Самый главный великан

                100-летию Сергея Михалкова

     Так уж повелось в нашем мире, лишь когда покидает
его, казалось бы, всем и во всем известная Личность, как
сразу в полный рост начинают проступать и вся её неиз-
вестная еще высота, теплота, полнота и невосполнимость
потери.
     Сергей Михалков! – «Дядя Степа», «самый главный
великан»  - эти эпитеты теперь неплохо оттеняют и его
самого в той среде, где, собственно, он и был главным по
должности. И вот теперь мы, открывая такие уж не новые
сборники творений его, открываем и его заново.
     Скажем, басни. Как много их! Похоже – не меньше,
чем у тех известных в мире баснописцев, коих и было-то
всего три-четыре. И похоже – многие не хуже ничем, не
ниже.
     К примеру, Ворона, сетующая, что-де «и голосом силь-
ней, и всем понятней я, - и столько раз Сова меня хвалила,
а юбилей – поди ж ты – Соловья!» («Соловей и Ворона» -
какая прелесть!)
     Или же: «Осел в обойме», пожизненно обреченный ис-
ключительно на  «руководящий пост». Или: «Лев и ярлык»,
с ослиным в конце: «И-аа!», закрепляющим то, что «силь-
нее Льва»…
     Перечислять далее не позволяет количество, хотя мно-
гим казалось – это тогда – что у Михалкова их всего-то
несколько, и лишь тех, что озвучивали обычно по радио.
И что все больше – «по шерсти». А  оказалось – «против»
- и повесомей, и побольше.
     И в полном созвучии с образом своего главного героя
наш автор как бы начисто лишен этих – еще с библейских
времен присущих роду пиитов - «достоинств»: боязливо-
сти и зависливости, на что с тех же пор и той же «премуд-
ростью» завещано во веки веков не жалеть дров.
     С первой из них он разбирается уже в одной из самых
первых своих басен, в «Рождении оды»:
                От баснописца не добьешься толка,
                Когда он лезет в лес, а сам боится волка!
     И понятно, что «лезть в лес» тот, в сатирики, в насмеш-
ники при Сталине – это чего-то  да стоит!
     Второму из «достоинств» сполна отпущено в басне
«Сатана и его дочери»:
                Ты, третья дочь, уходишь в дом к поэту,
                Ты будешь «Завистью» навеки с этих пор,
                Других имен вам, трем замужним, нету, -
                Так прозвучал отцовский приговор.
     Басня появилась во времена еще «шестидесятников».
С тех пор  - и в тех кругах – не удавалось обнаружить
(насколько известно пишущему сие), кроме С. Михалкова,
пиита, способного, скажем, подобно Державину, Пушкину,
серьезно поддержать кого-то и на том самом уровне прихо-
дящего из молодых.
     И, наконец,  нигде и никак не отмечен, словно и незаме-
чен этот пушкински легкий, отприродный, нарочито до
конца как бы не используемый, но порой сплошь полный
музыкальности стих. Краткий, в шесть строк «Фрукт»
красочно показывает то: «Хвалился Фрукт, что он-де спел
 и сладок. – Да оказался гнил и гадок – и с тем попал в по- 
 мойное ведро…- Порой за кожурой не разглядеть нутро!»               
     Да ведь здесь нет ни одного «не в рифму» слова! «Хва-
лился». Слог «хвал»  созвучен с «оказал» и «попал». «Лил»
с «гнил». «Он-де» с «тем» и с «де» в «разглядеть». «Помой»-
- «порой» - «кожурой» - понятны.
     Подобной музыкальностью богаты и его детские стихи.
     Кстати, есть мнение, что к Детству, к  нашему  «светлому
будущему» прирожденные сатирики обращаются лишь от
слишком мрачного настоящего.
     Тому Будущему предстоит еще по достоинству оценить
наследие этого большого Поэта и Гражданина.