Цирковые зверушки

1.  Циркачи поневоле


Шум. Вокруг только шум и ни капли тишины. Казалось, святая тишина прокляла нас за такое небрежное отношение к ней и, крикнув "Гните в этой суматохе грязи!", улетела куда-то далеко-далеко, куда-то. Подальше от нас. Оставила в этом ненавидимом месте одну. Среди этого чужого шума.

- Лукреция, скоро наш выход. Иди сюда, - негромкий и спокойный голос. И еще очень родной. Нет, я все же погорячилась - я не совсем одна, пока рядом со мной есть Он. Луссурия.
Подхожу к нему, по привычке разглядывая одежду и грим. Широкие ядерно-розовые штаны с заплатками коричневого цвета, зеленая в синий горошек рубашка с жабо, эти дурацкие огромные полу-ботинки полу-туфли... И, как всегда, темные очки и белые перчатки. Он не бросит-таки эту привычку. Глядя на его лицо, я хочу плакать. Вообще, моя персона довольно груба и абсолютно не сентиментальна, но в данном случае это просто выходит за рамки моего, отнюдь не резинового, терпения. На выбеленном лице отчетливо видна нарисованная алая улыбка на губах, а вульгарно покрашенные глаза заставляют кулаки сжиматься до побеления костяшек. Хочется окрасить это лицо в кровь, только ради того, чтобы смыть эту краску. Но клоун далеко не глуп и тоже это понимает, ведь его настоящие губы сейчас кривят ухмылку, от которой бросает в дрожь. Знаете, смотря на такой вид единственно дорогого мне человека... Я желала бы не рождаться вовсе. Это как будто бы насмешка над всей моей жизнью, плевок в душу. И самое худшее - Луссурия это все знает, но терпит. Он всегда терпит.

- Прошу на сцену, милая, - вальяжно раскланявшись передо мной, он вытянул руку в сторону сцены, где этой ночью мы опять будем кривить лица на потеху зрителей. Опять кошки скребут внутри, раздирая плоть на мелкие кусочки, а кровь все льется и льется... На улице дождь. Внутри дождь. Кровь-вода, вы видите разницу? Нет. Давайте менять местами все. Пусть небо заплачет кровью, может, тогда я его полюблю.

Под громкие аплодисменты мы с Луссурией выходим на арену и кланяемся. Есть цирковой устав, и никто не освобождал циркачей от него. Всегда есть правила.

И вот опять тянутся минуты медленно и мучительно, особенно когда я гляжу на кривляющегося клоуна рядом. В этой сценке я причиняю ему боль, сейчас я громко смеюсь над ним, приложив ботинок на его лицо, а он все на коленях... Клоун ползет назад на коленях, под давлением моей ноги, и все шепчет в микрофон молитвы, и все фальшиво просить пощады, все рыдает на публику. А люди все хохочат и хохочат... Их смех объединяется в одну полную неразбериху, от которой стучит в голове. Зубы скрипят, пальцы дрожат. Глаза горят желанием крови. Умрите.

Еще один поклон на прощание - и представление окончено. Я думала, не выдержу. Я думала, там же и рухну. На сегодня все!

"Конец" - сколько радости для меня в этом слове, сколько чувств там. Не фальшивых, как на сцене, не противных, как у Луссурии, а живых. Настоящих. Клоун с мокрым лицом, но уже - о, счастье! - без грима, приобнимает меня за плечи. Уже на улице. Тьма вокруг, луна освещает одинокое небо, звезд не видно. Не перенесу я эту беззвездную муку!

- Будет дождь. Опять, - тихо шепчет на ухо Луссурия, выворачивая внутренности наизнанку, заглядывая в душу. Никто кроме него не может так. Никто не пробьется сквозь мои баррикады. Но перед ним я сдаюсь.

- Надеюсь, ярко-алый, - все также тихо, но более грубым голосом отвечаю я, хватая руку клоуна и прикладывая ее к своему сердцу, - Слышишь? Оно не бьется.

