Жизнь моя и не только - 1. 3

Меньшикова Елена Андреевна – бабушка

Когда думаешь про бабушку, в голове представляется детская кроватка, седенькая хрупкая бабушка, ласковым голосом рассказывающая сказку или напевающая песенку. Вот  этого всего мы от нашей бабушки не видели. Бабушка была среднего роста, корпулентного телосложения. Я помню ее руки – ладонь давно превратилась, не то,  что в мозоль, в железную лопату. Погладит по голове, как доской приложили, но мягко. Всю жизнь провела на земле и со скотиной. Основной ее заботой было накормить – внуков, детей, потом деда. И если в ее детстве, когда она жила у бабушки в ямщине, это было легко выполнимо; пока ее дети были маленькими, до революции, то тоже довольно просто,   потом это стало проблемой – революция, разруха, продразверстки, голод, война, восстановление…

 Бабушка – Елена Андреевна Меньшикова – урожденная Харина – родилась в с. Леузы Месягутовского кантона Уфимской губернии в 1886 г. Она  в 4 года осталась круглой сиротой: мать ее умерла при родах второго ребенка, а отец - солдат был убит на   войне.
Больших военных конфликтов в России в 1885 – 1890 гг. не было, продолжалась экспансия Российской империи в Средней Азии, на Кавказе. Скорее всего, мой прадед, Харин Андрей где-то там и погиб.

От послереволюционных времен осталась только одна фотография, бабушка с родней, кто, я и не знаю.  . Посмотришь на фотографию,  и душа радуется – все крепкие, уверенные в себе, взгляд прямой и открытый. Чувствуется, что они себя уважали, наверное, уважали и их.

У бабушки с дедом было 2 сына и четыре дочери – старшая – буду называть так,  как я их называл в жизни – старшая – тетя Зоя, потом тетя Нюра,   мать – Мария, сын – дядя Костя и младший сын – дядя Вова и была еще одна девочка, которая в 4 года умерла от холеры.
Несмотря на то, что дед окончил училище и работал учителем в школе, бабушка была неграмотна, но обладала природным умом, можно даже сказать, была мудрая женщина.  После революции ходила на курсы ликбеза, но к чтению так и не привыкла. Сколько   помню, она в основном слушала радио – черная круглая тарелка, которая была практически в каждом доме. От рождения детей и до начала войны про ее жизнь практически ничего не известно, ни где жили, чем занимались – следов не осталось, все дети умерли,  В 30-е годы начали рождаться внуки, и появляются первые воспоминания

Надя – старшая внучка, дочь тети Зои вспоминает, что была она очень деятельная, энергичная, работящая. Добрая, отзывчивая на чужие неприятности. В начале войны бабушка жила с ними, и дедушка тоже. У тети Зои была двухкомнатная квартира на улице 8 марта, дом 7. Это практически на площади 1905 года. Квартира большая, гостиная с книжными полками, диваном, вторая комната разделена как бы на две части.  Дед работал на Свердловском винокуренном заводе в должности винокура. Возникли большие трудности с продуктами, карточки еще не ввели,  и бабушка с раннего утра стояла в очередях за продуктами.
 
«В это время заболел маленький Славик, сын  тети Вали и дяди Вовы, было у него что-то желудочное, наверно, дизентерия. Бабушка забрала его у матери, тогда у них была одна комната на Уралмаше, молодые они были,  и бабушка беспокоилась за его жизнь. Лечила его травами. Дедушка приносил иногда с завода пиво, пиво тогда купить было трудно,  и давал немного Славику, где-то, по чайной ложке. Славику было тогда меньше года, он уже ползал, но очень интересно. Все обычно ползают на четвереньках, а он на попе, подпрыгивает и передвигается. Помню, он все время плакал, я от него закрою дверь, он подползет и стучит, а мне учиться надо, раздражает. Славик недолго жил у нас, где-то около месяца»

В годы войны случилась трагедия – утонула тетя Нюра (дочь бабушки). Они с дядей Васей жили в Москве. Когда началась война, дядю Васю взяли на фронт, он был военным инженером, ремонтировал самолеты, а она эвакуировалась к брату  в Булгаково (село в Башкирии) с детьми -  Люсей, Верой и Валериком (11, 9 и 6 лет). Дядя Вася Воронцов был на передовой всю войну. При эвакуации потерялась Люся. Она, когда началась война, была в пионерском лагере, его эвакуировали, и следы его потерялись. Ее очень долго искали, но, все-таки,  нашли, и бабушка съездила за ней и привезла в  Булгаково. Тетя Нюра плавала очень хорошо, но случилось так, что она по делам службы оказалась в лодке с женщиной, которая не умеет плавать. Лодка перевернулась,  и эта женщина утопила тетю Нюру. Дядю Вася с передовой даже отпустили на похороны. 

