Вечер

Моему другу.
Одному из немногих, которые знают, что я вкладываю в это слово.


Огонь медленно пожирал сухие ветви, импровизированный очаг из нескольких кирпичей обещал скоро стать пеплом, прахом. Впрочем, для тёплого летнего вечера костёр был нужен только для символики и атмосферы, и даже выглядел слегка неуместным на крыше 14-го этажа, в самом сердце города.
Небо, сказочно красивое небо серо-красного цвета. Сколько хватало зрения – вокруг только небо. Это цвет он про себя называл раскалённым свинцом. Одуряющая духота и звук проезжавших внизу автомобилей, блики закатного солнца в окнах высоток, запах бензина на куртке и чая из термоса только усугублял правдивость такого названия.
Он сидел на самом краю крыши, на самом краю пропасти в четырнадцать этажей.
На самой последней ступеньке в бескрайнее небо.
На самом среднем участке пути в никуда – вроде уже не человек, но еще точно не птица.
Солнце уже грело, а не обжигало, огонь уже бесшумно полыхал, а не жадно трещал. Это понятие золотой середины, сколько из тех, кто остался внизу топтать серый асфальт, хотели бы отказаться от своего места в системе цепей и взаимосвязей города, только бы оказаться здесь? На границе мира. На пороге неба. Но никак не ниже уровня стоптанных подошв когда-то белых «конверсов».

16, самая середина человеческих лет, тот возраст когда принимаются самые важные решения и расставляются жизненные цели и приоритеты. Как и все, кто был тут до него, он олицетворял собой самую середину, на самой середине.
Но, как и все те, кто был тут до него, в его голове ясно полыхали мысли, внутренний бунт, подогреваемый качественной музыкой в качественных наушниках не позволял принять общую точку зрения, внутреннее любопытство как раздвоенная личность, требовало всё новой информации, всё больше своих мыслей, всё меньше чужих аксиом.
Иногда, когда время позволяло не возвращаться домой раньше заката, ему казалось, что он слышит тихий девичий смех у себя за спиной. Истории о призраках были ему знакомы, чувство страха было развито так, как и должно было, но призраки давно бросили места где в них не верят. Да и призрак это был хорошо ему знаком.
Она ушла, оставив всех в недоумении врачебной ошибки. Ушла, не показавшись многим в истинном обличии. Ушла, оставив только наборы электронных улыбок, грустные стихи и красивые картинки. Ушла, открыв некоторым самое красивое место в городе. Её место.
Но услышав впервые смех за спиной, он знал, что это только память. Даже бездушные камни жадно впитывали её смех, смех, которого он так и не услышал. Услышав смех впервые, он не обернулся. Знал, что нельзя так бессовестно портить миг, от которого наверняка сладко заныло где-то там, внутри тела. И даже ощутив не то лёгкое прикосновение к своим волосам, не то дуновения ветра, сил хватило только на то, чтобы склонить голову, изучая мелкий строительный мусор у себя под ногами.

После этого первого раза он часто возвращался сюда, на порог неба. И часто слышал её смех, едва различимый на фоне шума вечернего города, во время чтения книг, уже любимых или еще только влюбляющих в себя.

Но сегодня она молчала, молчала, осознавая серьезность момента. Он сегодня становился полноценным участником жизни города, его работоспособной клеточкой. Сегодня он должен был решить, кто он. Вершитель судеб, мужественный воин без страха и упрёка, мудрый наставник будущих поколений, чтобы всё не было зря, строгий судья, жестокий палач или просто «чтобы как у всех». Некто, кем будут восторгаться на прокуренных кухнях уютных двушек, в узкоспециализированных форумах, тот кого будут бояться те, кому чужды дружба и любовь. Или еще одна единица статистика, еще один трудящийся на благо полиса муравей.

На город медленно опускались сумерки. Ветер коварно усиливал прохладу, а витрины, фары и окна плевались в него пучками ненужного света. За каждым огоньком скрывалась чья-то жизнь. Кто-то из них завтра увидит его, но не узнает. Кто-то узнает, но не увидит.
А ему дарован выбор. Стать с ними рядом, или …
Или встать с ними вместе.

Иногда выбор сложнее понятий правды и не правды, слышалось ему в гуле сотен моторов.
Иногда надо забыть желания ради быта, вглядами кричала ему толпа.
Иногда надо отказаться от самого себя, чтобы стать чем-то большим, шептали ему витрины с колбасой и сотовыми телефонами.

Иногда надо закрыть уши, говорило ему тёмное небо.
Иногда надо просто попробовать, прошептала она, смеясь.
Иногда все ответы уже есть во мне, судорожно кивнул он.
Но смогу ли я?

Ветер уныло гнал пожелтевшие листья по грязному тротуару.
Он шёл домой, отгородившись от своих искушений наушниками. Он улыбался.
Он становился частью города. Вливался в него, сосуществовал с ним. Пользовался его благами и дарил ему частичку себя. Но он оставил за собой право менять свою реальность, подстраивать город под себя, ломать все ненужные стены и устои, рубить с плеча, грустно улыбаясь последствиям. Он решил знать. Он выбрал думать. Он принял решение. Одно из первых, одно из самых сложных. Но своё. Осознанное, а не вынужденное.

Теперь он сам как город.
Хотя нет.
Теперь он как Вечер.

Не обязательно быть великим, чтобы творить великие дела.