Бригада

Каждый день утром за мной приезжала машина из лесничества. Кто-нибудь из бригады лесорубов заходил во двор и громко кричал:
- Андрей, ты готов?
- Да, - отзывался я, чуть приоткрыв дверь. – Сейчас выхожу.
- Воды не забудь захватить. Вода закончилась.
Я вспоминал о пустой канистре, которая с вечера стояла в коридоре, и набирал в неё воды из под крана. Потом подхватывал сумку с провизией и поспешно выходил на улицу.
Лесхозовская машина в это время стояла возле ворот и негромко бурчала. За рулем древнего грузового «уазика» сидел Григорий Романов, седой плешивый мужик, и смотрел на меня с подозрительной веселостью.
- Ты что, не выспался что ли? - спрашивал он, когда я проходил мимо.
- Да все нормально,- отвечал я. – Выспался и в лес собрался, как положено.
- Ну, тогда залазь в кузов. Нечего время тянуть.
В следующую минуту над всей улицей раздавался железный скрежет, похожий на звук, испускаемый ржавым корытом, которое тащат по асфальту. Так у Григория включалась коробка передач, которая всегда была неисправна. Я едва успевал залезть в кузов, когда машина резко дергалась с места и начинала набирать скорость. Через какое-то время в кузове становилось холодно. Встречный ветер продувал насквозь. Я с тоской смотрел на проплывающие мимо голые пасмурные поля, зарастающие березняком, на пыльную дорогу, уходящую к горизонту, и думал о том, что для перевозки людей хорошо бы использовать автобус. Деньги в лесхозе имеются, только уходят куда-то не туда. Слава богу, лес недалеко. Всего в трех километрах от поселка. Замерзнуть я не успею.
В лесу нас уже ожидала разогретая деревянная будка на колесах, обитая кровельным железом. Это Колька Рыжий пришел из соседней деревни рано утром и затопил в ней буржуйку.
- Пить будешь? - спросил у него Григорий, как только перешагнул порог будки. Эта фраза была у него вместо приветствия. Вместо привычного рукопожатия.
- Наливай, - кратко ответил Колька.
- За что? - тут же, шутя, огрызнулся Григорий. – Ты ещё не заработал. Вам, дармоедам, только наливай. А кто работать-то будет?
В общем,  перед тем как налить Кольке полстакана водки, Григорий мог полчаса над ним издеваться, читать ему какие-то мудреные наставления, припоминать обиды, учить уму разуму.
В это время Алексей уже заводил трактор. То и дело над лесом раздавались резкие хлопки, издаваемые его длинной промасленной махалкой, которую он почему-то назвал «стартером». Алексей при этом во всю матерился, на что-то нажимал, что-то закручивал, потом ослаблял, потом опять дергал махалку. Иногда после неудачных рывков он рассерженно бросал «стартер» на землю и уходил в будку передохнуть. «Ну неё на хрен, эту железяку». Со стороны могло показаться, что трелевочный трактор нам не помощник, а злейший враг, которого Алексей никак не может усмирить.
Наконец пускач заработал. Начал громко стрелять в промасленную выхлопную трубу. От этого звука у меня всегда закладывает уши. Первые хлопки «пускача», как очередь из крупнокалиберного пулемета. Но Алексея этот пугающий звук даже радует. Он бесстрашно кидается в кабину трактора, как в амбразуру дота, сгибается там в три погибели и начинает дергать какие-то длинные холодные рычаги, которые уходят в тайные глубины трелевочной машины... Через несколько минут  трактор, видимо устав сопротивляться,  пускает первые струйки черного дыма. После этого все облегченно вздыхают и начинают заниматься своими делами. Слава богу, одно важное дело сделали, трактор завели. Теперь можно надеяться, что рабочий день зря не пропадет.
Мы с Пашей собираемся идти валить лес на дальнем волоке. Паша в нашей бригаде работает вальщиком. Он натягивает на себя грязный, блестящий от масла брезентовый комбинезон, который всегда висит в углу будки возле печи, потом берет пилу, заправляет её бензином, и мы выходим на трелевочный волок, ведущий в конец делянки. Паша моложе меня, ему всего тридцать с небольшим, но опыт работы вальщиком у него уже лет пятнадцать. Он высок, худощав, подвижен. Если он что-то говорит, то только по делу. Шутить он не любит и подковырок не понимает. 
