Рюкзак

   Наконец-то начался опеночный сезон. После совершенно пустого лета, когда не было даже свинушек, даже сыроежек и мухоморов, вдруг стремительно выскочили осенние опята. Я заметил это накануне, собирая обильную, никем еще не тронутую малину.
Старательно прошел всего две или три аллеи – и ведро было полно. А кое-где на пнях по аллеям, реже на валежинах между ними уже красовались свежие, мелкие, нежные грибочки.
Аллеями я для себя называю узкие параллельные просеки, между которыми остается нетронутый лес. Теперь у нас почему-то не рубят лес квадратами, сплошь, как прежде. Вероятно, из экономии, чтобы не сажать ели на вырубленных площадях (лиственные между елками вырастали сами, да их еще и вырубали, как сорняки, мешающие молодым елочкам). Теперь ничего не сажают: считается, что узкие просеки зарастут естественным образом за счет несрубленных деревьев между ними.
   Вчера я оставил ведро под приметной осиной на первой аллее (так я обозначил ее мысленно, хотя потом обнаружилась и нулевая, и даже минус вторая), собирал ягоду в маленькое ведерко, подвешенное на шею, чтобы свободными оставались руки, ведерко периодически опорожнял, возвращаясь к заветному местечку.
Сегодня положил свой изрядно потрепанный  рюкзак на то же место под привычной уже осиной и с ведром пошел по пенькам. Обобрал места, замеченные еще вчера на второй аллее, отправился дальше. Между второй и третьей аллеями ведро наполнилось, я принес свой рюкзак, пересыпал грибы, рюкзак повесил на наклонный стволик упавшей ольхи – и продолжал «охоту». Уже заметно пригревало, я снял свитер и положил в рюкзак, а штормовку надел прямо на рубаху.
   Неподалеку заметил любопытную буреломину: огромная ель переломилась не у самого корня, как обычно, а метрах в трех от земли, рухнула вершиной, примяв лесную мелюзгу, а комель повис на прочной щепке на высоком пне. Так она и лежала, могучая лесная красавица. Скорее, не лежала, а стояла «раком», уже без хвои, но с пушистыми тонкими веточками на всех сучьях. Я продвигался вдоль аллеи, срезая грибы –  и любовался этим феноменом.
Но вот и он остался за деревьями, а на небольшом, но урожайном пенечке наполнилось мое второе ведро, а рядом стояла чуть наклоненная сухая осинка, весь ствол которой от зем-ли до высоты куда больше моего роста был сплошь покрыт молодыми желтовато-бурыми сочными опятами. Но срезать-то их некуда!
   Оставил полное ведро, вернулся ко второму схрону за рюкзаком. Предварительно (обязательное правило!) хорошенько «заприметил» место. Прямо напротив, на краю аллеи – большая видная береза. Ее почему-то лесорубы пощадили. Чуть дальше – кучка срубленных березовых сучьев. Впереди, в начале аллеи – еще одна, большая куча, белокорые сучья видны издалека. Между прочим, правее обнаружился солидный выводок свинушек - их я в этом сезоне еще не встречал. Грибы рассыпались по одному среди светлого мелколесья на довольно большой площади. Я это отметил между прочим, поскольку свинушки резать не собирался, раз есть опята.
   Быстро принес рюкзак, опорожнил ведро, вырезал длинную палку с рогатиной на конце, и этой рогатиной очистил благодатную осину – осталось только собрать грибочки с земли. Потом обрезал и остальные пеньки в этом месте.
Решил посмотреть, что же в лесу. Аллея кончилась, я походил между деревьями, почти безуспешно. Лесом прошел в обратную сторону. Проверил нулевую аллею, минус первую. Пора освобождать ведро. Направился к последнему схрону с рюкзаком. На какой он аллее – на третьей? Четвертой? Подался ближе к опушке, без труда нашел выводок  свинушек – тот самый. Теперь взять чуть левее – и будут белые сучья.
Но их не было. Прошел по краю аллеи до конца. И второй, меньшей кучки не было. Не было большой березы на аллее. Более того – нигде в округе не было огромной ели, стоящей вершиной вниз.
Это меня озадачило. Вернулся ко второму схрону, где недавно на наклонной ольхе  висел мой рюкзак. Все на месте. Снова прошел к «свинарнику». Свинушки росли по-прежнему, но ни одной из хорошо запомнившихся примет не было.
Прошел еще одну аллею, и еще одну – ничего похожего. Дальше шла дорога, которую я не переходил никогда.
   Стало грустно. Конечно, рюкзак я потерял в лесу не впервой. Случалось такое и раньше. Но, побродив немного, иногда возвратившись к началу маршрута, я, рано или поздно, все же выходил на хорошо «запримеченное» место – даже где-нибудь далеко, в глухом лесу. А здесь – почти что дома, на одной из очень знакомых аллей, чуть ли не в парке!
