию Сталину присвоить звание генерала?
Новиков стал долго объяснять, что и молод Василий Сталин, и образования ему не хватает, следовало бы окончить Военно-воздушную академию…
Сталин слушал долго, молча, не перебивая, кстати, как он всегда делал, потом сказал: «Представление к званию писать не нужно. Подавайте общим списком».
Голос Сталина исчез, слова прощания не прозвучали. Неприятный холодок по спине Главного маршала прошелся. Он встал из-за стола, нервно заходил по кабинету. Думы одна мрачнее другой возникали в его голове. Не знал Новиков, что за два часа до этого телефонного разговора генерал Власик, шеф сталинской охраны, звонил начальнику штаба ВВС, маршалу авиации Федору Фалалееву: «Срочно представляйте Василия Сталина к лампасам. Он с отцом помирился…».
«Для генеральского звания заслуги нужны, – возразил Фалалеев, – и вообще вопрос о присвоении звания я решать самостоятельно не могу. Это в компетенции командующего».
О разговоре с Власиком Фалалеев позвонил Новикову. Тот связался по телефону с Жуковым, находившимся в Германии: – Что делать, Георгий Константинович?
Полководец в сердцах выругался, затем стал объяснять Новикову, что распоряжения Хозяина (так было принято между военными называть Сталина) не оспариваются…
– Жди неприятностей, – закончил он.
1 марта 1946 года Василий Сталин щеголял в новеньком мундире с лампасами и погонами генерал-майора. А еще через три дня Главный маршал авиации Новиков был отстранен от должности.
Механизм госбезопасности пришел в движение. 16 марта 1946 года была создана Государственная комиссия по ВВС во главе с Николаем Александровичем Булганиным, заместителем министра Вооруженных Сил СССР. В нее вошли секретарь ЦК ВКП (б) Г. М. Маленков, начальник Генштаба маршал А. В. Василевский, Главком Сухопутных войск маршал Г. К. Жуков и три маршала авиации – Руденко, Вершинин и Голованов. Проверялись сведения, добытые людьми Абакумова, а лучше сказать, выбитые допросами с пристрастием из бывшего командующего 12-й Воздушной армии маршала авиации С. А. Худякова. Маршала арестовали еще в декабре 1945 года по обвинению в шпионской связи с англичанами и в злоупотреблении служебном положением. Напомнили маршалу Худякову и о том, что в 1918 году он служил в отряде дашнаков. После знакомства с материалами на маршала Худякова перешли к показаниям против Новикова. Сводились они к утверждению, будто командование ВВС принимало от наркомата авиапромышленности дефектные самолеты и моторы. Исходил поклеп от Василия Сталина. Уже в марте-апреле были арестованы министр авиапромышленности Шахурин, авиационные генералы Репнин, Селезнев, Шиманов. В ночь с 22 на 23 апреля арестовали маршала Новикова. Как ни странно, сам Абакумов, шеф Государственной Безопасности, проводил обыск в квартире маршала. Что там он искал? Говорили подчиненные, что второе лицо по значимости после Лаврентия Павловича Берия, не прочь был прихватить при обыске что-нибудь ценное. На этот раз, не торопясь, по-хозяйски обойдя всю квартиру, все внимательно оглядев, Абакумов подошел к «комбайну» – вершине тогдашней техники, совмещавшем приемник с радиолой, включил, покрутил рычажок настройки, послушал музыку. Встал, отошел с недовольным видом. Еще раз обойдя квартиру, он вышел. Заурчал мотор машины. Абакумов уехал.
Главного маршала авиации Александра Александровича Новикова допрашивал майор госбезопасности Лихачев. Арестованный удивился тому, что не прозвучало ни одного вопроса, касающегося авиации. Лихачев протянул Новикову лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом и сказал: «Внимательно прочитайте и перепишите этот текст на чистый лист бумаги. Пишите не торопясь, так как вы обычно пишите…».
Маршал читал и не видел ничего, касающегося состояния дел ВВС. По мере чтения брови маршала поднимались вверх. Закончив чтение, он спросил Лихачева: – И это я должен переписать и подписать?
– Вы правильно поняли…
– Но это не соответствует действительности…
– Я полагаю, что в ваших интересах все это сделать сейчас. Здесь не шутят… Рано или поздно, но вы напишите то, что я вам предлагаю… Вам трудно сосредоточиться… Хорошо, я помогу вам. Берите ручку и бумагу… Пишите то, что я буду диктовать.
Новиков понимал свою обреченность, поскольку доходили до него слухи, как тут выбивают показания. Вздохнув глубоко, он положил пред собой чистый лист бумаги, придавил его ладонью левой руки, обмакнул перо ручки в чернила и приготовился писать… Всего два абзаца пустого обоснования по приему поступающих с авиазаводов самолетов, и, наконец, похоже, перешли к тому, что интересовало следователя. Теперь он чеканил слова, по многу раз повторяя: «Жуков очень хитро, в тонкой и осторожной форме в беседах со мною, а также в разговорах с другими лицами, пытался приуменьшить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования. В то же время Жуков, не стесняясь, выпячивал свою роль в войне как полководца. И даже заявлял, что все основные планы военных операций разработаны им…».
Продолжая писать под диктовку, Новиков думал: «Значит, дело в Жукове, а не в аварийности самолетов!»
На второй день годовщины Победы над фашистской Германией, 10 мая 1946 года Военная коллегия Верховного Суда СССР в закрытом судебном заседании, без вызова свидетелей, без участия защиты начала рассматривать дело авиаторов. Три дня, и был вынесен обвинительный приговор: «В системе Наркомата авиапромышленности и ВВС Советской Армии существовала антигосударственная практика, приводившая к тому, что на протяжении войны и в последний период выпускались бракованные самолеты и авиамоторы, которые затем преступным путем протаскивались на вооружение авиационных частей…».
Сталин вызвал к себе Абакумова, поинтересовался ходом дела авиаторов и, узнав, что дело закончено, спросил Абакумова, какую меру наказания он предлагает для Новикова и Шахурина?
Главный чекист страны ответил, не задумываясь: «Расстрел!»
Сталин, прищурив глаза и легко покачивая головой сказал: «Расстрелять просто, нужно заставить их поработать!»
По сути, это уже был готовый приговор, не указаны только сроки.
В суде Шахурин получил – 7 лет лишения свободы, Репин – 6 лет, Новиков – 5 лет, Шиманов – 4 года, остальные кураторы авиапрома получили по 2 года. Только Маленков, отвечающий в Политбюро за авиационную промышленность, отделался легким испугом, его освободили от работы в аппарате ЦК и отправили в Ташкент. Кстати, маршал Худяков был по приговору Военной коллегии Верховного суда расстрелян через полтора часа после вынесения приговора. А ведь благодаря Худякову только единичным самолетам противника удавалось прорваться к Москве при ее обороне.

ЗА СИБИРЬЮ СОЛНЦЕ ВСХОДИТ

1 июня 1946 года собрался Высший военный совет, на котором звучали на все лады зазнайство, «бонапартизм», «черная неблагодарность» маршала Жукова. Перед этим с пристрастием проходили допросы офицеров и генералов ближайшего окружения Георгия Константиновича. Совет Министров СССР на основании материалов Высшего военного совета принял решение об его освобождении от должностей Главнокомандующего Сухопутными войсками и заместителя министра Вооруженных Сил СССР. Через 8 дней Жукова назначили командующим Одесским военным округом. Не успел маршал доехать до места нового назначения, как его вызвали на Пленум ЦК для рассмотрения его персонального дела.
Пришлось «поворачивать коня» и выслушивать слово в слово повторение обстоятельства, ставшие основой приказа министра Вооруженных Сил Союза ССР И. В. Сталина. Председательствовал на Пленуме Вячеслав Михайлович Молотов. Вопрос о Жукове рассматривался последним в ряду вопросов внутренней и внешней политики, словно сам вопрос не представлял особой значимости.
Жданов – мастер риторики, положив перед собой машинописный лист бумаги, и обведя взглядом присутствующих, начал: – Бывший командующий Военно-Воздушными Силами Новиков направил недавно в правительство заявление на маршала Жукова, в котором сообщал о фактах недостойного и вредного поведения со стороны маршала Жукова по отношению к правительству и Верховному Главнокомандованию. Речь была гладкой без жестикуляции, только тембр ее с каждой минутой усиливался. Делались перерывы, чтобы слушающие осознали всю важность принимаемого решения.
Георгий Константинович молчал, он уже знал и до этого, откуда был нацелен удар, для чего была затеяна возня с «авиационным делом».
Жданов продолжал: – Высший военный совет на своем заседании 1 июня с.г. рассмотрел указанное заявление Новикова и установил, что маршал Жуков, несмотря на созданное ему правительством и Верховным Главнокомандованием высокое положение, считал себя обиженным, выражал недовольство решениями правительства и враждебно отзывался о нем среди подчиненных лиц. Маршал Жуков, утеряв всякую скромность, и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе, в разговорах с подчиненными, разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения.
Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию.
Будучи назначенным главнокомандующим сухопутными войсками, маршал Жуков продолжал высказывать свое несогласие с решениями правительства в кругу близких ему людей, а некоторые мероприятия правительства, направленные на укрепление боеспособности сухопутных войск, расценивал не с точки зрения интересов обороны Родины, а как мероприятия, направленные на ущемление его, Жукова, личности.
Вопреки изложенным выше заявлениям маршала Жукова на заседании Высшего военного совета было установлено, что планы всех без исключения значительных операций Отечественной войны, равно как планы их обеспечения, обсуждались и принимались на совместных заседаниях Государственного Комитета Обороны и членов Ставки в присутствии соответствующих командующих фронтами и главных сотрудников Генштаба, причем нередко привлекались к делу начальники родов войск.
Было установлено далее, что к плану ликвидации Сталинградской группы немецких войск и к проведению этого плана, которые приписывает себе маршал Жуков, он не имел отношения: как известно, план ликвидации немецких войск был выработан и сама ликвидация была начата зимой 1942 года, когда маршал Жуков находился на другом фронте, вдали от Сталинграда.
Было установлено дальше, что маршал Жуков не имел также отношения к плану ликвидации Крымской группы немецких войск, равно как и к проведению этого плана, хотя он и приписывает их себе в разговорах с подчиненными.
Было установлено далее, что ликвидация Корсунь-шевченковской группы немецких войск была спланирована и проведена не маршалом Жуковым, как он заявлял об этом, а маршалом Коневым, а Киев был освобожден не ударом с юга, с Букринского плацдарма, как предлагал маршал Жуков, а ударом с севера, ибо Ставка считала Букринский плацдарм непригодным для такой большой операции.
Было, наконец, установлено, что, признавая заслуги маршала Жукова при взятии Берлина, нельзя отрицать, как это делает маршал Жуков, что без удара с юга войск маршала Конева и удара с севера войск маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в тот срок, в какой он был взят.
Высший военный совет, рассмотрев вопрос о поведении маршала Жукова, единодушно признал это поведение вредным и несовместимым с занимаемым им положением. Совет Министров Союза ССР на основании изложенного принял указанное выше решение об освобождении маршала Жукова от занимаемых им постов и назначил его командующим войсками Одесского военного округа.
Я вношу, – заканчивая докладывать, сказал Жданов –предложение вывести из состава кандидатов в члены Центрального Комитета Жукова. Он, по моему мнению, рано попал в Центральный Комитет партии, мало подготовлен в партийном отношении. Я считаю, что в кандидатах ЦК Жукову не место. Ряд данных показывает, что Жуков проявлял антипартийное отношение. Об этом известно членам ЦК, и я думаю, что будет целесообразно его не иметь в числе кандидатов в члены ЦК.
Предложение об исключении Жукова из состава кандидатов в члены ЦК утверждено единогласно.
Прибытие Жукова в Одессу было встречено ликованием горожан. Об этом было доложено генералиссимусу Иосифу Сталину. Он поморщился, но промолчал.
Работы в мирное время в войсках было много, многое, что было допустимо во время военных действий должно было быть устранено. Теперь предметом заботы была не только сохранение и развитие боевой готовности войск, но и их эстетический вид, на что особое внимание обращали инспектирующие из министерства. Все шло по задуманному, но как ни был занят работой командующий военным округом, он не мог не замечать того, что вокруг него продолжают сгущаться тучи. Не знал маршал Жуков и того, что тучи сгущаются и вокруг командующего Военно-морскими Силами страны адмирала флота Николая Кузнецова, что будет тот вскоре разжалован до контр-адмирала. Сидеть и ожидать, когда из туч молнии посыплются да громы ударят, он не мог. Не любил маршал жаловаться, стойко переносил удары судьбы, но тут пришлось, скрепя сердце усесться за написание писем. Пока они были короткими. Вот каковым было содержание письма И. Сталину от 21 февраля 1947 года: «Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП (б) убило меня. Я не карьерист и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим. Я Вам лично дал слово в том, что все допущенные ошибки будут устранены. За 9 месяцев я не получил ни одного замечания, мне говорили, что округ стоит на хорошем счету. Я считал, что сейчас работаю хорошо, но видимо начатая клеветническая работа против меня продолжается до сих пор. Я прошу Вас, т. Сталин, выслушать меня лично и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня. Жуков».
Прошло более недели, ответа на письмо Жуков не получил. Не было звонка из Москвы. И подумал Георгий Константинович, что какой-то недруг сделал все, чтобы его письмо не попало в руки Сталина. И решил маршал обратиться к Булганину, отличавшемуся особой порядочностью и интеллигентностью.
«Николай Александрович!
Докладываю Вам мое письмо т. Сталину.
Если Вы считаете целесообразным посылку такого письма, прошу доложить его т. Сталину, а копию передать т. Жданову. Как Вы увидите из письма, я еще раз хочу доложить т. Сталину о своих ошибках, о своей вине перед т. Сталиным и партией. Я ничего не прошу, я прошу мне только верить, что я по партийному осознал допущенные ошибки и что я их обязательно изживу и при этом в самый кратчайший срок.
Я пишу также и потому, что очень тяжело переживаю вывод меня из ЦК и еще тяжелее переживаю за ошибки, которые я допустил перед т. Сталиным, который меня любовно растил, терпеливо воспитывал и поднимал меня в глазах всего народа.
Жму руку Г. Жуков
27 февраля 1947 года»
В конверт было вложено письмо к Сталину, носившее открыто покаянное содержание. Вот оно:
27 февраля 1947 г.
Товарищу Сталину И. В. Копия – товарищу Жданову А. А.
Товарищ Сталин, я еще раз со всей чистосердечностью докладываю Вам о своих ошибках. 1. Во-первых, моя вина, прежде всего, заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности. Во-вторых, моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений, я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал свое мнение. В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам. Все эти разговоры никогда не носили характера обид, точно так же, как я высказывались Василевский, Новиков и Воронов. Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня, безусловно, является грубой ошибкой, и ее я больше не допущу. В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание. Я ошибочно считал, что во время войны для пользы дела лучше их быстрее простить и восстановить в прежних правах. Я сейчас осознал, что мое мнение было ошибочным.
2. Одновременно, товарищ Сталин, я чистосердечно заверяю Вас в том, что заявление Новикова о моем враждебном настроении к правительству является клеветой. Вы, товарищ Сталин, знаете, что я, не щадя своей жизни, без колебаний лез в самую опасную обстановку и всегда старался как можно лучше выполнить Ваше указание. Товарищ Сталин, я также заверяю Вас в том, что я никогда не приписывал себе операцию в Крыму. Если где-либо и шла речь, то это относилось к операции под станицей Крымской, которую я проводил по Вашему поручению.
3. Все допущенные ошибки я глубоко осознал, товарищ Сталин, и даю Вам твердое слово большевика, что ошибки у меня больше не повторятся. На заседании Высшего военного совета я дал Вам слово в кратчайший срок устранить допущенные мною ошибки, и я свое слово выполняю. Работаю в округе много и с большим желанием. Прошу Вас, товарищ Сталин, оказать мне полное доверие, я Ваше доверие оправдаю. Г. Жуков.
Положение Жукова становилось похожим на положение мухи, попавшей в паутину и бьющейся в ней. Письма были получены, но им был дан иной ход. Начался сбор компромата на маршала. Вспомнили о «незаконном награждении» Жуковым и Телегиным артистки Руслановой и других орденами и медалями, за проведение ими концертов на фронте. Тут же задним числом Жукову и Телегину были объявлены партийные выговоры. Создали целую комиссию по сбору материалов о недостойном поведении командующего Одесским военным округом т. Жукова Г. К. Вот ее выводы:
Тов. Жуков, в бытность Главкомом группы Советских оккупационных войск в Германии, допустил поступки, позорящие высокое звание члена ВКП (б) и честь командира Советской Армии. Будучи полностью обеспеченным со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков, злоупотребляя своим служебным положением, встал на путь мародерства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей.
В этих целях т. Жуков, давши волю безудержной тяге к стяжательству, использовал своих подчиненных, которые, угодничая перед ним, шли на явные преступления, забирали картины и другие ценные вещи во дворцах и особняках, взломали сейф в ювелирном магазине в г. Лодзи, изъяв находящиеся в нем ценности и т. д.
В итоге всего этого, Жуковым было присвоено до 70 ценных золотых предметов (кулоны и кольца с драгоценными камнями, часы, серьги с бриллиантами, браслеты, броши и т. д.), до 740 предметов столового серебра и серебряной посуды и сверх того еще до 30 килограммов разных серебряных изделий, до 50 дорогостоящих ковров и гобеленов, более 60 картин, представляющих большую художественную ценность, около 3700 метров шелка, шерсти, парчи, бархата и др. тканей, свыше 320 шкурок ценных мехов и т. д.
Будучи вызванным в Комиссию для дачи объяснений, т. Жуков вел себя неподобающим для члена партии и командира Советской Армии образом, в объяснениях был неискренним и пытался всячески скрыть и замазать факты своего антипартийного поведения.
Выводы комиссии вылились в постановление ЦК ВКП (б):
1. Признавая, что т. Жуков за свои поступки заслуживает исключения из рядов партии и предания суду, сделать т. Жукову последнее предупреждение, предоставив ему в последний раз возможность исправиться и стать честным членом партии, достойным командирского звания.
2. Освободить т. Жукова с поста командующего Одесским военным округом, назначив его командующим одним из меньших округов.
3. Обязать т. Жукова немедленно сдать в Госфонд все незаконно присвоенные им драгоценности и вещи.
И покатили колеса поезда маршала Жукова на Восток принимать Уральский военный округ. Отсюда и до Сибири недалече, а всему люду российскому известно, что за Сибирью солнце всходит, выплывая из океанских глубин. Можно было ожидать, что всплывет еще, и не раз, имя талантливого полководца.
Впрочем, в истории были несправедливые наказания и покруче.

МОЙ РОД КРЕСТЬЯНСКИЙ

В семье крестьянина приплод –
Чудесное творение!
Рожают чуть не каждый год
С самого Сотворения.

Во дворах повсюду детвора,
Как птиц веселых стая,
Щебечут с самого утра
До сна, не умолкая.

Но не гуляют просто тут,
У каждого – занятие:
Гусей, телят, свиней пасут…
И мира – восприятие…




То прополоть, плоды собрать,
Траву, бурьян скосить,
Полы помыть, да постирать,
Водицы наносить…

Затылок чешет мужичок –
Детишки подросли.
Жил, как заведенный волчок,
Он – раб родной земли.

Он извивается ужом –
Забот великих рать.
И не заметил за трудом,
Что время – умирать.

Мой род – крестьянский! И, казалось бы, мне ли желать видеть над собой тьму тех, кого я должен кормить и содержать, находясь в самом низу иерархической лестницы? Однако я полагаю, что лучший образ общественного устройства все-таки монархия, ибо монарх стремится оставить своим потомкам процветающее государство, не обворовывая его постоянно, как это мы наблюдаем на Украине за все время ее мнимой независимости. Монархия – естественный процесс правления, постоянно наблюдаемый в живой природе. В иерархической лестнице никогда ступени незанятыми не бывают. Если убывает правящий субъект, то его место свободным бывает короткий период времени, необходимый для естественного выбора нового правителя. И это – справедливо! Замена бывает естественной. Но совсем нередко это происходит и насильственным путем. И доказывать это не нужно. Каждый видит неоднократно этот процесс, как в границах малого, так и великого. Время идет, и ушедшее становится историей. Один заглядывает в прошлое, пусть даже из-за простого любопытства, другому делать это – недосуг! Он постоянно занят вопросами текущего! Ни прошлое, ни будущее его не интересуют. Но тот, кто хочет, хоть краешком глаза, заглянуть в будущее, разобраться в том, что его ожидает, должен коснуться прошлого! Между ними – настоящее и является только мостиком. А вот, коснувшись прошлого, что найдет там каждый – то это уже вопрос? Ибо ищет каждый свое. Один касается формы, другой – содержания, хотя и тот и другой совершают ошибку, ибо форма и содержание – едины. Все ищет форму, она и служит внешней, видимой стороной содержания. Клыки, рога, форма тела сразу говорят, чем занимается их владелец. Но, должны быть какие-то отличия внутривидовые, это только кажется, что они едины по форме. Любая хозяйка в стаде коров легко находит свою буренку. И в человеческом обществе внешнее подобие это только кажущееся явление. Нет человека, обладающего толикой ума, которому не хотелось бы выделиться хоть чем-то из мира, его окружающего. Кто-то изберет для этого покрой и цвет одежды, другой – экстравагантными поступками своими обращает на себя внимание, а кто-то показной набожностью. И уж совсем редко кто-то – блеском ума! Поскольку блеск ума сам по себе не возникает, его черпают из прошлого во имя будущего. И каждый из «умниц», уходя из мира живого, оставит в прошлом от себя лично что-то и для будущего. «Маленький» человек, да и особь средней величины общественного положения, имея «достаточно» ума, понимали, как мало каждый из них оставляет прошлому, не сделав даже скромненького посева будущего. Поэтому и не слишком беспокоились о том, как будут оценены их деяния настоящие? Знали, что вход в будущее для них закрыт! А беспокоились ли те, кто находился на вершине власти о том, как осудит их будущее, для которого они станут прошлым? Скорее всего, – да, хотя каждого больше всего беспокоило и тревожило положение свое в настоящем, поскольку у многих из них доказательства прав на престол было недостаточными или они были сомнительными! Вот эти правители и попадают, скорее всего, в объектив «суда времени». И этому суду следует произвести переоценку деяний или, хотя бы приблизить оценку к объективной, поскольку уже вынесенный им приговор не может изменить хода событий, направить их в иное русло, а, следовательно, обществом оставляется в силе! Всегда ли объективна оценка совершенного тем или иным правителем? Естественно, нет! Деяния остаются в той или иной мере, зависящей от тех, кто в камне, металле или письменах закрепят их для будущего. Словесная память и недолговечна, и крайне изменчива. Но и объективные свидетельства прошлого становятся малыми и незримыми, растворяясь в потоках стремительно несущегося времени.
Ни лучи солнца, ни дуновение ветерка не коснутся их, и потоки дождя не смоют тьмы времен, в которых они уже пребывают. И все же, незримые нити связывают прошлое с настоящим, и об этом не только догадываются, но и твердо убеждены, иначе, как понять стремление многих, забравшихся на Олимп власти, переписать историю прошлого, поскольку отменить прошлое они не могут! Пользуясь невежеством населения в этой области знаний, это им здорово удается! Так было в далеком прошлом, так есть и в настоящем, свидетелем которого мы все являемся. И здесь властителям очень помогают те, кто обладает даром художественного творчества: изобразить, описать, сыграть на сцене… И точка зрения такой талантливой творческой личности часто становится самой «объективной», самой «общественной». Это особенно проявляется в создании образа давно ушедшего в мир теней человека. Зрителя, читателя потрясают бури страстей, бушующие на страницах книг и на сцене: трагическая любовь, не имеющая границ, сцены ужаса, страданий, потоки крови, душевные и физические муки. Они показывают героя часто в совсем ином свете, чем он выглядел реально в истории. Образ возникшего на сцене злодея запомнился зрителю. И сценически образ начинает жить отдельной самостоятельной жизнью, почти всем, отличаясь от реального. Что поделать, истина исчезла, ее заменила ложь, «потрясающе правдивая»… А ведь только этого и желал власть предержащий!

Строка удачная сумела передать
События исчезнувшей эпохи,
Заставила задуматься, страдать!
Начало пусть и скромно, но неплохо!

На сцене властвуют любовь,
Интриги, зависть, злоба, гнев,
Потоками людская льется кровь
И в душах зрителей проклюнулся посев.


Проклятья сыплются на сцену…
У зрителя разинут рот…
Что он поймет и как оценит?
Игрой актера создан был урод…

Все видимо так четко, ощутимо
Надолго в памяти останутся людей,
Съедят деяния ушедшего и имя –
И перед нами – «истинный» злодей!

А как же быть с истиной, в каждом конкретном случае? Может быть, она и будет восстановлена? Но для этого потребуется много времени, кропотливая, полная сомнений и разочарований работа. И под пером независимого от власти человека, не убоявшегося гнева неправедного, могущего обрушиться на него ежеминутно, ищущего, но дорожащего не только именем и честью своими, но такими же качествами того, кто жил когда-то, деяния которого очернены, начнет оживать искомое. Вот оно, похожее, но совершенно иное, начинает жить под пальцами «ваятеля», поднимаясь не тенью из места захоронения, но обрастая плотью, возвышающееся над ложью, спадающей хлопьями с фигуры к подножию ее.

Мир справедлив, несправедлив? –
(Сомнения кого-то гложут),
Похожий на прилив, отлив:
Поднять и опустить он может.

Да, он велик, необозрим!
Не примеряй его, как тогу,
Не будешь завистью раним –
Ты не один живешь под Богом.

Соблазнов всех не перечесть,
А жизнь – сплошные испытанья,
Защитой служат вера, честь…
Цена: любовь, страдания.

И, если Бог позволит взором своим проникнуть в прошлое, породившее тебя когда-то, то ты увидишь, какие несоразмерными страдания прошлого в сравнении с твоими. Каждый отрезок времени вносил свое. Мы упиваемся жизнью на земле, зная, что ее можно назвать коротко – планетой страданий. И цепь страданий непрерывна!

От жилищ остались только трубы
И от пепла воздух стал седым,
Труп собаки, оскалёные зубы,
Цветом шерсти темно-золотым.

С тяжкой раной на собачьей шее.
От «чужого» защищала дом…
Кто ее, собаку, пожалеет,
Коль хозяев увели в полон.

Время лекарь – все залечит раны.
Вновь округа цветом зацветет.
Новые дома воздвигнут, храмы.
Да и память былью порастет!

Сколько драм на долю твою пало?
Их Россия-мать пережила.
От безумцев, правящих устала,
Вопреки стараньям их жива!

Порой мне кажется, что страдания – порождение глупости. Ну, что стоило б заглянуть в прошлое, увидеть, какие ошибки были совершены в подобном же случае, и что нужно сделать, чтобы их не повторить?
Так нет, потомки вновь наступают на те же грабли, на какие наступали не раз предки. Ох, как прав был Эразм Роттердамский, написавший «Похвалу глупости».

Приятно сознавать, что не дурак,
Но жить средь глупых неприятно!
Жизнь катится вперед. Никак
Не повернуть движение обратно!
Плодятся круто нынче дураки.
Они всегда не ведают сомнений,
Считают, что заслуги велики,
А это для души – отрадное явленье!

Это в устах их звучит замечательная фраза, потрясающе действующая во всех случаях потерь, вызванных глупостью, овладевшей ими: «Были б кости – мясо нарастет!»
Беда только, что неизвестно какое мясо и на каких костях оно будет расти?..

Было бы кости, мясо нарастет,
Но не добавили, чем следует питаться?
Скелет пока стремительно растет,
Но мышцами не хочет покрываться!

Правда, славяне, создавшие эту поговорку, отличались великой терпимостью и живучестью, привыкнув жить в условиях полнейшего беспорядка, отмечавшегося во все отрезки истории.

Россия-мать не ведала порядка…
Просторы велики, да некуда бежать.
Богатая страна – крестьянину не сладко:
Покоя нет, не посадить, не сжать…

Ведется на крестьян великая охота,
Варяги с севера, а с юга – степняки,
Не устоит крестьянская пехота,
И силы нет, числом не велики.

Селение горит, бегущих ловят.
Оружие теперь веревка, да аркан,
Пред слабыми – «великие герои»
Полон несут и смерть от тяжких ран.




Сбежавших от врага остались единицы,
Сошлись на пепелище и молчат,
Потухшие, страдальческие лица,
Собрались, думают: «С чего начать?»

Соха, рогатина, лопата и топор…
И трудятся с восхода до заката…
Так будет продолжаться до тех пор,
Пока не одолеют «супостата»!

Таких бед, какие переносила Русь, испытать Западной Европе не довелось. Нашествия, превосходящие по трагическим последствиям самые разрушительные природные катаклизмы, с регулярной последовательностью обрушивались на Русь: печенеги, половцы, монголы, поляки, французы, немцы… А между ними войны чуть поменьше, чуть послабее велись, да бунты, да восстания. И расплачивался народ великими жертвами! Одиночке с бедою не справиться…

Одиночка на Руси – бахвальщина
Удалью своею похваляется…
Слушают ребята небывальщину:
«То ли брешет, то ли дурью мается?»

Слушают бахвальщика детинушки –
Парни озорные, здоровенные,
Думают: «размять бы свою силушку,
Да мешает лень, к тому ж сомнения…

Пусть себе рассказчик похваляется …
Толку нет ни в вере, ни в безверии,
Говорит спокойно, а не лается…
Перед ложью не захлопнешь двери».

Это с легкой руки греческих писателей и историков была запущена утка о слабости славян. Так, например, византиец Иоанн Эфесский еще в 584 году писал о том, что славянин вооружен примитивным оружием – двумя-тремя короткими дротиками и суховатой дубиной. Странно, но согласно историческим фактам, воинские соединения византийцев не появлялись на берегах Днепра, а вот славяне часто беспокоили Византию, оставив память о себе там не слишком добрую. И позднее византийцы помнили хорошо силу киевских князей. И современным людям нужно представлять, что не с голой грудью шел в свой балканский поход князь Святослав. Десять тысяч тяжеловооруженных воинов составляло войско киевского князя. И имело оно все средства, как защиты, так и нападения. Такую численность войска редко имели в те времена короли крупнейших западноевропейских государств. А ведь при необходимости киевский князь мог выставить войско численностью до 65 тысяч человек. Следует сказать, что вначале русская армия в основном состояла из отлично вооруженных пехотинцев. Конница выполняла вспомогательную роль. Такая армия отлично действовала против западноевропейских рыцарей. Но пехота русичей оказалась малоэффективной в войне со «степняками», о которых летописцы писали в те времена: «Скоро убо находят и паки скоро бегают по демонскому их научению».
И пришла на смену тяжелой малоподвижной пехоте легкая конница, действующая не только в степной, но и лесной местности. И опять вооружение соответствовало назначению. И приобретали оружие русское, как на Западе, так и на Востоке. Что поделать, если Русь находилась на границе этих двух великих миров. А если учесть то, что русские легко ассимилировали разные этносы и по племенному составу были разнообразны, они аккумулировали разные системы и виды оружия. Не следует представлять русского воина только, как силою излишнею грубою наделенного. Больше брали смекалкой да оружием добрым. И этому учила окружающая обстановка.

Мы рождаемся все, словно с чувством вины –
Оскорбляем рожденьем природу?..
Мы душою щедры, только вечно бедны,
От начала славянского роду!




Что нажили трудом, все легко отдаем,
Словно черпаем средства лопатой.
А заглянут враги, – мы танцуем, поем…
Значит правда, мы слишком богаты!

Мы готовы делиться со всеми и всем,
Отдаем, ничего не жалея…
Только вот не пойму: почему и зачем
Из друзей мы рождаем злодеев!

И представилось мне, отпрыску крестьянского рода, корни которого когда-то закрепились в селе Жадино, Кореневского района Курской области, а выросшее из них ветрами жгучими страшными разнесло по белу свету, что войны бушевали на землях наших и не могли не повлиять на судьбу людей ныне живущих, забывающих об истоках своих и стыдящихся своего прошлого.
Не хочу говорить о том, будто бы жизнь в Европе Западной катком катилась по гладкой дороге. Испытали они лиха, правда, по времени более короткого, чем татаро-монгольское иго.
Западную Европу до основания потрясло нашествие норманнов. Феодальная раздробленность ее привела к тому, что отпора настоящего дать морским разбойникам никто не мог. Напоминаю еще раз, слабость в раздорах кроется!

НОРМАННЫ

Они оказались теми народами, которые не только след свой оставили на западе и востоке Европы, но и служили связующим звеном в истории стран Западной и Восточной Европы.
Норманны – «северные люди». Те самые, которых в разных частях Европы называли по-разному: норманны, варяги, викинги и русы. Правда, в странах, откуда отправлялись мужчины северных племен словом – «Викинги» называли всех морских разбойников независимо от их происхождения.
Море и норманны вначале были неотделимы друг от друга. Если погибал «северный человек»», хоронили его вместе с лодкой. Задачи на море были разные, и типы судов тоже были разными. Для военных целей использовались быстроходные длинные узкие корабли с парусом и веслами. Небольшая осадка позволяла приставать таким кораблям прямо к берегу и подниматься вверх по небольшим и неглубоким рекам. Для торговых поездок строились более короткие суда, с высокими бортами, конструкция их позволяла перевозить большой груз. Долгое время об агрессивности норманнов ничего не было слышно. Что вдруг заставило мирных поморов начать промышлять разбоем? Скорее всего – перенаселение. Нехватка земли…

…Фиорды узкие скалистые,
И вечно стонущее море,
И ветры жгуче голосистые
Несли не радости, а горе.

Не слишком ласковое лето.
Вдаль уходящие леса
Не веселили взор поэта…
Крикливы, хриплы голоса…

Унылый слышится напев, –
У викингов суровы саги, –
В них звон мечей и посвист стрел…
Любви нет места средь отваги!

По кругу ковш с вином плывет,
Закончена «земная сага»,
И викинг в небесах живет,
Он заслужил в бою отвагой!

Природа севера всегда требовала от людей выносливости, смелости. Морские берега, скалистые и неуютные, и в летнее время не радовали глаза проплывающих мимо их мореходов. Но на этих берегах не только чайки селились, проживали здесь и люди. И чаек, и людей кормило море. Северные моря жестокие, бурные, редко находящиеся в покое. Не угадаешь, когда закрутит волна, когда внезапно налетевший ветер сорвет с мачты парус или перевернет вверх килем суденышко. Море суровое вырастило и людей таких же бесцветных волосом, как оно само, и характером ему подобным. Только объединенные в единое ватагой, могли люди противопоставить себя стихии. Росло население северных стран, а богатства почему-то не прирастали, торговые пути тоже обошли северян стороной. Одно сумели северяне сделать – обзавестись прекрасным стальным вооружением. Объединенные в небольшие ватаги, они стали отказываться от полученной в наследство доли рыбаков, и грабежами стали заниматься. Неожиданно высаживались на берег, грабили, убивали, забив трюмы скарбом ограбленных, они убирались восвояси. Предусмотреть когда и где они появятся впредь, было невозможно. За исторически небольшой срок с ними познакомилась вся Европа, и Западная, и Восточная.
В плавание отправлялись летом. Состав дружины состоял из молодых мужчин, хотя были случаи, когда некоторые оставались викингами до старости. Дружиной обычно руководил знатный человек, решениям которого в походе подчинялись все. Добыча делилась поровну среди дружинников. Особую долю выделяли вождю. Викинг имел на вооружении меч или боевой топор, копье, лук со стрелами, защищали викинга щит, шлем, кольчуга или пластинчатые доспехи. Очень часто поверх доспехов викинг набрасывал медвежью шкуру. Перед нападением пользовались различными возбуждающими средствами, приводящими воина в ярость. Презрение к смерти было обосновано верой в Одина и Тора (боги войны). Викинг знал, что после гибели, храбрец попадал в заоблачный дворец Валгаллу. Душу его относила небесная девушка – валькирия. Смерть сменялась вечным блаженством.

Он рвался в битву, – видит Тор, –
И груду тел нагромоздили,
Двуручный меч, стальной топор…
Но, почему-то нет валькирии?

Врагов он левою рубил,
А правую ему перерубили…
Уж биться не хватает сил,
Но долго не летит валькирия…

Спины врагам не показал,
Хотя враги кругом кружили…
Но смерти час его настал.
Не слышит шума крыл валькирии…

Вон черный ворон целит в глаз,
Прогнать его не хватит силы,
Но крыльев шум и слышен глас –
Летит к нему валькирия!

Душа от тела отошла,
В объятиях небесной девы…
А битва, удаляясь, шла –
Звенят мечи и свищут стрелы…

Суровость природы и частые встречи с бушующим морем приучили людей к бесстрашию. Викинги не слишком ценили свою жизнь, неужели бы они больше стали ценить чужую?..
Начав заниматься пиратством, остановиться становилось делом трудным! Добыча бывала столь великой, что затмевала разум! Стало меняться и отношение к самому труду. Походы и завоевания стали считаться делом, самым достойным мужчины!
Информация в то время распространялась по суше, скорость движения не превышала скорости скакуна. С моря информация не поступала. Население, подвергшееся нападению викингов со стороны моря, не бывало готовым к отражению свирепого вида разбойников в рогатых шлемах и медвежьих шкурах, накинутых поверх кольчуг. Викинги сопротивляющихся убивали, сдавшихся на милость уводили в рабство. Скот сгонялся на берег моря и его тут же забивали. Когда викинги, руководимые конунгами (вождями), поселялись на захваченных землях, возникали нормандские поселения. Таких поселений было основано немало в Англии и Ирландии. В Ирландии они построили и города, в том числе и известный нам всем – Дублин.
Но были среди них и морские «бродяги», которые так и не изменили морю, «никогда не спали под закопченной крышей». В конце X века исландские викинги открыли Гренландию. Двигаясь на Запад, они достигли Северной Америки.
Оставим в покое морских бродяг и вернемся к тем, кто решил осесть на земле.
Свежую кровь в застоявшееся и начавшее умирать рыцарство влили северные народы, пришедшие из Норвегии, Швеции и Дании.

Живущим не всегда понять дано,
Какая связь меж нынешним и прошлым?
Но, может, разыскать нам суждено,
Просеяв все ушедшее давно,
И разложить по полочкам дотошно?

Норманны в Англии, норманны на Руси
(Времен Вильгельма и Гарольда),
Не ведомо тебе, историю спроси?
А что она подарит, унеси –
Сказания от Дира и Аскольда!

Племена северян почему-то особенную активность проявляли в IX – XI веках. Объектом их нападений было все, что попадалось на пути: корабли, прибрежные селения, монастыри. Они захватили юг Италии и остров Сицилию. Вождь их Роберт Гвискар основал Сицилийское королевство.
Осмелев и не встречая должного сопротивления, они стали забираться и далеко вглубь европейских стран. Так ими был захвачен Лондон, взят в осаду Париж. Но не только Париж повидал викингов. Они захватили северные земли Франции, и французский король вынужден был передать эти земли в лен викингам. Так образовалось герцогство Нормандия.
Коротко и скупо звучат исторические факты. А за этой скупостью слов людские судьбы стоят. И если в Киевской Руси, куда норманны попали, двигаясь «Из варяг в греки», их пребывание не сопровождалось огромными разрушениями и гибелью людей, то для этого и объяснения имеются. На землях восточных славян столкнулись язычники с язычниками, близкие по вере, не щадящие ни себя, на врагов. Городов было мало, а леса, да степи бескрайние не трогали сердец мореходов. Потом, славяне легко воспринимали и князей, и конунгов, и те, и другие поначалу были выборными. Будь иначе, трудно представить, как уживались бы в мире, правя городом Киевом, варяг Аскольд и славянин Дир? Хотя, следует сказать, что между варягами и славянами встречи были и крайне враждебного характера. Ну, скажем, встреча Олега с Аскольдом и Диром, когда последние были обманом убиты. Не следует забывать и о встрече Рюрика с Вадимом Храбрым Новгородским. Напоминаю тем, кто свою историю подзабыл, что Рюрик – летописный основатель государственности Руси, варяг, новгородский князь и родоначальник княжеской, ставшей впоследствии царской, династии Рюриковичей. Потомков у Рюрика много, а вот о нем самом известно слишком мало. Есть упоминания о том, что Рюрик (Рёрик) был одним из датских конунгов.
Согласно древнерусскому летописному своду XII века, «Повести временных лет», в 862 году варяг Рюрик с братьями, со всем своим родом и народом русь по приглашению племён чудь, словене, кривичи и весь был призван княжить в Новгород. «…И пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик». Были позднее распри между пришельцами и коренными жителями? Об этом говорит летопись:
«В лето 6372 … оскорбишася Новгородци, глаголюще: «яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его». Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго и иных многих изби Новгородцев съветников его».
Наверное, были и еще случаи подобного рода, но нам о них не известно. А вот, как пришельцы, обосновавшись на земле славянской, вели себя по отношению к соседям, известно. И походы Аскольда, а позднее Олега на Царьград, Игоря на хазар, Святослава и на хазар, и на болгар. Нападения были частыми, и приходилось византийцам и дарами, и посылами иными, ублажать буйных русичей. Относительное примирение наступило после принятия христианства.
Все совсем иначе происходило в Англии и Франции. Изначально встретились язычники и христиане без близких единых свойств характера.
Сначала выходцы из скандинавских стран ограничивались нападением только на приморские селения. Сил на крупные операции по захвату чужих земель не хватало. Казалось, что викинги ведут «разведку боем».
Они пока только грабили государства, но не покоряли их. Исключением была Ирландия и окрестные острова, где они положили начало прочных поселений и новых обществ. Похоже, что природные условия здешних мест напоминали более других покинутую ими родину.

НЕЗАВИСИМОСТЬ

Независимость – слово, часто сочетающееся со словом свобода, и наряду с ним, также часто употребляемое, кстати, не всегда обоснованно, тем более что полной независимости никто и никогда не испытал. И понимание этого сочеталось с желанием попасть в такую страну, где бы властвовали разум и основанная на нем справедливость. И такое желание сопровождалась поисками таких земель. Для Восточного мира такой обетованной землей являлась Шамбала, для Западной Европы – земля Грааля, для русских людей – Белозерье. И понимание того, что найти справедливость, и связанную с нею независимость и душевную свободу невозможно, люди создавали легенды, сказки. Вспомните, что русские сказочные герои для победы над чудовищем любого вида и размеров, пили волшебную воду Белозерья, дающую им невероятную силу. Пили не глотками, а из ковша огромного или из ведра, с предупреждением, звучащим: «Не пей более, а то земля носить тебя не сможет!»
Люди романтического склада отправлялись на поиски таких земель, помещая их в самые труднодоступные места на земном шаре. Ну, скажем, для Шамбалы труднее места по доступности, чем Гималаи, и подыскать невозможно. И занесло туда Рерихов из России. Найти Шамбалу им не удалось, а родить новое направление поиска душевного удовлетворения, они могли. Да и всем известная Блаватская к ним присоединилась. Мысли попасть туда не оставляют в покое и людей нашего времени, настолько сильна вера в существование Шамбалы. Понимая, что не найти сейчас больших пространств абсолютно неисследованных, искатели земель «справедливости и великого разума», ищут вход в них – Браму.
Браму в независимость ищут до сих пор те, кто жили в пределах Советского Союза. Вот только найти ее намного труднее, чем вход в Шамбалу, ибо средством поисков избран был изначально махровый национализм.
Вообще-то я считаю национализм необходимым условием развития патриотизма, если он функционирует в нормальных размерах, позволяющим человеку иной национальности жить, пользуясь своим языком, не чувствуя ущербности, тем более, когда это касается народов единого этноса, понимающих друг друга без переводчика.

Русины, русские, украинцы, иные…
Должны судить правителей своих.
У тех «защитники» – благие, но «немые»,
А немота – от помыслов «благих».

