Глава 4. Аксиома коэффициентарности бытия

Часть 1.
1. Вступление, а также введение понятия коэффициентарности
2. Суть аксиомы
3. Где заметна коэффициентарность
4. Заключение

Часть 2. Дополнительная интерпретация.


Часть 1.
1.Вступление, а также введение понятия коэффициентарности.

Все мы прекрасно знаем, что всё имеет начало и имеет конец. Всё. Даже существование нашей планеты. Нам сложно судить о ее начале и конце, потому что историки разных времен не наблюдали их. Возникновение Советского Союза наблюдали, ровно как и его развал. Наблюдали Троянскую войну – знали, когда она началась и знали, когда закончилась. Ученые предсказывают конец существования нашей планеты через 4-5 миллиардов лет в силу не зависящих от нее причин, но все эти астрономические подсчеты, как вычисление плотности черных дыр, массы Солнца при уверенности ученых в своих подсчетах кажутся мне весьма сомнительными и даже далекими от реальности. Во-первых, ну что нам толку от того, что мы узнаем, скажем, массу Солнца? Поохаем, поахаем, поудивляемся, пообсуждаем и разойдемся. А эффекта ноль, или практически ноль. Во-вторых, ученые так уверены, из чего состоит Солнце, а сами даже не подлетали к нему близко, а лишь наблюдали с Земли. Может, они и допускают, что в составе Солнца упустили какие-то тяжелые, возможно, даже неизвестные элементы. За счет них предполагаемая масса как раз окажется не совпадающей с ранее рассчитанной учеными. Мне это напоминает ситуацию, когда любители посмотреть спорт с телеэкрана или вживую комментируют действия спортсменов или судей, считая, что те что-то сделали неправильно, «а вот надо было вот так». И эти любители поговорить могут даже не догадываться, что в той ситуации решение, принятое спортсменом или судьей, наверняка было единственно правильным.
Все это непременно так, но все же стоит сказать, почему я с первого абзаца не начал рассуждать о коэффициентах, а начал говорить о несколько других вещах. Дело в том, что описанные ситуации являются лишь частью суммарного коээфициента бытия, суть которого заключается в неизменной константе самого себя. Коэффициент бытия равен единице, коээфициент небытия же равен нулю, но никак не минус единице, ибо мы не можем судить о небытии, пребывая в бытии, а потому мы должны рассуждать максимально реалистично и не вводить в свои рассуждения мысли о том, чего мы сами не знаем.
Чего уж тут говорить, а человек – большой любитель таких блужданий. По кругу или в центр направленной спирали, зависит от того, к чему он в итоге придет. Тем не менее одни лишь рассуждения человека о чем-либо не вносят в коэффициент бытия никаких изменений, то есть никак не преобразуют его. А вот реализация этих мыслей или, скажем, расчетов на практике уже является преобразователем окружающей всех нас материи и даже нас самих. Иными словами, преобразователем бытия. Во взглядах некоторых философов может в том или ином варианте существовать мнение, что можно подразделить бытие на бытие-внутри-тела и на бытие-вне-тела. Безусловно, такая точка зрения имеет место быть, но только в том случае, когда мы рассматриваем бытие со стартовой позиции личности с ярко выраженным индивидуалистическим во всем смыслах этого слова характером. То есть в этом случае мы как бы основываем крепость, куда можем отступить в случае неудавшегося военного похода на бытие, а именно отсутствия какой бы то ни было однозначной позиции по нему – едино ли оно, в чем его суть и все прочее. Если обобщить, с этой позиции мы рассматриваем бытие-вне-тела как все, что находится вне нас а бытие- внутри-тела как всю сложность наших телесных и духовных составляющих во всех их хитросплетениях.
Слабость этой позиции заключается в том, что она не предполагает наличие второго лица, то есть человека, который может поддержать или опровергнуть рассуждающего. Это второе лицо для рассуждающего, очевидно, является частью бытия-вне-тела, то есть долей его коэффициента, которая стремится к нулю.  А стремится оно к нулю – само или произвольно, другой вопрос - ввиду скорого перехода жизни, пульсирующей внутри его тела,  в небытие. Все это очень относительно, поскольку мы до сих пор не можем дать однозначный ответ или просто не знаем, что такое жизнь. Можно здесь на замену слову «жизнь» употребить слово «душа», но эффект будет ровно тот же. Тело же его, этого второго лица, в том или ином виде – разложившееся или сожженное в печи крематория - всегда остается в бытии, в частности на нашей планете. Если мы судим с позиции второго лица, то для него фрагментом бытия-вне-тела является именно рассуждающий.
Таким образом, в лагере третьих лиц, то есть реальных людей, никак не причастных к данной ситуации и рассматривающих ее в своих умах, возникает недопонимание: так кто же здесь из этих двух прав? А вот возникает ли? Все-таки это было бы в крайнем случае. Так бы они сказали, что оба одинаково неправы – и рассуждающий, и второе лицо. Можно говорить в каком-то смысле даже о противоречии позиций этих двух людей. Но мы их помирим и где-то, может, даже обидим. Бытие едино и неделимо, и нельзя его подразделять на какие-то бытия внутри и вне тела. Вот поэтому выше описанная точка зрения по поводу бытия для меня абсолютно неприемлема. Безусловно, она очень удобна, когда речь заходит о каких-то других более частных вещах. Но ни в коем случае нельзя считать, что эта точка зрения универсальна для любого случая.
Возможно, именно поэтому говорят, что наша планета – огромная свалка мусора. В случае с умершими этот мусор, или хлам-в-бытии, является обезжизненными, обездушенными фрагментами бытия, которые никому оказываются не нужны, и их аннигиляция невозможна никаким способом. Оттого, я полагаю, и возрастает с течением истории всеобщий в захламленных разного рода знаниями человеческих головах. Этот всеобщий стресс не просто витает в воздухе, а еще и передается по наследству, как мне думается. А отчего, как вы думаете, каждое следующее поколение, как выяснили ученые, умнее предыдущего в среднем на два процента? Именно из-за всеобщего стресса, спровоцированного хламом-в-бытии. Почему нам подчас тяжело вспоминать о погибших близких или просто известных людях? Из-за всеобщего стресса. А еще из-за памяти. Как связаны между собой всеобщий стресс и память, мне судить трудно.
Вернемся, однако, к коэффициентам. Вот, предположим, умер человек, составлявший своим существом ничтожную долю коэффициента бытия – а что с ней дальше происходит? Ответ на этот вопрос только один. Так как коэффициент бытия, равный единице, есть константа, то эта доля автоматически перераспределяется в еще более ничтожном количестве среди остальных фрагментов бытия, назовем их так. Необходимо заметить, что фрагментами бытия являются как одушевленные, так и неодушевленные предметы, если спуститься до терминологии начальной школы, поскольку так проще. Хлам-в-бытии связан именно с жизнью, с душой, поэтому неодушевленные предметы хламом-в-бытии не являются.
На самом деле, момент перераспределения коэффициента бытия проследить невозможно, поскольку он незрим. Можно лишь предположить, что после смерти одного из фрагментов на какие-то доли секунды в бытии наступает нестабильность. Именно в это время происходит перераспределение коэффициента бытия. По какому принципу это происходит и кто или что увеличивает свою коэффициентарность, я даже говорить не буду, ибо не смогу ничего сказать. Эта область невидима и табуирована для человеческого разума во веки веков. Один лишь Бог, если такой ВДРУГ есть, что-то об этом слышал или же отлично знает эту систему - систему перераспределения коэффициента бытия среди оставшихся в живых его фрагментов и увеличения или уменьшения их коэффициентарности. Каждый Божий день, в каждую долю секунду в мире умирает какое-то живое существо, оттого бытие нестабильно. И, между прочим, оно кажется таковым большинству из нас – и это большинство оказывается право, ибо так заложено природой (любители сверхъестественного могут поправить меня, что так заложено Богом, но суть от этого не изменится – все равно ни одно живое существо не закладывало нестабильность бытия). Скорее всего именно потому в основе мировоззрения большинства людей лежит суждение, что жизнь непредсказуема и не поддается никаким подсчетам. Здесь необычайно ценен вклад Ф.М. Достоевского, вспомните его роман «Преступление и наказание». Описывая действия Раскольникова перед убийством старухи-процентщицы, писатель огромное количество раз употребляет слово «вдруг» - даже и не вспомню, сколько.
