Дед и Малыш. Глава 19. Тень смерти

       Дед, прежде чем обуться, замазывает маргарином трещины на пятках, из-за которых больно ходить. Он вспомнил, что в детдоме было в ходу выражение «смазать пятки», что означало, дать тягу, убегать от кого-то. Он вывел Марата, но не отпускал, намереваясь повести его вначале на лиман искупать, но на первом углу конь вырвался и убежал от него в проулок, и ему пришлось следовать за ним.

       Он нашел его возле магазина под деревом, где сохранилось немного травы, но только стал подходить, чтоб взять за повод, перевести его через улицу, он рванул через асфальт галопом, и из взвизгнувшей тормозами машины, высунулась голова и обматерила деда.

       А Марат побежал дальше и остановился на скошенном поле люцерки, где снова пробивались из сухой земли молодые побеги. Эти жалкие росточки только расстроили Марата, и он дал себя поймать, и послушно пошел за дедом, изредка тычась в его спину мордой, отгоняя мух. Они облепили ему глаза, плотно усевшись  друг к другу по краю век, и дед, время от времени, проводил рукой по глазам, иногда давил несколько штук, но на их место тут же садились другие.

       За часа полтора они дошли до шоссе, перешли его, и через минут двадцать были в лесополосе. Дед отпустил Марата, и, раздевшись до трусов, принялся собирать траву, но не успел набрать и пол мешка, как к нему подбежал Марат и толкнул его сзади мордой. Мухи его допекли, и он теперь ходил за дедом, требуя, чтобы он отгонял их. Пришлось привязать его к склонившейся ветки дерева.

       И вовремя. Он еще не успел приняться за работу, как из-за поворота выехала телега. В телеге сидел плотный, круглолицый седой старик. Поравнявшись с дедом, он остановил коня, и, поздоровавшись, спросил:

       - Ну что, есть трава?

       Дед увидел в телеге косу и вилы, спокойно ответил:

       - Какая там трава. Серпом по кустам собираю, не знаю: насобираю пару мешков до вечера.

       Марат метался на веревке к коню, который стоял, понуро опустив голову.

       - Жеребец? – спросил старик.

       - Жеребец.

       - Знаю, что это такое. Мой, пока его кастрировал, раз так угостил меня копытом, что я две недели пролежал в больнице.

       - Мой тоже меня не раз уже угощал, но пока Бог миловал – обошлось без больницы. Заготовили сена на зиму?

       - Где его заготовить. У меня еще и корова. К зиме, думаю, сдать его. Уже сил нет держать. Восемьдесят лет мне. Ну, пошел. Но!

       Конь медленно побрел, потряхивая время от времени головой, отгонял мух. Дед с жалостью смотрел ему вслед, пока он не скрылся за деревьями.

       Марат метался из стороны в сторону, рванул, и, обломив ветку, сначала было побежал вслед за телегой, но испугавшись скакнувшей за ним ветки, помчался напрямую через поле. Ветка летела, ударяясь о землю с кочками, прыгала за ним. В несколько минут Марат с веткой пересек поле, нырнул в просвет в лесополосе и скрылся за деревьями.

       Дед поднял почти пустой мешок, кинул в него серп, и, вскинув на плечо, побрел за ним. Поле, перепаханное под кукурузу, ждало дождя. Дед медленно, спотыкаясь о сухие комья, шел через поле, и перед глазами все стоял мерин с поникшей головой. «Бедная скотинка – не знает, что ему осталось жить меньше пол года».

       Когда дед зашел за лесополосу, то увидел Марата метрах в ста на дороге. Он стоял, повернув голову в его сторону, видно, боясь тронуться с места, как бы этот присмиревший зверь снова не кинулся на него, и ждал, когда дед выручит.

       - Что, дурачок, опять попал в беду? Все деду грубишь, а без деда ни куда, - говорил он, отвязывая веревку.

       Он привязал его к стволу дерева, и отошел, сел под другим деревом пообедать. Только теперь он заметил неподалеку прислоненный к дереву велосипед.

       Он только успел доесть свой обед, когда из-за деревьев вышел хозяин велосипеда с мешком, туго набитым травой. Он видел, как мужик положил мешок на багажник, привязал его веревкой, вывел за руль на дорогу, но не сел, а довел его до дерева, под которым сидел дед, прислонил с к стволу, и присел рядом с дедом. Он был среднего роста, не старше пятидесяти лет, в очках с толстыми линзами.

