Глава 52

             
        Глава 52

          На следующее утро Борис проснулся, полежал в постели, соображая, не мерещится ли. Нет, из кухни пахло блинами. Он улыбнулся, накинул халат и отправился умываться. Перед Зоей Петровной появился свежевыбритым и счастливым:

          – Доброе утро, хозяюшка!

          –Доброе утро, Борис. Чего смеетесь, сон хороший привиделся!?
          – Спал сегодня, как убитый. А вам, как спалось?
          – Хорошо спалось. Спасибо, вам. Отдохнула.
          – За что спасибо? Я у вас гостил, теперь вы у меня.
          – Ну сравнили, у вас такие хоромы.
          – Что толку от таких хором. Дома почти не бываю.

          Тениальный расположился за столом, и стал наблюдать за старушкой, которая хлопотала у плиты. Только теперь понял, насколько же он соскучился по забытым домашним запахам. И как в первый день знакомства, там в Тумеево, ему захотелось обнять Зою Петровну. Вспомнил свою маму, определённо все матери похожи друг на друга, в каждой из них образ Богородицы, сказал однажды Максим Матвеев. Наверное, это так и есть. Маленький Бориска называл Деву Марию – Благородицей. Почему-то именно так ему слышалось. О том, что в слове заложено значение – родившая Бога, ему объяснили позднее, а он понимал, как благородная. Благородица тоже звучит красиво и правильно.

          – Зоя Петровна, оставайтесь у меня жить!

          – Что вы, Борис! Я к родным детям отказалась поехать.

          – Жаль. Нет, вы не подумайте, каждый день блины печь не придётся. Хорошо с вами уютно как-то. И потом, как я понимаю, ведь вы не монашествуете, можете в любой момент покинуть Тумеево, а в Москве сейчас много действующих храмов. Ещё каких храмов. Их история насчитывает не одно столетие.

          – Спасибо, Борис. Какое мне монашество, хотелось бы, но думаю, что недостойна я такой чести. Борис, я хотела с вами серьёзно поговорить о другом. Вы женаты и дочь есть. Зачем вам наша Аннушка? Не хорошо это.

          – Зоя Петровна, голубушка. Ей, богу и в мыслях нет, чем-то обидеть эту женщину. Скажу честно, я люблю её.
          – Не мне вас судить. Не моё дело, конечно, но хозяйской руки у вас в доме нет. Один будто живёте. Где же ваша семья?
          – Сейчас в Израиле, Инна не любит Москву. Она родом из Днепропетровска.

          Зоя Петровна замолчала. Она ещё вчера поняла, что семейная жизнь Тениального протекает довольно своеобразно – пустой холодильник удивил старушку. Борис объяснил, что Инна не любит готовить, но и чужое присутствие на кухне её раздражает, поэтому домработницу не держат, а еду заказывают из ресторана. Шикарная квартира с европейским ремонтом и дорогой мебелью, показалась пожилой женщине мало обжитой. В ней не было уюта и теплоты. Всё смотрелось казённо, казалось, что стоит перевернуть стул и обязательно обнаружится инвентарный номер. Дорогой отель. Зоя Петровна не могла осудить мадам Тениальную. Ведь и сама не любила своего мужа, смирилась и терпела всю жизнь. Хорошо ли так жить? Плохо. Ушла от мужа на старости лет и не жалеет. О душе подумать пора – не может она давать советы Борису, сама иной раз не знает, как правильно поступить. Влюблённому мужчине будет сложно убедить Анну в серьезности своих чувств. Зоя Петровна знала и то, что даже взаимная любовь не гарантирует счастья. Она думала и при этом не забывала переворачивать блины на шипящей сковороде. А Борис продолжал наблюдать за ловким движениям старушки, и пытался понять, что же его так привлекает в этой простой русской женщине. Тениальный не был сентиментальным человеком. Чистота. Это слово не могло прийти ему в голову. Но это то слово, которое наиболее точно характеризует эту женщину. Да, да, именно, душевная чистота. Какая-то надмирная красота, которая выше всего того, что он привык понимать под этим словом. Борис смотрел на Зою Петровну и улыбался. Настроение у него было преотличное, сегодня он снова увидит Аннушку, о том, что сулит ему эта встреча, старался не думать, главное она здесь, рядом.

          И для Анны это утро наполнилось тихой радостью, появилось ощущение забытой нежности. Приложила к сердцу руку, которую Борис так ласково сжимал накануне. Лёгкий румянец окрасил щёки, никто не мог видеть её смущения, но, тем не менее, Аннушка была смущена. Осторожно встала с постели, в ногах ещё чувствовалась слабость. Она умылась, придирчиво изучила своё отражение в зеркале. Что-то с ней происходило. Она догадывалась, что именно и в то же время боялась думать об этом. Вернулась в кровать и открыла псалтырь. Как же теперь ей найти в себе силы и более строго держать себя с Борисом. Думала Анна, а взгляд то и дело скользил в сторону часов: «Нет в этом ничего особенного. Просто, поговорим. Господи, прости меня! Спаси и укрепи!». К приходу Тениального успела измотать себя сомнениями и незаслуженными упрёками. Когда Борис появился в палате с роскошным букетом, Анна взглядом умоляла пощадить её. Этот взгляд сказал ему о многом, но совсем не о том, о чём думала эта женщина. Холодок безысходности стёр с его лица счастливую улыбку. Борис отвёл глаза и рухнул на стул, язык у него прилип к нёбу и захотелось пить. Профессиональный краснобай понял, что никакое славословие ему здесь не поможет. 
 