 Если уж и рассуждать, что такое жизнь, можно ей дать вот такую краткую характеристику: life is a hustle. И эта позиция для меня принципиальна. В целом, жизнь системна, но в то же время переменчива, не просчитываема, опасна, непредсказуема. Заглянем в один из иностранных словарей, что убедиться, что сказанное мной в предыдущем предложении, в принципе, соответствует действительности. Я рассматривал только существительные – глаголы дублируют суть.
1) толкотня, толкучка, давка
2) спешка, суета, сутолока
3) напористые, энергичные действия; бешеная энергия
Даже слову hustle нет однозначного перевода, и это значимый момент - в целом же, суть перевода понятна. Без вникания в отдельно взятый пример для объяснения этого слова мы в большинстве случаев не сможем полностью объяснить, что это такое. Даже поклонники хип-хоп культуры, для которых это слово все же имеет определенный вес (возможно, и по причине моды), при этом слове начинают «хастлить», объясняя нам с позиции своего собственного понимания его суть, а именно осыпают нас ярко или не очень эмоционально окрашенной речью с хоть каким-то логическим смыслом. В этот самый момент объяснения ими слова hustle на их лицах можно прочитать мысль вроде «я, в общем, знаю, что это, объясню, как смогу». Я уже отмечал, что сих пор человечество не может окончательно для себя решить, что такое жизнь, которая есть hustle (см. абзац с упоминанием Достоевского), да и не решит никогда, ну и правильно – это не нужно и никакого проку от этой однозначной трактовки не будет, а скорее наоборот.
А вообще, без нас бытие было бы вовсе не таким. И плевать, как его видят другие. Мы в состоянии видеть бытие только со своей позиции, для чего-то больше наш индивидуалистический по своей природе разум неспособен. Коэффициентарность каждого из нас ничтожна, но все мы ее носители в приблизительно равном количестве. Тут на повестке дня оказался бы вопрос индивидуализма как явления социальной жизни каждого из людей, но я мысленно говорю себе «стоп», так как позже остановиться будет сложно. Мы как капли воды в Мировом океане или, есть взять шире, на планете. Не было бы меня или кого-то еще, вода бы осталась точно такой же и ничего бы в бытии ровным счетом не изменилось. Но именно благодаря всем нам – мне, ему, тебе и всем остальным – бытие именно такое и так уникально. Так давайте же гордиться этим! Давайте настаивать на своей уникальности (иначе погибнем как личности)! Без каждого из нас бытие имеет риск стать серым, однообразным и скучным – отчасти потому, что мы больше не являемся его живыми фрагментами и нам совершенно наплевать, что в нем происходит и «как там все» кто-то, интересный только нам. Может, и не наплевать, но мы на бытие после смерти никак повлиять не сможем, потому все наши эмоции ни к чему не ведут, и их суть, их бесконечность, стремится к нулю. Точно так же с болтуном – наговорит, наврет с три короба, а путного ничего не предложит, и вся бесконечность его почти бессмысленной болтовни тоже стремится к нулю. Как, кстати, и смысл… Не совершайте, дети, суицид, что называется.
Настало время наконец дать определение коээфициентарности бытия. Итак: коэффициентарность бытия – это наличие у бытия постоянного единичного коэффициента, который составляет несчетное количество фрагментов бытия, всех без исключения носящих его ничтожное количественное значение. Отсюда вытекает определение «коэффициентарность фрагмента бытия»: это непременное наличие во фрагменте определенного количественного значения, являющегося частицей коэффициента бытия, равного единице. На поверхности лежит аксиома коэффициентарности бытия, но ее формулировке и комментарию по ней я отвожу следующую главу этого сочинения.

2. Суть аксиомы.

Я не стал выводить аксиому в той главе и предпочел сделать это здесь. Отчасти от того, чтобы упростить навигацию по статье и ее непосредственное восприятие. С таким объемом статьи это может показаться не нужным, но для меня это принципиальный момент.
В чем же, собственно, сама аксиома, ядро статьи? Она, по сути своей, содержится в двух определениях из первой главы. Если же несколько повториться, но повториться кратко, то аксиома будет выглядеть так: «Каждый фрагмент бытия или совокупности сходных фрагментов бытия имеет свою коэффициентарность, уменьшающуюся ввиду увеличения и увеличивающуюся ввиду уменьшения количества фрагментов бытия или совокупности сходных фрагментов бытия». Таким образом, я начинаю разговор о такой вещи, как совокупность сходных фрагментов бытия. Что это такое, я думаю, объяснять не надо. Она также имеет свой коэффициент, равный единице, а фрагменты, составляющие эту совокупность, имеют большее значение коэффициентарности, чем когда они являются просто фрагментами бытия.
Раз уж я столь часто употребляю в тексте термин «фрагмент бытия», то для отметания лишних вопросов надо окончательно пояснить, что это такое. Фрагмент бытия – это любой одушевленный или неодушевленный, а также материальный или нематериальный отдельно взятый предмет из бытия. Можно даже сказать, что фрагменты бытия – это все, что материально или нематериально существует в мире, включая нас самих. Сразу внесу важное уточнение: душа или жизнь фрагментами бытия не являются. Об этом, если вы уже забыли, я косвенно говорил в предыдущей главе. Однако мной ставится под сомнение, близкое к отрицанию, факт их существования (кстати, а не тождественны ли они?), поэтому вопрос о «частичной нефрагментальности бытия» я тут же и закрываю. И теперь с чистым нефрагментом бытия я перехожу к более конкретной вещи, а именно приведу конкретные примеры фрагментов бытия.
Начинать с себя, любимого, было бы слишком эгоистично, но что уж поделать, я такой. Это и любое животное (например, кошка), если человек им ВДРУГ не является. Это и камень – не буду сейчас, да и, наверно, вообще рассуждать, есть ли в нем душа, несмотря на нашу глубокую убежденность в ее отсутствии и отказ смотреть в глубину сущности фрагмента (не думаю, что сущность любого из фрагментов можно сравнить с прозрачнейшей водой). Это и государство – не как прописанное в законе и не как совокупность социальных институтов на отчерченной условной границей территории. Это и религия – как в лице материальных ритуальных предметов, храмов и прочего, так и в лице полуматериальных обрядов или нематериальных религиозных установок в головах верующих. Даже отношения между людьми являются фрагментом бытия.