В конце волока мы останавливаемся, задрав головы, смотрим на вершины деревьев, которые предстоит свалить.
- Вот отсюда и начнем, - командует Паша.
Он заводит пилу, я упираю конец валочной вилки в дерево выше его головы и начинаю давить на неё, что есть силы, пытаясь сдвинуть дерево с места.  Еловый черен вилки гнется, потрескивает, а дерево как стояло, так и стоит. Пильная цепь, кидаясь желтым опилом, уже догрызла ствол дерева до сердцевины. Того и гляди, пила перекусит ствол до конца... В это время Паша сбрасывает газ и смотрит вверх. Там только синее небо, тонкие ветви и зелёная хвоя, которая едва пошевеливается под ветром.
И в это время дерево сдаётся. Оно, еле заметно начинает, наконец, крениться в нужном направлении. Паша вынимает шину из свежего пропила, и смотрит вверх. Там вершина сосны, пока ещё медленно, плывет меж облаков к волоку. Скорость падения дерева всё увеличивается, и вот оно уже тяжело обрушивается на землю. Мелкие сучки разлетаются от него в разные стороны, и тогда гул падения затихает. Поверженная сосна неподвижно лежит на ковре из мха и брусничника. За ней падает другая, потом третья, четвертая. Через какое-то время я замечаю на Пашином лбу мелкие капельки пота. Потом начинает париться его крупная волосатая шея. Он часто дышит. Я понимаю, что пора возвращаться в будку. Паша устал, да и мне тоже хочется передохнуть.
Возле будки нас встречает Григорий, расположившийся на сухом еловом пне. Он тоже вспотел и выглядит усталым. Григорию осталось год доработать до пенсии, поэтому ему многое прощается, как бывалому солдату перед дембелем.
- Ну, сколько свалили? - как бы по инерции интересуется он.
- До обеда не вытаскать, - неохотно отвечает Паша.
- Опять, поди, накрестили так, что черт ногу сломит.
- Наоборот. Всё по порядочку, всё ладом.
- Знаю я вас. Ладом. Небось, ни одной вершины не опилили.
- Вершины не опиливали. Некогда было, - резко отвечает Паша. - Пусть Колька Рыжий возьмет пилу да опилит. Мы уже выдохлись. Он свой стакан должен отработать.
- Он сучки собирает. Опиливать вершины – не его дело.
- Ничего, не переломится.
- Да и вы тоже не переработали бы.
Так, пререкаясь, Паша заходит в будку и вполголоса говорит мне:
- Задолбил этот пенсионер. Был бы он помоложе, я бы давно ему рога обломал.
В будке тепло. Мы с Пашей садимся возле окна и наливаем себе чаю. Колька Рыжий умеет заваривать чай. Три года в тюрьме не прошли для него даром. Горячий чай бодрит, но слегка вяжет во рту, хотя Колька почему-то называет этот чай купеческим.
- С таким чаем не пропадешь, он в любую погоду настроение поднимет, - комментирует Колька, присаживаясь на лавку возле печи.
На его худом лице появляется беззубая улыбка.
- И сколько ты туда заварки сегодня бякнул? - спрашивает у него Паша.
- Как всегда, полпачки.
- Ты заварку всегда прямо в чайник бросаешь?
- А как же. Как только закипит - так и кидаю.
- Чефир получается.
- Нет. Чтобы чефир замутить - на эту тару надо пачки две целиком. Куда на хер! У меня столько чаю нет. Да и чай сейчас дорогой - не подступишься.
- Денег нет? - с улыбкой интересуется Паша.
- Откуда. Мать пенсию давно не получила. Брат только рыбалкой занимается. Мне никто в займы не дает. Знают как облупленного.
- Надо что-то придумать, - с улыбкой советует Григорий, заходя в будку и подмигивая Николаю.
- А чего думать-то. Лесовоз вон продать из штабеля, да и все. В первый раз что ли, - отзывается Колька.