- Нет, - чувствую, улыбается. - Нет, Лукреция. Бьется. Бьется изо всех сил. Но только я не в праве услышать - оно предпочло тишину.

Луссурия, почему ты читаешь меня, как открытую книгу? Почему ты не идешь со мной в тишину? Ты выбрал тот злорадный смех тварей?!

Ах, брат, почему я не могу как ты...



2. На грани Ада и Рая


Цирк кишмя кишел уродами. Всегда. Будь то посетители, до тошноты ненавидимые мной, или практически все другие участники нашего грандиозного шоу. Рабы этого проклятого цирка уродов. С утра и до ночи, а потом еще раз, и еще - все одно и то же. Как будто бы я заблудилась на одном из кругов Ада и теперь хожу кругами, наматываю собственную жизнь на кулак. И тяну время.

И вот, хоть теперь еще только пять утра, а уже мерзавцы повсюду, расползаются по территории нашего привала. И как там кто-то однажды сказал, "каждый день одно и то же - Этот город, эти рожи". Знал бы, насколько прав. Аж до плоти мерзко.

А теперь на глаза попадаются двое. Два брата-акробата, это почти про них. Только они не акробаты, а атлеты. Боевой отряд ЧЧЧ, чтоб их - Чертовы Чокнутые Чудики. Еще и психанутые на всю голову, это я точно знаю. Что старший - шпагоглотатель, что младший - эквилибрист. С виду два качка, не обремененных интеллектом. Впрочем, не буду говорить наугад - я их хорошо не знаю.

Но знаю точно только одно - они не такие, какими выглядят. Как бы это мне противно ни было, они чем-то похожи на нас с Луссурией. Возможно тем, что они не такие же мрази, как и все. И еще версия - они держатся вместе. Всегда.

И вот передо мной картина - Зоро (а именно так звали старшего) и Рехей (как вы уже, наверное догадались, младший) сидели друг напротив друга в позе лотоса, закрыв глаза. Знаете, мне стало как-то стыдно, ведь сейчас в воздухе повисла такая энергия, такое личное молчание, в котором мне места нет и не может быть. Примерно как и наша с братом игра в "два слова", когда на один вопрос ответ должен быть одним словом. Да, ни я, ни он не любим много говорить. Ну так вот я и спряталась за ближайшими ящиками от декораций, но, каюсь, продолжила наблюдать. В этой медитации - а это, несомненно, была именно она - я видела жизнь, я кожей, клянусь, чувствовала то, что ни разу не ощущала. Такое бывает только в книжках, ведь эти чувства сложноописуемы. Но я попробую.

Эти двое будто бы создали вокруг себя шар, от которого исходило тепло, но в то же время, это тепло было покрыто ледяной оболочкой. Тепло только для них двоих.  Понимаете?
Баррикада от холода этого настоящего мира и жар внутри. Это мне подсказывало кое-что, я ведь знаю - хоть и Рехей, и Зоро внешне выглядят отрешенно и безучастно, все что им нужно - внутри. Внутри них настоящая, крепкая, братская любовь, которую никому не понять. И мне, увы и ах, тоже не понять.

Другое ощущение от всей картины у меня опять же вызвало эйфорию, и это была тишина. Ранним утром в цирке начинается вся работа, и шум поднимается такой же, как и во время представления. Но у братьев все было не так - от них буквально веяло тишиной. В этом шаре тепла было лютое молчание. Им ведь не нужны слова, чтобы понимать друг друга, верно?
На время наблюдения я застыла в изумлении и восхищении этими двумя, не в силах что-либо следать или хотя бы сказать. Я просто смотрела на уединение, широко распахнув глаза. И не сразу сообразила, что случилось. Зоро спокойно, но не очень медленно, поднялся на ноги, взял меч, который до этого лежал у него на коленях, и замахнулся. Вообще, можно было показаться, что зеленоволосый сейчас отрубит голову Рехею, но я даже не волновалась.