Дядя Костя в то время в Булгаково работал директором спиртоводочного завода,   у него с тетей Агнюшей было трое детей – Юра, Неля и Света.  У него появилась мадам, работала на заводе то ли бухгалтером, то ли экономистом, у них родился мальчик, и дядя Костя ушел к ней от семьи. Дядю Костю посадили за растрату, ходили слухи, что эта женщина его и подвела под растрату.  Тетя Агнюша осталась одна с тремя своими детьми, да трое тети Нюриных, одной не прокормить.  Бабушка с тетей Зоей поехали и привезли Нюриных детей к Свердловск.   С ними привезли и Юру , который так и остался в Свердловске. Валерик дальше и жил у бабушки. Юра жил и у тети Зои и у матери тети Вали – Агапеи.

Когда началась война  то по ее инициативе на лето снимали жилье у лесника (между деревнями Григорьевка и Андреевка по Челябинскому тракту), чтобы   было полегче прокормить детей; побыть на свежем воздухе и питаться деревенским молоком, яйцами, овощами. С ней жило девять внуков ( Тоня, Женя, Соня, Надя, Юра, Люся, Вера, Валерик и Славик) и справлялись с нами бабушка и  моя мама Мария. Она в то время не работала, была беременна мной и уезжала с бабушкой и детьми.  Они вдвоем  хорошо справлялись, никто не кричал на детей, никто не щелкал.   Детишки загорали, брат мой старший Женя был смуглый и загорал до черноты, как-то ехали мимо по тракту на телеге проезжие, баба увидела его и кричит – Смотрите, смотрите,  яка чертяка!.
Внуки в хозяйстве, конечно,  помогали, но иногда и так. Начали поспевать бобы , обрадовались и оборвали все зеленые, неспелые, нагребли в подолы и к бабушке – смотри, смотри,  что мы собрали!. Она за хворостину и за ними, девчонки то убежали, а вот брату Жене хорошо досталось. Те в лес, а ему четыре года, не убежать. Потом, конечно,  отошла. 
Разрабатывали примерно 10 соток земли под картошку.  Старшим  поручалось ее окучивание. Летом бабушка собирала лечебные травы, сушила и охапками отвозила в Свердловск. На зиму бабушка купила поросенка, козленка и несколько кур, которые жили на кухне, а потом их кололи, и так спасались от голода.

Во время войны, когда они с дедом переехали в совхоз «Исток», летом  все внуки жили там.
Что там было у бабушки – куры, кролики, огород. Яйца она в основном продавала, ездила на рынок в Свердловск, оттуда никаких деликатесов – крупу, лапшу. Часто варила суп с крапивой, посылала нас со Славкой собирать, он, паразит такой, все норовил меня ей по голым ногам, я ему, приходим все в волдырях, но со свежей крапивой. Мне суп нравился, до тех пор, пока в ложке не попался червячок вареный, больше я такой суп не ел, как меня не заставляли. Сейчас то я понимаю, что это самое экологически чистое мясо, а вот оставшуюся жизнь прожил без крапивного супа.  Морковку бабушка тоже не давала дергать, пока молодая, а нам есть хочется, выдернем хвостик морковный, и рады, она увидит,  и давай ругаться. А мы знаем, она никогда даже нас не шлепала, так, поговорит.
Дети постарше готовили траву кроликам, косили серпом, я уже рассказывал, как сестра Тоня руку порезала,  да и мы младшие таскали, а все в совхозе держали скотину, трава была дефицит. Нам выделяли покос в лесу, вот там и косили, огород был рядом с домом, а картошку садили на распаханном участке.

