Глава 1. Появление Нимфы

И вдруг из рощи вековой,
Красою девственной блистая,
В одежде лёгкой и простой
Явилась нимфа молодая.

А.С.Пушкин.

     «Лесная прохлада» оказалась на удивление живописным уголком и, хоть и была сильно удалена от моря (добираться до него нужно было на автобусе, который ходил всего два раза в сутки, утром и вечером), зато стояла в окружении стройных реликтовых сосен, за которыми синей неясной полосой тянулись горы, а если вам так уж приспичило окунуться, можно было спуститься к реке, протекавшей тут же рядом, в небольшой, поросшей камышом и осокой низине. Всё это – и горы, и реку, и сосновую рощу – я мог наблюдать из окна своего номера на втором этаже, хоть и маленького, но вполне приличного, в котором кроме широкой тахты (на ней, не стесняя друг друга, могли спокойно улечься два человека) и низкого прикроватного столика имелся также кондиционер и телевизор, по которому, правда, показывали всего две программы, да и те, как правило, без звука.
     Но в номер я приходил только к вечеру. В остальное время либо просиживал в довольно просторном гостиничном холле у широкого, во всю стену окна, где, удобно погрузившись в большое мягкое кресло, рассеянно наблюдал за тем, как по выложенному белой плиткой подворью степенно прогуливаются немногочисленные постояльцы – в основном бодрые разговорчивые старички под руку со своими не менее разговорчивыми половинами, либо проводил время за компьютером в так называемом интернет-салоне (имелся в «Лесной прохладе» и такой), но чаще просто уходил куда-нибудь и, выбирая самые глухие и безлюдные места, часами бродил по окрестностям.
     А ещё я очень любил навещать маленькое уютное кафе под открытым небом с характерным названием «Тихий приют», что расположилось в непосредственной близости от гостиницы, на пригорке, возле реки, в тени старого кряжистого дуба. Надо сказать, что я обнаружил его совершенно случайно,  так как оно, как выяснилось, стояло чуть в стороне от тех мест, где обычно прогуливались курортники. К тому же ветки дуба, образовывавшие над ней что-то вроде огромного шатра, а также разросшиеся вдоль веранды кусты жимолости так умело скрывали кафе от посторонних глаз, что только очень внимательный человек смог бы разглядеть его среди этого зелёного буйства.  Может, именно поэтому здесь всегда было не слишком людно, и я, не долго думая, избрал его местом своих литературных экзерсисов.
      Каждый день я приходил под эти широкие своды, занимая обычно один и тот же столик, откуда было хорошо видно бегущую внизу речку, заказывал себе чашечку кофе и, раскрыв перед собой старый, слегка потёртый на изгибах блокнот, пытался что-то сочинять.
      К тому времени я уже твёрдо определился с жанром своего будущего произведения. Это будет не роман, не повесть, не эссе, а трактат. Да, именно трактат, поскольку этот жанр меньше всего располагал к отвлечённости. Мне же нужна была конкретика, причём в вопросе, который, казалось бы, меньше всего к этому располагал. Дело в том, что я собирался написать трактат о любви. Почему о любви? Не знаю. Может, потому что слишком часто в своей жизни испытывал это чувство? Или, наоборот, потому что ощущал – а в последние годы всё сильней и сильней – его острый, просто-таки патологический дефицит? Да, что там греха таить, за всю свою бестолковую жизнь я не единожды влюблялся, но либо без взаимности, либо, добившись ответа, очень скоро разочаровывался в своём чувстве. Я не знал, в чём причина такого хронического невезения – во мне ли самом или, может, в самой природе любви, всегда изменчивой, всегда непредсказуемой, не поддающейся никакому анализу, никаким логическим выкладкам. Мне безумно хотелось разобраться в этом вопросе. Тем паче, что к этому имелось немало серьёзных предпосылок. Во-первых, это чувство, насколько мне было известно, как-то слишком мало подвергалось всестороннему научному исследованию (покопавшись в памяти, я вспомнил только знаменитый трактат Стендаля, да ещё что-то такое было, кажется, у Шопенгауэра). Во-вторых, создание данного трактата помогло бы мне хоть немного разобраться в себе и, может, как-то оправдаться, загладить свою вину перед женой. Ну, и, в-третьих, если уж на то пошло, о чём, как не о любви, было писать мужчине под пятьдесят, остро чувствующему своё одиночество, но ещё как-то цепляющемуся за жизнь, ещё не вполне утратившему вкус ко всем её краскам и формам! Тем более, кое-какой опыт, пусть и негативного свойства, у меня в этом деле всё-таки имелся. Одним словом, я всерьёз засел за работу, хоть и не был уверен в том, что из этого выйдет что-нибудь путное.
     Но, видно, моему смелому замыслу не суждено было претвориться в действительность. Вот уже который день, грызя ручку, я бесцельно просиживал над блокнотом и всё никак не мог начать. Мне упорно не давалась самая первая фраза моего будущего трактата. Всем пишущим, конечно, хорошо знакомо это состояние. Моё же усугублялось ещё и тем, что я с самого начала решил, как говорится, взять быка за рога. Без долгих подступов, без предисловий, я намеревался сразу же начать с главного – с определения любви, как я его понимаю, и уж потом, с помощью примеров и аргументов, попытаться доказать правильность своего заключения.
     Красивым, чуть ли не каллиграфическим почерком я вывел на первой странице блокнота:

