Дороги, которые нас выбирают

                Легко казаться. Очень трудно быть...
                (Андрей Макаревич)


Медленно, двигаясь словно в невесомом сне, он вошел в кухню, достал из ящика завёрнутый в плотную тряпицу пистолет, сел за стол и  положил его прямо перед собой. Долго смотрел на него пустым, отрешенным взглядом. Он  никогда не задумывался над тем, как красиво выглядит пистолет: вороненная сталь, ребристая, удобная рукоятка – слегка широкая для его ладони. Хорошая штука! Он провел пальцами по стволу. «А вдруг осечка? - Нет, не должно». Вчера он разобрал его, тщательно смазал, вложил патроны в обойму.

Снова взяв пистолет в руки, снял с предохранителя, резким движением  отвел затворную раму назад, взводя курок. Ему стало страшно. Положив оружие на стол, он встал, подошел к холодильнику и достал начатую бутылку водки. Налил до краев граненый стакан и залпом выпил. Закусывать не имело смысла. В желудке неприятно скрутило и запекло. Потом стало легко, и по телу разлилась приятная истома. Страх прошел. Прежняя решимость не вернулась. Вместо нее появилось безразличие. «Вот так, все просто! Нужно выпить. И все. Все пройдет».  Он сел, обвел глазами по-холостяцки запущенную кухню, вздохнул, взял со стола пистолет и, прислонив его к виску, крепко зажмурил глаза, нажал на спусковой крючок.

***

Телефонный звонок застал Сергея в самый неподходящий момент. Он только что нанес на лицо пену и уже собирался бриться. Кто мог звонить на его американский номер  мобильника? В Америке, где он жил последние десять лет, все знали, что он в отпуске, в России.  «Какого черта!» - Зло выругался он и, стерев полотенцем пену с лица, взял телефон:
- Хеллоу! – с заметным раздражением сказал Сергей по-английски. Кто бы там ни был, он должен будет понять, что его звонок очень нежелателен.
- Здравствуйте, – произнес в трубке незнакомый голос. – Я бы хотел услышать Сергея Климова.
- Это я!  А вы кто такой?
- Капитан милиции Соболев, уголовный розыск.
- Вы, наверное, ошиблись капитан. Я американский гражданин. Надеюсь это не уголовное преступление?
- Нет, конечно.
- Товарищ капитан, я не хочу показаться невежливым, но я никакого отношения не имею к российскому уголовному розыску. Я здесь в гостях и это мой американский номер. Знаете, во сколько мне выльется ваш звонок?
- То- то я и смотрю, номер необычный, - не обращая никакого внимания на сказанное, продолжал капитан. - К сожалению, у меня только этот телефон. Поверьте, я звоню не просто так. Вы знакомы с Николаем Кустовым?
- Да. Это мой друг, а что?
- Вот тут начинается самое главное, Сергей, простите, не знаю вашего отчества.
- Петрович.
- Сергей Петрович, дело в том, что сегодня утром ваш друг найден мертвым в своей квартире. А телефончик ваш был нацарапан на стене в его кухне. Так что, как видите, у вас есть дела с уголовным розыском.
- Как мертвым? - От неожиданности Сергей сел.  – Я же вчера с ним разговаривал. Он был  жив, здоров. А что с ним? Сердце?
- Нет. Он убит выстрелом в голову.
- Подождите, капитан, как убит? Когда? – Растерянно, спросил Сергей.
- Сергей Петрович, я очень сожалею, но вам придется зайти к нам, в РОВД, комнату двадцать девять. Приходите к двум часам.
 Сергей взглянул на большие настенные часы. Было без пятнадцати час.
- Дежурному скажите, что вы ко мне. Капитан Соболев. Запомнили? – продолжал капитан.
- Запомнил.
- Ну, тогда ладушки, я вас жду. – Обыденно, словно они договаривались о пикнике или рыбалке, сказал капитан. – Да, Сергей Петрович, не забудьте взять с собой паспорт.