Когда видишь попытки украинских националистов отмежеваться от общей истории развития, пытаясь создать представление о том, что государственность украинская насчитывает значительное время существования и для этого лукаво искажают исторические факты, появляется не только чувство брезгливости, но и опасение, а вдруг у людей, не занимающихся анализом прошлого, закрепится родившаяся ложь и даст росток тому историческому невежеству, которое мы наблюдаем сейчас в Западной Украине, долгое время находившейся в составе Польши и Австро-Венгрии, культивировавших среди них ненависть к России.
Когда слушаешь историков национально «свидомых», подвергающих обработке исторические факты того времени, которому ты был сам свидетелем, ссылающихся на «исторические» документы, которые при современной технике так легко создаются, понимаешь всю опасность, исходящую из, казалось бы, простых «исторических» утверждений.
Ну, скажем, слушаю современных украинских историков, дипломированных «наукознавцев», анализирующих неудачи первого года нашей войны с фашистской Германией, делающих упор на то, что в той войне Украина играла пассивную роль, а потому и войну следовало называть русско-германской, старательно избегая того названия, которое она носила – «Великая Отечественная война», понимаешь всю опасность такого подхода к анализу того, что уже стало нашим прошлым, все далее и далее удаляющимся. Не останется в живых тех, которые, подобно мне, были живыми свидетелями того периода времени, и будет осуждена истина. Отрицать сами факты неудач Красной Армии не следует, они имели место. Имели место и разное отношение людей, живущих в разных районах огромной страны к происходящим на их глазах событиям. Следует учитывать, что были среди нас и те, кто приход немцев на нашу землю приветствовал. В разных регионах страны количество коллаборационистов было различным. Западная Украина с восторгом встречала немцев и стреляла в спину красноармейцам, на ее территории возникли карательные батальоны и эсесовская дивизия «Галичина». Но и здесь было немало тех, кто с душевной болью встретил приход немцев. Это их уничтожали каратели Шухевича, Ярого и других «украинских» героев.
И некоторые горожане Киева вышли с цветами на улицы и площади встречать «освободителей», но они уже не составляли здесь большинства. И чем далее на Восток и Юг, тем количество таких людей стремительно сокращается. Зато здесь начинали действовать партизаны и подпольщики. Здесь возникло славное партизанское соединение под командой Ковпака, прошедшее с боями от Путивля до Карпат.
Фактом является и то, что более 2,5 млн. украинцев сдалось немцам в плен и разбежалось по домам, ослабив значительно боеспособность армии, но еще больше украинцев осталось в Красной Армии и продолжало сражаться против немцев. И великое множество из дезертиров с приходом Красной Армии на землю Украины влилось в ряды ее и сражалось, отдавая жизни за Победу.
И паны «свидомые историки», не забывайте о том, что не Советский Союз вошел на территорию Германии и ее союзников, а войска этих государств вошли к нам! И в военной выучке красноармейцы значительно уступали фашистским воякам, прошедшим «практику» в войнах, проводившихся на территории Западной Европы. И нужно помнить, что на Советский Союз обрушилась отмобилизованная, прекрасно оснащенная, с великолепной выучкой армия, лучшая армия того времени, на оснащение которой работала вся индустриальная мощь Западной Европы, снабжающая ее всем необходимым. Причем, Италия и Франция в техническом отношении мало уступали Германии, а совместно превосходили Советский Союз. Вот с чем пришлось встретиться стране, только пятнадцать лет занимавшейся индустриализацией своего хозяйства. Не лгите, паны украинские историки, не переворачивайте пластов истории. Не рождайте своими действиями зла великого. В том, что звучит, пусть и на ограниченном пространстве Украины, фраза резкая, призывающая: «Убий москаля!» и доля вашей вины имеется. Это вы разжигаете межнациональную рознь, полагая, что так легче будет строить независимое государство, забывая о том, что 11 млн. людей, живущих на Украине, относятся к тем, кого украинские националисты называют москалями.
Используется все, начиная со строк, извлекаемых из произведений поэта Т. Г. Шевченко:
«Кохайтеся, чорнобриві, та не з москалями,
Бо москалі – лихі люди, роблять лихо з вами».
Удивления достойны лозунги, звучащие: «Дякую тоби, Боже, що я не москаль».
Отсюда и не удивительно, когда в диалоге между туристом-москвичом и старой гуцулкой звучит:
«Добрый день, бабушка, я москаль» – говорит, широко улыбаясь, житель Тамбова, разыскивающий временное жилье.
«Та який же ви москаль, – пожимает плечами гуцулка. – Ви ж нормальний чоловік».
Возникает закономерно вопрос: почему русофобия пустила так глубоко корни в Западной Украине, не входившей в состав русского государства с середины четырнадцатого столетия?..
Может быть, царская Россия мешала становлению независимого украинского государства со столицей во Львове? Так нет, Галичина и Волынь вошли в состав Украины только во времена советской власти. Так и имейте претензии к ней! В Советском правительстве русских было не более 5%. Неужели русскими были Сталин, Берия, Каганович, Литвинов, Молотов и масса других? Обратитесь к памяти прошлого, которое как-то незаметно утратили. К нему, кажется, все претензии имеют, не имея памяти о прошлом.
Нет памяти, и находится «доброхот» из тех, кто на Русь зубы точил и точит, кто свою память непомнящим навязывает.
Похоже, и обращение Степана Бандеры при попытке объявления независимого Украинского государства, во Львове и Тернополе, сформулированы были не им, а заучивали их так, как заучивают «Отче наш»:
«Народе! Знай! Москва, Польща, мад’яри, жидва – це твої вороги. Нищи їх! Ляхів, жидів, комуністів знищуй без милосердя!»
Не могло руководство в Берлине не обратить внимание на это, ибо в обращении назывались и мадьяры, а Венгрия была одним из самых верных и надежных союзников фашистской Германии в войне против Советского Союза.
Гитлер и его окружение гуманностью не славились но, уничтожая миллионы людей, не заявляло об этом вслух, как это сделали их ученики на Украине Западной. Неудивительно, что вдохновленная этими призывами игра в украинское «правительство» закончилась для Бандеры тем, что через два с половиной месяца после провозглашения вышеупомянутого акта он оказался в концлагере. Правда, сам концлагерь напоминал благоустроенную виллу, только охраняемую. Узники имели и право выхода за ее пределы. Бандера широко пользовался этим правом, когда консультировал украинцев, из которых формировались агенты, засылаемые на территорию Союза. Осенью 1944 года он был освобожден (для узников концлагерей случай беспрецедентный) и с почетом доставлен на виллу, принадлежащую гестапо, где с ним согласовывались вопросы дальнейшего сотрудничества. Сегодня его сторонники всячески пытаются представить Бандеру как мученика фашистского режима, познавшего все тяготы концлагерной жизни.
Давайте, на секунду представим средневековье и звучащую из уст скотта, одного из предков современного шотландца, фразу: «Убей пикта!». Будь так, не было бы на карте Европы государства – Шотландия! И еще, не странно ли слышать в XXI веке призывы убить человека совершенно незнакомого, ничего не сделавшего плохого? И звучат эти слова из уст тех, кто, по их словам исповедуют незнакомые, но так манящие демократические ценности. Представим далекое прошлое, в котором действовал бы раздел гражданского права, позволяющий бросать за решетку тех, кто не говорил на диалекте стоящих у власти? Представим, что будет на Украине с теми, кто не говорит по-украински с галицийским диалектом. За решеткой более половины страны, да еще той ее части, которая бюджет создает! А ведь этого требует пани Фарион, «наукознавец» в области педагогики!
Я не утверждаю того, что взаимоотношения близких по происхождению племен протекают всегда гладко, без конфликтов. Возьмем, к примеру, ту же Шотландию…
Государство Шотландия начало образовываться на территории, заселенной гэльскими племенами пиктов, называемой в далекие времена Пиктией. В пятом веке сюда из Северной Ирландии, прежде называемой Скотией, стали переселяться гэльско-говорящие племена, называемые по названию родины скоттами. Вождь скоттов Мак Алпин разбил полчища пиктов. Три месяца спустя «побежденные» пикты демонстрировали его отрубленную голову в своем лагере. Потеря вождя не остановила скоттов. Они продолжали продвигаться на восток и на север, тесня пиктов и ассимилируя их. 16 лет понадобилось сыну убитого Мак Алпина Кеннету І, чтобы закончить насильственное объединение земель. Однако чтобы нормализовать отношения с местным населением пришлось принять закон, согласно которому король скоттов был обязан жениться на принцессе пиктов. Межнациональная вражда исчезла, чего не скажешь о сретении меж кланами, оно стало обычным явлением. Шотландию тех далеких времен мирной страной никак не назовешь.
Не станем углубляться в детали истории, остановимся на том, что из пятнадцати шотландских королей, правление которых предшествовало королю Макбету, ставшему героем трагедии Шекспира одноименного названия, только двое умерли своею смертью. Но смерть и этих двоих произошла не на троне, а в изгнании.
Говоря о шотландцах, я не могу уклониться от истории одного из шотландских королей, несправедливо возведенного в ранг величайших злодеев, не судимого, но незаслуженно осужденного. Имя его известно всему цивилизованному миру.

МАКБЕТ

Царственные особы, не великих мыслей и действий, всегда страшатся того, что кто-то напишет о них что-нибудь не лестное или изобразит не так, как следует, строже самого строгого цензора следили за пишущей братией и актерами, в том числе и за бродячими. Я не нахожу здесь ничего особенного, поскольку и сейчас средства массовой информации спешат люди властные подчинить себе и «направить». И есть для этого два действия: купить и запретить.
В 1603 году умерла королева Елизавета, «королева-девственница». В том, что она действительно была девственна, я здорово сомневаюсь, но рожденных ею самой престолонаследников не оказалось. И на английский престол вступил Иаков I, сын казненной шотландской королевы Марии Стюарт. Новый монарх решил взять под свой непосредственный контроль театры. До него театрам оказывали покровительство крупные вельможи. Король отменил это право. Отныне только члены царствующего дома могли стать патронами актерских трупп. Труппы были переименованы, им были выданы новые патенты, разрешавшие публичные и придворные представления. Самой высокой чести удостоилось актерское товарищество «Слуги лорда камергера». Оно стало теперь труппой самого короля, а актеры получили звание «слуг его королевского величества». В число «слуг» вошел и Вильям Шекспир. В театрах женские роли выполняли подростки и юноши. Было в тот период времени в Лондоне два театра, актерами в которых были мальчики из певческих капелл. Похоже, своею игрою они составили серьезную конкуренцию королевским актерам. Способ устранения конкурентов и тогда был прост, натравить на них того, кто может устранить конкурента.
Одна из групп мальчиков, игравшая в театре Блекфрайерс, поставила в 1605 году пьесу Джорджа Чепмена, Бена Джонсона и Джона Морстона «Эй, на Восток!» В ней усмотрели непозволительные насмешки над шотландцами, о чем было тотчас «доброжелателями» доложено королю. Иаков I принял это, как выпад против него самого, разгневался и приказал посадить авторов в тюрьму. Следующий незначительный промах труппы привел к ее роспуску.
Шотландия издавна была страной баллад, сказаний, мифов и «колдовства». Король, воспитанный на них, часто выступал с «учеными» трактатами о ведьмах и колдовстве.
«Слуги его королевского величества», решили упрочить свое положение, использовав королевские слабости, поставив пьесу на шотландскую тему. Написание пьесы взял на себя главный драматург театра – Вильям Шекспир. Нужно признать, что с задачей своею Шекспир справился великолепно. Использовано все. Сюжет выбран из истории Шотландии, в том отрезке времени, в котором жил и действовал один из предков короля Иакова Первого – Банко. В тексте пьесы содержится предсказание, что потомки Банко будут королями, а один из них объединит под своей державой два королевства – Англию и Шотландию. И приходит спасение Шотландии из Англии. Не забыто и то, что злодейства Макбета связаны с влиянием на него ведьм.
Вспомните, как три ведьмы встречают возвращающегося с поля боя Макбета, еще не короля и даже не тана Гдамисского, а только наследующего этот титул по смерти отца.
Ведьмы не разом, а поодиночке, с интервалом появляются, выходя из зарослей вереска, растущего на пустоши, навстречу полководцу и его другу по военным действиям.
Первая ведьма говорит: «Приветствую тебя с победой, тан Гдамисский.
Макбет изумлен, он не верит словам ведьмы. Ведь, отправляясь в поход по приказу короля, он обнимал отца, пышущего здоровьем. Но тут появляется скачущий вестник и сообщает Макбету о смерти отца. Ведьма оказалась права – он теперь – тан Гдамисский.
Проходит еще немного времени, появляется вторая ведьма со словами: «Привет тебе, Макбет, тан Кавдорский».
Этот титул Макбет может получить, как дар короля, за победу над этим таном. И новый гонец подтверждает право Макбета и на этот титул.
Слова третьей ведьмы, приветствующей Макбета, как будущего короля Шотландии, становятся целью для него, для достижения которой он может творить злодеяния.
Слова этой же ведьмы, приветствующей Банко, не как короля, но как человека, потомство которого получит королевскую корону, являются для Макбета причиной зарождения у него подозрений и связанной с ними мести.
Это пророчество ведьмы в драме Шекспира «Макбет» затронули душу Якова I, являющегося потомком исторического лица Банко…
Дело сделано – драма «Макбет» увидела свет и одобрена самим королем. А литературный дар Шекспира во всей мощи своей показал, что борьба добра и зла в этом мире совершается по воле Провидения. Провидение только почему-то было к правде чересчур суровым? Возможно потому, что сурова сама природа Шотландии, где происходят описываемые события. Землю омывает незамерзающее море, которое никогда не бывает теплым; ласковым, во всяком случае, его не назовешь. Западные берега Шотландии изрезаны, круты и неприступны. Правда, восточные – немало удобных бухт имеют… Земля холмистая, к северу высота холмов становится значительной – горы начинаются. Вереск, пустоши и небольшие участки крестьянских наделов, засеянных большей частью овсом. Много больших и глубоких озер, с прозрачной, как слеза водой, на зеркальной глади их иногда встретишь и ладью небольшую под парусом прямым. Глаз радует по весне зелень трав и ковры из цветов. Небеса становятся голубыми-голубыми, сливающиеся с цветом воды. Зимой ветры дуют холодные, пронизывающие, несущие дожди нудные, долгие. Под стать природе и характеры шотландцев. Быстрые, легкие в движениях тел своих, они также быстры в исполнении своих желаний. Бедность природы заставляет искать легких путей обогащения, за счет соседей, естественно. Нападения часты, стремительны и внезапны. В Шотландии властвующей госпожой была месть. Чтобы избавиться от мстителей, старались уничтожить всех лиц мужского пола противника. Против внезапных нападений воздвигались мрачные, казавшиеся неприступными, замки. Но эти каменные цитадели и разрушались, и горели, застилая землю саваном дыма. Все властители Шотландии умирали насильственной смертью, продолжая только жить в многочисленных балладах, имена их воспевались бардами. Сказания становились основой истории. Но в любом сказании очень много от автора, с учетом и личного отношения к герою.
Шекспир не ведал о гвозде Александра Дюма, на котором тот, из-за отсутствия вешалки, вешал свои произведения, легко, по своему усмотрению, обращаясь с историческим материалом. Однако незнание этого не помешало великому драматургу также легко обращаться с историческим материалом, подвешиваемым на такие же гвозди для всеобщего обозрения.

Великий гвоздь писателя Дюма
Любую выдержит картину…
Ну, что поделать, жизнь сама
Лицо укрыв, показывает спину.

И всяк, лица не видев, кисть берет,
И в мрачные тона все облекает,
Пройдут века, и думает народ,
Что истиной великой обладает...

Обыденное, пусть это будут светлые картины бытия, ненадолго приковывает к себе внимание и сохраняется в заказниках лиц одухотворенных, служащих истине. А большинству страсти подавай, да побольше, да так, чтобы заставляли сердце замирать и до обморока доводить. Вот и видим мы в настоящее время, что писатели прошлого, называемые романтиками, почти не истребованы. Зато полки книжных магазинов ломятся под тяжестью детективов. Как ни странно, в них ничего детективного и не осталось, кроме потоков крови и великого множества абсолютно бессмысленных убийств… Не отрицаю, что, возможно, время просеет весь этот хлам и выберет из него что-то стоящее. И память поколений, возможно, в основе своей будет иметь все-таки исторические факты. Но, по всей вероятности, исторические факты будут искажены до неузнаваемости, поскольку они фильтруются через сознание человека, пишущего, индивидуальностью оценки обладающего.
В таком виде к нам из глубины веков пришли события, трактуемые великим Шекспиром, использовавшим для своих произведений исторические хроники.
Большая группа английских историков и политиков начала кампанию по реабилитации короля Макбета, утверждая, что его несправедливо очернил гениальный Вильям Шекспир.
Понадобилась тысяча лет, отсчитанных историей человечества, после рождения шотландского короля Макбета, имя которого стало символом несчастий и религиозных предрассудков, чтобы заявить о том, что Шекспир создал неверное представление о нем как об амбициозном и беспощадном тиране, да еще и находившемся «под каблуком» своей жены – леди Макбет. Реальный Макбет не был «убийцей-мясником и мужем злокозненной королевы», а был мудрым правителем процветающей объединенной Шотландии XI века. Кстати, он был истинным христианином и всячески способствовал распространению христианства. Да и историческая фигура леди Макбет совсем иная, чем это представлено в трагедии Шекспира. Истинная леди Макбет носила имя Гроух и была дочерью шотландского короля Боэда. Она согласно законам престолонаследия того времени должна была наследовать престол. Правда, отец ее нарушил закон, объявив своей наследницей вторую жену, носящую также имя Гроух. Для удобства назовем ее Гроух Старшей, хотя по возрасту мачеха не намного превосходила свою падчерицу.

Что делает любовь, несет какие беды,
Не всякий сразу разберет?
Закон нарушен, смерть приходит следом,
И ведомо лишь ей, кого и как возьмет!

Действия короля, нарушившего закон престолонаследия, возмутили тана Морийского Гилкомгайна, женатого на Гроух Младшей. И он был прав, так как через жену, дочь короля, он имел все основания стать королем Шотландии после смерти Боэда. Собрав войско, он направил его против тестя и убил его в бою. Жена короля Гроух Старшая в свою очередь собрала большое войско и вторглась во владения тана Морийского. Убийца мужа был убит. Гроух Младшая вынуждена была искать защиты у своего двоюродного брата тана Роского Макбета. Находясь у него, она стала его женой и, как говорят шотландские хроники, – брак был заключен по любви. Макбет через Гроух получил права на шотландский престол, хотя имел на него права, будучи внуком короля Шотландии Малькольма II.

Бедная леди Макбет,
Женщина робкая, тихая,
Стала злодейкой на множество лет
Кистью писателя лихою.

Да и не подталкивала она своего мужа к бесчестным поступкам, хотя и могла бы делать это, поскольку к тому времени шотландский престол, обладая весьма сомнительными правами на него, захватил двоюродный брат Макбета Дункан. Под пером Шекспира Дункан значительно постарел, стал добрым и великодушным государем, хотя исторический Дункан был и молод, невежествен, вспыльчив и безрассуден, Против него не раз поднимались восстания.
Английские историки считают, что легенда о Макбете, которую использовал Шекспир в своей пьесе, была создана шотландскими бардами. Барды под влиянием клана, соперничающего с кланом Макбета, переврали его деяния для того, чтобы бросить тень на весь его род. Такое прежде бывало повседневно.
Макбет не убивал короля Дункана во сне, как написано в пьесе. Он убил своего конкурента в борьбе за трон, но это произошло в 1040 году, в битве при Питгэвени, и не предательски, нанеся удар в спину. В свою очередь Макбет был убит в сражении с сыном Дункана Малколмом, в 1057 году.
Великий поэт-драматург игнорирует тот факт, что после сражения с королем Дунканом Макбет хорошо правил страной долгих 17 лет, и никто не попытался захватить его трон, даже тогда, когда Макбет совершал полугодовое паломничество в Рим. Это свидетельство того, что ситуация в его королевстве была стабильной и Макбет пользовался уважением подданных.

Король пришел… Погиб король!
Один, другой и третий…
И скоттов, пиктов льется кровь,
Во тьме, при ярком свете.

В огне пожарищ, на коне,
За праздничным столом,
В одежде легкой и в броне
С мечом и топором…

В знак дружбы тянется рука,
Другая нож скрывает…
Плывут года, текут века…
Да, всякое бывает…

И продолжают люди жить,
Зло постоянно сея.
Да, если б все восстановить:
Злодейства и злодеев,

И справедливость, с нею честь,
Познать бы все их корни,
Поймем, предательство и месть
Лелеют их и кормят!

Желая польстить тогдашнему королю Якову (любителю театра), сильно возвысил характер безвинно убитого Банко – предка правящего монарха из рода Стюартов. У Шекспира Банко – идеал человека, который верен долгу и друзьям, так что его высокие нравственные достоинства делали из него жупел для цареубийцы Макбета.

Взгляд на историю не мог бы стать иным,
Коль действуют условия заказа:
Все важное рассеется, как дым,
Но не забыты промахи ни разу!
Проходит время и портрет готов,
В нем только ложь является основой–
Потоком льется из раскрытых ртов,
Чтоб в «правду» превратиться снова.

Как ни странно, но осуждение шотландского короля Шекспиром продолжает существовать. А он не судим временем своим.
Шотландцам: и скоттам, и пиктам, хватило ума не противопоставлять две народности, слившиеся в единую нацию. О том, к какому клану относится шотландец, как и узнать историю клана, можно по рисунку килта, юбки шотландца.
Я хотел бы, чтоб на Украине следовали только разумному, объединяющему, а не разделяющему людей. Жаль, что в современной Украине осуждается то, что противоречит хоть в малой степени идее возвеличивания Украинской нации, в том числе и единство происхождения восточных славян.
А следовало бы понять, что в формировании национальных особенностей играли народности и племена, уже исчезнувшие или претерпевшие значительные изменения. Все пришло из глубин истории, формировалось временем. Скажем, национальной особенностью шотландца был постоянная осторожность и связанная с нею осмотрительность. Осмотрительный шотландец всегда долго-долго думает, прежде чем говорить. Немногословность его – это пауза, выдержанная перед тем, как броситься в омут с головой. За долгой паузой скрывается что угодно. Боязнь обидеть собеседника присуща кельтам издревле. Одно неловкое замечание – и можно врага себе нажить! Сверхосмотрительный шотландец очень внимателен и к своим словам и поступкам. Выделяться из толпы опасно, полагает он. «Будь осторожен на людях!» – таков лозунг сверх осмотрительного шотландца. Посмотрите, что происходит с лицом шотландца, если ему предлагается высказаться по тому или иному вопросу. Взгляд его, исполненный отчаяния, начинает бегать из стороны в сторону. И, наконец, после долгих мучительных размышлений он выдавливает из себя: «Может, это и так, а может, и нет?» После такого осторожного ответа он спешит удалиться под любым благовидным предлогом. Сравните эти качества с национальной особенностью украинца, и вы увидите стопроцентное совпадение. Не, верите, обратитесь по этому поводу к Николаю Васильевичу Гоголю, он то, как никто, прекрасно знал все тайники загадочной украинской натуры.
Бережливость, вот качество, которое, кажется, с самого рождения сопровождает украинца. Недаром, он говорит собрату по пути, когда они усаживаются за трапезу: «Сначала съедим твое, потом – каждый свое!» Но, разве бережливостью шотландец здорово уступает украинцу? Посмотрите, как он расчетлив, как внимательно следит за количеством денег в кошельке. Ведь шотландцу в прошлом пришлось переживать времена плохие и очень плохие, а то и вовсе ужасные. Впрочем, какие угодно, но только не добрые. Не удивляйтесь тому, что шотландец может встретить гостя самым радостным приветствием: «Заходите, заходите. Надеюсь, вы уже поужинали?» Становление Шотландии требовало времени и качества характера шотландца для этого оказались крайне необходимыми. Во всяком случае, благодаря этим качествам норманнам не удалось закрепиться там так основательно, как это у них получилось в более южной и богатой Англии.

НОРМАННЫ ПОКАЗЫВАЮТ СВОИ КЛЫКИ
В АНГЛИИ

Почему бы не привлечь к ответственности и осудить тех, кто уже прежде нас перекраивал политическую карту мира, даже не догадываясь о серьезности своих действий? Я предлагаю вновь вернуться к норманнам, недовольных тем, что счастье как-то, скитаясь по свету, обошло их стороной, и поэтому решивших искать его самостоятельно за пределами земель предков своих, понимая, что в холодных краях счастью практически делать нечего!
И тут, следует повториться, напоминая о том, что аппетит приходит во время еды. Выходцы из скандинавских стран сначала ограничивались нападением на приморские селения и ограблением их. Исключение составили Ирландия и окрестные острова. Военные действия в Ирландии, на земле которой было много правящих владык, но не было единого властителя, способного объединить всех перед общей бедой, успехи, при незначительных потерях, разбудили то, что уже стало показываться само собой на поверхности – алчность норманнов. Те познали существенную выгоду от совместных действий большими войсками и флотами, вместо отдельных набегов. Их предприятия стали более дерзкими и согласованными, они начали подумывать не только о новых завоеваниях, но и об основании новых государств…
В 866 году в Англию прибыло на множестве кораблей сильное войско из шведов, готов, датчан, норвежцев и других северных народов. Силы свои объединили восемь конунгов и двадцать эрлов. Флот норманнов попал в небывалый шторм и был снесен ветром к берегам Англии. Переждав непогоду и подлатав паруса, норманны направились южнее и высадились в Восточной Англии. Осень заканчивалась. Листья дерев изменили цвет свой. Природа готовилась к зиме.

Как светла кудрявая береза –
Осенью не сразу опадает.
Лист стоит до самого мороза,
Понемногу листья отлетают.

И иное дело ясень, липа –
Слабыми считают их недаром…
Лист слетает купами и тихо.
Осенью пылает дуб пожаром.

Патриарха хороша корона,
За версту ее видать,
Кружатся вокруг нее вороны,
Прилетают желуди клевать!

Надвигалась зима. Готовились к встрече с зимой не только деревья, но и викинги. Там, неподалеку от места высадки они, построив землянки, перезимовали. Кто скажет теперь, почему пришельцы не прошлись с мечом и огнем по землям Англии сразу, а решили перезимовать, не продвигаясь в глубь территории? У современных людей недоумение возникает: «Неужели, высадка такого большого количества вооруженных людей туземцами прошла незамеченной?» Почему жители не дали отпора пришельцам? Скорее всего, жителям туманного Альбиона казалось, что прибывшие невесть откуда люди не тронут их. Норманны никого не грабили, платили золотом за необходимые им припасы, короче говоря, приучили островитян своим внешне мирным поведением. Ну, ладно, крестьянин – не боец. Он рад тому, что его не трогают, до последней нитки не обирают. И все же, такая масса здоровых вооруженных до зубов воинов не могла не беспокоить владельцев земельных угодий и крестьян. Последние сообщали своим господам о непорядке на земле английской, почему же те не собирали в Англии рать единую? Приближалась весна, часто свой лик румяный показывая.

До восхода солнца лес обледенел,
Веточки дерев покрыты инеем.
Голос ветра тонко песню пел,
Дали показались серо-синими.

А потом и солнышко взошло,
Заискрилось в инея кристаллах.
Но очарование прошло –
Под лучами солнышка растаяло.

Уловила память то мгновение
Зимней несравненной чистоты
Преходящи на земле творения –
Вечной не бывает красоты.

Крестьянский люд к пашне потянулся, земля прогреваться стала. Задвигался и норманнский лагерь. Денег у норманнов было достаточно, достали лошадей и стали совершать походы по всем направлениям, опустошая монастыри, грабя страну, убивая всех, кто попадется. Зря английские земледельцы полагали, что уживутся с пришельцами, не готовясь к военному отпору! Во всяком случае, поначалу, совершая насилие, убивая и грабя все вокруг, норманны никакого сопротивления со стороны англичан не встретили.
Только позднее Альгар, граф Голанд, собравшись с силами, сразился с норманнами при Трекингаме и выиграл первое сражение. Наступила ночь. Англичане, добравшись до укреплений противника, слышали какие-то движения в стане врагов. Наступило утро, и граф Голанд обнаружил, что его войско за ночь значительно поредело, а перед ним стояли грозные, ощетинившиеся копьями ряды норманнов. Разбежались те, которые проживали вне его графства.
Неприятель обрушился на поредевшее войско англосаксов и разбил его... Альгар и шесть вождей английских пали. Немногие из молодого войска Суттона и Геденея, побросав оружие, спаслись бегством в близлежащем лесу. Оттуда ночью они, крадучись, пробирались в обитель Кройланд и с великим ужасом в словах и телодвижениях поведали аббату и монахам постигшее их бедствии. Святая братия только воротилась из заутрени. Перепуганный аббат послал проворных гребцов на лодке в лес, чтобы там они спрятали сундуки с драгоценностями и рукописями, которые успели собрать второпях. Спешить заставлял дым, поднимавшийся из окрестных деревень. Он оповещал о том, что норманны идут с огнем и мечом. Взяв с собой престарелых и детей, в надежде, что эти последние пробудят жалость в язычниках, аббат поднялся в верхнюю церковь, отслужил обедню и приобщился святых тайн. Надежды на милосердие врага не оправдались. Норманны ворвались, убили аббата у алтаря, изрубили мечами в ризнице приора, а субприора – в трапезной, умертвили всех монахов, предварительно пытая каждого, чтобы узнать о том, где спрятана монастырская казна? Не добившись желаемого от монахов, они взломали мраморные гробницы, сохранявшие тела святых. Там, кроме останков тел, ничего ценного не было. Обозленные неудачей, норманны зажгли церковь, в которой находились старики и дети, и монастырские службы.
Потом удалились, гоня за собой бесчисленное множество рогатого скота и лошадей. Подобное повторилось во многих других монастырях. Рубили всех, носивших монашеское платье; никому не было пощады, ни аббату, ни простому иноку. Все алтари были срыты, гробницы взломаны, истреблено большое собрание духовных книг и невероятное множество рукописей; похищено много разной утвари и ценностей, принесенных из окрестностей. Люди сносили все наиболее ценное, надеясь на безопасность и крепость монастырей.
Во избежание жестокого позора и осквернения от свирепых язычников игуменья девичьего монастыря Кольдингама, в графстве Варвик, святая Эбба, взяла клятву с монахинь, что они во всем будут следовать ее примеру. Они обещали. Тогда игуменья взяла бритву и отрезала себе нос и верхнюю губу до самой челюсти. Все поступили по ее примеру. Вид этих женщин, изуродованных, обезображенных, плавающих в крови, возбудил такое отвращение в пришедших викингах, что они тотчас оставили монастырь, но при выходе зажгли здания и сожгли всех монахинь, которые с их игуменьей уподобились мученической смерти.
Жестокости, творимые норманнами, заставляли англосаксов браться за оружие. Король Восточной Англии Эдмунд, храбрый и сильный юноша, потомок древнего саксонского королевского рода, прославляемый в летописях за христианскую жизнь, честность и кротость, вступил с норманнами в жестокую, кровопролитную битву 20 ноября 870 года. Его войско было разбито, сам он пал в бою.
Если полностью верить летописям того времени, то англосаксы, взявшись за оружие, не раз наносили викингам поражения. Но нет в тех летописях конечного положительного исхода выступлений, поскольку викинги продолжали покорять народы, графства Англии и Шотландии населяющие. Наверное, сказывались не только военная выучка и дисциплина, но и то, что вера в нордических богов Одина и Тора смелому в бою даровала райское бессмертие.
Норманны покорили всю Восточную Англию, надолго обосновываясь на захваченных землях. В следующем году они обратили свое оружие против Уэссекса. И хотя король Уэссекса Этельред с братом Альфредом храбро бились, нанося чувствительные удары захватчикам, но, в конечном счете, войну проиграли. Уэссекский король Этельред скончался от ран, полученных в сражении с норманнами. Королевство наследовал Альфред. Норманны заключили с ним мир в 872 году и обратили свои взоры на королевства Мерсию и Шотландию.
Король Мерсии Бургред бежал за море, в Рим, где и умер. Королю Шотландии Константину викинги отрубили голову.
У норманнов хватало ума, чтобы решить вопрос управления покоренными землями. Лучше всего переложить бремя управления на англосакса, держа его в постоянном страхе за жизнь свою. Так, в Мерсии королем они поставили природного англосакса Цеольвульфа с условием, что тот миролюбиво возвратит им Мерсию, когда они того пожелают.… А для верности дал бы заложников, обязался клятвою во всем повиноваться им и честно платить положенную дань. Для собирания ее Цеольвульф вынужден был обходить всю страну, у многих оставшихся поселян отнимать последнее, принуждать купцов отдавать все имущество, притеснять вдов и сирот и терзать невыносимыми муками монахов и священников, чтоб вынудить у них признание, где спрятаны церковные и монастырские сокровища. Подобные варварские поступки «англосакского» короля вызвали такое возмущение населения, что Цеольвульф был норманнами отстранен от власти и умер в великой бедности.
В Англию продолжали прибывать постоянно новые и новые войска из Скандинавии. Становилось ясным, что перемирию норманнов с королем Уэссекса Альфредом приходит конец. И действительно, в 874 году норманнские войска бросились со всех сторон на Уэссекс. Король Альфред, как пишут хроники того времени, приведен был в самое горькое положение: покинутый всеми, с немногими приверженцами, он блуждал по лесам и болотам Сомерсета, где нашел убежище в Этильнее, в болоте, где водилось много диких коз и других зверей. Это неприступное место ограждалось со всех сторон другими болотами и лесами; к нему вела только одна тропинка между двумя замками. Тут пробыл Альфред многие месяцы и жил только тем, что мог достать в торопливых набегах. Между тем норманны наводнили весь Уэссекс, захватили Южный Уэльс. Тогда множество англичан покинуло отечество и бежало за море на берега Франции.
В Девоншире, на реке Тее, находился тогда замок Кинвит, ныне сильно разрушенный. Он имел крепкие стены и был неприступен со всех сторон. Туда стекались со всех сторон те, кто не хотел жить под пятой норманнов. Норманны проведали о том и осадили его, но не могли взять приступом. Пришлось довольствоваться осадой, чтобы голодом и жаждой принудить осажденных к сдаче. В отчаянии, не имея другого выбора, кроме голодной или славной смерти, англичане однажды на рассвете сделали неожиданную сильную вылазку. Она имела успех. Норманнский вождь пал, большая часть его войска истреблена, остальные спаслись в лесах или на судах. Англичанам досталось и священное знамя Равен, вышитое тремя дочерьми шведских конунгов Ингвара и Олафа. Посередине знамени был изображен ворон, который, когда знамя несли в сражение, махал распущенными крыльями или опускал их неподвижно, в первом случае предсказывая победу, в последнем – поражение.
Этот успех оживил мужество англичан. Альфред вышел из лесов, служивших ему убежищем: народ обрадовался, увидев его; в короткое время король собрал многочисленное войско и направил его против основной силы норманнов – полчищ под начальством конунга Годруна.
Норманны раскинули стан на Браттоне, крутой и высокой горе, севернее Этандуна. Наверное, оценка воинских возможностей англосаксов была настолько низкой, что норманны спустились к подошве горы. Тут напал на них Альфред и одержал полную победу. Остатки разбитого войска бросились в лежавший поблизости замок. Король обложил его и целых две недели держал норманнов в осаде. Мучимые голодом викинги обещали удалиться из королевства Уэссекского, предлагали заложников; число и качество их предлагали на его выбор, не требуя таких же с его стороны. На подобных условиях они ни с кем еще и никогда не заключали мира. Альфред опасался довести их до отчаяния и согласился на перемирие. Спустя семь недель Годрун с 30 храбрейшими из своих людей пришел к Альфреду в Альре в Соммерсете и там принял христианскую веру, и сам Альфред был его восприемником.

Извилист христианства путь:
Еретики… расколы…
Пытают, на кострах их жгут…
И крестят слишком скоро!

Король представил вновь крещенному в правление Восточную Англию на тех же условиях, на каких владел ею король Эдмунд, так что Годрун должен был признать верховную власть Уэссекского государя. Границею между обоими королевствами были реки Темза и Лига.
Такого содержания был договор, заключенный между королями Альфредом и Годруном, с согласия мудрых англосаксонских мужей и всех жителей Восточной Англии: они скрепили его клятвою за себя и своих потомков, рожденных и не рожденных еще. Норманны были сильны в Нортумберленде и Восточной Англии. Альфред, не имея достаточных средств для их совершенного изгнания из Англии, и в радости, что спас свое наследное королевство, полагал позднее оставить их в мирном владении покоренной страною; он рассчитывал, что эти страшные войска, добывши себе недвижимую собственность и поселившись прочно в основанных ими государствах, будут вести жизнь спокойнее. Он хотел видеть в них друзей, нежели врагов. Его королевство на некоторое время получило отдых от дальнейших нашествий. Всего только пять лет мира, но как многое успел сделать король Альфред за это время, делая ставку на усиление военной мощи.
В 879 году приплыл сильный флот викингов, вошел в Темзу и зимовал в Миддлсекском графстве, но не рискнул вступить на земли Уэссекса. Другое войско викингов в 884 году прибыло в Англию из Франции; оно осадило Рочестер, поспешно стало строить укрепление у городских ворот, в других местах также делало окопы, но встретило сильное сопротивление у жителей города, храбро оборонявшихся до прибытия войска Альфреда. Викинги, узнав о продвижении войска короля Альфреда, вынуждены были снять осаду и воротиться на суда с такой поспешностью, что оставили пленных и лошадей, приведенных из Франции. Альфред в 886 году, после долгой осады, смог снова завоевать Лондон. Временно Англия и Шотландия могли вздохнуть свободно. То, что испытали англосаксы, пришлось позднее испытать Германии, Фландрии и Франции.






ФРАНЦУЗЫ ПРОСПАЛИ АНЖЕР, И НЕ ТОЛЬКО…

Долгое время викинги жили на острове в устье Луары, откуда постоянно делали набеги. Франция не была оставлена ими в покое. Фландрия и Аквитания подвергались грабежам значительно реже. Совершая набеги, викинги хорошо познакомились с местностью Анжера и поняли, какие выгоды представлял этот город и местность вокруг него для хорошей обороны. Анжер располагался на возвышенной местности, откуда хорошо просматривалась вся местность, он господствовал над округой, хорошо был укреплен: его ограждали высокие, построенные еще римлянами стены, и замок, лежащий на утесе, на берегу реки Мэн. Французы почему-то оставили без гарнизона это важное место. Викинги без потерь взяли город и замок и сделали из него свою главную ставку.
Вот когда французский король Карл Лысый проснулся. Предприятие викингов привело в ужас всю Францию, увидевшей, наконец, что враги утвердились посреди государства. Карл Лысый распорядился набрать воинов по всей Франции с такой настойчивостью, какую редко в нем прежде замечали. Чтобы застать норманнов врасплох, король велел распускать слухи о том, что его великое вооружение имело целью только Бретань. Поведение жителей Бретани, казалось соответствующим этим слухам. Бретанью правил тогда король Соломон, союзник и друг Карла. Он знал об истинном намерении государя Франции и действовал сообща с ним. Оба собирали войска. Затем, соединив их, они двинулись к Анжеру и осадили его. Они использовали осадные машины, как древнего образца, так и нового изобретения.
Норманны вначале спокойно смотрели на все то, что делают французы и даже осыпали их насмешками, показывая всем своим видом, насколько они презирают силовые возможности врагов. Но, оказалось, что французы на этот раз были преисполнены желания изгнать назойливых пришельцев. Атаки следовали одна за другой. Норманны скатывали на осаждающих огромные камни и отгоняли их. Тогда король Соломон начал отводить реку Мэн в широкий и глубокий ров, чтобы флот норманнов посадить на мель и овладеть судами, стоявшими на реке у подошвы утеса, на котором стоял замок. Это намерение несколько смутило норманнов: они находили себя не в силах помешать тому, но и не знали, возможно ли было осаждающим выполнить задуманное? Они отправили послов к Карлу и дали знать о своем намерении вести переговоры. Французское войско страдало от голода и было утомлено долгою осадой. Карл охотно пошел на переговоры. Норманны возвратили часть награбленной добычи и дали заложников для уверения, что они в назначенный день очистят Анжер. Карл Лысый со своей стороны обещал дать всем, желающим принять христианскую веру, позволение поселиться во Франции; прочим предоставлялось возможность оставить эту страну.

Откуда-то программа та пришла,
И злая воля мира не хотела.
Во Франции условия нашла –
Привычным викинги занялись делом.

Не правит судном, викинг на коне,
Трещат под топорами латы.
Кровь льется. Хижины в огне,
Приходит смерть и к бедным, и к богатым!

В то время как во Франции радовались избавлению от опасности, угрожавшей государству, в Бретани вдруг вспыхнул мятеж. Король Соломон был низложен и убит. Опасаясь ответных действий короля Карла Лысого, мятежники пригласили на помощь норманнов с берегов Луары. Беспокойства в Бретани еще продолжались, и норманны еще не покинули этих стран, как в сентябре 876 года вошел в Сену новый флот викингов, состоявший из ста судов. Карл Лысый к тому времени оказался увенчанный сразу тремя коронами, полученными после смерти племянников, Лотаря II, короля Лотарингии, и императора Людовика II. Иными словами, Карл Лысый становился королем Франции, Лотарингии и Италии с императорским саном. Карл, увенчанный тремя коронами, но неуверенный в силах своих, собирался купить у норманнов мир и склонить их оставить Сену. Но не успел. Смерть оборвала его намерения. Не успел решить «норманнский вопрос» и сын его Людовик Косноязычный. Ленивый и бездарный, он унаследовал от отца все его дурные качества. При жизни отца он не раз возмущался против него. В 856 – 867 гг. он был королём Нейстрии, а в 867 году Людовик получил Аквитанию, но был недоволен своим положением, потому что фактически управлял Аквитанией Бозон, любимец Карла. После смерти отца в 877 году Людовик, единственный из четырех сыновей Карла Лысого, переживший отца, короновался в Компьене. Новый король попытался заручиться поддержкой всех, кого только можно, раздаривая аббатства, графства и всё, что бы каждый ни попросил. И этим действиям косноязычие короля совсем не мешало. «Заика» вызвал недовольство части аристократии, чьи земли он раздаривал. Но, после трудных и долгих переговоров король согласился на условия вельмож. Однако Бернард, маркграф Готии, который правил на юге Франции, и, по словам летописца, «вёл себя будто король», после смерти Карла Лысого не признал коронации Людовика Заики, и в 878 году поднял против него мятеж. Усилиями Гуго Аббата, Бозона, Бернарда Плантвелю и королевского камергера Тьерри мятеж был подавлен, а Бернард утратил большую часть своих владений. Царствовал король «Заика» всего два года. В возрасте 33 лет, умирая, он оставил государство двум сыновьям Карломану и Людовику, которые царствовали вместе. Людовик Заика оставил память о себе еще и тем, что был первым французским королем, который не удосужился королевской усыпальницы в Сен-Дени.
Да ни военными, ни деловыми качествами короли Франции того времени не отличались.

Да разве викингов осилят
(Больна Французская земля)?
«Луи-Заика», «Простофиля» –
Потомки Карла короля.

Рождают ли надежду клички?
Заложена какая суть?
Правленье стоит сумм приличных –
Все разорение несут.


Не помогли и три короны,
(Да, если б было их и шесть?),
Повсюду каркают вороны,
Жиреют птицы – есть, что есть!

А в чем беда? – ответа нету.
У королей гнилая кровь.
И ищут жен по белу свету,
Кляня и чувства, и любовь!

И трудно, и утомительно перечитывать летописи тех времен. Они полны отчаяния, трагизма. По всем рекам Франции и Германии двигались десятки норманнских кораблей, ища себе поживы. Способность быстро объединяться в большие воинские соединения, высочайшая дисциплина, клятва поддерживать ценой жизни дружбу, презрение к жизни своей и чужой, отличное вооружение, способность быстро создавать военные укрепления, делали их чрезвычайно опасными. Не находя способов борьбы с пришлыми врагами, местные феодалы пытались откупиться от врагов ценностями.
Так, французский король Карломан, отчаявшись силой оружия одолеть этих храбрых и привычных к войне людей, вынужден был вести с ними переговоры и, подобно своим предшественникам, купить деньгами отступление норманнов. Он заплатил им 12000 фунтов лучшего серебра. Норманны обещали не тревожить его государство в продолжение 12 лет. Потом сожгли свой стан, очистили Амьен и удалились. Карломан долго следовал за ними издали с войском, чтобы лично удостовериться в их отступлении.
Но вскоре, в декабре 884 года, Карломан был, по несчастью, ранен своими же людьми на охоте за кабанами и после немногих дней умер. Королем Франции, по выбору французов, стал тогда Карл Толстый, император и король Италии, соединивший на себе две короны Карла Великого. Ожидали, что такое великое могущество, соединившее в одном лице короны трех самых значительных государств континентальной Европы, избавит империю от опасности сделаться добычею норманнов. Но для действительной силы нужно нечто более могущественное, чем три блещущих золотом и драгоценными камнями королевские короны. Карл несколько раз посылал из Франции и Рейнских земель войска против норманнов. Норманны насмехались, видя перед собой королевские войска.
«Зачем сюда пришли вы? – спрашивали их викинги. – Вам совсем было не нужно приходить к нам, долго шагая по неровным дорогам. Мы хорошо понимаем, что вам так хочется, чтобы мы опять навестили вас, но мы и сами думаем сделать то же самое без вашего приглашения».
И действительно, вскоре они вторглись во Францию, утверждая, что делают это, не нарушая законов, ведь вели они переговоры с королем, а не с народом, поэтому и не считают себя обязанными в отношении к преемнику по тому договору, который они заключили с его предшественником.
На этот раз они проникли до Руана и переплыли Сену на небольших лодках, найденных на речном берегу, потому что их флот еще не прибыл. На расстоянии двух французских миль Сена была уставлена судами викингов; было этих судов до семи сотен, а число норманнов – до 40000. Покорение всей Франции было их очевидным намерением. Его успех больше всего зависел от взятия Парижа. Неизвестно, какая участь ожидала страну, если бы достался им этот хорошо укрепленный город, и они со всеми силами приобрели б твердое и надежное место посреди государства. Для Франции дело шло о войне на жизнь и смерть. Казалось, что с обеих сторон напрягали все силы после стольких разбоев и кровопролитных сражений за долгий период времени, под конец великой военной драмы, разыгрываемой норманнами во Франции.
Обороной Парижа руководили: Эвдо, граф Парижский, сын Роберта Сильного, и Гослин, епископ Парижский, оба неустрашимые, храбрые люди, твердые характером.
Норманнским войском начальствовал Сигфрид с титулом короля, но без королевства. Много было и других королей в этом войске: каждый начальствовал своим отрядом, но все признавали главнокомандующим Сигфрида. Как ни были норманны независимы в образе своих действий, охотно подчинялись воинскому порядку и слушались верховного вождя, зная, что это главное условие победы.
Спустя два дня, с прихода норманнского войска Сигфрид повел переговоры с епископом Гослином: желал свободного проезда в верхние пределы королевства, обещал не делать никакого зла городу, говорил, что питает полное уважение к епископу и графу Эвдо, но прибавлял, в виде предостережения, чтобы они приберегли себя и своих людей. Епископ отвечал, что император поручил ему оборону города, и он не позволит причинить никакого вреда его государству. Тогда Сигфрид грозил стрелами принудить его к сговорчивости. Немногие крепкие города могли противиться норманнам; внезапным нападением, страхом, их предтечею, хитростью и отважным приступом, часто также голодом и жаждою, они, без всяких осадных орудий, покоряли и разрушали города, укрепленные лучше Парижа. Раздраженные отказом епископа, норманны решились взять город силою; на рассвете следующего дня со стрелами и метательными орудиями напали на башню, на краю большого моста, на правом берегу Сены.
Я не люблю описывать батальные сцены. В описаниях всегда пытаются уделить особое внимание героическому, воистину, прославляются, пусть и невольно, животная сила и жесткость. Я предлагаю взглянуть с другой стороны: слабой, страдающей, когда бессилие выражается обреченностью, ожиданием мучительного перехода в вечность!
Мне знакомо это чувство. Я его испытал дважды, леденящее чувство страха смерти, когда видишь оскаленные в злобе лица врагов, вооруженных, в то время, когда у тебя нет никакой защиты. Нет возможности ни спрятаться, ни убежать! Поэтому я предлагаю читателю взглянуть своими глазами, на описания летописцев:
…Бой был жестокий; епископа Гослина ранили; только к вечеру норманны прекратили нападение и вернулись на суда, таща с собою убитых. Но на другой день усилия удвоились, еще сильнее стало желание овладеть башней: пускали множество стрел, бросали камни пращами и баллистами, пробивали дротиками деревянные укрепления. На этот раз не повезло им ни в чем. Они сделали себе неприступные крыши из сырой кожи и под их защитой добежали до подножья башни, чтоб подкопать ее. Осажденные лили на них кипящее масло, воск, смолу и принудили оставить это намерение. Норманны нападали раз за разом, разбивая дубинками основание башни; сверху сыпалось на них разное оружие: их шлемы были унизаны стрелами, расписанные щиты, большие и малые, звенели от беспрестанно падавших на них камней, но осаждающие продолжали работу, прорубили отверстие и готовились ворваться, как вдруг сверху башни обрушилось на них такое множество камней и других тяжестей, что за один раз было раздавлено шестьдесят человек. Это положило конец нападению, и французы поспешили заделать пролом. Верхняя часть башни была деревянной. После напрасных усилий против каменной башенной стены норманны набросали под ней огромную поленницу дров и развели огонь, чтобы поджечь деревянную часть. Но проливной дождь потушил пламя и помог усилиям осажденных уничтожить пожар.
Парижанам удалось отстоять тогда свой город, чего не скажешь о северной части страны. Раздираемая внутренними смутами, Франция, казалось, была обречена. Чего можно было ожидать от правителей, носящих пышные титулы, а на самом деле трагически жалких, ну, скажем таких, каким был Карл III «Толстый», носящий три королевские короны: Франции, Германии, Италии. Раб придворных партий, страдающий от чудовищных головных болей, доводящих его до сумасшествия, он до такой степени лишился уважения к себе со стороны подданных, что в ноябре 887 года, в Трибуре, его объявили неспособным далее царствовать. Тогда все его покинули, и повелитель трех великих государств, носивший все короны Карла Великого, умер бы с голода, если бы не сжалился над ним архиепископ Майнцский, Лиутберт, назначивший ему на содержание некоторые поместья. Карл был счастлив, получив возможность прилично питаться, только счастье оказалось непродолжительным, и он через несколько месяцев умер.
Впрочем, задача моя состоит не в том, чтобы осветить все подробности сражений, ведущихся с норманнами. Остановимся на том, что приходит время, когда следует мечи отложить в сторону и сесть за стол переговоров.
Результатом таких переговоров, явилось появление больших территорий на карте Франции, где право власти было закреплено за норманнами, те, в свою очередь, стали считаться вассалами французской короны. Графство Анжу и герцогство Нормандия – плоды завоеваний викингов. И они, как ни странно, являлись звеньями цепи, объединяющей народы. Мало того норманны влили свежую кровь в то сословие, которое издавна называлось всадниками, начиная с древнего Рима, хотя во времена средневековья, оно намного изменило свою сущность. Норманны во Франции и Англии растворились в массе аборигенов, приняв и язык и веру их.
Осуждая англичан и французов в неудачах, преследующих их в войне с викингами, не следует забывать, что от поражений не застрахован даже тот, кто был признан удачливым воителем. И Русь не является исключением из этого правила.

