Чёрные ходят первыми. Королевская кровь. Часть 4-1

                *****
     Гаспи заворчал и нехотя поднял голову, услышав осторожную возню у костра. И чего им не спится? Только недавно угомонились, а уже рассвет – надо же и отдохнуть… Возня не прекращалась. Гаспи зарычал и поднялся, готовясь взвыть в голос, но…
     -Тише, тише, дружок, - Лейк присел перед ним на корточки. – Не буди её. А я ухожу.
     Гаспи сел, провожая человека удивлённым взглядом. Как же у них всё сложно, у этих двуногих! Ну, зачем он ушёл, если им обоим было так хорошо вместе? Может, у них так принято? Кто их разберёт, странные они существа!
     Полуволк со вкусом потянулся и, покрутившись на месте, снова улёгся. Досыпать остаток ночи.

                *****
    Когда Мирослав очнулся, солнце уже стояло в зените. Он очень смутно помнил, что с ним произошло с той минуты, когда он потихоньку ушёл от сладко спящей Рады. Он помнил, как почти бежал прочь от полянки, могучим усилием воли заставляя ноги делать очередной шаг, бежал, боясь оглянуться, потому что знал: оглянувшись, он уже не сможет уйти. Вернётся. И останется с ней... А что же ещё тебе остаётся, ты, уже не священник, но ещё и не мирянин?! Ты, трижды преступивший священный Закон, забывший о Клятве, нарушивший обет?! Теперь ты ещё и… Что с тобой происходит, Мирослав? В монастыре тебя считали человеком с мёртвой душой, не способной на чувства сильнее обычного для священника сострадания – и это было действительно так. Ни одна женщина, даже та, что превратила его из мальчика в мужчину, не могла затронуть его сердца, ни разу не свившееся со своего размеренного чёткого ритма… до того злосчастного дня, когда во дворе церкви в Урания Дель он увидел… ЕЁ. Именно тогда мёртвая душа Мирослава вдруг ожила – и он потерял себя.
     А этой ночью?! Словно какой-то рок преследует его. Мирослав не помнил, куда шёл и что делал, но в то же время не мог забыть ни одной секунды их близости. Мирослав, человек, мужчина, в одну ничтожную долю мгновения вырвался из-под строгого контроля отца Лейка и не дал последнему снова овладеть положением до тех пор, пока не закончилось это сладкое безумие. И вот теперь…
     Мирослав тяжело прислонился плечом к первому подвернувшемуся дереву. Он разрывался. Однажды пробудившийся в нем мужчина – обычный человек, который хочет обычного человеческого счастья – не желал успокаиваться. Он не хотел снова затихнуть в холодной глубине священника, яростно протестуя и сопротивляясь.
    -"Чего же ты теперь хочешь? – настойчиво спрашивал мужчина у священника. – Ведь уже поздно! Уже всё сделано. Клятва забыта, обет нарушен, Закон отвергнут – поздно! Ты больше не главенствуешь! Ты больше не священник и никогда не сможешь стать прежним отцом Лейком! Вернись к ней! Вернись, скажи, что любишь её, назови ей своё имя – и живи, не думая о завтрашнем дне! Ведь даже для Святого Воинства ты уже потерян и ты знаешь это!.."
    -"Нет! – возражал священник. – Ты не прав. Я сумею справиться с тобой! Я  приму покаяние в монастыре, я не сделаю ни шагу за его стены, я больше не увижу её – и я снова стану собой!"
     -"Ты не сумеешь!"
     -"Сумею."
     -"У тебя не хватит сил!"
     -"С Божьей помощью…"
     -"Твоё сердце остановится или разорвётся на части – ведь ты любишь её!.."
     Мирослав глухо застонал, сжимая виски ладонями. Теперь он понимал, почему среди молодых священников так много смертей… Нет, не смертей – самоубийств. Вот чего недоговаривали наставники монастыря, вот чего боялся отец Пар. Когда мужчина, обретая силу, вцепляется в священника, чаще всего никто не побеждает. Оба – проигрывают, раздирая человека на куски.
     -"Если тебе будет трудно - приходи, - внезапно услышал Мирослав. – Эти стены защитят и помогут тебе…"
     Наставник. Нолегис, отец-настоятель монастыря Святого Воинства.
     -Да, наставник. Сейчас мне необходима твоя помощь.
     Мирослав выпрямился, решительно оттолкнувшись от дерева. ДК. Монастырь Святого Воинства. Это единственный шанс снова обрести себя. И забыть Раду.
     Монастырь Святого Воинства.
     Мирослав ускорил шаги, словно эти три слова были его единственной искренней целью в жизни.
     Монастырь… Глаза Рады совсем близко, но он ещё имеет силы отвернуться от них.
     …Святого… Поцелуй Рады, обжигающий губы живым огнём сродни тому, что горит в фанатиках слепой веры.
     …Воинства… И огонь, охвативший всё его тело тогда, в ту ночь, которая станет последней в жизни Мирослава, мирянина, живого человека, мужчины.

