Моя маленькая Тайга

- Ничего, потерпи ещё немного, моя маленькая, уже скоро, - уговаривала я свою кавказскую овчарку  Тайгу, меняя на штативе очередной флакон с физраствором. Тайга, тяжело оторвав от пола косматую башку, тоскливо смотрела на догоняющие друг друга капельки в воздушной камере на прозрачном шланге. Шёл третий час, как она терпеливо лежала под капельницей. Даже я устала сидеть рядом. А каково было больной собаке лежать неподвижно на полу?

Моя маленькая… Когда её сына Тарзана я называю ласково малыш, я вспоминаю его, только что родившимся с дефицитом веса в пятьдесят процентов. Мокрый комочек, двести восемьдесят граммов, который весь уместился у меня на ладошке и нигде не свесился.

Тайгу маленькой я никогда не видела. Мы встретились, когда ей было восемь-девять месяцев. Это уже была псина солидных размеров. Некоторые прохожие на улице опасливо обходили нас сторонкой, а я весело успокаивала их: «Не бойтесь, это ещё щенок!» Даже мысленно не могла представить её крохой. Я называла её маленькой только в самые нелёгкие моменты её жизни, когда она тяжело болела. Если бы Тайга была человеком, то наверно бы её возвели в ранг святых за воистину ангельское терпение к земным страданиям, которые она стойко переносила.

Часто приходилось слышать от владельцев собак, какую проблему составляет сделать собаке укол, назначенный врачом. Некоторых животин приходится лопатой выскребать из угла под диваном и держать втроём-вчетвером. Моя собака, заслышав щелчок вскрываемой ампулы, или увидев в моих руках шприц, сама подходила и покорно поворачивалась ко мне хвостом. Только, когда лекарство было нестерпимо болезненным, она чуть приседала, и лапа, в которую я ввела иглу, мелко дрожала. А я тихонько ей шептала: «Потерпи немного, моя маленькая».

Я многому её научила за десять лет. Опытные кинологи удивлялись, как с полуслова она меня понимала. Но понимание это было взаимным. Тайга тоже многому меня научила. Научила внимательности, великодушию, терпению и спокойно-философскому отношению к жизни.
Тайгу любили многие ребятишки в нашей округе. На прогулке, завидев издали меня с собакой, подбегали  шумной стайкой и с моего разрешения буквально повисали на ней как ягоды винограда на ветке, теребили, гладили по спине. Не всегда собака была от этого в восторге и тогда тихим коротким рыком подавала мне сигнал. Я тут же просила ребятишек отойти, потому что Тайга сегодня плохо себя чувствует. Но ни разу она даже не взглянула недобро ни на одного ребёнка.

Однажды, в первый год нашего знакомства, мы прогуливались мимо летнего пивного шатра. Тайга была первой моей собакой и поначалу  по-неопытности я позволяла себе роскошь выводить её без намордника. Столики стояли на улице рядом с тротуаром. Народу было немного. В основном молодёжь. А между столиками бегал ребёнок, девочка лет четырёх-пяти. Она явно скучала. Завидев меня с собакой, издала восторженный визг и ринулась навстречу. У меня холодок пробежал по спине, и я крикнула в сторону столиков:
- Пожалуйста, придержите ребёнка, не пускайте его к собаке!

Но девчушка уже подбежала и повисла у неё на шее, продолжая верещать в ухо.По-моему, в тот момент Тайга не просто замерла, а даже дышать перестала. Аккуратно, как если бы держала на голове хрустальную вазу, словно в замедленной съемке, присела и не двигалась. Такого понимания, что перед ней всего лишь  неразумное малое дитя, я даже не у каждого человека встречала.

Только после этого одна из молодых женщин, сидящих за столиком, оглянулась,  скользнула стеклянным взглядом по малышке, рявкнула что-то невнятное и снова приложилась к бутылке с пивом. Очевидно, это была непутёвая мамаша девочки.

С трудом я расцепила детские ручонки, сомкнутые вокруг шеи моей собаки, приговаривая: «Пойдём к маме». К маме ребёнок явно возвращаться не хотел. С того дня я всегда выводила Тайгу в наморднике.

А ещё её любили пожилые дамочки, совершающие ежевечерний променад по аллее. Тайга стариков обожала. Видимо чувствовала их физическую немощь и, как следствие, отсутствие опасности. Если я видела, что Тайгу не боятся, позволяла ей приблизиться: «Иди, поздоровайся». Тайга, опустив голову, показывая тем самым свою доброжелательность, прижималась лбом к бедру или животу бабули.  Старушки поглаживали её по голове и млели от восторга, приговаривая: «Хоро-о-ошая собачка».

Самое большое потрясение ждало меня примерно спустя месяц, как Тайги не стало. Ко мне на улице обращались, казалось бы, совсем незнакомые люди и спрашивали, почему давно не видно Тайги. Конечно же, я с ними когда-то общалась раз или два, но за десять лет всех не упомнишь. Удивительно было то, что я даже лица человека не помню, а он помнит кличку моей собаки. Таких людей я встречала на удивление много.

Тайгу уважали ветеринарные врачи в клинике, где мы регулярно наблюдались, за её покорность и послушание во время осмотра. Когда на девятом году жизни псина тяжело заболела, и не помогала уже никакая терапия, решение врача-ветеринара Стариковой Елены Алексеевны было однозначным. Нужна операция.

Собака вышла из наркоза, когда её уже зашивали. Она осознанно водила взглядом по лицам окружавших её людей. Знакомой была только Елена Алексеевна, к которой по понятным причинам нежных чувств она не испытывала. Боль ещё пока не ощущалась. Тайга, не дрогнув ни одной лапой, не сделав попытки подняться, спокойно дала себя заштопать и спустить со стола на пол, чем окончательно покорила сердце врача и её помощников.

