Глава 53

          Глава 53

          
          В Тумеево добрались затемно, пришлось не один раз останавливаться. У батюшки Кирилла было много разных дел, которые требовалось решить по дороге.
          – Анна, как вы себя чувствуете? Может быть вас отвезти к отцу?
          – Ну что вы, батюшка. Это ещё лишний крюк. Темно уже. И вам отдохнуть надо.
           – Ну смотрите. Дело ваше.
           Он высадил Анну и подъехал к своему дому. Света в окнах не было. «Слава Богу, улеглась спать», – отец Кирилл с раздражением вспомнил лицо жены. Поставив машину в гараж, присел во дворе под яблоней. Красные налитые плоды свисали до самой земли, бедное дерево надсадно выдерживало небывалый урожай, не помогали даже подпорки. Спать ему не хотелось, а если сказать откровенно, то священнику домой идти совсем не хотелось. Мысли, угнетавшие его последние месяцы, нахлынули с новой силой. Не стало легче ему и от того, что вернул Анну домой. Он не мог обладать этой женщиной, но и не мог представить того, чтобы к Анне прикасались руки его соперника.

          Кирилл вспомнил свою первую женщину. После развода родители разъехались, и они с матерью поселились в коммуналке, или, как у них говорили, в квартире с общей кухней. В другой комнате жила мать одиночка. Полина не была женщиной лёгкого поведения, но и высокими моральными принципами себя не обременяла. Когда Кирилл начал маяться первыми сексуальными фантазиями, соседка, недолго думая, совратила юношу. Тайные отношения длились целый год. Догадывалась ли об этом мать, скорее всего, догадывалась. Кириллу было трудно скрывать своё смущение, когда маленький сын Полины, стал называть его дядей. Вряд ли женщина надеялась, что банальная интрижка может перерасти в серьезные отношения. И всё же очень огорчилась, когда узнала о том, что Кирилл поступил в православную семинарию в Томске. Юноша нарочно выбрал Томск, чтобы прекратить порочную связь, но приезжая домой, всё же иногда ночевал у соседки. Мать пыталась вразумить сына, но Кирилл только улыбался и пожимал плечами. После окончания семинарии молодой священник женился и получил распределение в глухую провинцию. Прослышав о чудесном обретении Тумеевской иконы, сам вызвался служить в тех местах. К его удивлению, ходатайство молодого священника было удовлетворено. Отец Кирилл энергично приступил к делу. В краткие сроки был возведен новый храм, благоустроена территория вокруг. Отец Кирилл поступил на заочное обучение в духовную академию. Когда перспективы для служебного роста стали самые радужные, появилась Анна. Вначале батюшка не отдавал себе отчета, утешая себя тем, что это не более чем сердечная симпатия к умной и красивой прихожанке. Он считал, что женился удачно, матушка полностью подчинилась воле мужа. Ему нравилась бескорыстная и преданная любовь супруги, дававшая возможность сосредоточиться на духовном служении. Отец Кирилл честно противился обуявшему его соблазну. Всем было заметно, что Анна пользуется большим расположением настоятеля, но он умел расставлять акценты так, что ни у кого не возникало мыслей о каких-либо похотливых намерениях с его стороны. Кто знает, сколько бы продолжалась такая идиллия, если бы не Борис Тениальный. Жгучая, больная, пожирающая душу ревность, обуяла отца Кирилла. Батюшка стал рассеян, отвлекался и совершал ошибки во время Литургии, когда его поправляли резко одергивал своих помощников. Весть о том, что Господь, наконец, благословил его продолжением рода не обрадовала отца Кирилла. Глядеть на располневшую и подурневшую Дарью, ему стало вдвойне тяжело. Его удивило насколько женщины по-разному переносят беременность. Вспомнил венчание Алины Свиридовой и Кирилла Лавренёва. Заметно округлившийся животик не только не портил невесту, а создавал вокруг неё атмосферу таинственной благодати. Батюшка не мог взять в толк, почему его жену будущее материнство совсем не украсило. Он испытывал к ней непреодолимое отвращение. Своё раздражение выплескивал на бедную голову супруги едкими придирками.
 
          Священник протянул руку к дереву, сорвал яблоко и вдохнул свежий фруктовый запах. Хотел откусить и вдруг обожгло! Вот оно его райское древо, а змий искуситель он сам. От такой мысли отец Кирилл содрогнулся всем телом и осторожно положил яблоко на скамейку. Поднялся и направился домой. Заходить в супружескую спальню не стал, а прошёл к себе в кабинет и упав перед образами на колени долго молился. Затем устало вытянулся на кушетке и быстро заснул.
 
          Утром разразился семейный скандал. Матушка разъярённой фурией влетела к нему ни свет ни заря:
 
          – Я так и знала, я знала. Что доволен?! Привёз её обратно, счастлив теперь?! Конечно, зачем тебе законная супруга, когда она рядом. Ты, что думаешь, я ничего не понимаю и не вижу. Нашёл себе бессловесную овечку и рад. А я не буду терпеть, и даже не надейся. Я буду жаловаться. Если надо я до самого Патриарха дойду.
 