- Кто там о лесовозе говорит? - издалека спрашивает Алексей, приближаясь к будке. - Опять этот уголовник. Ему бы только лес воровать. Работать ладом не хочет, а лес воровать - первый.
- Да я ведь так, шутя, - оправдывается Колька.
- Знаю я вас. Сначала шутя, а потом оглянуться не успеешь - полштабеля нету.
- Да ну. Скажешь тоже... Я серьёзно. Денег ни гроша. Надо бы замесить чего-нибудь. Придумать. Не лесовоз, так хотя бы телегу дров продать. На чай денег нет. А без чая совсем хана дело. Как без чая в лесу?
- А кто продавать будет? - спросил Григорий. – Опять я?
- Я продам. Мне терять нечего, - тут же ответил Колька.
- Лесовоз?
- Могу и лесовоз.
- А кому?
- Да есть один фраер на примете. У него деньги водятся.
В это время Алексей с Григорием весело переглянулись. Колькино предложение их явно заинтересовало, но какое-то время оба, молча, что-то обдумывают. В чем-то сомневаются. То ли в Колькиной честности, то ли в риске, которому мы себя подвергаем, соглашаясь на это предложение.
- Надо все это обмозговать ладом, - наконец изложил свою мысль Алексей.
- Ну, вот и думайте. Мое дело предложить. Ваше – отказаться, - ответил Колька.
После этого Алексей с Григорием снова переглянулись. Видно было, что Колькино предложение Григория зацепило, но Алексей на такие фортели никогда быстро не соглашается. Делает вид, что для него это нравственная проблема. У него жена работает в лесхозе инженером лесопатологом.
 
***
На следующий день рано утром в будке Колька аккуратно раскладывал деньги на четыре соблазнительные кучки. Раскладывал примерно так же, как он привык раскладывать игральные карты. Со знанием дела и не торопясь.  Надо сказать, количество денег в первый момент меня смутило. Мы столько за месяц не зарабатывали, а тут вдруг деньги появились как бы из воздуха, ниоткуда.
- Это что, за два лесовоза, что ли? - удивился Григорий.
- За один, - хитро отозвался Колька, - зато по полной ставке. С прицелом на будущее.
- С премией, что ли?
- С прицепом.
- Ну, ты даешь, балбес!
- Стараюсь.
- А продал-то чего?
- Дрова, конечно. За деловую и посадить могут. Я с деловой связываться не буду. Боюсь.
Колька явно был доволен собой. Он предложил эту аферу, и сам её провернул. Всё прошло как по маслу. Теперь он имел полное право чувствовать себя победителем. Даже лицо у него, кажется, стало упитаннее, солиднее.
В зеленом эмалированном  чайнике он уже заварил крепчайший индийский чай, и сейчас с расстановкой отхлебывал его из прокопченной алюминиевой кружки. Подбородок у Кольки на этот раз был чисто выбрит. Видно было, что он ощущает себя нужным человеком на своем месте.
- Надо будет - в конце недели снова замесим, - предложил он с улыбкой.
- Не гони лошадей, - посоветовал Григорий. - До конца недели надо ещё дожить.
- Вот именно, - поддержал его Павел.
Потом мы с Павлом  пошли валить лес, и когда были уже на приличном расстоянии от будки, Павел вдруг продолжил начатую мысль:
- Не нравится мне этот Рыжий. Ему бы только чего-нибудь дернуть  да продать, спрятать да утащить.  Не нравятся мне такие люди. На прошлой неделе солярку с трактора, скорее всего, он слил. Больше не кому. Вот попадет он мне под пьяную руку, дам я ему шокши. Не было его в бригаде, и порядок был. Сколько заработали - столько и получили. А сейчас  начнется бардак не хуже армейского. Кто лес продает, кто дрова. Кто за водкой бежит, кто за чаем. Не разберёшь, что к чему... Не нравится мне все это.
- Да и боязно немного, - согласился я.
- Вот именно. Не дай Бог его прямо у штабеля лесхозовские начальники захомутают. Да он про нас заговорит. Да всю бригаду заложит. И припаяют нам максимальный срок за групповую кражу по сговору. От пяти до десяти.
