Глава 33

На этот раз визит Арамиса не был тайным. Он приехал среди бела дня, одетый в обычную дорожную одежду, но Гримо подумал, что эта обыденность скрывала его не хуже сутаны.
Какой-то знакомый графа заехал по делу – никто и внимания не обратил. Одна Жоржетта пыталась что-то припомнить. Ей все казалось, что она уже видела этого господина, но Гримо быстро разрешил ее сомнения:
- Во сне.
Кухарка, как всякий приверженный суевериям человек, придавала огромное значение снам и «разъяснение» Гримо ее вполне устроило.
- Точно, что-то такое виделось. Наверное, это к гостям, вот гость и пожаловал.
Атоса не было, и Гримо постарался не делать шума, чтоб никто из слуг не догадался, насколько важен этот гость. Судя по поведению Арамиса, Гримо поступил правильно.
Когда вернулся хозяин, Гримо получил распоряжение приготовить комнаты, расположенные за покоями самого графа. На будущее они предназначались для Рауля, а пока стояли пустыми, хотя Гримо лично следил, чтоб там всегда были чистота и порядок.
Челяди в замке по-прежнему было немного. Атос не давал никому бездельничать, так что досужих наблюдателей в Бражелоне не водилось. На Арамиса почти не обращали внимания – гость не создавал проблем, обслуживал его сам Гримо, а время он предпочитал проводить или с графом или гуляя по окрестностям, погруженный не то в размышления, не то в мечты.
Гримо был единственным, кто не сводил глаз с Арамиса. Но и его настороженность мало-помалу сходила на нет. Конечно, ожидать можно чего угодно, но пока Арамис больше похож на человека, который ищет покоя, а не действия. Возможно, он просто чего-то ждет. Что ж, подождем и мы – так рассуждал Гримо.
Эти же мысли посещали и хозяина Бражелона.
Атос ждал, захочет ли Арамис поделиться своими думами или он просто искал надежного места, чтоб перевести дух.
Разговор завязался у них неожиданно, сам собой, из ничего не значащего замечания.
Рассказывая местные новости, Атос упомянул, что одна из главных тем для обсуждения сейчас - это военная кампания, которую ведет в Лангедоке Его величество. Местные особенно любопытствовали, поскольку в ней участвовал Гастон Орлеанский. Пусть его не особо любили, но это был «свой» принц и на Гастона смотрели, в некотором смысле, как на личную собственность.
- С некоторых пор Людовик предпочитает не отправлять Месье в ссылку, а держать его при себе. Поговаривали, что принц не очень желал ехать, но Его величество настоял.
- Да, Его величество настоял… - задумчиво повторил Арамис. – Как и на том, чтоб с ними ехал Сен-Мар.
- Право, не знаю, какая от него может быть польза на войне, - пожал плечами Атос. – Мне говорили, что герцога Буйонского отослали в Пьемонт. Уж лучше бы его оставили. Нелогичное решение.
Арамис чуть улыбнулся:
- Остается надеяться, что кардинал знает, что делает.
- Причем тут кардинал? Полагаете, ему по-прежнему мерещатся заговоры? Он предпочитает держать господ «недовольных» порознь?
- Королева осталась в Париже, де Буйон – в Пьемонте, а Гастон – на глазах у Ришелье. Как и Сен-Мар.
- Арамис? – Атос вопросительно поглядел на друга.
Арамис поспешил улыбнуться:
- Нет, не стоит видеть во мне заговорщика. Я, как и Вы, всего лишь сторонний наблюдатель, питающийся слухами.
Атос недоверчиво покачал головой:
- Хорошо, если так.
Арамис снова улыбнулся, но Атоса его улыбка не убедила:
- Памятуя прошлое, у меня есть основания тревожиться.
- Я не имел никакого отношения к делу Монморанси, - быстро сказал Арамис.
Атос с сомнением поглядел на подчеркнуто бесстрастное лицо Арамиса.
- Мне бы очень не хотелось увидеть Вас на его месте.
- Мне это не грозит.
- В случае чего, Вам не удастся спрятаться за высокое происхождение, как это делает Гастон Орлеанский или Сезар де Вандом. Монморанси даже это не помогло. Но он хоть знал, чем рисковал и ради чего.
- Вы полагаете, я не понимаю, что делаю?
- Арамис, простите мне подобную откровенность, но иногда мне кажется, что Вами руководят чужие интересы, которые Вы ставите выше своих. И меньше всего на свете я хочу потерять Вас во имя интересов третьих лиц.
Лицо Арамиса было по-прежнему бесстрастным, но пальцы заметно подрагивали. Почувствовав это движение, Арамис сжал кулаки и скрестил руки на груди.
- Третьих лиц?
- Арамис, я виделся с принцем де Марсийяком в ту пору, когда он занимался делами мадам де Шеврез…
- Мне нет дела до того, какие отношения были у герцогини с Марсийяком! - Арамис закусил губу, но было поздно – вырвавшиеся слова нельзя было вернуть.
Атос терпеливо повторил:
- Я виделся с принцем и был свидетелем того, как ему передали условный знак –молитвенник. Ваш молитвенник.