Капитан положил трубку, а  Сергей еще несколько минут молча сидел с включенным мобильником. До этого ему никогда  не приходилось сталкиваться со смертью близких и знакомых людей. Смерть всегда была где-то там: в горячих точках, в зоне стихийных бедствий, в транспортных катастрофах, в газетных заголовках. Она всегда была  далекой и безликой. И сейчас, новость о смерти его школьного друга  казалась невероятной и не реальной, как новостная строка в газете или просто шутка. Злая шутка.

Сергей знал Николая, целую вечность. Они выросли на одной улице. Вместе ходили в школу, вместе играли в футбол, стреляли из рогатки по воробьям, дергали девчонок за косички.  Когда пришла «пора надежд и грусти нежной» они вместе ходили на дискотеки, снимали понравившихся девчонок. А потом долго по телефону хвастали друг перед другом своими «гусарскими» победами.

Прошло время. Прозвенел последний школьный звонок, разделяя жизнь на «до» и «после» детства. Сергей поступил в политехнический и уехал. Николай тоже поступал, но не прошел по конкурсу и вернулся назад в их маленький провинциальный городок. Осень и зиму отработал слесарем на заводе, а весной ушел в армию. Поначалу они регулярно писали друг другу короткие мужские письма, а затем, видимо окончательно повзрослев, писать перестали.

Через два года Николай вернулся домой бравым воякой, с лихо сбитым набекрень голубом берете,  неуставным аксельбантом на кителе и наглой уверенностью  свойственной всем, служившим в воздушно десантных войсках. В это же лето, по совету своего отца,  Николай подал документы  в приборостроительный институт и без труда поступил и был зачислен на первый курс. Сразу после первого сентября, по заведённой советской традиции, студентов отправили в колхоз, на уборку свеклы. Николай  был человеком общительным и веселым и среди только что поступивших первокурсников, в основной массе не служивших мальчишек, стал настоящим почти былинным героем.   Они, открыв рты, слушали его рассказы о «суровых» армейских буднях, ночных прыжках с парашютом, марш-бросках, и тайном боевом искусстве – каратэ. Истории были такими захватывающими и красочными, что пацанов распирало от неудержимой гордости за своего нового друга и от счастья близкого знакомства с человеком, в сравнении  с которым тогдашние киношные кумиры лейтенант Тарасов и  прапорщик Валентир,  были жалким подражательством перед таким настоящим, как Колька, десантникам. 

Сергей не знал, что случилось потом. До него дошли слухи, что Николай без всяких видимых причин бросил институт, так и не доучившись до первой сессии. В родной город он не вернулся. Все так же по слухам, Сергей знал, что Николай подался куда-то далеко в Сибирь, но выяснять, куда и почему не было ни времени, ни возможности. У него появился первенец, и он разрывался между учебой в институте, ночной разгрузкой вагонов и заботой о своей большой семье.

*** 

К следователю, Сергей безнадежно опоздал. Он подошел к окошку дежурного, когда уже было половина третьего.
- Я к капитану Соболеву, - сказал он дежурному сержанту, когда тот, наконец-то, закончил разговор по телефону.
- По какому делу? – Даже не удостоив его взглядом, спросил дежурный.
- По личному.  – Ответил Сергей. Это было первое, что пришло ему в голову.
- Фамилия?
- Климов. Сергей Петрович Климов.
Сержант полистал какую-то толстенную, прошитую и опечатанную тетрадь .
- Да, есть такой. Паспорт с собой?
Сергей подал свой американский паспорт, и удивился тому, что сержант никак не отреагировал на столь диковинный в их провинциальном захолустье документ.
- Вот ваш пропуск. Поднимитесь на второй этаж, третья дверь налево. – Дежурный нажал кнопку, что-то громко зажужжало, а затем, громко лязгнув замком, открылась бронированная дверь с маленьким окошком, отделяющая дежурную часть от остального отдела РОВД.
Кабинет капитана Соболева был больше похож на музейный архив. Всюду на столах,  стульях, даже на подоконнике лежали толстые взлохмаченные папки с какими-то документами. Сам хозяин кабинета сидел за старым письменным столом, тоже заваленным бумагами.
- Сергей Петрович?! – Капитан встал из-за стола и протянул руку. – Проходите, присаживайтесь. Извините за беспорядок.