Последний пример фрагмента бытия, который хотелось бы упомянуть и чуть подольше остановиться – это мобильный телефон, то есть предмет из разряда порой произвольно производящей свои действия техники – сюда же относятся, к примеру, персональные компьютеры. Души у телефона уж точно нет - он, в принципе, особенно не взаимодействует с окружающей средой в плане отношений и прочих операций с помощью мозга - а вот насчет жизни стоит посомневаться, и причина на это есть. Начнем с фундаментального. Именно его, я, кстати, очень люблю во всяком рассуждении или деле – телефон работает, только когда хотя бы немного заряжена батарея. Если его вовремя не подзарядить, не за горами выключение ввиду конца заряда батареи. Разве не так же происходит с человеком? Если не давать ему есть, он просто умрет от голода. Правда, существенное отличие телефона от человека в том, что последнего нельзя в нужный момент отключить и потом снова включить (не считая введения человека в кому в медицинских целях), а также после конца «заряда» зарядить его и снова включить. Далее. Когда вам проходит звонок, телефон будто бы преподносит вам его на блюдечке с голубой каемочкой – мол, возьми, а остальное меня не волнует. И это, надо заметить, правильная позиция! Ему абсолютно все равно, кто вам звонит и что этот человек вам хочет сказать – на данной стадии технического прогресса телефоны пока что не умеют самостоятельно думать о подобных вещах не хуже человека. Хотя кто знает, может быть, велись или уже ведутся разработки по этому вопросу, но это уже не в ту сторону. Да и не очень хочется думать, чем такие разработки впоследствии для человечества обернутся. К тому же не побеждать в ближайшем веке роботам человека по сложности и многообразию мозговых операций. «Возьми, а остальное меня не волнует» - эти слова душой особо не пахнут, они ближе к категории жизни. Последнее, что хотелось бы сказать о телефоне, возвращаясь к теме заряда и защищая позицию, что у телефона нет души, но есть что-то похожее на жизнь – он умеет просить. Когда заряд батареи низок, он даст вам об этом знать. Так же и с человеком: когда он голоден, он может попросить вас дать ему поесть. Как правило, телефон просит вас поставить его на зарядку три раза – сколько телефонов у меня было, все просили три раза. Во многие масонские ложи человек для вступления туда  должен подать прошение три раза – удивительное совпадение! Первые два раза телефон обычно просит тихо и спокойно, но потом у него начинается тихая истерика, и на третий раз телефон, как правило, изъявляет свою просьбу более жестко, обычно издавая определенные звуки из динамика. И здесь очень на человека похоже, а точнее на его предсмертную агонию, когда болезнь или что-то другое добило человека, принося ему страшные мучения в добавление к возможному падению духом прежде.

3. Где заметна коэффициентарность.

Сама суть аксиомы, я думаю, большинству понятна, тем более что в предыдущих главах ранее я здесь уже приводил пример, когда она действует. Ясно, что этого недостаточно, и новые примеры требуют больше конкретики. Впрочем, конкретика слышится уже в заголовке главы. Написание хорошей работы на философскую тему требует постоянного подходящего для этого настроения. Можно клепать умные рассуждения и в неподходящем настроении, но далеко не факт, что выйдет именно то, чего вы ранее хотели. Точно так же, в целом, происходит и с конкретикой: в момент, близкий к некоторому озарению, конкретные и ставящие на колени оппонента примеры приходят практически сами собой. Пока момент не упущен, надо им пользоваться – это закон жизни, который никто не отменял даже для написания философских работ. Собственно говоря, из конкретных примеров может со временем перед написанием работы остаться один или два, и шанс убедить читателя в своей правоте частично сокращается. Все это можно воспринимать как некое оправдание, однако, тем не менее конкретику, ранее взятую в качестве примеров и позже в силу разных причин забытую, можно заменить на более новую, ранее не тронутую, ожидавшую вашего прихода.  Слабое место философа как раз в том, что взятые им примеры ему могут казаться ужас какими конкретными и составляющими основу его работы, а вот когда он переходит напрямую к написанию работы, выясняется казус: мало того, что примеры занимают не так много места и даже могут быть не так убедительны, так еще и теоретический материал, предшествовавший им, может де-факто иметь с примерами серьезные расхождения, которые ранее не были предусмотрены. В таких случаях всегда следует в написании работы продвигаться шаг за шагом, а именно от теории к практике, чтобы позже не увязнуть в трясине своих мыслей.
 Согласитесь, ведь нелепо будет выглядеть, когда человек, поднимаясь по лестнице, перешагнет через ступеньку и затем спустится вниз на одну, а после этого все так же перешагнет через одну и так далее. Во-первых, никакой нормальный человек, особенно куда-то по лестнице спешащий, не будет заниматься подобной ерундой, сочтя эти перешагивания абсурдными и просто ненужными. Во-вторых, смотреть на все это стороны будет смешно, и это, однозначно, простимулирует того, кто вдруг начал так подниматься по лестнице, прекратить это и подниматься «как все нормальные люди». Как ни крути, а человек – существо, зависимое от чужого мнения. И что бы он ни говорил в оправдание – мол, я личность, никто мне не указ и все прочее – в социуме у него всегда есть временная или постоянная ориентация на другого. И это абсолютно у всех людей, что очевидно, и полностью свободных в своих действиях людей не бывает, равно как полностью свободных людей – я таких пока не встречал и вряд ли встречу. Мало того, даже вне социума человек что-то должен делать, чтобы элементарно выжить и преобразовать что-то в выгоду себе (выгодой, кстати, на мой взгляд, обусловлено большинство производимых человеком действий). Отсюда и исходит концепция, что свобода есть иллюзия, но не с точки зрения закона.
Все взаимозависимы, и это соответствует естественной природе человека – фраза, в целом банальная. А вот соответствует ли естественной природе стремление человека избежать чужого мнения, проявляя свой индивидуализм в конкретной ситуации? Я отвечаю, что да. Ведь не зря сегодня существует столько стилей одежды столько жанров музыки, столько видов науки и всего прочего – к вопросу об индивидуализме, опять же. Я убежден, что все выше перечисленное существовало бы и без потребителей, но недолго, и имело бы риск быть утилизированным своим же создателем, который выбрасывает свои изыскания в мусорное ведро, не находя им применения, или, например, в огонь, как сделал это Гоголь со вторым томом «Мертвых Душ» (если предположить, что этот том ВДРУГ был).
И все-таки я перехожу к конкретике. Возьмем из списка выше в качестве примера одну из совокупностей сходных фрагментов бытия, а именно музыку. В действительности эта совокупность весьма и весьма объемна, так как здесь мы подразумеваем не только композиции, но и исполнителей, без которых не было бы композиций, а значит, и музыки. В последние десятилетия количество музыкальных исполнителей и коллективов очень сильно увеличилось (не только в России, но рассматривать я буду в основном ее, пусть за рубежом происходит то же самое), и связано это со многим. Во-первых, приобрести музыкальные инструменты стало намного проще ввиду увеличения количества соответствующих магазинов и массовом завозе музыкальных товаров из-за рубежа – как ни крути, но их-то на прилавках музыкальных магазинов подавляющее большинство. Во-вторых, ввиду того же завоза в стране появилось огромное количество зарубежной музыки, особенно новых для россиянина жанров – например, блэк-метал или хип-хоп. В дальнейшем произошло развитие этих жанров в нашей стране. А в основе своей все потому, что было кого послушать. В-третьих, за последние десять лет наблюдается рост Интернета в солидных темпах, оттуда-то и берется в основном бесплатная музыка, которая и способствует становлению множества далеких от совершенства музыкальных исполнителей и коллективов. К сожалению, часто музыка из Сети попадает в уши тех, чье творчество потом точно так же оказывается в сети, а слушать его могут подчас всего несколько сот человек или того меньше. И при этом абсолютно неважно, концептуальна и уникальна ли эта музыка или, скажем так, типична и в голове почти не откладывается. За счет вот такого музыкального сетевого беспредела Интернет все быстрее становится свалкой, и музыка все больше и больше мельчает. Сегодня нетрудно увидеть, что отношение более старших поколений к музыке своей молодости несколько иное, чем у нынешнего. Они больше, чем сегодняшняя молодежь (подчас и не только она) ценят музыку «своего времени», относятся к ней если не с трепетом, то точно с уважением. Подчас в их речах можно услышать что-то вроде уверенности, что лучше их музыкальных кумиров больше никого не будет, во-первых, из-за их уникальности, а во-вторых, что сегодняшняя музыка мельчает и деградирует. Сегодня потребление музыки стало возможно бесплатно, и большинство потребителей пользуются такой возможностью, порой ни во что не ставя затраты артистов на запись композиций и уважение к этим артистам. Свой выбор «скачать» они почти всегда объясняют одним из двух способов: либо покупать не собираюсь (самые частые причины могут быть такие: нет денег, мне лень, эта музыка того  не стоит), либо в моих краях это не купить («не купить, ну и ладно – проживу и без этого»). Сегодня, правда, в Сети появились сервисы, на которые сам артист выкладывает свою музыку в цифровом формате, а потребители платят любую сумму за скачивание. К сожалению, чаще всего она равна нулю, так что любители бесплатной музыки и здесь не задействуют моральные тормоза. В нулевые и десятые годы двадцать первого века человек никогда не слушал за свою жизнь столько музыки, как раньше, когда это было порой просто невозможно. Из-за музыкального многообразия падает его внимание ко многим музыкальным исполнителям и коллективам, которые этого порой вовсе не заслуживают. До невозможности часто переключается внимание потребителя от одного к другому поставщику музыкального контента, из-за этого опять же происходит недооценка музыкантов. Более мелкие музыкальные исполнители и коллективы отнимают часть аудитории у более крупных, происходит мельчание музыки. Мелкие вряд ли сильно вырастают, а музыкальные гиганты испытывают трудности с продажами альбомов и пополнением рядов своих слушателей. Сказать, что происходит музыкальная уравниловка, было бы слишком смело и не очень обоснованно. На мой взгляд, правильнее сказать, что современное общество испытывает переизбыток музыкального индивидуализма, все больше нарастающий с каждым годом. Трудно  сказать, что можно предпринять в такой ситуации, но, по-моему, надвигающийся музыкальный индивидуалистический кризис налицо, равно как кризис индивидуализма вообще или в любой другой отдельно взятой сфере, в любой другой совокупности фрагментов бытия.
