Левитация

Я еду на машине. КамАЗ-53212 спецмашина оранжевого цвета с емкостью под техническую воду объемом 13 см3. В народе именуемая, водовозкой. Я еду по ночному городу за очередной порцией воды. Обыкновенная летняя ночь. Машин мало, лето, тепло, слегка дует южный ветерок. На темно-синем небе звезд больше чем людей в этом городе. Я подъехал к водонапорной башне и жду когда моя машина, то есть цистерна наполнится водой. В кабине, тихо, не навязчиво, играет магнитофон, музыку ДиДюЛи, с его обворожительно успокаивающей интонацией. По телу расползается какая-то нега. Так хорошо. В открытые окна доносится сухой, сладкий запах лета... На среднем сидении лежит связка ключей, пачка сигарет, зажигалка и какие-то болтики с гаечками, которые лежали у меня в кармане и которые я выложил, чтобы не брякали.
Я взял с сидения пачку сигарет, зажигалку, достал сигарету, (предпоследнюю) прикурил и бросил зажигалку на сидение, в след за ней туда же отправилась пачка сигарет. Я кинул взгляд на нее и отвернулся в окно, смотрел на улицу и курил.  Дым как-то странно поднимался вверх, не расплывался облаком как обычно, а очень быстро поднимался к небу. Уже докуривая, я посмотрел на часы, которые стояли посредине приборной панели, время было 0:43. Краем глаза я увидел пачку сигарет, она очень странно лежала, как-то покачивалась, может, лежит, на чем нибудь, подумал я, и выкинул в окно уже фильтр от сигареты, а не окурок, сотлел. Как-то странно пыль поднялась. Выкинул, собрал в кучу, никотиновые слюни во рту, и хотел уже выплюнуть их, набрав воздуха в грудь, как увидел свой бычок, точнее тлеющий фильтр от своей сигареты, он висел в воздухе на уровне окна и медленно поднимался вверх. Что за херня - вырвалось у меня. Когда он поднялся выше кабины я перевел взгляд на среднюю седушку, предметы, лежавшие на ней, висели в воздухе. Пачка сигарет на уровне глаз, болты и гаечки на уровне груди, ключи оторвались от сидения на 2-3 см.  Я толкнул пачку сигарет, и она полетела в пассажирское окно и поплыла дальше на улицу и все выше и выше. У меня было какое-то ощущение легкости. Мое шестое чувство бунтовало, я чувствовал беду. Я запустил мотор, хотя я уже сообразил, что масло поднялось от поддона до поршней, а топливо (я посмотрел в зеркало на топливный бак) уже просачивалось сквозь крышку заливной горловины. Я включил третью передачу в коробке, (благо ныне в КамАЗах мощные моторы) скинул ручник, газ вдавил в пол и полетел домой. Хорошо, что я жил рядом с водонапорной башней, всего в четырех километрах. Людьми уже правила паника, а улицами хаос. Все куда-то бежали, все кричали, кто-то привязывался к столбам, кто-то лез в канализацию, а я мчался на КамАЗе домой, к жене и дочке.
Я не доехал до подъезда всего 300 метров, движок заклинил, (чего и следовало ожидать) я выпрыгнул из кабины и побежал в сторону дома. На бегу я обернулся, посмотрел на КамАЗа и крикнул ему, - спасибо брат, который раз выручил, сдюжил без масла, спасибо. Его фары моргнули и медленно потухли. Это конечно что-то с аккумуляторами, наверно электролит из них вышел наружу. Но я это расценил как слова - не за что брат, беги к семье, прощай. Я вбежал в подъезд, точнее уже влетел, поднялся на третий этаж, забежал в свою квартиру. Жена уже держала испуганную дочку на руках, паря между полом и потолком. Я обнял их, и сказал, что все будет хорошо, что бояться нечего. Мы вышли во двор, точнее вылетели через окно. Мы с женой обняли дочку, и медленно стали подниматься к небу, наблюдая за теми, кто пытался изо всех сил уцепиться за землю.
В воздухе летало все, животные, люди, камни, доски, машины, деревья и очень много крика. Но это и понятно,  люди боялись. Я боялся только одного, того, что все это сейчас закончится, и мы все полетим вниз, и разобьемся. Я не за себя боялся, ни за жену, ни за других людей, я боялся за дочь, ей всего четыре года, не хотел я ей такой смерти.
Мы поднимались все выше и выше, становилось холодно. Мы обняли дочь с двух сторон и грели ее своими телами, сами тряслись от холода. Вместе с нами и с тем, что поднималось с земли, наверно поднимался и воздух. Потому что мы уже почти выплыли в космос, или стратосферу, или ионосферу (на земле уже нельзя было различить даже города, все сделалось маленьким). Мы мерзли, но еще дышали, таким снежным, зимним, холодным воздухом...
Я мысленно, всю дорогу, что мы поднимались вверх, к небу, просил у Господа, только одного, чтобы он принял в свое царство тепла, покоя и любви моих любимых девочек. И если им суждено было тоже мучиться в последний час жизни, то я готов взять их муки на себя. И когда я это просьбу повторил еще пять раз, но уже вслух, моя дочь радостно говорит – мама, папа, смотрите, бабушка, она меня зовет с собой – мы с женой посмотрели друг на друга - мам, пап, я побежала, догоняйте... радостно кричала она. И в этот же миг душа покинула ее тело, она обмякла и уже за меня не держалась... Пока я сквозь слезы смотрел на своего ребенка, я почувствовал, что объятия моей жены ослабели, я посмотрел на нее, ее глаза были закрыты. Она ушла догонять дочь, и это правильно, без мамы ей там возможно скучно будет.
Я отпустил их безжизненные тела, и они полетели в сторону. Слезы уже замерзали прямо в глазах, и льдинками поднимались к звездам. О, это ужасное чувство потери любимых, ком стоит в горле. Я посмотрел им в след, потом на землю, вниз, она уже была очень маленькой, но все также прекрасна. Как же красива наша земля, как красива...
Я уже не чувствовал ни рук ни ног, я постепенно покрывался льдом. И эта мучительная боль обморожения. Постепенно я стал задыхаться, знаете каково это, задыхаться, не имея возможности даже пошевелиться, побиться в конвульсиях...