Глава 30. Частная жизнь
* * *
У капитана Гриши Шутовских был маленький член. Об этом знал весь гарнизон. Гришу в полку все любили: и офицеры, и солдаты, и начальство. Невысокого росточка, белокурый, плотненький, широколицый, улыбчивый, он с каждым вступал в приветливый разговор, каждому искренне желал добра. Коротышка, он напоминал большого ребёнка – по-видимому, страдал каким-то гормональным дефектом, недоразвитием, - может быть, половым инфантилизмом… Он и говорил-то жидковатым голосом подростка, и пел (а петь очень любил!) тенорком, стремящимся к фальцету.
При всём этом, было очевидно, что секс его одолевает и мучает. Уже при первом знакомстве (а капитан в это время был «освобождённым» комсоргом нашего полка, то есть в этом состояли его должностные, служебные обязанности, со временем он вырос в должности до освобождённого полкового парторга), более всего во мне он заинтересовался тем, что я женат. Почему-то его особенное уважение вызвал род занятий моей жены.
- Она учительница? Да? – с каким-то детским или деревенским почтением спрашивал Шутовских. – А какого предмета? О! Литературы?! А где ты с нею познакомился?
Всё в обстоятельствах моей женитьбы занимало этого колобка, этого симпатичного живчика, и ни одному собеседнику не приходило в голову возмутиться бесцеремонной настырностью его интереса.
- Ну, как жена? – неизменно спрашивал он у меня при каждой встрече… С течением времени Шутовских(имя и фамилия здесь заменены, конечно!) продвинулся в должности: стал полковым парторгом. Попав когда-то на фронт воспитанником части, «сыном полка» (каким образом это случилось – не знаю; родом он был не с Запада, а как раз наоборот – из Сибири), Гриша проделал потом офицерскую карьеру, армию считал своей семьёй, домом родным, - да оно так и было.
Примерно через год после моего прибытия в полк Шутовских съездил в родные сибирские края и… привёз оттуда себе жену. Учительницу!!! Он сиял от гордости. Едва увидев меня, подбежал и радостно сообщил:
- А я теперь тоже женат! И тоже на учительнице! Только не литературы, а – математики!
Жена его оказалась необъятной, бесформенной бабищей неопределённого возраста, с глуповатым выражением лица и голодным блеском тёмных маленьких глазок, заблудившихся на обширной лоснящейся физиономии. Ей удалось устроиться на работу в местной школе. Всё как будто складывалось благополучно, однако вскоре капитан явно загрустил. Должно быть, он не скрывал причин от своих ближайших друзей и, вероятно, друзей у него было много, потому что вскоре о причинах его тягостного настроения не говорили только самые молчаливые. Весь гарнизон знал: с женою Гриша не ужился исключительно из-за своего известного несовершенства.
Тем не менее, должностные свои обязанности капитан выполнял добросовестно. Мне уже довелось рассказать, как помог он мне навести порядок во взводе связи – прекратить издевательства старослужащих сержантов и солдат над молодыми, пресечь на корню зарождавшуюся уже тогда «дедовщину». Ещё один связанный с ним эпизод произошёл перед самым концом моей службы: вдохновлённый происходившим тогда «Большим Реабилитансом», в ходе которого были освобождены из лагерей и восстановлены в партии и мои родители, я и сам надумал вступить в её «ряды». Стал оформлять документы, договорился о рекомендациях, снискал, как будто, и одобрение парторга (то есть – Гриши Шутовских)...
Но потом болезнь привела меня в медсанбат, а провалявшись там около месяца, я был послан в длительную хозяйственную командировку, и пришлось отложить своё намерение.
Незадолго до моей демобилизации жена капитана Шутовских оставила его и уехала в свою родную Новосибирскую область. А его самого перевели (догадываюсь, что он сам об этом попросил) в другую часть и гарнизон.
Примерно в это время я и сдружился с Иваном Оленченко, который, в свою очередь, был близким другом рядового Степана Меленченко (имя и фамилия заменены), – и неожиданно узнал о дальнейшем развитии личной драмы нашего парторга.
Степан был парень развитой, башковитый и по-мужски соблазнительный. Сблизившись с капитаном на почве общего интереса к технике, он стал бывать у Шутовских в доме – и вскоре сошёлся с Гришиной женой. Похоже, муж и сам не возражал: он тихо уходил из дому, оставляя её наедине с гостем. Должно быть, понимая свою несостоятельность, надеялся на то, что наличие любовника поможет сохранить хотя бы видимость семьи. Надежда оказалась призрачной. Стёпке толстая, малопривлекательная и липучая баба быстро надоела, Он и не считал нужным скрыть это от неё. Вконец разочарованная женщина покинула чужую глушь – и возвратилась в собственную, привычную.