Кстати говоря, ту же ситуацию, что и в музыке, можно наблюдать сегодня в философии. Примерно по тем же причинам, что и у музыки, но только немного переформулированным, философы появляются, как грибы после дождя, лишь ускоряя уже своим огромным количеством работ декаданс философии. Сегодня все отчетливей виден факт превращения философии в публицистику – многие философы пишут свои труды для издательства определенным тиражом и скорейшей их продажи. А разве за деньгами, славой и модностью в обществе должна гнаться философия? Мы привыкли судить о древнегреческой философии в основном п нескольким именам, ибо так удобнее и спокойнее для нас. Чаще всего мы вспоминаем Платона и Аристотеля. Ну, может быть, еще Сократа, Диогена, Фалеса, Гераклита, Демокрита… А в итоге оказывается, что в философии той эпохи есть еще такое большое количество имен, большинство которых мы, возможно, даже никогда не слышали. Это, скажем, Анаксимандр, Анаксагор, Эпикур, Теофраст, Кратет, Антисфен… список можно и далее продолжать. И это только в античности, в эпоху становления и расцвета хотя бы западной философии. А теперь представьте себе, что творится сегодня…
Да и в интеллигенции сегодня творится упадок. Во-первых, до конца не ясно, кого сегодня из работников умственного труда можно причислить к интеллигенции. Во-вторых, на чем сегодня настаивает интеллигенция, каковы ее сегодняшние ценности - большая загадка. Я больше чем уверен, что она сегодня активно и неплодотворно рассуждает про себя от себя. Слишком плюралистична  и несистемна она сегодня, что может быть опасно для дальнейшего духовного развития нашей страны. Индивидуализм в интеллигенции, прямо скажем, зашкаливает. В принципе, он всегда был выше именно там, но в последние десятилетия ситуация в чем-то даже выходит из-под контроля. Может, все это и игры в демократию, но ведь из-за распущенности интеллигенции власть невольно демонстрирует свою тотальную неспособность управлять интеллектуальной обстановкой в стране. Уменьшение коэффициентарности сходных фрагментов бытия внутри отдельно взятой их совокупности видно сегодня, в целом везде, где происходит развитие и вовлечение в свои ряды новых сторонников. Это и наука, и искусство в целом, и политический плюрализм, и даже плюрализм одного ума (об этом явлении следует говорить отдельно).
Чем сложнее система, тем сложнее ей управлять. Чем больше количество сходных фрагментов бытия в отдельно взятой их совокупности, тем нестабильнее бытие. Не думаю, что большинство хочет нестабильности. На стремлении к гармонии, спокойствию, стабильности основана вся история человечества. Те, кто идут против этой простой истины – нелепые бунтари против своего естества и против непонятно кого (они в этом сами себе редко отдают отчет, когда же дело до него доходит, бунтарство само по себе тухнет). Из этого следует только один вывод: низкая коэффициентарность вредна для, а потому следует повышать ее путем ликвидации не представляющих ценности фрагментов бытия.

4. Заключение.

На данный момент проделанной работы я могу сказать, что все, что я имел сказать по теме аксиомы коэффициентарности бытия, в этом сочинении мной выше изложено. Сомневаюсь, что эта аксимома может сослужить какую-то практическую пользу для человечества. Я же счел необходимым взглянуть на бытие с точки зрения числа. Если исходить из моей аксиомы, то надо сказать, что правы были пифагорейцы, говорившие, что все есть число. Но у них этим числом была семерка, и она явно не являлась коэффициентом бытия. Можно заменить слово «бытие» словом «все», и тогда у меня получается нечто похожее на пифагорейский тезис, и получается у меня, что «все есть единица». Тут же приходят на ум слова, что бытие едино и неделимо на части. Я об этом говорил еще в начале сочинения. Не делимо бытие и на фрагменты, так как, если такое разделение произойдет, бытие как целостное образование фактически исчезнет, и фрагменты бытия не будут иметь смысл, да и «сами себе бытием» они тоже не станут, ибо слишком примитивны для становления универсумом. Бытие есть Неведомо-необъемлемое, и ничто его не заменит, никто не опишет и никто никогда не сможет разгадать все его загадки. А значит, интрига сохраняется.


Часть 2. Дополнительная интерпретация.

Это вторая часть статьи «Аксиома коэффициентарности бытия». Ранее она вообще не планировалась, а некоторая интерпретация аксиомы из первой части казалось достаточной. Здесь интерпретация достаточно сильно дополняется и уходит в немного другую тему, обозначим ее как «мельчание мира». Такой заголовок имеет много общего с ранее поднимавшимися мной темами – бесконечность, стремящаяся к нулю, аксиома коэффициентарности бытия и кризис индивидуализма. «Мельчание мира» не может обойтись ни без одной из них и во многом является обобщением моей интеллектуальной деятельности. Точнее говоря, обобщением основных тем в моем творчестве. Таким образом, под данным заголовком красуется очередная статья, которая является следующей ступенью в восхождении мной к пересыхающему личному оазису философии – пусть маленькому, зато своему.  Но приступим к изложению второй части «Аксиомы коэффициентарности бытия».
Важным считаю следующий тезис: научные открытия и изобретения человечества мельчают в своем масштабе. Почему же так происходит?
Человечество за свою историю имело три величайших «успеха» в постижении тайн мира, которые стали своеобразной точкой бифуркации для человечества. Сложно подогнать их все под одно слово – научное открытие или изобретение. Одна вещь была действительно изобретена и не без помощи науки, а остальные две можно классифицировать как донаучные изобретения. Эти три «успеха» своей значимостью перекрывают все остальные более крупные или мелкие открытия человека и являются своеобразным фундаментом для них, без которого почти все вот эти менее фундаментальные открытия были бы невозможны. Далее слово «успех» мной будет употребляться без кавычек, так как приобрело значение контекстуального термина. Таким образом, в этом сочинении успех следует понимать как один из трех наиболее показательных научно-технических прорывов человечества.
