Сон в руку

 В каком это все случилось городе и на какой улице, я не знаю, потому что во сне часто не узнаешь знакомые места, и наоборот: незнакомые кажутся родными.

Стою, значит, я на остановке троллейбуса. Время действия – зима, вечер, час пик.

Я опаздываю на поезд. Настроение ужасное. Подходит троллейбус – битком набит.

Сесть не удается. Подходит следующий, и я умудряюсь в него втиснуться, но  тут как раз выясняется, что одна женщина выходит, и, чтобы ее пропустить, надо выйти. 
И как только женщина выходит, дверь закрывается, и троллейбус уходит  опять без меня.

Настроение не меняется, а решимость уехать растет. И когда приходит третий,  номер которого 51  почему-то запомнился, я решительно, расталкивая всех и вся, влезаю.

И тут  только  замечаю, что  он какой-то нестандартный: в нём только два кресла и те стоят спинками к  окнам.
При резком торможении пассажиры утрамбовываются вперед, и я оказываюсь на одном из этих кресел, где уже сидит мужчина.

Сижу на самом краешке между подлокотником и его коленом. Он откинулся на спинку, и я не вижу его лица. Толпа тут же заполнила освобожденное  пространство и нависла надо мною.
Встать на прежнее место  никак бы не удалось, да мне и не хочется: получилось, что по воле случая  сижу, хотя и не очень удобно.

Чтобы скрыть своё во всех смыслах неудобство, достаю  из сумочки книгу и начинаю  читать, точнее, сказать делать вид, что  читаю.

Освещение  очень тусклое, буквы слипаются, и, вдруг, из-за спины  слышу голос: «Можно переворачивать – я уже прочел».   

Не поворачивая головы, я роняю: «А Вас в детстве не учили, что читать чужие книги нельзя». – «Мне говорили про письма, а про книги, наверное, забыли».

  Тут я поворачиваюсь, но убийственной фразы в запасе нет.  Вижу только светлые честные глаза совсем рядом, и заглядываю. ( Никогда не заглядывайте в глаза незнакомцам.) 

Передо мной мужчина 40 лет, который источает спокойствие и уверенность. Внешне чем-то напоминает актера Смоктуновского, то есть без особых примет,  но вот глаза заставляют верить.

Таким  должен быть резидент любой разведки.   Мне кажется, что я его знаю сто лет, и что на поезд уже не опаздываю. 

Помню до деталей,  как он был одет. Стиль 60ых:  серое добротное драповое пальто в рубчик, такая же кепка, тёмное кашне.

И в то время когда я, забыв о правилах хорошего тона, глазею на  своего соседа, кто-то, сидящий в следующем кресле,  говорит: «Слушай, он все крутится и кряхтит».

Мой взгляд перемещается на говорящего, но не доходит до цели, потому что вижу свёрток, который он пытается развернуть.

Теперь понятно,  что это ребёнок. Он завёрнут в покрывало и пелёнку. И когда с него её стягивают, я вижу голое тельце примерно полуторамесячного мальчика, который готов сделать пи-пи.

Начинаю голосить:«Что вы делаете? Ему же холодно! Держите в сторону, он сейчас пописает!»  И пытаюсь прикрыть пелёнкой младенца со спины.

Со словами:« Нам без вас, похоже, не справиться» ребёнка передают мне. При этом  одной рукой беру его, а другой освобождаюсь от пальто. Чувствую этот тёплый комочек  и ощущаю насколько мои руки холоднее.

Стараясь отвести  грозящую струю в сторону, я одновременно пытаюсь его запеленать.

Боковым зрением вижу, что троллейбус за это время почти опустел.
 
Вот  уже стою с ребёнком на руках, моё пальто из зелёного драпа тоже в рубчик  лежит на кресле. На мне фланелевый голубой халат в цветочек.

То есть все выдерживают стиль 60ых.

 
И тут младенец... делает пи-пи  и...  ка-ка  одновременно.               
Следы этой детской неожиданности  вижу на подоле своего халата, то есть на голубых цветочках. Однако меня это не так сильно расстраивает, насколько удивляет тот факт, что у ребёнка все лицо в веснушках.

 «Разве у детей в таком возрасте бывают веснушки?»,- спрашиваю,   и состояние    необъяснимой  радости  и  умиротворения переполняет меня с головой.
 
 Наконец, оглядываюсь по сторонам и вижу, что кроме нас четверых  других пассажиров в троллейбусе нет, при этом «Смоктуновский» со своим  приятелем уже стоят на подножке.
 
 И дальше все происходит очень быстро: троллейбус останавливается, двери открываются, дядьки выходят под слова Смоктуновского: « Теперь ты его уже не бросишь», двери закрываются.

«Следующая остановка конечная». Сначала я пугаюсь, а потом  наступает такое блаженство...

Ехать никуда не надо. Нашла свое счастье.
 
Просыпаюсь с улыбкой  и всё еще не верю, что это был сон. Так хочется поделиться с кем-нибудь.
Потягиваясь, нарочно задеваю мужа, чтобы он проснулся, и, получив желаемый результат, начинаю рассказывать свой сон.

Муж встаёт, закуривает сигарету, идёт курить в туалет. Я счастлива, что меня не прерывают.
Увеличиваю громкость  и заканчиваю  словами: «Ты знаешь, говорят, увидеть младенца во сне  - это к прибыли, а рыженького, да еще в какашках – к двойной».

Из-за двери раздается голос мужа: « Кстати о рыжих – сегодня день рождения Карпова. Его лучше с утра поздравить. К вечеру можем не выловить».   

Я звоню Карпову, пою в  мобильник: "Рудэ-рудэ-рудэ-рудэрик. а по-русски «рыжий». Рудэ-рудэ-рудэ-рудэрик, становись на лыжи. Рудэ-рудэ-рудэ-рудэрик, с Днём тебя рожденья! Рудэ-рудэ-рудэ-рудэрик  пою я с вдохновеньем. 

Во-первых, я  перешла на новый тарифный план и могу теперь болтать по межгороду за копейки, а во-вторых, я видела такой сон…(см. с начала)"

 Почти весь сон с отступлениями и вариациями был рассказан, когда  телефон отключился.

При попытке перезвонить узнала, что на балансе  осталось 2 рубля, то есть разговор «съел»  месячный расход, и милый голос оператора сообщил, что «тариф действует только для абонентов данной сети». 

Сон  оказался в руку.