После смерти дедушки в 1949 г бабушка переехала жить к старшей дочери – тете Зое. Мы иногда приезжали к ней, сначала с матерью, после семи лет я уже ездил один. Мы жили голодно, а у бабушки всегда было что-то вкусное, никогда не отпускала, пока не накормит. Надя вспоминает, что бабушку помнит хлопочущую  у плиты (ни газа, ни горячей воды не было) в приготовлении обеда, стирающую белье на всю большую семью на доске в корыте руками, и при этом я не помню, чтобы она сердилась, повышала голос. Спала в кухне, на сундуке, раньше всех вставала и готовила   завтрак (картошку). Она   никогда ни на что не жаловалась. Помню,  зимой она выходила на площадь 1905 года, входила на катушку, расстилала полы своей шубы, на них садились ребятишки и все вместе катались. 
Сами в совхоз мы начали ездить потом, после того, как вышел из лагеря дядя Костя и поселился в этом совхозе. Мы с бабушкой частенько туда ездили. Автобусы были полные, набитые, и когда бабушке приспичивало, (скорее всего у нее был сахарный диабет, от нее он у всех у нас), она просила остановить автобус, и все терпеливо ждали, пока она не вернется. На язык она была достаточно остра и в обиду ни себя, ни детей и внуков не давала.

Бабушка была хорошей травницей и знала много лечебных народных рецептов.
 Тоня, моя сестра, вспомнила, как-то она из института зашла к бабушке. На кухне грелась трехлитровая кастрюля, вместо крышки было как бы покрывало из теста. Бабушка, по чьей-то просьбе, варила свекольную настойку для лечения гипертонии. Слава потом интересовался лечебными травами, но уехал, и все сейчас жалеют об ушедшем знании.

После войны тетя Зоя взяла участок  в коллективном саду (по настоянию бабушки), который они вдвоем и разрабатывали.   Бабушка одна из ящиков построила избушку, рассаду малины возила из леса.   Когда бабушка умерла, мать посылала меня в сад к тете Зое, я в основном эту малину и собирал.

 Бабушка очень любила землю и умела за ней ухаживать.     И так во всем. Бабушка (не знаю как) любыми способами копила деньги, чтобы дядя Костя, освободившись, смог приехать в Свердловск, в совхоз «Исток», где он, практически один,  с сыном подростком,  построил дом.

Когда у внуков появлялись свои дети (ее правнуки) бабушка опять помогала всем, кому было трудно, а трудно без бабушки было всем. Вот она и моталась по правнукам в ее то годы
Ухаживала она   за Надиными детьми – Серёжей и Леной. 

Когда у Тони ( моей сестры) родился сын – Саша – и, их направили на работу в Лысьву Пермской области, бабушка поехала к ним и водилась с правнуком. Жили они на пятом этаже, бабушке уже было тяжело спускаться, и, когда Тоня приходила с работы, она ее кормила, и отправляла отдыхать и гулять с сыном, только тогда сама немного и отдыхала. В Лысьву приезжала и тетя Зоя – она работала в институте черных металлов – заведующей лабораторией и работала по договорам с Лысьвенским металлургическим заводом. 
Приезжала к ним и наша с Тоней мама, ездил к ним в Лысьву и я.

Из Лысьвы она отправилась в Кушмурун (геологическая партия, где работали Люся и Юра –геологи). Люся  была депутатом, Юра – в поле, водиться с  маленькой Зоей, у которой был туберкулез позвоночника, и она лежала в специальной гипсовой кроватке, было некому.
Потом она вернулась в Свердловск. 

Валерик Воронцов   в Свердловске.  поступил в Суворовское училище и по окончании уехал к отцу в Москву. 

Люди  тянулись  к бабушке. Когда у Нади собирались   институтские друзья, они всегда с удовольствием общались с ней. Бабушка много знала, рассказывала, а главное, ко всем была внимательна, доброжелательна.  Часто и я в студенческие годы забегал к бабушке, это был как бы второй родной дом для нас.

В конце  жизни она переехала жить к сыну – дяде Косте – в совхоз «Исток»,
Тетя Агнюша разошлась с дядей Костей, когда он был в лагере, и дядя Костя женился на тете Клаве, у которой от первого мужа было двое детей – Володя и Лена. После лагерей, они вернулись в Свердловск и поселились в совхозе «Исток». С Володей мы были одногодки, быстро сдружились, и я частенько приезжал к ним в совхоз, об этом позже. 

У дяди Кости она прожила недолго и умерла от инсульта в 1962 г. Похоронили ее на Кольцовском кладбище, там она лежит сейчас  с дочками – Зоей и Марией и внучкой Соней.