НА РЕЧКЕ КАЛКЕ ЛЕГЛИ РУСИЧИ ВПОВАЛКУ!

Весной 1223 года тридцатитысячный отряд татаро-монголов под предводительством полководцев Джебэ и Субедэя, совершавший разведывательный поход в Восточную Европу, вышел в половецкие степи и разгромил одну из кочевавших там половецких орд, остатки которой в панике бежали за Днепр. Половецкий хан Котян обратился к зятю своему Мстиславу Удалому, правившему в Галиче, с просьбой о помощи. Совет русских князей, не долго думая, решил помочь Котяну, хорошенько проучив непрошенных «гостей», а заодно и поживиться теми богатствами, которыми монголы загрузились, покоряя на пути своем народы. Поход к Днепру был начат в апреле 1123 года. Во главе полков стояли три старших князя русской земли, три Мстислава – Киевский, Черниговский и Удалой. Были под ними князья средней руки. Среди них находился и Даниил Романович. Князь Волынский был молод, горяч, физически крепок, красою не обиженный. Это был его первый серьезный поход. На 17-й день похода сразу же после переправы через Днепр русские войска столкнулись с авангардом противника, преследовали его семь дней, а на восьмой день вышли на берег реки Калки (ныне река Кальчик, Донецкая область Украины). Здесь Мстислав Удалой с дружинами сразу же перешел Калку, оставив Киевского и Черниговского князей на другом берегу. 31 мая 1123 года на реке Калке произошла битва между основными силами татаро-монголов и русскими полками. Натиск дружины Мстислава Удалого, едва не прорвавший ряды кочевников, не был поддержан другими князьями, и все атаки русских были отбиты. Мало того, половецкие отряды, не выдержав ударов монгольской конницы, бежали, расстроив боевые порядки русского войска. Татаро-монголы ворвались в расположение главных сил князя Мстислава Удалого, произошло ожесточенное и кровопролитное сражение. Русские ратники отчаянно защищались, но были разбиты. Оставшиеся в живых воины стали отступать за Калку. Бросившись за ними в погоню, татары разбили и полк Мстислава Черниговского. После чего принялись и за войско великого князя. Лагерь Мстислава Киевского, сильно укрепленный, татаро-монгольское войско штурмовало три дня и смогло взять его только хитростью, когда князь, поверив обещаниям Субэдэя, прекратил сопротивление. В результате Мстислав Киевский и его окружение были зверски уничтожены, Мстислав Удалой бежал. Потери русских в этой битве были очень велики, из воинов домой вернулась только десятая часть. Войско Джебе и Субэдея, разгромив на Калке ополчение южных русских князей, вошло в Черниговскую землю, дошло до Новгород-Северского и повернуло назад, неся повсюду страх и разрушение. Главным виновником поражения долгое время считали Мстислава Удалого (Удатного).

Скажем, князь Мстислав Удатный –
Был воитель хоть куда,
Знал побед немало ратных,
Поражений – никогда….

Бросив русичей в беде,
Задыхаясь от позора,
Через Калку по воде…
Зайцем мчался от монголов.

Однако прежде чем осуждать такого известного когда-то полководца, ради самой объективности, рассмотрим случившееся так, как рассматривалось бы дело по обвинению человека в самом серьезном преступлении. И обвинителем, и защитником будет время то, в котором все это происходило. Много времени прошло с той поры, кое-что и подзабыли потомки, что и как тогда происходило; знают из художественной литературы. В неудачах того похода обвиняют Мстислава Удатного, князя Новгородского, Торопецкого и Галицкого, стольный город которого находился в городе Галиче. Год рождения князя не известен. Скончался он в 1228 году, через пять лет после событий, инкриминированных Мстиславу, не сложил голову на поле брани, а умер в постели, окруженный родными и близкими.
Князь обвиняется историками в том, что, участвуя в походе, организованном русскими князьями по великой просьбе куманов (половцев), бежал с поля боя и при этом проломил днища лодок, чтобы задержать преследователей, но этим действием воспрепятствовал спасению бежавших вслед за ним русских людей ратных, ищущих спасения от монголов. Те настигали безлошадных, безоружных и рубили. Только малой части русичей удалось вплавь перебраться через реку. Многих уже в воде настигали стрелы монгольские.
Осуждая Мстислава, никто не подумал над тем, что на оставленных неповрежденными лодках и монголы переправиться через речку могли, а затем, не встречая сопротивления, навалились бы на Русь, неподготовленной к отпору неприятеля. И потом, опять же напомню всем, что не един был Мстислав Удалой, когда днища лодок топорами рубили, с ним был и князь Даниил Волынский, и Мстислав Рыльский, и Курский, и другие князья»…
Возможно, что Мстислав Удалой своим поступком спас тогда не только отечество свое. Опыта военного ему было не занимать. Он один из тех, кто имел немалые заслуги перед Русью. Он участник Липицкой битвы, участник множества других сражений, из которых всегда выходил победителем. Слава о мужественности этого человека шагнула далеко за пределы Руси. Знали о ратных подвигах Галицкого Мстислава даже темники монгольские – полководцы Субедэй и Джебе. Великим желанием Джебе было лично поднести в подарок Чингисхану голову знаменитого русского князя.
Монголы, идя на Русь, многое знали о ней. В отличие от русских, у них хорошо была налажена разведка. Купцы, посещавшие Русь с восточными товарами, все, до единого, служили разведчиками у монгольского кагана. Вторым источником, более свежим по времени, были сведения, добытые у захваченных пленников.
У желающих обвинить князя, возникает закономерно еще один вопрос: Если таким талантливым представлен князь Мстислав Удалой, то почему так бездарно была проиграно сражение монголам, при том условии, что числом русские совместно с половцами не уступали противнику, а втрое превосходили его? Предоставим ответить на него самому князю Галицкому, мысленно переместив его в наше с вами время.
Итак, перед нами Мстислав Удалой, мужчина высокого роста, крепкого телосложения с рубцом на правой щеке, с гривой русых волос, стянутых на лбу полоской шелковой ткани, безразлично пожав плечами, говорит уверенно и спокойно: «Если уже говорить об истинной причине того поражения, которое ввергло Русь в уныние, то она была не одна, а множество. Главная причина в том, что не было среди нас единоначалия. Напомню о том, что отправлялись в поход три русских полка. Во главе их стояли – я, князь Галицкий, да со мною Мстислав Черниговский, да Мстислав Киевский, князь Великий. Не, похваляясь, скажу о том, что среди нас самым опытным в воинском деле был я. Но разве мог пойти ко мне в подчинение Великий князь Киевский? Да у него желчь разлилась бы по всему телу, поступи он так? А Мстислав Черниговский, спесью превосходивший князя Киевского, мог поступиться значимостью своею? Да он спал в своем Чернигове, и во сне видел себя Великим князем, стоящим над всею Русью! А, что уже говорить о половцах, союзниках наших в том походе, если они во время боя напоминали реку полноводную, вышедшую из берегов, катящую воду куда попало? Половцы хороши в преследовании бегущего врага. Кони у них тонконогие, жилистые, быстрые, сабли легкие, острые… Разве можно русскому князю руководить половцами, если с ними не может управиться сам хан половецкий? Одно могу сказать, что действовали мы разрозненно, полагаясь каждый на свою дружину! А монголы соблюдали строгую дисциплину.
И в подвижности мы уступали монголам. Наши обозы, состоящие из множества подвод, частью груженых провиантом, а частью пустых, рассчитанных на добычу, растянулись на многие версты. Это требовало значительного количество воинов для охраны их и сковывало продвижение наше. Я привык к стремительности движения, к внезапности нападения. Ошеломить врага внезапностью нападения – уже наполовину выиграть битву – так было на Руси. У реки Калки мы встретили иного врага, нам совсем незнакомого…
Дисциплина всегда была слабым местом русского человека. Могли ли мы знать о той железной дисциплине, которая господствовала среди монголов, установленная их каганом Чингисханом? «Люди длинной воли», как называли себя родовитые монгольские нойоны до прихода к власти Чингисхана, попав под власть его, могли только мечтать о прошлом старом порядке, когда властвовали произвол, безобразия, неверность обязательствам. Чингисхан навел железный порядок. Смертная казнь ждала всякого предателя, обманувшего доверившегося ему. Причем простым людям просто отрубали голову, ставя того на колени. Людям высокого положения ломали хребет.
Смертная казнь полагалась за неоказание помощи боевому товарищу. Скажем, каждый монгол, встретив соплеменника в пустыне, был обязан предложить ему попить и поесть. Не сделавшего этого ждала смертная кара по обвинению в убийстве. Действительно, путник, не имеющий возможности подкрепить силы, мог умереть!
Множество неприятностей ожидало монгола, не выполнявшего законов кагана. Смерть ждала и того, кто не поднял лук или колчан со стрелами, утерянный ехавшим впереди. Это приравнивалось к неоказанию помощи. Смерть за убийство, блуд мужчины, неверность жены, кражу, грабеж, скупку краденого, троекратного невозвращение долга и многое другое. Представляете, что ждало нарушителя дисциплины в походе и бою?.. Мог бы я добиться такой дисциплины в своей дружине? Я повторяю многократно: нет, нет и нет!
Такой дисциплины, как и наказаний, лежащей в основе ее на Руси никогда не бывало. Хотя, должен сказать, что нарушение воинской дисциплины и у нас наказывалось смертью. Только прибегать к ней приходилось редко. Но, если среди русских воинский строй, в какой-то мере, соблюдался, то среди половцев, составляющих по числу большую часть войска, идущего в поход, и понятия о дисциплине не было, там действовали желания, и только! Учесть следует и то, что на своей, родимой земле, русские бьются отчаянно, не щадя живота своего! Совсем иное дело, когда все происходит вдали от родины. Ведь цель-то становится иной – добыча, пожива! Не забывайте, что мы, русичи, в том походе только и думали о величине добычи, захваченной у монголов, а она, по нашим предположениям, должна была быть огромной, поскольку при своем движении монголы ограбили многие народы. Этим и объясняется величина припасенного нами обоза. У меня было в отличие от других участников того злосчастного похода время для того, чтобы глубоко поразмыслить над причинами поражения нашего. И главная заключается в полной несогласованности наших действий. Мы не знали военной тактики монголов, во многом отличающейся от нашей. Мы не ведали того, что монголы прежде, чем вступить в сражение, стараются посеять ссору среди противника, посылая туда специально обученных лазутчиков. Мы незнакомы были и с иными азиатскими уловками. Мы действовали всегда прямолинейно, открыто.
Разве могли мы знать о том, что накануне сражения монголы посеяли среди половцев слухи о том, что русские вступают в тайный сговор с «татарами», чтобы уничтожить и полонить куманов… Кстати, сами монголы себя никогда татарами не называли. Слово «татары» рождено китайцами. Татарами называли в то время они всех живущих на территориях севернее Китая.
Мне и до сих пор неясно, почему половцы поверили тогда монголам? Русские всегда твердо соблюдали договоры и обязательства. Кроме того, многие из нас были связаны с половцами родственными отношениями. Скажем, моим тестем был половецкий хан Котян. Я жизнью обязан подарку тестя – великолепному коню, скакуну. Это он вынес тогда меня из гущи врагов. Я помню, как он плыл за лодкой, когда я на ней уходил от погони!..
Трудно забыть то, чему я был не просто свидетель, а самый активный из участников.
У меня и не было в жизни иных занятий, кроме сражений – заметил невесело князь, после небольшой паузы,- если и останавливает память меня на мелких событиях, то они мелкими кажутся другим, а не мне. Не могу я, скажем, забыть про славных витязей русских, сложивших голову свою в той битве на Калке. Ведь среди них были и те, кого считали гордостью Руси! Как мне забыть ростовского богатыря Алешу Поповича и его верного щитоносца Торопа? Как забыть Добрыню Никитича – «Золотой Пояс»? Как забыть других суздальских, муромских, рязанских, пронских богатырей северных русских земель? Только один Илья Муромец уцелел, не было его при Калке, в Киеве на богомолье остался… Никто и не упрашивал, чтобы он участвовал в походе том. Думали богатыри, что и сами с врагом справятся. Будь иначе, Илья тоже б голову там сложил, верный ряду-сговору северных богатырей земли Русской. Пали иные богатыри, верные «ряду» своему, слову князю Киевскому данному.
Собрались как-то зимой, когда землю густо снегом укрыло, замело все пути-дороги, в славном городе Ростове, красном городе земель северных они, служившие у разных князей дружинниками, на Совет. Все говорили о том, какое неустроение царствует на земле русской, что князья между собою не ладят и, на радость ляхам, половцам и иным иноземцам, посылают дружинников и иных своих людей побивать друг друга. На том Совете и был «положен ряд» – ехать им всем в древнюю мать городов русских Киев и там служить только единому великому князю Киевскому. Вот так-то, находясь на службе у Киевского, они и в походе оказались! Смерть приняли не потому, что монголам в мастерстве ведения боя уступали, а потому, что так сама судьба распорядилась. Верные слову своему, они не пошли за мною, а при Киевском великом князе Мстиславе остались».
А теперь предоставим слово истории самой, словами историков изложенной, где говорится о полку Киевского князя великого: Мстислав киевский со своим полком стоял на невысоком холме, откуда был хороший обзор местности. Место было выбрано неудачно, на большом удалении от реки, что дало возможность монголам взять киевлян в кольцо окружения. Монголы из луков обстреливали русских, и ряды киевлян заметно редели. Молча и ожесточенно бились русские, возведя вокруг себя заграждение из телег, как это было принято делать в походах. Монголы не знали, как выманить врагов на свободное пространство. Пытались подпалить телеги, но это не удавалось. И русские лучники доставали монгольских храбрецов. Приблизиться было тоже невозможно, русские поражали смельчаков топорами на длинных древках. Время шло, и монголы пошли на хитрость. Они предложили мир на почетных условиях: русские разоружаются и отправляются домой.
«Мы, – говорили монголы. – С русскими не воюем. Наши враги – половцы. Покоритесь нам! Отдайте ваше добро. Мы в пути к вам поиздержались. Ни одна капля крови вашей не прольется из ваших тел. В этом клятву даем от имени бога войны нашего – Сульдэ.
Может быть, и не согласились бы на эти условия русские князья, но за трое суток сражения, жажда стала просто невыносимой. Вот, что значило отойти далеко от реки, несущей живительную влагу. И они отдали приказ своим воинам разоружаться. Когда безоружные воины покинули свой стан из повозок и, радуясь свободе, двинулись в сторону реки, монгольские всадники накинулись на них и стали рубить. Такую смерть приняли и былинные богатыри земли русской.

Великий князь, но, чем велик?
Не силой и не славой.
Вот почему в бою он сник!
Кто сильный, тот и правый.

Совсем иная смерть ждала сдавшихся врагу русских князей. Их монголы пригласили на свой пир. А там, связав их, повалили наземь, и, накрыв их досками от русских же телег, уселись поверх пировать. Придавленные задами пирующих монголов, раздавленные тяжестью, князья еще некоторое время проклинали монголов. Проклятия и стоны неслись глухо из-под досок, заглушаемые хохотом монгольских воинов. Потом стоны затихли. Среди погибших был и великий князь Киевский Мстислав Романович.
Кстати, монголы клятвы своей не нарушили, – они не пролили ни капли княжеской крови. Откуда русским князьям было знать об особенностях мышления азиатов? Будь так, не попались бы они в расставленные монголами сети!
Князь Мстислав Черниговский не стал вступать в бой с монголами, приказав отступать по степи. Даже арьергардного заслона не поставив. Монголам легко было настигать утомленных пеших русских воинов и рубить саблями.
Те воины, которые успели добежать до воды, наткнулись на изуродованные лодки. Что оставалось делать, как ни бросаться в реку, надеясь на возможность одолеть водную преграду. Монголы, стоя на берегу, доставали их стрелами из своих дальнобойных луков.
Лодки были изуродованы по приказу Мстислава Удалого – это факт исторический. Но он был продиктован той военной обстановкой, которая тогда сложилась…
Но тут следует опять передать слово самому князю Галицкому, без этого не определить степень вины его.
Мстислав: «Я не виновен в поражении том русских воинов. Я мог только рассчитывать на свою дружину, но она была невелика в сравнении с тем, с чем ей довелось встретиться. К тому же мои воины тоже стали жертвами обмана. Двигаясь за отходящими, не вступающими в битву монголами, встречая на пути брошенные ими груженые скарбом подводы, у них и у меня, сложилось мнение, что они бегут от нас, бросая добро свое. Следуя за ними, я увлекся и… Откровением для меня стало их внезапное появление на пути моем. Ряды за рядами, сверкая доспехами и шлемами, бесчисленное множество их, не двигаясь, ждало меня. Я понял, что зарвался. Отступать мне было некуда. Собрав в единый кулак своих воинов, я бросился на врагов, желая дорогою ценой, заставить врага оплатить мою жизнь. И кто знает, что произошло бы, если бы не вчерашние союзники, половцы тяжкой волной, ударом с левого фланга, обрушились на меня. Дружина моя была поглощена массой человеческих и конских тел. Что оставалось мне делать? Только спасаться бегством! Моему примеру последовал и молодой князь Даниил Романович. Жизнью я обязан был резвости ног моего коня. Я понимал, что не оставляю надежды тем, кто следует за мной. Но, как говорят: «Своя рубашка ближе к телу», и я приказал рубить днища остальных лодок, чтобы ими не воспользовались монголы. Передо мной лежала русская земля, не знавшая об исходе битвы, не ведавшая об особенностях действий врага. Я должен был подготовить людей к их встрече! По счастью монголы тогда не двинулись на Русь».
Не судим был князь Мстислав, но оказался осужденным, Приговор предстоит вынести читателю. Ведь он главный судья на этом процессе! Только следует знать о том, что пути Господа не понять человеку, как и замыслы его. Это относится к тем, кто пытается национальность увязывать с историей давней, пытаясь отмежеваться от тех, кто на сегодняшний день по замыслу врагом должен стать. Напомню о том, что матерью Александра Невского, кого не слишком часто поминают на Украине, была Феодосия Мстиславна, дочь Мстислава Удатного, прямого потомка князя Мстислава Великого.

ЗА ПОРАЖЕНИЕМ
ОБЯЗАТЕЛЬНО УНИЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

После сражения на Калке прошло 13 лет. Русь оправилась от поражения и стала забывать о том, что и как там происходило близ берегов проклятой речки? Монголы не появлялись. Те из князей, кто уцелел тогда, был тогда постарше да поопытнее в мир иной ушли. Те, кто был тогда молод и уцелел, бежав от монголов, в силу вошли. И Мстислав Рыльский, и Даниил Галицкий и предполагать не могли, что им вновь придется встретиться с теми, от которых они позор поражения испытали. На этот раз монголов вел внук Чингисхана Бату-хан, называемый на Руси Батыем.
Киевская Русь давно распалась, те князья, которые посильней были, сами себя объявляли великими. Сил у такого великого на поверку оказывалось мало. Ведущиеся беспрерывно войны между русскими князьями делали Русь слабой и уязвимой. Монголам особого труда не составляло поодиночке расправляться с ними и продвигаться на запад. Первыми удар монголов пришлось испытать Рязанской земле. Прибывшим монгольским послам с требованием покорности и дани, рязанские князья гордо ответили: «Убьете нас – все будет ваше!» Так и произошло. Гордый ответ – при великой слабости. Рязань, встречая монголов, еще не оправилась от тех разрушений, которые ей причинил суздальский князь Всеволод Большое Гнездо. Никто из соседних князей не пришел помочь. Храбро бились люди рязанские, но уступали и числом, и умением. Пала Рязань. Остались пепелища и разрушения да кучки бродивших обездоленных людей. Научила ли гибель Рязани чему-то русских князей? Они остались такими же беспечными и надменными, как были прежде. Князь Владимирский Юрий Всеволодович был неважным полководцем, о чем свидетельствовала неудачная битва при Липице, в которой он потерял до 9 тысяч воинов, но оказался еще и бездарным политиком. Его бездарность и беспечность здорово обошлась граду Владимиру и всей Владимирской земле. Великий князь Владимирский не нашел ничего лучшего, как покинуть столицу свою, оставив в ней незначительный гарнизон и отправиться на берега реки Мологи под предлогом собирания войска. Там, считая себя в полной безопасности, воины русские устроили грандиозную попойку. Упившись, они улеглись спать-почивать, не выставив ни дозоров, ни охранения. Может быть и миновала бы беда русских воинов, если бы не случай. Неподалеку от стана княжеского у слияния рек Сити и Мологи дорога проходила, и по ней двигался крупный отряд монголов, возглавляемый темником Бурундаем. На беду русских темник услышал пьяные выкрики. Монголы внезапно обрушились на русское войско, неспособное организовать отпор. Все русичи во главе со своим князем погибли. Пал и Владимир, хотя владимирцы стойко сражались. Голова князя Юрия Всеволодовича, водруженная на кол, мертвыми глазами смотрела, как монголы насиловали его жену Агафью. Долгими зимними ночами дивилась она, глядя на разрушенный обезлюдивший город.
Далеко от Рязанской и Владимирской земель Галич находится, а в нем княжит Даниил Романович, носящий на груди своей отметину монгольского оружия, полученной в битве на Калке. Князь Даниил понимал, что, наведавшись на Русь один раз, монголы попытаются сделать это еще раз. Понимал он и то, что спорящие по каждому пустяку русские князья – плохие помощники ему. И он решил заручиться поддержкой Запада, тем более что к нему наведался папский легат из Рима, предлагавший эту помощь, при условии принятия им католичества. И Даниил изменил вере предков, утешая этот действо создавшейся необходимостью. Слухи о продвижении монголов уже достигли его ушей, но он надеялся на то, что так глубоко монголы забираться не будут. Узнал от лазутчиков князь Галиции и Волыни и о том, что Черниговский князь Михаил Всеволодович, являвшийся на ту пору и Великим князем Киевским, велел убить посольство хана Батыя. Совершив убийство послов и, понимая, что такой поступок вызовет ярость Батыя, Михаил Всеволодович со своим сыном бежал в Польшу. Киевский престол был свободен. «Почему бы его не занять?» – решил князь Даниил. Оказывается, не одному ему пришло в голову такое решение. Его опередил князь Смоленский Ростислав. Поведение смоленского князя возмутило Даниила Романовича, и он пошел с войском своим на Киев. В небольшом сражении Даниил разбил смоленского князя и пленил его. Таким образом, перед вторжением Батыя в земли Юго-западной Руси Великим князем Киевским стал Даниил Романович Галицкий. Оставаться в Киеве он не стал. Поручив своему посаднику тысяцкому Дмитрию Киев, Даниил вернулся в Галич. Посаднику и пришлось встречать хана Батыя. Битва за Киев оказалась яростной. Русские сражались, не уступая татарам. Чудеса храбрости показал сам тысяцкий Дмитрий. Но сила большая переломила силу меньшую – Киев пал. В числе невеликом пленных был и раненый посадник. Батый пощадил за проявленную храбрость тысяцкого. Тот стал его советником. Дмитрий рассказал Батыю о Данииле Романовиче. Мало того, он и стал проводником татар, поскольку те дорог в Галич не знали. Татарская конница предпочитала степи. Взяты и разгромлены были многие города в Галицкой и Волынской земле, основные силы Батыя затем устремились в Венгрию, другая часть в Польшу. Разгромлены войска венгерского короля, взята его столица Пешт, разграблен Краков. Пылали польские селения и города. Впереди была Чехия и поражение части монгольского войска от чехов. Ослабленные, но еще опасные для Руси орды Батыя отошли на Волгу, где он основал свою столицу Сарай.
Через некоторое время тумен татарского военачальника Куремсы вновь двинулся на Волынь. В нескольких сражениях он был разбит Даниилом. Но эта победа не оттолкнула татар. Более опытный в битвах Бурундай разбил войско князя Галицкого. Двигаясь дальше на Литву и Польшу, чтобы не задерживаться в Галиции, Бурундай временно примирился с князем Галицким, приказав снести оборонительные стены со всех городов и крепостей Волыни и Галиции. Ничего не оставалось делать Великому князю Киевскому, Волынскому и Галицкому, как выполнить то приказание, а также принять участие в походе Бурундая на литовцев.
Разочарование Даниила поведением папы римского было велико. Смена религии не помогла князю, обещание папской помощи оказалось пустым звуком. Но звук тот надолго отторгнет многих жителей Юго-Западного края от веры православной…

ЗА РУСЬ КРАСНУЮ ЧАШУ ПОЗОРА ИСПИЛ

Пришло повеление князю Даниилу Галицкому явиться в Сарай. Отказаться? Означало бы гнев великий Батыя. Слишком опасно ослушаться. Прихода тогда монголов не избежать. Не устоят ни Волынь, ни Галиция. А явиться туда самому, означает ли спасение? Скажем, явился в Сарай по приказу Батыя Мстислав, князь Рыльский, и был зарезан, как баран. Чем не угодил Рыльский хану? Как самому не попасться, не зная обычаев татарских? Как унизиться, да не потерять чести? Долго ломать голову князю не приходилось, время поджимало. Батый не привык ждать. Оседлал коня князь, с женой, детьми простился, и в сопровождении небольшого числа воинов отправился в неизвестное, уповая только на Божью помощь.
Вот, что говорится в летописи галицко-волынской: «В год 6758. Когда Могучий прислал посла к Даниилу и Васильку, бывшим в Дороговске, говоря: «Дай Галич!». Даниил сильно опечалился, ибо не укрепил городов своей земли и, посоветовавшись с братом своим, сам поехал к Батыю, сказав: «Не отдам половину отчизны своей, поеду к Батыю сам …».
Не близок свет, ехать в Сарай, долог и труден путь. Сначала шел он по земле Галиции и Волыни, и душа терзалась княжья, видя города свои лишенные главного украшения своего – стен. Обнаженные, серые, печальные, с жизнью, едва теплящейся в них, встречали они князя. Хотелось, голову склонив, не поднимать ее, чтобы не встречаться со взглядами подданных вопрошающих. Потом пошли земли Киевского княжества. Здесь чаще были видны следы разрушений и пепелищ на местах бывших когда-то селениями.
А вот и сам Киев, похожий на нахохлившуюся курицу. Земляной вал окружал его, стен нет. Но не виновны в том татары. Пояс с города снял перед тем князь Андрей Боголюбский, так что татарам не пришлось при штурме использовать стенобитные орудия. Молебен в Софиевском соборе, ночной отдых, завтрак легкий и снова в путь, до Переяслава. Короткая встреча там с темником татарским Куремсой, давшем князю Галицкому проводника, и опять движение на восток.
Неделя пути, и Сарай показался. Нет, это не стольный город, который привыкли глаза видеть. Повсюду кибитки и шатры. Где-то они стоят рядами, образуя подобие улиц, где-то образуют беспорядочные скопления. И масса людей в постоянном движении. Там монгол чистит коня, там чинит сбрую. У входа в шатер хана пылают два костра, огонь в которых постоянно поддерживается. Спешившийся князь Даниил, оставив в стороне своих дружинников, оставив оружие свое, проходит между костров. Монголы полагают, что огонь и дым костров отгоняют не только злых духов, но и злые мысли, способные зародиться в голове посещающего хана. Чтобы пройти внутрь шатра, следует низко склониться под краем полога, заменяющего дверь. Батый встречает гостя сидя на кипе одеял и подушек. Став на колени, Даниил Галицкий отвешивает земной поклон, лбом коснувшись земли. По знаку хана поднимается, смотрит прямо в глаза Батыя. Тот говорит обыденным неторопливым тоном. Толмач переводит:
«То, что раньше у меня не был, это плохо. Сейчас пришел – это хорошо! Хорошо, что прибыл своей охотой, часть испытания прошел. Пьешь ли ты наше молоко, кумыс кобылий пьешь ли?»
– До сих пор не пил, но пить буду, коль прикажешь.
По приказу хана князю подали чашу с кумысом. Отпив пару глотков, Даниил Галицкий одним махом опорожнил чашу. Следил Бату-хан за тем, как пьет кумыс князь Галицкий. Когда тот отставил чашу, Батый сказал с одобрением:
«Ты теперь наш, монголом стал, кумыс отведав. Погости, отдохни у меня, приглядись к порядкам нашим. Ты теперь – мой мурза, а я – хан твой. Коль доносы на тебя получу, прикажу как барана зарезать. Я – не шучу!»
Претерпев унижение на деле, претерпев унижение на слове, князь был отпущен. С облегчением великим выходил князь Галицкий, пятясь задом, из шатра хана. Теперь следовало нанести визит любимой жене хана Баракчинове. Уже знал князь, что здесь, у ханши, его ждет испытание унижением еще большее, чем у Батыя.
Войдя в шатер к Баракчинове, пал на колени Даниил, и не поднимая головы, на четвереньках пополз, припал губами к башмаку ханши, целует. Готов на любые унижения, лишь бы уцелеть. Знал князь, многих послала ханша на смерть русских князей и воевод. Вот только бы знать, чем не угодили они ей? Может подарками осталась недовольна? Спасибо воеводе татарскому Куремсе, научил, как следует вести себя на ханских приемах. Продолжая глядеть в землю, не вставая с колен, ждал князь Даниил участи своей. Бог милостив оказался, понравилось обхождение князя ханше, а еще больше привезенные им подарки, милостиво отпустила его.
Представить только можно, с какой радостью покидал князь Галицкий Сарай, получив ярлык на княжение.
Уезжал с опаской, время от времени оглядываясь, словно опасаясь, что догонят да вернут назад. Все легче и легче на сердце становилось по мере приближения к дому.
А не ведали бы князья русские позора и унижения, не испытали бы люди русские смертей и мук великих, если бы Русь была единой. Считались, да еще как считались, с нею все во времена сильных русских князей: Святослава, Владимира и особенно – Ярослава Мудрого.

СЛАБОСТЬ И РАЗОРЕНИЕ ПРИШЛИ

Поднимались с колен Волынь и Галиция. Правда, неуютно чувствовали себя города княжества великого, лишенные стен. Да тяжесть навалилась на плечи крестьян. Подати удвоились. Дань татарам платить надо. Татары всех людей пересчитали, чтобы дань не утаивалась. Чуть-чуть задержались по времени, тут, как тут и татары. Да, что поделаешь, если у хана золотоордынского везде свои глаза и уши есть. Думалось князю Даниилу, что успеет при жизни своей надеть каменные ожерелья на города и крепости свои, от дани освободиться, да не успел. Пришла смерть и перечеркнула все планы и надежды. После смерти Даниила Романовича распалось княжество на Галицкую и Волынскую земли, а затем каждая из земель этих стала в свою очередь делиться. И тому причины были основательные. Формально властью владели князья, а на деле она была у кучки крупных бояр. Не обладали галицко-волынские князья ни экономической мощью, ни социальной значимостью среди горожан. Власть князей была непрочной. Власть по наследству передавалась, от отца к сыну. А так как сыновей бывало и много, то место отца занимал старший. Остальные, младшие, обязаны были «чтить во отьцово место». Но форма уступала содержанию. Если учесть то, что, княжичи получали наделы, иными словами тоже являлись по сути своей князьями, то вели они себя независимо. Большой властью пользовалась вдовствующая княгиня, мать князя Волынского или Галицкого. История – это память о прошлом, и тот, кто думает о том, что она представляет интерес только лицам, избравших ее своей профессией, здорово ошибается. Прошлое и настоящее слишком часто сталкиваются лбами. И это столкновение выглядит вполне реально самыми негативными событиями, касающихся судьбы множества людей. Стоит, наверное, призадуматься и над тем, почему многие государственные деятели, особенно непопулярные в своем обществе прибегают к искажениям не только отдельных исторических фактов, но и к полному пересмотру всей истории общества. Дело доходит до полного абсурда. Только беда в том, что эта искаженная история вдалбливается молодому поколению, как реальная. Я не стану комментировать последствий такого воздействия на умы молодежи! За примерами далеко ходить не следует. Долго лишенная государственности Украина начала создавать свою историю, расправляясь с историческими фактами не только беспардонно, но и заведомо ложно, цель такого старания – создание государственности на основе оголтелого национализма, условием для развития которого стал развал страны.

Мне говорят, что старое не нужно,
Лишь настоящее, зовущее вперед!
А движемся мы медленно, натужно.
История под нами – скользкий лед!



И если б только шишки, «синяки»?..
Паденья наши – тяжкие недуги!
Кто мы такие: горцы, степняки?
Кто наши, все же, недруги и други?

Истории своей переверните пласт
И, покопавшись в нем, ответ найдете
На тот вопрос, что беспокоит вас,
Все тонкости того, чем каждый день живете.

Ответ получен – спора нет:
Туман исчез и ясны дали.
В истории своей серьезнейший ответ,
Исчезла ложь, что истиной считали.

Когда б история неважною была,
То б искаженьями ее не занимались,
Не тратили бы время на слова,
Да делом нужным занимались!

В СУМЕРКАХ ВЕКОВ

Коль смотришь в сумерки веков,
Не жди в них озарений света,
В их находясь тисках оков,
Не жди разумного совета.

И темень здесь, за истину приняв,
Отвергнешь правду, упиваясь ложью,
И даже, легкой пены лжи не сняв,
С чего начав, придешь к тому ж, возможно?

Рождаемся все мы с печатью смерти на челе. Жизнь мелькает, как кадры в кино: дни приятные во всех отношениях и дни, которые хотелось бы выкинуть из памяти из-за их неприглядности. Одни события хотелось бы вернуть, ну, хотя бы задержать во времени, а другие вычеркнуть, белыми, беспамятными пятнами, сделав. Но не дано нам ни задержаться, ни передохнуть. Не успели, не допили, ни доели, и попадаем в объятия старости, пытаясь говорить о ней доброе, поскольку недоброго у нее самой в великом избытке. Заполняем дни старости воспоминаниями об утраченном и брюзжим по ушедшему, обвиняя кого-то в неустроенности, в беспросветности, забывая при этом, что в печалях наших большая доля вины нас самих. При всем этом, стараемся забывать о том, что своими действиями мы закладываем основу будущему, в том числе и тому, что еще не народилось.
Неизменной остается мечта о хорошей счастливой жизни. С этой мечтой и шагает каждый по жизни, не зная, что же составляет счастье в основе своей? Прикасаясь постоянно к элементам его, мы только и делаем, что осуждаем все и вся с колокольни своего субъективного представления, по большей части невежественного.
Общая мечта подневольных людей всех времен и народов, выраженная в лозунге – «свобода, равенство и братство», при жизни моей была осуществлена, отвергнута и осуждена на просторах того государства, которое прежде называлось Россией, а затем Союзом Советских Социалистических Республик.
Рождался тот Союз в муках, как и положено в родах, сопровождаемых тяжкой болью. Утраты были велики, мир таких еще не знал, ведь рождался строй, какого прежде не было. По мнению многих, у власти стоящих за рубежом, акушеры, принимающие эти роды, были монстрами, и дитя, принимаемое ими и ведомое далее по путям неведомым, было уродливым. Были срочно приняты меры по уничтожению «урода», вылившиеся в интервенцию против новорожденного. А он, к удивлению, оказался жизнеспособным, сохранивший жизнь свою и тогда, и позднее, когда показал миру силу свою в величайшей бойне народов, именуемой Второй мировой войной.
Говорят, что воспитатель у новорожденного был слишком суров? А разве создатели великих империй были мягкими и добрыми? Неужели Тамерлан, покоривший огромные пространства, создающий подвластное государство, мог быть назван добрым? Разве не он приказал в Дели (Индия) казнить 100000 пленных, а в Исфахане (Иран) соорудить холм-башню из 70000 голов? Неужели при этом участвовало что-то, хотя бы похожее на суд? По сути, была расправа с беззащитными людьми.
Мы можем осуждать Тимур-ленга, но судить мертвого мы не можем, – он не подвластен нам.
Осуждение – удел слабых! Но, что поделать, если у разума никогда не было сил великих. Сила подчиняла себе разум, заставляя его служить себе. Недаром мы всегда находимся в плену ложной информации, запускаемой силой с помощью разума, чтобы стоящие у власти могли спрятать свои темные дела.
Я не ставлю цели в книге моей заниматься вопросами создания Великого могучего государства, в котором идеи равенства и братства не только на бумаге существовали. Мне претит тот наглый национализм, используемый для захвата и удержания власти, ничего не сделавший для улучшения уровня жизни людей. Словно не было в истории нашей того, что не исключением, а правилом было, когда люди разных национальностей сражались, плечом к плечу, с общим врагом, а беженцев из европейской части Союза принимали в республиках Поволжья и Средней Азии, как родных; усыновляли массово детей-сирот русских, украинцев, белорусов, потерявших родителей в беде, называемой война. До того в истории всех стран и народов подобных примеров не было.
Мне хотелось бы на примерах далекого прошлого, используя элементы сопоставления, пригласить читателя к пониманию того, что все события и прошлого, и настоящего взаимосвязаны, закономерны и повторимы. Цикличность развития присуща неживому миру. Тем более, она характерна и для живого мира, и не только в биологических, но и социальных явлениях. Нельзя судить и осуждать, не имея достоверной информации. Осуждая прошлое без суда и следствия, мы просто отходим от истины. А это означает, что мы, чаще всего, служим тем, кому выгодно отсутствие истины. Так было прежде, так это происходит и сейчас.
Не удивляйтесь тому, что, прибегая к примерам, мне приходится использовать эпизоды из истории Франции и Англии. Эти государства получили при распаде Римской империи не только алфавит, но и многое из атрибутики и законодательства государственных, а к Руси письменность долго еще шла. Там история в письменных источниках продолжалась. А у нас дробными дозами из редких летописей шла, то и дело, по пути спотыкаясь. И, кажется мне, что учителя наши, грамотеи из Византии, не слишком спешили насладиться правдивыми ответами своих учеников, невысоко оценивая их возможности. Во всяком случае, успехи русских исторических личностей замалчивались или намеренно искажались вопреки ходу событий того времени.
Мир создавался для жизни и совершенствования его, а человек превратил его в арену смерти и разрушения.
Если непредвзято посмотреть на все окружающее, восхищение не должно было бы покидать нас, настолько он прекрасен, в каждом своем крохотном уголочке. Это мы чудесную землю, шедевр божественного создания, превращали и превращаем в ад. Большую часть времени человечество провело в войнах, уничтожая и разрушая. Мирное время – это крохотные отрезки времени между войнами.
Войны постоянно перекраивали мир: одни государства исчезали, другие возникали. Образованные войнами империи рушились, порождая мелкие обломки, ненавидящие друг друга, грызущиеся между собой, если они даже относились к одному и тому же этносу, говорящему на одном и том же языке, даже исповедующему одну и туже религию.
Полагаю, что зрения, слуха и иных органов чувств у каждого живущего достаточно для того, чтобы понять самое малое: к развалу ведет накопление негативной духовной энергии, когда резко поднимается в цене все материальное и обесценена мораль.
Всякий раз, когда сравниваешь далекое прошлое, невольно вспоминаешь мудрость царя Соломона. Все, что происходит с нами сейчас, уже имело место в прошлом. Меняется природа, исчезают народы и языки, на которых они говорили, а взаимоотношения между людьми не меняются. Склоки, свары, любовь, измена, желание хорошо жить, не слишком много затрачивая сил, а это возможно, только приобретя власть, хоть маленькую, пусть и незаметную, дающую возможность выделиться из массы других, стать над другими, продолжаются и будут продолжаться.
Вспомним, что предшествовало развалу Великой Римской империи.
Мощь Рима основывалась на простоте и чистоте нравов, на железной дисциплине ее воинов. Измена и предательство ее граждан жестоко наказывались. Походы и завоевания римлян сопровождались чудовищным ограблением покоренных народов. Росли богатства, менялись нравы.
Прежде при избрании руководителей государства учитывались не только личные качества кандидата, но и заслуги предков его перед римским народом. Отцов нации называли патрициями. Последним правителем Рима, к происхождению которого придраться было невозможно, был Нерон. После него ни один римский император не мог доказать свое патрицианское происхождение. Да и римляне в многочисленных боях теряли тех, кто составляли элиту римских войск. Войны в первую очередь забирают смелых и могучих, такие редко умирали своей смертью. Все чаще в Риме прибегали к наемникам. Римские войска стали многоплеменными, боевые качества резко снижались. О каком патриотизме наемника можно говорить? Римские сенаторы вели развратный образ жизни. Пиры, однополый секс разлагали и тело, и душу.
Представить следует оргии богатых римлян. Пирующие расслабленно возлежали на ложах, сверху рабы осыпали их лепестками роз. Виночерпии обносили пирующих винами, столы ломились от яств. Переполненные желудки уже не хотели принимать пищу, а глаза оставались голодными, алчущими. Чтобы продолжить пировать, принимали внутрь рвотный корень, извергали наружу выпитое и вновь начинали поглощать съестное… Затем начинались сексуальные оргии. Гибели всегда предшествует болезнь, физическая ли она или социальная.

Рим впал в великий блуд,
Лень, пресыщение,
Не ведает о том, что ждут
Погибель, разрушение.



Придут такие времена,
И Боги отвернутся
Исчезнет мощная страна,
И реки слез прольются.

ОШИБКА ИМПЕРАТРИЦЫ

Развал империй был и в далеком прошлом. И всякий раз наблюдалось ослабление центральной власти.

Время тяжко корчилось, но шло,
Что-то, где-то укрывая тайной,
Сквозь нее росточком проросло…
Истиной откроется случайной.

Каждый в этой истине найдет
Только то, что в ней захочет видеть,
По размерам, свойствам подойдет,
Значит, что-то путное и выйдет.

Итак, Рим не просто болел. Рим умирал… Умирал долго и мучительно, умирал, как умирают больные проказой, когда от тела отваливаются куски омертвевшей плоти. Ослабевшее государство не в силах было сохранить целостность свою, распавшись на две части, Восточная со стольным городом Византием набирала силу, Западная с трудом отбивалась от наседавших с севера германских племен. Часто, не в состоянии отбиться, приходилось откупаться. Вестготам, с Аларихом во главе, была отдана Аквитания, где позднее образовалось королевство со столицей в Тулузе. Потом явился Аттила с гуннами. Возможно, смерть предводителя от излишне выпитого вина в период свадебного пира, отложила гибель города на время. Но, город был обречен. Может ли что-то жить, ну, хотя бы существовать сносно, при условии отчаянной борьбы за власть, когда основным аргументом получения ее является сила. Роль сената была сведена к минимуму, он уже ничего не решал. Стать императором мог любой, кто опирался на военную силу, большую часть которой составляли разноплеменные наемники, объединяемые платой за свои услуги. Понимая, что защищать Рим стало почти невозможно, столицу сначала перенесли в Милан, а затем в Равенну.
Рим во времена императора Валентиниана III хоть и с великим трудом, но отбивался от нашествий многочисленных воинственных германских племен. Это удавалось только благодаря воинскому искусству полководца Аэция. Валентиниан был слабым правителем, все осознавали это. Римляне давно привыкли к частой смене императоров, и ничему не дивились. Слабые часто доверяют слухам, а не делу. Вот и сенатору Петронию Максиму удалось, используя речь и искажая факты, убедить Валентиниана в том, что полководец Аэций вынашивает замысел свергнуть его, чтобы самому усесться на римский престол. Запущенный слух реализовался в убийство. В вероломном убийстве Аэция участвовал слуга императора Ираклий, хотя удар мечом, оказавшийся смертельным, нанес сам Валентиниан. Желая как-то оправдаться перед присутствующими во время убийства Азция, император спросил одного из сенаторов, как он относится к его поступку?
Тот ответил: «Я не знаю причины, но я скажу тебе одно, ты сейчас своей левой рукой отрубил себе правую руку». Не догадывался император Валентиниан III об истинной причине оговора Аэция. Максиму мешал Аэций. Без устранения его сенатор не смог бы осуществить давно задуманную им месть – убить самого императора. Так что, убив Аэция, Валентиниан, по сути, убрал свою защиту. Причина ненависти Максима Петрония имела под собой основания... У него была жена Августа Лициния, отличавшаяся исключительной красотой, скромностью и безупречным поведением, что так редко встречалось в царстве разврата, каковым тогда был Рим. И возникло у императора неодолимое желание вступить с нею в связь. Желание не давало покою, постепенно рождался коварный план. Посвящать кого-либо в него Валентиниан не стал. Тайной это стало, естественно, и для императрицы Евдоксии Лицинии, женщины эмоциональной и крайне решительной. План императора был прост, основан он был на примитивном обмане. Пригласив Максима во дворец, он уселся с ним за шахматную доску. По условию игры, предложенному императором, проигравший был обязан заплатить штраф золотом. Император, игравший значительно лучше своего соперника, выиграл партию. У Максима при себе не оказалось золота, и он в качестве залога вручил Валентиниану свое фамильное золотое кольцо. С этим кольцом император послал в дом Максима преданного ему человека, повелев сказать Августе Лицинии, что муж приказывает ей как можно скорее явиться во дворец приветствовать императрицу Евдоксию.
Увидев перстень мужа, Августа Лициния, не сомневаясь, велела подать носилки, на которых и отправилась во дворец. Рабы внесли носилки в помещение, находившееся далеко от женской половины дворца. Здесь император Валентиниан насильственно овладел ею.
Максим, вернувшись домой, застал жену в слезах. Она набросилась на него с укорами, полагая, что муж явился соучастником свершенного над нею насилия. Узнав о том, что произошло с его женой, Петроний затаился, ничего и никому не сказав, стал готовиться к мести. Жена императора Евдоксия так и не узнала ничего о поступке мужа, продолжая верить ему и любить.
Между тем, Максиму удалось внедрить в число телохранителей двух преданных ему воинов.
Однажды, когда император развлекался на Марсовом поле зрелищем военных игр, те внезапно бросились на него с обнаженными мечами и закололи на виду многочисленной свиты.
Смерть императора Валентиниана вытолкнула на поверхность славы Максима Петрония, у него просто не нашлось конкурентов на римский престол, помогли ему и деньги, которыми он подкупил сенаторов. Жене погибшего императора Евдоксии пришлось уступить сексуальным домогательствам Максима. Она стала его женой.
Мне неизвестна судьба Августы Лицинии, поэтому к ней возвращаться не станем.
Было ли что-то похожее на любовь у Евдоксии к Максиму, ну, хотя бы какое-то сексуальное удовлетворение, кто скажет?
Как-то Максим на ложе любви обратился к Евдоксии, продолжая ласкать ее: – Поразительно, как мог Валентиниан не оценить того, чем обладал? Я убил его из-за страстной любви к тебе…».
Он продолжал говорить дальше, но Евдоксия уже не слушала его. Чудовищное негодование охватило ее. Она все еще продолжала любить погибшего мужа. Отдаваясь Максиму, она мысленно презирала его, считая Максима Петрония низким по происхождению, недостойным ее, поскольку сама была дочерью Феодосия – императора Восточной Римской империи. Теперь тайное презрение сменилось тайной ненавистью. Похоже, в те времена и мужчины, и женщины умели искусно глубоко в тайниках души прятать истинные чувства. Об истинных чувствах к нему жены, Петроний не догадывался. Отношения оставались ровными, спокойными.
Прошло два дня. Глядя поутру в металлическое зеркало, подаренное ей покойным мужем, императрица, увидела несколько глубоких морщинок на лбу, возмутилась, считая причиной их появления свое отношение к Петронию Максиму.

След заметный увяданья
На челе императрицы…
Кто измерит все страданья?
Как спокойной быть, не злиться?

Возмущенью нет предела,
Поступает, как с трофеем,
Оскорбляет то и дело,
Низкий родом, как он смеет?

Покоряться так устала,
Тяжко жить, недопустимо,
Быть рабынею без права,
Слыть владычицею Рима?..