Любовь – это…

И – всё. Дальше дело не пошло. Сколько я после этого ни пыхтел, сколько ни закатывал глаза к потолку (или, точнее, к небу), мне не удалось сдвинуться ни на йоту. Не помог даже Стендаль, чей трактат «О любви» я читал ещё, кажется, на первом курсе института. Довольно легко отыскав его текст в недрах интернета, я очень быстро понял, что он мне ничем не поможет – только ещё больше собьёт с мысли. Высказывания автора «Красного и чёрного» и «Пармской обители», на мой взгляд, слишком уж отдавали светским салоном и для современного человека, по большей части, были просто неудобоваримы.
     Так прошло, если не ошибаюсь, дня три. А на четвёртый (с него-то, собственно, всё и началось), когда я, придя утром в «Уютный уголок», как обычно занял приглянувшийся мне столик, я неожиданно увидел ЕЁ. Никогда раньше я не видел эту женщину в наших краях. Возможно, она прибыла только вчера, а может, я был не слишком внимателен. Хотя не заметить ТАКУЮ постоялицу было, по-моему, просто невозможно. На вид не больше тридцати (хотя, возможно, я и ошибался), тоненькая, лёгкая, вся какая-то воздушная, она почему-то сразу напомнила мне нимфу из детской, с большими цветными иллюстрациями, книжки мифов Древней Греции, ещё со школьных времён бережно хранимую в моей личной библиотеке. Да, незнакомка действительно чем-то неуловимым походила на нимфу, какую-нибудь дриаду или ореаду, а может, даже наяду, если учитывать наличие поблизости речки.
      Она появилась как-то совершенно внезапно со стороны сосновой рощи, постояла на пригорке, глядя на воду, после чего прогулочным шагом направилась прямо к кафе. Чуть помешкала на пороге, окидывая рассеянным взглядом внутренность веранды, а затем, пройдя совсем близко от меня, с независимым видом уселась за одним из соседних столиков. Заказала себе чашечку кофе и, пока попивала его небольшими глоточками, глядя прямо перед собой отрешённым взглядом, я успел её как следует рассмотреть. У Нимфы (так я мысленно окрестил вновьприбывшую) были тёмные, с каштановым отливом волосы, лежащие аккуратными локонами на худеньких, почти детских плечах, и узкое, чуть удлинённое книзу лицо, не по курортному бледное, с большими, глядящими слегка удивлённо, серо-голубыми глазами, круглым симпатичным носиком и мягкими чувственными губами, которые она почему-то имела привычку то и дело обиженно надувать.
     Наверно, я слишком уж откровенно рассматривал пришелицу, потому что женщина, заметив, как видно, мой пристальный взгляд, несколько раз с недовольным видом покосилась в мою сторону, после чего, быстро допив кофе, встала, решительно направившись к выходу. Однако, проходя рядом с моим столиком, ненадолго задержалась, бросив любопытный взгляд на страницу блокнота (я, как назло, не успел его вовремя захлопнуть), и её губы – я готов был в этом поклясться – вдруг искривились на мгновение в саркастической усмешке. Затем, проделав тот же самый путь, но уже в обратном направлении, незнакомка быстро скрылась из глаз.