Одноглазая Cова по дороге в Ад - фрагмент 18
Дед
***
Посреди прихожей стояла печка буржуйка, которая была предметом особо для меня интересным... как первенца меня не трогали и всячески оберегали и потому только лишь следили, чтобы я не устроил пожар и сам не обжегся. С мороза и снега один из братьев отца приносил только что наколотые дрова, и я по одной выбирал самые мне чем-то понравившиеся деревяшки и, открыв заслонку, укладывал их в ярко горящее чрево печки.
Дрова вкусно и здорово пахли смолой и морозом... я смотрел в огонь пока младший из братьев отца, которому поручали смотреть за мной, не подходил и ногой не прикрывал заслонку.
Я шипел на него... до сих пор не могу забыть как он, когда я уронил ложку на пол, дал мне этой же самой ложкой по лбу.
Он скривил рот в улыбке и хотел погладить меня по лысине, но я отдернулся и замахнулся на него очередной деревяшкой, так и не попавшей в печку.
- Ух, рузумбай! - сказал он деду и дал мне подзатыльник.
- Тихагына! - приказал дед.
Должен был придти дед Абдул... мулла... двоюродный брат моего деда Исмаила. У нас был первый в округе телевизор с маленьким - маленьким экраном и сегодня показывали ''Чапаева''...
Абдул абы всегда приходил смотреть этот фильм. Они с дедом в юные годы служили в одном из полков Чапаевской дивизии и молча вспоминали свою молодость, вглядываясь в экран.
Прием был ужасный... я поудобнее устроился рядом с дедом и внимательно смотрел как в мелькании полос и помех кто-то скачет... кто-то стреляет и падает... печь потрескивала и пахла дымом... бабушка с теткой кормили братьев втихомолку, а те вели себя тихо, потому что во время просмотра Чапаева и новостей деда нельзя было трогать.
Когда начались сцены окружения и расстрела застигнутых врасплох чапаевцев, дед и Абдул абы подались к самому экрану.
Иногда они переглядывались и качали головой... но почти ничего не говорили... из их немногочисленных слов я понял, что их полк был расквартирован чуть в отдалении и их подняли на подмогу по тревоге, но они не успели... к тому же были еще видимо какие-то нюансы, потому что они с Абдул абы недовольно каждый раз во время одних и тех же моментов непонимающе пожимали плечами и грозными голосами спрашивали, почему в этом доме чай дают только по требованию.
Бабушка бросала сыновей и бежала готовить их любимый чай из плиточного чая с молоком.
Достав из сундучка плитку чая, она обнаружила, что он основательно изгрызен... она бросила взгляд на меня... я испуганно расширил глаза, и она беззвучно засмеялась, прикрыв рот краем платка.
Я скосился на деда, а он, взяв меня пальцами за голову, опять повернул к экрану.
- Бак! Смотри! - приказал он. А мне уже в пятый раз смотреть все это совсем не хотелось.
Раздался шум... из маленькой комнаты вышел отец... он тоже был первенцем, и потому ему многое прощалось... дед с Абдул абы замерли.
Отец накинул на себя бурку деда, папаху со звездой, и в руках держал оголенную шашку.
Он подбоченился и, видимо имитируя деда, пошел по кругу, словно скакал на коне.
Братья, выглядывая из-за занавеси, хохотнули, но тут же осеклись.
Дед медленно, словно вырастающая из земли глыба, поднялся и пошел на отца. Тот еще улыбался, но улыбка постепенно меркла и сползла с лица. Дед протянул руку и отобрал саблю... вложил в ножны... отец склонил голову и, глядя исподлобья, сделал шаг назад и приложил руку к сердцу.
-Нельзя! - громко и отчетливо сказал дед.
Он вернулся к Абдулу... тот пил обжигающий ароматный чай с блюдца... дул на него и смотрел в стену.
Дед еще немного недовольно сопел... потом взял меня за плечо своими железными пальцами.
- Нельзя просто так трогать! - сказал он, видимо что-то пытаясь донести до меня... и, вероятно, думая, что я понимаю все, что он пытается сказать.
Они перестали обращать на меня внимание, увлекшись чаем и тихим разговором, и я опять перебрался к печке, зная, что теперь меня никто не будет трогать, поскольку еще долго дядьки не посмеют показаться деду на глаза.
