Записки из отрочества

       «Люди, люди!... Несчастные возлюбленные соотечественники мои… Одумайтесь, исправьтесь… Хватит, безумные, хватит!... Плачет сердце, глядя на растерзанное, одурманенное Отечество, полнится жалостью и скорбью душа, взирая на позор некогда Святой Руси, на великое грехопадение некогда могучего и благочестивого народа…»
Так взывал к заблудшему в дебрях вседозволенности народу своему его пастырь современности митрополит С-Петербургский  и Ладожский Иоанн.
       До какой же степени опустошения смогла дойти душа наша, если мы, видя с высоты капитанского мостика барахтающихся в воде и тонущих после кораблекрушения в трех километрах от берега пассажиров, как ни в чем не бывало, проходим мимо несчастных на своих судах, если мы не за такие уж большие долги можем выбросить на мороз из своих квартир семьи с грудными младенцами, если мы крадем у ветеранов боевые награды и убиваем их за бутылку водки, ради пьяной потехи, поздравляя друг друга с Рождеством, расстреливаем из танковых орудий жилища наших же российских граждан! Нет прощения разгулу бездуховности, густо замешанной на деньгах, когда за оказание помощи в беде платить надо и умирающему! Деньги губят даже тех, у кого их нет, а там, где чтут богатство, да еще неправедно нажитое, там презирают и верность, и порядочность, и стыд.
Сейчас нашей главной задачей становится обретение утраченного духовного смысла бытия русским народом. Мы просто обязаны усвоить, что стоим у последней черты и должны во что бы то ни стало выбраться из болота безверия и уныния.
Самим, «без помощи» заморских консультантов и благодетелей выйти на собственный путь; тогда и окрепнет наше духовное существо, которое призовет к действию.
Так какой же путь выберет русский народ? Однозначного ответа скорее всего нет. Можно только надеяться, что мы сумеем сделать тот выбор, который не уничтожит до конца нашу душу. Но путь этот будет тернист и многотруден. Мы вслепую идем по такому лабиринту, выход из которого наверняка сейчас не знает никто. Ясно лишь одно: нашими проводниками могут стать только духовность и единство народа. У России были не менее тяжелые времена и всегда страна выходила из них окрепшей для своих новых свершений. Но что будет с нами на этот раз? А будет то, к чему мы будем стремиться… или не будем.
       С давних времен воплощенным символом единства Руси уже при жизни стал преподобный Сергий Радонежский – приверженец чистоты духа и помыслов. В миру Сергий Радонежский носил имя Варфоломей, «Житие» гласит, что будучи совсем юным, он жил вместе с родителями в Радонеже. Однажды отрока послали искать пропавших коней. Варфоломей искал долго и заблудился. И тут ему явился старец и благословил его на праведные дела. Сказание говорит, что на месте этой встречи Сергий Основал Троице-Сергиеву лавру, которая стала одним из центров духовной жизни народа, где получил воспитание инок Андрей Рублев – гениальный русский иконописец.
       Постойте, постойте.… Уж не это ли предание послужило сюжетом полотна М. Нестерова «Видение отроку Варфоломею»?
       Золотом светится погожий осенний день на русском холмистом пейзаже, свежий воздух прозрачен и чист, к голубым небесам тянутся купола деревенской церквушки, все окрест располагает к спокойному раздумью.
Посреди этих благодатных просторов застыл светловолосый отрок, он завороженно не сводит широко открытых глаз со схимника. Сила художественного таланта живописца заключена в показе самой сути юной души с ее глубиной и любовью к людям. Этот завороженный взгляд символизирует духовное начало русского народа в самом его зарождении.

                *      *       *
       В словаре В.И. Даля слово «отрок» означает дитя от семи до пятнадцати лет, а отрочество – это пора между детством, впервые удивленно смотрящим на жизнь безгрешным взглядом и восторженной, многое уже понимающей юностью. Именно в отрочестве молодой человек начинает осознанно совершать поступки, понимая, что такое «хорошо» и что такое «плохо».
      Вот, кажется, мы и подошли в своих рассуждениях к тому, с чего надо начинать, а вернее продолжать в новом качестве духовное воспитание молодежи – первоосновы существования нашего государства.
      Я, конечно же, не агнец, многое в своей жизни делал неподобающим образом, в чем чистосердечно каюсь, но первые уроки, преподнесенные едва начавшейся жизнью, помню, как будто это было вчера.