- Что?
- Статья такая есть. Чем больше людей в организованной банде, тем  больше срок.
Последние слова Павла меня отрезвили. Странная эйфория от ощущения больших денег в кармане моментально прошла. А что если за нами уже следят, нас уже вычислили. Мы на крючке. И вместо счастливого будущего меня ожидают холодные тюремные нары где-нибудь на Колыме да колючая проволока над высоким кирпичным забором. Лай собак, часовые на вышках, выцветшая тюремная роба. 
Ощущение опасности не покидало меня до вечера.
Колька Рыжий сейчас казался мне человеком опасным, которому место вовсе не в нашей бригаде, а где-нибудь на Соловках.
Вообще, что он за человек? Мы не знаем его толком. Это Григорий между делом пригласил его в бригаду, когда увидел где-то возле пивного ларька в компании подозрительных прощелыг.
Колька Рыжий работает у нас без документов, без официального оформления. Сначала он говорил, что ему нужен лес на баню. Потом мы пообещали ему лесовоз дров,  а сейчас у меня сложилось впечатление, что он устроился в нашу бригаду только для того, чтобы лес воровать.
- Это Гришка всё баламутит, - интуитивно откликнулся на мою мысль Павел. - С него всё начинается. То с какими-то рыбаками договорится насчет рыбы, то с мельником насчет посыпки. А расчет за всё - лесом из казенного штабеля. Как будто это его лес собственный. Вот выведет он меня из равновесия - я дам ему просраться. Не погляжу, что пенсионер. 
Потом Павел ловко и зло валил деревья вершиной на волок. Они с шумом падали на землю, обдавая окрестности глухими ударами, и было в этом падении что-то трагическое, разрушающее вековую гармонию в природе.
Когда солнце обливало вершины деревьев оранжевым цветом, мы начинали собираться домой. Устало брели к будке, расслаблено допивали прохладный, коричневый, вяжущий чай из зелёного эмалированного чайника, который сейчас действительно походил на чефир. Потом садились в машину и, молча, ехали до речки, утопающей в белесом ивняке. Здесь Колька спрыгивал из кузова на землю, махал рукой и удалялся от нас по узкой тропинке, тёмным пробором пересекающей нескошенный луг. В этот момент в его фигуре я видел что-то жалкое, что-то навевающее грусть. Там в заброшенной деревне его ждала старуха - мать и безработный брат, который каждый день ходил на рыбалку, но почти ничего не приносил. Говорят, он болен туберкулезом, но никуда по поводу болезни не обращается, не лечится нигде.
Когда-то в этой деревне было несколько колхозных ферм, теплые гаражи для техники, действующий водопровод. Сейчас ничего этого больше нет. Время рыночных реформ прошлось по деревне как небольшая, но затяжная  война, оставив после себя остовы полуразрушенных зданий, покосившуюся, охряную от ржавчины водопроводную башню, да бурьян в человеческий рост. Сейчас вся деревня жила только тем, что можно было собрать в лесу да выловить в реке.
Мне не нравился Колька, но неприязнь к нему порой сменялась острой жалостью и сочувствием. Я не знал, как помочь таким, как Колька. Можно ли помочь? Нужно ли?

***
На следующий день к нам в делянку приехал инженер защиты и охраны леса Парамонов Владимир Михайлович. Худощавый невысокий мужчина лет сорока с бледным и нервным лицом. Он долго разгуливал вдоль казенного штабеля, кое-где уже занесенного желтой осенней листвой, и невесело поглядывал в нашу сторону. Когда он в очередной раз приблизился к будке, Григорий высунул свою небритую голову в проем двери и громко спросил:
- Что высматриваешь, Михалыч? Что-то не так?
- Да всё так, - опустив глаза, ответил Парамонов, как-то неестественно сжав на животе руки, - только жалоба на вас поступила, мужики.
- Какая ещё жалоба?
- Будто вы лес из казенного штабеля продаете.
- Вот те на! Ничего себе, заявочки!
- Люди видели лесовоз.
- Когда это? - усомнился в правдивости слов Парамонова Григорий.
- Прошлым вечером. Лесовоз груженый лесом прошел в сторону Малмыжа.