          Дарья с распущенными волосами, раскрасневшаяся от волнения, металась по кабинету. Отец Кирилл присев на кушетку, смотрел на дикую сцену, онемев от неожиданности. Устав от крика, супруга в изнеможении упала на его постель и разрыдалась. Жалости к ней он не испытывал, лишь с отвращением подумал: «Пожалуй, надо было жену постарше выбирать. Молодая слишком, на первом же препятствии споткнулась. Что такого криминального он совершил. Ну, бывает, наклонится к Анне ниже, чем к другим во время исповеди, или улыбнётся более ласково. Руки никогда не распускал, держит себя в рамках приличия. Истеричка…», – встал и вышел, не проронив ни слова. С утра отец Кирилл был в благостном расположении духа. Анна здесь, и это хорошая новость, а истерика жены его волновала постольку-поскольку.
 
          Весь день Дарья читала молитвы и настраивала себя на покаяние. Точно знала, что карьера для Кирилла стоит на первом месте, он не станет рисковать, по крайней мере, открыто. Вспомнила сокурсника мужа, гостившего недавно проездом на новое место службы: у того уже имелось трое детей, бросилось в глаза, что вся семья одета очень скромно, даже носочки штопаные. Дарья была из семьи религиозной и с детства мечтала стать верной спутницей священнослужителя, но такой судьбы ей совсем не хотелось. В её семье был достаток, родной батюшка умел обустроить своё гнёздышко. Кирилл так же казался ей человеком энергичным и оборотистым. Проводив гостей, муж обмолвился: «Приход в два раза больше моего имел. Поистине святая простота. Теперь уже профессор, а носки детям купить не имеет возможности».
           К ужину матушка была как шёлковая. Дарья реально испугалась, что оттолкнёт мужа таким поведением. За столом сидели молча. Она ждала, что он заговорит первым, не дождалась и расплакалась. На этот раз разжалобить супруга у неё получилось, отец Кирилл решил, что, пожалуй, слишком строг с ней:
 
          – Ну, вот опять глаза на мокром месте. Что не так? Довольно уже хватит. Всё, успокойся, – наклонившись, поцеловал в соленное от слёз лицо.
 
          Всегда стеснительная и сдержанная, Дарья ответила на его ласки порывисто и жадно. Сама настояла на интимной близости, убеждая, что консультировалась со специалистами и ребёнку это повредить никак не может. Кириллу совсем не хотелось заниматься такими делами, что-то противоестественное виделось ему в такой ситуации. Всё же оттолкнуть жену он не решился. И они перешли в спальню. Вместо расслабляющего удовольствия нахлынуло прежнее раздражение. Отец Кирилл сожалел, что пошёл на это. Больше к жене он не прикасался. Своим чередом прошло несколько недель. У Дарьи случился приступ почечной колики, вызвали скорую помощь. Врач рекомендовал лечь в больницу на сохранение. Батюшка при виде корчившейся от боли жены и сам не на шутку испугался, клялся в любви и супружеской верности. И Дарья уехала в карете скорой помощи почти умиротворённая.


          Но уже на следующий день священник метался в храме как ужаленный. В Тумеево приехал Тениальный. Эта новость вызвала у отца Кирилла взрыв ревности. После вечернего богослужения, скрипя зубами, он наблюдал, как Борис провожал Анну к источнику. Они говорили о чём-то. Долго беседовать им батюшка не позволил, как бы случайно он оказался рядом: 
          – Борис, здравствуйте! Какими судьбами?
          – Здравствуйте, батюшка! Тянет меня в ваши края.
          – Понимаю, понимаю. У меня матушку на сохранение положили. Ожидаем пополнение.
           – Поздравляю.
            – Спасибо. Приглашаю вас к себе в гости. Скоротать вечерок в чисто мужской компании. А на утренней зорьке на рыбалку сходим, места у меня тут прикормленные.
          – Вообще-то я не большой любитель рыбалки.
          – Ладно, вам, Борис. Составьте компанию, чего вам стоит.      
 
          Планы Бориса были несколько иными, но стало неудобно отказываться от любезного предложения, хозяина здешних мест:
          – Хорошо, отец Кирилл. Договорились. Сейчас провожу Аннушку и непременно буду у вас.

          Борис пришёл в дом священника и приготовился к разговору на богословские темы. Ему было даже любопытно пообщаться с настоятелем тумеевского храма, священник пользовался большим авторитетом среди прихожан. Силаева так же хорошо отзывалась о батюшке. Борис надеясь почерпнуть немало нового для себя в области богословия и с пользой провести время, но то, что произошло, ошеломило Тениального. Не успел гость угнездиться за стол с угощениями, как отец Кирилл ошарашил его словами:
 
          – Послушайте, Борис. Я знаю, зачем вы здесь. Артисты – народ ветреный, это общеизвестный факт. Анна уже пережила личную трагедию, и я не допущу, чтобы это повторилось. Моя обязанность, как духовника, оградить её от дурного влияния. Уезжайте, прошу вас, уезжайте. Слышите. У вас нет, и не может быть ничего общего с этой женщиной.
          Последовала пауза, как и положено в такой ситуации. После дуэли взглядами, гость решительно воспротивился непрошенному совету:
 
          – А вот это, позвольте мне самому решать.
 