- Я руководствовался своим интересом, как буду поступать и впредь. Я понимаю, чего Вы опасаетесь. Не тревожьтесь – я не собираюсь рисковать головой только потому, что так хочется… третьему лицу. Я порвал с ней, но между нами есть некое обстоятельство, которое известно только нам двоим.
- И это держит Вас?
- В известном смысле. Но это не значит, что я готов забыть все ради ее прихоти.
- Вы поддерживаете с ней связь?
- Она иногда дает мне знать о себе. Атос, с этим покончено, я – сам себе хозяин. К тому же… У меня есть просьба к Вам. Несколько неожиданная, но Вы очень меня обяжете, если выполните ее.
- Пожалуйста.
- Вы состоите в родстве с мадам де Конде?
- Шарлоттой де Монморанси? Да.
- Вы лично знакомы?
- Детьми были, а после не поддерживали отношений.
- Но она помнит Вас?
- Не уверен. По имени – возможно.
- Вы слышали, что она выдает замуж дочь?
- Кажется, что-то слыхал, но не придавал значения. Вы знаете, я не интересуюсь подобными вещами.
- Будущего зятя, я полагаю, Вы тоже знаете. Герцог де Лонгвиль.
Выражение лица Атоса стало холодным:
- Вот как? Принцесса согласна видеть его зятем?
- Конде! Вот кто согласен! – ненависть, с какой были сказаны эти слова, заставила Атоса удивленно поднять брови, и Арамис постарался взять себя в руки.
- Так решил Конде, - уже спокойнее сказал он.
- Они с герцогом давние приятели. Герцог очень богат.
- Знаю.
Арамис сцепил пальцы и заставил свой голос звучать ровно:
- Будущая невеста нуждается в духовной поддержке и у меня есть шанс стать ее духовником. Если бы мадам де Конде со своей стороны оказала мне честь и поддержала мое ходатайство, я мог бы рассчитывать на успех.
- Разве это зависит от принцессы? Я не очень хорошо знаю порядок, тут Вы более сведущи, но мне казалось, что она не может решать. Или Вы просто хотите, чтоб я поговорил с ней?
- Атос, думайте, что Вам угодно, но, умоляю, не задавайте вопросов и выполните мою просьбу! Сделайте это для меня! Поговорите с ней.
- Хорошо, дорогой мой.
- Я напишу письмо для принцессы, скажу, что Вы – мой друг. Она сейчас в Париже, Вы найдете ее в особняке Конде. Потом она хочет вернуться в Шантийи, но Вы еще успеете ее застать. Я не слишком затрудню Вас?
- Нет. Если для Вас это важно – я готов.
- Атос…
- Я оставлю Вас. Наверное, Вы сейчас хотите побыть в одиночестве?
- Да, прошу Вас!
Атос обратил внимание, что Арамис все время говорил о принцессе, старательно избегая упоминать ее дочь – мадемуазель де Бурбон, хотя именно ее духовником он хотел стать.
«Черт побери, давно я не видел в нем такой горячности и скрытности одновременно! Он снова полюбил? Если так, я буду только рад. Может, это удержит его от того, чтоб рисковать своей шкурой ради интриг де Шеврез. Но почему же он окончательно не порвет с ней? Некое обстоятельство держит его… Что-то из прошлого? Уж не та ли история, о которой мне проболтался Лонгвиль? Рене верит, что когда-то герцогиня так любила его, что хотела от него ребенка, и он не может этого забыть. Все еще верит. Будет лучше, если я расскажу ему все».
Атос решил не откладывать дела в долгий ящик и уже на следующий день вернулся к интересующей его теме.
День выдался прекрасный – теплый и солнечный.
Нежное майское солнце напрасно пыталось пробиться сквозь густую липовую листву. Только когда легкие порывы ветра шевелили ветви, веселые яркие «зайчики» спешили проскользнуть между листьев и пробежаться по траве, по гравию дорожки и по лицу Арамиса, который сидел, подставив лицо солнечным ласкам. Каждый раз, когда теплый лучик касался его щек, он улыбался  и жмурился от удовольствия.
Звук шагов и легкий смех заставили его открыть глаза.
- Вы точно мальчишка, сбежавший с уроков, дорогой д’Эрбле! Мальчишка у которого ни забот, ни хлопот.
Арамис улыбнулся:
- Мальчишка? Вы мне льстите, милый граф! Неужели я НАСТОЛЬКО молодо выгляжу?
Атос рассмеялся:
- Вы неисправимы! Идемте, нам уже накрыли стол, а еще для Вас передали почту.
После трапезы хозяин с гостем прогуливались все по той же липовой аллее.
- Дорогой Атос, я хотел бы попросить Вас об одолжении. Мне надо съездить в Блуа, Вы дадите мне коня?
- Еще утром  Вы никуда не собирались.
- Я… просто забыл об этом маленьком дельце. К вечеру я уже вернусь.
Атос испытывающе посмотрел на друга. Тот пожал плечами и несколько принужденно улыбнулся:
- Уверяю Вас, ничего серьезного.
Атос помолчал, потом, не спуская глаз с лица Арамиса, спросил:
- А что, принц Гастон собирается вернуться в Блуа?