Клиника находится рядом с нашим домом. Мне позвонили, я тут же прибежала и ещё часа три просидела возле неё в операционной. Потом подошли мои помощники, чтобы на носилках донести собаку до дому. Но как уложить семидесятикилограммовую псину на носилки? Не за лапы же её тягать, в самом деле. Тогда я в отчаянном бессилии сказала Тайге:
- Вставай, маленькая, пора домой.

Услышав знакомое слово «домой», собака заскребла лапами по полу и, шатаясь от остаточного действия наркоза, с трудом стала подниматься. Пару минут она стояла, проверяя устойчивость лап и, выжидая, когда отпустит головокружение, потом неуверенно направилась к выходу. Я не стала её останавливать и все сопровождающие с носилками траурной процессией последовали за нами.

Елена Алексеевна, приглашая очередного клиента клиники на приём, случайно выглянула из кабинета и ахнула:
- Это что же, Тайга у нас сама домой потопала? Молодец Тайга! Будь здорова!
В углу ждала приёма дама неопределённого возраста, трепетно прижимая к груди сиамскую кошку:
- Намордник на собаку надевать надо. Ещё бы корову сюда всем колхозом привели! – фыркнула недовольная особа.
Я не обиделась на неё, ведь формально в первой части своего монолога она права. Спаси её бог от подобной напасти.

А через год с небольшим на оставшемся после операции шве появился свищ. Такое бывает, когда организм отторгает внутренние швы, которые не всегда можно сделать растворимыми нитками. Некоторые так и остаются навсегда внутри. Наш ветеринарный врач решила сначала подождать. Возможно, что нитка сама выйдет наружу. Но время шло, нитка всё не появлялась, а внутрь могла попасть инфекция.

Снова необходима была операция, но уже не такая серьёзная, как первая и под местным наркозом. Поскольку собаку не усыпляли, требовалось моё присутствие. Мне показалось, что врач бесконечно долго ковыряет пинцетом внутри раны, выискивая злополучную нитку (и, возможно, не одну). Но я понимала, что раз уж разрезали, надо всё посмотреть добросовестно.

Тайга мелко задрожала, когда Елена Алексеевна доставала последнюю ниточку и начала накладывать швы, стягивая края разреза. Я сразу поняла, в чём дело. Действие наркоза, видимо заканчивалось.  Я вспомнила, как однажды меня тоже зашивали без местного обезболивания. Выдержать это можно, но в памяти навсегда осталось, как это было мучительно больно. И я, поглаживая несчастное животное, скороговоркой зачастила:
- Держись, моя маленькая!

Елена Алексеевна бодрым голосом успокаивала:
- Не трясись, Тайга, не бойся, уже почти всё.
- Она не боится, Елена Алексеевна, просто ей очень больно, - выдавила я с трудом.

Врач вскинула на меня быстрый удивлённый взгляд. Мне даже показалось, что зрачки у неё стали расширяться:
- Она дрожит, потому, что ей больно? Это она так терпит?

Я, сглотнув острый комок в горле, сжав зубы, молча кивнула. Мы в эту минуту с Тайгой были на одной волне, и я почти физически ощущала эту боль. Впервые я увидела как у невозмутимой, видавшей виды Елены Алексеевны, едва заметно дрогнул указательный палец, прижатый к дугообразной игле. Но профессионализм непоколебим. Вводить новокаин снова уже не имело смысла. Это понимала даже я. И врач уверенно и спокойно заканчивала накладывать швы.
 
Мне часто приходится слышать, что животные умеют лечить своих хозяев. Спорить не буду, не знаю. В основном этим обладают кошки. Кошки у меня жили часто, но такого я за ними не замечала. А вот в способности животных взваливать на себя бремя болезни и даже смерть, которая предназначена была Любимому Хозяину (или хозяйке), я теперь, после операции, абсолютно убеждена.

Когда у меня заныли коленные суставы, я заметила, что Тайга начала прихрамывать. Задние лапы сгибались с трудом. Лечиться начали вместе. Даже лекарства были одни и те же. У меня процесс остановился, а вот у нее…

В тот день, когда Тайга совсем не смогла подняться, я впервые в жизни позвала ветеринара на дом. Лечение уже только продлило бы её страдания. Ничем уже нельзя было помочь моей бедной Тайге, но я знала, что она больше всего на свете любит и ценит.

Ей нравится, когда Любимая Хозяйка укладывается с ней рядышком на полу, обнимает за могучую шею, ласково чешет бочок и гладит лохматую голову и шею, глубоко погружая пальцы в густой подшёрсток. Около двух часов в ожидании врача лежали мы на полу в обнимку, и не было в тот момент собаки счастливее.

Тайга даже чуть хлопнула пару раз хвостом по полу, когда вошла Елена Алексеевна. Псина счастливо «улыбалась», пока врач готовила пузырьки и склянки, пока заполняла их содержимым огромные шприцы. Всё будет хорошо. Потому, что Любимая Хозяйка, которой она безгранично доверяет, шепчет сквозь слёзы тихонько на ушко: «Прости, меня, моя маленькая…»

Если бы собаки умели буквально понимать каждое слово! Она думала, что снова придётся немного потерпеть. А вечером она пойдёт вместе с Тарзаном на прогулку и, как всегда, в углу прихожей её будет ждать миска с любимым хрустящим кормом.

Ничего. Прорвёмся. Всем смертям назло.

06.09.2010г.