Терпение лопнуло, у Евдоксии тут же возник план мести. Для его выполнения нужно было найти мстителя, что было несложно, недовольных императором Максимом было предостаточно, но, уверенности в успехе задуманного не было. Мститель должен быть человеком решительным и обладать достаточной военной силой, способной справиться с легионом наемников Максима. По размышлению, выбор остановился на Гензерихе, короле германского племени вандалов. Гензерих стал известным после того, как покорив непокорных соседей, переправился в Северную Африку, создав себе королевство на территории древнего Карфагена. Нашелся и египетский купец, который за горсть золотых согласился тайно доставить письмо императрицы королю вандалов. Осталось ожидать. Ясный июньский солнечный день 455 года. Исполнилось семьдесят семь дней правления императора Петрония Максима. Семерка была счастливым числом, но две семерки… В устье реки Тибра входит эскадра кораблей Гензериха. Для узурпатора Петрония Максима появление такого грозного противника было неожиданным. Воины его легиона, не вступая в сражение, разбежались. Пытался бежать и император. На его несчастье, кто-то опознал его. Сбежалась толпа. Возмущенные поведением Максима, оставлявшего их на произвол врага, римляне стали швырять в него камни. Град камней был так велик, что вскоре под ударами их окровавленный император пал на землю. Толпа буквально растерзала его. Куски растерзанного императорского тела побросали в Тибр. Нашествие вандалов отбивать было некому. Город сдался на милость победителю, который отдал его своим воинам на двухнедельное разграбление.

Неведом мне грабеж безмолвный и спокойный,
Тем более, когда в домах – хозяева…
Грабитель не ведет себя приветливо, достойно –
Добыча «славная» сюда его вела.

Можно еще поверить тому, что Гензерих запретил поджигать город, разрушать здания и убивать население… Но можно ли поверить тому, что так все и происходило? Можно поверить ли тому, что римляне с нежными улыбками встречали завоевателей, грабивших их до нитки? На город не дань была наложена, которую могли спокойно, обдуманно, собрать горожане, а шло разграбление. Каким бы большим не было богатство Великого Рима, ставшего жалким и слабым, но две недели грабежа, ничего хотя бы и малоценного, оставить не могли.
Предположим, что подавленные морально, слабые из-за несогласованности действий горожане, скрепя сердце, молчаливо взирали на то, как их грабят, оставляя жилища свободными от каких-либо предметов, что не нашелся среди них хотя бы один, сопротивляющийся… Но…
Две недели, скажем, срок не мал,
Воины, конечно, – не монахи…
Каждый из вандалов ожидал
Битвы с женщиной под «Охи» и под «Ахи».

Ну, если мужчина, а я думаю что среди римлян были и такие, которые не утратили мужского духа с приходом вандалов, еще скрипя сердце, может терпеть, видя, как его более сильный грабит, но допустить спокойно созерцать, как насилуют любимую женщину он не мог. А убийство насильника могло послужить сигналом для общего избиения всех живущих в городе.

Ярость варваров не ведала предела,
Все живое поражал их меч.
И что горит, то пламенем горело,
Иль разрушалось то, чего не сжечь!

Как «милостиво» по отношению к побежденным вели победители, выполняя приказ своего предводителя, говорит тот факт, что бессмысленное разрушение стало называться вандализмом, а вандалы – стало нарицательным именем для разрушителей.

Какою все измерить мерой:
Какие подыскать слова?
Отбиты руки у Венеры,
Разбита Феба голова,

Разбита на куски Юнона,
Лишь крошки мрамора от ней…
И храмы рушатся со стоном…
Рим не забудет этих дней.

Людская память сохранит
На все иные времена,
Как в Риме рушили гранит
Германцев древних племена.

И вереницы пленных потянулись к кораблям варваров. Отпущены были те, за кого был уплачен выкуп. В числе пленных оказалась и императрица Евдоксия с двумя дочерьми. Одна из них, по имени Евдокия, станет женой сына Гензериха. А сама Евдоксия со второй дочерью через 6 лет плена будет отпущена в Константинополь.
Осуждайте Евдоксию за ее поступок, дорого обошедшийся Риму… Осуждайте действия вандалов, грабивших Рим вопреки договору. Они и до вас осуждены историей, хотя и не судимы людьми. Не судимым, но осужденным остался и Гензерих.
Рим после нанесенного ему удара вандалами, уже оправиться не мог и, как государство, претендующее на значительную историческую роль, сошел со сцены.
Окончательная смерть Рима еще не наступила, он еще как-то дышал, но императоры так часто менялись, настолько малая значимость их была, что память о них жалкую воссоздали даже те, кто жизнь свою посвятил истории.
Последним императором Рима стал Ромул Август (Августул). Рим начался с Ромула, Ромулом он и закончил свою историю.
Возложил на Ромула имперские знаки власти его отец Орест – магистр италийской армии, низложивший императора Юлия Непота. Последнему императору Западной Римской империи еще не исполнилось десяти лет. Правил за него отец Орест.
Военных сил у Рима не хватало даже для поддержания порядка внутри страны. Опирались на союз германских племен. Племенные вожди, чувствуя слабость Рима, требовали для себя полной власти и раздела земель Италии. И один из них, по имени Одоакр, разбил слабое войско Ореста, самого Ореста казнил, а Ромула Августула низложил. Похоже, Одоакру стало жаль юного императора, поэтому он сохранил ему жизнь. Низложенный император жил в своем поместье в Компанье, получая от Одоакра средства на содержание хозяйства. Ромул основал монастырь, не принимая сана священника. Умер в старости, год смерти неизвестен, считается, что жил он до 536 года нашей эры.

Я вспомнил миф про Ромула и Рема,
Создали город как-то близнецы,
Он главной стал истории ареной
Здесь создавались храмы и дворцы.

Отсюда миром правил Рим надменный,
Потом усталым тяжким сном уснул.
Последний император, несомненно,
Знаменьем назван – «Ромул Августул».

Августул – уменьшительное от имени Август, показывающее каким ничтожеством может стать правитель.
Считаю долгом напомнить обо всем этом тем, кто сегодня разрушает памятники и память прошлого, руководствуясь мелкими, основанными на личной корысти, «идейными соображениями», не задумываясь даже над тем, что то прошлое, которое они с пеной у рта осуждают, обеспечило их жизнь в настоящем.
И совсем иное отношение у меня к тому, кто в период расцвета Советского Союза, так подробно описал его развал. Несомненно, сценарист был гениальным провидцем. Напомню читателю что им был Иван Ильин. Это было им сделано в работе – «Русский национализм». Шел 1924 год. Союз становился на крепкие ноги. И, как ни странно, главным рычагом развала страны была названа Украина.
А что касается самой гибель Советской империи, то она была не менее потрясающей, чем гибель Римской империи, хотя в основе ее лежали совсем иные мотивы, и разрушена она была действиями изнутри, а не снаружи.
Рим погиб, расползлись вооруженные ватаги варваров, никакими законами не сдерживаемые. Каждый вождь племени решал самостоятельно, какой участок земли ему необходим. Желания, естественно зависели от военной мощи племени. Несколько мелких племен образовывали союзы, выбирая себе короля. На месте прежнего могучего государства образовалось множество мелких, слабых, без четко отлаженной системы управления территориальных образований, в которых основным аргументом управления была сила.
Кто и как находил себе поле действий в этом непредсказуемом мире, несложно себе представить, если проследить становление государственности в странах, образовавшихся на просторах прежнего СССР. Естественно, следует снять налет внешней цивилизованности и кажущейся гражданской порядочности… Роль Августула на исторической арене конца двадцатого века великолепно сыграл Горбачев. Кто поддержал тенденцию развала великой страны? Ведь очевидцы событий не могли не заметить, какую роль играл в процессах «демократизации» криминальный мир!

ГЛИНЯНЫЕ НОГИ КОЛОССА

Причина развала СССР была та же, что и Древнего Рима – слабость центральной власти. Когда исчезают инструменты правления в тоталитарном многонациональном государстве, развал его становится неизбежным. Нашелся в СССР и свой «Августул». Он, как и тот, сделав свое дело, отстранился от активной политической деятельности, занимаясь денежным фондом своего имени. Не имея возможности проследить пути возникновения фонда, не стану докапываться, откуда туда текли и текут денежки? Объявленная М. С. Горбачевым «Перестройка» стала толчком к началу сильнейших политических потрясений, охвативших огромную страну. Сама перестройка хозяйства была позарез нужна, поскольку период времени, предшествующий ей, был не зря назван застойным. Слово было избрано слишком мягкое для того, чтобы передать происходящее в стране. Особенно разительным по сравнению со странами Европы стал наш быт, хотя отставание и в других проявлениях нашей жизни было немалым.

Отсталость наша видна в том,
Что быт наш не ухожен,
Не так едим, не то мы пьем,
И зависть душу гложет,




Застряла в горле, словно кость,
Мы руки опустили,
Грудная жаба душит, злость,
Догнать других, нет силы!

Хоть хорошо, что наша спесь
В пространстве затерялась,
А вместе с нею совесть, честь…
Хоть что-нибудь осталось?

Перестройка хозяйства началась активно, поддержанная рядовыми гражданами. Им надоело жить в условиях вечной нехватки чего-то. Поверив лидеру, многие заговорили открыто о том, что на душе накипело, и многие за это поплатились, наверное, не понимая, что инертную огромную машину управления заставить четко работать невозможно. Не могли не заметить люди и того, что по форме создается что-то дельное, а с содержанием творится неладное. Заметно стало, что лидер перестройки Горбачев мотается по стране, произносит зажигательные, убедительно звучащие, речи, но что-то не получается… Обратили бы внимание на пятно родимое на лице, может бы и поняли, почему с давних времен «меченным» не доверяли?..

Хоть говорят: «Бог шельму метит!»,
Но все идет наоборот:
И метка видна – не заметят,
Душой приветствует народ.

Как соловей генсек глаголет,
Как не вещали до него,
О перестройке, да о воле…
Но не выходит ничего…

Мы привыкли искать причину не в чем-то, а в ком-то. Вывод сделать было нетрудно: виноват Горбачев? Да, виноват, виноват в том, что позволил взвалить на плечи свои то, что изначально ему было не под силу! Генерировать идеи он мог, поскольку тот аппарат, который он возглавил, считался генератором коммунистических идей и генерировал их такое великое количество, что не хватало времени полностью осознать их и наметить пути претворения в жизнь. Постоянные провалы в экономике, да и во внешней политике, чего уже тут греха таить, корректировались умельцами, в газетах появлялись хвалебные оды в адрес партийного руководства, статистические данные пестрели цифрами, говорящими о перевыполнении планов. Только почему-то постоянное перевыполнение хозяйственных планов, заканчивалось дефицитом производимых товаров, не говоря уже о качестве их. Действительно, идеи сыпались, как из рога изобилия, но воплотиться в явь не могли, под ними не было серьезного экономического расчета.
Осмыслить сущность требований времени коллективный мозг уже не мог, большие участки его были поражены старческим маразмом. Стоило только глянуть на людей сидящих за столом президиума торжественного собрания, чтобы понять, что нас должно ждать! Смотрели на экраны телевизоров, когда показывали партийное руководство страны, удивлялись. Они казались всем нам «бессмертными», которых так талантливо изобразил Даниэль Дефо в одном из приключений Гулливера.
Вид руководителей сам собою рождал анекдоты. Вот один из них:
…Василий Павлович, страдавший долгие годы одышкой, почти бегом поднимался на шестой этаж девятиэтажного дома, влекомый предстоящими радостями любовного свидания, зная о том, что муж обожаемой дамы отправился в командировку. С целью конспирации он не пользовался лифтом. Свидание приближалось к самому кульминационному моменту, когда вдруг послышался звук открываемой двери и зычный мужской голос зазвучал в прихожей:
– А это я Лизонька…Командировку отменили. Посыльный застал меня уже садящимся в вагон поезда…
Василий Павлович, собрав в кучу детали своей одежды метнулся на балкон. Никогда в своей жизни он так быстро не одевался, как сейчас. Мысль работала не менее быстро: «Что делать дальше?»
Обнимая жену, хозяин спросил: «А что, моя радость, ждет меня на ужин?
– А я ничего не готовила, зная, что тебя дома сегодня не будет, – ответила женщина.
– Ну, ладно, Лизонька, ты иди на кухню, а я разденусь и пойду на балкон покурить.
Василий Павлович обомлел… И тут его отчаянно ищущий взгляд увидел, проходящую рядом с балконом водосточную трубу. Решение было приято мгновенно, перекинув свое почему-то ставшее почти невесомым тело, Василий Павлович, перебирая руками и плотно прижимаясь к трубе, стал спускаться. Вдруг он почувствовал, что ноги его свободно болтаются в воздухе, а там внизу раздался звук упавшего металла. Обратив лицо к небесам, Василий Павлович ждал помощи. Но вместо ангела с балкона на него глядела ухмыляющаяся рожа беса.
– Что, попался? – радостно потирая мохнатые руки, спросил нечистый.
«Помоги!» – взмолился Василий Павлович, забывая к кому он обращается.
– А, что взамен ты мне предложишь?.. Возможно, душу? Так предупреждаю, души крупных партийных работников у нас сейчас не в цене. – издевался бес. – Может, отдашь партийный билет?..
Да ты что? – воскликнул Василий Павлович. – Без партийного билета я – никто!
– Да знаю я, знаю, – сказал дьявол, переставая смеяться, с таких, как ты, трудно что-то получить стоящее. Я предлагаю символическую плату! Пердни, как следует!
Василий Павлович напружился и с оглушительным звуком освободился от кишечных газов. В то же мгновение, кто-то сильно толкнул его в бок, прошипев:
– Василий Павлович, что вы делаете?.. Вы же в президиуме сидите!
Идеи, рожденные «бессмертными», летали в воздухе, так и не спустившись на грешную землю! Все далее и далее удалялось видение коммунистического рая, а социализм, в его «высшей фазе», давал постоянные сбои. Понимая, что так больше продолжаться не может, выбрали в вожаки Горбачева, полагаясь на его относительную молодость. При этом забыли русскую пословицу: «Бог шельму метит!» А метка на Михаиле Сергеевиче была великолепной и по величине, и по цвету, и по расположению.

Безумие совершено какое!
Избрать того, кто Богом был помечен.
Союз трещит по швам, а мы в покое,
Поскольку строй казался крепким, вечным!

Но вечное – движению подобно,
А в СССР господствует застой,
Причины осознав, их разобрав подробно,
Был сделан вывод: «Петь за упокой!»

Слабость руководства сказывалась везде и во всем. Перестройка буксовала. Ни одна задумка при реализации не давала искомого результата. К примеру, была задумана борьба с пьянством, принявшим действительно в стране угрожающие размеры, захлестнувшим производство. Введенные запреты и ограничения привели к тому, что самогоноварение стало обыденным явлением. Гнали самогон почти открыто на старых дедовских самогонных аппаратах. Спрос рождает предложение – умельцы на предприятиях «оборонки» стали создавать аппараты из антикоррозийных материалов, компактные, высокопроизводительные. При дешевом сахаре, цена которого была ниже рубля за килограмм, самогоноварение стало превращаться в высокодоходное занятие.
А чего стоило стране само уничтожение виноградников?.. Я не говорю о колоссальных денежных потерях, связанных с этим. Исчезать стали вина, появилась «сивуха». Столовые сорта винограда стали редкостью на торговых прилавках.

Стонал виноградник, стонали сады,
Когда их под корень рубили.
Останутся в памяти только следы,
Того, что здесь пышными были.




На месте деревьев – коренья, пеньки,
Где был виноград – там бурьяны,
Не ждали, что будут такие деньки,
Нет водки, вина, а мы сыты и пьяны.

Где нам разобраться, что делает власть?
Какие решает вопросы?
У власти стоящие принялись красть,
Все прочие остались с носом.

Может быть, перестройка, влачась «на перекладных» потихоньку, и дала бы какие-то результаты, если бы в ней был заинтересован сам партийный аппарат, начиная с областного уровня и ниже. По задумке перестройка вела к разделению хозяйственной и партийной работы. В общем-то, задумка была абсолютно правильной. Нигде в мире партийный деятель не занимается одновременно хозяйственной работой, перекладывая ее на исполнительный аппарат. Но у нас над хозяйственниками горой возвышался партийный аппарат, от прихоти которого легко решалась судьба любого хозяйственного руководителя. Мог ли партаппарат на уровне областей и городов согласиться с утратой своей власти? Прежде без секретаря райкома и горкома партии ни один хозяйственный вопрос не решался, ни один ордер при распределении квартир в строящемся доме не выдавался. Даже в случаях неисправности канализации, чтобы ускорить процесс ремонта, граждане в райком партии звонили. Стоит ли уже говорить о том, что без его «визы», ни один коммунист, преступивший черту закона, не мог быть предан суду! «Перестройка» превращала реального хозяина района или города в идеолога, без существенных рычагов власти. Таким образом, местный партийный аппарат должен был из авангарда перестройки превратиться в могильщика ее. Никто, конечно, не думал о самой возможности развала государства! Было одно страстное желание сохранить свою власть нетронутой на местах. Чтобы осуществить желание, партийной элите нужно было найти лидера, который бы объединил их в единое. Это сделать было совсем нелегко, ибо сам партийный аппарат жил в атмосфере постоянного недоверия и наушничества, когда продвижение вверх по служебной лестнице зависело от того, когда освободит желаемое кресло вышестоящий «товарищ».
Кроме того, следовало учитывать ту грозную силу, на которую опирался правящий центральный партийный аппарат. Называлась она – КГБ (комитет государственной безопасности). В нем работали люди молчаливые, преданные, исполнительные, готовые на самопожертвование, знающие, что ждет каждого в случае нарушения железного устава. Началось расшатывание КГБ изнутри и наружи. Стали появляться случаи рассекречивания и «сдачи» иностранным разведкам советской зарубежной агентуры. Словно не знали, во сколько обошлось государству ее внедрение? Появилось немало предателей, носящих генеральские погоны этого грозного учреждения, бежавшие заграницу.
Раскрывались самые тайные, секретные материалы. Это стало даже модным, охаивать то, чему прежде преданно служили. Ветер свободы, что ли, задул, выдувая остатки здравого смысла? Вроде бы жить становилось труднее, но каждый стал осознавать значимость свою. Так, что уже говорить, о генералах КГБ?..
Наверное, помнят многие из живущих сегодня, как они, захлебываясь от ощущения на голову свалившейся свободы, слушали обличительные речи главы КГБ Бакатина. А сколько было предателей такого же характера, творящих все это в тайне, по выработанной долгими годами привычке.
И стал КГБ походить на ноздреватый комок бродившего теста. Организационно он оставался прежним, а силы уже прежней не было. Даже памятник основателю своему защитить не могли.
Анализ событий говорил, что пройдет непродолжительное время и появится на арене общественной жизни и лидер партийной оппозиции, и в становлении его приложат руки руководители спецслужб Запада. Они же основательно поработают над личностью генсека, превратив его в человека слабого, неуверенного. Жаль, что самыми активными няньками стали зарубежные лица, в том числе и папа римский. Впрочем, в истории подобное не раз встречалось.


СЛАБЫЙ НУЖДАЕТСЯ В НЯНЬКАХ.

Во Франции с 987 по 1328 год насчитывалось четырнадцать наследников одной и той же семьи, все происходящие по прямой линии от одного и того же предка, Гуго Капета Великого, герцога Франции Они наследовали друг другу на французском троне. Формировалось государство на территории бывшей Галлии с характерными чертами людских характеров, того менталитета, который характерен для французской нации.
Что мы знаем об облике правителей этой державы? Характеристик документальных никто не давал, но у каждого своя характеристика была, выделяющая его особенности, к великой жалости часто положительного не несущая. Попробуем остановиться на краткой характеристике тех, кто заложил основы французской государственности.
Гуго Капет – основатель династии. По идее, человек должен был быть неординарным. Но личная жизнь его не знакома. Облик не известен. А указание на то, что он любил монахов говорит только о том, что без папы римского он ни туда, и ни сюда. Едва ли бы мог он без поддержки папы отобрать у последнего Каролинга власть, хотя она постоянно шаталась, и без подпорки крепко стоять не могла?
Его наследник Роберт «Благочестивый» был слабовольным и бесхарактерным человеком, поглощенный всецело церковными соборами, мало внимания обращавшим на государственные дела. Прославился Роберт Благочестивый своими музыкальными способностями. Хоть в этом ему повезло… В своём веке он был достаточно известным композитором, а одно из его наиболее удачных и известных произведений – гимн «Veni, sancte spiritus» – сохранился до наших дней.

Наверное, ошибся рок?
Судьба у короля иная,
«Благочестивый» не инок,
Но в церкви служб не пропускает.




Бог дал ему еще талант.
Чтоб не страдал король от скуки,
Известен он, как музыкант,
Из флейты извлекает звуки…

Смиренный и мягкий, добродетельный, благочестивый, приветливый монарх. Роберт, не государь, а монах какой-то! Да, с высоты времени нашего можно только посочувствовать государю, как обычному обывателю, попавшему под крепкий башмак супруги своей Констанции Арльской. Не жена была, а самая, что называется, настоящая пила-самоточка. О такой говорят: «Чем больше пилит, тем острее становится». Возможно, что за муки семейные и за послушание воле папы заработал король свое прозвище «Благочестивый». Нет повода отрицать заслуг короля Роберта в благочестии, поскольку нет сведений такого сорта. Хотя и тут, как сказать?.. При этом «мягком» правителе во Франции пылали костры и пахло повсюду жареным человеческим мясом. Король чувствовал себя на церковных соборах, на которых осуждались еретики, как рыба в воде, и никогда в душе его не шевельнулась мысль о милосердии.
Осуждение в излишнем благочестии короля может быть продолжено. Оно не сделало время его правления безоблачным. Не внимал Господь звукам лиры короля, а милосердия истинно христианского в короле, даже зачаточного, не было. И наказание Божье последовало тут же. Во время его «благочестивого» правления случился страшный голод. На поля вышел народ есть траву. Не помогли молитвы короля, обращенные к Богу – треть населения вымерла. И крестьянские восстания не раз приходилось подавлять силой оружия. И это, как ни странно, не претило утонченной натуре французского короля. Вкусили подданные и плетей в изобилии, многие познакомились с петлей из пеньковой веревки.
Отличный латинист, книголюб Роберт, подражая примеру некоторых римских императоров, брал книги даже в походы и путешествия. Однако в житейских делах Роберт предпочитал плыть инертно по течению. Не везло этому королю в брачных отношениях. Первый его брак бездетный и неудачный: он был женат на дочери короля Италии – Сусанне. Не знаю, была ли Сусанна красавицей, но то, что она была намного старше Роберта – это факт. Так что, женившись, Роберт, получив в лице супруги няньку. На первых порах ее забота нравилась королю. А затем?.. Бесплодие жены послужило поводом для расторжения брака. Расставание не сопровождалось пролитием слез, и не оставило в душе короля негативного следа; Роберт легко вздохнул, когда улеглась пыль за каретой, увозящей его бывшую супругу.
Роберт нуждался в няньке, и ему повезло: вскоре он встретил и горячо полюбил Берту, графиню Шартрскую, мать пятерых детей. Брак был заключен, но, к сожалению, оказалось, что Берта приходилась родней королю, хотя и очень дальней.
Следовало знать о том, что папа римский запретил браки среди родственников вплоть до четвертого колена, а Капетинги были в родстве со многими западноевропейскими правителями. Папа Григорий V, объявив этот брак недействительным, потребовал его расторжения…
Король всей душою любил свою обаятельную супругу. Для него решение папы было настоящей трагедией. Он метался по королевскому замку в негодовании. Несмотря на всё своё благочестие, он отказался следовать папскому решению. Расставаться с любимой женой было для него сверх сил. Роберт в 988 году был отлучён от церкви, и покинут всеми своими друзьями и сторонниками. Риск потерять корону, а с нею и, возможно, жизнь, превращался в реальность. Тем не менее, король долго оставался верен жене и защищал ее от французского духовенства. Но тут вмешалось провидение: у Берты, которая была в то время беременна, случился выкидыш, и возникло подозрение, что больше она уже не сможет иметь детей. Под давлением этих обстоятельств король подчинился требованиям Рима и женился на Констанции, дочери графа Арльского.
Город Арль всегда славился красотой своих женщин. Красивая пламенная арлезианка привезла в Париж черные, как смоль, косы и легкий запах чеснока, а, кроме того, сильные страсти. И все же Роберту она показалась малоприятной особой, он находил ее некрасивой, сварливой, жестокосердной, мстительной и алчной. Но главное, чего не было в королеве и в чем король действительно нуждался – в опекунши она не годилась. Королева своею решительностью просто пугала короля. В борьбе со своими врагами новая королева не останавливалась даже перед убийством.
Король направился в Рим, чтобы лично просить папу о позволении развестись с Констанцией и жениться на оставленной Берте, прельстившей короля своим кротким нравом, хозяйственностью и плодовитостью. Ничего из этого ходатайства не вышло. Роберту пришлось смириться с ненавистной Констанцией. Эта неприятная для короля женщина родила в браке с ним, по разным сведениям, шесть или семь детей. К сожалению, Констанция оказалась склонной к интригам. Она расшатала королевскую власть, настраивая детей – наследников престола против собственного мужа-монарха.
Помимо прямых наследников, набожный король Роберт имел, как известно, одного признанного им сына-бастарда – Рауля. Рауль был назначен архиепископом Буржским. Может быть, с матерью последнего Роберт имел хоть какое-то утешение?..
Жалела ли Франция о кончине «Благочестивого, сведений у меня не имеется?

Все должно в меру, без излишка.
И благочестие – изъян.
Заботу о стране и близких,
Защиту от душевных ран

Взвалил на Господа, святых…
Ты государь, твоя держава
Находится в руках твоих,
Ее богатство, мир и слава!

Наверно, нужно самому,
Засучив рукава, трудиться,
Притом не дать уснуть уму,
Чтоб было, чем тебе гордиться.

Не слышишь ты небесный глас,
Не замечаешь божьи знаки…
Были восстания не раз,
В полях крестьян – пустые злаки.
И наступал в державе мор,
От голода друг друга ели,
Умом ты болен с давних пор,
И жизнь теплится еле-еле.

Генрих I, или, как принято произносить во Франции – Анри I, как и Гуго Капет, ничего о себе не оставил, более того, что правил Францией целых 30 лет. Такое длительное правление в условиях постоянного давления на королевскую власть, само по себе, говорит о том, что этот король благочестием и мягкостью характера не отличался, и все же…
Генрих I не обладал большими способностями или прилежанием в изучении наук, не считался сведущим в богословии или музыке, как его образованный отец, король Роберт, но слыл деятельным человеком, готовым трудиться день и ночь, и терпеливым его тоже не назовешь! Юность Генриха прошла в переполохе гражданской войны, осветившей заревом пожаров Иль де Франс – домен королевский, так называлась королевская область, расположенная по обоим берегам Сены, покрытая лесами, перелесками и крохотными крестьянскими наделами. Дороги скверные, пересеченные оврагами и искусственными канавами, затрудняющими стремительное передвижение вражеских военных отрядов. И повсюду видны неуклюжие, но зато крепкие замки вассалов короля. Давно деревянные укрепления сменили каменные тяжелые сооружения. С тоской смотрит король на самостоятельность своих вассалов, владения которых намного больше его, королевских. Третий король из династии Капетингов также оказался слабым, как и двое его предшественников.
Время может осудить этих государей-монархов за то, что позволили на территории Франции образоваться множеству крупных феодальных княжеств, каждое их которых намного превосходило личные владения короля.
А может быть, напротив, в том немаловажная их заслуга, что королевского домена эти мощные соседи все же не поглотили? Французский король не стал вновь герцогом Франции, а оставался королем! Пускай и слабеньким, но все же королем!
Может быть, время и такой приговор вынесет?
Как ты решаешь с осуждением, присяжный заседатель, избранный из числа читателей?
Мне лично кажется, что короли плыли по течению событий, то погружаясь в них, то всплывая, только потому, что французским королям помогали обстоятельства, заключающиеся в том, что крупные феодалы не видели опасности, которую представляли Капетинги в будущем, и вместо того, чтобы сплотиться против короля, изматывали свои силы в междоусобных войнах друг против друга, хотя интересы диктовали им использовать их против королевства. Но, следует все же ради справедливости указать и на то, что этими обстоятельствами трое первых королей династии сумели все же воспользоваться.

На дереве одном – различные плоды,
На вид красивы, но червивы.
Достойны лишь одной судьбы:
Упасть и сгнить неторопливо.

В покое не постичь глубин,
Характеров, упрятанных глубоко.
Иной и доживает до седин,
По существу, оставшись одиноким.

Он чужд среде, хотя благочестив,
А внешне он на всех похожий.
Развал страны сдержать не хватит сил,
Спасти себя – процесс несложный.

В наше время, в условиях, которые нам предоставили активно наблюдать, на первых французских королей несколько походил президент Украины Ющенко.
Нет, благочестивым его не назовешь, напротив, он причинил немало вреда своему государству, выполняя обязательства перед теми, кто его поставил! И мы позволили ему…
Что-то происходит с нами, до боли в глазах, видимое раньше. Долго думать не приходится, стоит только вспомнить сказку о деревянном человечке, о том разделе ее, в котором речь идет о стране дураков. Не хочется признаваться, что величайшее большинство из нас удостоились этого звания. Ну, а то, что мы об этом не говорим открыто, естественно, кто же в открытую признается, что он дурак. Признавшийся тотчас должен будет переведен в разряд умных, анализирующих свое существо.
Пройдитесь по городу, посчитайте, сколько отделений банков функционирует? Как ни странно, но первичный капитал их, был извлечен из ваших собственных карманов, граждане, причем совсем несложными методами, коту Базилио и лисе Алисе хорошо известными.
Посчитайте, сколько появилось миллионеров и миллиардеров в Украине, я не предлагаю уже считать тех, у кого на счету сотня-две тысячи долларов имеется? Кто из этих людей тяжким трудом деньги большие заработал?
Кто из рядовых граждан в советское время мог заработать капитал, позволяющий начать свое дело? Вспомните о ваших ваучерах, к которым вы относились, как к фантикам, с радостью отдавая их за цену двух килограммов вареной колбасы из эрзацпродуктов. Кто вам сказал о том тогда, что истинная цена каждого ваучера оценивается в десятки тысяч долларов?
Буратино, обладая пятью золотыми в кармане, в харчевне, повелительным тоном сделал заказ: «Три корочки хлеба!» Кот Базилио и лиса продолжили заказывать яства, не имея и гроша в кармане, намекая владельцу харчевни на карман деревянного мальчишки. Но и ту несчастную корочку хлеба Буратино съесть не мог, поскольку его «друзья» плотно завязали ему рот салфеткой.
Салфетка, плотно прикрывающая ваши рты, не позволяет вам даже пожаловаться на ограбление. Вспомните, вложившие ваучеры в трастовые компании, доверяя им и надеясь на дивиденды, что вы получили взамен ваших ваучеров, определяющих вашу долю общественных богатств, заработанных, кстати, не только вами, но и всеми предками вашими? Вы спокойно доверили то, что должны были передать в наследство и вашим потомкам, позволив представлять свои интересы «добрым людям», доброту которых вы определяли на слух, внимая льстивым речам.
Пройдет время, и вы поймете, что вас от власти теперь отделяет толстенная стена, преодолеть которую можно, обладая только шальными деньгами, объем которых даже недоступен вашему воображению. Сказочные страшилища – ничтожества перед современными вурдалаками и Кощеями…

Откуда взялись на Руси Кощеи?
Кощей всегда разбоем промышлял:
Там жал, где никогда не сеял,
И брал все там, где ничего не клал.

Порядок им заведен был такой:
Коль голову снимал с кого-то,
Все аплодируют и поднимают вой,
Сбегаются с весельем и охотой.

Ну, что поделать, так уж повелось.
Порядок рухнул, но живы «кощеи»,
Осела пыль, все улеглось,
И снова пикнуть мы не смеем.

Хоть светит солнце, свет не мил,
Страдают от кощеев люди.
В стране так много выросло могил,
А сколько их еще прибудет?..

И будут вас утешать словами сладко звучащими, что вас вывели из рабства в царство цветущей демократии.
Описывать красоты демократии у меня рука почему-то не поднимается. Не достиг я уровня мастерства Александра Дюма-отца, к истории относиться как к гвоздю, на котором он развешивал созданные им картины. Из того, что видится мне, большого гвоздя, выдерживающего большую тяжесть картины, в тяжелой раме из позолоченной лжи, сделать не дано.

Крепкий гвоздь забить в стену,
Может быть, не сложно,
И картину не одну
Вывесить возможно…


Только, что в картине той,
Правда, небылицы?
Смысл иль замысел пустой
И какие лица?..

Светлых красок не видать,
Темных слишком много,
Ими ложь лишь создавать
Превосходным слогом!

ЧЕРНАЯ И БЕЛАЯ МЕТКИ

Читая книгу, не удивляйтесь тому, что в качестве примеров, подкрепляющих мысль свою, я прибегаю к эпизодам истории Англии и Франции. Те от римлян унаследовали и грамоту, и культуру, Правда, за годы средневековья кое-что было потеряно… На Русь грамоту слишком поздно принесли Кирилл и Мефодий. А до этого грамотою владели византийские монахи, которых менее всего интересовала мирская жизнь. Князь и его ближайшее окружение грамоту от монахов получали. Но некогда им было заниматься писаниной, когда защита и нападение занимало основную часть времени. Летописцев было мало, да и нередко сталкиваемся с тем, что в угоду кому-то исторические данные изменены.

Правду пишет только тот,
Кто не служит власти.
Коль забудет кое-что,
В этом нет напасти.

Недомыслил где-то он,
Может, не заметил.
Фактом мелким поражен…
Важно – ложь не светит!

Чтоб отторгнуть тень и миф,
Нужно быть отважным,
(Будь то проза или стих)
Истине – неважно!
Кстати и в Западной Европе не все гладко. И там немало писано и переписано, в попытках припрятать кое-что, не желаемое правителям прошлого. У нас с этим вопросом еще хуже обстоит… Так и кажется, что Господь Бог отдал Россию в виде экспериментального полигона для проверки прочности межэтнических и иных общественных отношений. И нет ни одного правителя, который не переделывал бы предыдущие исторические события под себя, в крайнем случае, под события ближайшего времени.

У нас особая страна, –
Не опишу просторы я,
Куда не гляну – ложь видна,
Такая уж история.

У ней особые пути,
Хотя с другими схожие,
Но ни проехать, ни пройти,
Невероятно сложные.

В ней истины запутан след,
Идешь и спотыкаешься,
Потом глядишь, а хода нет…
Напрасно, брат, стареешься.

Восстанавливать целое из кусочков значительно сложнее, чем строить что-то новое, тем более, если над этими кусочками поработало и время, и люди. Каждое событие, когда к нему прикасаешься, вызывает сомнения. Ну, скажем, такое судьбоносное событие в истории нашей страны, как битва на Куликовом поле, воспетое и прославленное великое множество раз. Столкнулись на нем силы великие, потери с одной и другой стороны огромные, но, почему-то следов сражения потомкам не оставившее? То, что там не удается обнаружить обломков мечей и копий, может быть объяснено самой ценностью металла в прошлом. Собрали победители все куски и кусочки – не пропадать же добру! Но, вот беда, нет признаков захоронений массы павших тел…
Сомнение – обязательное условие для работы ума-разума. Хотя иногда ум и за разум заходит, когда сомнению подвергается то, что составляет основу религии множества народов. Я не говорю о тех, чьи действия не говорят о наличии вообще какого-то ума, у которых вместо него дух противоречия поселился. Ну, скажем – «сатанисты», избравшие идолом для поклонения антипод Бога. Их можно понять, если представить конечную цель, которой они добиваются. Возможностей совершить что-то значительное у них нет, властвовать над другими – кишка тонка, вот и желают властвовать над другими с помощью властителя темных сил. Как дьявола внимание к себе привлечь, они не знают? Полагают, что для этого следует с особой циничностью нарушать общепризнанные символы морали. Ну, чего проще, забраться на кладбище и надругаться над могилами усопших, повернуть на 180 градусов распятие! Совершить ритуальное убийство. Правда, само описание ритуала соответствует грандиозной тупости следующих ему. Они не думают о расплате за то, что совершают, полагая, что безнаказанность на этом свете – это и все. Дай власть сейчас! Дай все блага сейчас и в большом количестве! А остальное – пусть трава не растет! Вот именно, дай!.. Но, если подвергнуть глубокому анализу их деятельность, приходишь к выводу: пакостники и мерзотники и творимое ими в объеме мало, как и значимость их самих. Влиять на прошлое, изменить будущее они не могут. Да и место их не в тюрьме, а в психбольнице, как душевно больных буйного характера. И действия их, как все совершаемые психически больными людьми, не должны служить сценарием для произведений любого жанра.
Более всего беспокоят те, кто обладает изощренным умом переделывать истину, да так, что она, становясь ложью, не теряет своих, присущих правде черт.
Скажем, не имея возможности опровергнуть историю земной жизни Спасителя, находятся «сомневающиеся по специальному заказу», которые запускают свои версии земного пути Иисуса Христа. Ложь получается довольно складной и может поколебать веру неустойчивых, плохо знакомых со Священным Писанием.…
Я отношусь к тем, кому сомнения тоже не чужды, но они касаются вопросов очищения исторических личностей, осуждаемых за их деяния. Осуждение могло быть реализовано не только в искаженном описании исторических событий, но и в кличке, с которой эта личность входит в историю, хотя может быть и без таковой.
Был на Руси отпрыск великого князя киевского Владимира, по имени Святополк, которому и прозвище было дано «Окаянный», который по своему решал все вопросы престолонаследия, когда умер отец его – креститель Киевской Руси. Впервые в качестве военного силового инструмента были приглашены печенеги. Возникла прямая возможность развала страны… Удалось ему, убив многих братьев, не ведавших о смерти отца, не готовых к такому повороту событий, захватить Киев. Одному из сыновей Ярославу удалось бежать. Бежал он на север, где корни были княжеские, варяжские, но на пути град Новгород встал, не пустил дальше князя. Мало того, новгородцы помогли Ярославу и престол отцовский отвоевать. Шел 1016 год. Поздняя осень, о которой можно сказать:

Солнце, как месяц, не больно смотреть.
В дымке морозной округа,
И продолжают снежинки лететь,
Ложатся тихо, упруго.

И глухота. Даже ломит в ушах
От тишины поднебесной…
Поздняя осень, а так хороша,
Песней приходит чудесной!

Но людям, направлявшимися с юга и севера к городу Любечу было не до красоты погожего осеннего дня, они шли во всеоружии, неся смерть с собою. А вот и озеро вблизи города, ледяной коркой покрытое, но лед тонкий, на такой ступить ногой опасно. Вот тут родные братья и скрестили мечи свои. Святополк допустил серьезную стратегическую ошибку, разделив свое войско на две части: киевлян он поставил по одну сторону озера, печенегов – по другую. Кто спросит, почему он так поступил? Ярослав быстро оценил обстановку и напал вначале на киевлян. Сеча была скорой и беспощадной. Русичи бились с русичами. Ярослав одолел. Остатки разбитой киевской дружины бежали с поля боя. Расправившись с киевлянами, Ярослав двинулся на печенегов. Печенеги не стали искушать судьбу, не вступая в бой, они бежали… Преследовать их было бесполезно, легки и подвижны степняки. Киев открывал свои ворота перед Ярославом.

Не просто кличку «Мудрый» заслужить!
Не за одно великое деянье.
Достойно нужно жизнь свою прожить,
Да не нуждаясь в строгих покаяньях!

Прославился не силой и мечом…
Росла и строилась великая держава.
И враг ему суровый нипочем,
Заслуженною пользуется славой.

Глядит на Киев с завистью Европа,
Желает с князем породниться.
Дороги широченные и тропы
Ведут в его державную столицу.

И не на голом месте Ярославу пришлось обустраиваться. Батюшка его Владимир-креститель Русь поднял из язычества, заставил Византию уважать ее.

За долами, за горами, да за синими морями,
Да за реками великими, озерами…
Русь тогда не славилась царями
А делами славными, веселыми…

Умер князь Владимир… Как тут быть?
Слишком велика была держава!
Землю меж сынами разделить…
Не успел… А кто имеет право?

Только совесть – это не иголка,
В стоге сена нечего искать!
Так черна у князя Святополка,
Цвету перьев ворона под стать!
Да и нравом не уступит птице,
Завладеть державой захотел!
Знал одно, что нужно торопиться,
Чтоб забрать у каждого удел!

Им убиты и Борис, и Глеб!
Ярослав сбежал на север, к свеям!
Много на Руси родилось бед…
Голову поднять никто не смеет…

Не знакомы добрые деянья.
Церковь не простит ему вину.
Появилась кличка – «Окаянный»
Кличка Святополку одному.

Давно ушли времена те далекие от нас, однако…

Я думаю, сегодня на Руси,
В той части, что зовется – Украиной
Достойны кличку «Окаянного» носить,
Прославившись деяньями своими.

Министры, президенты все –
Войдут в века с отметиной позора.
И это – несомненнейший успех!
У нас повсюду – жулики и воры…

Но вернемся к Святополку. Присвоили ему титул «Окаянного» – и все тут! Вроде бы и сомневаться не следует, тем более, когда убитых Святополком братьев Бориса и Глеба церковь канонизировала. Даже город в Воронежской области есть, называемый Борисоглебском в честь убиенных братьев княжеских. Чего еще надо? А на душе моей не совсем спокойно, думаю: «А как бы называли Святополка, если бы он победителем стал да на престоле киевском остался?..».
Ведь победителю многое дано, чего никак не скажешь о побежденном. Побежденный – «Окаянный», победитель «Мудрый!
Такою же редкой, как «Окаянный» станет кличка, данная великому князю киевскому Ярославу – «Мудрый».
Сомнений нет, что князь Киевский Ярослав заслуженно вошел в историю с этим прозвищем. Вот только на моем веку эту кличку пытались приспособить к имени Сталина, да не вышло… нашелся мужичок – хрущевичок, не только выел ее содержание, но и пометом своим все вокруг измазал. Но к этому мы еще подойдем. Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается…

СВАТОВСТВО АНРИ ПЕРВОГО

Многие владетельные государи Европы хотели бы породниться с великим князем Киевским. Среди них находился и французский король Генрих I Капет. Не ухватился киевский князь за это предложение. Не сразу отец Анны дал свое согласие на брак дочери с королем Франции. Лишь через четыре года приближенные уговорили князя принять предложение Генриха. Судьба Анны была решена…
Матерью Анны Ярославны была Ингигерда Шведская, дочь шведского короля Олафа Шетконунга. Несомненно, родственные и дружественные связи великой княгини Ингигерды оказали влияние на брачные союзы дочерей. Королевами европейских стран стали все три дочери Ярослава: Елизавета, Анастасия и Анна. Русская красавица княжна Елизавета покорила сердце норвежского принца Гаральда, Анна стала супругой французского короля Генриха I, Анастасия – королевой Венгрии.
Итак, в 1048 году в далекий Киев, где Анна жила вместе с отцом и четырьмя сестрами, французский король Анри (Генрих I Капет) вновь направил пышное посольство. Послам было поручено получить согласие на брак одной из дочерей киевского властителя с Генрихом, ибо даже до Франции «дошла слава о прелестях принцессы, именно Анны, дочери Георгия (Ярослава)». Король французский велел передать, что он «очарован рассказом о ее совершенствах». Анна была красива (по преданию, она имела «золотые» волосы), умна и получила неплохое по тому времени образование, «прилежа книгам» в доме своего отца.
Сватовство и свадьба Анны Ярославны состоялись, когда ей было 18 лет. Послы короля Франции отправились в Киев весной, в апреле. Посольство продвигалось медленно. Кроме послов, ехавших верхом, кто на мулах, кто на лошадях, обоз составляли многочисленные повозки с припасами на долгий путь и повозки с богатыми дарами. В подарок князю Ярославу Мудрому предназначались великолепные боевые мечи, заморские сукна, драгоценные серебряные чаши...
На ладьях спустились по Дунаю, потом на лошадях прошли через Прагу и Краков. Путь не самый ближний, но самый проторенный и безопасный. Эта дорога считалась наиболее удобной и многолюдной. По ней шли торговые караваны на восток и на запад. Возглавлял посольство шалонский епископ Роже из знатного рода графов Намюрских. Вечную проблему младших сыновей – красное или черное – он решил, выбрав сутану. Незаурядный ум, знатное происхождение, хозяйская хватка помогли ему успешно вести земные дела. Его дипломатические способности не раз использовал король Франции, посылая епископа то в Рим, то в Нормандию, то к германскому императору. И теперь епископ приближался к цели своей великой исторической миссии, на тысячелетия вошедшей в историю.
Кроме него в посольстве был епископ города Мо, ученый богослов Готье Савейер, который станет вскоре учителем и духовником королевы Анны. Французское посольство прибыло в Киев за невестой, русской княжной Анной Ярославной. Перед Золотыми воротами столицы Древней Руси оно остановилось с чувством удивления и восторга. Брат Анны, Всеволод Ярославич, встречал послов и легко объяснялся с ними на латыни.
Согласие родителей на брак княжны с французским королем было получено, и 4 августа 1049 года Анна Ярославна начала свое первое длительное путешествие через Краков, Прагу и Регенсбург… Потом пошли земли французские.
Прибытие Анны Ярославны на землю Франции обставили торжественно. В один из майских дней 1051 года от Рождества Христова по дороге, ведущей к французскому городу Реймсу, неторопливо двигался караван повозок и всадников. Поселяне, работавшие на полях, лежавших вблизи дороги, с любопытством разглядывали проезжавших.
Это были светловолосые, светлоглазые, высокого роста люди, одетые, на французский взгляд, очень странно. Они с любопытством оглядывали окрестности. И при этом старались держаться как можно ближе к девушке, сидевшей на высокой золотисто-рыжей кобылке. Сразу видно было, что это не только их госпожа, но и соплеменница, потому что она тоже была светловолоса и светлоока, со вздернутым носом и широко расставленными глазами. Длинные косы девушки, перевитые синими и алыми лентами, были почти такого же цвета, как грива кобылки. Поселянам не дано было знать, что когда скандинавские скальды воспевали эту красавицу в своих песнях, то называли девушку за ее цвет волос Рыжей. Она была в диковинном безрукавном синем платье, а под ним – тонкая сорочка с пышными длинными рукавами. Маленькая круглая шапочка с меховой оторочкой ловко сидела на ее гордой головке. Выглядело все это богато и роскошно, да, впрочем, ни у кого не возникало сомнений, что таким длинным обозом, под такой мощной охраной могут путешествовать только очень богатые господа.
Генрих I выехал встретить невесту в старинный город Реймс. Король в свои сорок с лишним лет был тучным и всегда хмурым. Но, увидев Анну, улыбнулся. К чести высоко образованной русской княжны надо сказать, что она свободно владела греческим языком, да и французский выучила быстро. Венчание происходило 19 мая 1051 году в Реймсе.
На брачном контракте Анна написала свое имя, ее же супруг король вместо подписи поставил «крестик».
Именно в Реймсе с давних времен короновали французских королей. Анне была оказана особая честь: церемония ее коронации состоялась в этом же старинном городе, в церкви Святого Креста. Уже в начале своего королевского пути Анна Ярославна совершила гражданский подвиг: проявила настойчивость и, отказавшись присягать на латинской Библии, принесла клятву на славянском Евангелии, которое привезла с собой. Под влиянием обстоятельств Анна затем приняла католичество, и в этом дочь Ярослава проявила мудрость – и как французская королева, и как мать будущего короля Франции Филиппа.
Приехав в Париж, Анна Ярославна не сочла его красивым городом. Хотя к той поре Париж из скромной резиденции каролингских королей превратился в главный город страны и получил статус столицы. В письмах к отцу Анна Ярославна писала, что Париж хмурый и некрасивый; она сетовала, что попала в деревню, где нет дворцов и соборов, какими богат Киев.
Молодая королева сразу же показала себя дальновидным и энергичным государственным деятелем. На французских документах той поры, наряду с подписями ее мужа, встречаются и славянские буквы: «Анна Ръина» (королева Анна). Римский папа Николай II, удивленный замечательными политическими способностями Анны, написал ей в письме:
«Слух о ваших добродетелях, восхитительная девушка, дошел до наших ушей, и с великою радостью слышим мы, что вы выполняете в этом очень христианском государстве свои королевские обязанности с похвальным рвением и замечательным умом».
Жизнь Анны во Франции совпала с экономическим подъемом в стране. Во время царствования Генриха I возрождаются старые города – Бордо, Тулуза, Лион, Марсель, Руан. Процесс отделения ремесла от земледелия идет быстрее. Города начинают освобождаться от власти сеньоров, то есть от феодальной зависимости. Это повлекло за собой развитие товарно-денежных отношений: налоги с городов приносят государству доход, который способствует дальнейшему укреплению государственности.
Важнейшей заботой мужа Анны Ярославны было дальнейшее воссоединение земель франков. Генрих I, как и его отец Роберт, вел экспансию на восток. Внешняя политика Капетингов отличалась расширением международных отношений. Франция обменивалась посольствами со многими странами, в том числе с Русью, Англией, Византийской империей.
Чтобы укрепить свое положение Капетинги утвердили принцип наследственности и соправительства королевской власти. Для этого наследника, сына, приобщали, как уже говорилось, к управлению страной и короновали еще при жизни царствующего монарха. Во Франции в течение трех веков именно соправительство позволило сохранять преемственность короне.
Роль женщин в поддержании принципа наследования была немалая. Так, жена государя после его смерти и перехода власти к малолетнему сыну становилась регентшей, наставницей молодого короля. Правда, это редко обходилось без борьбы между дворцовыми группировками, которые иногда приводили к насильственной смерти женщины.
Анна с нетерпением ожидала вестей из дома. Вскоре после ее отъезда из Киева умерла мать. Через четыре года после смерти жены, на 78-м году жизни, скончался отец Анны, великий князь Ярослав.
Овдовела Анна Ярославна в 28 лет. Генрих I умер 4 августа 1060 года в замке Витри-о-Лож, недалеко от Орлеана, в разгар приготовлений к войне с герцогом Нормандии, будущим английским королем Вильгельмом Завоевателем. Но коронование сына Анны Ярославны Филиппа I как соправителя Генриха I состоялось еще при жизни отца в 1059 году. Генрих умер, когда юному королю Филиппу исполнилось восемь лет. Филипп I царствовал почти полвека, 48 лет (1060 – 1108).
Завещанием король Генрих назначил Анну Ярославну опекуншей сына. Однако Анна, мать молодого короля, осталась королевой, но опекунство, по обычаю того времени, она не получила: опекуном мог быть только мужчина, им и стал шурин Генриха I граф Фландрский Бодуэн.
Недалеко от Шантийи и в 40 км к северу от Парижа находится небольшой город Санлис. Каждая уличка этого города дышит историей. Многократно разрушенный и восстановленный, он видел многочисленных королей Франции. После смерти первого мужа здесь поселилась королева Анна Ярославна (в источниках на латинском языке имя русской княжны иногда пишется как «Агнесса»). В 1066 году в Санлисе вдовствующая королева основала аббатство Святого Викентия. Оно было построено на месте старой деревянной обители для монахов-августинцев. Здесь ею был основаны женский монастырь, и костел (на портике последнего в XVII в. было воздвигнуто лепное изображение русской княжны, держащей в руках модель основанного ею храма). Оставаясь главным воспитателем подрастающего сына и его руководителем в государственных делах, Анна, тем не менее, отказалась от регентства. Одной из причин отказа была страстная любовь Анны к графу Раулю III из рода де Крепи и Валуа.
В 1062 году в санлисском лесу во время охоты, к которой Анна, как истинная славянка, «питала исключительное расположение», граф похитил Анну с ее согласия, увез к себе в замок и вступил с нею в тайный брак. Рауль де Крепи де Валуа – был потомком Карла Великого. При знакомстве с Анной граф уже был женат. Королева и граф обвенчались в церкви замка Крепи. Это произошло в первой половине 1063 года, спустя два года после смерти короля. Сегодня во Франции есть два городка – Отей-ан-Валуа и Уань-ан-Валуа. Оба находятся примерно километрах в 60 на северо-восток от Парижа. Эти городки – остатки бывших владений знатного вельможи Франции.
Супруга Рауля Элеонора Брабантская обратилась с жалобой на двоеженство графа к самому Папе Римскому Александру II,. который приказал Раулю расторгнуть брачный союз с Анной, но влюбленные этим пренебрегли. Вместе с юным королем Филиппом практически втроем управляли страной. Ради молодой королевы граф Валуа обвинил свою вторую супругу в неверности, получив, таким образом, еще один повод к разводу. Они жили в согласии и счастье еще долгих 12 лет в родовом поместье Валуа.
Кстати, король Филипп Первый всегда благоволил своей матери, он не осудил ее за такой поворот судьбы.
В 1074 году Анна овдовела вновь. Потеряв Рауля, она пыталась забыться, окунувшись вновь в государственные дела. «Анна Ръина» поселилась при дворе сына и опять стала подписывать указы и распоряжения. В них она называет себя уже не «королевой» и «правительницей», а лишь «матерью короля», но, тем не менее, ее уверенная подпись не раз еще встречается на деловых бумагах французского двора рядом с «крестами» неграмотных королевских чиновников.




