Сколько музыки ныне во мне

                Новелла

      И лилась ручейком, нет, ручьем лилась музыка!.. Из меня, разумеется… Правда, я – дилетант, инженер я, горняк, посему и не ждите, чтоб словами вам грамотно все-все-все описал, что лилось из меня. Попытаюсь, конечно, толком все рассказать, на мой взгляд, интересно об этом будет слышать и вам. И пусть станет словами все то, что лилось из меня. Лишь не надо считать, что они – совершенно бессмысленны, мои эти слова!..
      Болеро зазвучало… да, Равеля и тихо сначала, естественно, и я начал расти потихонечку, как росла сила звуков оркестра… И я в трансе, естественно, был, потому что считал: Болеро – это жизнь, моя личная жизнь; был уверен, что я просто так не уйду, а взорвусь и при этом, перед смертью своей, что-нибудь изреку, что-нибудь подарю человечеству… что-нибудь очень нужное, чему нет, вероятно, цены…
      Не умру я, однако, от скромности!.. Скромность часто уместна в тех случаях, когда нечего дать и сказать…
      Ба, и лирика вдруг начала наполнять все пространство вокруг, и, похоже, каким-то сочинением Бетховена… и в минорной тональности… Нет, совсем не Бетховена, мои это звучали мелодий… И экспромтом все это лилось, и назвать все в итоге, на мой взгляд, можно смело симфонией… Только больно уж грустная!..
      И любовь расцвела меж двумя очень нежная, хрупкая, очень-очень интимная, и все было прекрасно сперва, но, увы, все когда-то кончается… Наш Ромео – вполне уже взрослый, вполне зрелый мужчина, а Джульетта – действительно юная и ранимая девушка; он, Ромео, к тому же женат, и супруга – небедная женщина, а другая, малышка, надеется, что он бросит ту, первую, и к тому же она на седьмом уже месяце… Боль и кровь, и терзания, и Джульетта осталась жива… Жив и он, но уже обречен…
      К чему эти страдания?! Не Шекспир я таки!..
      И вот музыка будто бы Моцарта… Нет, моя, я сменил амплуа!.. Да, и здесь без любви не обходимся!.. И вообще все вибрации душ человеческих заключить можно запросто в музыку, ну а та в свою очередь пусть кого-то из нас или всех одновременно обучает любить, веселиться, страдать и играть… Что, абсурд, яйцо раньше был курицы?.. Людям нужно учиться любить!..
      И Золя… Жерминаль и шахтеры, невольники – как и ныне, и ныне… И тяжелая смена, наконец-то домой… Кружка пива, одна… И вот бочка с горячей водой, можно снять всю одежду с себя… Да, конечно, рабочую… Почти взрослая дочь?.. И пусть смотрит, раз хочется!.. И кормилец семьи, уже чистенький, свеженький, заключает в объятия ту, кто его омывал… Детям лучше бы было уйти, но на улице холодно…
      И такая лилась из меня непростая, но при этом отнюдь не минорная музыка…
      И лошадки трудились тогда в шахтах еще, и девчонки-подростки, откатчицы… Они добрые очень, откатчицы, крайне редко могли бедняку и шахтеру-рабу отказать… Террикон – рядом с шахтой, вблизи, он же – место телесных услад… Там не очень-то чисто и там дымно всегда, но зато всегда сухо, тепло… Но не только такая, поспешная, а случалась меж ними, меж парнями и их же подругами чистая, очень-очень большая любовь, и случались трагедии…
      И другая уже началась, сказать можно, веселая музыка… Это джаз, Даниил Крамер играл с иностранцами…
      «Хочу выпить сегодня вина!..» - саксофон заявил.
      «Может быть, обойдешься без выпивки?..» - образумить пытался капризного много более мудрый рояль.
      «Приутихнете малость, ребятушки, - на всем точку поставили ритм задающие ударные. – Дайте выступить соло хоть разочек и мне!..»
      Барабан, как и бубен шамана, выдает духам очень доступные и понятные звуки, о чем знает, конечно, колдун… Таким способом он и общается с духами… И общается в трансе, естественно – в трансе все: сам шаман и его инструмент и участники акта, ритуала камлания, сами духи, наверное, в транс впадают неистовый…