Капитан Соболев был высоким, плотно сложенным, лысеющим мужчиной лет сорока пяти.
Сергей никогда в жизни не был в милиции и  ожидал увидеть нечто, знакомое ему из книг и кинофильмов про мрачные годы сталинского произвола. Капитан, вынул из кармана внушительную связку ключей и, выбрав один из них, открыл стоявший в углу массивный сейф, и достал новенькую  папку с надписью «Дело № 435».
- Сергей Петрович, скажите, когда вы видели гражданина Кустова в последний раз?
- Вчера вечером.
- В котором часу?
- Мы  встретились вечером около шести, на вещевом рынке.
- И что потом?
- Потом мы взяли две бутылки водки, закуску и поехали к нему.
- Зачем?
- Как зачем? – непонимающе переспросил Сергей.  - Я же вам говорил.  Мы друзья с детства и не виделись, наверное, лет пятнадцать. Решили посидеть выпить, закусить, о делах наших скорбных покалякать? – Нарочито подражая герою старого кинофильма, сказал Сергей.
- Так.  – Многозначительно сказал следователь и сделал несколько заметок в блокноте. – В котором часу, вы сказали, это было?
- Около шести. Пока туда-сюда…  К Николаю  мы приехали около половины восьмого
- Кроме вас еще кто-то был?
- Нет. Мы были вдвоем.
- В котором часу вы ушли? – Глядя прямо в глаза Сергею, спросил капитан.
- В начале одиннадцатого. В 10:12.
- Вы так хорошо запомнили время ухода?
- А что здесь удивительного?
- Вас кто-нибудь видел, как вы уходили?
- Откуда мне знать? Может, кто и видел.
- Сергей Петрович, вы сказали, что вы друзья с детства и не виделись более чем пятнадцать лет. Вы встретились около 18 часов, приехали к другу домой, в 19:30 с целью посидеть, вспомнить былое и вдруг через три часа спешно уходите.
- Подождите, подождите, капитан, – возмущено перебил Сергей. - К чему вы клоните?  Вы думаете, что это я убил его? Это чушь собачья! Я не убивал Николая. Когда я уходил, он был жив и здоров.
- Я ни к чему не клоню, Сергей Петрович. Я стараюсь выяснить все обстоятельства дела.
- Да какие к черту обстоятельства! Ушел я, потому что разговор у нас не сложился. Николай выпил, разоткровенничался, расстроился.  Я  пытался его успокоить, а он попросил меня уйти. Я ушел.
- Сергей Петрович, уходя вы, не заметили ничего подозрительного или необычного?
- В смысле?
- Может быть, заметили кого-нибудь в подъезде или на лестнице? 
- Да нет, в подъезде никого не было. Я еще обратил внимание на то, что там эхо гуляет.

Соболев замолчал, делая пометки в своем блокноте. Закончив писать, он открыл ящик стола, достал несколько листов писчей бумаги и ручку,  положил их перед Сергеем.
- Сергей Петрович, я вас попрошу написать подробно о вашей встрече, о разговоре, обо  всем, что вам показалось странным  или необычным.  Напишите все, что вспомните.
- Это обязательно? – спросил Сергей.
- Нет, не обязательно. Но это очень важно. Вы последний, кто видел гражданина Кустова живым. Я вас понимаю, Сергей Петрович, вы у себя  в Штатах, шагу без адвоката ступить боитесь. Это простая формальность. Так что не бойтесь.
- Мне нечего бояться, – сказал Сергей и с готовностью подвинул к себе лист бумаги.

***

Они встретились, как и условились еще утром по телефону, в кафе недалеко от вещевого рынка. Заказали по пиву. После второй кружки Николай вдруг сказал:
- Серый, послушай, чего мы тут сидим как «два тополя на Плющихе». Давай возьмем водки, чего-нибудь закусить и рванем ко мне. У меня хоть и не хоромы, но все ж лучше, чем тут глаза мозолить. Не люблю я на публике. Вся эта суета меня раздражает.
- Не вижу, почему бы двум благородным донам не поехать к тебе и выпить там, где им удобнее, - вспомнив свой еще школьный прикол, когда прочитав «Трудно быть богом» братьев Стругацких, они сыпали понравившимися цитатами и величали себя благородными донами.
Водку они взяли тут же, на рынке.
- Давай возьмем две, чтоб за третьей не ходить – предложил Николай.