                *****
     -"…Это и есть то место, куда мы шли?" – Гаспи фыркнул и уселся на тропу, всем своим видом выражая презрение. Место, куда так стремилась Рада, оказалось донельзя похожим на десятки других человеческих посёлков, разве что было немного побольше.
     -Не совсем, - отозвалась Рада, запуская руку в густую шерсть на загривке Гаспи. – Сам Тангиль не нужен. Меня интересует только один из восьми курганов, могила Шаин-Кея. Кажется, она находится в одном из восточных курганов.
     -"Ты же не хочешь сказать, что полезешь в могилу?" – жалобно спросил Гаспи, поскуливая. Рада только улыбнулась. Несмотря на своё полуволчье происхождение, мертвецов Гаспи откровенно побаивался, хотя и успел привыкнуть к призракам.
     Определить курган с могилой оказалось нетрудно: до сих пор на его вершине лежал огромный камень, которым некогда богобоязненные подданные барона Кейра завалили «чёрный ход» в могилу, намереваясь похоронить в ней Марэн. Камень – точнее, плита, - за эти годы сильно врос в землю и оброс травой, но словно срезанная вершина кургана заявляла громче всяких указателей: «Здесь находится могила Шаин-Кея, из которой двадцать с лишним лет назад Сатана похитил Сайглер, Живой Клинок, несбыточную мечту, легенду, недоступную цель сотен и сотен молодых самоуверенных людей».
     Эту фразу Рада как-то услышала от старенького деревенского сказителя, глубокомысленным тоном очевидца повествующего о страшных, «поистине чёрных» годах пришествия Сатаны в облике человеческом.
     -«И был он прекрасен – и вселял ужас в сердца и души христиан, и носил он обличье женское, и повелевал он людьми, и власть его была безгранична, пока не был повергнут он храбрым витязем, вышедшим на бой с Дьяволом один на один в страшных горах Северных. И пал Сатана, побеждённый храбрым витязем Кейром, но лишил он жизни витязя, и зарыдал мир, ибо лишился лучшего сына своего…» - монотонно и заунывно вещал сказитель. 
     -Вот как? – удивилась Рада. – Сатана, значит, был повержен храбрым рыцарем Кейром? И мир, значит, зарыдал?
     -И громче всего мира рыдала, наверное, его лысая любовница, лишившаяся из-за Сатаны расположения барона, - ехидно произнёс рядом с ней голос матери (сама она оставалась пока невидимой).
     -Сатана в женском обличье… - протянула Рада. – Да, немудрено, что замуж сейчас берут только тех, кто выходил из дому исключительно под охраной строгих родителей и только в церковь, тех, кто вёл себя тише воды, ниже травы, серых мышек, ограниченных мещаночек (или крестьяночек, это смотря по положению жениха)… Тех, кто особо ни о чём не думает…
     -Одним ловом, куриц, - подытожил голос Марэн.
     Слушатели старика, подростки десяти-двенадцати лет, разом, как по команде, повернулись к Раде. Та мило улыбнулась, но на её улыбку никто не ответил.
     -Всё было так! – возвысил голос сказитель, с некоторым трудом поднимаясь на ноги им ковыляя к ближайшему дереву. Опершись на него, сказитель, видимо, почувствовал себя намного увереннее, поскольку перевёл дух и продолжил:
     -Сатана среди нас, - сказал он, наставительно тыча пальцев в Раду. – И не тебе, девочка, смеяться над этим. Он был очень могуч, хотя и носил вполне привлекательное женское тело, но всё же был повержен, ибо позволял себе насмешки над Господом нашим! Так что и ты…
     -Что «я»? – с интересом спросила Рада, которая слушала этот бред, с трудом сдерживая смех.
     -Что «я»? – повторила она. Старик, выпучив глаза, молча хватал ртом воздух.
     Так и не дождавшись ответа, Рада оглянулась. За её спиной прямо посреди дороги и в шаге над ней, медленно «проявлялась» Марэн во ей своей дьявольской красе. Волосы развевались на неизвестно откуда взявшемся ветру, за спиной явственно просматривался Сайглер, а правая рука Сатаны по запястье утонула в густой чёрной гриве оскалившегося в своеобразной звериной ухмылке льва. Глаза призрака горели вдохновением, уже почти забытом теми живыми, кто хоть раз видел этот огонь, вдохновением, которым они вспыхивали в былые времена, когда Марэн воплощала в жизнь очередную удачную каверзу.
     «Проявилась» она очень отчётливо, и показалась потрясенному и перепуганному старику настолько реальной, что его хватило только на полкреста. (Подростки вообще бочком отодвинулись вдоль забора подальше и во все глаза пялились на Ламарта).
     -Витязь, говоришь? - сладко пропела Марэн. – Поверг, говоришь? Сатану в женском блике, говоришь, победил? Баран он, твой барон Кейр… был. И «весь мир», который зарыдал – одна лысая овца. Ты удивлён? А ведь должен бы знать, что Сатану не так-то просто уничтожить!
     Рада перевела взгляд с матери на старика и поняла, что сейчас будет лучше незаметно исчезнуть, пока старик не заметил её очевидного сходства с призраком. Отступив на шаг и пройдя сквозь призрак, Рада недовольно буркнула:
     -Вечно твои явления не вовремя! – и, не оглядываясь, пошла по улице, прочь из деревни. Гаспи припустил следом.

