Герою

Я часто обсуждаю с тишиной ночной,
ну почему же так покорен наш Герой.
А гордость проявляется и сила, стать,
едва к границам подойдёт чужая рать.

Тогда он собирает всё в один   кулак,
И этим кулаком любой громится враг.

Но в мирной жизни слишком осторожны.
Честнее и прямее, даже,  можно-
Поставить рядышком   раба из прошлых лет,
Пожалуй, равного средь них, по рабству, нет.

Поднаторели мы в историю плевках,
И нет стеснения и робости в словах.
Там, власть имущие, давно усопли,
Что им  теперь - и мы, и наши вопли.

Так ловко и удобно приспособились,
Вождь дышит  слабенько,  мы - обособились.

Ату, его, тирана и  диктатора,
Вверяем мы себя во власть новатора.
И снова дружно  рукоплещем залами,
И от любви, привычно, лица алые.

Привычно внемлем,  чуть дыша…
А он вразвалку, не спеша,
Вновь превращается в диктатора.
В нём не узнать уже новатора.

Заклятие тридцатых – вождь на съезде,
Сказал: «Не с нами кто…» - страна… в отъезде?

Нелепо рассуждаем и убого -
Он репрессировал. Нам так удобно.
Последнего я жду, чтоб кто-нибудь сказал -
Оружие  расстрелов Сталин заряжал.

А, если, честно заявить нам, наконец,
Он не кричал из наших ртов – родной. Отец.

Свободой, от тирана, пьяные,
Несём сегодня  покаяние.

Выходит  странным  покаяние,
Не за себя,   за -   Окаянного.

Что, если  нам признаться честно,
Здесь всё другое неуместно,

Наверное, мы -  почва  тароватая,
С любого семени взрастим  диктатора.

О Сталине, я, впрочем, так лишь, к слову.
Лояльны мы к правителю любому.               
И ужасы тридцать седьмого года,
И…до, и после будут. У народа.

Когда-нибудь затихнет  отголосок,
И мы дадим ответ  на  два вопроса.
Когда же, наконец,  любой правитель,
Покинет статус  данный - небожитель?

Ну, а Герой, давя в себе раба,
 Избавится от рабства навсегда.