Сергею всегда нравились Колькины поговорки и прибаутки. Их у него наготове всегда было великое множество, и сейчас, услышав  его привычную манеру говорить, он ощутил странное чувство того, что он вернулся домой и все вокруг говорят на родном и удивительно дорогом для него языке, далеком от официально принятых норм, с раскатистым малороссийским «г». Сергей уже давно жил в Америке и когда приехал в Россию после десятилетнего отсутствия, он ощущал себя гостем в  стране, в которой родился и вырос. Все было по-другому: дома, магазины, машины. Появились суперсовременные заправки, казино, фитнесс-клубы,  и только Колькина веселая манера говорить, за все эти годы ни капельки не изменилась. Вместе с чувством возвращения домой, к нему пришла какая-то необъяснимая радость, какая бывает, когда вдруг вспомнится что-то очень хорошее из давно ушедшего детства.
- Чтоб за третьей не ходить? – весело рассмеялся Сергей – Давай уж возьмем три, чтоб за четвертой не бегать.
- Нет, Серый, здоровье у меня уже не то, – запротестовал Николай. – Это ты там, в Америке, нормально живешь, а я тут …
Николай помолчал, будто подбирал нужные слова
- Подорвал я свое здоровье.
- Ну, как знаешь. – Не стал настаивать Сергей.
Купив две бутылки водки, палку сервелата, сыр, свежих овощей для салата, друзья поймали такси и укатили к Николаю домой.

На простенькой холостяцкой кухне, они накрыли не хитрый стол. Николай поставил на стол рюмки, возиться с салатом не стал, нарезал крупно прямо на тарелке огурцы, лук помидоры, достал начатую буханку свежего черного хлеба.
- Ну, Серый, рассказывай как ты там живешь? – С неуемным любопытством потребовал Николай.
- Нормально живу, – ответил  Сергей, сосредоточено нарезая колбасу. 
- Давай по соточке для сугреву! – Предложил Николай, когда закуска была уже готова и водка открыта.
Они выпили.
- Серый, ты рассказывай как у вас там, в проклятом буржуинстве? Ты молодец, что уехал. Один из нас всех. Кто бы мог подумать, что среди  нас такой мальчиш-плохиш.
- Я ж сказал,  нормально, Коля. Жить можно…
- После первой и второй, – начал Николай.
- Все понял - пуля не должна пролететь, – подхватил Сергей и разлил водку по рюмкам.
- Черт, как хорошо пошла! – крякнул Николай и потянулся за закуской.
- Да, у вас там все по уму, – громко хрустя пупырчатым огурцом, подытожил Николай. – У вас там, все красиво, все ухожено, лужайки, белые заборчики, иномарки,  а у нас… 
Николай с досадой вздохнул и как в подтверждение своих слов обвел взглядом свою кухню. Обшарпанные стены, убогие чугунные батареи, выкрашенные в ядовито-зеленый цвет, придавали помещению вид тюремной камеры.
- Вот, видишь, как мы тут живем!