          Так и не отведав обещанного ужина, Борис поднялся и направился к выходу, но имел неосторожность произнести фразу:
 
          – Я развёлся. И сегодня сделал Аннушке официальное предложение руки и сердца. Для брака нет никаких препятствий. Она обещала подумать.

          Искры сыпались из глаз отца Кирилла. Борис отвечал тем же. Мужчины были уверены в своей правоте: один занят спасением души, другой хочет сделать любимую женщину счастливой.
 
          Батюшка вскочил из-за стола и перегородил выход:
 
          – Вы не уйдёте, пока не дадите слово немедленно уехать из Тумеево.
 
          – Даже так! И не подумаю!
 
          Борис попытался оттеснить священника, но тот вцепился в него мертвой хваткой. Дело приняло неожиданный оборот, и Тениальному ничего не оставалось, как действовать ещё более решительно. Отец Кирилл не уступал в силе, навалился всем телом и прижал артиста к стенке:
 
          – Послушайте, я прошу вас, уезжайте. Зачем вам эта женщина, оставьте её в покое, если в вас есть хоть капля порядочности.
 
          Борис был ошеломлён, с одной стороны перед ним православный священник, с другой, ни кто иной, как разъяренный соперник. Он понял это в один миг:
          – Нет, батюшка! Я не уступлю вам, даже не думайте.
 
          Понимали они или нет, что вообще происходит, это было какое-то помутнение рассудка. Толкались и пыхтели как мальчишки. В борьбе мужчины добрались до входной двери, тогда хозяин перехитрил гостя, изловчившись, втолкнул в кладовку и заблокировал дверь. Разгоряченный схваткой и поддавшись плотской страсти, не вполне отдавая отчёт своим действиям, священник опрометью бросился к дому Анны.
 
          Спать Аннушка не ложилась, она ждала Бориса, а вместо него в комнату ворвался отец Кирилл. Женщина невольно вскрикнула, что-то ужасное почудилось ей в его взгляде. Священник остановился в дверном проёме, и секунду поколебавшись, задал вопрос осипшим от волнения чужим голосом:
 
          – Ты любишь его!?
 
          Такого оборота событий Анна и предположить не могла, и совершенно сбитая с толку, как на духу призналась:
 
          – Да.
 
          Батюшка ударил кулаком в косяк и резко вышел. Во дворе столкнулся с Борисом, рефлекторно дёрнул его за оторванный рукав рубашки, оттолкнул прочь. Устремив невидящий ничего вокруг взгляд в пустое пространство, спотыкаясь зашагал прочь. Ноги привели отца Кирилла к источнику и наконец-то осознав, что произошло, он тяжело упал на ажурную скамеечку. Через пару минут дыхание у него выровнялось и только побелевшие кулаки оставались всё так же крепко сжатыми. Прошло довольно длительное время, прежде чем руки мирно упокоились на коленях. Священник выдохнул почти с ужасом: «Господи, что это было?». Вспомнились слова старого игумена, с которым имел беседу незадолго до того, как отправился служить в Тумеево. Отец Кирилл с восторгом рассказывал о своих намерениях, что всё счастливо складывается, и он уже нашёл богатых спонсоров для строительства храма на месте обретения чудотворной иконы. Мудрый священник внимательно слушал его восторженные речи, затем грустно посмотрел в глаза и задал вопрос, как показалось, совершенно, не по существу: «Где же тому причина?».
 
          – Причина, причина… – повторял отец Кирилл, умываясь водой из святого источника, – Господи, который год ломаю голову, что же он хотел этим сказать?

          До рассвета отец Кирилл простоял на коленях в храме. Когда уже казалось, что начинал понимать слова старца, желанная дверь ведущая к чему-то важному вновь захлопывалась перед его носом. Батюшка с трудом поднялся, разминая затекшие ноги, и пришёл к выводу, что игумен не слушал его, а думал в тот момент о чём-то своем, и не стоит голову ломать, выискивая тайный смысл в случайной фразе. Тогда Кирилл не заметил глубокую тоску в голосе старого священника. Где же тому причина? А вот она причина! Его храм и сейчас лучший в округе, настоятель осмотрелся и остался доволен проделанной работой.

          Наутро узнал две новости: у него родился сын, а женщина, которую теперь он именовал не иначе, как змея-искусительница, уехала. На упоминание об Анне было наложено табу. Вскоре энергичный батюшка получил новое назначение и заметно продвинулся по иерархической лестнице. Случалось, плохо контролируемые мысли выносили его к воспоминаниям о той ночи и тогда в самых потаенных уголках души возникало чувство горького томления и бесприютной тоски. Отец Кирилл пресекал эти мысли. Теперь он не позволял себе слишком низко наклоняться к исповеднице, какой бы писаной красавицей она не была. Из чувства самосохранения оградил себя достаточной дистанцией от прихожан. Так-то спокойнее и надёжнее будет.