Настало время назвать имена героев. Первый успех - изобретение колеса, пусть и до тошнотворности пресловутое. Второй «успех» - это освоение металлов (меди, золота, серебра, железа и прочих). Третий же успех занимает особое место среди своих собратьев, и имя ему мэйнстримизация электричества. Заметим, что мэйнстримизация является лишь вторым этапом обращения человека с электричеством. Первым этапом было получение электричества в лабораторных условиях и разработка соответствующей теоретической и технической базы для успешного его шествия по планете впоследствии.
 Что же это за слово такое – «мэйнстримизация»? Чтобы не тянуть с ожиданием, сразу объясню его значение: мэйнстримизация - это запуск в массовое потребление. И она абсолютно не в новинку нам в последние столетия. Не стану отрицать, что мэйнстримизация существовала и раньше, однако в наше время уже невозможно обходить стороной в гуманитарных науках смежные с ней понятия – такие, как «массовое потребление», «конвейеризация производства» и прочие другие. Наиболее ярко мэйнстримизация (не обязательно электричества) проявляется в предметах нашего быта – от алюминиевых ложек до автомобилей. Уровень жизни масс, однако, со временем растет и меняется их психология, о чем писал Хосе Ортега-и-Гассет. На смену психологии раба приходит психология господина, и такое пришествие было бы невозможно без повышения уровня жизни, иначе было бы не избежать огромного количества социальных конфликтов (разумеется, с самого начала в этом плане все было относительно отрегулировано). Не будем сейчас рассуждать, почему оказалось выгодно повысить уровень жизни масс, а вернемся к заявленной теме. Итак, в связи с мэйнстримизацией происходит также и превращение предметов роскоши в предметы массового потребления, как, например, ванны или туалеты. Богачи, ранее разъезжавшие на автомобилях, теперь пересели (пусть и не все) на частные самолеты, дав массам возможность ездить на автомобилях за счет их массового производства – это явление описывал Ральф Дарендорф, заводя разговор об экономической революции. С электричеством, стало быть, произошло по-другому, ведь суть электрификации в повышении не комфорта жизни, а ее удобства. Приход в наши дома электричества породил и всплеск индивидуализма в обществе, о чем в работе «Кризис индивидуализма» косвенно мной было упомянуто.
Без электричества сегодня был бы невозможен Интернет, телевидение и прочие средства массовой информации. А говоря начистоту, был бы невозможен тот мир, каким мы его знаем сегодня. Не было бы такого масштаба распространения средств массовой информации, как сегодня. Не было бы такого их качества. Сегодня для нас существует возможность купить за небольшую цену периодику, отпечатанную массовым тиражом на печатном станке и причем высококачественно. В веке, скажем, восьмом такое было бы умонепостижимо, ведь тогда об электричестве и речи даже не заходило, если не считать экспериментов древних греков с янтарем, которые вряд ли в конечном итоге оказалось бесполезными. Не стоит забывать и о таком факте, что появление электричества в нашем быту было бы невозможно без освоения металлов, то есть третий успех вытекает из второго. Однако именно мэйнстримизация электричества дала нам развить цивилизацию настолько сильно, что невозможно преуменьшить значение этого явления. Освоение металлов в нем лишь фундамент, но никак не дом. Благодаря электричеству теперь перспектива развития человеческой цивилизации едва ли не безгранична. Весьма вероятно, что о четвертом успехе человечества можно будет говорить, когда будет найдена альтернатива электричеству (желательно внеземного производства), но на данный момент пока сложно представить, что это такое может быть.
Теперь свяжем три выше названных успеха человечества воедино на каком-нибудь элементарном примере. Возьмем, скажем, автомобиль. Аккумулятор в наличии имеется, колеса присутствуют, почти вся конструкция из металла. Вот вам и продукт трех успехов человечества. Все остальные открытия человечества на фоне их попросту мельчают.
Мной уже упоминалось, что Интернет как массовая сеть сегодня был бы невозможен. В нем бы просто не было не то что потребности, а даже смысла. Была бы без электричества и Интернета невозможна дистанцированная манипуляция людьми, особенно молодого поколения, которая происходит сегодня. Отсюда связь между научно-техническим прогрессом и управленческим аспектом: чем более развито первое, тем более развито второе. Сегодня этим почти никого здравомыслящего уже не удивишь, ибо истина должна быть простой.
Если мы говорим о коэффициентарности бытия, то это выражение мы каждый раз должны рассматривать в каком-то определенном ключе. В нашем случае потребуется его немного изменить, и мы употребим выражение «коэффициентарность успехов человечества в бытии». Как следует из ранее сказанного, основную долю коэффициента, равного единице, на себя берут как раз три успеха (дискуссионный вопрос, кто из них берет больше). Даже Интернет, который играет сегодня столь значительную роль в сознании масс, имеет намного меньшую коэффициентарность, чем у той же мэйнстримизации электричества. Напоминаю, что у электричества было два этапа обращения с ним человека, следовательно, его коэффициентарность чуть больше, чем у мэйнстримизации электричества (до невозможности очевидно, что первый этап не может быть равен нулю).
На сегодняшний день вполне очевидно, что коэффициентарность Интернета возросла со временем, если взять на вооружение узконаправленную, если можно так выразиться, коэффициентарность. Если мы рассматриваем коэффициентарность какого-либо фрагмента бытия в совокупности себе подобных, то почему бы коэффициент этой совокупности не принять за единицу? Тем самым мы заметно снизим себе нагрузку на нервы. Возьмем в качестве такой совокупности все возможные средства массовой информации. С помощью некоторых наблюдений мы увидим, как росла коэффициентарность Интернета среди всех видов СМИ и как падала коэффициентарность прессы, радио и телевидения. Данные три вида я расположил в таком порядке по принципу убывания потерянной доли коэффициентарности, и эту долю никаким образом нельзя в определенный период времени измерить до подробности. Можно лишь на основе чувственного опыта осознать падение коэффициентарности определенных фрагментов бытия. Хотя все равно без определенных статистических данных мы никогда не сможем точно сказать, какому средству массовой информации приходиться потесниться среди своих коллег-конкурентов. Да и то мне что-то внутри подсказывает, что, возможно, я ошибаюсь, разместив три данных вида СМИ именно в таком порядке. Ну и пусть ошибаюсь! Самое главное, что четко видна тенденция постепенная захвата Интернетом лидирующей позиции в сегменте средств массовой информации – компьютеризация общества все равно налицо.
Какова причина постепенной дезактуализации отдельных видов средств массовой информации? Та же, что причина их рождения, а именно научно-технический прогресс. Не исключено, что в небытие может кануть и Интернет, но здесь многое зависит от потребности общества в этой дезактуализации (не отдельных его резко высказывающихся членов, а именно всего человеческого общества, что важно). В противном же случае, если ничего современнее и массовее Интернета не появится, то эволюция средств массовой информации обречена на стагнацию – будет воплощаться в жизнь лишь совершенствование методов манипуляции общественным сознанием.