Сергея начинала  раздражать манера россиян все время жаловаться и сетовать на то, что они плохо живут. При каждой встрече с ним, все непременно рассказывали ему об ужасной и беспросветной жизни. Жаловались даже те, у кого были свои собственные дворцы с «балконом на море».
- Колян, в Америке не все так гладко, как кажется издалека. Там тоже полно проблем. Но знаешь, что меня поражает в американцах?
- Что?
- Они не жалуются. Как бы им тяжело не было – они не жалуются. Пашут, как ненормальные. В России жалобы кругом. Жалуются все: миллионеры, нищие, политики, менты, бандиты, дети, старики. Я давно здесь не был и я вижу, что  сейчас в России, даже в нашем Богом забытом городке, очень много людей, которые устроены в сотни раз лучше, чем в Америке и все равно ноют, что жить тяжело.
-Да, есть и такие, блин… - зло процедил Николай – Нытье это наше, национальное – чтоб чаще Господь замечал. Понимаешь, Серега, у вас, там, все как бы, живут, а у нас единицы и эти единицы – менты да бандиты. Да, что там говорить? Лучше наливай!
Сергей налил.
- Давай за нас с тобой, – предложил Николай. Они звонко коснулись краями  рюмок и залпом выпили.
- Сереж, пока мы с тобой не дрались до зеленых человечков, дай мне свой телефон. Может, когда-нибудь созвонимся.
Сергей стал называть номер своего мобильника
- Погодь, я его в свою базу данных занесу. – Николай достал из ящика кухонного буфета толстый плотницкий карандаш и записал номер прямо на стене над столом, где были написаны еще несколько телефонных номеров и адресов.
- Это и есть твоя база данных? – Рассмеялся Сергей.
- А что? Это мое ноу-хау. Удобно и всегда на виду.
Они снова выпили. Теперь уже за базу данных.
- Колян, ты лучше про себя расскажи,  – закусывая колбасой с сыром, проговорил Сергей. – Мне дела нет до других. Как ты живешь? Как твои родители? Семья у тебя есть?
 - Паханы мои, Серый, живы. Батя болеет в последнее время. А мама ничего – все такая же суетная.
- А где они сейчас живут? Я хотел зайти к ним, проведать, но в том доме, где вы раньше жили, их нет.
- Они сейчас живут недалеко от рынка. Мы разменяли нашу «двушку» на две вот таких конуры.

Николай отломил кусок черного хлеба, наколол на вилку колбасу. 
- Не могу  я с ними жить, Серега. А они со мной не могут. Лаемся, как цепные собаки. Они все меня жить учат. А мне, Серый, жизнь эта остохренела… Наливай.
 - А семья у тебя есть, или была? – спросил Сергей,  после очередной рюмки.
- Нет, Серега… Семьи не было, и нет.  – Грустно произнес Николай и, взяв бутылку, налил себе и залпом выпил. Сергея это сильно удивило, но виду он не подал.  – Нету,  у меня семьи. Потому …