Нарастало раздражение. Я ходил вдоль аллей – от самой первой, почти от Слободского поля – до последней, до дороги. В который раз обшаривал их, буквально ощупывая каждое дерево. Вот первый схрон, на первой аллее – остались даже ветки папоротника, которыми вчера прикрывал ведро с малиной. Вот второй схрон. Все как было. Все хорошо запомнившиеся места узнавал, как мебель в своей квартире. Не было только третьего схрона, да и вся окружающая его обстановка куда-то пропала.
   Уже машинально ходил, и ходил, и ходил, прочесывая в который раз каждую аллею. Вот кабанья «купальня» - большая лужа в лесу, даже сейчас непрозрачная от взбаламученной когда-то глины. Вот «чесалка» около нее: ствол ели, о который кабаны трутся после купания. Вот за этим  высоким обломком ели – мой первый схрон. Вот и осина – та самая. Вот непроходимые заросли крапивы в рост человека перед выходом на поляну. Все хожено-перехожено, нет только той аллеи с белыми сучьями.
Есть хочется. А бутерброды – в рюкзаке. Там же и полиэтиленовая фляжка с водой. А идти домой стыдно. Такого со мной еще не случалось.
В семь вечера позвонил жене, предупредил, что немного задержусь. И опять ходил – уже без всякого смысла, чисто механически.
   Домой вернулся в сумерках – с одним ведром, правда, полным. Не хотелось ни о чем рассказывать, ни на что жаловаться. Да все и так понятно.
   Спал плохо. Чуть рассвело – оделся и пошел продолжать поиски. Моросил дождь. Сапоги сразу же наполнились водой, стекающей по мокрой одежде. К аллеям подходил, уже не имея ни одной сухой ниточки. И никаких новых идей по стратегии поиска. А снова прочесывать те же места – бессмысленно. Но ходил!
   Дома меня ждала весело топившаяся печка и горячий завтрак (или уже – обед?). Мокрая одежда развешана над раскаленной плитой. Слава Богу, никаких расспросов. О чем спрашивать? И так все ясно. Только до предела уязвленное самолюбие повело меня на эту безрассудную авантюру.
   Отходил долго – недели две-три. Занимался обычными хозяйственными делами, ездил в город на дежурство. Набрал еще грибов – в другом лесу. В то злополучное место больше пойти не мог. А в душе – черная ночь!
В ближайший мой отъезд знакомая женщина рассказала моей жене, что, собирая грибы в лесу, наткнулись они с попутчиками на забытый кем-то рюкзак. Грибы в нем протухли, бутерброды – тоже. Их выкинули, свитер оставили в рюкзаке. Жена имела неосторожность признаться, что рюкзак – мой. Это, вероятно, решило его дальнейшую судьбу. Ну и слава богу, хоть кому-то пригодился!
   А осень была длинная. И пришла вторая волна  опят. Хотя у нас заготовлено было немало – в морозильнике целый ящик забит пакетами с отварными грибами – мы решили еще и посолить. Опять отправился я на любимый промысел – конечно, в другое место. Везло не очень. Шел без определенного маршрута, смотря и вдаль, и себе под ноги, осматривал и пни, и сухие деревья, и валежины.
    И вдруг почти наступил… на свою флягу. Что узнавать – другой такой ни у кого нет. Ей уже, вероятно, лет тридцать. Или сорок. Я всегда брал ее с собой, уходя в лес далеко и надолго. В последние годы пользовался редко, потому что, живя в лесу, далеко и надолго не уходил.
Фляга была полна воды. Видимо, тот, кто нашел рюкзак, ходил с ним по лесу, ходил, а потом решил выкинуть флягу: некрасивая она, полиэтилен от времени и от чая потемнел. И вес лишний в рюкзаке.
А я вот наткнулся! Ну, какая вероятность случайной встречи? Практически, нулевая. Да я давно уже потихоньку уполз из стана убежденных материалистов. Ничего случайного в этой истории нет. И аллея с рюкзаком исчезла не случайно. И фляжка моя не случайно бросилась мне под ноги в другом  лесу.
   С этими грустными размышлениями я вылил очень несвежую воду, запихнул фляжку в карман и, наконец, огляделся. Да нет, никуда он ее не унес – тот, кто нашел рюкзак. А выкинул тут же. Вот она, слегка наклонная осинка, с которой я палкой соскабливал грибы. И палка – вот она, стоит, прислоненная к кусту орешника. А неподалеку – кучка березовых сучьев. В начале аллеи – еще одна, большая. А между ними – ну, наконец-то! – ель, стоящая «раком». И большая береза напротив. Все приметы совпали. Ничего я не забыл! Вот только кто же оттащил эту аллею черт-те куда?
   А все-таки здоровый я мужик: ни обморока, ни кондрашки!  Даже на ногах устоял. И дальше пошел. Захотелось  мне уточнить, где же теперь эта злополучная аллея располагается?