Противоречивая тенденция – появление новых фрагментов бытия в определенной отдельно взятой совокупности (коэффициентарность каждого из фрагментов бытия в этой совокупности имеет риск сильно уменьшиться) и одновременное победное шествие одного из ранее живших фрагментов с увеличением его коэффициентарности. В этом случае может происходить явление, которое стоит обозначить как колебание коэффициентарности фрагмента бытия. Происходит его своеобразная проверка на прочность, стабильность, авторитетность, устойчивость. Представьте себе бегуна, вырывающегося вперед от шести из восьми бегущих, и тут его настигает седьмой бегун, обгоняющий этих же шестерых и стремящийся догнать лидера. Для впереди бегущего такая ситуация весьма и весьма нелицеприятная, ведь проверке на прочность подвергаются его нервы, воля к победе и выносливость. Коэффициентарность лидерства оказывается в этот момент под угрозой, ведь она примерно равна времени опережения соперников (то есть совокупности сходных фрагментов бытия) по соревнованию. Вот он, пример колебания коэффициентарности фрагмента бытия. Считаю необходимым указать, что не стоит путать выше обозначенное понятие с просто колебанием коэффициентарности. Если мы рассматриваем, скажем, не соревнование бегунов, а какой-нибудь рейтинг политиков в отдельно взятом сегменте человеческого общества, то коэффициентарность там если и будет измеряться, то совершенно по-другому (если вообще представляется возможным ее каким-то образом доброкачественно и без какой-либо лжи измерить). Не существует, впрочем, такой системы, которая до мельчайшей доли секунды позволяет измерить расстояние между бегущими спортсменами – ведь «крайняя точка» может оказаться в определенный момент в одном месте, а относительный центр тела в другой. И вот представьте себе, что видите перед собой табло с восемью строками, на которых численное значение расстояния между собой и лидером с использованием знаков «плюс» и «минус» возле имен спортсменов изменяется чуть ли не со скоростью света. Тут дело даже не в том, что такое табло вряд ли возможно спрограммировать – оно, во-первых, слишком быстро выйдет из строя, а во-вторых, вряд ли кому-то на полном серьезе нужно. Потому и остановимся на тезисе, что проследить до подробностей колебание коэффициентарности невозможно.
Стоит отдать должное Интернету за то, что он все больше становится синтезом всех прочих существующих на данный момент средств массовой информации. На просторах Всемирной Паутины сегодня публикуют свои выпуски новостные печатные издания (платно или бесплатно, другой вопрос), появляется множество видео новостного характера как некоторая альтернатива телевидению (которая, несмотря ни на что, пока что очень и очень слаба по сравнению со своим полноценным давно сформировавшимся братом), а кроме этого появляется возможность смотреть прямые трансляции телеканалов, и в-третьих появляется возможность слушать прямые радиотрансляции (не нужно включать радиоприемник – просто потрать еще немного интернет-траффика и будет тебе счастье). Коэффициентарность прессы, радио и телевидения падает в связи и с этим. Но они вынуждены идти на такой шаг по разным причинам. Во-первых, технический прогресс, диктующий моду и приоритетность Интернета. Во-вторых, элементарная конкуренция среди коллег (в принципе-то – только виды СМИ разные), итог которой – приход к некоторому компромиссу и частичное слияние под эгидой того же Интернета. Думается, что если бы не описанное мной явление, то коэффициентарность прессы, радио и телевидения сегодня упала бы еще больше, чем сегодня.
Я бы даже назвал Интернет квинтэссенцией наследия электричества в манипуляции сознанием масс. Сказал бы и что коэффициентарность Интернета сегодня больше, чем у радио, прессы и телевидения вместе взятых. Это явление характерно только для двадцать первого века, когда падает коэффициентарность у остальных средств массовой информации. Во многом возрастание у Интернета коэффициентарности, опять же, обязано мэйнстримизации электричества. В целом, довольно очевидный факт, что до мэйнстримизации электричества не существовало потребности в «электрифицированных» видах средств массовой информации, то есть радио, телевидения и Интернета. Отсутствие такой потребности следует относить к такому времени, когда сильные мира сего не были обременены мэйнстримизацией электричества в рамках своей страны и международном сотрудничестве по этому вопросу. Как только мэйнстримизация электричества начала распространяться по планете, она тут же сделала электричество инструментом внутренней и внешней политики стран, так как с самого начала мэйнстримизации политикам было прекрасно понятно, что происходит.
Чем ближе к современности, тем меньше времени уходит на завоевание средством массовой информации мирового информационного господства и обретение права по достоинству называться наиболее динамичным. Таковым с конца двадцатого века является и по сей день Интернет. Сам по себе он вряд ли претендует на право называться средство массовой информации, но таковым его сделало появление новостных порталов, социальных сетей, информационно-поисковых систем и так далее. Причина такого быстрого успеха Интернета не только в набирающем со временем темп научно-техническом прогрессе, но и в соединении в лице Интернета остальных средств массовой информации, миссии быть квинтэссенцией всему опыту человечества в манипуляции общественным сознанием. И ведь потребность в обществе – не забывайте, туда же входит и власть – в такой квинтэссенции со временем только возрастала ввиду возрастающей сложности информационной организации социальной системы воедино, преодолевая анархичность. Как сегодня вполне хорошо заметно, эта анархичность вовсе не преодолена, и в этом одна из слабых сторон Интернета. Другими словами ее можно обозначить как неспособность установления информационной диктатуры ввиду своей плюралистичности и своих масштабов. Могильщик Интернета – его размеры, если уж подвести черту. Можно даже сказать, что в данном случае срабатывает принцип «каждый погибает от того, к чему стремится», а именно в дискредитации Интернета виноваты только те, кто допустили его титаническое разрастание.
В очередной раз повторюсь, что Интернет своему росту обязан мэйнстримизации электричества, хотя и термин «мэйнстримизация Интернета» имеет место быть. Опять же, такая мэйнстримизация произошла только благодаря соответствующим разработкам в науке. Перенося ситуацию на повседневную действительность, мы по сути увидим то же самое. Но здесь первым этапом или фундаментом часто выступают не научные разработки, а выработка теоретической или вещественной базы. Например, массовые потоки одежды с запада с абсолютно легальной ее продажей случились благодаря принятию закона о предпринимательстве в перестроечное время – вот и имеем мы в итоге мэйнстримизацию западной одежды по отношению к России, ибо раньше она в массовом порядке в Россию (ну или Советский Союз) легально не завозилась. Упоминая нашу страну, хотелось бы отметить роль плана ГОЭЛРО в СССР как фундамента мэйнстримизации электричества, а точнее ее продолжения.
Возвращаясь к динамике развития средств массовой информации, снова упомяну факт более долгого развития средств массовой информации ближе к древности и более быстрого ближе к современности. Это мне напоминает теорию общественно-экономических формаций Карла Маркса. И в самом деле, каждая следующая формация проходит приблизительно в два-три раза быстрее предыдущей. Не случайное ли это совпадение в связи с нашей темой и справедливо ли вообще такое отождествление? Время роста влияния на общество средств массовой информации с древности до современности обратно пропорционально времени роста их популяризации – справедлив ли очередной тезис? Время покажет, так как научно-технический прогресс человечества почти ничем не ограничен. В противном случае развитие средств массовой информации обречен на стагнацию, и возможно, мы в будущем в этой сфере увидим что-то вроде коммунизма, началом воплощения которого уже сегодня вполне заслуженно является Интернет. А построение идеального общества невозможно. Этот момент был мной освешен в работе «Идеальное общество, деньги и будущее».
Время показало, что прогноз марксистов в наступлении мировой революции не состоялся, и капитализм продолжил свое существование, постепенно сжирая инакомыслящих. Для ликвидации советской системы в частности понадобилось чуть больше 75 лет, в итоге вышло почти как в операции «Кольцо» под Сталинградом. А сейчас мировой капитализм постепенно подбирается к Северной Корее, зато для Китая никакой угрозы существует. Для таких странах, как Венесуэла, политическое будущее вообще должно казаться туманным и неопределенным.
Извечная беда человечества – придумывать плохое продолжение, когда в нем нет никакой необходимости. Некоторые придумали шестую, постинформационную (названия могут быть разные) формацию, которая якобы должна наступить в районе двадцать второго века. Страшно подумать, что это будет время паноптизма и всепроникаемости информации. Не будет ли это откатом назад, если вообще когда-нибудь такому суждено быть? Маркс крайне не одобрил бы самодеятельность, искажающую его теорию. Ведь ничего неясно о сущности экономики в этой формации – ведутся бесплодные дискуссии, ибо действия других всё всем рано или поздно покажут.