       - Тяжело достается травка, - сказал он.

       - Корову держите?

       - Корову, да еще телку. Но от телки буду избавляться.

       - Вы в селе живете? Что-то я вас раньше не видел.

       - Нет, живу я в городе, а в селе у меня вроде дачи. Еще когда работал, купил хатенку для дочери, когда она замуж вышла. А они взяли, да в Россию махнули, на Урал. А теперь дом и пригодился самому. Что там пенсии сто сорок гривен, если за квартиру только девяносто плачу. Ну еще жена работает. И все равно не хватало бы. Вот и занялся хозяйством.

       - Вроде бы молодо выглядите для пенсионера, - заметил дед.

       - Я по инвалидности. Со зрением у меня проблемы. Служил в авиации на реактивных бортмехаником – ну, видно, на зрение повлияло. Сунули сто сорок гривен и успокоились, а тут живи, как хочешь. Вот эта дача и выручает. Хоть картошку не покупаем – и то хорошо. Пробовал свиней держать – прогорел. Свиней, как я понял, можно держать так, между прочим. Когда есть другие доходы. Если живешь в селе. Там зерна смолол, кое-что с огорода, ну и от стола там какие помои. Так незаметно и выкормишь к зиме. Зарежешь – и вроде как с неба тебе свалилось. И сало, и мясо, и что-то продал.
 
       Другое дело – держать свиней ради прибыли. Купил я сразу тонну зерна, смолол на дерть, варил кашу. Каждый день велосипедом с города в село, да назад в город. Накрутил километров, наверное, до Владивостока  доехал бы. А когда их сдал, подсчитал – почти то на то и вышло, что я на корм затратил, да газу сколько спалил – кашу варил. Труд мой, да то, что ездил туда-сюда – это уже не в счет.

       Купил телку, выкормил до коровы. Ну, корову держать, конечно, выгодней. Не зря корову называют кормилицей. Понятно, труд великий возле нее.  Особенно в наших условиях. Особенно в этом году. С пастбища приходит голодная, два мешка травы обязательно надо приготовить. Да пойла, если хочешь молока получить. Многие в этом году поздают своих коров. Но я буду свою держать до последнего. Жалко. Хорошая у меня корова, чтоб мясникам сдать, а так, кто ее в зиму купит. В совхозе соломы выпишу. Зерна, может, в этом году и не будет, а солома, все же, успела нарасти. Зиму как-нибудь до новой травы прокормлю. А весной, может, и покупатель на нее найдется. Уезжать надо отсюда. Дочь зовет к себе. Как она пишет о жизни там у них – похоже, в России скорей жизнь наладится.

       - Может и здесь наладится, - предположил дед, - через год – выборы, новый президент…

       - Какой там президент! Этот хорош, а тот еще похлеще будет. Одна банда разграбила, развалила страну, придет другая банда на смену. Думаешь, придет, чтобы что-то восстановить, что разрушено? За пять лет невозможно исправить то , что успели натворить при первом президенте. Успеть бы, пока не переизбрали, воспользоваться подвернувшейся шарой,  обеспечить себе и своим родственникам безбедную старость. Тем и будут заниматься. Я ездил в Одессу, и попал как раз, когда Кучма приезжал на строительство терминала. Ну и я поехал из любопытства, послушать, что он там говорить будет, долго еще этот бардак терпеть нам. Стоял от него вот так, как до той стороны дороги, и все слышал. Подошел к нему работяга, что-то ему сказал в полголоса (видно, что-то попросил), а он ему в полный голос в ответ: «Пошел ты на х…, шакал. Работать надо, а не клянчить у президента». Работяга ему: «Сука ты». Кучма отвернулся – ни чего не сказал. Знаете, почему Кучма так рвется в НАТО? Они боятся свой народ. В Западной Украине был случай: какого-то деятеля заперли в его доме и сожгли. Если заваруха будет, то НАТО должно будет вмешаться, выручить своего члена. А вы что, тоже корову держите?

