Вернуться домой - Мамочка, золотая!

 Поздним зимним вечером ворвалась в наш дом тётя Маша — мать однокурсницы Гали Б. Одета в тряпьё, вся в слезах, с безумным взглядом.
— Галька что-то с собой сделала!
Я не сразу оценила её панику — знала закидоны этой самой Гали. Тётя Маша протянула мне грязное и мокрое от слёз письмо. Только начала читать — сразу же ощутила свою виноватость.
«Мамочка, родная, золотая! Я гадкая, плохая. Я не имею права жить…»
Быстро оделась. То бежала, то останавливалась, поторапливая тётю Машу. Вокруг её дома много пристроек. Входя в каждое помещение, я боялась увидеть что-то сверхужасное. Пересмотрели всё, кроме чердака. Прошу тётю Машу пригласить соседей-мужчин - сама боюсь подниматься по крутой лестнице на чердак. Приходит угрюмый мужик в нахлобученной на голову шапке – ушанке, распахнутой рабочей фуфайке и в огромных валенках. Он подходит к лестнице вместе с нами, неторопливо переступает с перекладины на перекладину, открывает чердачную дверцу; подошвы валенок грустно выглядывают из темноты. Тётка Маша воет. Я жду, когда появиться в полный рост вся моя вина. Сосед вытаскивает Галину,  несёт в дом… Она лежит на полу: чёрные борозды слёз, слышно - дышит,  глаза закрыты. Сосед хладнокровно описывает увиденную на чердаке картину: «Сидела, голова в петле из платка».
Я бегу в шахтоуправление вызывать машину скорой помощи. Жду приезда машины «Скорая помощь» у калитки. Галину увозят в больницу.
Галя очень любила читать детективы. Читала их запоем. В общении и на уроках в школе была многословной и без комплексов. Зря я её сагитировала продолжить обучение  в только что открытом Техникуме механизации учета и вычислительных работ (ныне МЭСИ). Мы учились в разных группах. На втором курсе её уличили в воровстве, вернее сказать, схватили за руку. О раскрытии её многочисленных неблаговидных поступков сообщила мне её старшая руководитель.  Мне стыдно было слушать, словно не её, а меня уличили.
Галя  перестала посещать занятия. Мне поручили выяснить – почему. Я нашла её дома, сидящей за чтением очередного детектива. Я буквально взорвалась: «Гадина! Морду бы тебе набить, только руки не хочется марать…».  Страстно обличая её, я словно торопилась отмыться от прилипшей ко мне грязи.
Что я за это имела? Спектакль самоубийства, актёрски сыгранного Галиной, мною тяжело пережитого. Что имела её мать? Живую дочь. Эта дочь, позабавившись нашим самобичеванием, поставила условия своей золотой маме:  не требовать вернуться к учёбе, не препятствовать замужеству, не требовать устройства на работу, покупать все желаемые наряды, словом, на многие годы «села золотой маме на  шею и свесила ноги».