Я мужеству женщин дивлюсь,
А слабых мужчин – ненавижу.
Я женщину славить берусь.
В ней много прекрасного вижу.

Ведь женщина – мать и жена,
В ней вижу я многие лица,
Как солнце, как воздух нужна,
Я славлю ее, как царицу!

Анне Ярославне жилось теперь тоскливо, ее больше не ждали никакие значительные события. Ушли из жизни многие братья, родные и близкие люди. Во Франции умер ее учитель и наставник епископ Готье. Погиб муж любимой сестры Елизаветы, король Норвегии Гаральд. Не осталось никого, кто некогда прибыл с юной Анной Ярославной на французскую землю: кто умер, кто возвратился на Русь.
Анна решила путешествовать. Ей стало известно, что старший брат Изяслав Ярославич, потерпев поражение в борьбе за киевский престол, находится в Германии, в городе Майнце. Генрих IV Германский был дружен с Филиппом I (оба конфликтовали с Папой Римским), и Анна Ярославна отправилась в путь, рассчитывая на добрый прием. Прибыв в Майнц, узнала, что Изяслав уже перебрался в город Вормс. Настойчивая и упрямая, Анна продолжила путешествие, но заболела в дороге. В Вормсе ей сообщили, что Изяслав уехал в Польшу, а его сын – в Рим к Папе. По мнению Анны Ярославны, не в тех странах следовало искать друзей и союзников для Руси. Огорчения и болезнь сломили Анну. Она вернулась назад, умерла в 1082 году в возрасте 50 лет.
Последнее упоминание об Анне относится к 1075 году (её подпись стоит на грамоте), после этого ничего точного о её судьбе неизвестно. По одной из версий Анна была похоронена в аббатстве Вилье в местечке Серни недалеко от Ла Ферте Алле (департамент Эссон). Однако оно было разрушено во время Великой Французской Революции.
В 1130 году, внук Анны Ярославны король Людовик Шестой построил в Санлисе новый дворец – его руины можно увидеть и теперь. Среди развалин можно распознать остатки королевской часовни и столовой залы, а так же четырёхугольной сторожевой башни. И стоит в городе Санлисе памятник Анне Ярославне, Анне Русской или Aнне Киевской.
Потомство королевы Анны закрепилось на земле французской. И только загадочной осталась судьба ее дочери… Несколько слов о ней: звали ее Эдингой, хотя в историю она вошла под именем Эммы. В 1074 году было принято решение выдать принцессу замуж, однако, не желая вступать в брак с нелюбимым человеком, Эмма убежала из Парижа. Утомленная долгой дорогой, дочь Анны Ярославны остановилась в баварском селе Пух (окраина Мюнхена). Местные крестьяне дали принцессе приют, где она прожила до своей смерти (1109 год), занимаясь обучением местных детей и леча больных. Похоронена Эмма под престолом церкви, которая стоит и по сей день. Около 1600 года церковь провозгласила внучку Ярослава Мудрого блаженной.
В душах многих людей нашего времени сформировали синдром неполноценности: они переоценивают все, что находится на западе Европы, не вникая в глубины прошлого и настоящего. Странно для меня одно, гордо поглядывая на Восток и Север, подчеркивая свое сверхнациональное достоинство, по отношению к Западу о своей национальной значимости забывают, предпочитая заискивающе обращаться, лебезить
А ведь история той же Франции не свидетельствовала о преимуществе ее над Русью. Русь того времени выгодно отличалась всем. И не нашлось среди французов, включая священников, тех, кто осудил бы дочь Ярослава Мудрого.

СУД МИРСКОЙ И СУД БОЖИЙ

Все под солнцем взаимосвязано, все взаимообусловлено, хотя и не всё нашим скудным разумом осознано. Верите ли вы в справедливый суд над вами после смерти или нет, не важно; так же неважно, состоится ли он сам, или нет, поскольку речь идет о вашей отдельной личности, хотя стать таковой и не всякому удается. И совсем иная речь, когда суду подлежат дела мирские, касающиеся жизни множества людей, судеб государства, а порой и разом многих держав. Но в миру и законы действуют мирские, созданные под реальную властную личность, соответствующие условиям, а потому от справедливости очень и очень далекие. Тот, кому пришлось прикоснуться к ним, может много о том неприятного поведать, хотя следует учитывать и то, что в выводах каждого из нас немалую часть занимает субъективное отношение к происходящему.
Так было в прошлом, так обстоит дело и сейчас. О том, как может меняться оценка деяний одной и той же личности, вывод объективный можно сделать, только сопоставляя, сравнивая одно с другим. Но без знания всех обстоятельств жизни, как отдельного человека, так и общества в целом, сделать объективные выводы не так просто. Жизнь не течет равнинной спокойной рекой. Скорее, она напоминает стремительно несущуюся бурную горную речку, с внезапными заторами, поворотами и падениями с высоты. Может она и изменить направление русла, если внезапно произошел горный обвал. Разве мы с вами сейчас не являемся свидетелями такого обвала в обществе нашем? И мы не просто констатируем факты, а ищем еще и причину. Но всегда ли мы ее находим, даже там, где она кажется лежащей на самой поверхности? Для тех, кто привык относиться к анализу событий поверхностно, достаточно создать «легенду» и обещать райскую жизнь в будущем. А тем, кто добирается до глубинных причин, приходится думать, а сохранят ли им жизнь и свободу те, кому анализ происшедшего может угрожать? Время идет, память о случившемся слабеет, острота прошла, она уже не колет душу, и истина осталась позади так далеко, что и увидеть ее не возможно. Повседневная жизнь заедает, требуя к себе внимания, и прошедшие события становятся объектом исследования тех только лиц, кого принято называть историками. А у всех ли историков свободен рот и не связаны руки? Не выполняют ли они «заказ», щедро оплаченный? Не свободны они во взглядах своих, трудятся, ретушируют исторические события… И с помощью таких «историков» надевают белые одежды, чуть ли не святых, те, кто совершал злодеяния, и осуждаются те, кто их не совершал. И не судимые становятся осужденными.
Величайшая заслуга в осуждении принадлежит и тем, кому Господь даровал способность словом своим проникать в души людей, рисуя картины прошлого и создавая картины настоящего, похожие на реальные, имеющие аналоги в жизни, но по сути иллюзорные.

Если пишешь о природе,
О любви святой, народе
С добротою, ясно, чисто –
Назовут идеалистом.

Если грязи выльешь кучи,
Да покрепче, да погуще –
Все так гадко и обвально,
Значит, пишешь ты реально.

Талант писателя чудо творит с сознанием людей. Спросите большинство людей, что они знают о д’Артаньяне и вам, без тени сомнения, станут пересказывать все то, что видели на экранах кино, сценарий которого – чудовищное издевательство над произведением великого романиста Александра Дюма, известного под названием «Три мушкетера». Но, разве д’Артаньян в этом романе соответствует реально существовавшему?
Хорошо, что сам писатель признается в том, что для него история является гвоздем, на котором он развешивает свои картины. Красивые картины, легко воспринимаемые людьми, но не соответствующие истине. Только, кто из читавших произведения этого писателя, усвоил эту фразу? Она проскочила мимо сознания...
А что происходит, если гениальный писатель, избравший историю канвой для своих произведений, не говорит об историческом гвозде своему читателю, или, мало того, использует слово, приближающее его произведение по форме и по звучанию к истине, да еще звучит – «хроника»? Попробуйте состязаться с таким гением, доказывая, что события, имевшие место в истории искажены? Уверен, что вы проиграете! Поверят тому, кто заставил своим талантом обратить на себя внимание, а возможно еще стать кумиром толпы. Созданная таким писателем «историческая» картина, полная искусственного драматизма, хорошо усваивается людьми, и трудно становится историкам обелить невинного деятеля прошлого, осужденного кистью великого мастера, только из желания простые жизненные коллизии превращать в трагедии.
И живет в памяти людей государственный деятель прошлого образцом злодея. Таким злодеем стал герой драмы Уильяма Шекспира – Ричард Ш. Приходу того к власти предшествовало немало трагических историй. Шла Столетняя война между Францией и Англией.

НЕВЕДОМ ЖИВУЩИМУ СУД ВРЕМЕНИ!

Я не удивляюсь тому, что основой многих произведений Уильяма Шекспира стали английские исторические хроники. Они сами по себе, без литературной обработки, поражают своим трагизмом. А, если к ним еще присоединить талантливое перо драматурга?.. Вот только потомкам изучать историю по получившемуся от такого симбиоза материалу не следовало бы.
Генрих V, король английский, из Ланкастерской ветви Плантагенетов, пришел к власти в 1413 году. Правление было коротким, проведено было оно почти в постоянных сражениях, в которых Генрих проявил себя настоящим воином. И вот он в 1422 году умирал не на поле брани, как ему бы хотелось. Господь судил по-другому. Государь умирал в полном сознании. Холодная испарина покрывала лоб английского короля. Боли, так долго «разрывающие» его живот, исчезли. Только, что-то уж очень тяжелое навалилось на живот. Тело его как будто стало короче. Он от тяжести той втянулся и никак не хотел распрямиться. Монарх знал, что умирает, и поспешил исповедаться в грехах своих настоятелю Вестминстерского аббатства. Грехи грехами, – у короля их было великое множество, – но он успел многое совершить за недолгое правление, а главное – добиться больших успехов для Англии в Столетней войне. Уже в двенадцатилетнем возрасте он показал себя умелым в воинском искусстве, так что король Ричард II, при дворе которого он воспитывался в период изгнания отца своего Генриха Болингброка Ланкастера, лично посвятил двоюродного племянника в рыцари. Потом наступило время, когда отец Генриха Болингброк Ланкастерский вернулся и сверг с престола своего двоюродного брата Ричарда II , и Генрих стал носить титул наследного принца Уэльского. Что поделать, история Англии полна жесткой, если не сказать жестокой борьбы за власть. Свергнутого короля отправили в замок Понтефракт, где он и умер. Причиной смерти низложенного короля считали голод. Смерть от голода всегда относилась к страданиям, вызывающим жалость к умершему. Так что, тиран Ричард II стал гораздо добрее и популярнее после своей смерти. Мало того, жалость по «заморенному голодом королю, рождала слухи о том, что Ричард каким-то образом избежал смерти и готовится возвратить себе корону. Опасение, что тень умершего короля возродится, став реальной фигурой, долго преследовало Генриха Болингброка, ставшего королем Генрихом IV.
И вот теперь его сын, ныне умирающий король Генрих, по числу пятый, лежа на смертном одре, проворачивал в угасающем сознании своем бурно проведенную жизнь. Уже в шестнадцатилетнем возрасте он был направлен отцом для подавления восстания в Уэльсе, пытавшемся освободиться от господства Англии. В одной из битв, при Шрусбери, он, Генрих, был ранен. Рана оказалась тяжелой, но не смертельной, он – выжил. Отец доверял полностью сыну, во время болезни его тот управлял страной. Были у него, правда, и противоречия с отцом. Так, он решил поддерживать в борьбе двух французских родов Бургундский дом, а отец – Орлеанский. Это заставило принца Уэльского покинуть королевский совет. К чему бы это привело, будь опала продолжительной, кто знает? Судьба распорядилась так, что уже через год после опалы, отец принца Уэльского покинул мир живых, и сын его стал королем Англии. При нем вновь возобновилась Столетняя война. Причина была в том, что Генрих V направил послов к королю Франции, прося руку его дочери Екатерины. В качестве приданого за ней он требовал Анжу и Нормандию. Французский король понимал, что такое «приданое» в сочетании с Бретанью, которая должна была отойти по мирному договору к Англии, составляло довольно огромную территорию во Франции, делавшую Генриха очень опасным вассалом французского короля. Поэтому Карл VI ответил отказом. Тогда Генрих объявил себя королем Франции. Возобновилась война. После ряда побед, особенно при Азенкуре, где французы, превосходящие во много раз по численности англичан, были наголову разбиты, французский король вынужден был принять позорные условия мира, по которым Генрих был объявлен сыном и наследником французского короля. Екатерина Французская, руки которой он прежде просил, стала женой Генриха. В разгаре славы своей, через два года после окончательной победы над Францией, великий воин, проведший большую часть своей жизни в боях, заразился дизентерией. Умирал король во Франции, призвав своих близких и возложив на них обязанности регентов при малолетнем сыне, которому только исполнилось 9 месяцев. О чем жалел король, прежде чем закрыть на веки глаза? Только о том, что не успел предпринять крестовый поход в Иерусалим, который он замыслил.
Думал ли умирающий о том, что заболевание кишечника было наказанием за те бесчисленные жизни, которые он исторг насильственно из человеческих тел? Думал ли он о том, что ответственность за них так велика, что недостаточно будет его смерти, чтобы оплатить долг? Что часть долга он переложил на крошку сына, которому предстояло стать одновременно королем двух самых значительных королевств в Европе. Знал ли Генрих, что его сын унаследует от деда, французского короля, те душевные качества, которые станут роковыми для королевского рода Ланкастеров? Едва ли?
Мелькает сочная зелень трав и деревьев по обе стороны дороги. Черная с королевскими вензелями на дверцах катит карета по ухабистым дорогам от Парижа до Кале. Эскортируют ее вооруженные всадники, одетые в траурные одежды... Сине-зеленые воды Ламанша то плавно поднимают, то так же плавно опускают корабль, везущий мертвое тело короля Англии. Будет оно похоронено, как прежде хоронили иных властителей островного европейского государства.

Генрих жизнь провел в боях,
Не испытав позора поражений.
Но власть, надежная, своя
Не может избежать сомнений!




Под властью две великие страны,
Сомненьями по-прежнему казним,
Возможно, наважденье сатаны –
«Вот взять бы град Иерусалим!

Находится под властью иноверцев,
(Пора б его от них освободить…)
Созрела мысль, куда ей деться?»
Крестовому походу быть!

Кто может испытанье одолеть?
Какие у врага должны быть свойства?
И скоро короля настигнет смерть,
Причиною ее – кишечное расстройство!

Если анализировать смерть английского короля Генриха V, возникнет немало вопросов у суда времени к этому государю... Был ли свободен Генрих, в юные годы находясь в замке Ричарда Второго? Не выполнял ли роль заложника тогда, чтобы сковать действия Генриха Болингброка? Не было никаких высказываний по этому поводу ни тогда, когда он стал принцем Уэльским, ни тогда, когда на его голову была возложена английская корона.

ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ, БОГ РАСПОЛАГАЕТ

Могучий государь король английский Генрих Пятый мечом своим приобрел для наследника своего две короны: английскую и французскую. Наследник был слишком мал, чтобы начать самостоятельно царствовать, после смерти отца ему будет всего восемь месяцев. По настоянию умирающего Генриха V младенец был торжественно коронован в Винчестере. С этим король-отец отошел в мир иной. Править страной стал Генрих VI. Хотя о каком правлении могла идти речь, если король еще ел, припав губами к соску кормилицы. Государственные вопросы будут решать регент. Им стал брат умершего короля герцог Бедфордский. Ему предстояло заняться окончательным завоеванием Франции. И, казалось, что все благоприятствует Англии. Выиграна битва при Вернеле. Молодой король Генрих VI коронован французской короной в Париже. Претендент на французский престол, сын умершего французского короля Карл не мог противостоять Бедфорду. У него просто не было ни сил, ни средств, чтобы вести войну. Но обстоятельства скоро переменились. Благодаря появлению Жанны д’Арк Орлеан был освобожден от осады французами. Взятие Жанны в плен и ее сожжение еще более испортило дела англичан. Умирает Бедфорд, и исчезает всякая надежда удержать за Англией французскую корону. Английские полководцы стали терпеть постоянно поражения. В 1444 году состоялось перемирие. Английского короля женят на Маргарите, дочери графа Анжуйского Ренэ. Надежда этим браком сохранить за Англией, кроме Анжу и Мэна, Гиень и Нормандию не оправдалась, перемирие нарушено. Потеряны все земли во Франции, остался один Кале. Англичане возвращаются в Англию.
Король, достигнув совершеннолетия, привыкнув к постоянной опеке, не способен был самостоятельно решать государственные дела. Он был достаточно образованным человеком: прекрасно знал французский язык и латынь, любил историю. Чрезвычайно набожный, добрый, наивный, слабый физически и трусливый человек. Он ненавидел войны и единственный из английских королей никогда не участвовал в сражениях.

Древо царственного рода
Искривилось, почему-то?
Измельчала ли порода
В эти тяжкие минуты?

Ветви две так постарались…
Злобы каждая полна.
Гневом листья наливались,
И пошла меж них война!

С переменным шло успехом,
Побеждал то тот, то тот….
Шла война, а не потеха –
И погиб древнейший род!

Кто знает, по какому пути пошла б история Англии, не будь у нее такой правитель? Мало того, что он был физически слабым, но и страдал внезапно приходящими периодами душевного расстройства, с возрастом все более учащающимися. Генриху VI Ланкастеру, относящемуся к старшей ветви Плантагенетов, было 32 года, когда произошел первый приступ помрачения рассудка. Король никого не узнавал, начинал прятаться от своих близких. Расширенными от страха глазами он следил за ужасными оскаленными ртами окружающих. Королевский совет, собравшийся по этому поводу, решил, что помешательство будет долгим и что король не в состоянии исполнять обязанности монарха. Необходимо было назначить протектора Англии. Выбор пал на одного из самых влиятельных лордов Англии – Ричарда, герцога Йоркского, из младшей ветви могущественного рода Плантагенетов. Королева Маргарита, жена короля Генриха, женщина умная и волевая, понимала, что герцог Йорк при затянувшейся болезни ее мужа может и узурпировать власть. Опасения сочетались с ненавистью, которую испытывала королева к умному и опасному вельможе. Причиной ненависти было то, что тот слишком открыто показывал, как мало он считается с мнением королевы Маргариты. Долго пришлось ждать королеве смещения регента. Потребовался почти год, пока не исчезли все признаки душевного расстройства короля. Случилось это к Рождеству 1454 года и было расценено как благоприятный знак, посланный свыше! Долго просила и настаивала королева мужа, чтобы тот удалил Йорка из королевского совета. Наконец, король сдался. Злорадным взглядам сопровождала Маргарита фигуру уходящего неприятного ей человека. Йорк гордо удалился. Кто знал тогда, что этот, по существу, частный конфликт выльется в беспрецедентную в истории кровавую борьбу двух ветвей королевского рода, названную потом войной «Роз». Поначалу ничто об этом не свидетельствовало. Ричард Йорк никаких претензий на престол не предъявлял. Даже тогда, когда между ним и королем возникли первые военные столкновения, в ходе которых в плен был захвачен король. Вместо того чтобы диктовать свои условия, герцог, стоя на коленях, молил короля о прощении. Король милостиво простил родственника и возвратил ему свою монаршую милость. Но уже через год, когда по настоянию королевы, Ричард Йорк был в очередной раз удален от двора, он заявил о своих законных правах на английский престол. Такой вызов не мог остаться безнаказанным, и король Генрих VI собрал войско и направил его против Йорка. Начались военные схватки между домами Ланкастеров и Йорков. Проходили они с попеременным успехом. Но видимо королю не везло, и в 1459 году он вновь был пленен. Теперь уже о «молении» герцога Йорка не могло быть и речи. Королю для освобождения из плена были поставлены жесткие условия. Его права на престол до смерти сохранялись, но с ограничением объема их королевским советом, большинство которого занимали йоркцы, а возглавил его вновь Ричард Йорк. Герцогу показалось этого мало, он потребовал соглашения о признании его наследником престола в обход сына короля Эдуарда, которому на ту пору исполнилось 6 лет. Это требование было утверждено английским парламентом. Король был бессилен, что-либо изменить. Слабую руку короля сменила рука королевы Маргариты, вставшей на защиту прав своего сына. Она сама возглавила войско, составленное из сторонников Ланкастеров. 30 декабря 1460 года в битве при Уэйкфилде герцог Йорк погиб, его войско было разбито. Маргарита приказала отсечь голову погибшего герцога и выставить ее на стене города Йорка в назидание мятежным баронам. Толпа горожан, присутствовавшая при этом, безмолвствовала.
Не зная ничего о гибели отца, старший сын его Эдуард собирал вблизи границ с Уэльсом войско, чтобы отправить его на помощь отцу. Огромного роста и такой же силы красивый мужчина проявил недюжинные организаторские способности. Сформированное войско он повел по направлению к Лондону. С ним рядом находился и младший брат Ричард Глостер, из которого позднее будет сформирован облик чудовища и физического, и духовного. Но об этом – ниже! Первое боевое крещение представители дома Йорков приняли при Мортимер Кроссе. Небольшой отряд ланкастерцев был разбит. Радости по этому поводу у Эдуарда Йорка не было. Он понимал, что предстояло встретиться с основными силами ланкастерцев. 17 февраля 1461 года, к полудню, когда тучи укрыли за собою диск солнца и с небес стал накрапывать мелкий холодный дождь, две армии сошлись.
Валлиец встретился с валлийцем,
А бритт британца бьет и гнет.
Что только на земле творится?
Так, меж родами бой идет!

Навалены горою трупы,
И кровь течет из свежих ран,
Какие угрызений путы,
Коль от победы, словно пьян.

Королевские войска и на этот раз разгромили мятежников. Те бежали. И началась расправа над побежденными. Казни непокорных длились больше месяца. Земли казненных конфисковывались в пользу победителей. Маргарита, опьяненная успехом и полученной властью, отдавала приказы от имени своего безумного мужа. Но в мире все не вечно. Лондон, прослышав о многочисленных расправах над сторонниками Йорков и, опасаясь испытать на себе тяжелую руку королевы Маргариты, решил не открывать ей ворота города. Лондон свою королеву не пустил! Попытки взять столицу штурмом не увенчались успехом. Засевшие в Лондоне сторонники Йорков на совете, торопясь, недолго обсуждая, решили, что своими действиями Генрих Ланкастер утратил право на престол. Между тем, разбитый в бою, но живой и невредимый принц Эдуард собирал армию. На помощь к нему пришел один из самых могущественных феодалов, граф Ричард Уорвик Невилл.
В конце марта 1461 года, когда поля, покрылись сочной зеленой травой и украсились множеством цветов, когда начали цвести вишни, на поле боя сошлись войска Ланкастеров и Йорков. Давно Англия не видела такого количества бойцов с одной и другой стороны. 120 тысяч бойцов устремились друг на друга. Сеча была ужасной. Рассвирепевшие воины добивали павших, пленных не брали. А ведь это сражались англичане с англичанами. Королевские войска были разбиты. Генрих и Маргарита Ланкастеры бежали в Шотландию. Победа герцогу Йорку Эдуарду обошлась дорогой ценой. Более двадцати тысяч лучших его бойцов погибли на поле боя. После этой победы Эдуард был коронован в Вестминстерском аббатстве. На престол взошел первый король из династии Йорков – Эдуард IV.
В 1465 году Эдуардом был пленен Генрих VI и помещен в Тауэр. Чтобы у читателя не сложилось превратного представления об этом замке, следует знать, что в нем находились и покои, в которых пребывали особы накануне возведения их на королевский престол. Поэтому пребывание плененного безумного короля хоть и не отличалось роскошью, но вполне было терпимым. Не следует Тауэр путать с иными замками, главное назначение которых заключалось в защите от врага, где удобствам проживания уделяли немного внимания.

Предвидеть людям не дано,
И все же следует предвидеть,
Хотя бы то, что суждено:
Любить ли, ненавидеть?

Да вот беда, Любовь слепа…
Рождены ненавистью тайны
И ступит в дом врага стопа
Нежданно, не случайно…

Кто мог предполагать, что Эдуард Йорк, не только хорошо владеющий мечом, станет покровителем образования и различных искусств, строителем величественных соборов. Новый король любил роскошь и развлечения, был он также далеко не равнодушен к женскому полу. Могучего телосложения красавец король пользовался успехом среди женщин. Всем при дворе короля хорошо были известны имена его любовниц. Внешне все шло, как и должно идти в спокойном мирном королевстве, все усмирены, недовольные в замках своих отсиживаются. Только спокойствие это – только внешнее. Опасность располагалась совсем рядом и была настолько открытой, что не заметить ее просто было невозможно. И исходила она от двух самых близких лиц, которые к власти Эдуарда привели. Один из них был Ричард Невилл, граф Уорвик. Вторым был средний брат короля Кларенс.
Случилось, что граф Уорвик Невилл, тот самый, без помощи которого едва ли бы удалось Йорку получить королевский трон, вел переговоры с Людовиком XI в Париже о браке своего монарха с герцогиней Савойской, родственницей французского короля. В разгар переговоров Ричард Невилл узнает о заявлении короля, что он уже женат на Елизавете Вудвилл. Это заявление потрясло графа Уорвика. Мало того, что он показался не в лучшем свете при дворе французского короля, но разве Эдуарду Йорку было неизвестно о том, что все родственники Вудвилл являлись сторонниками Ланкастеров? И теперь они были приближены к особе короля, оттеснив его, самого графа Невилла! Уорвик был взбешен. Он обдумывает план мести. Он еще покажет, как следует ценить друзей! На кого опереться в борьбе с королем? Кто жаждет власти? Искать и не следует, это – Кларенс, только что женившийся на его дочери Изабелле. Не слишком умен, любитель выпить. Такого можно всегда держать в руках.
И в 1469 году Уорвик поднимает восстание в Линкольншире. Цель – посадить зятя своего Кларенса Йорка на престол. Естественно, в этой борьбе принимает участие и сам герцог Кларенс. Ничего не подозревающий Эдуард захвачен заговорщиками и отстранен от власти. Кларенс уже считает себя царствующей особой и пытается управлять страной. Но возложить на себя английскую корону он так и не сумел. Вмешались крупные феодалы из партии Йорков. Под их давлением да еще под угрозой высадки на берега Англии герцога Бургундского, короля Эдуарда пришлось освободить. Формально и граф Уорвик, и герцог Кларенс примирились с королем, и каждый из них отправился в свои владения. Примирение с удалением из активной политической жизни не устраивало Ричарда Невилла. Не прошло и года, как в том же Линкольншире вновь вспыхнул мятеж. Мятежники потерпели поражение и вынуждены были, спасаясь, бежать во Францию, где уже давно находилась жена Генриха VI Ланкастера – Маргарита Анжуйская. Беглецы вступили в сговор с нею.
Наступил сентябрь 1470 года. Уборка урожая на полях закончена. Сам урожай засыпан в закрома. Англия готовится к зиме. И в это время в Плимуте высаживаются «триумвират», поддержанный французскими войсками.
Ночной мрак окутал землю. От Темзы тянет холодным туманом, превращающимся в мельчайшую водяную пыль. Зябко поеживаются часовые на стенах Тауэра. У главных ворот замка останавливается черная карета. Не разглядеть, кто в ней? Глухие, но настойчивые удары дверного молотка. Так требовательно может стучать лишь тот, кто обладает правом. И все же, старший из стражи, стоящий у ворот, спрашивает: «Кто?»
Ответ звучит требовательно: «Герцог Йоркский Кларенс! Открывай!»
Время на размышления мало. Стража знает, что герцог Кларенс – брат короля. С ним шутки коротки. По правилу, установленному с незапамятных времен, положено впускать посетителей по указу, подписанному королем. Но в последние годы это правило почти забыто. Так часто сменяются правители. Опять же, и королевский совет, и парламент не раз нарушали этот указ. Стража поднимает ворота, в просвет их вкатывается карета. Из нее выходят трое мужчин и одна женщина. Лиц при свете мигающего факела не рассмотреть. Но огромная фигура Кларенса знакома страже.
«Коменданта!» – требовательно говорит герцог.
Несколько минут, и отвешивая глубокий поклон, появляется комендант, серый невзрачный мужчина в свободно наброшенном на плечи плаще. Да ведь это родственник самой королевы, маркиз Дорсет.
Маркиз, увидев перед собою брата короля, зная его скверный характер, ни о чем расспрашивать не стал, не потребовал он и бумаг, поясняющих появление таких неожиданных гостей. Впрочем, Кларенс не давал времени на осмысление происходящего, сказав: «Веди нас к Генриху Плантагенету! Страже не следует сопровождать нас!»
Долго следуют по узким галереям и коридорам, освещаемых факелом, который держит комендант крепости, идущий впереди. Подходят к массивным деревянным дверям.
«Открывай! – властно говорит Кларенс.
Два поворота огромного ключа, дверь открывается и приехавшие входят в небольшую с низким потолком комнату. Их встречает настоянный на испарениях человеческого тела запах и специфического для Тауэра «аромата» вековых камней стен, впитавших в себя ужас и страдания массы людей.
На кровати полуодетым сидит Генрих Плантагенет. На лице его при свете факела видно неподдельное выражение ужаса. Он еще долго не может успокоиться, уткнув лицо свое в грудь прибывшей женщины и громко плача. На лицах пришедших мужчин видны гримасы брезгливости.
Кларенс говорит резко: «Собирайтесь, Ваше Величество, ваши подданные ждут Вас!»
Лондон встречает Генриха Плантагенета вооруженными отрядами, становящимися под его знамена. Эдуард IV Йорк бежит во Фландрию, к герцогу Бургундскому Карлу Смелому. С ним вместе и самый младший из ветви Йорков – Ричард, ставший после становления старшего брата Эдуарда королем, герцогом Глостером. Ричард всегда благоговел перед старшим братом, перед его силой, красотой, мужественностью. Он был для него недосягаемым идеалом.
В этой части происходящих событий, с которым мы знакомимся, и намека нет на коварство Ричарда Глостера, о котором говорят хроники того времени. Он – любящий брат и верный товарищ, не оставивший Эдуарда в трудную минуту и отправившийся в изгнание без всяких надежд на возвращение. Иное дело поведение среднего брата Кларенса, восставшего против старшего. Чем он руководствовался, встав на сторону Ланкастеров?
Но Англии далеко до мира. Не прошло и восьми месяцев, как Эдуард и сопровождающий его герцог Ричард Глостер высаживаются при поддержке бургундцев и без боя овладевают Лондоном. Как ни удивительно, но ворота города ему открыл брат графа Уорвика архиепископ Йоркский. Две тысячи воинов, с которыми Эдуард прибыл из Бургундии, за два дня пребывания в Лондоне значительно увеличиваются. Здесь в Лондоне Эдуард захватил злополучного Генриха VI, отправляя его вновь в Тауэр. В битвах при Барнете и при Тьюксбери Эдуард окончательно расправляется с врагами. Кларенс предает своего тестя, переходя на сторону брата. В бою граф Уорвик гибнет. Окруженная врагами, взята в плен королева Маргарита. Сын ее Эдуард, достигший восемнадцатилетия, гибнет в бою. Генрих Ланкастер задушен в Тауэре. Эдуард отвоевывает свою корону. Предатель Уорвика получает полное прощение брата, хотя король продолжает относиться к Кларенсу с подозрением.
Вроде бы мир должен воцариться в Англии, освещаемой огнем пожарищ и истекающей кровью ее уставших от бесчисленных битв жителей. Но не может Кларенс обходиться без конфликтов. Теперь конфликт возникает между ним и младшим Йорком – Ричардом Глостером. Спор между ними идет из-за дележа наследства погибшего Уорвика. Оба брата были женаты на сестрах – дочерях покойного графа. Кто отхватит больше от богатств погибшего тестя, прозванного «Делателем королей». Король поддержал того, кто никогда не изменял ему, находился рядом в тяжелые для него минуты, иными словами – Ричарда. Когда умерла жена Кларенса Изабелла, Кларенс стал просить руки наследницы Бургундского герцогства. Марии. Эдуард IV запретил это делать брату. Тот ослушался, и был заключен в Тауэр. Через два года он будет казнен. По преданию его утопили в бочке вина – мальвазии. Смерть странная, но едва ли почетная.
В разгаре своей бурной деятельности Эдуард умирает, объявив регентом при малолетнем его сыне Эдуарде V того, кому он доверял более всего – Ричарду Глостеру.
И Ричард делает первый шаг, достойный уважения. Он присягает в верности царственному племяннику, которому только исполнилось 12 лет.
Вот та обстановка, вот те обстоятельства, которые сделали Ричарда Глостера, по сути, правителем Англии. Между троном и герцогом Йорком стоят двое несовершеннолетних мальчиков. Придет время, и их, и всех других мертвых, навешают на Ричарда Глостера.

Безумец в латах, кажется, устал
От битв, в которых рубятся родные и друзья,
И смерть, не раз клинком своим достав
Сорочки сердца Глостера,
твердит под нос: «Нельзя!»

Вот общее описание положения дел в английском королевстве. Остается решить вопрос: какова вина того, кого Шекспир сделал олицетворением зла и коварства в своей трагедии: «Ричард III».
Время не сняло обвинений, поскольку изложение обстоятельств, прозвучавшее выше, полностью соответствует историческим событиям. Остается решить, в чем конкретно состояла вина Ричарда Глостера, известного под именем короля Ричарда III.
Обвинение продолжает настаивать на том, что Глостер давно замыслил узурпировать власть и все свои действия посвятил этому, показав себя отъявленным злодеем, предавшим веру, изменивший присяге и предавшим забвению честь рыцаря. Он обвиняется в убийстве короля Генриха VI Ланкастера во время его заточения в Тауэре, обвиняется в убийстве принца Эдуарда, сына вышеупомянутого Ланкастера. Он обвиняется в убийстве брата своего герцога Кларенса. Он обвиняется в убийстве племянников своих Эдуарда V и герцога Йорка. Он обвиняется в убийстве жены своей Анны, дочери графа Уорвика.
Необходимо выслушать и защиту, от лица которой выступает автор. Защита Ричарда III Глостера не отметает прочь самих фактов преступлений, совершенных за период «Войны Роз», хотя история той же Англии имеет немало фактов убийства царственных особ, а убийств лиц, рангом ниже, не счесть. Следует факты показывать, не искажая их в чью-то пользу, а разобраться, кому были они выгодны. Вспомните о презумпции невиновности… Кто видел? Кто слышал? Кому выгодно подобное освещение событий?
Но, прежде чем начать исследование пунктов обвинения, защита обращает внимание на, то, что замыслить заранее цепь тяжких преступлений, изложенных обвинением, предполагает наличие особенного изощренного ума, чтобы, совершая их, не обратить внимания на себя, как исполнителя в ближайшее время от момента их совершения. А он, Ричард Глостер, судя по всему, был человеком заурядным, делающим ошибки, к тому же, еще и немалые. Спросите себя, как можно было рассчитать цепь событий наперед, если он был только одиннадцатым ребенком герцога Ричарда Йоркского и Цецилии, дочери герцога Уэстморлендского, и четвертым сыном в семье. Да и герцогом Глостерским он стал только за добрую и преданную службу своему брату Эдуарду IV. И облик Ричарда III был совсем не таким, как его изображают. Не было ни горба, ни сухой руки, не был он и хромым, не был уродом. Таким его сделали враги по замыслу Тюдоров. Немало сделал для усиления отрицательного воздействия образа известный драматург Уильям Шекспир.

Да истину извлечь не просто
Из хаоса минувшего времен.
Был Ричард небольшого роста,
И горб отсутствовал на нем.

Черты лица открыты ясны,
Не виден демонизма след,
Уродств его искать напрасно,
А все наветы – чистый бред!