Степан, между тем, ничуть не считал себя в чём-либо виноватым – в том числе и перед Гришей. Самое пикантное, что и тот не предъявлял товарищу никаких претензий. Их мужская дружба продолжалась вплоть до того момента, как капитан покинул нашу часть – его перевели куда-то в совсем другой гарнизон и соединение. И вот что Ваня Оленченко мне рассказал. У них как-то речь зашла обо мне, о моём намерении вступить в партию.
- Хорошо, что он заболел, и приём в партию сорвался, - убеждённо сказал парторг Шутовских Ивану. – Понимаешь, Рахлин – парень хороший, честный. Сейчас, когда его родителей реабилитировали, он, конечно, на седьмом небе и считает себя полностью советским человеком. Но он никогда не простит коммунистической партии и советскому государству судьбу cвоих родителей. Я бы, например, на его месте не простил.
А ведь правда, неглупо рассуждал наш колобок?!
* * *
Великий драматург – жизнь! Она позаботилась о том, чтобы мы с Иваном , одновременно демобилизовавшись из армии после сдачи экстерном на звание младших лейтенантов запаса, при отъезде ещё раз встретились с капитаном… нет, теперь уже с майором Шутовских.
В своём солдатском – правда, новеньком – обмундировании, но при золотых офицерских погонах мы с Ваней сидели в вокзальном ресторане станции Ворошилов Уссурийский в ожидании поезда и, конечно, выпивали. Делали это с тем большим удовольствием, что не боялись теперь никаких патрулей. Солдатам выпивка была воспрещена под страхом ареста и гауптвахты. Но выпивающий за столом ресторана офицер – ничуть не преступник, лишь бы не хулиганил, не дебоширил. Так что мы боговали, наслаждаясь обретённой независимостью. Заказали бутылочку, распили её под хорошую закусь и собрались уже было идти на перрон, как вдруг со стороны одного из столиков услышали радостный возглас:
- Кого я вижу! Оленченко! Рахлин!
Да, это был наш Гриша, наш полковой симпатяга! Он провожал в отпуск старшину-сверхсрочника из своей новой части, и они оба тоже уже достаточно клюкнули. А тут вдруг нашёлся ещё один повод!
- Товарищ майор, да мы спешим – у нас ведь поезд сейчас придёт!
- Ни-ни-ни, что вы, я вас так не отпущу: надо обмыть ваши звёздочки!
Минут пятнадцать времени у нас ещё было, пришлось подсесть к майору и его старшине, тут же на столе появилась новая бутылка, и мы «добавили»: и за свои звёздочки, и за его – тоже.
Мы как мы, но майор набрался изрядно. Весёлый до предпоследней степени, вошёл он с нами в солдатский вагон поезда «Владивосток – Харьков» (пусть мы и в офицерских погонах, но проезд нам оплатили по солдатской расценке) и, после прощальных пожеланий, вдруг запел своим тенором, сбивающимся на фальцет:
- Проща-а-айте, друзья-а-а, ведь за-втра-а в по-хо-о-о-од!!!
Пассажиры, слушая эти рулады, снисходительно и доброжелательно поглядывали на коротышку майора. От него, даже пьяного, исходили необъяснимые флюиды симпатии и харизмы. Вдруг он прервал свои трели и с неожиданной грустью в голосе сказал:
- Эх, Рахлин, Рахлин, ты едешь к своей учительнице литературы, а я...
Махнув безнадёжно рукой, вдруг с новой и пьяной радостью опять запел:
- Первым делом, первым делом самолё-о-о-ты, ну а девушки, а девушки пото-о-ом!!!
Поезд тронулся – пьяный майор едва успел выскочить…
* * *
Грустная эта история – лишь одна из тех, какие поневоле довелось узнать за время службы в дальнем гарнизоне.
Много лет о быте военнослужащих, заброшенных в медвежьи углы советских просторов, ничего не говорили, не писали, не показывали. Лишь недавно в фильме «Анкор! Ещё анкор!» эта тема предстала во всей своей неприбранной наготе. Готов подтвердить правдивость ленты замечательного режиссёра Петра Тодоровского.