      - Нет. Вот жеребчика приобрел. Может, со временем, когда вырастит и будет телегу таскать, может и корову возьмем, - слукавил дед, чтоб не объяснять, зачем ему конь. – Без своего транспорта трудно корову прокормить.

       - Ну да, ну да, - с сомнением в голосе подтвердил собеседник вставая. – Надо ехать. Отдохнул немного с вами. Скоро пригонят на обед стадо, надо своей кормилице пойло приготовить.

       Дед тоже поднялся, взял мешок, серп, пошел искать траву.

       «Ни какой гражданской войны не будет», - подумал дед на слова мужика, оставшись снова наедине со своими мыслями. Все же с голоду не дают умереть, и еще тешат хоть какой-то надеждой, что с приходом нового президента что-то изменится. Хотя, похоже, все меньше остается простаков, которые все еще верят в это. И, пожалуй, совсем уж мало таких, кто  верит, что революция, гражданская война могут изменить существующий на  земле порядок вещей. Октябрьская преподала убедительный урок. Сколько крови пролито, сколько народа погибло, а что в результате получили?

       Пришли на ум чьи-то слова: "Революцию делают гении руками фанатиков, плодами ее пользуются проходимцы". Правда, последняя революция, ликвидировавшая социализм, обошлась без гения. Гении рождаются крайне редко, проходимцы же плодятся как колорадские жуки, и у них просто не хватило терпения дожидаться нового гения. Они просто тихо, без лишнего шума разделили между собой народное добро, государственную собственность, и объявили себя демократами. Пришли бы к власти фашисты, они так же были бы в первых рядах, и уверяли бы с экранов телевизоров, что  в душе всегда  были националистами.   

       На подходе к селу, когда показались крайние дома, дед остановился и тщательно осмотрел себя, прощупал невидимые места и обнаружил двух клещей. Один пристроился в паху, другой – за ухом. Они не успели еще основательно присосаться, и дед без труда оторвал их.

       «Проклятые, когда вы передохните», - мысленно обругал их дед. Сколько этой сволочи на человека. Клещи, колорадские жуки, медведки. И еще, последнее время откуда-то взялись сколопендры. Ведь первые годы, когда они поселились, не видно их было, и даже не знал об их существовании. В этом году пришлось  лично познакомиться с ней на своем огороде. Часа два не проходила боль и дергалась нога. Да еще в местной газете предупреждали, что объявился в области паук каракурт. Дед был  убежден, что эти твари  водятся только  в Средней Азии, а теперь и сюда добрались. 

       Гляди, скоро здесь будут и скорпионы и фаланги, а там и кобра пожалует. Что  путное – вымирает, а эта гадость живучая – ничто ее не берет: ни морозы, ни жара, ни засуха.

       На краю села к вбитому колышку привязан теленок. Трава вокруг выщипана, вытоптана, и он  уныло стоит, сгорбившись, худенький жалкий.

       - Не видеть ему  весны.

       На ум пришла слышанная как-то по радио передача. Какой-то ученый, рассуждая о будущем человечества, предположил, что уже в ближайшие десятилетия человеку придется отказаться от животной пищи. Население  увеличится на столько, что животных нечем будет кормить. Да и человек не на много переживет  свою скотинку, уничтожив ее, которая тысячелетия кормила его. Он возомнил себя царем природы, попрал ее законы, законы жизни, и  должен быть наказан. И по  руинам его строений будут ползать лишь змеи, клещи, скорпионы.

       Вначале изведут лошадей, потом свиней, коров, коз. Миллионы лет прошло, прежде чем в природе установилось то равновесие, тот  порядок, который обеспечивает возможность выжить всем живущим на Земле. И какой идиот первый провозгласил, а другие с восторгом подхватили, что человек  венец творения и  царь природы?  Скорей – глупое дитя природы. Эгоистичное, жадное, злое, которое по своему недомыслию с увлечением рубит сук, на котором сидит,  и не видит, что обречен. Себе ладу не даст, не способен наладить свою жизнь, готовые по любому поводу вцепиться друг другу в глотки, а туда же – лезут наводить свой порядок в природе.

       А дома на дереве надрывно стонала горлинка, требуя «во-дич-ки, во-дич-ки, во-дич-ки».