Представим одну из темных непроглядных ночей. Королевские покои замка Тауэр тускло освещены сальной свечей. На ложе лежит, укрывшись одеялом, двенадцатилетний мальчик. Это – принц Эдуард, старший сын умершего короля Эдуарда IV Йорка. Он спит. Напротив королевского ложа стоит кровать меньших размеров. На ней спит младший брат принца Эдуарда. Время за полночь, считающееся почему-то самым удобным для действия темных сил, в том числе и убийц. У противоположной от входной двери стене бесшумно поднимается квадрат пола, прикрывающий потайной ход, ведущий в помещение нижнего этажа. Из него поднимается темная огромная фигура. Движения ее легки и неторопливы. Длинное лицо, обрамленное клоками седых волос, бесстрастно. Он подходит к кровати, наклоняется. Несколько судорожных движений, и тело принца вытягивается, становится неподвижным. Глаза, еще не успевшие потускнеть, неподвижно смотрят в потолок. Казалось, что убийство совершено бесшумно, но судороги погибающего старшего мальчика разбудили младшего. Он вскакивает с постели, пытается бежать. Но огромные руки схватывают его, правая рука тянется к тонкой шейке младшего принца. Легкий вскрик, и жизнь отлетает. Убийца берет со стола свечу и направляется к лазу, впустившего его в королевские покои. Дверца, прикрывающая лаз, опускается. Некоторое время видна полоска света. С каждым мгновением она становится уже, и, наконец, исчезает. Непроглядная темнота овладевает покоями.
В убийстве принцев обвиняют их дядю, регента, назначенного королем Эдуардом IV, отцом принцев. Но нарисованную нами картину гибели принцев нельзя признать списанной с реальных событий.
Где свидетельства тому, что принцы были убиты в период правления Глостера? И были ли они убиты вообще? Тогда так стремительно развивались события, что о принцах, возможно, только говорили те, кто был в самой гуще происходящего. Около 200 лет прошло с той поры, и в течение всего этого времени никто не говорил о принцах. Вспомнили о них тогда, когда стали проводить земляные работы в Тауэре. Было это в 1674 году, во времена царствования короля Карла II Стюарта. Под фундаментом лестницы, ведущей в королевские апартаменты, на глубине 10 футов были найдены человеческие кости. Рабочие особого внимания на них не обратили, свалив их на кучу строительного мусора. Пролежали они там довольно долго, пока слух о них не достиг ушей самого короля Карла II. Тот, предположив, что это были останки двух принцев, приказал поместить их в мраморный гроб и захоронить в Вестминстерском аббатстве, где хоронили царствующих особ. Странно, что приказ короля ждал четыре года своего исполнения. Срок от возможной гибели принцев до обнаружения неизвестных останков составил 191 год, срок весьма солидный для идентификации, да еще при тех научных и технических возможностях. Время от времени к этим останках обращались любопытствующие особы, но получить разрешение на их исследование от руководства монастыря было невозможно. И только в 1933 году, иными словами через 450 лет, эти останки были осмотрены медиком профессором Райтом. Им и было дано заключение, которое стало считаться официальным. Хотя у современных ученых такое заключение может вызвать только улыбку. Можно еще согласиться с тем, что эти кости принадлежали мальчикам 12 и 10 лет. Но то, что они находились в родстве и были умерщвлены, можно считать за попытку подогнать находку под официальную историографию.
У защиты Глостера более серьезные аргументы, говорящие о том, что к исчезновению царственных детей их дядя Ричард III не имеет никакого отношения. Бесспорен только факт их нахождения в Тауэре перед коронованием одного из принцев – Эдуарда V, которому на верность присягал Ричард, герцог Глостерский, но коронование так и не состоялось. В вину дяди принцев можно поставить не выполнение им присяги. Само помещение мальчиков могло диктоваться попыткой регента оторвать детей от матери и ее родственников из рода Вудвиллов, чтобы их не использовали для достижения своих целей сторонники Ланкастерской ветви рода Плантагенетов. И этот период мирным никак не назовешь. Борьба между Йорками и Ланкастерами за власть еще более ужесточилась. При этом наиболее активными оказались сторонники Ланкастеров. Вудвиллы не ожидали прибытия Ричарда Глостера, которого Протектором назвал сам умирающий король, чему было множество свидетелей. Сын королевы Елизаветы от первого брака, маркиз Дорсет, комендант Тауэра, захватил монетный двор и немалые сокровища, накопленные покойным королем. Имя Протектора совершенно не упоминалось в официальных документах тех дней. Все распоряжения отдавались от имени королевы. Об этом узнал Ричард Глостер, находясь на севере Англии. Ему пришлось поспешить и начать действовать решительно. По пути он захватил обоз короля, арестовал Ричарда Грея, дядю Эдуарда V по материнской линии, двух придворных, лорда Риверса. Эти действия вызвали панику в Лондоне. Королева Елизавета с дочерьми и младшим сыном, герцогом Йорком, укрылась за стенами Вестминстерского аббатства. 4 мая Ричард Глостер со старшим сыном короля Эдуардом V прибывает в Лондон. Поселились они во дворце Лондонского епископа. Королевский совет подтвердил должность Ричарда Глостера. Начались приготовления к коронации короля, которая была намечена на 22 июня. В ожидании ее, по традиции, юного короля перевели в Тауэр. А дальше события стали принимать странный характер. 10 июня собирается королевский совет. Что на нем обсуждалось, неизвестно. Известно только, что ранним утром Ричард Глостер срочно направляет в Йорк гонца с просьбой немедленно прислать военное подкрепление. Королева, ее родственники и приближенные собираются убить его и герцога Бекингема. Действительно ли существовал такой заговор? Следует признать, да такой заговор существовал. Ричарду Глостеру пришлось проявить решительность и быстроту действий, чтобы овладеть ситуацией.
13 июня в Тауэре состоялось заседание Совета. На нем Ричард обвинил своего старого друга, лорда Гастингса, вместе с другими в заговоре в пользу королевы. По требованию Глостера Гастингса казнили немедленно.
Вот тут у Ричарда возможно и возникло желание короновать самого себя. Он понял, что, короновав Эдуарда V, он подписывает себе смертный приговор. В лучшем случае коронация принца предвещает неизбежную борьбу за власть. Мало того, становится реальной фигурой второй принц, герцог Йоркский, раз он находится рядом со своей матерью. По настоянию Протектора, архиепископ Кентерберийский убедил королеву выдать младшего сына герцога Йорка, чтобы перевести его в Тауэр.
22 июня в день коронации некий доктор Шоу выступил с публичной проповедью, в которой объявил детей королевы незаконнорожденными на том основании, что до этого брака Эдуард состоял в не расторгнутом браке с Элеонорой Батлер, дочерью графа Шрусбери. Нашелся и свидетель – епископ Батский Джон Стилингтон, который клятвенно заявил, что он сам совершал церемонию бракосочетания Эдуарда с леди Элеонорой. Таким образом, Эдуард IV был объявлен двоеженцем, а его дети – лишенными прав на престол. Чтобы остудить разгоряченные головы борющихся, 25 июля парламент принимает постановление, объявляющее брак Эдуарда IV и Елизаветы Вудвилл недействительным. Основанием для этого явилось слово, данное королем Эдуардом леди Элеоноре Батлер. Современному человеку не понять, как могло слово короля, данное им при жизни, иметь силу закона после его смерти, если король с Елизаветой прожили тринадцать лет, и никто законность этого брака не оспаривал. Наверное, нужно, ко всему, родиться англичанином, чтобы покориться такому постановлению Парламента. Как бы то ни было, коронация Эдуарда V, не начавшись, была прекращена.
Двоюродный брат Ричарда Глостера – герцог Бекингем от имени парламента обратился к Ричарду с просьбой принять английскую корону. Ричард отказался. На следующий день уже целая делегация во главе с тем же Бекингемом прибывает с той же просьбой. Ричард с библией в руках и выражением удивления на лице, отрицательно покачивал головой, выражая колебания. И только тогда, когда прозвучала угроза поискать короля в другом месте, «заставила» Ричарда ответить согласием. 6 июля Ричард и его жена Анна были коронованы.
Но вернемся к принцам, поскольку события среди взрослых как сторонников Йорков, так и Ланкастеров продолжались стремительно развиваться, а о них словно забыли. Ну, словно принцев и не бывало. И действительно, дети уже ни чем не могли повредить Ричарду III, как теперь стали называть Глостера. Мало того, убийство их делало положение нового короля крайне затруднительным. О том, что принцы в период короткого правления Ричарда оставались живыми, говорит хотя бы тот факт, что когда в феврале 1484 года вышла из своего убежища Елизавета, вдовствующая королева, вместе с дочерьми, из ее уст не прозвучало ни слова обвинения по поводу исчезновения ее сыновей. Ну, не странно ли? Ну, зачем было Ричарду убивать принцев, объявленных парламентом незаконнорожденными, они становились неопасными, лишенными прав на престол. Убийство малолетних принцев было бы началом возникновения молвы о незаконности правления Глостера.
Кому было выгодно убийство Эдуарда V и его младшего брата, так только Генриху VII. Граф Ричмонд, ставший английским королем под этим именем после гибели Ричарда Глостера, обладал слишком шаткими правами на престол. Это он с целью утверждения своей законности появления на английском престоле женился на дочери Эдуарда IV. Это он назвал своего первенца Артуром, именем древнего, известного всему миру короля бриттов. Это им была запущена в ход версия избавления Англии от тирана Ричарда III. И для обоснования этой версии Ричарду стали приписывать смерти, к которым он никакого отношения не имел.
Убедительно ли прозвучала версия защиты времени, решать придется суду. А сама защита переходит к очередному пункту обвинения Глостера – убийству своей жены Анны, совершенное якобы для того, чтобы иметь возможность жениться на Елизавете. Обвинение забывает тот факт, что королева Анна болела открытой формой туберкулеза легких. Женщина так исхудала, что представляла собою то, что принято в народе называть словами – «кожа да кости». Запавшие глаза, почему-то из серых ставшие голубыми, заострившиеся нос и подбородок, щеки, прилипшие к зубам, лоб высокий с бисеринками пота и прилипшими кончиками волос. Вот внешний облик королевы. К этому следовало бы добавить надсадный кашель, заканчивающийся тем, что больная прикладывала ко рту кусок белой ткани, и когда отнимала его, то на нем были видны небольшие свежие пятна крови. Зачем было Ричарду убивать ту, которая у всех на глазах стремительно угасала? Переходим к Кларенсу, обвиненному королем Эдуардом IV в государственной измене, заключенного в Тауэр и приговоренного королевским Советом к казни. В исполнении приговора обвиняют Глостера. К тому же обвиняют в необычной форме его – утоплении в бочке с мальвазией, как назывался сорт вина.
Так хочется представить образно большую залу в Тауэре, мрачную, с низким потолком, слабо освященной смоляными факелами. Из мебели – массивный дубовый стол и два таких же стула без спинок. В стороне у стены стоит огромная бочка с мальвазией. За столом сидят братья, перед ними стоят массивные деревянные кружки с вином. Что-то, напоминающее прощальную пирушку, без гостей, без единого человека, способного вмешаться в то, что происходило сейчас между братьями. Знал ли Кларенс о том, что он приговорен, а напротив его сидит «палач». Вероятно, нет. Разве может представить Кларенс младшего брата, значительно уступающего ему в весе, силе, росте, наконец, собирающегося поднять его тело и бросить в бочку. Защита тоже не может этого представить, хотя ее заставляют это сделать. Удесятеряет силу человека гнев. Ищем то, что его могло возбудить? Только одно: наследство, полученное через жен обоих от погибшего графа Уорвика. Ну, вот, кажется, повод найден! Только он разрешен много ранее старшим братом обоих, королем Эдуардом. Но, что поделать, если уже очень хочется найти предлог для ссоры. Итак… Сильно подвыпивший Кларенс обращается к брату, сощурив глаза, выпятив вперед нижнюю губу и покачивая указательным пальцем: «Знаю я тебя шельму… Ты всегда исподтишка, как змея подбираешься… Как тебе удалось убедить Эдуарда, что он без размышлений принял твою позицию? Ты же знаешь, что дележ был несправедлив. Изабелла была ближе Ричарду Уорвику, ты сам ведь знаешь…»
– Ты глуп, Кларенс! Ты всегда был непроходимо глуп. Как тебе пришла в голову мысль свергнуть с престола Эдуарда? Ты рассчитывал на силу нашего тестя, забыв, что вопросы решаются поддержкой парламента и королевского совета?.. Ты был глуп, таким ты и остался… Ну, скажи, кто тебя надоумил искать руки Марии Бургундской? Ведь тебе старший брат запретил это делать? А ты даже не понял почему?
– Это ты у нас самый умный, куда уж мне… Скажи, а что я должен был делать после того, как Изабелла умерла? Не искать жену?..
– Искать одно дело, но пытаться получить с женитьбой военную силу бургундского герцога Карла Смелого означало бы – решить в пользу свою и обретение английского престола…
– Это ты, наверное, сумел подобное вложить в голову Эдуарда? Это по твоей милости я сижу в Тауэре?.. Как же я тебя ненавижу, если бы ты знал?.. Своими руками задушил бы…
– А ты попробуй! Сейчас нас тут двое. Никто не помешает… Впрочем, давай решим вопрос полюбовно. Дуэль. На мечах. Победитель забирает все имущество графа Уорвика и получает прощение короля!
– Ну, нет… Я знаю, что ты лучше меня владеешь оружием… сам сатана помогает тебе…
– Я предоставляю право выбора тебе… Выбирай то, что ты считаешь приемлемым …
– А что выбирать, давай устроим состязание, в котором оружием будет служить мальвазия.
Ричард Глостер скривился. Он знал, что Кларенс никому и никогда не уступал на пирах по количеству поглощаемого вина.
Кларенс: «Что, струсил?.. А я готов… И ходить далеко не нужно, бочка с вином рядом, кружки – на столе.
Кларенс знал, что Глостер был умеренным в употреблении спиртного, а поэтому несказанно удивился, когда услышал ответ Ричарда: «Ну, что ж, хоть я уступаю тебе в этом виде состязаний, но готов согласиться, полагаясь на защиту Господа…».
– Лучше, скажи – дьявола! – сказал Кларенс, взяв в руки кружки и направляясь к бочке. Описывать, как поглощали вино родные братья, ставшие врагами, я не собираюсь. Пили много. Кларенс чувствовал себя великолепно, лицо его покраснело, он хохотал над братом, у которого каждая порция вина вызывала позывы на рвоту. Ричард крепился, заставляя себя пить ставшую ненавистной отраву, называемую мальвазией. Лицо его поражало резкой бледностью. Но вот, после очередной кружки, голова Ричарда качнулась, и он со стуком опустил ее на стол. Кларенс дико хохотал, повторяя многократно: «Земли Уорвика – мои! … За это надо выпить! Он залпом влил в свой бездонный желудок еще кружку вина, сильно раскачиваясь на ногах. Потом сел на скамью, широко расставил локти и долго, не мигая, смотрел на бесчувственное тело брата. Постепенно хмель разобрал его настолько, что он, в свою очередь, уронил голову на стол, и оглушительно захрапел. Он не видел, как поднялся его младший брат, как долго стоял в углу комнаты, освобождая желудок. Потом, вылив на голову кружку вина, и, вытирая ее рукавом кафтана, позвал стражу.
Когда двое стражников появились на его зов, он сказал, указывая на тело Кларенса: «Он или мертв, или близок к смерти. Опустите тело его в бочку с мальвазией, там он получит то, к чему всегда стремился».
Стражники подняли с трудом грузное тело герцога Кларенса, понесли его к бочке и бросили в вино головой вниз.
– Теперь подите прочь! – приказал Глостер и, когда дверь за стражей закрылась, подошел к бочке и накрыл ее сверху крышкой.
– Следует сказать Эдуарду, что наш братец, будучи здорово пьяный, свалился в бочку с вином, когда пытался набрать его в кружку!
Может, Генриху Тюдору, ставшему королем Англии, такое историческое видение смерти герцога Кларенса казалось самым прекрасным, для объяснения узурпации власти им самим? Он становился «спасителем Англии от чудовища, убийствами близких, достигнувшего королевской власти».
Труден путь к познанию истины, но установить ее в случае смерти герцога Кларенса не представляется возможным. Скорее всего, был исполнен приговор, вынесенный Кларенсу королевским советом Англии. Дворян такого высокого положения обезглавливали на эшафоте, но делали это на территории самого Тауэра. А поэтому к смерти брата Ричард Глостер был абсолютно не причастен. Также герцог Глостер не имел никакого отношения к удушению сумасшедшего короля Генриха VI. Правил Англией Эдуард IV, только в руках короля была жизнь безумного короля. Каким бы ни был жестоким Ричард Глостер, но опуститься до выполнения роли палача он не мог.
Так, что выходит, все знакомое человеческому обществу, – заказ талантливому драматургу. Его можно выразить словами:

– Где черное пятно, оставь его,
А белое пусть станет черным.
Талантливой рукой коснись всего,
Чтоб Глостер стал страшнее черта.

Да красок черных не жалей,
Все светлые должны исчезнуть,
Слезу над «жертвами» пролей,
Чтоб видели: писатель честный.

Ну, что тебя учить,
Все должно сделать аккуратно,
Чтоб и комар не мог бы нос свой подточить,
Событий ход не смог бы стать обратным…

Впрочем, война «Алой и Белой Розы» привела к полному уничтожения всех мужчин обеих ветвей знаменитого рода Плантагенетов, как Ланкастеров, так и Йорков. Это дало возможность Генриху Тюдору, графу Ричмондскому, усесться на английский королевский трон. Правда, главное, чем прославился победитель Ричарда Третьего, так это – небывалой скупостью. Он же, желая укрепить свои права на королевский престол, приказал создать круглый стол по образцу круглого стола легендарного короля Артура, и сыну своему дал такое же имя, Но Артур Тюдор умер молодым, следовательно, затея Генриха не удалась. И Авалон, по-прежнему, скрывают постоянные густые туманы. Люди уходят в неведомое, а суд времени продолжается.

КОРОЛЕВСКАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ

Мы не уникальный народ в сотворении исторических подделок, с точностью до наоборот созданных. Порывшись в них, начинаешь понимать основу несправедливого осуждения личностей, значимых в истории своего отрезка времени.

Копаюсь в памяти людской,
И натыкаюсь на провалы.
В трудах закончен день-деньской,
А истины добыто мало.

Под чем-то прячется она,
От взгляда временем сокрыто,
А чьи успехи, чья вина?
Давным-давно людьми забыто.

Я на искателя похож,
Что ищет золотую жилу,
А нахожу в замену ложь,
О том, как прежде люди жили.

Опять тружусь я день-деньской,
Во имя истины, не славы,
Копаюсь в памяти людской,
А натыкаюсь на провалы.

Кажется, ну что можно новое узнать, обращаясь к людской памяти о Жиле де Рэ? Все будет зависеть от того, какой вопрос вы перед собой поставите? В судьбе одного человека, как в зеркале, можно увидеть судьбу многих, если поставить перед собой попытку разобраться, казалось, в таком малом явлении, каковым является обычная благодарность.
Я предлагаю мысленно перенестись в Пуату, во Францию. Неподалеку от него среди огромных камней, живописно разбросанных, к небесам тянутся мрачные башни замка Машкуль. У стен его растет кустарник и цветут дикие гвоздики, плети плюща обвивают древние камни колонн, зеленые листья печально шелестят, жалуясь порывам ветра.
Но если весна и лето еще радуют взгляд зеленью трав и скромной красотой полевых цветов, то, как тоскливо бывает здесь осенью, когда преобладают грязно-желтые и светло-коричневые тона.
Жители ближайшей к замку деревни боялись обитателей замковых башен, являясь туда только по приказу его хозяина, барона Сью д’Этувиль. Но сегодня было особенное событие, хозяйка замка Мари де Краон собиралась подарить своему мужу ребенка. Правда, погода была нерадостной. Но, что поделать, такова воля Господа Бога. Возможно, в глубинах его таилось знамение того, что ждет в будущем рождающегося наследника богатейших земель Франции.

Клубилась туча над землей,
От грома все тряслось, дрожало,
Тьму рвала молния змеей,
Впиваясь в землю острым жалом!

Рев бури, разъяренный гнев,
Беду живущему несущий;
Поклоны низкие дерев,
Треск веток и отживших сучьев.

Потоки мутные воды,
Из берегов выходят речки,
Поля залитые, сады,
Стволы, торчащие, как свечки.

Деревня замерла и ждет,
Природы буйство ей не в диво,
Даст Бог, и эту пронесет,
И все живое будет живо.

К утру появился на свет ребенок. Мальчику было дано имя Жиль. Ребенок получил прекрасное образование, его приучили к книгам, он овладел древними языками. В 11 лет Жиль потерял родителей: мать умерла, отец погиб в вооруженной стычке. Роль опекуна досталась Жану де Краон, сеньору Шантале и Ла Сузы, деду по материнской линии. Дед предоставил внуку возможность вольно воспитываться. Юный Жиль продолжал много читать, уделяя время фехтованию, лошадиным скачкам и соколиной охоте. В 16 лет его женили на богатой соседке Катрин де Туар. Этот брак сделал юношу одним из самых состоятельных дворян Франции. Однако Жиль мало интересовался женой и почти не уделял ей внимания. Вскоре барон оставил свой замок и направился ко двору французского дофина Карла VII.
Франция лежала поверженной, на большей территории ее хозяйничали англичане. Даже земли, принадлежащие королевской фамилии, в том числе Реймс и Париж, были захвачены англичанами. Французский дофин Карл не мог возложить на голову свою корону. Он – пятый по счету отпрыск короля Карла VI, названный в честь отца тоже Карлом. Четверо старших братьев умерли в юном возрасте, он унаследовал от них титулы, но не земли.
А причиной всему была мать Карла Изабелла Баварская, передавая трон англичанам и отрекаясь от родного сына. Карл затворился в Шиноне и жил там в постоянном страхе за свою жизнь, пребывая в бедности и изоляции.
На помощь Карлу пришел Жиль де Рэ. Это он стал оплачивать турниры и балы, устраиваемые дофином, он же обеспечивал всем необходимым небольшую французскую армию.
И все же дела французов были довольно плохи. А через три года в Шинонском замке появилась 17-летняя пастушка Жанна д'Арк.
До короля уже давно доходили слухи, что девушка объявляет себя Святой Девой, призванной спасти Францию от врагов, и творит чудеса. Карл, по наущению своих советников, решил ее испытать. Он спрятался за спинами придворных, а его место занял один из пажей. Однако девушка сразу поняла, кто есть истинный король. Жанна заверила короля, что поможет вернуть ему трон, и просила дать ей армию, чтобы освободить осажденный англичанами Орлеан.
Дофин поверил Деве и поручил ее охрану Жилю де Рэ. С первых дней появления Девы в Шиноне, барон де Рэ внимательно наблюдал за ней. Ее рассказы о видениях и общениях с ангелами заинтересовали его. С ранней юности Жиля тянуло ко всему загадочному и непознанному. Теперь он, закованный в броню, находился постоянно рядом с Орлеанской девой в сражениях. Верил ли он ей, как посланнице небес в трудную для Франции минуту, или любил ее, как прелестную представительницу женского пола, кто сейчас скажет?
С появлением «Девы» дела французов заметно улучшились. Была снята осада Орлеана и освобожден Реймс. Наконец, появилась возможность Карлу короноваться в Реймсе,
Во время церемонии Жанна держала над ним знамя. А Жилю де Рэ был пожалован титул маршала Франции. Однако не прошло и года после победы под Орлеаном, как в одной из стычек возле Парижа союзники англичан бургундцы захватили Жанну д’Арк в плен.
И вот тут вовсю проявился жалкий завистливый характер короля. Карл VII мог выкупить Жанну, но не проявил ни малейшего интереса к ее судьбе. Зато англичане не пожалели денег и перекупили пленницу у бургундцев. Жиль собрал войско и пытался выручить Жанну, но опоздал. Дева попала в руки врагов. Ее отвезли в Руан, где вскоре по обвинению в колдовстве сожгли на костре.
Жиль де Рэ тяжело переживал смерть Жанны. С ее гибелью что-то оборвалось в его душе. Он отказался служить королю, покинул его двор и удалился в свой родовой замок. Теперь Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ, граф де Бриень – отпрыск знатнейших французских дворянских родов, благодаря своему богатству, создал в своих владениях королевство в королевстве. Барон окружил себя пышной свитой. Днем и ночью его дом был открыт для гостей. Столы ломились от изысканных яств и дорогих вин.

Богатство показав свое,
На мир и дружбу не надейся.
Родившись, зависть не умрет,
Хоть головой об стенку бейся.



Соизмеряя каждый шаг,
Будь осторожен до предела,
Был прежде друг, теперь он – враг,
Душою алчность завладела.

Не рассыпай своих щедрот,
Хоть намерения прекрасны.
Предательство без меры ждет,
Ждать благодарности напрасно!

Увлечение барона науками, главной из которых была алхимия, вызывали подозрения о связях маршала с темными силами. Против него было возбуждено уголовное преследование. В чем можно было обвинить открытого воина, никогда не кривившего душой, которого за его храбрость и бескорыстность в то период времени звали рыцарем «без страха и упрека»? Да только в связях с темными силами.
Рэ подвергался судебному преследованию за хранение и чтение запрещённых книг по магии. Был осуждён как «еретик, вероотступник, вызыватель демонов, повинный в преступлениях и противоестественных пороках, содомии, богохульстве и осквернении неприкосновенности святой церкви».
Мне кажется, что авторы романов о похождениях «Анжелики» прототипом графа Жоффруа де Пейрака сделал Жиля де Рэ. Светская власть не вмешивалась в определения церковного суда. А как выбивала церковь признания у обвиняемых всем известно. Массовая расправа над людьми в мирное время была особенностью церковного суда. От обвинений его не спасали ни богатство, ни знатность, ни заслуги перед государством. Церковь, пославшая на костер Орлеанскую деву, теперь обвиняла ее сподвижника в том, что он убивает младенцев, используя их кровь в святотатственных сатанинских действиях. Пропажа детей во времена средневековья была довольно частым явлением. Теперь исчезновение всех детей по всей Франции стали считать делом рук барона. Начались бесчисленные допросы с пристрастием. Никакие клятвы де Рэ, никакие доводы не могли быть услышаны теми, кто добивался его гибели. Он был осужден и казнен. Прошло время, сказочники создавали творения, где чудовищем, пожирающим детей, пьющих их кровь, стал барон де Рэ. Потом злодеяния барона стали касаться не только детей, но и женщин. Темные силы невежество всегда связывало с наукой и культурой. Наука и культура шли с юга, из Тулузы и Италии. Там мужчины первыми стали брить бороды. Такое поведение мужчин осуждалось. Людей, выбривающих до синевы подбородки и щеки, стали называть «синебородыми». Маршал Франции Жиль де Рэ брил свою бороду. Этого оказалось достаточным, чтобы войти в историю с кличкой. «Синяя Борода». Об остальных «синебородых» история забыла.
Как и в случае с «Девой», король и пальцем не пошевелил, чтобы спасти того, кому он был так обязан. Оклеветанным на долгие века стал друг и сподвижник Жанны д’Арк – «рыцарь без страха и упрека» барон Жиль де Рэ.
В 1992 году коллегия французских юристов пересмотрела материалы его процесса и пришла к выводу, что он был сфабрикован. Имели место и пытки, и «промывания мозгов».
Признается ли церковь в преступном осуждении лица, так много сделавшего для Франции?

СИНЯЯ БОРОДА

Скромнее стал ли королевский двор:
Объятия направо и налево?..
Так нет, совсем с недавних пор
Опасно называться королевой…

Хоть криком заливайся, плач,
Клянись родителями, Богом,
Над королевой властвует палач.
Такой удел достался слишком многим!

Вины у женщин не было и нет,
Тогда спросить, за что они убиты?
Убиты королем в расцвете лет,
Казнил он их прилюдно и открыто.

У великого сказочника Шарля Перро не на пустом месте возникла мысль написать сказку о герцоге «Синяя Борода», жестоко расправляющимся со своими женами. Поводом для этого сказочному злодею служило обвинение бедняжек не в супружеской измене, в вину вменялось обычное женское любопытство. По размышлении глубоком, можно придти к выводу, что «Синяя Борода» был отличным психологом, зная, что любопытство – вообще от природы одно из сильнейших человеческих чувств. Что поделать, если это чувство значительно сильнее выражено у женщин? Вспомните, что любопытство Евы ввергло род человеческий в беды многочисленные… Да и ящик, с заключенными в нем бедами, олимпийские боги подсунули красавице Пандорре, рассчитывая на ярко выраженное у нее любопытство. Разве могла Пандорра устоять от искушения открыть ящик, чтобы не узнать о его содержимом? Открыла недальновидная красавица ящик, и разлетелись беды по всему свету. Только и удалось поймать ей покидающую последней ящик Надежду. И герцог «Синяя Борода», протягивая очередной жене связку ключей с тайным умыслом, рассчитанным на ее любопытство, говорил: «Ты, дорогая, можешь пользоваться всеми ключами этой связки, за исключением одного, самого маленького, открывающего только одну, последнюю дверь! Откроешь, случится непоправимое несчастье!» Герцог знал, что жена обязательно воспользуется ключом, и никогда не ошибался. Напрашивается вопрос, какова мотивация его поступка? Она проста – получить повод для избавления от успевшей надоесть жены! Убить жену без повода – преступление! Жениться на женщине, будучи женатым – невозможно. Христианская религия запрещала это. Вот и начинались поиски повода… Вот и искали лица «достойные», стоящие у власти, такой повод, чтобы получить постоянный доступ к новому женскому телу.
Прототипы «Синей Бороды» были и на Западе, и на Востоке. Самыми яркими из них были: английский король Генрих VIII и русский царь Иван Васильевич Грозный, четвертый по счету. Сходство между ними по действия поразительное. И главное условие для того, чтобы стать палачом собственных жен, у обоих было, называлось оно полной безнаказанностью. Полная безнаказанность ведет к деспотизму. Почва для кровожадности и деспотизма всегда подготавливается окружением. Человек с такими качествами не рождается, они появляются и развиваются уже при жизни. Мотивы поступков определяются целью. А возможности – условиями. Цели могут носить, как государственный, так и личностный характер. Прекрасно, когда обе цели совпадают! А если – нет? Каким мотивом руководствовался человек, становясь деспотом?
«Ищите женщину!» – говорят французы, когда пытаются понять необъяснимые поступки мужчины, или резкие изменения в характере его. Следует прибегнуть к такому приему и в этом случае, чтобы понять, чем руководствовался король Англии Генрих VIII Тюдор в своих непредсказуемых действиях. Ведь до какого-то времени король оставался таким, каким принято было видеть государя в те «добрые» времена.
Еще в юношеском возрасте король Генрих женился на Екатерине Арагонской, овдовевшей после смерти его брата. Не имея возможности судить о внешности этой дамы, приходится решать вопросы отношений между августейшими супругами, только учитывая действия. Строгая в отношении к религии и нравам, спокойная, но решительная испанка оказалась первой женщиной, вводившей юного принца в мир сексуальных отношений. Может потому брак этот и просуществовал 24 года, что король не пережил такого периода в отношении с женщиной, который принято называть «первой любовью».
Сказать о том, что все эти 24 года король Генрих был верен жене невозможно. Красивый мужчина, обладающий крепким здоровьем, король был влюбчивым, но ограничивался временными связями с нравившимися ему женщинами, постоянно переходя от одного предмета страсти к другому. Королеве это, естественно, не нравилось, но она делала вид, что не замечает королевских измен. Впрочем, трудно сказать, любила ли вообще королева Екатерина своего мужа? Красота, любовь к наукам, влюбчивость Генриха не здорово прельщали ее. Она вышла за него только потому, что этого от нее требовали, и \брак был одобрен папой римским. Но четверть века – срок совсем немалый, при условии, что ничто не вечно под луной. Красота королевы поблекла. Прежде белоснежное лицо ее приобрело желтый оттенок, кожа, прежде мягкая и бархатистая, стала напоминать пергамент. Прежде стройная фигурка расплылась и стала чрезмерно толстой. Король же, моложе своей супруги на пять лет, напротив возмужал, окреп, стал красивее… А тут еще на свою беду Екатерина Арагонская как-то обратила благосклонное внимание на Анну Болейн, очень молоденькую девушку, появившуюся при дворе. Анна действительно была очаровательна: стройная, с великолепной фигурой, милым личиком, обрамленным белокурыми локонами. Она потрясла королеву непосредственностью поведения. Девушка влюбилась в сына графа Нортумберлендского, лорда Перси. У девушки это была первая любовь, скрывать свои чувства Анна не умела. Все происходило и развивалось на глазах у королевы. Екатерина Арагонская была строга в вопросах морали, тем более, когда дело касалось любовной страсти, но тут она изменила своим привычкам, и решила сделать девушку счастливой. Но ни лорд Перси, ни королева не могли не заметить, что Анна Болейн стала предметом увлечения короля. Наследнику графа Нортумберлендского, чтобы не подвергнуть себя преследованию, пришлось уступить королю, срочно женившись на Марии Тальбот. Правда, оставленная женихом, Анна Болейн не бросилась тут же в объятия короля. Мало того, первая атака, проведенная королем, была успешно отбита юной девушкой. Живой, общительной и, казалось, слабой, ей удалось в течение долгих семи лет сдерживать натиск Генриха VIII, твердо заявив, что она уступит ему только в том случае, если он разведется с Екатериной Арагонской и женится на ней, Анне Болейн.
Любовная страсть короля была высока, и он рискнул решиться на развод. И тут он столкнулся с упорным сопротивлением Екатерины и, что еще, оказалось важнее, с сопротивлением самого папы римского. О том, что творилось с королем, можно определить словами:

О, боже мой! А скука-то, какая?..
Я четверть века с ней прожил…
Болейн, как бабочка, летает,
Изящества полна и нежности, и сил.

А я зачах с сухой Екатериной,
Строга, черства, ну, как сухарь!
Не дала сына мне… Кому оставить имя?
Я доле не терплю… Я все же, – государь!
Я сам возглавлю Божий Храм,
И стану независимым от Рима;
Пусть папа подымает тарарам.
Похожим будет то на жесты мима.

Король понимал всю незаконность своего желания. Нужно было найти достойный предлог для развода. Король заявил, что хочет иметь наследника, а его жена Екатерина рожала ему только дочерей. Притом, все девочки умерли в раннем возрасте, за исключением слабой физически и часто болеющей дочери Марии. Однако этому доводу никто среди окружения короля не внял, тем более его было недостаточно для папы римского.
Король был силен в теологии. Поэтому стал говорить о том, что он совершил по юношеской неопытности большой грех, женившись на вдове родного брата, устал жить в грехе. Помогал королю, вызывая сочувствие к его «тяжкой духовной ноше» кардинал Томас Уолси, который не любил Екатерины Арагонской и желал развода, но только с тем, чтобы женить короля на французской принцессе.
Желание овладеть Анной Болейн было настолько велико, что Генрих Тюдор резко заявил жене, что разводится с ней. В Рим был направлен кардинал Уолси, чтобы выхлопотать у папы разрешение на развод.
Развод оказался делом нелегким. Королева вдруг проявила упорный характер, в ней проснулась гордая испанская кровь, унаследованная веками. Она выпустила воззвание ко всем католическим государствам Европы, в котором заявила, что не позволит бесчестить свою дочь, что она никогда не даст своего согласия на развод. Писала она и своему мужу: «Сжальтесь надо мной, ваше величество, и не позорьте моего ребенка!»
О какой жалости могла идти тут речь, когда король спать не мог, перед его глазами постоянно стояла красивая девушка с живым, общительным характером, так контрастирующим с сухим спокойным выражением Екатерины Арагонской. Король с нетерпением ожидал благожелательных вестей из Рима. Для папы, дать такое разрешение, означало пойти на конфликт с германским императором и испанским королем Карлом V. Папа уклонялся от прямого ответа. Генрих VIII решил почему-то, что затягивание решения вопроса, проделки самого кардинала Уолси, поскольку тот не благоволил Анне Болейн. Кардинал пока был удален от двора. Его судьбой король займется позднее, когда богатства кардинала станут слепить королевские очи и начнет заметно проявляться черта, унаследованная от отца, Генриха VII – основателя королевской династии, до того бывшего графом Ричмондским, – скупость. Место кардинала Уолси занял его секретарь Томас Кромвель. Король сразу же проникся благожелательностью к новому советнику. И, действительно, тот дал неоценимый совет, изменивший отношения между священниками Англии и папским престолом.
«Как ты считаешь, Томас, какие нам следует принять шаги в отношениях с папой римским? – спросил как-то король секретаря.
Тот, не задумываясь, поскольку долго размышлял прежде над этим вопросом, сказал: «Порвать с папой и объявить себя главой английской церкви!»
– Но каким образом? Разве это не поднимет бури в Европе? – Король удивленно посмотрел на бесстрастное вытянутое природой лицо секретаря.
«Собрать отечественный суд! Осудить решение папы. Затем отделение английской церкви закрепить специально созванным собором», – отвечал Кромвель.
Королю совет понравился. Тут же, срочно был собран собор, на котором председательствовал архиепископ Кентерберийский, смертельно боявшийся короля и слепо выполняющий его волю. Волю свою король мог бы выразить словами:

«Мешает мне решенье папы!
Нерасторопен кардинал…
А с ним – никчемные прелаты.
И так, я долго ожидал…

Кто мне посмеет помешать?
Я стану сам «английским папой».
Не вольны за меня решать,
Пусть ждут враги моей расплаты!

Собор проходил под диктовку королевских желаний. На нем главой английской церкви был признан король. Оставалось все это узаконить решением английского парламента. Это оказалось совсем нетрудно сделать. Во-первых, предшественники Генриха VIII приучили членов парламента к безусловному послушанию. Во-вторых, папа был нелюбим в Англии, так как значительные поборы осуществлялись в пользу Ватикана.
Решение парламента стало законом. А отделение английской церкви получило статус реформы. Король объединил в своих руках мирскую и духовную власть в Англии. Обладание все полнотой духовной и мирской власти – слишком большое искушение даже для умудренного житейским опытом, склонного к рассудительности человека, внимательно следящего за реакцией окружения. Окружение может ограничить возможности правителя, а может поощрять его дурные наклонности. Окружение Генриха VIII спокойно отнеслось к преследованию духовенства, которое не хотело признать короля главою английской церкви. Их земли отбирались и переходили в руки нового дворянства. Особенно огромные размеры такие действия короля были в северных графствах. Королевские войска не останавливались перед тем, чтобы казнить священника. «Благодатное паломничество», образованное недовольными церковной реформой короля, испытали на себе всю деспотичность руки государя. Жестокость короля, ничем не сдерживаемая, поднималась как бродящее тесто в квашне. Испытали на себе эту жестокость и дворяне, выступившие против короля и сдавшиеся ему под королевское слово. Что стало стоить слово короля, когда он сам себя, обладая духовной властью, освобождал от ответственности за него. Все, поверившие слову короля, покинули мир земной. Топор и веревка вовсю разгулялись по стране. Особый размах приняло преследование бродяг, массовые телесные наказания и казни стариков, мужчин и женщин стали обыденным явлением, дети тоже не были исключением. И, правда, подумать только, что оставалось делать королю, если в Англии появились бесчисленные толпы бродяг, ищущих, но не находящих, где голову преклонить, какую работу дать истосковавшимся по труду рукам? Чтобы хоть как-то жить, приходилось заниматься мелкими кражами и большим разбоем. Убить косулю или оленя в лесу, может быть и во имя жизни каралось таким жестоким образом, что даже умирающий от голода не согласился бы это сделать. Но и на это толкал обездоленных людей голод. Сдавалось, что королевская власть, усиливая гонения на бродяг, не понимала, что появление огромного числа бродяг явилось следствием секуляризации земель, выступавших против короля или хотя бы мысленно сопротивляющихся дворян. Происходящая при этом экспроприация крестьянских наделов, приводила к массовому разорению крестьян. А это означало, что Генрих VIII, создавая условия для бродяжничества, пытал и казнил бродяг, им самим рождаемых.
Войдя во вкус безответственности, король легко расправлялся и со своими верными слугами, со своими вчерашними друзьями. Первым, кто почувствовал тяжесть руки короля, был кардинал Томас Уолси. Его дома, дворцы, сады, аббатства, картинная галерея удивляли мир своим богатством и красотой. И вдруг этот богач, баловень судьбы впал в великую немилость. Король в присутствии всей многочисленной дворни высказал свое неудовольствие и велел ему отправиться в свои владения. Причина такой внезапной опалы была очевидна, кардинал был удален только за то, что не сумел добиться от папы римского разрешения на развод короля с женой Екатериной Арагонской.
Кстати, все теперь устраивалось самым благожелательным образом… Что теперь могло препятствовать королю Генриху в разводе с королевой?
Анна Болейн могла торжествовать победу. Да она и не скрывала этого. Радость долго не исчезала с ее лица. Развод был санкционирован самим королем! Екатерина Арагонская, принявшая столько участия в судьбе красавицы фрейлины, была удалена от двора. Через два года первая жена Генриха VIII Тюдора умрет, всеми забытая и оставленная, в том числе и той, которую она приютила и полюбила.
Наконец-то личные дела короля устроены так, как он этого хотел, но не мог не понимать он, что вступает в конфликт с папским престолом, что пастыри церкви, служившие престолу апостола Петра, не могут так просто изменить установившимся за сотни лет канонам. Уже сам замысел религиозной реформы должен был прогнозировать появление большого числа несогласных с ее проведением, а, учитывая королевскую нетерпимость к инакомыслию, делали массовые казни по стране реальностью. В обосновании их справедливости была одна удивительно живучая фраза, безотказно действующая и до нашего времени, закрепляющая суровость любого приговора при любой мотивации «преступления»: «Измена государству и…».

Я, мысля о прошлом, говорю:
«Измена государству, королю» –
Лишь повод для расправы.
Какие имена, какие времена…
Но не было всегда простого права.

Когда среди людей находится злодей,
Борьбу я с ним законную предвижу.
А если тот злодей на троне?
И все подвластны той короне...
Такую власть всем сердцем ненавижу!

Казнить с улыбкою, шутя,
Младую женщину, дитя,
Не добавляет власти чести.
Какая честь может у власти,
Забывшей о добре и счастье,
Основанной на страхе и на лести!

Впрочем, что было Анне Болейн до этих казней и страданий, испытываемых другими людьми, к созерцанию чудовищных мук казнимого люди привыкли и упивались картинами казни, приходя к ее месту пораньше, чтобы место занять такое, глядя с которого можно было видеть все до мельчайших деталей. Так следовало ли обвинять молодую красавицу королеву в жестокосердии? Она, как и множество других женщин, расцветала в условиях общего поклонения, упивалась звуками стихотворений, слагаемых в ее честь, звуками песен, посвященных ей рабами власти. Взошел на эшафот и один из величайших гуманистов своего времени канцлер Англии Томас Мор, выступивший против разрыва с католической церковью. Шевельнулась ли в головке красавицы мысль выступить с просьбой о помиловании его, если этот гордец даже не изволил явиться на свадебное торжество королевской четы? Могла ли она хотя бы предполагать, что порхание ее в лучах королевского могущества, окажется таким коротким, когда король так долго домогался ее любви и совершил для этого небывалое явление во внутренней и внешней политике – проведение религиозной реформы. Общее поклонение пьянило ее. Вокруг нее, как у источника света, мелькали мотыльками придворные.
Кто из них, прославляющий красоту и доброту королевы Анны, мог предполагать, что час ее скоро пробьет? Причиной ее казни станет очередное увлечение короля. Духовная близость к королеве заставит и некоторых придворных взойти на эшафот.

От любви головка королевы
Стала окончательно пуста…
Развлечений, празднества хотела
Даже в дни Великого Поста.

В честь ее слагаются сонеты.
Сердце короля к ней охладело.
Голова, решением Совета,
Королевы Анны отлетела.

А все началось из события крайне незначимого… Как-то на охоте конь короля захромал. Оказалось, конь потерял подкову. Как ни странно, но гнев Генриха не обрушился на конюшего. В ближайшем селении нашли кузницу. В ней орудовал молотом крупный русоволосый кузнец Сеймур. Стояла жаркая погода. Солнце было в зените. Королю захотелось пить, и он потребовал воды. Воду принесла дочь кузнеца – Дженни. Девушка была просто одета, как одевались тогда деревенские женщины, только с непокрытой головой, что говорило о ее девственности.




Показалась вначале дурнушкой,
А потом он ее разглядел…
И колечки за девичьим ушком,
И как взгляд ее светел, несмел,

Лоб высокий и линии чисты
Очертания носа и губ,
Синих глаз, огромных лучистых,
Голос нежный, ласкающий слух.

У короля сердце заныло. Он сравнивал ту девушку, что стояла сейчас напротив него, скромную, тихую, незнающую придворного этикета, с шумной подвижной Анной, которая стала ему уже надоедать. Выводы были не в пользу Анны Болейн. Король жаждал перемены в своей сексуальной жизни, и этого было достаточно. Одного слуха, запущенного по инициативе самого короля, одним из придворных, о неверности королевы, слуха непроверенного, и несправедливого, было бы достаточно для того, чтобы предать королеву Анну суду лордов, тому самому суду, который уже отправил на тот свет не одну сотню невинных людей.
Меч «правосудия» был занесен над головой королевы, но ее беременность временно служила ей защитой. Король ждал, когда жена разрешится от бремени, Ему был необходим наследник, он ждал того, кому бы мог передать власть над Англией. Рождение сына было бы спасением для Анны Болейн. Но родила королева не сына, а дочь, к тому же ребенок оказался мертворожденным. «Знак небес!» – решил Генрих. Как бывает у людей, когда они заведомо пытаются совершить беззаконие, король стал искать оправдывающие это беззаконие доводы. Он убедил самого себя в том, что любовь к Болейн явилась результатом воздействия приворотных средств. «Без колдовства тут не обошлось, чем еще можно объяснить страсть, заставившую его расстаться с прошлыми друзьями?» – продолжал убеждать себя король. Он уже стал раскаиваться в решении, удалившем Екатерину Арагонскую. Прошло два года, в течение которых ни разу не вспомнил о ней. Он не знал, чем занималась отторгнутая им женщина, мать его дочери Марии.
А Екатерина Арагонская, всеми забытая и оставленная, в том числе и той, которую она приютила и полюбила, умирала. Перед смертью она написала королю письмо:
«Я приближаюсь к смертному часу, – писала она. – И любовь, которую я все еще чувствую к вам, государь, побуждает меня умолять вас позаботиться о спасении души вашей и предать забвению все плотские и житейские попечения. Повинуясь побуждениям страстей ваших, вы ввергли меня в пучину великих бедствий и сами на себя навлекли не меньше тревоги и работы... Я все забываю, государь, и молю Господа: да предаст он забвению все, что было! Поручаю вам дочь нашу Марию и заклинаю вас: будьте ей добрым отцом – в этом единственное мое желание. Не оставьте также моих фрейлин, которые не будут вам в тягость – их только три. Прикажите выдать годовой оклад жалованья всем лицам, бывшим при мне в услужении, иначе они останутся без куска хлеба...». Железное сердце короля было тронуто.
Генрих, читая письмо первой своей жены, плакал навзрыд... Возможно, раскаяние и жалость его были на этот раз искренними.
Екатерина Арагонская просила короля о последней встрече. Встреча не состоялась, поскольку на следующий день (6 января 1535 года) автор письма скончалась. О скончавшейся сожалели все при дворе короля, даже ее недоброжелатели, кроме Анны Болейн.
На другой же день по королевскому распоряжению были арестованы королева, брат ее и все ее любимчики, находившиеся во дворце, принадлежавшим когда-то кардиналу Уолси. Помещенная в полутемную башню Тауэра, Анна от ужаса впала в помешательство. Она то громко смеялась, то заливалась горькими слезами, то впадала в депрессию, сопровождавшуюся полной неподвижностью, то, вскакивая с ложа, начинала бегать по башне, проклиная предателя Норриса, предрекая гибель ему и себе, то, стуча в двери, умоляла стражу, охранявшую ее в Тауэре, допустить ее к королю, звала дочь свою Елизавету. Между тем, суд пэров Англии торопился. Обвинительный акт гласил, что королева Анна с сообщниками готовила покушение на жизнь короля-супруга, что поведение ее было всегда более чем предосудительно не только до замужества, но и после; что, наконец, между ее сообщниками находятся лица, с которыми она состоит в преступной связи. Начались пытки и допросы. Музыкант Смиттон сознался в том, что пользовался неограниченной благосклонностью Анны Болейн и трижды бывал у нее на тайном свидании; прочие упорно молчали.
17 мая 1536 года следственная комиссия из двадцати пэров королевства, признав бывшую королеву Анну Болейн виновной, как и ее сообщников, постановила: преступницу казнить смертью, по усмотрению короля сожжением на костре или четвертованием; брату ее с тремя сообщниками – отрубить головы; музыканта Смиттона – повесить. Тела пятерых казненных разрубить на части и выставить на обозрение народу в назидание злоумышленникам. Брак короля, по определению архиепископа Кренмера, объявить недействительным; дочь его, рожденную Анной Болейн, Елизавету, признать незаконнорожденной.
Осудили Анну скоро и бесповоротно. Даже защитнику королевы не было дано возможности высказаться. Осужденная на смерть постепенно приходила в себя, собираясь с мыслями: «Кто мог оклеветать ее?» То, что причиной ее осуждения было увлечение короля Дженни Сеймур, королева не сомневалась. Но Анна понимала, что простушка Сеймур неспособна на такую подлость… Но и Норрис не мог сам, по личной инициативе, оболгать ее, королеву Англии. Значит, клевету возвел он, выполняя заказ короля. Понимая, что она обречена и надежд на освобождение нет, Анна Болейн потребовала от коменданта Тауэра бумагу и чернила. Действиями ее руководило не чувство оскорбления, а страх, страх не только за себя, но и за малолетнюю дочь. Строчки письма неровно ложились на бумагу, расплываясь в тех местах, на которые капали ее слезы. Она писала царственному палачу:
«Государь!
Неудовольствие Вашего Величества и мое заключение в темницу мне кажется столь странным, что я не знаю, о чем мне должно писать к вам и в чем должно просить прощения. Вы прислали известного всем врача моего сказать мне, что я должна сознаться в истине, если хочу снова приобрести вашу благосклонность. Он не успел еще объяснить мне своего поручения, как я уже приметила, в чем состоит ваше намерение, но если, как вы говорите, признание в истине может доставить мне свободу, я повинуюсь вашим повелениям от всего сердца и со всей душевной покорностью. Не воображайте, Ваше Величество, чтоб ваша бедная жена когда-нибудь могла быть доведена до такого преступления, о котором она не дозволяла себе и помыслить! Никогда ни один государь не имел супругу столь верную всем своим обязанностям, столь исполненной нежнейшей привязанности, как Анна Болейн, собственная ваша супруга. Она умела ценить то высокое состояние, до которого возвысили ее милость Провидение и снисходительность ваша. Но стоя на высоте величия и трона, на который возведена была, никогда не забывала я, что могла подпасть такой участи, какой подвержена ныне. Мое возвышение не имело никакого другого основания, кроме кратковременной вашей ко мне склонности, и я не сомневаюсь, что само малейшее изменение тех внешних приятностей, которые произвели ее в сердце вашем, могло обратить все к иному предмету. Вы извлекли меня из ничтожества, возвели на высочайшую степень в государстве, присоединили меня к Августейшей фамилии вашей; сего блеска я никогда не смела ожидать; сие величие выше заслуг моих. Между тем, если вы уже удостоили лишить меня благосклонности Вашего Величества, не допустите, чтобы порицание за неверность, пятно столь черное и столь недостойное, обесчестило имя вашей супруги, а вместе с нею имя Принцессы, вашей дочери.
Итак, повелите, государь, исследовать дело мое, соблюдая свято законы справедливости, и не допустите, чтобы враги мои были вместе с доносчиками и моими судьями. Повелите, чтобы процесс мой был произведен публично, моя верность была бы защитой меня от поношения и стыда. Вы увидите: невинность моя будет оправдана, ваши подозрения рассеются, ваш дух успокоится и молчание заступит место порицания, или – мое преступление будет обнаружено перед глазами целого света.
Итак, повелите сделать со мною то, что угодно Богу и вам. Вы можете, Ваше Величество, избежать через меня, как неверную супругу, но и беспрепятственно последовать склонности, чувствуемой вами к той, которая причиною моих несчастий состояла. Я могла бы давно произнести перед вами имя ее. Вы не знаете, Ваше Величество, как далеко в сем случае простираются мои подозрения. Наконец, если вы уже решили погубить меня и если смерть мою, основанную на постыдной клевете, почитается единственными средствами к получению желаемого вами блага, то я буду просить Бога, чтобы он простил сие великое преступление как вам, так и врагам моим, послужившим при сем орудиями и чтобы в посмертный день, сидя на престоле Своем, перед которым вы и я предстанем скоро и через который моя невинность, если смею сказать, будет явно открыта. Он не потребовал от вас строгого отчета в поступке, столь недостойном вас и столь жестокосердным.
Последняя и единственная моя просьба состоит в том, чтобы вы на одну меня возложили всю тяжесть вашего гнева и чтоб не подвергали никакому бедствию тех несчастных, которые, как я слышала, совершаются по моему делу в тесной темнице. Если когда-нибудь я могла, чем упросить вас, если имя Анны Болейн когда-нибудь было приятно вашему слуху, не откажите мне в сей просьбе и я ни о чем более беспокоить вас не буду, в противном случае, мне остается воссылать пламенные молитвы к Богу, чтобы он был к вам милостив и управлял всеми вашими действиями».
Королева, взывая в письме к милосердию Генриха, не знала, что молодые люди, образующие прежде свиту ее, уже расплачивались за свою преданность ей жизнями. Четыре друга королевы были обезглавлены, горло музыканта Смиттона, издававшее когда-то нежные, мелодичные звуки под аккомпанемент лютни, было затянуто петлей на виселице. Церемониал мрачной процессии на казнь был начертан собственной рукой Генриха VIII. Он долго думал над тем, четвертовать ли свою прежнюю супругу или сжечь ее. Наконец, король решил смиловаться, заменив их на простое отсечение головы. Для выполнения приговора им был специально приглашен палач из Кале.





И жить не жила…
Ох, как жизнь коротка!
И цвести не цвела – отцветает.
Любовь короля не сладка, а горька…
А может, другой не бывает?..

Анна Болейн в Тауэре ждет ответа на свое письмо. Думала ли она о том, что когда-то причинила беду той женщине, тоже королеве, приласкавшей ее?

День угасает, ночь
В права свои вступила.
Сон убегает прочь,
И мыслей не собрать – нет времени и силы!

Будь проклят день и час, когда взглянул король!
И чем она его приворожила?
Холодная, как у лягушки кровь,
Течет по королевским жилам!

Постель не смятая, ей не до сна…
Уж серый близится рассвет.
Во мрак ночи вековой вступить она должна,
Так молода… Прожила мало лет,

Ну, как еще ей короля понять?..
О жизни молит день и ночь…
На казнь он посылает мать,
Оставив без нее свою родную дочь?..