Сроки так называемой постинформационной формации фактически не определены.  Все же стоит полагать, что она рано или поздно настанет, однако характер экономики при ней вряд ли изменится, особенно если мировой капитализм сохранит политическую стабильность у себя в доме. От эпохи постинформационизма хотелось бы ожидать проведение некоторой стандартизации в средствах массовой информации, пусть это, возможно, и нереально. Например, чтобы радиостанция вещала во всех регионах страны (если не в мире) на одной и той же частоте, однако в такой тасовке колоды вряд ли заинтересовано большинство и особенно государственные структуры, ведь все же стагнирующая стабильность приятнее развития, заставляющего поволноваться.
Сегодня общество намного лучше информируется о произошедших научных открытиях, а оно в свою очередь создает их возвышенное эмоциональное восприятие, то есть присутствует некий пафос зрителя, появляющийся благодаря таланту ученого. В целом, коэффициентарность этого пафоса растет одновременно с ростом науки и ее дроблением на новые дисциплины. Однако, несмотря на всю приукрашенность научных открытий, не следует рассматривать их исключительно как научный рывок вперед. На практике это действительно может быть так – чего только стоит изобретение компьютера. Возвращаясь чуть назад, еще раз отметим, что коэффициентарность даже фундаментального открытия будет меньше по сравнению с тремя успехами человечества. И вот здесь видно, что превалирующая коэффициентарность может оставаться в стороне, поскольку потребителю интересна актуальность открытия, а не его фундаментальный характер. Точно так же поклонники компьютеризации общества взахлеб рассуждают о пользе современной техники, оставляя в стороне вопрос о ресурсах, без выработки которых не было бы возможно построение компьютера. Однако в том ничего плохого нет, поскольку проще постоянно говорить о мелочах, чем о всеобъемлющем. В этом проявляется мелочность человека, что видно и в убийствах других даже за небольшую сумму денег. Подобными историями нас стабильно снабжают средства массовой информации и непосредственное общение с другими.
Естественно, одними успехами человечества, а также его научными открытиями и изобретениями понятие коэффициентарности не исчерпывается. Абсолютно аналогичная ситуация обстоит также с учеными и деятелями культуры. О них мы скажем подробнее, поскольку так можно чуть ближе представить себе сущность коэффициентарности в нашей жизни. Рядом здесь стоит также и вопрос о надвигающемся кризисе индивидуализма. Если уж и делать прогнозы на будущее, то, боюсь, они оказываются неутешительны. Свобода слова в большинстве стран мира, выросший уровень жизни, доступности благ и плюралистичности общества практически в любом аспекте неизбежно ускоряют приближение этого кризиса и постепенно подталкивают нас к незримой, к сожалению, пропасти. Ввиду интеллектуального дробления общества самим же собой растет число социальных конфликтов и сутолока в установлении каких-либо общих принципов на всем земном шаре. Приближению к незримой пропасти способствуют также и выше названные представители человечества, причем абсолютно неважно, на благо чего они действуют – своего кошелька или потребителей своих идей, а также тех, на кого они распространяются.
Стоит взглянуть на факт возрастающего коэффициента деятелей науки и искусства, если двигаться от древности к сегодняшнему дню. Оно и понятно: сегодня уровень науки и искусства совершенно иной, да и возможностей для занятия ими стало больше. Взять хотя бы литературу. Сегодня столько писателей, столько жанров, что порой глаза разбегаются, и не знаешь, что взять почитать. Достать очередную книгу сегодня, однако проще. На помощь приходит все тот же Интернет (что бесплатно скачать, что купить – кстати, последний способ обзавестись книгой есть причина повсеместного падения количества посетителей библиотек). В том же девятнадцатом веке это было бы немыслимо. Неуклонно повысилось и количество книжных издательств, что в свою очередь также способствует повышению количества книг на прилавках. К сожалению, все чаще мне становится видна следующая тенденция: если в разговоре с собеседником, когда-то прочитавшим определенную книгу, окажется, что ты ее не читал, уровень твоего авторитета в его глазах имеет риск упасть. Конечно же, здесь все зависит от собеседника, но в целом такая тенденция отвратительна – не просто потому, что все прочитать невозможно, но таким образом один собеседник оказывает неуважение к другому. В наше время никому не нужного литературного хлама порой все сложнее различить среди современных авторов добротную художественную литературу и красиво написанное чтиво, философию и публицистику. Все это из-за неконтролируемого индивидуализма, иного зрящего в корень объяснения я здесь не вижу. А виден индивидуализм в следующих трех основных аспектах: частные книжные издательства, наличие книг в Интернете (да-да, он всего лишь посредник, техническое средство – поставщик скрывается по ту сторону монитора или экрана) и отсутствие цензуры. Читать Пушкина или Пелевина, Достоевского или Донцову – дело лично каждого. А лучше читать все сразу – это в духе нашего времени, да и от очередной прочитанной книги глупее вряд ли станешь, особенно от философии. Не одно и то же – любимый писатель и любимый философ: Найти духовную опору под стать себе в наше время не так просто, как кажется на первый взгляд – довольно сильно усложнил душу человека за последние столетия научно-технический прогресс. Философские дискуссии именно потому подчас намного трепетнее и острее, чем литературные, поскольку человека всегда интересовало понимание мира больше с точки зрения трансцендентного, нежели приземленного. Конечно же, можно ограничиться определенными авторами или книгами что в философии, что в прочей литературе, но есть риск, что другие увидят в этом ограниченность (если мнение других ограничившегося определенной литературой человека хоть как-то волнует).
В то же время позитивная сторона возросшего индивидуализма в литературной сфере выражается в упрощении распространения книг. Этот механизм заключается в распространении своей книги своим автором через Интернет абсолютно бесплатно. Действия по раскрутке, рекламе своей книги (размещение рекламы или самой книги на определенном веб-сайте) в этом деле по большому счету являются вторичными. Не могу сказать, что когда-либо видел в Интернете конкретную книгу, распространенную бесплатно именно автором с помощью описанного выше механизма (некоторые могут упрекнуть меня в словоблудии), зато таких примеров хоть отбавляй в распространении музыки – как широко известных исполнителей, так и не очень. По правде говоря, у этого есть своя причина: альбом выкладывается в сеть в хорошем качестве, чтобы позже исполнитель смог заработать за счет концертов, если таковые у него предвидятся. Данный метод все шире используется в Интернете, о времени его зарождения поведать, к сожалению, не могу (вероятно, он мог появиться в середине нулевых годов нового века).
Снова возвращаясь к теме распространения книг в Интернете, не забудем также сказать о такой вещи, как авторские права. По данным за 2012ый год Россия и Китай являются лидерами по несоблюдению авторского права,  этот громко заявляющий о себе факт окончательно убеждает, что Интернет делает авторов по сути бесправными. Существует мнение, согласно которому все, что тем или иным образом оказалось в Интернете, должно автоматически становиться чем-то вроде народного достояния, а покупка авторских произведений – это личное каждого, дело его доброй воли. Это наталкивает меня на размышления над таким термином, как «информационный коммунизм», при котором вся информация в определенной сфере обращения является общим достоянием. Если говорить начистоту, то информационный коммунизм приближается, а параллельно с ним растет и число авторов своих работ. Но ведь суть авторства вместе с приближением данного явления постепенно исчезает, что совершенно недопустимо и к тому же не соответствует эгоистической природе человека, сущность которой в стремлении извлечь из всего выгоду в виде материальных или духовных благ. На вопросе выгоды мы сейчас подробно останавливаться не будем. Продолжая разговор о бесправности, выявим и другую ее сторону, никак не связанную с хищением (ну, или «заимствованием») и сбытом в сети, если уж называть вещи своими именами. Зачастую определенная цитата может приписываться другому человеку, а не настоящему изъявителю. Это происходит в основном из-за невнимательности тех, кто так или иначе был задействован в ее набирании популярности в Интернете, а часто людям вообще все равно, кто является изъявителем данной цитаты, что тоже весьма прискорбно и является неуважением к нему. Порой цитата нарочно приписывается другому человеку в определенных целях заинтересованных лиц, но это уже темная сторона вопроса, о которой здесь говорить бы было не совсем к месту. Подводя рассуждению об авторском праве черту, я бы сказал, что Интернет где-то даже является могильщиком истинного знания.