- Право я не знаю! – преувеличенно беспечно ответил тот. – Во всяком случае, к моему делу это не имеет никакого отношения.
- К Вашему делу?
- Ну конечно! Я уже давным-давно перестал заниматься чужими делами и теперь занимаюсь исключительно своими.
Атос рассеянно смотрел мимо Арамиса.
- Дату свадьбы уже назначили?
- Да – голос Арамиса дрогнул, - через месяц, 2 июня.
И, не удержавшись, с ненавистью в голосе добавил:
- Конде не терпится.
- У них долги, - рассеянно заметил граф. – А что герцог? Он знает цену женщинам и лишнего не даст.
- Знает цену?! – Арамис с негодованием посмотрел на друга, словно не мог поверить, что тот говорит такие вещи.
- Да, милейший де Лонгвиль ничуть не изменился за прошедшие годы.
- Вы лично знаете его?
- Однажды я был удостоен сомнительной чести выслушивать его пьяные откровения по поводу женщин.
- Вы никогда не говорили мне об этом.
- Право? Это было давно. Вы в те времена только что закончили семинарию. Должен заметить, что в практичности господину де Лонгвилю не откажешь – вот уж кто всегда занимается только своими делами. Его как-то раз пытались втянуть в чужие - одна старинная приятельница, которую он знал при дворе. Чтобы привязать его к себе, упрочить их связь чувством вины и использовать его в своих сомнительных интригах, она даже пошла на недостойную уловку. Такую, какую нередко используют женщины – уверила его, что он вот-вот станет отцом. А после изобразила несказанное горе от потери ребенка.  Но на такое ловятся только безусые юнцы, не знающие жизни и женщин. Герцог только посмеялся.
Белый как мел Арамис не сводил глаз с Атоса, но тот по-прежнему рассеянно смотрел куда-то вдаль.
- Да, лишь влюбленный юнец мог такому поверить и считать себя обязанными хранить память об этой связи. Что же касается милейшего Лонгвиля, он, конечно, не таков. Печально то, что герцог всех женщин воспринимает на один манер. Его жене будет трудно с ним. Пожалуй, ей стоит взять пример с будущего мужа и тоже заниматься только своими делами. Как и Вам. Слышите? Своими делами!
Атос повернул в сторону замка:
- Но мы заговорились. Я пойду, распоряжусь о лошадях. Если Вы все же решите ехать в Блуа, они к Вашим услугам. Только будьте осторожны – берегите себя, теперь Вам есть,  для кого беречься.
Арамис остался один и долго стоял посреди аллеи, не двигаясь, не пытаясь пройтись или сесть на скамью.
Там его нашел Гримо, которого послал граф.
- Коня?
Арамис несколько секунд смотрел на слугу и потом решительно покачал головой:
- Нет. Мне будет нужна твоя помощь, если граф позволит.
Гримо кивнул и приложил руки к груди, показывая готовность выполнить любое поручение.
- Ты знаешь дом, где граф забирал письма? Отлично…
Через полчаса Гримо уже ехал в сторону города. Мысленно он повторял, что нужно сделать: с хозяином дома не говорить, дождаться человека, который скажет пароль и передать ему крохотную записку. Больше ничего.
Однако Гримо решил немного отступить от предписанных ему действий. Он рассудил, что ничего, кроме пользы не будет, если он кое-что разузнает. На его молчание господа могут положиться, а знания лишними не бывают.
Когда прибыл посланец, Гримо, вместо того, чтоб отдать записку, нахмурил брови и изобразил сомнение. Посланец растерянно повторил пароль, но Гримо продолжал изучать его подозрительным взглядом. Как он и рассчитывал, посланец, опасаясь не выполнить поручение, поспешил развеять сомнения Гримо. Понизив голос, он выразительным тоном сказал:
- Я от аббата Ла Ривьера, советника Его высочества.
Гримо важно кивнул, словно именно этого и ждал, и отдал записку.
Дальше дело было за малым – он отправился в самый известный трактир Блуа, где собирались все любители посудачить, и скоро знал про Ла Ривьера такое, чего не знал и сам аббат. Главное, что вынес Гримо, было то, что аббат был доверенным лицом Гастона Орлеанского. Однако в последнее время он впал в немилость, так как его подозревали в симпатиях к Ришелье, а, проще говоря, в том, что он работал на Его высокопреосвященство, шпионя за Гастоном. Принц отбыл с королем в Лангедок, а Ла Ривьер пока оставался в Блуа.
Гримо не знал, какие выводы можно сделать из услышанного, но сделал так, как всегда поступал в подобных случаях – запомнил все в надежде, что со временем дело прояснится.
Арамис покинул Бражелон на следующий день. Его отъезд был так же ничем не примечателен, как и приезд. Гораздо больше взбудоражило дворню сообщение графа о том, что он на неделю задержится в Блуа по делам. Он взял с собой только Гримо и тот нисколько не удивился, когда вместо Блуа они направились на север – в Париж.
Гримо только хмыкнул про себя: «Я бы удивился, если б было иначе. С господином Арамисом вечно так – сплошные тайны».