Ночь стремительно отсчитывала часы. Осужденная на смерть королева с ужасом ожидала своей незаслуженной тяжкой участи.

Жить хотелось до безумия.
Жизни до рассвета – мало.
За окном свет полнолуния,
Только заключенная не спала.

Наступило утро. Молодая, цветущая, пышущая здоровьем, красивая женщина взошла на эшафот. Глаза ее с тоской глядели в небеса, в ожидании чуда. Чудо не явилось. Голову казненной королевы за белокурые длинные вьющиеся волосы поднял палач, показал присутствующим и бросил небрежно, как какой-нибудь корнеплод, в плетеную из ивовых прутьев корзину. Стройное женское тело так и осталось коленопреклоненным, обнимая руками плаху, по которой струилась свежая человеческая кровь.
В день казни королевы Генрих VIII стоял на пригорке зеленой лужайки в Ричмондском парке, ожидая пушечных выстрелов Тауэра, возвещавших о свершении казни. Король даже не развернул письма, полученного им от Анны. Он уже стал верить тем разговорам, которые сам и посеял среди приближенных: Анна завлекла его в сети супружества с помощью «волшбы и приворотов». Какое прекрасное слово – «колдовство». Оно освобождает от многого. Кроме того, король оправдывал свои действия тем, что второй выкидыш жены после рождения дочери Елизаветы – знак тому, что наступило время избавиться от второй жены, как избавился от первой. А выбор пути избавления неважен. Он ведь ждал, пробавляясь невинными заигрываниями с Джейн Сеймур, надеясь ее завоевать, ждал до тех пор, пока Анна не разрешится от бремени. До той поры, ни о какой новой женитьбе и речи быть не могло. Выкидыш решил все. Можно жениться! Дженни станет его женой.
Чего хотела сама Джейн – если она вообще чего-нибудь хотела, – сказать весьма сложно? Из всей череды женщин, побывавших в женах у Генриха, из всех главных фигур той драматичной эпохи Джейн, пожалуй, единственная, чей лик лишь едва проступает смутными очертаниями. В народной мифологии она является чуть ли не святой – полная противоположность «искусительнице» Анне Болейн. В этом-то вся и ирония, ибо она в точности повторила роль, ранее сыгранную Анной. Возбудив интерес короля, она не поощрила его симпатий, но и не лишила своего присутствия. Затем, когда намерения короля отделаться от надоевшей жены стали более чем ясны, она спокойно заняла место этой жены. Однако есть два существенных расхождения с судьбой Анны, причем ни одно не говорит в пользу Джейн. Во-первых, когда Генрих решил бросить Анну, она, в отличие от Екатерины, была все еще молода и способна снова зачать. И, во-вторых, Джейн прекрасно понимала, что речь пойдет не просто об «отставке», а о физическом уничтожении Анны.
На другой же день после казни он обвенчался с Джейн Сеймур. Эта личность, подобно Анне Болейн, большинству образованного мира представляется в весьма ложном свете, и в этом случае опять виноваты романисты, авторы мелодрам и композиторы. Анну они изображают обыкновенно угнетенной невинностью, тогда как на деле было совсем наоборот; Джейн Сеймур – злой интриганкой, клеветницей и лукавой кокеткой, происками своими погубившей свою жертву – что чистейший вздор. Красавица Сеймур была девушка тихая, кроткая, покорная воле тирана и всего менее домогавшаяся короны, снятой с обезглавленной Анны Болейн. Надобно предполагать в этой женщине неестественное мужество и геройскую смелость, чтобы допустить с ее стороны возможность домогательства короны, когда перед ее глазами только что разыгралась кровавая катастрофа, закончившая жизнь другой женщины, путем интриг достигшей престола и свергнутой с него, чтобы взойти на эшафот. Дрожа от ужаса, Дженни Сеймур шла к алтарю со своим державным женихом, и не на радость ей был сан королевы, в который он возводил ее; не ослепляли ее ни блеск короны, ни багрянец порфиры, служивший гробовым покровом первой жены короля и обрызганной кровью второй. Джейн Сеймур не могла любить Генриха, как человека (в это время он был обрюзглым, чудовищной толщины субъектом, страдавшим одышкой), но настолько боялась его, чтобы не осмеливаться и думать об измене. Во все кратковременное ее замужество молодую королеву не покидала мысль, что супружеское ее ложе воздвигнуто на гробнице Екатерины Арагонской и на плахе Анны Болейн. Эта мрачная обстановка хуже всякого Дамоклова меча могла отравить и, вероятно, отравила существование третьей жены Генриха VIII.
Возможно было все. Возможно, что Сеймур ожидала такая же участь, что и Анну Болейн? Но судьба распорядилась по-своему. Королева родила сына. Того долгожданного королем наследника престола. Но эти роды оказались роковыми для Дженни, родив мальчика, она умирала. Смерть ожидала ее, но это не была рука палача. Король от души радовался рождению сына, и не проявил элементарной жалости к умирающей. Страдания жены его не трогали…

От любви до ненависти шаг…
Ты обласкан и одарен Богом.
На вершине власти – царь и шах,
Восхваляют власть высоким слогом.

А на завтра отвернулся Бог,
Ты теряешь все, чем прежде жил,
Если бы предусмотреть все мог?
И продумать, чем все заслужил?..

Шесть недель траура по умершей, и король Генрих VIII готов предложить руку и сердце герцогине Лонгвиль, Марии Лотарингской. Однако, вдовствующая герцогиня не торопилась дать ответ. Она много думала: «Да, король – не просто привлекательный, но, действительно, красивый мужчина, и стать королевой Англии престижно, но…». Ее пугали слухи о жестокости и распутстве короля Англии, и она остановила свой выбор на другом женихе – Якове V, короле шотландском. Правда, судьбою было скрыта участь дочери, родившейся от этого, в общем-то, счастливого брака. Ее жизнь станет основой написания множества литературных произведений разного жанра. Имя ее – Мария Стюарт. И столкнет ее судьба с дочерью казненной английской королевы Анны Болейн, которая будет царствовать под именем королевы Елизаветы I.
Но продолжим, уйдя от этого отклонения. Король Англии был не только удивлен отказом герцогини Марии. Он никогда и не помышлял, что найдется женщина, которая бросит ему вызов. Король был взбешен, полагая, что в данном случае герцогиня Лотарингская действует по наущению папы римского. Жажда мщения вылилась в массовые конфискации церковного имущества, продажи аббатств и храмов. Кто мог помешать гневу короля, по приказу которого изгоняли и наказывали папистов, верующих и вообще – папскую ересь? Парламент видел, что действия короля зашли слишком далеко! Но парламент сам опустил себя, оказавшись бессильным. Вскоре король вообще откажется от его услуг, считая, что без него вполне можно обходиться!
Четвертый брак короля английского, в который он вступил чуть более чем через два года после смерти Иоанны Сеймур, можно было назвать смешным фарсом, разыгранным Генрихом VIII после трагедии. На этот раз король решился взять себе в супруги не подданную, но принцессу одного из владетельных домов Европы. Политические соображения почти не руководили им; он искал жену себе по вкусу и для этого окружил себя портретами разных принцесс, заочно сравнивая и выбирая. Хотя живопись и называют художеством «свободным», тем не менее, она имела тогда, как имеет и теперь, два существенных недостатка: художник или рабски подражает подлиннику, или рабски ему льстит, особенно если подлинник – особа женского пола.
Вот тут главный советник короля Томас Кромвель и посоветовал, на свою голову, брак с немецкой принцессой Анной Клевской. Цель, сформулированная Кромвелем: союз с немецкими государствами, что значительно бы усилило позиции короля Генриха в соперничестве с папой римским.
Но для короля не было никакой иной цели, как обладать телом молодой красавицы. И ему совсем не было безразлично, какой внешностью обладает избранница. С этой целью король направляет величайшего художника XVI века Ганса Гольбейна в Германию, чтобы тот запечатлел образ принцессы в портрете, и дал возможность королю Англии оценить ту, с кем он должен будет делить супружеское ложе, вступив в брак. Гольбейн выполнил свою миссию. Портрет был доставлен Генриху. Тот глянул на портрет, и глаз отвести от него не мог. На портрете была изображена красавица с мечтательным взглядом, полузакрытыми губками и сведенными руками. Король долго не отходил от портрета и дал клятвенное согласие на брак. Вскоре в Дувре появилась свадебная процессия, прибывшая из Германии. Сам Генрих вышел к карете встречать избранницу. Дверца открылась, и оттуда не выпорхнуло ожидаемое королем счастье, а неуклюже вышла немецкая принцесса. Глаза короля на лоб полезли. Его глазам предстала угрюмая девушка, большого роста, без изящных манер с широко раскрытыми от удивления, а может быть и от страха глазами, одетая в простонародное немецкое платье.
«Что это за фламандская кобыла? – сказал король окружавшим после первого же своего свидания с новой королевой. – Бог с ней; пусть возвращается назад! Я ее видеть не могу!»
Неизвестно, дошел ли этот отзыв до ушей флегматичной Анны, но, если бы и дошел, едва ли она была способна обидеться.
Король в первую минуту решил обезглавить художника Гольбейна за измену. И тут же, в присутствии немецкой свадебной делегации категорически отказался от женитьбы на принцессе. Но короля напугал Томас Кромвель – призраком войны с немецким государством. Одновременно хитрый царедворец красноречиво описал те выгоды, которые ему принесет Анна Клевская. И король отступил. Он простил и художника, поняв, что все художники, не исключая Гольбейна страдают идеализацией того, над чем они работают.
Немецкая принцесса, ставшая четвертой женой Генриха Тюдора, постоянно тряслась от страха. Страх ее особенно усилился тогда, когда она узнала, что союз с немецкими княжествами расстроился. Откуда ей ждать спасения, она не знала? Готовилась к самому страшному, плохо спя по ночам и часто проливая слезы днем. Но господин случай помог несчастной королеве. Король в очередной раз влюбился. Его выбор пал на девушку красивую, но легкомысленного поведения. Она была знатного происхождения. Король попросил ее руки. Но он не знал, что делать с ненавистной ему Анной Клевской. Обезглавить ее было просто не за что, она, как и положено немецкой женщине, была пунктуальной и чересчур большой верности супругу. Подумал-подумал король, и решил просто развестись. Он сказал прямо жене: «Я желал бы, миледи, чтобы вы поехали в Ричмонд. Ваше драгоценное здоровье нуждается в поправке!»
Королева восприняла предложение, как приказ, и немедля ни минуты отправилась в родовое имение Тюдоров. Через несколько дней, уже находясь там, узнала, что она уже не королева.
Передать трудно, как Анна ликовала. Она считала, что молитвы ее дошли до Бога, и тот вырвал ее из тисков полузверя. Будучи непосредственной, простой, не способной скрывать свои чувства, она не смогла скрыть своей радости перед послами короля, которые привезли ей решение из Лондона. Король, выслушав посланцев, пришел в ярость, узнав, как королева Анна отнеслась к известию о разводе! Но, когда приступ ярости прошел, он решил не расправляться с ней сурово. Анна Клевская получила дворец в Ричмонде и огромное жалование. Теперь ее велено было называть «сестрою» короля. Анна приняла дар и с тех пор жила неслышно за стенами своего великолепного жилища, с ужасом вспоминая о времени, проведенном в Лондоне.
Король собрал собор, состоящий из двухсот епископов, и заявил им, что он был введен в заблуждение портретом Анны Клевская и женился на женщине, недостойной быть английской королевой. Епископы разыграли спектакль сочувствия к страданиям своего повелителя, они пали к его ногам и умоляли, чтобы король сам выбрал себе спутницу жизни по зову сердца. Сцена заключительной части собора напоминало представление «Miserere» только потрясающего звучания. Представьте полумрак огромного собора. Пламя свечей колеблется. Две сотни епископов с глубоким вниманием вслушиваются в слова, произносимые королем. И когда тот кончает на самой высокой ноте, все прелаты в едином порыве падают к ногам короля с криками: «Правь нами!»
Испытывал ли при виде такой картины эмоциональное потрясение король? Оставил ли собор по себе следы? Говорят, что следы стираются? С этим согласиться нельзя, если речь идет о следах истории. Ее следы не стираются, они живут своею частной жизнью и ждут своего часа, чтобы проявиться.
А за «обман» короля пришлось расплачиваться Томасу Кромвелю. Ему по приказу короля пришлось предстать перед судом лордов. Кромвель упал на колени, поняв, что его ожидает, и сказал с надрывом в голосе: «Я умоляю вас осудить меня, как можно быстрее, а не томить и пытать в темнице!»
В ответ он услышал: «Ты создал кровавые законы, по этим законам тебя и будут судить!»
Через некоторое время всесильный Кромвель, сломленный пытками, едва двигая ногами, поднимался на эшафот. И поделом ему, пусть знает, каково быть сватом любвеобильного короля.
В те времена на великого короля английского напала окончательно религиозная мания, осложненная помешательством эротическим. Через три недели после развода с Анной Клеф Генрих VIII торжественно объявил своей супругой Екатерину Говард, с которой еще до развода повенчался тайно. Эта красавица, родственница Анны Болейн, нравом оказалась еще хуже этой последней. В угоду своему достойному дяде, герцогу Норфолку, Екатерина нашептала королю на ненавистного Норфолку Томаса Кромвеля и возвела его на эшафот; тайно благоволя католикам, она восстановила державного своего супруга на реформаторов и лютеран, умножая число казней и усиливая гонения. По повелению Генриха парламент обнародовал кровавый указ в шести пунктах, излагавший религиозные обязанности верноподданных его величества. В силу этого указа приверженцев папы вешали, а последователей лютеранства или анабаптистов жгли на костре...
Вполне довольный своей пятой супругой, Генрих VIII приказал читать по церквам особые молитвы о ниспослании ему супружеского счастья. Екатерина Говард буквально лучилась от счастья, обвенчавшись с Генрихом. Но, блестящая, полная увеселений жизнь ее была слишком короткой.
Случилось так, что король уехал по делам на север своего государства. Некий дворянин Диргэм, бывший до свадьбы с королем любовником Говард, стал вновь ухаживать за нею, и она имела неосторожность назначить с ним свидание. При дворе подобное не пропускают. Врагам королевы это свидание было на руку. Эту проделку использовали для того, чтобы ее погубить. Некто Лешльс представил Кренмеру донос на Екатерину Говард, обвиняя ее в распутстве еще до брака с королем и после брака. Ссылаясь на свою сестру, горничную герцогини Норфолк, в семействе которой воспитывалась Екатерина, доносчик счастливыми ее обожателями называл Диргэма и Меннока, с которыми она была в преступной связи до брака. Кренмер сообщил королю эти нерадостные вести, и хотя в первую минуту Генрих усомнился в их правдивости, тем не менее, поручил канцлеру навести справки, собрать сведения. Донос Лешльса оказался истиной от слова до слова: Екатерина Говард за брачный свой венец и за корону увенчала голову своего супруга весьма неприлично... Сообщницей и помощницей Екатерины в ее любовных похождениях была невестка Анны Болейн, сестра ее брата, леди Рошфорт – существо гнусное и развращенное. Суд был недолог: и Екатерину, и ее сводницу казнили в Тауэре 12 февраля 1542 года. Желая впредь застраховать себя от неприятных ошибок при выборе супруги, Генрих VIII обнародовал не благопристойный указ, повелевавший всем и каждому в случае знания каких-либо грешков за королевской супругой до ее брака немедленно доносить королю. Второй пункт обязывал каждую девицу, в случае избрания ее в супруги его величества короля английского, заблаговременно исповедоваться ему в своих минувших погрешностях, ежели таковые за нею водились.
«Теперь нашему королю остается жениться на вдове!» – пошла шутливая молва в народе.
Перед отбытием в армию, в феврале 1543 года, король английский изволил жениться в шестой раз, на Екатерине Парр, вдове лорда Летимера, женщине, пользовавшейся репутацией безукоризненной. Молва народная, предрекавшая королю женитьбу на вдове, сбылась! К этому можно прибавить слово о странной судьбе Генриха при его многочисленных браках. Первая его супруга, вдова его брата, – была чистой и непорочной девственницей; Анна Болейн и Екатерина Говард, выдавая себя за честных девиц, не были ими, а, будучи замужем, не умели быть даже честными женами; отзывы Генриха о целомудрии Анны Клевской до ее брака были также не совсем благосклонны; Екатерина Парр была вдова... Таким образом, за исключением Екатерины Арагонской и Иоанны Сеймур, король английский не обрел в своих женах того высокого идеала чистоты, женственной прелести и кротости, которой он так упрямо добивался. Добрая, истинно любящая женщина могла бы исправить этого человека, но такой он не нашел.
Женщина умная, Екатерина Парр втайне благоволила лютеранам и была дружна с Анной Эскью – запытанной королем за ее отзывы о религии. На престол шестая жена Генриха VIII не выказывала никаких умыслов, так как, женясь на ней, король дал права законных дочерей Марии и Елизавете, объявив наследником своим принца Эдуарда. Екатерина Парр надеялась образумить короля касательно вопроса религиозного и душевно желала, чтобы в делах церковных Генрих VIII остановился на учении Лютера.
Оплакав казнь своего друга Анны Эскью, Екатерина Парр приступила к делу обращения короля в лютеранство, дерзая вступать с супругом в богословские диспуты.
В одну из подобных бесед Екатерина уже слишком явно высказалась за аугсбургское (лютеранское) исповедание, на что король с адской иронией заметил ей: «Да вы доктор, милая Китти!»
И немедленно по уходу супруги Генрих вместе с канцлером составил против нее обвинительный акт в ереси. Друзья предупредили Екатерину о готовящейся грозе, и королева своей находчивостью спасла голову от плахи. На другой же день она, придя к мужу опять, затеяла с ним диспут и, постепенно уступая, сказала, наконец: «Мне ли спорить с Вашим Величеством, первым богословом нашего времени? Делая возражения, я только желаю просветиться от вас светом истины!»
Генрих, нежно обняв ее, отвечал, что он всегда готов быть ее наставником и защитником от злых людей.
Будто в подтверждение этих слов на пороге показался канцлер, пришедший за тем, чтобы арестовать королеву. «Вон! – крикнул король. – И как ты смел прийти? Кто тебя звал? Мошенник!»
Великий король вообще был не слишком разборчивым в выражениях. Жизнь Екатерины Парр была спасена, хотя, нет сомнения, что над головой ее висела секира палача, до времени припрятанная, но Бог сжалился над нею и над всеми подданными Генриха VIII: 28 января 1547 года этот изверг испустил последний вздох на руках своего клеврета Кренмера, завещав похоронить его в Вестминстерском аббатстве рядом с Иоанной Сеймур. Воспоминание о своей единственной любви было искрою человеческого чувства в умирающем.
Существует убеждение, что все тучные люди добры, так как жир будто бы поглощает желчь. Генрих VIII лет за пять до смерти был до того жирен, что не был в состоянии сдвинуться с места; его возили в креслах на колесах. Самая смертная его болезнь была следствием этой чудовищной тучности. Видно, нет правил без исключения.
Анна Клевская пережила его десятью годами и умерла в Англии же, пользуясь своей пожизненной пенсией.
Екатерина Парр, через тридцать четыре дня после смерти Генриха VIII, вышла за Томаса Сеймура, адмирала королевского флота, и через полгода, 7 сентября 1547 года, внезапно скончалась. Существует предание, будто она была отравлена мужем, имевшим виды на руку принцессы Елизаветы, будущей королевы английской.
Хотелось бы знать, как поступил Господь Бог с душою короля. Но даже суду времени это невозможно. Время подвластно Господу, а не он ему.

Печальная судьба английских королев,
Избранниц Генриха Восьмого,
Эрота легкого пленительный посев,
По времени короткого, пустого.

Чудесною казалась близость ночи,
Вкушала дева неземную страсть,
Но, Генрих остывал так быстро, между прочим.
Развязкою любви служила мужа власть.

А дальше были помост и топор,
Головку женскую показывал палач…
И говорят, что слышен до сих пор,
В темнице ночью горький женский плач.

Скромнее стал ли королевский двор:
Объятия направо и налево?..
Так нет, совсем с недавних пор
Опасно называться королевой…

Хоть криком заливайся, плач,
Клянись родителями, Богом,
Над королевой властвует палач.
Такой удел достался слишком многим!



Вины у женщин не было и нет,
Тогда спросить, за что они убиты?
Убиты королем в расцвете лет,
Казнил он их прилюдно и открыто.

Многочисленные казни, производимые в Тауэре, сделали его обиталищем множества привидений, хотя строительство замка велось для обитания в нем короля и хранения государственной казны, а не для лиц потустороннего мира.

БЕЛАЯ БАШНЯ ТАУЭРА

Белая башня да серые стены,
Светлые мысли и темная суть.
С верою в Бога начнут непременно,
Дьявола в сердце своем пронесут.

Нормандские и французские бороны для защиты себя от внешних и внутренних врагов строили сильно укрепленные крепости-замки, На английской земле пришельцам не были рады, чувствовали они себя здесь неуютно. И начали возводить замки, мощностью значительно превосходящие французские образцы. Король Вильям I (Вильгельм Завоеватель) заложил башню под свое жилище с момента своей коронации в конце 1066 года. Задумано было грандиозное по тем меркам сооружение. Люди, живущие сейчас, даже не представляют, каким малым был Лондон тогда, занимая площадь около 1,5 квадратных километров с население около 50 тысяч человек. На месте деревянного форта, построенного во времена римского императора Клавдия, стала возводиться каменная громадная башня основанием 32 х 36, высотой около 30 и толщиной стен 3-4,5 метров. Построенная, она имела четыре яруса, со входом во втором, куда вела наружная лестница. На нижнем ярусе, углубленном в землю, находились обширные помещения для оружия и запасов продовольствия на случай осады. Здесь же были выстроены камеры для узников и пыточная. Со второго же этажа (там были помещения для слуг и охраны) лестница вела и наверх, в жилые покои. На третьем, самом главном этаже сооружения, находились Банкетный зал, Комната меча и капелла св. Иоанна, которая занимает и часть пространства четвертого этажа. Остальную часть четвертого яруса занимали покои хозяина. Таким образом, это титаническое для тех лет сооружение, было абсолютно неприступно и способно было выдержать длительную осаду. Денег на строительство Вильгельм не жалел, но погода не благоволила началу задуманной стройки. В королевском замке в зимнее время года Вильяму приходилось редко находиться, его присутствие и решительность необходимы были повсюду. Весна 1067 года пришла какая-то тяжелая, не до конца проснувшаяся: дни тусклые, но относительно теплые, прерывались снегопадами, северным пронизывающим ветром, ночными заморозками. В замке гуляли сырые промозглые сквозняки. Камины совсем не давали тепла – дрова, и те не хотели гореть ярким пламенем. Стоя у узкой бойницы и видя насупившееся, промерзшее небо, король подумал: «А не пора ли мне в Нормандию возвращаться? Там на лужайках перед аббатством Оз’Омм в солнечных лучах вся природа отогрелась!»
Вильгельму аббатство и по расположению, и по удобству проживания нравилось больше всего из того, чем он владел. Недаром он избрал его под свою резиденцию. Поторапливаться на юг требовали и сообщения о том, что некоторые бароны голову свою поднимали.
Вильгельм почти бегом сбежал по серым каменным ступенях лестницы во двор замка, осмотрел воинов, охраняющих замок, разлепил тяжелые, словно каменные губы и коротко приказал Жюлю де Рамбле, исполняющего обязанности начальника стражи: «Седлать коней! Мы направляемся во Францию!»
Предстояло начать редко прерывающуюся борьбу с мятежными баронами, как в Нормандии, так и во Франции, где он был обязан, как вассал французского короля, воевать на его стороне. До завершения строительства король английский так и не дожил, поэтому не мог даже предполагать, чему будет служить задуманное им строение?
Задуманное, как крепость, Тауэр, за почти 900 лет своего существования, был и крепостью, и королевской резиденцией, и монетным двором, и арсеналом, и стратегическим складом, и архивом, и неприступным сейфом для королевских регалий, обсерваторией, и, даже, зверинцем. И сегодня этот замок не забыт людьми, каждый, посетивший Лондон, обязательно направит стопы к нему. Что поделать, если история его так богата событиями. Не забудут посетителю замка напомнить и о том, что стены Тауэра принимали в качестве подневольного гостя, кстати, последнего в таком качестве, Рудольфа Гесса, личного секретаря и правую руку Гитлера. Произошло это в 1941 году. Пребывание было коротким с 17 по 21 мая, затем его перевели отсюда в другое место. Первым его узником, кстати, он был и первым беглецом, в 1100 году стал епископ Даремский Ральф Фламбард – советник и ближайший соратник короля Англии Вильгельма II Рыжего. Старик, обладавший вздорным неуемным характером, успел насолить всем, и англо-саксонской знати, и нормандским баронам. Пришедший после смерти Вильгельма Рыжего король Генрих I, прозванный Ученым, был вынужден заточить его в Тауэр. Заточением этот факт можно назвать только условно, поскольку епископ жил в кабинете Банкетного зала, окруженный слугами и практически ни в чем себе не отказыващий, кроме свободы перемещений.
Прелат превосходно знал все уголки и закоулки Тауэра, так как длительное время строительство Тауэра происходило под его непосредственном руководством. Он тщательно продумывал все детали побега. Побег было решено произвести зимой, когда снегом укрываются все следы. С утра шел густой снег, скрывая и выравнивая все неровности почвы. К побегу все было готово. Следовало только заняться стражей. Стража привыкла к тому, что прелату не отказывают в добром вине. Мало того, епископ иногда приглашал отведать вина и стражников. Так было и на этот раз, за исключением того, что на этот раз епископ не жалел вина, в которое было подмешано снотворное. Сам же он пил только подкрашенную вином воду. Вскоре стражников пришлось замертво пьяных не выводить, а выносить из-за стола, относить в угол зала и кулями и укладывать на пол вдоль стены. После этого прелат и его слуги, накинув на себя пошитые из белой ткани плащи, на скрученных и связанных простынях один за другим стали спускаться на землю. На белом фоне одежды прелата и его спутников были незаметны. Впрочем, их никто и не преследовал. Пьяная стража беспробудно спала до утренней смены. Преследовать епископа не стали, так как вскоре король Англии Генрих I, заключивший прелата в Тауэр, подавился рыбной костью и умер.
У меня Тауэр всегда ассоциировался с черными зловещими воронами, на содержание которых отпускались и отпускаются денежные средства и приставлен специальный служитель, чтобы следить за птицами, кормить их, укладывать спать на ночь. Воронам покупают мясо на конкретном рынке. Воронов шесть, каждый имеет свое имя, на которое отзывается. Ворон значительно понятливее попугая. В этом убедился В. В. Путин, осматривающий Тауэр, когда ворон по кличке Тор приветствовал процессию словами: «Всем доброго утра!» Президент России был до крайности удивлен.
Вспомнился мне и случай, происшедший около мусорного бака в городе Керчи, когда ворон мужчине, принесшему мусор и бросившего его мимо, прямо глядя в лицо, произнес свое обычное: «Карр», но с таким выражением, словно ему не понравилась не только поведение, но и сама лысая, как бильярдный шар, голова мужчины. Человек в ответ на это нагнулся, чтобы метнуть в птицу камень. На что, ворон отлетев в сторону, и продолжая упорно смотреть на мужчину, еще раз сказал свое: «Карр-р!» На этот раз с совсем иной интонацией…

Вороны и Тауэр, Тауэр и вороны –
Замок зла, предательства, коварства.
Щупальца тянулись во все стороны.
Для борьбы с врагами государства.

Замок-крепость, в общем-то, тюрьма,
Все массивно, крепко и надежно.
Здесь в комок сжималась жизнь сама,
Жизнь за смерть цеплялась здесь, возможно.

Солнца луч в подвал не проникал
Свету солнца не найти здесь дела.
Узник здесь томился и страдал,
По ночам тоска здесь песни пела.


О побегах редких здесь слыхали…
Серых дней печальный хоровод.
О свободе здесь и не мечтали –
Смерть в темнице, путь на эшафот.

В период правления Генриха III замковый двор был разделен на внутренний и внешний. Внутренний двор был цитаделью монарха с личными покоями, часовней, собственной эксклюзивной плахой, хранилищем казны и королевских регалий, которые простой люд видел только на церемониях. Простолюдинам вход в него был заказан. Внешний же двор занимал пространство от стен до берега Темзы, был испещрен переулками и укреплениями. Тут же был и так называемый Тауэр-Хилл – холм с камнем-плахой высотой по колено на вершине – обильно орошенный кровью узников этой тюрьмы.

СВЯТЫМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ,
СВЯТЫМИ СТАНОВЯТСЯ

На плахе Тауэра сложил голову великий сын Англии Томас Мор – лорд-канцлер Англии: философ, ученый, юрист, великий гуманист, автор первого произведения, прославляющего общее равенство между людьми, названного по названию вымышленного им государства, где такое равенство существовало – «Утопия»,

Умирать должно достойно.
(Томас Мор не ведал страха)
Вышел сдержанный, спокойный,
Положил главу на плаху.

Шла абсолютизация власти, какой в Англии никогда не было. Король Генрих VIII не терпел малейшего непослушания.
Нашлись строптивые, не согласившиеся с решением короля, возглавить отделившуюся от римской католической так называемую англиканскую церковь. Самым серьезным из них, пользующимся всеобщим уважением, был Томас Мор. Согласно личному указу короля, все дворяне обязаны были принести присягу верности королю, ставшему главой английской церкви. Выходец из семьи юриста и сам по профессии юрист, Томас Мор за многие заслуги получил приставку к своему имени сэр, означавшую о возведении его в рыцарское достоинство. Еще один небывалый случай в истории Англии: Томас Мор занял вторую по значимости должность после короля, став лорд-канцлером Англии. Такую должность мог занимать только иерарх церкви или аристократ. И вот этот, по мнению короля, человек всем ему обязанный, позволил себе перечить своему господину! Можно представить себе размер раздражения короля, когда лорд-канцлер Англии, будучи верным католической религии, отказался от принятия присяги королю. Взбешенный поступком Томаса Мора, король приказал заключить строптивца в белую башню замка Тауэр. Не забыл государь и о том, что лорд-канцлер был единственным из вельмож, не явившимся в знак протеста на церемонию бракосочетания короля с Анной Болейн.
Для высокопоставленного узника потянулись дни длительных допросов, скудного питания. Пыткам его не подвергали, хотя заключение мотивировалось изменой королю и государству. Томас Мор быстро слабел телом, отощал настолько, что для передвижения требовалось делать усилия. Тауэр не относился к помещениям, где слишком заботились о здоровье помещенного в него.
Совершенно спокойно Мор выслушал приговор, вынесенный ему, согласно которому узника следовало волочь по земле из Тауэра до места казни. Там его следовало повесить, но так, чтобы он не умер. Затем ему следовало отсечь половые органы и вспороть живот, чтобы органы вывалились наружу, Затем четвертовать, отсеченную голову прикрепить к центральным воротам Лондона.
Миновало несколько дней ожидания. Накануне казни в помещение, где содержался узник, вошли трое, во главе с комендантом Тауэра.
Томас мор спокойно глядел в лицо нового коменданта Тауэра. Редко встречалось подобное: лицо узкое, словно при рождении его сдавили с боков, и оно таким и осталось, цвет красновато-сизый с многочисленными фиолетовыми прожилками, по-петушиному маленький острый нос и круглые немигающие глаза. Не хватало одного – пленок, прикрывающих глаза сбоку.
«Милорд, – сказал комендант, – вам принесли последний ужин: вино и фрукты. Есть ли у Вас, какие-нибудь желания?
«Никаких!» – ответил узник.
Комендант ушел. Томас Мор усмехнулся. Еще сегодня в последний раз его просили подписать решение парламента, подтвердившего решение собора об избрании короля главой церкви. Только страх мог заставить лорд-канцлера подписать богопротивный документ. Но Томас не ведал страха там, где дело касалось религии.
Ужин не занял большого времени. Темень наступающей ночи быстро заполняла пространство помещения. Мор прилег на постель. Он быстро уснул. Но сон был чутким. И он повернул голову к двери, услышав звук вставляемого в замочную щель ключа. Он открыл глаза, вглядываясь в лица вошедших. Один из вошедших был высоким и тощим, как жердь. Другой обычного, среднего роста. Вошедшие были не вооружены. Мор присел на постели и спросил: «Что, пора?»
«Да, милорд!» – сказал тот, который был повыше.
«Ну, что же, пошли!» – Томас Мор встал и двинулся к двери.
Вышли во двор. Яркий солнечный свет стеганул по глазам, и они невольно заслезились. Узник вытер глаза длинными холеными пальцами, Он боялся, что присутствующие станут свидетелями его слабости, которую он жестко отвергал всей своей жизнью.
У ворот Тауэра какая-то из женщин, пришедших посмотреть на казнь, громко крикнула: «Ты не ответил на мою жалобу, в ней я молила тебя о судьбе сына!»
Мор ей ответил: «Добрая женщина, потерпи немного, король так милостив ко мне, что ровно через полчаса освободит меня от всех моих дел и поможет тебе сам».
Подойдя к эшафоту, Мор сказал тихо, но так, что его все слышали: «Кажется, мною ничего не забыто на земле? Слава Богу, что мне предоставили возможность написать последнее письмо Эразму Роттердамскому. Более ничего не связывает меня с землей!»
Затем обратился к подручным палача: «Помогите мне подняться на помост! Боюсь, что мне с этой работой самому не справиться».
Когда палач предложил осужденному отдать свою одежду подручному палача, Томас Мор усмехнулся, стянул с головы колпак и протянул его палачу, сказав:
«Это единственная часть мне принадлежащей одежды, все остальное принадлежит королю».
Ему зачитали указ, гласящий о том, что король заменил ему изощренную казнь на простое отсечение головы.
«Благодарю Его Величество за проявленную ко мне милость! – также спокойно сказал Мор.
Мору запретили перед смертью обратиться к народу, по-видимому, король опасался, что все поймут чудовищную несправедливость убийства. Последние слова Мор сказал палачу: «Шея у меня коротка, целься хорошенько, чтобы не осрамиться». И уже в самую последнюю минуту, став на колени и положив голову на плаху, добавил: «Погоди немного, дай мне убрать бороду, ведь она никогда не совершала никакой измены».
Почему король в последнюю минуту заменил вид казни строптивцу? Генриху все же хватило на это ума. Он понял, что казнь такого популярного человека за отказ изменить вере своей, будет воспринята в Европе, как изощренный вид убийства.
Не ведал король, что казнью Томаса Мора он делает бессмертным имя канцлера Англии. Тот после смерти будет канонизирован под именем святого Томаса Мора.
Томас Мор не единственная жертва неблагодарности. Трудно долго быть обязанным кому-то, кто является конкурентом на власть или популярность. Вспомните о благодарности Марка Юния Брута Юлию Цезарю, который относился к нему, как к своему сыну, являясь любовником его матери. И сенатором, и претором Брут стал по милости Цезаря. И это не помешало Бруту стать убийцей своего благодетеля. А примеров неблагодарности противоположного характера и подсчету не поддается.
Я предлагаю вспомнить о насильственной смерти значимых людей в России советского периода времени. Расправу большевиков над эсерами – своими соратниками по захвату государственной власти. А насильственное физическое устранение окружения Ленина Сталиным… Подозрительность Сталина становилась опасной любому, если тот приобретал популярность в обществе.

Земля горбатилась холмами,
Там желтизна морских песков,
Свет солнца, что под небесами,
Пока свободный, без оков.

Но бьются люди, умирают
И надрывают голоса.
Не создали земного рая
И ждут его на небесах.

ТОЛЬКО ДО ПРИВИДЕНИЯ И ДОТЯГИВАЕТ

Столетья старик бородатый ходил
По замку, людей, не встречая,
Иной от тоски бы и волком завыл,
Но призрак лишь ночь замечает.

К кому обратиться, кому бы сказать:
«Меня без обряда зарыли».
А день загорелся, пора исчезать…
Живым – он, как горсточка пыли…

Призраку бородатого старика здорово повезло. Назначили как-то, дело было в 1814 году, хранителем королевских драгоценностей Лентала Свифта… Пожалуйста, не путайте с Джонотаном Свифтом, писателем, тем самым, который путешествия Гулливера написал. У того Свифта карман с дырами был, ни пенса в нем не задерживалось. Довелось писателю и в тюрьме за долги сидеть. А наш Свифт был зажиточным сквайром. О таких говорят: «Сыт, пьян и нос в табаке». Надежней хранителя для хранения ценностей не нашли. Там же, в Тауэре, и место для жилья смотрителю было отличное подготовлено. Года три прошло спокойно. А вот на четвертый все и произошло, В один из субботних вечеров семейство Свифта устроило ужин, выбрав для этого гостиную хранилища. Пища была тяжелой: баранина с тушеной капустой и овсянкой, Смотритель решил запить ее вином, чуть разбавленным водой. В камине тлели угли. В комнате относительно хорошо освещался двумя сальными свечами стол, да фигуры сидящих за ним людей. В остальных частях помещения царил полумрак. Люди чувствовали себя раскованно. Двери бы закрыты на ночь, окна задрапированы тяжелыми плотными шторами, не пропускающими извне ни света, ни звука. Лентал разливал вино из кувшина в бокалы сына, жены, свояченицы… Жена подняла свой бокал и вдруг рука у нее задрожала, расплескивая вино, взгляд неподвижно застыл, рот так и остался открытым, фраза, рождавшаяся в нем выпорхнуть не посмела. Наконец она с трудом выдавила: «Боже милостивый!.. Кто это?»
Свифт резко обернулся и увидел перед собой чрезвычайно худого старика с растрепанными волосами и бородой. Глаза старика выражали безумие. Свифт слышал от слуг, работающих в замке о призраке бородатого старика, но за три года не было случая, чтобы видение появилось. И вот тебе на!
Странный пришелец жестом руки предложил Свифту следовать за собой. Свояченица и сын удивленно смотрели на хранителя, ничего не понимая, поскольку действия совершались за их спиной. Жена окаменела от ужаса.
Старик вплотную приблизился к Ленталу, потрясая перед его глазами цепями на руках, и вновь жестом пригласил следовать за собой. Изумленный Свифт встал и пошел за ним, прихватив одну свечу со стола. Медленно передвигая ноги и с трудом неся свои оковы, призрак вышел во двор. Он привел хранителя в угол маленького садика и вдруг внезапно исчез. Только резкое колебание возникло, чуть не погасившее свечу. Свифт хорошо запомнил это место. На следующее утро он рассказал о происшедшем коменданту Тауэра. Тот дал распоряжение рабочим выкопать яму в указанном месте. Каково же было удивление присутствующих, когда из нее извлекли скелет человека, скованного цепями. Прах несчастного похоронили на кладбище по христианскому обряду. Молва гласит, что с тех пор Бородатый призрак в Тауэре больше не появлялся.
Так тайной и осталось судьба несчастного бородача. Кем он был при жизни? Следов казни нет на скелете, в списках бородачи не значилось… То, что это была знатная особа, сомнений не вызывало. Простолюдины не удостаивались содержания в Тауэре. Их ждали тюрьмы попроще, и не секира, а обычная пеньковая веревка.

ПРИЗРАК МАРГАРЕТ ДЕ ПОЛ, ГРАФИНИ СОЛСБЕРИ

Кто-то верит в привидения, кто-то нет, самим призракам от этого ни холодно, ни жарко. Важно, что о них говорят, как о нечто реальном, причем на всех континентах, независимо от вероисповедования. Встреча реального и нереального встречается повседневно. Вы с удовольствием смотрите фильм, вы видите картину, созданную для вас сценаристом и умело поставленную режиссером. Игра актеров захватывает вас, эмоции захлестывают... Иногда эти эмоции бывают настолько сильными, что могут вызвать расстройство здоровья или даже явиться причиною смерти. Но, разве картина, раскручивающаяся перед вами реальна? Фантомы кино и вы во время просмотра фильма – единое целое, но это не означает даже того, что события, демонстрируемые вам, соответствуют историческим. Вы их воспринимаете, как истину.
Если вы случайно сталкиваетесь с призраком, он также, как и герои фильма не может причинить физического воздействия, но душевного – не избежать.
Есть места, где привидения встречаются наиболее часто. У этих мест необычная история, полная трагических событий. Знанием их человек уже подготовлен к зрительным ощущениям. Тауэр – является тем самым местом на земном шаре, где встреча с привидениями довольна часта. Наиболее зловещим является видение казни графини Солсбери, вся вина которой перед королем Генрихом VIII заключалась в том, что она была матерью кардинала Пола. Церковная реформа английского короля заставила кардинала ожесточенно, с сарказмом присущим ему, подвергнуть действия короля критике. По-видимому, он таки «достал» Генриха VIII, поскольку тот, не имея возможности расправиться с кардиналом, пребывающим за границей, выместил всю накопившуюся злость на абсолютно невинном человеке – матери кардинала. Не остановило короля и то обстоятельство, что женщине было уже за семьдесят. Сама казнь вошла в историю своей особенной жестокостью. Поднявшись на помост, графиня вместо того, чтобы покорно положить голову на плаху, побежала. Палач кинулся за нею, размахивая секирой и рубя тело женщины. Дикие крики огласили окрестность, вызывая смех тех, кто пришел посмотреть на казнь. Что, поделать, если вид страданий и смерти, как магнит притягивает многих людей… Наконец, графиня, истекающая кровью, хлещущей из множественных ран, упала. Поднялась секира, и голова старухи отлетела.

Английскую церковь возглавил король
И стал независим от папы.
Не всем по душе королевская роль
И ждут они тяжкой расплаты.

Противника Генрих не может достать,
Находится тот за границей…
За сына в ответе отец или мать,
Родные и близкие лица…

Может быть, об этой казни люди и забыли б, ведь столько столетий пролетело с той поры, если бы привидение не напоминало живущим. По признанию многочисленных очевидцев видение той казни настолько явственно, что кровь леденеет в жилах, волосы дыбом поднимается. Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать душераздирающих криков казнимой. Зрелище казни можно наблюдать только в годовщину ее. Тело падает на помост, палач поднимает секиру и – все исчезает.

СПУСКАЙТЕ СОБАК, БУДЕМ ВЕСЕЛИТЬСЯ!

«Дело сделано! Спускайте собак, будем веселиться!» – радостно воскликнул король Генрих VIII, узнав о том, что голова его жены Анны ловко отсечена французским мечом. Это был новаторский шаг короля. До этого, на головы казнимых обрушивалась английская секира. Пользоваться мечом английские палачи не умели. Пришлось для Анны Болейн специально пригласить с континента француза.
Нужно сказать, что двадцати девятилетняя красавица-королева приняла смерть достойно. Прошло время душевных волнений во время заключения в Тауэре. Королева, написавшая предсмертное письмо, поняла, что пощады ждать не следует. Солнечным утром 19 мая 1536 года на тауэрский внутренний двор Анна Болейн вышла спокойная и улыбающаяся. На голове у нее прекрасная диадема. Черные блестящие волосы собраны узлом на затылке, обнажая длинную лебединую шею королевы, На ней цветастый сирийский халат, из под края которого выглядывает ярко-красная шелковая нижняя юбка. Королева оделась так, вспомнив, что в этот день исполнилось ровно три года, когда состоялась ее свадьба с Генрихом. Когда Анне предоставили последнее слово перед казнью, она сказала:
«Король так добр ко мне. Сначала он сделал меня служанкой. Потом из служанки сделал маркизой. Из маркизы сделал королевой, а теперь из королевы делает меня святой великомученицей!
Да, королеве были сделаны поблажки. Ее казнили во дворе Тауэра, а не на Тауэре-Хилле, на глазах улюлюкающей толпы. Ее голова не будет посажена на кол и выставлена на рыночной площади для общего обозрения. Тело казненной королевы поместили в сундук, не снимая драгоценностей, голову положили под правой рукой, и закопали в пол часовни св. Петра в оковах. Но, по-видимому, дух королевы не успокоился, не примирился с англиканской церковью и бродит по залам и покоям Тауэра с головой под правой рукой. Очевидцы рассказывали, что призрак мерцал белесым светом. Очертания фигуры очень расплывчаты, но если хорошо присмотреться, то видно, что это – женщина, одетая в роскошное шелковое платье. Голову призрака покрывает чепчик, но самой головы на месте нет – она находится под мышкой правой руки. Сотрудники Тауэра утверждают, что призрак Анны Болейн совсем не боится людей. Он бродит по лестницам замка, иногда подходит к окну. Несколько раз привидение возглавляло процессию, направлявшуюся к капелле. Самый нашумевший случай встречи с фантомом Анны Болейн произошел в 1864 году. Рассказан он под присягой фельдмаршалом графом Гренфеллом. Будучи еще молодым офицером, он нес службу в Тауэре. Однажды он сообщил начальству, что у стен королевских покоев видел призрак Анны Болейн (именно там королева томилась в ночь перед казнью). Когда перед Гренфеллом неожиданно возникло ее обезглавленное тело, он потерял сознание. Начальство не поверило его рассказу и обвинило в пьянстве. Впоследствии состоялся военный трибунал, и офицер был полностью оправдан, так как и другие стражники подтвердили, что видели такой же призрак. Женщина без головы являлась и многим тюремщикам, о чем они заявили под присягой. Один из часовых, увидев призрачную фигуру женщины, приказал ей остановиться, но вместо этого она двинулась прямо на него. Сделав еще два предупреждения, солдат вынужден был вонзить в нее штык. Но, не встретив препятствия, тот прошел насквозь, а по стволу ружья вдруг пробежала молния. Часовой упал в обморок.
Призрак королевы видели, когда он бродил в одиночку. Видели ее в сопровождении множества дам и кавалеров, одетых в шелковые и бархатные одежды времен правления Тюдоров. Это массовое видение фантомов наблюдала группа патрульных во главе с офицером, когда осматривала стены замка. К ним подошел стражник и сообщил, что из окон капеллы виден странный свет. Офицер решил все проверить, однако не смог открыть дверь капеллы. Тогда он приказал принести лестницу. Поднявшись по ней, офицер заглянул в окно и остолбенел. В тусклом свете в капелле виделось, множество дам и кавалеров. Они молча шли друг за другом к алтарю и… опускались под пол сквозь мраморные плиты. Как только исчезла последняя пара, капелла тотчас же погрузилась во тьму.
Есть свидетельство, что в 1940 году, во время бомбежек у ворот Тауэра возникло кошмарное видение: охранники замка наблюдали, как из тумана появились четыре мужские фигуры, которые спешно тащили куда-то обезглавленное тело женщины…




СХОДСТВО СХОДСТВОМ,
НО ЕСТЬ И ОСОБЕННОСТИ

Примерно в те же времена, на континенте Европы, ближе к азиатской границе, на царском престоле восседал Иван Васильевич Грозный, говорящий на русском языке, но по поведению своему мало отличимый от своего английского собрата. И подданных казнил толпами, и с Боярской думой не считался, и до женщин здорово был охоч.
Но были и особенности. Они были и во внешнем облике государей. Английский, говорят, был красивым мужчиной. Иван Грозный на красавца никак не тянул! У Ивана на первом плане были интересы государства, у Генриха Тюдора – личные. Английский король, став главою англиканской церкви, не каялся в грехах своих. Иван Васильевич с трепетом душевным просил Господа Бога простить его, окаянного. Боясь того, что Бог отвернется, увидев душу мятежную, царь обращался к монахам, жертвуя им толику от богатств своих, чтобы те замолвили слово свое в защиту кающегося. Разница была и в выборе царственной подруги. Русский царь предпочитал целомудренных, сексуально неопытных девушек. Английский король – вдовушек.
Но и хор чернецов не помог царю, Бог решил пресечь царский род.
Мог ли он простить царю многоженство? Для того ли Бог в душу мужчины любовь к женщине вложил, чтоб измываться над нею?
Женился царь русский много раз, хоть положено было одну жену иметь. С женами своими Иван Васильевич расправлялся жестоко. Например, жену из рода Долгоруких царь приказал утопить в проруби вместе с экипажем, в котором она сидела, на второй день после первой брачной ночи. Сидя в возке, он спокойно созерцал, как погибает юная красавица, умоляя спасти ее. Вся вина ее состояла в том, что она относилась к роду, который царь ненавидел.