Рядовой или сержант срочной службы, при всех лишениях и ограничениях, которыми она сопровождается, чувствовал и знал, что дело это – временное. Ну, три года, ну, от силы три с половиной продлится такая жизнь, а потом его ждут все преимущества «гражданки». Но офицер, как солдаты во времена императора Николая Палкина, был навек прикован к своей военной тачке. Жена его (если была) особенно остро ощущала и переживала тяготы существования в гарнизонной глуши. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год одни и те же лица, одни и те же проблемы с рабочими местами, одно и то же и едва ли не единственное культурное развлечение: кино в гарнизонном клубе – чаще всего в солдатской «Клуб-столовой» , где вечно пахнет горелой кашей, кирзовыми сапогами и задубевшим мужским потом, а во время сеанса то и дело в темноте раздаются от входных дверей в самую неподходящую, напряжённую минуту развития киносюжета, зычные, грубые выкрики: «Старщий лейтенант Зотов – на выход!», «Дежурный по части – срочно явиться в штаб зенитного полка!»
От скуки и однообразия жизни офицеры и их жёны буквально дурели. Домашние вечеринки, как и вылазки на природу, на охоту, на рыбалку, сопровождались обильными возлияниями. Неизбежно вспыхивали и гасли летучие романы, не обходившиеся, понятно, без сцен ревности и без мордобоя. Отношения между полами порой принимали форму первобытного промискуитета (это когда живут «все со всеми»…). Мне известна доподлинно такая история. Старший лейтенант Л. и капитан П. дружили семьями, их жёны были между собой закадычнейшими подругами. Правда, детей ни у той, ни у другой пары пока что не завелось. Вот однажды Л. говорит своему другу П.:
- Слышь, Серёга, что-то скучно… Надо бы для разнообразия что-нибудь придумать позаковыристее… Но – что???
- Ты знаешь, Лёха, есть у меня мыслишка: а давай бабами поменяемся!?
- Вот молоток! Здорово придумал! У тебя не голова, а Дом Советов! А когда?
- Да хоть сегодня. Поговори со своей Ленкой, а я – с Жанкой!
И что б вы думали? Обе боевые подруги пришли в восторг, и тем же вечером Лена Л. перебралась к капитану П., а Жанна П. – к старлейту Л. Пожили так недельки две или три, опять стало скучно – тогда восстановили status quo ..
Историю эту рассказал мне сам Сергей П. в присутствии своего друга Алексея Л.
И оба при этом заливались счастливым смехом.
* * *
Вот вам третья история из того же тематического ряда.
Ещё когда командиром нашего взвода разведки был лейтенант Андрусенко, к нам прибыл второй офицер. Два офицера в одном маленьком штабном взводе – для мирного времени случай редкий. Однако в составе нашего подразделения был локатор, командовать им и назначили новенького.
Командовать? Вот этого новоприбывший как раз и не умел! Лейтенант Решетняк был на удивление невоенным человеком. В один из первых дней по прибытии в полк ему поручили провести со взводом занятие по строевой подготовке.
- Равняйсь, - тихо и буднично попросил нас лейтенант со смущённой улыбкой на простецкой курносой физиономии деревенского пастушка. И ещё сильнее стесняясь, словно бы даже извиняясь перед солдатами за причиняемое им беспокойство, добавил: - Сми-рно…
Это слово, которое в армии звучит чаще и повелительнее, чем «Но!!!» и «Тпру!!!» в устах извозчика, он произнёс с таким выражением, как если бы собирался сказать: «Приветик, мальчуганы…».
Мы развеселились. Занятие было, фактически, сорвано. Лейтенанта это нисколько не смутило. Да, он оказался никудышним строевиком, а ещё хуже – физкультурником: не умел не только показать солдатам, как выполняется «переворот в упор» на перекладине, но даже и подтянуться на ней не мог. Решетняк оказался типично, классически штатным человеком. Зато материальную часть локатора и всю работу на нём знал, как бог!
Придерживаясь в общении с ним устава, мы, тем не менее, чувствовали себя с ним как равные и задавали прямые вопросы. Непонятно было, как и почему такой сугубо штатский человек оказался в армейских кадрах, да ещё и офицером.
- А меня в армию продали родители, - со всегдашней своей смущённой улыбкой объяснил капитан.
- ???