   Отправился вдоль. Мимо торчащей неприлично ели. Мимо березовых сучьев. Прошел через обязательную в начале любой аллеи чащобу с высоченной крапивой. И вышел… на дорогу! Все аллеи, по которым я ходил тогда, выходили на большую поляну, изрезанную некогда колеями от колес лесовозов и заросшую потом мощной полуболотной травой. Справа поляна открывалась в Слободское поле, а впереди за ней начинался тот лес, по которому я сегодня бродил. А эта аллея выходила на дорогу. Широкую лесовозную дорогу, тоже изрытую старыми колеями и заросшую полуболотной травой. Если пойти по этой дороге на юг, то попадешь на ту самую поляну. Но прежде чем устремиться в этом направлении,  я решил «заприметить» вход во вновь найденную аллею. Если смотреть от дороги, то справа от нее стоят две большие ели, а слева – солидная, старая, но еще не засыхающая осина. А между ними – совершенно непрозрачные заросли мелколесья и крапивы. Но я-то знал, что за ними скрывается!
    И вот, разглядывая и запоминая эти крупные деревья справа и слева от невидимой аллеи, я на мгновение заметил чуть шевельнувшуюся в самой глубине сознания тень неясного воспоминания. Будто я уже когда-то видел те самые деревья и даже старался запомнить. Тень мелькнула – и тут же исчезла. Решил, что  это – обыкновенное «дежавю» - и пошел к поляне, через нее – в поле, выйдя на  «грибную» тропу – к оврагу, потом – через ручей и, наконец, к пролому в кооперативном заборе. И вот я уже приближаюсь к дому.
Опять засаднила начавшая уже заживать рана. Ну, зачем «он» так долго шутит со мной? Пора уже забыть обо всем случившемся: я и так наказан по полной программе. Только вот за что наказан? И к чему напоминать снова об этом позоре? И как это делается? Сначала все место исчезает без следа. Потом, много времени спустя, появляется – но совсем в другом лесу… Эх, марксисты-материалисты, вам бы эту задачку! Интересно, как  бы вы все это объяснили?  Вы ведь умеете все объяснять с точки зрения физики – и НЛО, и полтергейсты всякие…
   Эпилог
Как-то зимой на одном из каналов телевидения  прошел документальный фильм об участившихся в последние годы случаях странной амнезии. Когда человек  вдруг обнаруживает себя где-нибудь на вокзале или в метро, или просто  на улице и понятия не имеет, кто он, откуда родом и как здесь очутился. Все помнит: в какой руке держать ложку и даже авторучку, как пользоваться туалетом и лифтом. Свободно владеет родным языком  и письмом, зачастую сохраняет профессиональные навыки – но совершенно не помнит своего имени, своих близких и знакомых (не узнает даже при встрече, если таковая случится), свой адрес. Вообще, выпадают из памяти все автобиографические данные. Что с ними произошло? Никто не знает. Высказывалось предположение, что это – жертвы  экспериментов по контролю за сознанием и даже что проводят их некие военные, найти которых, конечно, не удалось. А может быть, это – проявление новой, неизвестной пока  болезни?  И такие избирательные провалы памяти происходят сами собой?
   И тут у меня мелькнула нахальная мысль: а может быть, и со мной случилось нечто подобное? Возможно, никуда и не уносилась эта злополучная просека? Просто я, выискивая грибное место, вышел на дорогу, вполне сознательно прошел на север, свернул в одну из отдаленных аллей. Потом, возвращаясь за рюкзаком, снова проделал этот путь туда и обратно, без труда  вернувшись к полному ведру и к осинке, заросшей опятами чуть ли не до вершины. А затем эта информация исчезла из памяти. Сохранились вид и все приметы самой аллеи, где остался рюкзак, и всех предыдущих аллей, где оставлял его прежде. Выпало только крошечное связующее звено с заросшей лесной дорогой. Причем, выпало настолько прочно, что и теперь, спустя полгода, я ничего об этом не помню. Даже тогда, снова открыв это место, я ходил, смотрел по сторонам – и никаких намеков не шевельнулось в заблокированной памяти. Вот только одна долесекундная вспышка «дежавю», когда оглянулся с дороги на вход в таинственную просеку. Но эта исчезнувшая  информация каким-то образом  воздействовала на подсознание. Именно она  вывела меня  с противоположной стороны на то место, завела на нужную аллею и буквально ткнула носом в собственную фляжку, совсем неприметно лежавшую на земле. А мне казалось, что я произвольно брожу по лесу, выискивая грибы!
   Ну, вот и победил во мне грубый материалист, каковым меня воспитывали всю жизнь. Вот и объяснил все «чудеса» почти без мистики и чертовщины. Почти, потому что остались такие же неразрешимые вопросы: кто, зачем и каким образом проделал эту точечную блокировку памяти? И убрал не биографические данные, как обычно, а географические, причем на очень узком, ограниченном участке. Я не заблудился, не забыл дорогу домой, не потерял ориентировку в лесу, в том числе на потерянной аллее – забыл лишь, как ее найти. Почему?

2008г.
 
-