       С каких пор дед, выходя на огород, избегал смотреть в сторону соседского огорода, а тут машинально повернул голову и вздрогнул. У дома лежала черная туша с задранными кверху задними ногами, и два мужика, склонившись над его утробой, что-то делали.

       «Все, отмучился, бедолага», - горестно подумал дед, поспешно отворачиваясь от печальной картины. Сосед, небольшого роста, сытенький, с брюшком, чернявый, еще не старый мужик купил своего еще жеребенком, раньше деда. И первые годы любил поговорить о своем коне с дедом через забор, хвастался его породистостью.

       Зимой он у него стоял в сарае, и когда подрос, разбил копытами каменную стенку сарая. Все теплое время года он был привязан к дереву на цепь, и от дома было слышно, как он четко бьет о землю копытами, бегая рысью круг за кругом. Протер цепью кору дерева, и оно засохло, и после этого он жарился под солнцем.

       Последний год он уже не бегал, и не было нужды его привязывать к дереву. Худой, с большой головой и тонкой шеей, с худыми, как палки, ногами. Он был привязан посреди огорода к вбитому колышку, выгрыз до корней весь бурьян вокруг.

       - Ах ты, Господи, да что это такое, - сокрушенно вздыхал дед.

       Он уже не брал с собой ни мешка, ни серпа, а просто ходил с Маратом, предоставлял ему самому искать себе дневное пропитание, и тот, оказавшись за калиткой. Сам выбирал направление маршрута. Чаще всего он прямиком убегал к свинарнику, где были привязаны рыжая высокая кобыла и другая красная с молоденькой серенькой кобылкой, ровесницей Марата
– Лавра, тракториста Николая, пока однажды они ни встретили его около своих лошадей.

       Они стояли с палками, отгоняли Марата. И когда дед, предчувствуя недоброе, подошел к ним, хозяин рыжей вежливо попросил деда не отпускать своего жеребца, поскольку у него нет намерения обгуливать свою кобылу. Николай же, не стесняясь в выражениях, грубо пригрозил деду, что ему плохо будет, если он еще увидит его жеребца возле кобылы.

       На следующий день деду пришлось стреноживать Марата и самому задавать направление. Он провел его по проулку, спустил вниз с кручи, немного провел вдоль  лимана в противоположном от свинарника направлении, и только тогда отпустил. Марат недолго сопровождал деда – убежал. Дед нашел его за балкой.

       За бугром была привязана кобыла, и Марат мирно пасся поодаль от нее, по виду, вполне довольный жизнью. Кобыла была в охоте, и Марат еще при деде удовлетворил ее желание. И еще два дня, он, уже сам, прямиком от калитки , бежал к своей новой подруге.

       На третий день дед не нашел кобылы на месте, пошел искать Марата вверх по балке, и нашел своего шкодливого воспитанника возле другой кобылы, возле которой с палкой стоял ее хозяин – маленький, щупленький, как родной брат деда, старик. Он жалобным голосом попросил деда больше не пускать жеребца, потому что для него большим несчастьем будет. Если его кобыла приведет жеребенка. Видно, он поздно вышел со своей палкой: Марат был в добром настроении, и не противясь, дал деду пристегнуть повод и увести себя от подруги.

       - Ну что мне с тобой, паршивцем, делать? – укорял Марата, в душе радуясь за него, дед. – Скоро не тебя, а меня будут встречать с палками. С тебя взятки гладки, ты смажешь пятки – и деру. А я куда убегу?

       Хоть он и был доволен, но все же, и серьезно озабочен, вспомнив печального старика с палкой, представив себя на его месте. И для него, доведись ему быть на его месте, было бы несчастьем, появление на свет нежелательного существа.

       - Тут хотя бы одного как-то прокормить. Видно, придется завязывать. Ты и так хорошо погулял – молодец. Я тебе пообещал, хотя бы один раз обеспечить женщиной, а ты гляди, как разохалился. Наверное, уже с десяток обгулял.

       И несколько дней деду удавалось его выводить на поводу, но, в конце концов, ему надоело ковылять за дедом, и он взбунтовал. Запрыгав на трех ногах, он вырвал повод из рук деда, распутался и нырнул в ближайший переулок.

       «Все, - обреченно подумал дед, - опять рванет на свинарник».