- Да ну. Наговаривают... Не верь Михалыч.
- Я бы не поверил, но…
Парамонов широко развел руки, как будто дальнейшее от него не зависит. Он тоже человек маленький. К нему поступил сигнал. Он должен разобраться.
- К тому же, в этом лесу никто кроме вас не работает. Никого здесь нет.
- В прошлом году работали, - горячо возразил Григорий. - Может, чего осталось там в штабелях. Вот и возят.
- Не знаю, не знаю. Только у вас тут след от лесовоза к самому штабелю.
- Это старый, - заверил Григорий.
- Не похоже.
- С прошлой недели остался. Старый, точно говорю. На прошлой неделе Лоскутов приезжал за лесом и Семиглазов из Турека. Тот, у которого своя пилорама. Это от их лесовозов следы.
- Не знаю, не знаю… Но на всякий случай хочу предупредить. Ещё одна жалоба на вас поступит - я сам разбираться не буду - милицию подключу. Пусть они разбираются.
Вначале у меня было чувство, что Парамонов берет нас на понт, но после этих слов дело стало принимать серьёзный оборот. В моей душе неожиданно поселилось уныние. Я с тоской посмотрел по сторонам. А что если этой красоты я больше никогда не увижу? Одно утешает, с работой видимо изменений не будет. Там тоже, говорят, лес валят. И одеты зеки примерно так же, как мы. В те же промасленные робы, кирзовые сапоги, грубые брезентовые рукавицы.
Теперь отправляясь на валку, Паша откровенно матерился.
- Вот сука, нашли себе на жопу приключений. И все из-за этого ворюги. Даже лес не может толком продать. Первый раз что-то схимичил и уже не в жилу. Убивать таких баламутов надо. И что за бригада такая ****ская у нас! Работать ладом никто не хочет, а воровать - все горазды.
Колька на этот раз присмирел. Какое-то время, молча, сидел на холодном пне возле будки и растерянно смотрел себе под ноги. Потом неожиданно повеселел, взглянул на Григория с натянутой улыбкой и громко изрек:
- Главное - не бздеть раньше времени. Не пойманный - не вор... А я, если жареным запахнет, всё на себя возьму, мне не привыкать. Пошли они все на хер!
Потом встал с пня и направился в сторону волока, на котором уже тарахтел трактор. Паша посмотрел ему вслед и с тихой злобой произнес:
- Вот сука, философ хренов! Башку бы ему оторвать.

***
На следующий день мы решили съездить на рыбалку. Отгружать лес было не нужно, к тому же директор лесхоза уехал в Киров по делам, и погода с утра стояла прекрасная, дул теплый юго-западный ветер, желтая листва лениво облетала с деревьев, по небу плыли облака похожие на сдобные булки.
Григорий привез целый мешок сетей, Колька рыжий показал, где их лучше поставить. В общем, через два часа мы уже сидели на берегу Тужа - огромного лесного озера, и пытались развести костер. Сети уже были поставлены, лодка привязана к одинокой иве у воды. На берегу возле костра мы нашли удобную сухую валежину, которая сейчас служила нам сидением. Над костром на дубовой перекладине висел прокопченный эмалированный чайник. Всё было готово для отдыха на природе, не хватало только напитка способного подарить нам бодрость и задор. Первым на эту важную тему заговорил Григорий:
- Ну, что приушипились, оглаеды?- начал он нравоучительным тоном, - поняли, что без бутылки тут не обойтись.
- Да. Не сообразили, - ответил за всех Колька Рыжий.
- А я подумал и позаботился, - с явным превосходством в голосе продолжил Григорий, и как-то очень ловко вытащил из походной сумки припасенную бутылку водки. - Вот она родимая.
- Ну, ты даешь, - одобрительно отозвался Колька, с  любовью взглянув на бутылку.
- Можно бы ещё за одной съездить, пока то - да сё, - предложил тракторист Алексей.
- Надо бы, - поддержал его Григорий, - всё равно одной бутылки не хватит.
- И магазин тут не далеко. Денег наскребете, так я и без машины слетаю, - внес свое предложение Колька Рыжий.
