Белужья охота

Служба во флоте оказалась наиболее ярким впечатлением в пока ещё не слишком долгой жизни Павла Артюхова, Тюхи, как звали его соседи в родном посёлке, чем доставляли парню немало горьких минут. Чего он только не делал для избавления от постылого прозвища! Постоянно выступал приманкой для сторожей колхозной бахчи, при каждом удобном случае схлёстывался с пацанами, приплывавшими к ним в посёлок с острова, и даже Волгу на спор переплывал. Ничего не помогало. Павла по-прежнему кликала Тюхой вся местная мелюзга, с которой стыдно было из-за этого связываться. Ну не бить же ему голопузых нахалят?

Но теперь, отслужив два года на Балтике, повидав мир и побывав в по-настоящему серьёзных  передрягах, парень практически перестал переживать из-за детских глупостей. Он ехал в отпуск домой, ничуть не сомневаясь, что скоро от "Тюхи" не останется и следа. Ему было что рассказать старым приятелям и девицам, за время службы с ним и его товарищами случались такие истории, что соседям только и оставалось удивлённо открывать рот.

Ничего удивительного, что Павел моментально стал самым популярным человеком в посёлке. "Нахалята" теперь ходили за ним, как приклеенные, девчонки только успевали стрелять в бравого моряка глазами. Парни же крепились долго, пока один из них не сцепился с Павлом, доказывая, что никакие морские байки не могут сравниться с родной волжской жутью, с детства знакомой каждому пацану. На попытку моряка обсмеять местные небылицы, товарищ привёл пример, над которым тому расхотелось смеяться – он напомнил легенду о ведьме, утопленной уставшими от её козней поселянами, и рыбе-белуге, ставшей её верным речным конём.

Насколько помнил Павел, даже его отец в особо светлые лунные ночи не рисковал выходить с друзьями на рыбалку, мужики не обсуждали всерьёз возможность напороться на зловещую наездницу, но и не спешили в это время спускать на воду свои лодки и катера. Заметив, что "морячок" подрастерял пыл, его товарищ Саня, обладавший огромной физической силой и взрывным темпераментом, принялся подзуживать Павла на белужью охоту (очень трудно назвать эту затею простой рыбалкой, зная размер легендарной рыбы), тем более, что невдалеке от посёлка русло Волги набирало серьёзную глубину, превращаясь в настоящую падь, где только и могла водиться белуга.

Даже здесь, на берегу, предприятие отчего-то показалось всем спорщикам заманчивым и опасным, но никому не хотелось показывать, что он воспринимает эту опасность всерьёз. Не откладывая в долгий ящик (отпуск шёл к концу, и очень уж хотелось поразить братишек-моряков фотографией с небывалой добычей), парни на зорьке натаскали лещей и побежали искать нужную снасть. Потому что белуга – она не карась, её на простую удочку не вытянешь.

В результате, снасть сделали почти морскую, с новой мультипликаторной катушкой, за ящик водки арендованной у артели, и крючком, явно смахивающим на якорь небольшого судёнышка. Всё это установили на отличном быстроходном катере Сани, обычно катавшем туристов по Волге, и на дорожку раздавили на троих ещё бутылочку самогона (третьим в катер забрался подвизавшийся в артели приятель, уверявший, что он не может выпустить катушку из рук). Всем троим было отчего-то тревожно, поэтому самогон не брал. Но и отказываться от невиданной "охоты" никто не спешил, парни молча уселись в катер, стараясь ничем не выказать странной тревоги.


Плыть решили по течению без мотора, чтобы не вспугнуть осторожную рыбу, луна светила, как сумасшедший фонарь, в её желтоватом свете вода казалась густой и непроницаемой. Парни, храбрясь друг перед другом, нацепили на острые крючья лещей, спустили снасть, в любой момент ожидая поклёвки. Но ничего не происходило. Давным давно скрылся из виду родной посёлок, иссяк весь нервный трёп, и Павел начал подрёмывать, привалившись к высокому борту.

Проснулся он от истошного вопля, вскочил, чуть не навернувшись за борт.

– Есть! – орал возбуждённый артельщик, мечась возле катушки. – Клюёт!