      И по телу мурашки прошли!.. И спасибо тебе, барабанщик-шаман, и тебе, Даниил экстраверт, всем спасибо за это общение, назвать можно которое, полагаю, мистерией, за общение духовное!..
      Ба, ведь это они в сей момент исполняют мою, да, мою композицию!.. Вот и славно, ура!..
      После бури и должен быть штиль!.. Только штиль этот очень лирический, то есть снова в минорной тональности…
      Я у озера мысленно; и был вечер уже… И в руках моих удочка… Не нужны мне они, ни сороги ни окуни, нужен только процесс… Жаль, не видно нигде лебедей... Да, все это – игра… Но такая игра и способна на нас очень сильно влиять, и такою игрою мы творим настоящее… Вот и лебеди, гордые… Горд и я, что сам их сотворил… Люблю игры, люблю!.. Только в карты, признаюсь, время тратить не нравится…
      Карточная игра – явное обнаружение умственного банкротства, - Шопенгауэром* сказано. – Не будучи в состоянии обмениваться мыслями, люди перебрасываются картами.
      В голове у меня, слава Богу, рой мыслей всегда!.. И совсем ни к чему, чтоб они все-все были лишь умными!..
      Поплавок резко дернулся в сторону и ко дну вдруг пошел… Это окунь, конечно… Да, к тому же немаленький… И прохладный и скользкий, и колючий при том…
      Мог спасибо хотя бы сказать, что его отпустил… Нахалюга, начальничек, видно, какой, бригадир в худшем случае!..
      Лебединое озеро… Но не видно Одетты в человеческом облике… Вдруг одна из тех двух вдалеке крупных птиц?.. И Злой Гений где?.. Моментально скрутил бы в рог бараний его!..
      Вечер; небо; при этом оно еще яское, синее, ни единого облачка… Горизонт как стена, но она далеко, не китайская, нет!.. Солнце также не близко и оно ныне красное, но стыдиться пред нами ей нет смысла, естественно, как и нам перед ним…
      И над озером всплыло чудовище, превратилось тотчас в Сатану, самого Мефистофеля!.. Но мне стало смешно…
      «Не пытайся меня подкупить», - сказал мысленно Демону.
      «А ты что, абстинент, импотент или денег и власти тебе совершенно не хочется?..» - спросил он с удивлением.
      «Ах, не будь простаком, - улыбнулся ему, - людьми эти уроки уж давненько изучены!.. И я вовсе не Фауст!..»
      «Пошел к черту тогда!..» - опозорился вовсе Мефистофель несдержанный, посылая меня рангом к более низкому.
      «Сам иди, идиот!..»
      Думал, этим и кончится, но ошибся, увы…
      «Хорошо, я уйду, - и сказал Сатана, - хочу только, чтоб ты посмотрел на прекраснейших дам, на прекраснейших девочек!..»
      И тут Демон исчез, отвечать было некому, но пред мною действительно появились красавицы, да, практически голые…
      «Эй, малышки, отстаньте!..» - крикнул мысленно этим бесстыдницам.
      «Не волнуйся, не тронем тебя!..» - улыбались они, и кружили в пространстве, чтоб я видел их прелести с расстояния близкого, перед носом своим…
      Я – нормальный мужчина, и я был возбужден… И тогда…
      «Прочь отсюда страшилища, эй вы, гадины мерзкие!..» - спровоцировал гнев сих приспешниц Люцифера.
      «Сам ты мерзок до ужаса! И к тому же еще импотент!..» – и красавицы впрямь прекратили кружить, прекратили меня соблазнять, улетели, исчезли-таки…
      И совсем неожиданно лейтмотив «Лебединого озера», да, балета Чайковского, зародился во мне совершенно естественным образом и струился, и креп… Нет, угас, «Болеро» вновь послышалось…
      Нет, не нужно, не нужно!.. Не нужна мне концовка пока, рановато до коды мне еще доходить сочинения этого!..

*Артур Шопенгауэр. Немецкий философ. (1788 – 1860 гг.)

                2013 г.