                *      *      *
      В первом классе сидел я с соседской девочкой Ниной за одной партой. Учился хорошо. И вот однажды, уж и не припомню за что, учительница осталась недовольна мною. Тут не по возрасту догадливая Нина попросила, а скорее потребовала отдать ей любимого мною металлического заводного слоника, забавно вышагивавшего по полу; в противном случае, обещала рассказать про мою школьную неудачу родителям.
В тайне от матери я отдал игрушку Нине на несколько дней. По прошествии их, она снова начала шантажировать меня этой нешуточной угрозой. Если бы знали, как тяжело было мне хранить эту тайну, да еще и чувствовать беспомощность перед коварной девчонкой! Я не выдержал этого испытания и во всем сознался матери, а потом, ничего уже не боясь, вернул себе слоника от девочки – шантажистки. Так я впервые узнал, как мучительно обманывать близких людей, а быть ябедой – непристойно.
     Как-то послала меня мать в магазин купить подсолнечного масла. Я честно выстоял в очереди, продавщица налила в бутылку запашистого масла и отдала сдачу.
Сначала не поверил своим глазам: в руках у меня оказалась денежная купюра большего достоинства, чем переданная мною продавцу. Нутром чувствуя что-то неладное, тем не менее, запыхавшись прибежал домой и рассказал об этом матери, предложив на эти деньги купить глиняную кошечку-копилку, а что останется, опустить в нее, чтобы накопить на настоящую кожаную полевую сумку со множеством отсеков и всевозможных карманчиков на кнопках. То - то будут завидовать мне ребята!
Мама, не повышая голоса, но твердо и доходчиво объяснила мне, что мой поступок равносилен воровству и велела мне сейчас же отнести эти деньги продавцу. А еще сказала, что копить деньги буду, когда вырасту и заработаю их своим трудом. Быть может, благодаря этому случаю меня миновала болезнь всепоглощающего накопительства. Об этом вспомнил и при изучении в старших классах «Мертвых душ», где алчность Чичикова выращивалась с детства, по копеечке.
         Принес как-то отец с работы пневматическую винтовку со свинцовыми пульками. В укромном уголке двора соорудили фанерный щит, на который крепили нарисованные мишени. Сколько у меня было радости, когда случалось попасть в «яблочко»! Через пару дней почувствовал себя настоящим стрелком и тайно от родителей пошел на охоту в заросли акаций. Зоркий глаз заметил на ветвях птичку; осторожно поднимаю оружие, прицеливаюсь и нажимаю на курок….  Охотничий азарт на мгновение овладел мною, но увидев мертвую птаху необычайной красоты, заплакал и похоронил крохотное существо. С этих пор никогда больше не стрелял по живой мишени, к сожалению отца – заядлого охотника.
        Зависть пришла неожиданно, остро, с ощущением какой-то ущербности и почти безнадежности. А пришла она вместе с покупкой соседскому Леньке блестящего, пахнущего краской и каучуком велосипеда. Мать, видя мои нешуточные страдания, деликатно и по-видимому педагогично, подвела меня к разговору на эту тему. Во-первых, мы вместе с ней разложили по «полочкам» наш скромный семейный бюджет, а из этого следовало, что купить велосипед в настоящее время у нас нет никакой возможности, во-вторых, сумела объяснить, что у меня есть то, чего нет у Леньки. Ведь он наверняка хочет решать задачки, как это делаю я.
    - А ты хочешь, чтобы у тебя были другие родители, пускай даже могущие     купить велосипед? – ласково спросила мама.
Мне нечего было сказать.
    -   Так что таких родителей, как у тебя, у Леньки нет, а зависть – мать злобы и вражды.
Очередной урок был преподан ясно, убедительно и востребован мною всю свою жизнь.
        Все годы я учился хорошо и был, как говорили, гордостью нашей школы. Особенно любил математику, а потому на письменных контрольных ко мне частенько залетали задания, которые надо было решить некоторым нерадивым товарищам. Появилась и гордость за свои математические способности. Как-то получил я обыденную пятерку на уроке геометрии за доказательство какой-то теоремы. Ну, думаю, несколько дней можно не браться за выполнение домашних заданий по этому предмету. В этот раз учительница объясняла теорему Пифагора. На следующий день, на урок геометрии пришла комиссия из городского отдела народного образования; к ним подсел и директор нашей школы, который частенько хвалил меня родителям за успехи в учебе и примерное поведение.
      В начале урока учительница долго решала свою задачу: по журналу выискивала, кого бы вызвать к доске. Я был спокоен, как никогда: ведь не могут же меня вызывать два дня подряд! И вдруг произносится моя фамилия! У меня пересохло во рту, язык неуклюже пытался что-то произнести, обрывки мыслей сумбурно витали в моей голове.
Я сумел произнести лишь одну фразу, неизвестно откуда взявшуюся:
    -   Пифагоровы штаны на все стороны равны!
Хохот прошелся по классу, а ничего не понявшая учительница, отправила меня на место, поставив первую в жизни двойку.
Вот так оказалась поверженной моя гордыня! Наверное, вовремя!
     Такое вот воспитание слезами, нежданно пришедшими трусостью и завистью, необоснованной гордостью за себя, получил я в свои отроческие годы. Не все усваивалось мною, многое делал не так, как следовало бы, а получилось то, что получилось. И не мне об этом судить.