Но Павел и сам видел, как натянулся толстый капроновый шнур, катер даже начал проседать от чудовищной силы, что наступала на них из воды. Маневрируя на притормозившем, заходившем ходуном катере, моряк ринулся на помощь бывалому рыбаку, его охватил азарт – неужели попёрло?!

– Держи руль! – командовал артельщик.

Рыба подтягивалась всё ближе к судёнышку, удерживать катер становилось сложнее. Да что там застрял хозяин этой посудины?! Пусть сам рулит своей машиной!

– Санёк! – завопил Павел застывшему у борта товарищу. – Помогай же, япона мать!

Он перегнулся, стараясь сквозь дико плещущую речную рябь рассмотреть, что приковало внимание их капитана, и едва не булькнулся в тёмную воду. Оттуда, из непроницаемо-чёрной глубины, медленно подвигалось к поверхности почти прозрачное, наполненное бледным лунным светом, лицо. На миг шум схватки с рыбиной исчез за пределами восприятия, сияющий женский силуэт вынырнул на поверхность, протянул руки к окаменевшему Саньку и, едва тот дёрнулся навстречу, руки девушки намертво сомкнулись на его шее.
 
В следующее мгновение обнажённое белое тело слилось с чёрной курткой парня, закружилось в омуте сургучной воды.

– Саня... – чуть дыша прошептал Павел.

– А-а-а!!! – истошно взвыл артельщик, прорываясь сквозь парализующий шок. – Гони!!! Твою за ногу! А-а-а!!!

А позади катера всплывало что-то огромное, гораздо больше немаленького судёнышка, и на спину рыбины карабкалась... Вот дальше Павел приглядываться не стал, он снова метнулся к брошенному штурвалу и изо всех сил вцепился в гуляющий руль. Дико взвыв мотором, посудина дёрнулась на месте, однако её рёв не мог перекрыть истошные крики перепуганного насмерть артельщика. В какой-то миг тот замолчал, и Павел мельком подумал, что остался в лодке один. От этой мысли веяло парализующей жутью, однако моряк не позволил себе остолбенеть. Он снова и снова пытался стронуться с места, невзирая на чудовищную мощь, приковавшую катер к чёрной воде.

Затем артельшик кулём рухнул под ноги Павлу, бессмысленно твердя:

– Потоп... Саня... потоп...

Но парень внезапно испытал нечто очень похожее на облегчение – человеческий голос и понятные слова доказывали, что он всё ещё не сошёл с ума, даже невзирая на огромную глыбу рыбины, бившуюся о борт многострадального катерка, на белые, светящиеся изнутри женские руки, что тянулись к Павлу, стоило ему на миг прикрыть глаза. В тот момент парень не думал о кошмаре, который останется с ним на всю жизнь. Он мысленно понукал вывший мотор, старался отпихнуть артельщика, почти по-собачьи жавшегося к его ногам, стеснявшего движения.

Поэтому громкий железный треск, не сразу опознанный Павлом, принёс ему невероятное облегчение. Снасти наконец не выдержали чудовищного напора и оказались вырваны с мясом. В ту же секунду освобождённый катер почти заскакал по воде, унося "рыбаков" от жуткой пади. Не оглядываясь и не сбавляя хода, Павел всё летел вперёд, пока не вынесся на берег, едва не сшибив мирно бредущих к водопою коров. Отчего-то уже оказалось утро, и пастух с руганью набросился на недотёп, пока не разглядел, в каком состоянии находятся люди в лодке.

Ни родные, ни соседи в дальнейшем не сумели ни слова вытянуть из моряка о том, что случилось на злосчастной рыбалке. Ну не мог он говорить о белуге и её наезднице! Стоило Павлу начать вспоминать, как где-то, едва уловимая краем глаза, начинала колыхаться густая и блестящая словно нефть вода, сквозь которую медленно проявлялся призрачный женский лик. Зато артельщика оказалось не остановить. Напиваясь, он снова и снова возвращался к "белужьей охоте", обраставшей у него всё более дикими подробностями, так что в конце концов насторожившиеся было жители посёлка списали их приключение на слишком ядрёный самогон.

Павел не возражал, более того – такой исход его совершенно устраивал. Вот только он точно знал, что ни рыбаком, как когда-то мечталось, ни моряком он больше не будет. Ему и во снах вполне хватало чёрной и жадной бездны колышушейся воды.

(Легенда, ставшая основой романа “Ольга”)