- Да, продали, - беззлобно, но убеждённо повторил он. – Они меня сначала отдали в подготовительное училище. Ну, в спецшколу военную, после седьмого класса. И подписали обязательство: если не поступлю после десятилетки в нормальное военное училище, то родители внесут деньги, потраченные на моё питание и обмундирование за три года. Я спецшколу окончил, а на офицера учиться не хотел. Мои родители – колхозники под Полтавой. Деньги-то у них, положим, есть, но возвращать стало жалко. Вот и пришлось в радиотехническое военное училище поступать. Я по всем предметам учился на «пятёрки», а вот «физо» и строевая – это для меня гроб с музыкой. Не даются. Врач сказал – это врождённая связанность движений…
Стало понятно, почему командование нашло для свежеиспечённого офицера такую тихую заводь, такой служебный тупичок, как морально устаревшая, подлежащая списанию «малая обнаружительная станция» - радиолокатор МОСТ-2. Демобилизовать Решетняка по тем временам было ещё невозможно (уверен, что вскоре, при первом сокращении армии на хрущёвские миллион двести тысяч человек, он в эту цифру вошёл среди первых!).
И этот-то увалень, будучи ещё курсантом, преуспел на «личном фронте»: сумел во время каких-то танцулек пленить сердце девочки-девятиклассницы! Они сошлись всерьёз, вскоре она забеременела, и он на ней женился. Потом уехал по назначению на Дальний Восток. Через некоторое время она, будучи уже на сносях, прибыла к мужу в наше Чернятино.
Позже в медсанбате мне рассказывал лежавший рядом со мною, койка к койке, рядовой нашего полка Самигуллин. Этот татарин, как и я, маялся фурункулёзом, только в ещё более серьёзной форме. Лёжа под капельницей, он очень забавно рассказывал, как на его глазах в гарнизон прибыла молодая «Решетнячка»:
- Я стоял караульный пост возле гарнизонные ворота. Зима был, я – в тулуп. Вот подходит автобус. Оттуда вылазит молодой девушка с большим сумкам-чемоданам, а живот – ещё больший. Автобус уехал, она ко мне подходил и спрашивал: «Дядинка-дядинка, а где тут живёт лейтенант Решетняк?»
«Дяденька» Самигуллин показал молодушке дорогу к штабу…
Вскоре она родила, а ещё спустя некоторое время пополз по гарнизону глумливый слушок: молодая жена изменяет лейтенанту направо-налево со всеми подряд. Называли сержантов учебного батальона, которые бегают к ней поочерёдно, пока Решетняк на службе. Над рогоносцем стали жестоко потешаться. Я сам слышал и наблюдал, как из солдатского строя, проходившего мимо лейтенанта, послышался весёлый голос:
- Решетняк! Беги скорее домой: там твою жену…!
Но молодой муж отнёсся к этому сообщению на редкость равнодушно: ничуть не смутился, не смешался, не замедлил шаг – вообще никак не отреагировал на выходку.
Я лежал в медсанбате вторично, когда он привёз жену на консультацию к одному из врачей, по совместительству выполнявшему обязанности гинеколога. Здесь, в медсанбате, офицерские жёны и рожали – а где бы ещё им это делать?! Почему-то слух о вольном поведении «Решетнячки» достиг и этого лечебного учреждения – помню, что там зубоскалили на этот счёт… Лейтенант, мол, привёз жёнку на аборт, а от кого она понесла – ему неважно...
Это было осенью 1956-го, а перед тем, в конце лета, случилось мне ехать в кузове машины вместе с группой офицеров – я один был среди них солдат. В числе моих попутчиков был Решетняк, а также и старший лейтенант Скрипка – тот самый, чья молодая жена за год до этого утонула в Сейфуне. Пренебрегая моим присутствием, вдовец сказал лейтенанту:
- Слушай, Рещетняк, хочу тебя спросить как мужчина мужчину: как ты можешь терпеть такое от своей бабы? Ведь она тебя позорит – ****ует, как сучка!
На такие слова, правда ли в них заключена или сплетня, любой муж ответил бы что-нибудь решительное. Но Решетняк только улыбнулся добродушно и вяло.
- Ну, это ещё нужно доказа-а-а-ать, - протянул он спокойно и совершенно беззлобно.
- А чего доказывать? Чего доказывать? – вскипел Скрипка. – Весь гарнизон знает и видит…
- На-го-во-оры, - всё так же протяжно и столь же спокойно ответил лейтенант. Скрипка лишь плюнул в сердцах – и замолчал.
--------------
Далее читать главу 31-ю "Предвестие" http://proza.ru/2013/03/05/1239
Свидетельство о публикации №213030501175