Потому что я верила.

Впрочем, мысли меня не подвели. Зоро провел острейшим, а в этом я была уверена, лезвием в трех сантиметрах от головы брата и задел лишь волосы, да и то, совсем чуть-чуть. И самое интересное - на лице Рехея не дрогнул ни один мускул, он все так и остался сидеть с закрытыми глазами и с умиротворенным выражением лица.

- Ты вырос, брат, - губы Зоро тронула улыбка, а его взгляд, направленный на Рехея, завораживал. Он был полон такой уверенности и гордости, что хотелось тонуть в этом взгляде. Меч все еще был в руке зеленоволосого, но сейчас он был опущен.

Рехей открыл глаза и широко улыбнулся. Казалось, они общались друг с другом не только мысленно, но и еще этими полу-движениями, полными смысла. Улыбка горела радостью и в ней просвечивалась наивность, присущая младшему брату. Рехей всегда был очень громким и веселым, но вместе с братом притихал. Теперь ясно, почему. Фальшь не скрыть от родной крови.

Ну а Зоро... Пожалуй, это самый странный человек из всех моих знакомых, даже Луссурия для меня кажется понятнее. Пожалуй, отмечу то, что известно было всем - Зоро силен. Просто не по-человечески силен и вынослив. Шпагоглотание еще и смелости требует, а ее у Зоро избытке. Ну, в общем-то, это все очевидные его качества, меня больше интересует другая его сторона - спокойствие. В отличие от шумного брата, Зоро всегда сконцентрирован. Вот этого у меня никогда не было - чуть что, я сразу начинаю беситься, орать (старая привычка), даже паниковать. Луссурия устойчив к резким поворотам сюжета жизни, но в такие моменты я все же читаю на его лице какое-никакое, а волнение. Ну, так уж выходит, что Зоро - единственный из всех нас, кто спокоен внутренне и внешне одинаково. Ага, именно внутренне, ведь я уверена, умиротворение Зоро - далеко внутри. А вот его взгляд наводит на желание либо стать невидимым, либо уйти под землю, либо разорваться на части. Взгляда тяжелее я еще не встречала. И самое страшное в Зоро - его улыбка. Это даже улыбкой не назовешь, и это даже не вечная ухмылка-усмешка, как у Луссурии. Это... Зверский оскал. Если он начинает вот так вот улыбаться, сердце сжимается, а тело начинает бить дрожь. Будто бы предупреждает, мол, беги ко всем чертям, или ты покойник. Но, к счастью, он довольно-таки редко скалится. "Ророноа" - вот его прозвище в этом гнилом месте. И оно ему чертовски подходит. Ну вот так и получается, что Зоро - самый странный и страшный человек на этой чертовой земле. Ну, для меня. Ведь редко увидишь Акулу в человеческом обличии...

Еще и Рехей, как будто бы издеваясь над всеми "зрителями", в противовес своему брату, светит настолько ярко, что хоть копи и продавай свет. И это, признаюсь, иногда бесит. Его так и называют - Солнце. В этом цирке только один человек является оптимистом до мозга костей и это, бесспорно, Рехей. Кажется, что он издевается надо мной, специально ходит с самой искренней и доброй лыбой на все лицо. Вечно.

Маска? На вряд ли.

- Следить за чужими - плохо, - вдруг говорит Зоро, отчего я чувствую, что мое сердце упало в пятки. Сильно же я напугалась, да. - И карается. Жестоко. - Нацепив на лицо пока еще приглушенный вариант своего фирменного оскала, который может довести до инфаркта, Зоро поворачивается лицом к тому ящику, за которым прячусь я. Ну а что я? Решила схватиться за последнюю соломинку и не выходить. Если уж быть партизаном, то до конца.