          Зоя Петровна замешкалась в коридоре, намеренно выдержав паузу, перед тем как войти в палату. Увиденная картина её очень огорчила. «Как дети ей богу». – подумала она и тут же испугалась – «Ох, прости Господи! На старости лет в сводни заделалась, беру грех на душу, но ведь жалко их. Хорошие же люди.». Сходила к медсестрам и попросила вазу, поставила в неё цветы. Картина осталась без изменений. Анна склонилась над Псалтырем, а Борис сидел молча на стуле. Зое Петровне, волей-неволей, пришлось взять на себя роль посредницы. Она спросила:
          – Борис, а где же пакет с продуктами?
          – О! Точно. Я забыл его в машине.
          Тениальный поднялся и вышел, а Зоя Петровна села на его место:
          – Как ты, Аннушка? Хорошо спала?
          – Нормально. Мне уже намного лучше.
          – Ну и ладно. И я сегодня хорошо спала. Квартира у Бориса большая, но живёт он в ней один. Жена с дочкой в другой стране. Не понимаю, что за семейная жизнь.
          – Это их дело.
          – Конечно, конечно. Чужая душа потёмки. А вообще, ты знаешь, человек он хороший, хоть и знаменитость большая.
          Борис вернулся, Зоя Петровна взяла у него пакет, достала из него контейнеры и поставила на тумбочку. А сама между делом вздыхала: «Что же им теперь делать со своей любовью? Вот ведь как бывает».
          – Микроволновка там есть. Сейчас блинчики разогрею. – сказала Зоя Петровна и вышла.
          Оставшись вдвоём, Анна снова почувствовали сковывающую движения и даже речь неловкость. Борис испытывал досаду, понимая, что теряет драгоценные минуты столь редкого уединения с любимой женщиной.
          – Вы хорошо выглядите. Я рад.
          – Мне сегодня намного лучше.
         Анна бросила короткий взгляд в сторону Бориса и отошла к окну. Спасительное и незаменимое изобретение – окошко. Можно ничего не говорить, особенно тогда, когда твой собственный голос перестаёт повиноваться и предательски дрожит.
          Вернулась Силаева, а Тениальный собрался уходить:
          – Мне пора на работу. Зоя Петровна вот вам ключи. Прошу вас не стесняйтесь, живите у меня сколько вам угодно. Как у себя дома. Буду очень рад.
          – Спасибо вам, Борис.
          – Аннушка, выздоравливайте. Всего доброго.
          – И вам всего доброго.
          Борис взял себе на заметку совет Зои Петровны и перестал торопить события. Старался вести себя более сдержанно и деликатно. Анна почувствовала перемену и так же заметно успокоилась. Через пару дней напряжение между ними стало проходить. Радость, какая-то вселенская радость переполняла влюблённых, Зоя Петровна грелась у этого счастливого огня и радовалась вместе с ними. Не довелось ей самой испытать в жизни что-то подобное. Глядя на Анну и Бориса, Силаева поняла, что так и не встретила мужчину, которого могла бы полюбить всей душой.
          Настоятель Тумеевского храма приехал навестить больную и был крайне раздосадован, увидев палату, заставленную букетами роз. Батюшка забеспокоился. Он переговорил с лечащим врачом и убедил его выписать Анну. Больная активно шла на поправку, и доктор согласился, предписав соблюдать необходимые рекомендации. Отец Кирилл довольный вернулся в палату:
          – Аннушка, можете собираться домой. Вас выписывают.
          – А Зоя Петровна как же? Надо ей сообщить.
          – Мне сказали, что наша Зоя Петровна, решила стать домработницей у столичной знаменитости.
          – Это неправда. Борис просто предложил ей пожить у него.
          – К сожалению, у меня мало времени. Собирайтесь. А Зоя Петровна приедет поездом.
          Когда Анна поселилась в Тумеево, то очень скоро убедилась, что настоятель храма проявляет к ней особый интерес. Об этом стали шептаться и всё же поводов для сплетен ни она, ни отец Кирилл не давали, а Зоя Петровна всегда обрывала досужую болтовню. Анну такое положение дел ужасно огорчало. Однако, границы дозволенного священник не переходил, искренне старался побороть свою страсть к красивой прихожанке. И всё же его особое отношение к Анне то и дело прорывалось, а уж когда она заболела, отец Кирилл переполошился всерьёз. Он обзвонил всех своих знакомых и сумел устроить её в столичную клинику. Разрешил Силаевой остаться сиделкой. Поэтому его приезд не стал неожиданностью. Вот только скрыть свою досаду, когда он увидел большое количество роз, ему было трудно. Они оказались с глазу на глаз с Анной, и отец Кирилл не стал делать вид, что ему всё равно. В Тумеево священник был куда более сдержан. Анна расстроилась, собиралась молча и только за пределами кольцевой автодороги позвонила Силаевой:
          – Зоя Петровна, доброе утро. Меня выписали. Я еду домой и сегодня приходить в больницу не надо. Поблагодарите Бориса за внимание и заботу.
          – Хорошо, Аннушка, я обязательно передам. Отец Кирилл за вами приехал?
          – Да.
          – Я поняла. Счастливо.
          – Всего доброго и вам.
         
          Во время разговора Отец Кирилл бросал ревнивые взгляды в её сторону, но Аннушка сделала вид, что не замечает его раздражения.