- Ну, вот и слетай, - ответил ему Григорий.
Общими усилиями в тот день мы наскребли ещё на литру. Это было как раз то, что нужно. Для бригады здоровых мужиков на весь день три бутылки водки были просто необходимы. Мы это подсознательно чувствовали.
Получив деньги, Колька тут же рванул выполнять поручение. Предвкушение будущего праздника придавало ему сил. Это было видно по его лицу и глазам. Кольке уже не нужна была рыбалка, не имел значения потухающий костер, - важен стал сам процесс подготовки к празднику, не отмеченному ни в одном календаре. Да и нас всех тоже охватило какое-то радостное волнение - волна некоего единения душ. Немало этому способствовала окружающая атмосфера: ясный солнечный день, желтые пятна света на опавшей листве, темные тени деревьев по ним, изумрудные пирамиды елей тут  и там, охряные свечи сосен вдоль берега, серповидный камыш возле воды. Да и рыбалка в тот день была на редкость удачной. Проверяя сети с верткого марийского ботника-долбленки, Григорий то и дело восхищенно кричал:
- Есть уха мужики! Две щуки в одном кошеле запутались. И судак ещё кила на полтора.
Уха из пойманной рыбы и правда получилась отменная, хотя варили мы её в каком-то старом оцинкованном ведре без специй и приправ, только с картошкой солью и луком.
Когда с первой бутылкой водки было покончено, и Колька Рыжий поспешно откупорил вторую, как-то незаметно у нас начались разговоры о жизни.
- И для чего был нужен этот самый новый Лесной кодекс?- затронул больную тему Павел. - Там нет ничего о лесном хозяйстве. Всё про аренду. Весь лес частникам раздали, распределили, а теперь нам самим рубить нечего. Какая сволочь это всё придумала. Башку бы ей оторвать.
- Наверное Чубайс, - предположил по инерции Колька Рыжий. - Он всё чего-нибудь придумывает. Какую-нибудь хрень. 
- А может быть и не Чубайс, - усомнился в правоте Колькиных слов Алексей. - Я где-то читал, будто это придумала женщина, которая закончила железнодорожный техникум.
- И чего сейчас будет? - задал неожиданный вопрос Колька Рыжий.
- Ничего хорошего, - тут же ответил ему Григорий. - Разделят лес кому попало, и все лесхозы подохнут или обанкротятся к чертовой бабушке. Никому они будут не нужны. Да и мы тоже вместе с ними.
- Не должно быть, - как-то неуверенно усомнился Алексей. - Создавались-то они ещё при царе и служили нашей стране верой и правдой.
- Это лесничества создавались при царе, - уточнил Павел, - а лесхозы создавались при Советской власти.
- Ну и пусть. Они никому не мешали. Лесники лес садили, закладывали питомники, ухаживали за лесными культурами. Кому от этого было плохо?
- Никому, - резюмировал Павел. - Тут расчет был другой. Кому-то очень захотелось нового дележа. Нефть раздели, газ - тоже, металлы разные там и рудники. Только лес оставался не поделённым. Вот его и решили поделить. А старый Лесной кодекс этого не предусматривал. Вот его и заменили. Тут арифметика простая.
- Только кому от этого польза? - озадаченно произнес Алексей, прожевывая очередной кусок вареной рыбы.
- Никому, - снова ответил ему Григорий, - просто время такое пришло. Всё старое рушить. Всё отдать в частные руки. Мода такая.
- А кому от этого польза? - не унимался Алексей.
- Да уж точно не нам с тобой, - ответил Григорий с усмешкой.
- Революция идет, - вмешался в разговор Павел, - у неё свои законы. В это время никто о пользе не думает.
- Вот те на! Как же так? Должна же быть какая-то польза от этой революции, - снова заговорил Алексей пьяным голосом.
- Дурак ты, что ли?
- Почему дурак?
- А была тебе какая-то польза, оттого что нефть и газ отдали в частные руки?
- Ну не было.