Грозный царь прославился распутством,
Нарушая свод церковных правил.
Редкие правители найдутся,
Чтобы так грешить и так лукавить.

Каждый мог жениться до трех раз,
Царь перешагнул рубеж тот дважды.
Разве церковь для царя указ,
Чтоб перечить, нужно быть отважным!

Бешен у царя характер, крут,
Не спасут от мести стены храма.
И гуляет по России кнут,
Ждут остроги, да костры, да ямы…

Семь союзов брачных, как назло –
Ничего путевого не дали.
Жен менял – считал, не повезло,
Девочек, не мальчиков рожали!

Только трое вышло сыновей,
Да и те, посмотришь, сердце плачет…
Если говорить, да без затей –
В детях не дано царю удачи!

Дерзок, своеволен князь Иван.
Средний, Федор, жалкий и блаженный,
От Глинской Марии отпрыск дан –
Тайные изъяны – несомненно!

Жен топил и отдавал в постриг, –
Только семя у царя худое, –
Замысел он Бога не постиг,
Потому не ведает покоя.

Хоть казни жену, хоть не казни…
Разве в страхе зачинают чадо?
Больше б ласки, больше бы любви…
Царь отвык, любви ему не надо!
Видно Бог замыслил род пресечь,
Коль Россия от крови устала,
(Головы слетают с барских плеч),
От него бегут, куда попало!

Царь везде, всегда настороже
(Яда опасается, кинжала).
Он еще не знает, что судьба уже
Отвернулась от него, устала!

Времени пройдет совсем немного –
Род Ивана Грозного падет.
Тяжкою и долгою дорогой
К очищенью Родина пойдет!

ЖЕНЫ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МОСКОВСКОГО

Государь, великий князь Московский, которого станут величать первым русским царем Иваном Васильевичем Грозным, в младенчестве своем был покинут родители. Рано забрал их к себе царь небесный. Детство проходило среди бояр, дядьками приставленными для воспитания государя, да дьяками, грамоте его обучающих. А какое воспитание могли дать невежественные бояре? Хорошо, что господь дал тело здоровое, да крепкое, а душа получала уроки не те, что следует. Подлость, наушничество и многие другие столь же «приятные» качества процветали при дворе московском, отравить и душу и тело здесь умели. Приходилось ко всему присматриваться, всего опасаться, мысли поглубже прятать. От того и рос подозрительным, и до поры, до времени угрюмым правитель земли русской. Чему мог научиться государь, пользуясь «часословом»? Знанию Священного Писания?.. Да, Государь его хорошо усвоил, правда, полагая, что не все требования к нему, помазаннику Божьему, относятся. Знание грамоты дало Ивану Васильевичу, любознательному от природы, возможность самостоятельно искать и находить ответы в книгах. Недаром к старости библиотека Государя была великой. Из игр царь пристрастился к шахматам, да к игре с судьбами людей, ему подвластными и немыми перед ним, как и шахматные фигуры. Рано познал государь и любовные утехи, дарящие безумное наслаждение. Всего то тринадцать весен миновало с той поры, как он на свет появился, как дядька к нему приставленный из бояр Шуйских пристрастил его к обладанию женским телом. Боярам выгодно было отвлечь государя малого от дел больших государственных, поэтому Дума боярская не осудила действий Шуйского. Теперь в преддверье царских покоев, да и в иных местах множество девок ладных и пригожих пребывало. Бесстыжие дела творились, теперь оргиями называемые. Время шло, вот и семнадцатилетие наступило, и решил царь Иван, по счету Четвертый, женой обзавестись. Для выбора невесты смотрины устроили, переписав дочерей дворянских и боярских по всей округе, да в Александровой слободе проживающих, да велев по указу царскому ко двору царя явиться. За неявку кара страшная полагалась, так что уклонившихся не было. Более двухсот явилось, вымытых, свеженьких, в добрую одежду наряженных. Действо чем-то походило на то, что выбором мисс зовется сейчас, только обнажать тело не требовалось. Присматривались к тому, как двигается, чему обучена, вопрос о внешней красе не шел, считалось, что красота девичья – это вопрос самим условием смотра решенный. Выстроились девы вдоль стен, потупились, ждут знака…
Смотрины выявили невесту государеву, оказалась ею дочь окольничего Романа Юрьевича Захарьина – шестнадцатилетняя Анастасия. Девушка во всех отношениях славная. Ей и подал царь Иван платок золотого шитья с каменьями дорогими да кольцо золотое – знак того, что ее он своим взглядом облагодетельствовал. Всем требованиям русская красавица соответствовала: целомудренна, смиренна, набожна, чувственна, благостна. На целых две недели государь угомонился. Ни забав кровавых с медведями, ни оргий с девками, даже на удивление приветливым стал. Крестились, тихо перешептываясь меж собой бояре: «Кажется, остепенился государь-надежа?» Прошло две недели, и царь вернулся к своим прежним увеселениям, холостым мужам приличествуемым: охота, девки, числом до пятидесяти, водка, казни… Конечно, временами, успокаивался государь, жену «любимую» посещая. Придет, бывало, в покои ее, где она с девушками, приставленными к ней, находилась, усядется на сиденье услужливо подставленное, долго любовно женушку рассматривает, ничего не говоря. А она приветливым взглядом его встречает, ни слова упрека по поводу разгульной жизни мужа непутевого. Похоже, не очень то любила Ивана Анастасия, да что делать? Не обижал жену государь, ни в чем ей, кроме близости своей, не отказывал… А мог и в монастырь сослать?..
Крепкая здоровьем царица Анастасия в одночасье умерла. В смертях внезапных в те времена всегда злой умысел усматривали. «Отравили!» – решил царь.
Залютовал царь, в пыточную приставленных к царице людей отправляя. И не было случая, чтобы не сознались «людишки» те в злодействе своем. Вот только, спрашивается, кто же все-таки чашу с ядом подсунул царице? Не могли же ее единовременно десятки людей держать?..
По смерти царицы аж одиннадцать дней минуло. Пришли к царю бояре именитые, боярской Думой отобранные, просить государя жену себе новую подыскать. Смерил присланных царь Иван взором орлиным, да и сказал, с усмешкою:
–А я уже невесту себе нашел!
– Кто такая, какого роду-племени? – хором спросили бояре думные.
– Черкесского князя Темрюка дочь!
Оторопели бояре. «Надо же, каким образом обошел их царь? Поинтересовались все же, хоть какой веры избранница.
– Не ведаю! – ответил, как отрезал царь.
Выбор, без выбора самого, состоялся, только вот свадьбу пришлось отложить, чтобы невеста научилась за год по-русски говорить да крещение принять, дав ей имя христианское. Марией стали царицу новую величать. Красива была она, с талией осиною, с грудью большой, да высокой. Глаза темные, почти черные. Всем хороша, только нравом противоположного умершей Анастасии. Дух горянки в ней возобладал. Нравились ей игры подвижные, более мужскому роду достойные. Вместе с царем на охоту ездила. На половине царицы всегда девок молодых да пригожих десятками толпилось. Непотребной любовью в ее присутствии занимались. Не ревновала царица мужа своего к ним. Да и он позволял ей с другими резвиться. Любила царица и забавы кровавые с медведями, и смотрела с удовольствием на казни. Она к ним и царя Ивана подталкивала. Как огня, боялись придворные огненного взгляда царицы, выискивающего жертву. Стали нашептывать царю, что царица желает его отстранить от власти, чтобы самой царствовать на Москве. Этого наговора для подозрительного царя оказалось достаточным для того, чтобы учредить над царицей надзор. Теперь ей многого не разрешалось. Большую часть приходилось в светелке проводить. Свободолюбивая дева гор такого не могла долго вынести, чахнуть стала, и скоро преставилась.
Неподалеку от Москвы в вотчине своей проживал сокольничий Иван Собакин, По должности своей он должен был при царе находиться, но почему-то туда не затребованный. К нему часто в гости жаловал брат царицы Марии – Михаил Темрюкович. Гостя приветливого дочь Собакина Марфа поначалу дичилась, а потом привыкать стала. Зачастил князь Михаил к Собакиным, чтоб Марфой полюбоваться. Росту дева среднего была, красоты русской редкостной, волосы золотом на солнце светятся. Как-то в разговоре с царем Иваном Михаил о красавице и упомянул. Захотелось и царю на нее взглянуть. Не поленился царь в возке своем легком в гости к сокольничему пожаловать. Взглянул, понравилась девица, хотя ничего царь и не сказал по поводу своего приезда. По смерти царицы Марии велел государь московский к свадьбе Марфе Ивановне Собакиной готовиться. Дня за три до свадьбы в вотчину Собакина опять князь Михаил Темрюкович пожаловал, угощение с царского стола привез – фрукты засахаренные. Отведала тех фруктов невеста и разболелась, чахнуть стала. Сообщили о том государю, но он велел, не взирая на здоровье невесты, венчание проводить. Обвенчали священники по ритуалу положенному. Но не долго царицей Марфа побыла, через пятнадцать дней душу Богу отдала. Государь по поводу смерти жены уединился и никого к себе в течение двух недель не подпускал. Потом опять лютовать стал, искореняя «отравителей» царицы. Двадцать голов было отсечено придворным, пока царь не успокоился. Потом стал жить прежней холостяцкой жизнью, буйной молодецкой. Сколько за год дев перепортил, сколько замужних извел?.. Насиловал жен на глазах мужей, с опричниками бояр опальных посещая…
Царь заметно постарел, временами силы оставляли его, но буйная натура требовала действий. Год прошел после смерти царицы Марфы. Царь решил жениться на Анне Алексеевне Колотовской, женщине красы большой, но души такой же безудержной и страстной, как и сам царь. Духовенство воспротивилось браку, говоря о том, что даже царственным особам более трех раз жениться не положено. Долго убеждал священников царь в том, что, по сути, он не коснулся тела жены, а потому настоящей супругой ему она не стала. Как бы то ни было, но Анна стала по счету четвертой царицей, хотя это и противоречило христианским обычаям. Всем своим поведением новая царица напоминала умершую черкешенку Марию. Опять около царя и царицы порхало до пятидесяти смазливых девиц.
Одно отличало Анну, она повела самую решительную, активную борьбу с опричниной. Бояре надоумили царя отправить Анну в монастырь. В монастыре царица Анна превратилась в смиренную монахиню Дарию. На груди ее темного монашеского одеяния красовался вышитый белыми нитками зловещий человеческий череп. Такое же изображение было и на головном уборе монахини. Это говорило о самом суровом покаянии, монахиня обрекала себя на прижизненное заточение. Пятьдесят четыре года провела монахиня Дария в склепе, пока Господь Бог не призвал к себе душу ее грешную.
Зима 1573 года было суровой. В разгар ее царю приспичило в очередной раз жениться. Священники уже не слишком бунтовали, понимая, что своими уговорами им не остановить царя. Выбор государя остановился на молоденькой красавице, княжне Марии Долгорукой. Довольный, радостный царь направлялся в покои с юной царицей. На утро после брачной ночи царь вошел в приемную угрюмым и недовольным. У многих затрепетали сердца от страха перед властелином, круто вымещающим свое недовольство на окружающих. Прошло немного времени, и царь с царицей отправились в Александровскую слободу ловить в озере рыбу. К странным желаниям царя давно привыкли, поэтому никто не стремился узнать, каким образом будет проходить ловля на закованном в лед озере, при сильном морозе. В слободе были согнаны мужики с топорами, пилами и крючьями. Их послали крушить лед и освобождать от него озеро. Толпы людей собрались недалече от озера, обсуждая странное желание царя батюшки. Работа закипела. К полудню треть поверхности озера была освобождена ото льда. Царю было о том доложено. Толпы людей были отогнаны подальше от берега, но так, что люди могли видеть, что происходило. Верхом на коне показался царь, рысью направляя его к берегу озера. За ним следовала упряжка коней и легкие сани с царицей. Она без памяти, привязанная к санкам, лежала на спине. Царь объявил сопровождающим его, что царица оказалась не девственницей. Когда сани поравнялись с царским конем, тот воткнул свой нож в круп одного из коней, запряженных в санки. Конь рванулся вперед, увлекая за собой и других. Борьба с водной стихией была недолгой: и кони, и санки с царицей скрылись в темных холодных водах озера.

Устали от хвалебной прозы,
Как от дождя осеннего.
И ждем, когда вернутся грозы
С дождями теплыми, весенними.

Иначе все при Государе.
Коль при дворе идет гроза,
Такими взглядами одарит,
Что не удержится слеза.

Моления несутся к Богу,
Пускай угомонит царя!
На эшафотах гибнет много –
Названье «Грозного» не зря.

Время безжалостно расправлялось с православным государем Московским. Худющий, кожа да кости, совершенно лысый, морщинистый, с кожей желто-коричневой, с каким-то странным для живого человека зеленоватым оттенком, царь походил на мертвеца, только что выбравшегося из могилы. Ужас охватывал всех, видевших его, Этот ужас постоянно сопровождал царских слуг, боявшихся хоть слово сказать, хоть чем-то показать свое отношение к этому явлению. Посетил как-то царь князя Петра Васильчикова. Увидел красивую семнадцатилетнюю дочь князя Анну, попросил отца прислать ее во дворец. Нахмурился гордый князь, пересилил страх свой, отказал государю. Тогда Иван Васильевич сказал князю:
– Не бойся, не опозорю я дочь твою! Слово царское даю – женюсь на ней!
Васильчикову ничего не оставалось делать, как дать согласие на брак дочери с царем. Но против брака стеной стали все православные епископы. Но это не остановило царя. Он заставил священника благословить этот брак. Прошло всего три месяца, и царица скончалась, хоть до того была крепка и на здоровье не жаловалось. Что произошло, осталось для истории тайной. Ведомо только, что тело царицы глухой темной ночью тайком было направлено в Суздаль в женский монастырь для погребения.
Стремянной Никита Мелентьев не видом внешним царю нравился, а стремительностью своей и смекалкой. Не было дела, за которое б не взялся Никита, прикажи ему это сделать царь. Любим был государем за это. Однажды царь по пути заехал к своему любимцу. Засуетился стремянной, не зная, куда усадить государя, чем его потчевать. Кликнул:
– Василисушка! К нам сам царь-батюшка пожаловал! Выходь!
Через несколько минут в горницу жена стремянного Никиты вошла. Понимающий толк в женской красоте, Иван Васильевич Грозный никаких изъянов в ней не нашел. И статна, и красива, и голос серебряным колокольчиком звенит, и ходит мягко, не слышно, словно лебедушка плывет. Посидел государь, две стопки водки выпил, пирогом с куриными потрохами закусывая. Глаза Василисы томные с поволокою, речь медоточивая. Влюбила в себя дряхлеющего царя.
На следующий день стремянной занедужил и преставился, А тут смерть и к Анне Васильчиковой нежданно пожаловала. Через два дня после похорон Анны Васильчиковой Василиса Мелентьева в царском дворце появилась, да не гостьей жалкой, приниженной, заискивающей, а полновластной хозяйкой. Со дня появления первым лицом стала для царя Ивана. Повелел царь слушаться Василису, как самого его. Первым делом Мелентьева удалила из дворца всех девок. Не стало слышно девичьих голосов. Ухитрилась держать царя в отдалении, не допуская физического сближения. Чтобы добиться ее, пришлось государю обвенчаться с ней. Около двух лет держала хитрая баба царя около себя. Не узнавали придворные своего государя. Оргий при дворе не стало. Казни почти прекратились.
Однажды утром царь застукал Василису с любовником Иваном Колычевым, велел страже схватить их. Суда над ними не было. На следующий день в Александровской слободе рыли широкою могилу, размерами необычную. Понятно стало, что похороны состоятся. Священника позвали для отпевания. Не сообщили ему, кто лежит в двух гробах, из Кремля привезенных. От имени царя боярин Басманов передал, что нужно хоронить, как усопших рабов господних. Гробы раскрывать не велено было. Приблизился священник и начал службу вести свою. Слышал он шорохи из гробов идущие, но заявить вслух об этом побоялся. Гробы в могилу опустили, зарыли. Велено было Басмановым холма над могилою не насыпать. Знал царедворец, что в одном гробу Иван Колычев находился, в другом Василиса Мелентьева, обвязанные веревками с плотно заткнутыми ртами.
Последней восьмой женой государя была Мария Нагая, родившая от Ивана Васильевича сына, названного Дмитрием. Свадьба прошла без благословения священников. Потому брак законным не считался. Хотя при жизни царя о том и заикнуться было нельзя. Дмитрий страдал эпилепсией.
Ведал ли царь о том, что так много зла рождает? Ведал и понимал, но облаченный властью от Бога творил все, что его душа желала. После дел жестоких приходили минуты раскаяния. Царь удалялся в молельню и долго истово молился, прося Бога о прощении, великие суммы направлялись в монастыри, чтобы монахи молили Бога простить государя. Чем старее и дряхлее становился царь, тем чаще посещало его время раскаивания.
В 1575 году в такую минуту пришла в голову царя мысль оставить престол. Так он и поступил, передав царский титул Симеону Бекбулатовичу. Себя же приказал именовать удельным князем Московским. Через год он также по своей воле вернул себе титул.
Время удач минуло. Удач таких, как взятие Казани и Астрахани, уже не было. Горела Москва, крымским ханом подожженная. Было множество бунтов кровавых. Было жесточайшее усмирение Новгорода, когда ни женщин, ни детей не щадили. Волхов трупами переполнился, из берегов вышел. Огромное число земель российских не врагами, а царем было разорено и опустошено. Ливонская война была вчистую проиграна, обошлась потерей исконно русских земель.
По всему чувствовалось, что государь боится ответа за свои деяния. С 1578 года царь перестал казнить. Прежде это испытали не только враги, но и великие други его. Теперь государь рассылал по монастырям вклады на поминовение душ им казненных. Храмы воздвигал.
Царь искал себе убежища, боясь возможной расплаты от подданных своих. С этой целью началась его переписка с английской королевой Елизаветой. Он вел переговоры о взаимном предоставлении убежища его особе. Не оставляла его мысль и о переносе столицу в Вологду. Глубоко анализируя возможности, Иван Грозный лучшего убежища, чем в Англии не находил. Вздумал государь российский в брачные отношения с королевой Елизаветой вступить, но получил отказ. Сватовство к родственнице королевы леди Гастингс тоже оказалось неудачным. Но мысли попасть в Англию царь до самой смерти не оставлял…

СКАЗ О «СИНЕЙ БОРОДЕ», НА ГРУДИ ЛЕЖАЩЕЙ

Взор царский женщину ласкал,
(Обманчива натура).
Он ни одной не пропускал
С прекрасною фигурой.

Велит доставить во дворец
Помыть, одеть красиво.
Какой беднягу ждал конец?..
Беда, коли строптива…



Царь силою овладевал,
Он не терпел отказа,
Конец печальный деву ждал –
Смерть по его приказу!

И сколько их на смерть пошло?
Ответить невозможно.
Для каждой солнышко зашло…
Недаром звали «Грозным»!

Да, тяжка царская любовь,
В ней ласки нет и страсти,
От страха леденеет кровь –
(«Ягненок в волчьей пасти!»).

Что сказ о «Синей Бороде»?
Там губит любопытство.
Здесь ожидает смерть везде,
Возможно, даже в пытках.

Промчались юные года –
Душа царя – пустая,
Не синей стала борода,
А седина густая.

Чем старость явственней видна,
Сил становилось меньше,
Тем осуждаемей вина
Красивых стройных женщин!

Во времена наши, живя на Украине, мы не здорово подвергаем критике избранников наших, бросающих жен своих с детьми, при встрече с более молодой и красивой. Если подобное позволил себе главный коммунист Украины, то о чем говорить? Обладай они правами короля Генриха и царя Ивана, не сомневаюсь, что поведением своим они бы от этих двух монархов не отличались бы!

ДА ИСПОЛНИТСЯ ВОЛЯ ЦАРЯ НЕБЕСНОГО
НАД ЗЕМНЫМ

Ничтожен Великий и смешон,
А бездарь стала великаном.
Когда вокруг десятки жен,
И велики Эрота раны.

На беду царя семя его скудным было, отпрысков мужского пола – раз-два, и обчелся. Старший сын Иван, на беду свою, характером в отца удался, такой же суровый и не в меру строптивый. Позволял себе даже отцу перечить. И случилась беда непоправимая, в очередной раз непослушания, метнул в непокорного сына царь посох свой, с концом металлическим острым. Не отвел Господь Бог посох тот, угодил он сыну Ивана Грозного в висок. По-разному рассказывают о причине гнева царского на сына. Остановимся на одной, более всего выглядевшей реальной. Двадцативосьмилетний царевич заступился за свою беременную жену Елену, в девичестве Шереметеву, на которую око царское гневом необузданным глянуло. Да и то, как было стерпеть царевичу, когда батюшка до этого двух жен царевича, не угодивших свекру, в монастыри сослал. Не терпевший возражений, отец в пылу гнева и метнул посох свой. Царь не намеревался убивать наследника и сына и от горя едва сам не помер. Иван Иванович головой не долго промаялся и умер. Умер с покаянием в делах своих, время на то было. Не в пример своему отцу, помершему без покаяния. Умер Иван-царевич на глазах у мачехи, царицы Марии, в девичестве своем Нагой, дочери царского окольничего Федора Нагого. Мачеха на десять лет была моложе своего пасынка. Ничего странного в этом тогда не находили. Подобное нередко встречалось в те времена. Молодая царица не вмешивалась в частые споры между мужем и пасынком, молчала, как воды в рот набрала, как и положено было вести себя женщине в прежние времена во время разговоров, ведущихся между мужчин.
После похорон сына государь долго не мог прийти в себя – плакал, молился и, сдается, совсем лишился и сил, и желания грешить. Правда, плоть царя все еще бунтовала, так что можно было еще ожидать всяких выходок со стороны дряхлеющего царя, всплесками вспыхивающими время от времени. Между ним и царицей давно наступили прохладные времена, вызванные беременностью царицы Марии. Долго царь без женщины обходиться не мог. Вскоре он окунулся в разгул, оргии, беспробудное пьянство. А так, кажется, еще совсем недавно страстью неземной бунтовало сердце царя Ивана. Да и последняя женитьба царя многим запомнилась, и не только тем, что невеста была слишком хороша, но и тем, что по всем понятиям христианским она была незаконной. Не более трех раз государь мог жениться, а тут счет уже к десятку приближался. Только кто перечить желаниям царя мог? Услышал Иван Васильевич, что у опального боярина Федора Нагого в его вотчине, где отбывал Федор ссылку, выросла дочь – невиданной красоты и стати. Тут же царь приказал немедленно возвратить Нагого со всем семейством в Москву. Не успел Федор Нагой в доме своем по половицам, чуть поскрипывающим, пройтись, как кличут его с дочерью к царю. Вошли в горницу, куда слуги, идущие спереди и сзади, привели. Сам царь вышел на встречу. Хотела Мария Нагая на колени стать с отцом вместе, да царь не велел. Увидел девушку, сердце в груди государя сладостно заныло. Девушка была высокой, стройной, полноты умеренной, делающей ее фигуру необычайно привлекательной. Коса русая, густая и тяжелая, ниже пояса опускалась. Носик прямой, губы полные, цвета вишни созревающей. Глаза серые, большие, да ласковые, ум и добрую душу выражающие.
Царь осмотрел взглядом посветлевшим невесту, сказал громко:
– Царицей Московской будет Мария Федоровна.
При словах этих, то ли от радости большой, то ли от страха великого, узнав, что станет она женой царя, при имени которого многим дурно становилось, но, побледнев, девушка упала в обморок. Царь понял, что от радости «сомлела» девица красная. Да и отец Марии сказал так, чтобы все слышать его могли, что от радости нежданной обморок с дочерью его приключился. Не мог же он сказать о том, что невеста чувств лишилась от вида желто-зеленого старца, плешивого и крюком согбенного.
Через неделю 6 сентября 1580 года состоялась свадьба Марии Нагой с Иваном Васильевичем. Много странного в той свадьбе было. Начать с того, что посаженным отцом жениха был его собственный сын – двадцатитрехлетний Федор, дружкой жениха – двадцативосьмилетний князь Василий Шуйский, а дружкой со стороны невесты двадцативосьмилетний Борис Годунов, друг закадычный царевича Федора. Ну, не странно ли, что на следующий день должна была состояться свадьба царевича Федора с Ириной Годуновой, сестрой Бориса. Полагаю, что только вмешательством проведения можно считать исторические факты, что оба дружки на свадьбе Ивана Васильевича станут в будущем царями, правда, с участью печальной…
Венчание происходило в Спассо-Преображенском соборе, под венец «молодых» ставил протопоп Никита, тот самый, что венчал и другую Марию, Долгорукую, которую царь велел утопить на следующий день после свадьбы. На знак такой многие тогда внимание обратили.
Время шло, отдавалась жена царю против воли, едва терпела, хотя он проявлял к ней и чувственность, и расположение. Радовалась Мария тому, что беременность отдалила ее от царя, И после рождения сына супружеская жизнь так и не наладилась. Несколько раз царь Иван хотел развестись с Марией и сослать ее в монастырь… А тут еще он заподозрил царицу в наведении на него порчи. Вот только расследовать дело не успел…

Кто осознал беду – предупрежден
Возможно, есть надежды на победу?
И тот всегда бывает побежден,
Кто не готов был встретить беды!

Не задумывался Государь Иван Васильевич над вопросом, кто после него Русью править будет? А следовало бы... Жены, часто меняемые, телу приносили временное удовлетворение, а душа – мрачною, непроглядною, как ночь темная, да ненастная, была. Церковь осуждала царя Московского за многоженство. Да, разве духовник царю указом был? А был бы, глядишь и события приняли бы другой ход, и не скатилось бы царство Русское к тому, что назовет история потом «смутным временем».
Все на свадьбе царской заметили, что род Годуновых вверх пошел, весь присутствовал, до единого. А это говорило о том, Государь Иван Васильевич Годуновыми весьма доволен. Именитые боярские роды и поредели, и похудели. Теперь никто кичиться знатностью рода перед «захудалыми» не мог. Захудалые, как грибы после теплого летнего дождика росли. Пройдет время, – станут именитыми. И Годунов, не относившийся к боярскому роду, чувствовал себя все увереннее и нахальнее. Немало тому способствовала женитьба его на дочери Малюты Скуратова, главного государева опричника, пса из псов наилютейшего. Шептались злобно за спиной удачливого опричника Годунова, быстрому росту значимости его завидуя. Вот уже Годунов с князем Бельским стал человеком, необходимым царю Ивану.
Умело ладит Борис с наследником престола Федором. Души тот не чает в «товарище своем», необходимым стал Борис для него. Но при дворе царя Ивана Васильевича ничто вечным не бывает, изменчива натура царя, сверх подозрительна. Кто знает, что в голове его созрело за ночь? Вечером, отправляясь на ночлег, ласковым взором согреет, а утром под хмурым ледяным взглядом царя сердце замрет, с перебоями начинает биться, кровь от лица отливает, узлом все в животе завязывается…

Жизнь при дворе – игра без козырей,
К тому же «в темную» ведется…
Рискует постоянно царедворец в ней:
Когда-то, где-то, с чем-то попадется

Не так сказал, не тот подал совет,
Возможно, показался взгляд недобрым,
Приходится покинуть белый свет,
Под пытками все, изложив подробно…

Сегодня государь встал с постели в самом добром настроении, баньку принял, ковшик терпкого квасу испил. Уселся с Бельским за шахматы. Двигая ферзя, царь, словно ненароком, спросил у Годунова, стоящего тут же неподалеку и наблюдающего за игрой.
«Что там, в клети ведьмы-предсказательницы делают? Не плачутся ли, печалясь о судьбе своей. Срок-то жизни, данный им мною, государем, истек!»
.«Да нет, государь, Мишка, приставленный за ведьмами следить, сказывал мне, что на лицах их особой печали не видно, Дивясь тому спокойствию их, вопрос ведьмам Мишка задавал, почто те не плачутся о судьбе своей? Так, волхвовицы ему спокойно ответствовали, что день только начался, а до вечера далеко еще…».
«Ну-ну, пусть светлым днем перед кончиной полюбуются!» – усмехнулся царь Иван, выводя коня на простор и угрожая ладье Бельского.
Диалог этот, ведущийся между государем и царедворцем, имел под собой основание. Дело в том, что, казня своих подданных десятками и тысячами, сам государь до ужаса боялся смерти. Приглашал предсказателей и предсказательниц, чтобы они, общаясь с потусторонними силами, сообщали ему о его судьбе. Две последние, особо известные среди волхвов и волхвиц, предсказательницы были заточены царем за то, что они ему смерть самую близкую предсказывали. Царь не велел их казнить, опасаясь расправы темных сил, стоящих за спиной у каждой из них. Сегодня, как раз и наступил день смерти царя, предсказанный ведьмами проклятыми. Самочувствие его было великолепным, на душе легко и радостно. Он даже готов был простить волхвовиц, так неудачно преподнесшим свое предсказание, если бы те не были такими уверенными в «шутке» своей над ним, государем грозным!
Протянул руку свою Иван Грозный к ладье противника, и вдруг острая боль пронизала сердце его. Побледнел Иван и кулем свалился с сиденья. Бельский с Годуновым подняли отяжелевшее тело царя, осторожно положили на лавку. Тяжко дышал Иван Васильевич Грозный, руками к шее своей тянулся… Борис стал кричать!
«Позвать лекаря к государю!.. Водки сюда… розовой воды!»
Засуетились, забегали придворные. Поднес водку Годунов к устам царя, да не пошла внутрь она, пролилась на кафтан парчовый.
Тут и лекарь пришел, пульс пощупал, ухом к груди приложился. Покачал головой, тяжко вздыхая. Поняли дворяне и бояре, что отошел государь в вечность. Бельский с Годуновым отправились на крыльцо, поведать миру о кончине государя.

ОТ ГРОЗНОГО К ГОДУНОВУ

Взгляд на историю не мог бы стать иным,
Коль действуют условия заказа –
Все важное рассеется, как дым,
Но не забыты промахи ни разу!

Проходит время, и портрет готов,
В нем только ложь является основой,
Потоком льется из раскрытых ртов,
Чтоб в «правду» превратиться снова.

В истории России примеров подобного не перечесть. Остановимся на одном из них – периоде, предшествующем Смуте Великой, начавшейся по смерти Бориса Годунова. Что знают о нем те, кто считает непререкаемой правдой устоявшийся взгляд на этот отрезок истории? Тем более что этот взгляд мог культивироваться заказом Романовых, род которых правил Россиею 300 лет. А этот отрезок настолько важен, что следовало бы более серьезно заняться им, тем более что события истории через некоторые отрезки времени имеют склонность к повторению. Кстати, я и мои современники находимся в том временном пространстве, который назвать добрым никак нельзя.

Что изменилось средь людей?
Ну, скажем, стали чуть умней…
От предков многое осталось:
Одежду шьем из шкур зверей,
И так же бьем своих детей,
Не уважаем также старость.
Как прежде продаем любовь,
Как прежде проливаем кровь
Как прежде цель едина власть,
Дорвавшись, каждый до нее,
На все законное плюет,
И позволяет все народное украсть.

Появление Годунова на престоле российском, как и все происходящее в этом мире, к случайным явлениям не отнесешь! Частые браки царя Ивана Васильевича и сыновей его приблизили к престолу царскому не только знатные, но и захудалые роды. Недаром, наверное, Иван IV от современников своих к имени своему получил приставку «Грозный». За годы его правления десятки тысяч людей были подвергнуты жесточайшим пыткам и лютой смерти. Единственно, что удалось этим добиться, так это обезглавить влиятельные феодальные роды, не позволяя Руси дробиться. Вместе с тем, большое количество умных, талантливых людей было уничтожено. Опричники рубили головы всех тех, кто этим природным божьим даром мог выделиться. России еще здорово повезло, что во время правления слабоумного Федора при нем во главе правительства находился дальновидный и умный Борис Годунов, происходивший из татар, пришедших на службу русскому великому князю Ивану Калите.

Да, нужно быть отличным игроком,
Чтоб выйти из игры с почетом и победой,
Ведь чаще, словно снежный ком,
Накатятся неведомые беды.

И Годунов царю жестокому служа
Высокого добился положенья,
Пускай враги кусают и жужжат,
Но выполнят Бориса повеленья.

Не слишком многое позволил царствующий род Романовых сохраниться сведениям о роде Годуновых, подарившим России царя Бориса. Приходится обращаться к легендам. Согласно одной их них Годуновы произошли от татарского князя Чета. Иван Калита дал поступившему к нему на службу потомку Чета Дмитрию Зерну костромскую вотчину. К моменту рождения Бориса род несколько захудал Отец Бориса, Федор Иванович Годунов, был помещиком средней руки. А сын опричником стал. Женился на дочери царского любимца Малюты Скуратова. Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский фигура особенная, по злодейству своему не имеющая равных не только в истории России, но и, пожалуй, и во всем мире. Слово «скурат» означало когда-то вытертую до основания замшу, что могло свидетельствовать либо о скаредности хозяина, либо о бедности его. «Малюта» – прозвище, говорящее о слишком малом росте человека. Но полюбился царю Малюта Скуратов тем, что не останавливался не перед чем для исполнения воли государя. О жестокости этого человека и в старину легенды ходили. Говорили: «Какими улицами ехал Малюта, теми улицами кура не пила». Скуратов не стоял у истоков опричнины, он был принят в эту организацию на самую низкую ступень. Но быстро достиг в ней самого высокого положения, возглавил ее. Вероятнее всего это произошло тогда, когда царь поручает Бельскому арестовать своего двоюродного брата, удельного князя Владимира Андреевича Старицкого. Кузен царя был претендентом на престол, «знаменем» для недовольных бояр, однако прямых доказательств измены Владимира Старицкого не было. Всё изменилось, когда следствие возглавил Малюта Скуратов. Главным свидетелем обвинения стал царский повар по прозвищу Молява, который признался, что Владимир Старицкий поручил ему отравить царя. У повара был найден порошок, объявленный ядом, и крупная сумма денег – 50 рублей, якобы переданная ему Старицким. 9 октября 1569 года, по поручению Ивана IV, Малюта «зачитал вины» Старицкому перед его казнью: «Царь считает его не братом, но врагом, ибо может доказать, что он покушался не только на его жизнь, но и на правление». Началось повальное истребление боярских родов. Малюта совершал налёты на дворы опальных вельмож, отбирая у них жён и дочерей «на блуд» царским приближенным, выдвинулся в число самых приближенных к Ивану Грозному опричников. В обязанности Григория Бельского входила организация тотальной слежки за неблагонадежными и выслушивание «изветчиков». Главным средством дознания опричных следователей была пытка. Казни следовали одна за другой, Стать зятем Малюты Скуратова, оставаясь опричником, – говорит о том, что Бориса Годунова к ангелам никак не отнести, а вот в составе противоположной братии он был своим человеком. Малюта продолжал зверствовать, а Годунов от него удаляться, став товарищем богобоязненному, слабому умом царевичу Федору. Наступает время становления Бориса Федоровича Годунова боярином, хотя в круг близких царю Ивану Грозному людей он еще не входил. Самым активным борцом против опричнины становится митрополит Московский и всея Руси Филипп. Его выступление возмутило царя, и он решил показать свою власть над непослушным священнослужителем. 8-го ноября 1568 года, в день архистратига Михаила, во время службы митрополита в храме Успения в Кремле любимец царя Федор Басманов, сопровождаемый опричниками, явился и в присутствии толпы молящихся приказал прочитать громко соборный приговор о низложении митрополита. Тут же опричники сняли с Филиппа святительское облачение, одели в изодранную монашескую рясу, вытолкали его из храма, усадили в обычные дровни, оскорбляя всячески и нанося побои, отвезли в Богоявленский монастырь. Царь собирался через несколько дней убить опального митрополита и сжечь, но духовенство упросило царя оставить Филиппа в живых, выдавая на его содержание по 4 алтына ежедневно. Ходили слухи в народе, что хотел царь Иван прилюдно затравить митрополита непокорного медведем. Спустя несколько дней святителя Филиппа привезли слушать окончательный приговор, которым его осудили на вечное заключение. По указанию царя ноги митрополита были забиты в деревянные колодки, руки заковали в железные кандалы. Его посадили в монастыре Николы Старого, затем морили голодом. Имеются сведения, что царь, казнив племянника святителя, прислал ему его голову, зашитую в кожаный мешок, со словами: «Вот твой сродник, не помогли ему твои чары». Черная злоба душила царя, ему мало было казнить множество Колычевых, к роду которых относился митрополит Филипп, и он приказал Малюте удушить опального. Малюта Скуратов в точности выполнил повеление своего государя. Между тем количество опричников росло, скоро число их возросло до шести тысяч, Всесилие безнаказанность их становились опасными для самого государства. Они превращались в шайки, убивавших и грабивших по дорогам. Проведено было следствие против руководителей опричнины, И здесь зачинщиком расправы был Малюта Скуратов. Казнено было в Москве 112 человек. Начал казнь сам Малюта, отрезавший ухо одному из главных обвиняемых думному дьяку Висковатому. Казнены были Алексей Басманов, Федор Басманов, князь Афанасий Вяземский. Спустя год казнен князь Черкасский, глава Думы опричной. Сам Малюта Скуратов погиб в бою, лично возглавив штурм крепости Вайсенштейн. Царь отпустил на поминовение Малюты 150 рублей, больше, чем по брату своему Юрию и жене Марфе Собакиной. Но, вернемся к фигуре самого Бориса Годунова, ставшего действующим лицом многих трагедий. Царь Иван Грозный умер внезапно, дав повод тому, что возникли разговоры, что царь был «удушен». И естественно одним из душителей становился Годунов, поскольку находился вблизи царя, когда смерть пришла к тому. Но близость к царю Федору, занявшему престол после смерти царя, была крепкой защитой от любых наветов. Сестра Бориса, являясь женой царя, в свою очередь оказывала на мужа большое влияние. Будь иначе, Борису Годунову не стать советником, а практически правителем, при слабоумном царе. За это право боролись многие знатные боярские роды. Пользуясь именем царя, Борис умело вел государственный корабль России более тринадцати лет. Признаться следует, что многое ему удавалось. Благодаря его стараниям в 1588 был избран первый русский патриарх, которым стал митрополит Иов. Учреждение патриаршества свидетельствовало о возросшем престиже России. Царствование Бориса начиналось успешно. Развернулось небывалое строительство городов, крепостных сооружений. С размахом осуществлялось и церковное строительство. Годунов стремился облегчить положение посадских людей. Прежде крупные служилые люди держали торговых людей и ремесленников в своих «белых слободах», освобожденных от уплаты государственных налогов. Теперь же все, кто занимался торговлей и промыслами, должны были войти в состав посадских общин и участвовать в платеже повинностей в казну – «тянуть тягло». Таким образом, численность тяглых людей возросла, и тяжесть сборов с них. Был заключен мирный договор между Россией и Швецией. Годунов сумел воспользоваться сложной внутриполитической ситуацией в Швеции, – и Россия, согласно договору, вернула себе Ивангород, Ям, Копорье и волость Корелу. Несмотря на близость к царю Федору, путь к трону для Бориса Годунова был нелегким. В удельном городе Угличе подрастал наследник престола Дмитрий, сын последней жены Ивана Грозного. 15 мая 1591 года царевич при невыясненных обстоятельствах погиб. Официальное расследование проводил боярин В. И. Шуйский. Стараясь угодить Годунову, он свел причины случившегося к «небрежению» Нагих, в результате чего Дмитрий случайно заколол себя ножом, играя со сверстниками. Царевич был тяжело болен «падучей» (эпилепсией). Давать такому ребенку нож в руки, в самом деле, было преступно. Не исключено, что к смерти Дмитрия был причастен сам Годунов: ведь достаточно было через мамку царевича разрешить больному ребенку играть с ножом. 6 января 1598 умер царь Федор, а 17 февраля Земский собор избрал на царство его шурина Бориса Годунова. Его поддержали, потому что деятельность временщика высоко оценивалась современниками. Царствование Бориса ознаменовалось начавшимся сближением России с Западом. Не было прежде на Руси государя, который столь благоволил бы к иностранцам, чем Годунов. Он стал приглашать иноземцев на службу, освобождая их от налогов. Новый царь даже хотел выписать из Германии, Англии, Испании, Франции и других стран ученых, чтобы учредить в Москве высшую школу, где бы преподавались разные языки, но этому воспротивилась церковь. И вдруг начались несчастья. В 1601 шли долгие дожди, а затем грянули ранние морозы и, по словам современника, «сведшие на нет труды крестьян». В следующем году неурожай повторился. В стране начался голод, продолжавшийся три года. Цена хлеба увеличилась в 100 раз. Борис Годунов запрещал продавать хлеб дороже определенного предела, даже прибегая к преследованиям тех, кто взвинчивал цены, но успеха не добился. Стремясь помочь голодающим, он не жалел средств, широко раздавая беднякам деньги. Но хлеб дорожал, а деньги теряли цену. Борис приказал открыть для голодающих царские амбары. Однако даже их запасов не хватало на всех голодных, тем более что, узнав о раздаче, люди со всех концов страны потянулись в Москву, бросив те скудные запасы, которые все же имелись у них дома. Около 127 тыс. человек, умерших от голода, было похоронено в Москве, а хоронить успевали не всех. Появились случаи людоедства. Люди начинали думать, что это – кара Божья. Возникало убеждение, что царствование Бориса не благословляется Богом, потому что оно беззаконно, достигнуто неправдой. Следовательно, не может кончиться добром. Начинались народные бунты. Самым крупным было восстание под предводительством атамана Хлопка, разразившееся в 1603. В нем участвовали в основном казаки и холопы. Царские войска смогли разбить восставших, но успокоить страну не удалось – было уже поздно. По стране стали ходить слухи, что настоящий царевич жив. Борис Годунов оценил нависшую над ним угрозу: по сравнению с «прирожденным» государем он – никто. Не случайно хулители называли его – «рабоцарь». В начале 1604 было перехвачено письмо одного иноземца из Нарвы, в котором объявлялось, что у казаков находится чудом спасшийся Дмитрий, и Московскую землю скоро постигнут большие несчастья. Розыск показал, что самозванец – бежавший в 1602 в Польшу Григорий Отрепьев, происходивший из галицких дворян. 16 октября 1604 Лжедмитрий с горсткой поляков и казаков двинулся на Москву. Даже проклятия московского патриарха не остудили народного воодушевления. В январе 1605 правительственные войска, тем не менее, разбили самозванца, который вынужден был уйти в Путивль. Но сила самозванца была не в армии, а в вере народа, что он – законный наследник престола. К Дмитрию стали стекаться казаки со всех окраин России. 13 апреля 1605 года Борис Годунов казался веселым и здоровым, много и с аппетитом ел. Потом поднялся на вышку, с которой нередко обозревал Москву. Вскоре сошел оттуда, сказав, что чувствует дурноту. Позвали лекаря, но царю стало хуже: из ушей и носа пошла кровь. Царь лишился чувств и вскоре умер. Ходили слухи, что Годунов в припадке отчаяния отравился. Бориса Годунова похоронили в Кремлевском Архангельском соборе. Царем стал сын Бориса – Федор, юноша образованный и чрезвычайно умный. Вскоре в Москве произошел мятеж, спровоцированный Лжедмитрием. Царя Федора и его мать убили, оставив в живых лишь дочь Бориса – Ксению. Ее ждала безотрадная участь наложницы самозванца. Официально было объявлено, что царь Федор и его мать отравились. Тела их выставили напоказ. Затем из Архангельского собора вынесли гроб Бориса и перезахоронили в Варсонофьевском монастыре близ Лубянки. Там же захоронили и его семью: без отпевания, как самоубийц. Династия русских царей рода Годуновых не состоялась, а смута, угрожающая России, еще долго будет разгуливать по ее просторам. А потом, как у нас водится, виновных станут искать. Прервался род царствующий, от князя Александра Невского, идущий, вина будет возложена на царя Бориса. И смерть царевича Дмитрия стараниями писателей и поэтов, стала связываться с действиями Бориса Годунова. В этом, пожалуй, более других сказывалось желание царствующей фамилии Романовых. Подобное обвинение и в истории зарубежных стран было нередко. Вспомним историю короля Англии Ричарда III Глостера, который пером талантливейшего драматурга Уильяма Шекспира выписан злодеем из злодеев. Предлагаю заглянуть в историю.

СУД ВРЕМЕНИ НЕ ПРЕРЫВАЕТСЯ

Суд времени идет, его совсем не видно,
Есть обвиняемый, истцы.
И приговор бывает, очевидно…
Кто правы были: дети ли, отцы?

Есть преступление, а есть еще – навет,
И память есть, сокрытая веками,
А к ней ведет едва заметный след,
Оставленный неловкими руками.

Историческая память сложна для восстановления, ибо над нею трудятся те, кто избрал своей профессией историю. Есть историки добросовестные, а есть и корыстолюбивые, готовые за вознаграждение убрать, подменить исторические факты в угоду заказчика. А в качестве заказчика всегда выступает власть. Подумайте над вопросом: Кому нужна история? Тому, кто правит страной и кому очень хочется подчеркнуть значимость своего правления! А если у правителя нет достаточных доказательств на право правления?.. Если он начинает с нуля, с него первого начинается правящая династия? А это, в свою очередь, рождает закономерный вопрос: «А не узурпирована ли власть вообще?»
Узурпатору нужно доказать, что к власти он пришел вполне законным путем! А если такое сделать сложно? Ну, нет таких доказательств или они не доказательны! Нужна ли в таком случае истина? Нужно изменить характеристики предшественника, да так, чтобы он выглядел буквально чудовищем в глазах людей, его не знающих!

Нужна ли истина властителю страны,
Коль неприятного немало,
Когда все промахи досадные видны,
Как чернь на белоснежном покрывале?

Чтоб изменить, историк тот хорош,
Который вопреки самой природе,
Прикрасит ложь за медный грош,
Но только так, чтоб нравилось народу.

И ложь умытая пойдет гулять по миру
(Хоть славь на все лады или кляни!),
Воспета прозой или звонкой лирой,
Она оставит истину в тени.

Следует продолжить, не всегда бывает блестящим результат чудовищной переработки исторических фактов. Продажный историк может попасть в пренеприятную «историю» и сам, если не учтет того, что вкусы власти меняются или предстоит скорая смена самой власти. Подобное было в далекие времена в Англии. Историк (хронист XV века) Джон Гардинг написал свои «Хроники», проявив в ней явное пристрастие к династии Ланкастеров, враждующих с Йорками, посвятив ее королю Генриху VI. Однако, как только чаша весов в борьбе меду Ланкастерами и Йорками заколебалась, он тут же засел писать к сочинению «Хроники», теперь уже в угоду Ричарду, герцогу Йоркскому. Но Ричард погиб. Тогда Гардинг решил писать Хроники» в угоду королю Эдуарду IV. Но с гибелью династии Йорков вообще Гардингу следовало бы посвятить свой труд Генриху VII Ричмонду Тюдору. Вот только сделать он не успел, потеряв свою голову на плахе.
































































Литературно-художественное издание.

Котельников Петр Петрович
«Не судимы, но осуждены (книга первая)»
Произведения. Том 30.

В авторской редакции.
Бумага офсетная. Усл.-печ. л. 14. Тираж 100 экз.
Дизайн Е. Синельникова.
Верстка А. Лахманов.