Что хотел сказать мне дед, я понял через многие годы... вернее думаю, что понял.
Сверху было видно...
***
Сверху было видно, как тройка ‘’крокодилов’’ шла почти над землей,… словно акулья стая. Навстречу им рванулись трассирующие очереди… рикошеты… дождь рикошетов от лобовой брони.
‘’Крокодилы’’ поворачивались набок, выпускали струи черного и белого дыма и тогда там, у лощины вдруг расцвели огромные белые цветы с огненно рыжими сердцевинами…
После почти часового прижимания к высохшей траве, цепь поднялась,… все орали от восторга,… грозили кулаками и прыгали… как дети…
''Снег''...
***
Снег быстро укрывал шапкой головы... стряхнул и через минуту опять сугроб на макушке...
...сейчас надо будет за поворот...
А пока здесь костер... доски от снарядных ящиков... зачем "КамАЗ" подогнали?
В кабине врубили музыку и на полный ход что-то новое из "рэпа"... Ален Делон, Пирамидон, синхрофазотрон и так далее... хорошие слова! умные самое главное!!!
Ахлиман, пряча ствольную коробку ‘’ПК’’ от снега, ерзает и вытягивает из-под себя... (на чем это я сижу?) задубевшую от мороза окровавленную гимнастерку.
... Вот черт!!!
Какой-то мальчик с инеем на ресницах, опустив автомат, ловит на ладонь снежинки и что-то шепчет.
- Ты чего?
- У всех снежинок шесть лучей сегодня!
- Ну и что?
Он смотрит на меня и, опустив плечи, шепчет:
- Нехорошо это!
''Вот скотина''!!!...
***
- Вот скотина!!!
Рагим высунулся из десанта тягача, вытягивая за лямки вещмешок.
- А говорил, что жратвы нет! Посмотри... чтоб никого!
В мешке лук... много... полмешка... сочные луковицы.
- Давай - давай быстрее... - торопит Рагим, рассовывая лук по карманам и за пазуху...
Луковицы выскальзывают, падают... ну еще пару штук!!
- Все! Завязывай!
- Ну, теперь куда? - спрашиваю я, оглядываясь. Спрятаться негде!
- О, смотри - Натик! Натик, давай к нам! - машем мы ему.
Солдаты подозрительно смотрят на нас.
Вводим Натика в курс дела. Он тут же поворачивается и лезет на сопку.
Правильно... все логично... где ж тут прятаться как не на передовой.
Перелезаем на склон сопки, ведущей к противнику. Для приличия говорим, друг другу, что хорошо было бы укрыться, но сил терпеть, уже нет.
Луковицу на камень, кулаком сверху и с шелухой в рот - сочность, вкусность, хруст, ...стон, ...слезы из глаз, ...бурчание в животе. А мы еще одну, ...и еще! Соли бы!!! Все качают головой, смахивая слезы - откуда здесь соль... все!!!
‘’Больше не могу!!!’’
‘’Горит все!!!’’
Потом вспоминаю, как холодно будет ночью, а калории от каждой луковицы согреют меня лишнюю пару минут... ‘’ну тогда еще штук пять’’...
‘’НЕТ!!! Лучше три’’...
Сверху спрыгивает еще кто-то:
- Вот вы заразы! - шепчет он и быстро принимает свой пай... - не могли меня раньше позвать?!
- Вас голодных много... - сыто говорит, невесть откуда, появившийся Хасай уже с луковой шелухой на подбородке,
- А лука мало!
''Немного об интимном''...
***
Немного об интимном:
Никуда не деться от отправления людьми естественных потребностей...
И на фронте, а особенно на передовой этот вопрос стоит особенно остро... поскольку поносы и дизентерия это синонимы слова Война.
Туалетов там естественно нет... вернее их сколько угодно. Вправо и влево до соседних позиций (если они есть) и где тебя встречают крайне недружелюбно, что вполне справедливо, если учесть с какими намерениями ты к ним приближаешься, вперед к армянам на дистанцию прицельного выстрела, что крайне патриотично, но не всегда безопасно...