- Вот и здесь не будет. Тут дело не в пользе, а в принципе. Коммунисты решили сделать в деревне колхозы - и сделали. А новая власть решили  эти колхозы разрушить до основания - и добилась своего...  Так и тут. У нас всё плохое начинается на верху, а заканчивается на земле. На тех дураках, кто эту землю обрабатывает, что-то выращивает на ней. Лес или рожь - без разницы. В России всегда прав тот, кто перемены затевает, а не прав тот, кто этим переменам противится.
- И что теперь? – не унимался сильно захмелевший Алексей, глядя на собеседников мутными глазами. – Что?
- Воровать надо больше, - сформулировал свою мысль Колька Рыжий. – Все кругом воруют и нам надо воровать.
- Вот не хрена! – возмутился Павел.
- А чего, - поддержал Кольку Григорий. – Дело Рыжий говорит. Скоро всю Россию растащат по частям разные гусинские, а нам что достанется?
- Нет, я с этим не согласен, - снова заговорил тракторист Алексей. – Я всю жизнь на тракторе честно отработал. У меня левая нога ладом не сгибается, спина к вечеру болит так, что уснуть ночью не могу. И я ничего не заработал, что ли? Так получается!
- А чего ты хотел? – спросил у него Павел.
- Как чего! Уважения. Чтобы меня не ставили кверху жопой. Не заставляли воровать. Я человек честный.
- А что же ты, честный человек, ворованные деньги за дрова вчера схватил, как бешеный? Отказался бы от них, - укорил его Григорий.
- И откажусь.
- Откажись.
- И откажусь.
Алексей неловко стал рыться по карманам, ища нечестно заработанные деньги. Вывернул все карманы наизнанку, но денег так и не нашел. Потом неуверенной рукой с мокрой газеты перед ним взял кусок черного хлеба, стал его жевать и невнятно произнес:
- Жена, сука, выгребла.
- Вот видишь.
- Чего?
- Деньги, они всем нужны. Ворованные  или честно заработанные, сейчас роли не играет, - продолжил свою мысль Григорий. – Деньги всем нужны.
- Вот получу в лесхозе и отдам, - не унимался Алексей. – Я никогда вором не был. И не буду. Получу получку и отдам. Я… никогда…
- А мы значит воры все? – в миг посерьёзнев, спросил Григорий.
- Да.
- И Паша, и Андрей?
- Да! Все воры вы.
- Я сейчас ему в нос дам, - возмутился Паша.
- Остынь, - посоветовал Павлу Григорий. – Где он денег-то возьмет? Чтобы всё вернуть, ему надо два месяца даром работать.
- И буду работать даром, - снова заговорил Алексей каким-то крикливым пьяным голосом. – Буду даром работать, мне не привыкать. Я от работы не отлыниваю, как некоторые. Я не вор... Не вор я!  Я всю жизнь честно прожил, а сейчас на старости  лет вы из меня вора хотите сделать... Нет, ничего у вас не получится. Не выйдет... Вот хрен вам! Вот это видели!
Алексей неумело согнул непослушные пальцы в кукиш и стал, пошатываясь, показывать его всем нам по очереди.
- Вот это видели!
Кукиш у него и впрямь получился какой-то омерзительный, грязный, скользкий и противный.
- Вот это видели!
- Убери, - первым не выдержал Григорий. – Убери, говорю!
- Не уберу!
- Убери, сука!
- Не уберу!
В общем, в конце вечера мы все переругались, а потом и передрались. Я помню, как неумело махал руками, что-то кричал, злился, видя перед собой эти противные красные рожи, и остановился только тогда, когда получил ощутимый  удар в ухо, не удержался на ногах и свалился возле костра прямо на закуску, на какие-то обрывки газет и кости от рыбы. Там я, кажется, и уснул.
Проснулся оттого, что мне стало холодно. Открыл глаза, осмотрелся по сторонам и никого рядом с собой не увидел. Решил, что про меня, вероятно, все забыли, меня просто бросили в лесу, а сами уехали домой... Но посмотрел в сторону озера и увидел странную картину. Там мужики, как ни в чем ни бывало, мирно проверяли сети. Двое плавали в лодке, один стоял на берегу и давал им какие-то дельные советы. Впечатление было такое, будто ничего противоестественного не произошло. Всё было так, как нужно, как всегда.