       Но он ошибся. Пройдя два двора, дед увидел своего Марата на огороде, огороженном низкой ржавой сеткой рабицей, лежащей в двух местах на земле. Посреди огорода, привязанная к вбитому в землю штырю, серая худая кобыла с безнадежно усталым видом медленно поворачивалась, загораживая стоящего на тонких ножках жеребенка от бегающего вокруг них Марата. Жеребенку было от силы несколько часов.

       Дед кое-как поймал Марата, привязал повод к ноге, и перевел через лежащую на земле сетку, пока кто-нибудь из хозяев не заметил, да не учинил скандал.

       - Ну с тобой, непременно, наживешь беды. Ну никакого соображения – одно свое знает. Разве не видишь – женщина только родила, до любви ли ей? Что с тобой делать? Хоть со двора не высовывайся – так кормить нечем.

       Но все разрешилось само собой. Сдал мясникам свою рыжую вежливый хозяин, сдал Николай свою вместе с серенькой – с подругой Марата. Сдал и серую кобылу с новорожденным жеребенком.

       - Ах ты, Боже мой, Боже мой. Бедная, оберегала свое дите от Марата. Не уберегла. И себя тоже, - несколько дней сокрушался дед.

       Задушился друг Марата, жеребец, которого постоянно привязывали под кручей. Привязали его после дождя на косогоре – он поскользнулся, съехал вниз и завис на ошейнике.

      А однажды, мимо двора проехала бортовая машина мясников, в кузове которой стоял красавец конь.

       «Отбегал», - с болью подумал дед, глядя вслед машине.

       Редко можно было увидеть теперь лошадь на улице. Свободней можно было ходить с Маратом через село, но не было легче на душе. Проходя мимо двора, он вспоминал, что вот здесь Марат напал на двух запряженных кобыл. Нет их уже. А в этом дворе держали мерина – осталась только телега. А здесь Марат лягнул его, когда мимо проезжал парой мужик.

       В августе прошел хороший дождь, в лесополосе зазеленела трава, и дед целыми днями пас его до поздней осени. Дни стали короткими, и дед, лишь когда наступали вечерние сумерки, шел домой, и Марат послушно следовал за ним.

       Но раз он неожиданно свернул и галопом убежал на свинарник, и деду пришлось идти за ним. Уже было темно, когда он подошел и увидел Марата, стоящего у бетонного забора и смотрел через него туда, где когда-то паслись лошади. Может сохранился запах их, и он терпеливо ждал, что вот-вот они появятся.

       - Пошли, Малышонок, домой, - жалостливо проговорил дед, - нет тут больше никого.
Марат повернул голову, мельком глянул на деда, и снова отвернулся. Дед постоял немного, и ему пришла в голову мысль, испытать своего воспитанника. Что если уйти, неужели не забеспокоится, не побежит искать его?

       Неуверенно ступая в темноте, он прошел через пустырь до асфальта, и встал у столба, на котором горел фонарь, так, чтоб Марат мог издали его увидеть. Он долго стоял, вглядываясь в темноту, прислушиваясь, ожидая, что вот-вот раздастся частый топот копыт.
Дул северный пронизывающий ветер. Дед, сжавшись под своим осенним пальтишком, уговаривал себя:

       - Ну еще с пол часа потерпеть, и тогда уж пойду. Ну еще минут пятнадцать.

       Наконец, он не выдержал, и, спотыкаясь, чуть не ощупью, побрел обратно.

       Марат стоял на прежнем месте, глядя через забор в темноту.

       - Пошли, мой мальчик, домой. Нет тут никого, нет тут твоих подружек, нет тут твоей Лаврочки.

       Он потянул за повод, и Марат покорно повернулся и последовал за ним.

       Хорошо, он не знает о существовании смерти. Господь не дал им разума из милосердия, скрыл эту великую тайну от них. Должно быть, он верит, что они живы и где-то здесь, и он  их рано или поздно встретит.

       Перед глазами деда все стояла рыжая кобыла, и Лавра, и серая кобыла, устало загораживающая своего детеныша, и рыжий красавец в кузове машины мясников.

       Душа плакала от великой печали, и слезы текли по щекам.


       Продолжение следует...

       10.03.2013 выходит 20 глава: "Вразумление Божье".