Он замолчал, потом встал, вышел из кухни и вскоре вернулся с маленькой, шесть на девять, черно-белой фотографией. Бережно положил ее на стол.
- Вот!
Сергей вытер руки не первой свежести полотенцем и взял фото. На нем было запечатлена улыбающаяся девушка с серьёзными умными глазами. Светлые, волнистые волосы красиво обрамляли лицо. Несколько локонов спадали на плечи, подчеркивали красоту ее шеи и  придавали девушке слегка раскованный вид. Даже на фотографии чувствовалась ее неуемная жажда жизни, задор и вера в то, что счастье есть.
- Это Света…Моя любовь на все времена. Давай еще выпьем.
Сергей снова налил и они выпили.
- Колян, только не говори мне, что ты влюбился в нее и любил только ее одну все эти тридцать лет. Не поверю, чтобы ты, такой бравый десантник не смог завоевать сердце какой-нибудь другой красавицы. Девки сами к тебе липли.
- Липли – голос Николая уже отдавал пьяными нотками.- А потом перестали… Потому  что я не тот, кто я есть. Я – трус. Но, это потом случилось…
- Что потом, случилось? Ты что побоялся признаться ей в любви? – Усмехнулся  Сергей.
- Все потом случилось…Она ушла…
- Ушла? Ушла от тебя?  Не поверю.
- Ты не понял, Серый, – раздраженно перебил Николай. - Она ушла туда, откуда не возвращаются. И ушла по моей вине. Понимаешь, по моей. - Николай стал срываться на крик. - Ничего ты не понимаешь… Ее убили..
- Как убили?
- Вот так, просто. … –  Николай сделал рукой жест, изображая  из указательного пальца ствол, а из большого удар взведенного курка по бойку. – Пух! И нету. Был человек – и не стало. А виной тому – я.
- Ты что несешь, Колян?
- Так получилось, Серега. Понимаешь… Так получилось. Не всегда мы выбираем свои дороги. Часто бывает так, что дороги нас выбирают. И тогда никто не даст и ломаного гроша за твою жизнь. Как в той сказке, пойдешь  на право – коня потеряешь, налево – голову потеряешь. И куда не пойди, всегда что-то теряешь.
- Да, расскажи ты толком…
- Толком? – Голос Николай сорвался. – Ладно, Серый, ты мой друг и можно сказать единственный, кто может меня понять. Помнишь, каким я из армии  пришел?
- Помню, конечно. – Ответил Сергей. – Ты был крутой  как мешок вареных яиц.
- То-то и оно. Крутой, блин. Я должен был быть таким, но я трус. Тварь дрожащая.
-Ты это о чем, братишка? – Удивленно спросил Сергей.
- Не перебивай, ладно? Я прошу… Не перебивай. Налей-ка еще…Хреново мне.
Они снова выпили и принялись закусывать.
- Помнишь, когда я в институт поступил и в сентябре в колхоз уехал?
- Я это смутно помню. У меня тогда Костя родился.
- Да… - Николай вдруг замолчал и на глазах у него появились слезы. - Я трус, Серега. Да, да. Твой друг, десантник – самый паршивый трус.
- Да ты расскажи  по делу. Не тяни кота за хвост.
- Погоди, я собираюсь с  духом, чтобы тебе все рассказать. – Язык Николая заплетался
- Я тебя помню по нашим детским потасовкам. Ты не трусил никогда.
Николай  опустил голову и смахнул слезы.
- Наши детские драки район на район из-за девчонок - это все ерунда. Вот послушай, только не перебивай. Я прошу не, не перебивай. Иначе я не смогу рассказать. А мне надо обязательно рассказать кому–то. Не могу я больше… Не могу. Обещай, что не будешь перебивать...
- Обещаю!- сказал Сергей, клятвенно подняв правую руку.
- Короче, Серый, поступил я в институт и на абитуре встретил девушку. 
Он взял фотографию, нежно посмотрел на нее и прислонил к бутылке.
- Знаешь, какая она была? Она была лучше всех. Такая чистая, светлая. Ее хотелось все время на «вы» называть. Я ей тоже понравился. Еще бы! Я же десантник! Голубой берет, тельняшка, каратэ – Рэмбо отдыхает. И вот, поехали мы в колхоз на эту гребаную свеклу. Все было так здорово! Темные ночи, поцелуи, любовь. А потом случилась херня. Случилось это в  воскресенье. Один колхозный придурок нажрался как свинья и еще, наверное, «косячок» выкурил. Не знаю чего он там пил, но пьян он был в соплю. Морда красная, глаза бешенные. Что-то он не поделил со своей бабой. Я не знаю, что у них случилось, только отметелил он свою зазнобу так, что живого места на ней не было, а потом схватил двустволку и сумку с патронами, и давай палить во все стороны. Старика-соседа, который выскочил на шум, уложил сразу. Потом кто-то за ним погнался или ему почудилось, я не знаю. Этот пьяный урод, забежал в наш лагерь и в тот самый вагончик, где Света была. Кто-то из ребят за мной послал. Я же для них был старший брат Рэмбо. Одним пальцем мог десяток таких ублюдков перебить. Мы тогда на школьном стадионе  с местными парнями в футбол на пиво играли. Когда я прибежал, вокруг лагеря уже собралась толпа, а этот козел, видимо понял, что ему отсюда уже некуда бежать,   вытащил Свету из вагончика, посадил на землю, приставил два ствола к ее голове и орет, выпучив глаза: «Убью ее, не подходи!!!» Ребята увидели меня, обрадовались «Покажи, мол, ему Колян, что такое десантура!» А я  стоял как истукан. Испугался я. Картины в голове одна страшнее другой. И тут, выходит из толпы какой пацан, наш первокурсник, я его еще по абитуре видел, додохлик такой, в очках, хрен бы его побрал. Выходит этот школьник и говорит тому скоту с ружьем: «Эй ты. Отпусти девушку! Возьми меня вместо нее». Тот в ответ орет: «Не подходи - убью!». А пацан идет, медленно так, и все время что-то говорит. В это время в толпе какая-то возня пошла, то ли менты подоспели. Я не помню, все так быстро произошло. Кретин с ружьем занервничал, и выстрелил с двух стволов в этого паренька. Он вмиг в красное месиво превратился. Пока тот  ружье перезаряжал, Светка, со страху, рванула бежать. Ей бы бежать в другую сторону. Там кусты были,  а она прямо к толпе.  Он тут ее и прикончил. А я –то, Серга, я, – Николай заплакал навзрыд.  - Я стоял как последняя тварь и смотрел на все это, оцепенев от страха за свою шкуру. И еще подлая мыслишка пронеслась в башке «хорошо, что я не пошел туда, а то бы и меня убил». Ну, не сволочь я?