- Выходи, малявка, - подает голос уже младший брат, а я стараюсь не дышать. Знаете, между мной и Рехеем часто происходят перепалки, отчего количество прозвищ друг на друга растет в арифметической прогрессии. Ну так вот, выходить я не желала не только из-за Зоро, но еще и в отместку младшему мерзавцу. И вот теперь, почувствовав себя героем какого-то второсортного романа, я решаю проявить необычайную для себя храбрость и действовать. Помните, друзья, моя смерть не была напрасной. Глубоко вдохнув, собрав остатки воли в кулак, я с такой скоростью бегу к своей палатке, что хоть на Олимпийские Игры иди. К моему удивлению и, одновременно, счастью, за мной никто не следует. Но бьюсь об заклад - я слышала приглушенный смех Зоро. Ой, не к добру это...

Удивительная семейка все-таки. Будто бы тандем хранителей врат Ада и Рая. И при это идеально понимание. Они ли настоящие люди? Те, кто в гармонии меж Дьяволом и Богом?
И все же, я к не масти козырь...

               

3. На волоске от жизни


В этом утреннем забеге на скорость я совершенно забылась. Все перед глазами кажется одинаково-серого цвета, лица теряют фокус, все что перед глазами - мутно. А где реальность? Ах да, реальность в том, что я без памяти бегу по длинным коридорам, хотя знаю, что за мной нет хвоста. Но что-то мне внутри подсказывает бежать. Что-то внутри будто кричит: "Не оборачивайся и убирайся!". Как бы то ни было, я кожей чувствую опасность. Надвигающуюся и пугающую до колик в животе опасность.

- Не так быстро, девочка, - слышу я жаркий шепот у уха и, распахнув глаза, вижу - предо мной во всей красе стоит Зоро и скалится. Я чувствую его дыхание на своей коже. Могу поклясться - его дыхание было ледяным. Как у смерти. Вся эта ситуация мне абсолютно не нравилась, меня бросало в дрожь. Ну еще бы, вы просто представьте - перед вами непонятно откуда в миг образовался человек, взгляд которого внушает ужас в каждого, так этот мерзавец еще и скалится! Черт... Почему-то мне кажется, что я основательно попала. - Пожалуй, мне придется научить тебя некоторым правилам хорошего поведения.

И вот тут Ророноа меня бесцеремонно заваливает на плечо и тащит туда, откуда я так долго бежала... Прощай, свобода. Это, видимо, мой конец. Бесконечные коридоры меж ящиков и ярких тканей, разбросанных везде и всюду - вот последнее, что я помню, перед чем, как вырубаюсь. Не без помощи Зоро.

***

- Нафиг ты ее сюда притащил?! - я слышу приглушенные голоса сразу после того, как сознание возвращается в мою многострадальную голову, а разум сравнительно очищается. Не рискуя пока открыть веки, я стараюсь не дышать, чтобы отчетливее слышать голоса.

- Ты же хотел сбежать отсюда? - этот голос принадлежит уже моему "похитителю", отчего идею о том, чтобы осмотреться, я тут же отбрасываю. Голос Зоро звучит совсем рядом. Я чувствую его дыхание. Я слышу звук лезвий, трущихся друг о друга. Я ощущаю страх. Опять.

В отличие от этой ненормальной семейки, в нас с Луссурией присутствует инстинкт самосохранения, и, в отличие от брата, я пользуюсь им в полную силу.

- Ну и? - доносится до меня нетерпеливое шипение Рехея. Наверное, тут я начинаю понимать, насколько мельчайшие звуки важны. Ведь из них и создается шум, верно?

Стук пальцев о деревянную поверхность.

Свист ветра на улице.

Топот ног в коридоре.

Крики механика. "Эй, тащите сюда те ящики!".

Биение моего сердца.

Дыхание Зоро.

Шипение Рехея. И проклятия, проклятия...

И вот, среди всего этого шума, всей этой чертовой мешанины звуков, до моих ушей доносится тихая молитва. Настолько тихая, что никому не услышать. А я просто разделила шум на составляющие. Только из-за этого слышу.