И, наконец, в сторону тыла, на расстояние до той опасной черты, после которой твой уход по биологической нужде может быть воспринят как дезертирство...
В основном все уходили в тыл...
Военная форма и дизентерия стирали все грани различия между званиями, возрастами и должностями. Поэтому какой-нибудь кандидат наук и рядовой из отдаленного села, присевшие на корточки рядышком, и мирно беседующие на отвлеченные темы, были не редкостью, что лично для меня являлось прямым подтверждением о постепенном стирании различий между городом и деревней.
Естественно, что за этим делом на фронте далеко не ходили, и также естественно, что личным составом выбирались для этого места, наиболее подходящие для укрытия от артобстрела.
Поэтому когда свистел очередной подарок, и нужно было в считанные секунды сменить позицию и уложить неимоверным зигзагом тело между солдатскими "минами" я начинал понимать, почему ветераны так не любят говорить о войне:
- Чего рассказывать-то - одно слово - дерьмо!
‘’Разговор’’
***
Когда эта песня разошлась по общественности, меня посетила группа товарищей Народного Фронта, и действие это напомнило приход домового комитета во главе со Швондером к профессору Пребраженскому.
Разговор затянулся до полуночи, поменявшись с обвинительных и истеричных обвинений в задумчивое прослушивание и просьбы переписать на кассету с дарственной надписью.
Впоследствии один из них все ж таки даже пошел на фронт.
Это было...
***
Вам
Этот бой за ферму
Не виден свысока.
Там наверху
К Эдему
Уходят облака.
А здесь
Из-за пригорка
Бьет, чертов ДШКа.
Он бьет довольно долго
И бьет наверняка.
И так уж получилось
Две группы
Здесь сошлись.
И каждый смерть
Дарил другим,
Себе, оставив жизнь.
Из-за стены
Их не достать
И тихо бой угас.
И вот причина к разговору,
Как будто на заказ.
Эй, Хачик, Хачик!
- Что Мамед?
Давай поговорим!
Чего тебе? - Да ничего!
О жизни посвистим!
Какая жизнь?! Не видишь бой!
Давай-ка о другом!
Что есть семья?
- Конечно, есть!
Что без детишек дом!
Эй, ты, Мамед! –
Чего тебе?
Ты сам сюда пришел?
Конечно сам!
А ты? Я тоже!
Я тоже добровол!
А дети взрослые, поди?
Да будет семь и пять!
Ах ты, смотри, как у меня!
Но только восемь-пять!
Жена красавица моя,
И дома плачет мать.
Вот только есть
Сосед один
Ах, чтоб ему пропасть!
И у меня сомнения есть,
Уж очень я ревнив.
Как только взгляд замечу чей,
Бросаюсь словно див!
Чего вздыхаешь? Эй, Мамед!
Так я ведь не Мамед!
И я не Хачик! Шотик я!
А ты? - А я Ахмед!
Ах, ара мамат, чтобы их…
Они там пьют коньяк.
А ты здесь бегай по горам
Как-будто вьючный як!
Киши сен, Шотик!
Хоть и враг
Тебя зауважал!
И ты, Ахмед,
Не крыса,
Не-е-ет!
Я многих ведь видал!
Они там золото за нас
Лопатами гребут
А мы здесь ложкою дерьмо
И то какой дадут!
И вот по рации сердито
Был передан приказ
И снова бой, который там
Чуть было не погас
- Ну что начнем? –
Да извини!!!
- Такой уж был приказ
И через час для одного
Навеки свет погас!
***
Ворон пел в вышине
И рычал БМП
Трассера песню смерти
Писали во тьме.
И пугая луну
Рявкал гранатомет
Кто деревни не брал
Тот нас вряд ли поймет.
После боя искал
Кто же с ним говорил
Но в лицо ведь не знал
Слышал голос один.
А теперь не поймешь
Как же их разобрать
Мертвые видно кому-то
Дали слово молчать.
P.S.
Последние четыре куплета навеяны и повторяют некоторые строки старой ‘’афганской’’ песни.
Свидетельство о публикации №213030501783
Еще раз,СПАСИБО,что вспоминаете...КАК...это было...
Елена Рубинина 12.04.2013 14:02 Заявить о нарушении