Итак, авторские права, как ни странно, тоже соотносятся с понятием «коэффициентарность», и тут вовсе нет никакого отличия от остальных описанных примеров. Полный термин в данном случае будет звучать как «коэффициентарность соблюдения авторских прав». Как следует из сказанного выше по этому поводу, в прошлом эта коэффициентарность была выше. Причины этого, таким образом, две: было больше преград для несоблюдения авторских прав, а также количество разного рода авторов (писателей, музыкантов и пр.) было намного меньшим.
Считаю необходимым озвучить следующий тезис: с уменьшением коэффициентарности произведений культуры уменьшается и коэффициентарность самих деятелей культуры, то есть они мельчают в своей значимости. Несмотря на это, наше эстетическое наслаждение культурой не должно пострадать, и мы сможем расширить в ней свой кругозор. Скажем, в живописи мы можем наслаждаться не только полотнами Карла Брюллова или Ильи Глазунова, но также и картинами деятелей современного искусства (например, Юрия Татьянина), каковые представлены, например, в музее «Эрарта» в Санкт-Петербурге. Пусть деятели современного искусства могут пока не иметь такой известности, как у тех же Брюллова или Глазунова, но это вовсе не мешает нам наслаждаться картинами, написанными этими деятелями. Ведь как ни крути, но мы наслаждаемся полотнами, а не знаменитыми именами их создателей. Теперь вернусь к своему тезису, взяв в качестве доказательства опять же пример с художниками. Сегодня ситуация такова: художников становится все больше, а действительно известных мало; следовательно, малоизвестные художники имеют весьма низкую коэффициентарность в совокупности сходных и мельчают на фоне не только современных, но и известных мастеров прошлого, когда художников было намного меньше, чем в наши дни.
Такое мельчание деятелей искусства может быть обусловлено двумя условиями: ростом меценатства и дробление сфер искусства на жанры. Последнее особенно ярко заметно в музыке, литературе, живописи, архитектуре, а в целом характерно для всего искусства. С точки зрения пессимизма, может иметь место разговор об отсутствии порядка и неопределенности в искусстве. А вот говорить о декадансе в искусстве является глубоким заблуждением. Упаднические настроения, возможно, относительно сформировались в двадцатом веке, однако можно найти их и в глубокой древности. Потому декаданс искусства есть извечный вопрос и помимо этого глубочайшее заблуждение пессимистически мыслящих умов. Однако если привязать к мнению о декадансе искусства слово hustle, то данная позиция становится понятнее: нет единства, присутствует постоянная полемика, то есть никакой стабильности; спокойствия в развитии искусства нет, следовательно, декаданс. Тем не менее именно отсутствие спокойствия и постоянные противоречия как раз таки и двигают искусство вперед, ведь для него стабильность и спокойствие, выражающиеся в стагнации – смертельный диагноз. Если искусство не развивается – оно мертво. Если делаются копии по старым образцам – это уже признак того, что искусство дышит. Вот только полумертвым оно почти никому не нужно. И в самом деле, не желаете ли вы приобрести полутруп – просто так, «чтобы был»?..
Сегодня облик искусства весьма пестр, и нельзя не заметить, что творчество некоторых деятелей сложно отнести к какому-либо определенному жанру. Это и хорошо, если исходить из мысли, что «те, кого можно классифицировать, будут подвержены критике или осмеянию» - это касается политических партий, философских групп, народов, взгляда человека как более совершенного биологического вида на животных или просто различающихся чем-либо между собой людей. Не классифицируем – значит, уникален. К сожалению, многие этим злоупотребляют в погоне за привлечением к себе внимания, что подчас сопоставимо с «синдромом выскочки». Еще одна проблема в современной культуре (помимо выявления подлинного жанра, как в литературе – о чем уже ранее мной говорилось) – это выявление действительно уникальных и знание, как отличить подлинных уникумов от тех, кто пытается ими казаться. На самом деле многие уникальными пытаются быть, а не казаться. Как говорится, не всем дано... Тем не менее, динамика коэффициентарности действительно уникальных деятелей искусства уменьшается, так как всех деятелей в общей совокупности нынче намного больше, чем их в общей сумме было раньше.
Коэффициентарность (coefficientarity) of the hustle в искусстве сегодня растет намного большими темпами, чем раньше. Если вглядеться в повседневную действительность, то и там мы можем увидеть его проявления. Чего только стоит сплетение различных стилей музыки. И вот мы идем по улице, а мимо нас проходит человек, у которого в наушниках музыка, ну а нам-то достоверно известно: этот жанр возник  ввиду смешения стилей. Сегодняшняя культура такова, что все больше и больше молодежи (если брать в расчет людей до сорока – сорока пяти лет) принимает участие в создании культурного прогресса, сама же по определению являясь прогрессивной частью человечества. То есть в коэффициентарности людей, развивающих культуру, молодое поколение занимает все большую и большую долю, привнося в культурный hustle в основном идеи либерального характера (за редким исключением). Молодежь требует hustle, поскольку такова ее природа, а также и продвигает его. Потому субкультура, вступающая в полемику или даже противостояние с другой, возможна только в молодежной среде. Молодежь там, где есть hustle, поскольку нуждается в нем – формы же его могут быть самые разные; молодежь в основном поддерживает либерализм. Недаром говорил Черчилль: "Если до тридцати ты не либерал - у тебя нет сердца, если после тридцати ты не консерватор - у тебя нет мозгов".
Иными словами, человеку свобода и развитие в молодости, а спокойствие и стабильность в старости (и ни в коем случае не наоборот) – все верно! Отсюда прямая связь между возрастом человека и его «среднестатистическими» политическими взглядами. Хотя в молодости, особенно в юности, часто свое место в сердце человека занимает радикализм в разных проявлениях – анархизма, национализма и прочих – но такой молодежи намного меньше, чем всей остальной, «не бунтующей». Но есть единственный режим, который поддержат и молодые и старые – это монархизм, и желательно конституционный (чтобы удовлетворить своей сущностью молодежь, запросы которой больше, чем у «людей старшего поколения»). Кстати говоря, если соединить либерализм молодых и консерватизм более старого поколения, то большому счету мы получим конфликт отцов и детей, только в политизированной, что ли, форме – о причинах его все предельно ясно: убеждения, ценности и пр. Монархизм же своей сущностью сдерживает конфликт отцов и детей. Ну, а лозунги каждого из режимов несут в себе эмоционально-психологическую окраску, способствующую наибольшему принятию их определенной возрастной группой населения (здесь учтем только  две группы – молодежь и так называемые «люди старшего поколения», не все, однако, склонные к консерватизму). Молодежь хорошо усваивает живые и очевидные лозунги, а «люди старшего поколения» - более взвешенные и честные. Отсюда также вырастает стереотип о приблизительном возрасте партии с определенными политическими взглядами и о «ее типичном члене» (имеется в виду определенное присущее ему поведение на заседании думы или во время речи, некоторые суждения об образе жизни этого члена, его доходе), который, естественно, неверен.
Вот, собственно, и подошел конец второй части статьи «Аксиома коэффициентарности бытия», посвященной интерпретации аксиомы, данной, соответственно, в первой части. Я рассмотрел не только абстрактные, но и реальные примеры коэффициентарности в бытии, чтобы не сложилось ложного мнения, якобы коэффициентарность – это вещь исключительно умозрительная. Какую пользу можно извлечь из этой аксиомы, где она пригодится, я окончательно сказать на данный момент не в силах. Наверное, в расставлении приоритетов.

28 февраля 2012