Не выдержав, приоткрываю глаза. Губы Ророноа еле-движутся, а его веки опущены плотными шторами на глаза, полные, я уверена, холода сейчас. Но в этот момент молитва выдает его с потрохами - он о чем-то волнуется. Его что-то беспокоит, ровно, как и меня. Гложет изнутри.

- Благодаря ей наше гниение в этом месте может отложится. Думай. Ее жизнь или свобода? - и тут я понимаю, что все мои предчувствия не были попусту. Мне и вправду грозит опасность. Вот представьте, вы в непонятных условиях, а ваша смерть даст кому-то свободу. Вы бы не испугались, черт вас возьми?!

- Это низко, Зоро. Ты же имеешь в виду ловушку для Фрайса, да? Чтобы его арестовали, а нас - на все четыре стороны? - не усомнившись в своих убеждениях ни на йоту, тут же отвечает Рехей. Признаюсь честно, мне стало легче. Кстати, Фрайс - это глава нашего цирка уродов, как вы понимаете. Но вариант того, что моя жизнь до сих пор на волоске, еще не отбрасывается.

- Ты до сих пор еще дитя. Свобода... Ты не понял этого слова. Я всю жизнь добивался свободы потом, кровью. Как своей, так и чужой. Думаешь, одна жизнь так много значит? Да еще и этой мелкой мерзавки. У нее никого нет, - все еще гнет свою палку, зараза... А теперь еще и усмехается и злобно так смотрит на брата. А я поворачиваю голову, в желании посмотреть на лицо Рехея, и застываю на месте же. О-мой-Бог. Рехея я еще ни разу в жизни не видела настолько устрашающим. Его взгляд метал молнии. В них читались гнев, ярость и... жестокость. Казалось, он сильно злится на Ророноа и готов убить его прямо тут. И причем особо-жестоким образом - разорвать на кусочки, предварительно омыв меч Зоро его же кровью. Было ужасающе видеть его таким.

***

Удар. Еще удар. И еще. Глухой звук хрустящих костей обволакивает маленькую коморку целиком, здесь пахнет кровью. Нападающий кричит все громче и громче, бьет все сильнее и сильнее, с каждым разом удары все жестче и беспощаднее. Лицо "оппонента" окрашено в его же ярко-алую кровь, кое-где уже начинающую свертываться, кое-где уже бордовую... Пахнет гнилью также. А парень размахивается снова и снова, не желая останавливаться, но все же делает это. Хватает за шиворот избитого, на котором сидит, и трясет его изо всех сил, крича все новые ругательства и проклятия, а сам обливается слезами, глотает эту соленую воду, все текущую из его серых глаз. Другой парень хоть и в сознании, но даже не сопротивляется.

- Кто дал тебе право отнимать чужую жизнь?! - в гневе выкрикивает младший в лицо своего родного брата, который пару дней назад убил человека, близкого их семье.

- Я избавился от предателя, - харкнув кровью и сплюнув ее на пол, отвечает старший, а его губы складываются в еле-усмешку, которая сильно злит брата.

- Почему ты, черт возьми, не сопротивляешься?! - резко убирая руки от испачканной в крови рубашки, орет из последних сил парень. Он выдохся. А ведь ему всего пятнадцать, и он, несомненно, еще мал. Особенно для понимания того, что его брат убивает без сожаления, без пощады. Убивает всех тех, за головы которых его босс дает деньги. Убивает для того, чтобы его братишка жил беззаботной жизнью. Убивал ради того, чтобы его брат просто жил.

- Заслужил, - коротко ухмыляется старший брат, из-за чего получает очередной удар в глаз. Вот и новый шрам.

Ророноа уже давно был омыт кровью.

***

- Заткнись, Зоро, - грубо бросает Рехей и, резко поднимаясь на ноги, стремительным шагом направляется ко мне. Поднимает меня как невесомую куклу, берет на руки и уносит в какую-то комнату. И опять по бесконечным коридорам... - Мы найдем способ освободиться по-другому. Я запрещаю тебе ее трогать. Иначе я сам тебя убью.