 Он плакал несколько минут. Потом замолчал. Размазал по лицу слезы. И хриплым, но уже спокойным голосом продолжал:
-  Пацан этот на месте умер, а Света через шесть часов в больнице. Говорят, мое имя повторяла. Может, врут. Не знаю. Только с того дня, Серега, моя жизнь закончилась. Я должен был там, - Николай показал пальцем куда-то в угол,  -  вместо того паренька остаться. Я бросил институт и уехал, куда глаза глядят. Думал уеду, забуду, смогу с этим жить. Не смог. С этим нельзя жить, Серега. С этим не живут. Кто-то очень умный сказал, что если слишком долго смотреть в бездну, то бездна начинает смотреть на тебя. Я тридцать лет смотрю на свою совесть и теперь, Серый, эта совесть смотрит на меня и спрашивает: «имеешь ли ты, Николай Кустов, право жить после этого?»
Николай уронил голову на стол и горько заплакал.

Сергей сидел ошеломленный только что услышанной страшной историей.
- Коль, послушай…
- Прости, Серега, тебе сейчас лучше уйти… Потом все скажешь.. Не обижайся. С этим я один должен разбираться. Извини, что загрузил тебя своим дерьмом.

***

Капитан закончил читать.
- Да, уж история, – произнес он и стал разглядывать какие-то бумаги и фотографии, затем взглянул не Сергея и спросил:
- Не припомните, ваш друг был левшой?
Вопрос показался Сергею странным.
- Нет, он  правша. Писал он правой рукой, а остальное, я как-то не обращал внимания. Скажите, капитан, это он сам. Я имею в виду, он сам застрелился?
- Думаю, что да.  Я, пока, не могу сказать со всей уверенностью, надо посмотреть результаты вскрытия и анализ баллистической экспертизы. Хотя  все и так очевидно. Выстрел был произведён с правой стороны под прямым углом, с очень близкого расстояния, на коже ожоги и следы пороховых газов, пистолет он держал в правой руке и палец был на спусковом крючке. Все говорит о самоубийстве.
- Но почему? – Сергей смотрел на капитана и не мог понять до конца смысла сказанного.
- Что почему?
- Почему он это сделал? Он что-нибудь оставил? Записку  какую-нибудь. Обычно самоубийцы оставляют что-то.  Как-то объясняют свой поступок.
- Нет, он ничего не оставил. Наверное, он посчитал, что все рассказал вам.
- Вы думаете, что это из-за той истории? Он столько лет с ней жил.  Конечно, история неприглядная. Тем более для бывшего крутого десантника.  Но у каждого человека есть скелеты в шкафу.
- Сергей Петрович, - Соболев вздохнул. - Я сам бывший десантник, воевал в разных горячих точках. Такого насмотрелся, что на сотни фильмов-ужастиков хватит. Я видел отчаянный до безрассудства  героизм и такую же отчаянную трусость. Человек многое может вытерпеть, ко многому привыкнуть и  все может пережить, кроме одного – потери собственного достоинства.  У каждого человека есть что-то, ради чего он живет. И это что-то делает нас людьми. После всего, что я узнал от вас, могу сказать, что ваш друг вчера обрел это достоинство. Страшной ценой, к сожалению. Но лучше позже, чем никогда.  Да, кстати, вы знали, что он не служил в ВДВ.
- Как не служил?  Я же помню, он пришел в такой красивой форме, с аксельбантами, один берет чего стоил.
- Я навел справки.  Так вот, Николай Геннадьевич Кустов служил водителем в хозвзводе мотострелкового полка в Уральском военном округе.
- Тогда зачем? – Удивленно спросил Сергей.
- Теперь уж этого никто не узнает. – Сказал капитан, спрятал папку обратно в сейф. – Спасибо за помощь, Сергей Петрович.

(конец)