ххххххххххххххххххх
     …Теперь, рассматривая плиту на вершине кургана Шаин-Кея, Раде ужасно хотелось знать, чем же закончилась та немая сцена.
     -"Чем-чем… - проворчал Гаспи, словно подслушавший её мысли. – Разбежались все, вот и всё."
     -Если не вросли в землю от страха, - усмехнулась Рада.
     Она присела на край плиты, ковыряя землю носком сандалии, и задумалась. Дело оборачивалось совсем не так, как она предполагала, и даже показалось ей почти невыполнимым. Как, скажите на милость, вернуть Сайглер владельцу, погребённому семнадцать столетий назад в наглухо замурованном склепе?!
     Освободив меч от скрывавшего его плаща, Рада положила его на колени, любовно поглаживая отполированное до блеска и по-прежнему острое, как бритва лезвие. Волны лунного блеска окатывали легендарно оружие – меч казался выполненным из чистого серебра! Рада понимала, что мать права: ей не получить Сайглер обратно, не владеть им с полным пониманием права хозяина. Сколько же теперь тебе лежать под землёй, Сайглер, меч-власть, меч-победа, меч-друг? Сколько лет – а может, и тысячелетий? – тебе не пить человеческой крови, служа своему предназначению, не ощущать крепкого объятия живой сильной ладони? Сколько придется ждать на коленях у мертвого хозяина того, кто станет твоим единственным другом и напарником, единственным на ещё один короткий век земного смертного существа?..
     Рада чувствовала, как в ней исподволь растёт желание не возвращать Сайглер мёртвым костяным рукам Шаин-Кея, оставить у себя, владеть им, пусть даже и не имея на это права. Она встала, подняв Сайглер за эфес. Меч удобно лежал  её руке, будучи прекрасно сбалансированным, но… Рада лёгким взмахом подняла оружие в позицию защиты, сделала выпад, вернулась на исходную позицию… Не, ей не почудилось. Марэн никогда не давала Сайглер ей в руки: этот меч знал и признавал только одного хозяина, верно служил только ему и жил только в его руках. Рада помнила, как оживал Сайглер в руках матери, как сиял камень в навершии его эфеса и било от лезвия ослепительно-белое чистое сияние, окутывая всю фигуру Марэн таинственным молочным ореолом… А сейчас в руках Рады покорно лежал красивый кусок металла, холодного, мёртвого, безразличного.
     Вздохнув, Рада опустила оружие. Даже отражая свет, - хоть дневной, солнечный, хоть лунный в ночи, - Сайглер казался тусклым, как потемневшее от времени серебро. Сейчас он почему-то был даже темнее, чем поначалу, когда Рада только-только извлекла его из складок плаща.
     Девушка оглянулась на Гаспи. Полуволк сидел чуть в стороне и внимательно смотрел на меч.
     -"Он не хочет служить тебе", - очень серьёзно сказал он.
     -Да, - Рада перевернула Сайглер остриём вниз и с размаху всадила его в землю около плиты. – Я возвращаю твой меч, Шаин-Кей. Береги его. Мне жаль, что я не могу владеть им.
     Она отупила на шаг, глядя на меч.
     -"И что же дальше? – спросил Гаспи. – Ты же не можешь оставить его так!.."
     Рада промолчала, но словно в ответ на этот вопрос земля возле камня зашевелилась, осыпаясь, будто внезапно заработали фантастические песочные часы – и меч полетел вниз, в курган.
     Рада подбежала к дыре. Ей почему-то показалось, что, ударившись о гранитный пол, Сайглер разобьётся вдребезги! Но этого не произошло. Живой Клинок ударился о подножие трона, на котором в прежней величественной позе восседал скелет в древних ржавых доспехах и, непостижимым образом расколов камень, застрял в нём. Перед троном возник призрак Марэн и опустился на одно колено.
     -Благодарю тебя, великий герой, - произнёс призрак, – я вернула тебе Сайглер, чтобы ты сберёг его до тех пор, пока не родится человек, достойный взять его в руки.
     Рада машинально отметила это « родится», а не «найдётся» или «появится». Родится. Его ещё нет, а сама она – не напарник легендарному Сайглеру, Живому Клинку.
     Спустя мгновение Марэн стояла рядом с дочерью.
     -Пока не родится достойный человек? – переспросила Рада, испытующе глядя на мать, намеренно сделав ударении на «родится».
     -Родится, - подтвердила Марэн. – Дело сделано.
     Рада снова посмотрела в дыру. Меч лежал поперёк колен легендарного героя. На правой руке Шаин-Кея не было латной перчатки, и он крепко держал Сайглер за рукоять, точно не желал расставаться с ним теперь, когда не было больше того, кому он вручил Живой Клинок двадцать пять лет назад.

                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