Последним, что я видела в той комнате, был оскал Зоро, который сейчас смотрелся как-то лукаво. Он что-то затевал.

- Я не брошу тебя, - неожиданно для самой себя, я слышу шепот Рехея у уха и опять чувствую дыхание. У нее оно горячее, согревающее. Как у ангела.

Рехей, Зоро это делает только ради тебя... Он готов умереть или жить в изгнании. Существовать в этом цирке с запахом гнили и отвратно-серыми стенами. Он будет делать это, пока будет уверен, что ты живешь, Рехей.

Что ты живешь.


4. Дотла


Пробуждением это можно было назвать с огромной натяжкой - кто-то пнул меня в бок. Отмечу, что каким-то чудом я оказалась на холодном ламинате, свернувшаяся в позе зародыша. Этим "кем-то" был Зоро.

- Выметайся, малявка, - буквально плюет он мне в лицо, а сам излучает такое отвращение, что прямо иди и рой себе могилу. Хочется со всей силы вмазать ему по роже, да так, чтобы остался отпечаток. Впрочем, это я делаю незамедлительно: вложив всю свою силу в праву ногу, я резко дергаю конечностью и смачно впиваюсь тяжелым ботинком в морду Зоро. Мечник, явно не ожидавший такого отпора от подобной "малявки", малость прифигевает. Ну как малость... Рожа кирпичом - вот так можно его описать.

- У-ублюдок... - доносится до моего уха тихое шипение, которое сквозит ядом. И этот голос мне родной. Даже поворачиваться к двери не надо - там стоит мой брат. Там стоит клоун, жертвующий собой. Передо мной стоит клоун, жертвующий всем. И собой тоже.

Как вы думаете, что должно случится при столкновении двух мразей? Ба-ам...

Далее все происходит буквально в тумане, я успеваю замечать только некоторые движения двух зверей, заточенных в клетке. Я вижу, как Луссурия одним прыжком преодолевает расстояние, разделявшее его с Зоро, и с диким воплем "Ророноа!" накидывается на мечника. Одним ударом ногой в живот отправляет парня в свободный полет, ну а тот, пользуясь моментом, хватает свой меч с полки и бежит на Лусса. В этом чертовом водовороте я отмечаю деталь - Зоро поворачивает меч незаостренным углом, только после чего сильно бьет мечом по рукам брата, на них тут же остаются длинные покраснения, а кое-где кожа, не выдержавшая металла, лопается и расходится. Пара секунд - и все вокруг уже в крови. Крови Луссурии. Отчаянный бой - вот как можно это назвать. Резкие удары брата далеко не слабы - Лусс отлично владеет некоторыми боевыми искусствами, но постоянно смешивает все это. Сильные руки и ноги - это про него. Клоун-боец, где ж это видано? Конечно, в нашем цирке уродов.

Меч Ророноа режет воздух и больно впивается в кожу Луссурии даже незаточенным ребром. Взмах, прыжок, отдача - и на теле брата образуется новый шрам, и крови становится все больше и больше. Просто целое море крови. У Зоро рассечена бровь, разбтра губа, много побоев на теле. Вот и выходит, что один коллекционирует шрамы, другой - синяки и гематомы. Вот и выходит, бьются оба, но никто не выигрывает.

Я резко дергаюсь с места, с желанием столкнуть Зоро с ног, но меня кто-то хватает за плечи сзади. И тихий голос.

- В бое участвуют двое, - шепчет Рехей необычайно спокойным и холодным голосом. Ледышка. И тут я начинаю понимать. Луссурия, Зоро, Рехей... Они не боятся. В глазах каждого из них читается уверенность. Враг просто не смеет чувствовать страх в их глазах. Он не имеет права думать, что соперник сдастся. Что соперник проиграет. Только холод и уверенность.

А что я? Я нет. Я слаба, не могу больше. Бог, ты есть, эй там, наверху?! Почему ты создал меня такой слабой?! Почему?!

Нет-нет, я буду сильной. Я буду верить в брата.

И тут я понимаю, что все кончится через минуту-другую. Картина ужасная: Луссурия, в луже собственной крови, весь покрытый шрамами, в разорванной одежде, стоит на коленях. Прямо перед ним еле-стоит Зоро, заметно опирающийся на целую ногу, и не спеша поднимает меч на Луссурию, с планами закончить все.

Нет, пусть я буду слабой. Пусть.

- Извини, брат, - еле дыша, шепчу я и перегораживаю путь меча к Луссу собой. У вас такого не было. В ваш лоб почти упирается остро заточенный меч, вы в чужой крови. Позади - еле живая родная кровинка, впереди - лицо смерти. Лицо смерти с оскалом.

Знаете, страшно. Страшно осознавать потерю жизни, ради которой не столько ты сам, сколько один другой человек делал. Я помню наше детство. Я помню, как мы крали фрукты из рынков, я помню, как брат отдавал мне все, что сам находит. Я помню изношенные за три года сандалии на ногах Луссурии, зимой. Как на снег капала кровь, когда мы возвращались с очередного подпольного боя за деньги.

Я помню, брат, как мы выживали. Как мы бились за жизнь, как скалили зубы перед Самой Смертью, как бы говоря: "Мы будем жить".

Мы превратимся в ветер, приносящий пыль .

Мы будем жить, брат.

Но не на этой земле.

Уже не в этой жизни.

Закрываю глаза и улыбаюсь. Я готова.

***

Огонь. Лоскуты ярко-оранжевого одеяла накрывают темное беззвездное небо собою, а до нас донят тепло. Тепло от сгорания. Знаете, я всегда любила костры. И этот вдвойне любим.
В сотне метрах прямо, в десятке метрах вниз горит костер. Костер места, в котором мы ютились долгие годы. Место, которое мы не называли домом.

Цирк в огне... Что может быть абсурднее? Только, наверное, то, кто именно его поджег. А подожгли его мы - циркачи поневоле. Мы - зверушки цирка уродов. Мы - воины света в тени. Мир должен быть нам благодарен. Мы спасли его от гниения.

Сотня костров. Это - сотый. Ровно сто обиталищ мразей вроде нас были уничтожены нами за последние пару месяцев.

Смешно, а я-то готовилась к смерти... Все же, братья Сасагава - это что-то с чем-то. Не буду рассказывать вам историю, ибо это никому не интересно. Как вы видите - я жива. Как вы понимаете - мы теперь что-то вроде шайки бывших циркачей поневоле. Это и только это и важно, разве нет?

Луссурия поглаживает мои волосы, перебирает пряди на макушке и бережно убирает те, которые падают на лицо. Мне приятно ощущать его тепло. Мне приятно понимать, что я еще могу побывать в его объятиях. Что могу еще чуть-чуть пожить.

Я люблю поглаживать его шрамы. Я знаю их всех - под ребрами слева, на правой ключице и на все левое плечо. Поперек мышц на обоих кистях, вдоль шеи с боковой стороны, на правой грудине. И много еще. Подушечки холодных пальцев скользят вдоль каждого шрама, вдоль каждой перевязки - мне так спокойнее. Я вижу, что они не заживут но и понимаю, что он живет. Пусть у него будут шрамы. Главное - он живой, теплый, рядом.

Неподалеку разлеглись братья, завороженно наблюдающие за огнем вдалеке. Это стало нашим хобби - зажигать ночное небо огнем милосердия.

Мы стали семьей. Наверное, только познав боль вместе, только чуть не перегрызя друг другу горло, люди и ощущают истинную родственность души.

Так и было.

Наверное, после смерти мы превратимся в ветер и принесем людям много пыли.

В основном, это будет пепел с тех костров...