Мой дивный род. Глава 6, 3

Подруга Гайда раньше всех
/ хоть кто-то издавал свой смех,
Что в цирк никто не попадёт,
Так как билетов не возьмёт/
Билета два всё же достала,
Тамару с нетерпеньем ждала.
Та вскоре тут же подошла
И вместе с ней гулять пошла.
Ей Гайда отдала билет,
Горел у клуба яркий  свет,
Спешил к нему уже народ.
Они вдвоём – наоборот
Не торопилися идти,
Решили в парк ещё зайти,
Да погулять немного в нём.
-Давай, походим, попоём.
-Давай,-  Тамара отозвалась
И беспричинно засмеялась.

Разбит был возле клуба парк.
Бродили пары просто так.
Тамара с Гайдой стали петь,
А кто-то в шутку вдруг реветь.
Они немного испугались,
И тут же сразу засмеялись,
Но с того места перешли.
К ним двое деток подошли,
Спросили, что в совхозе есть
И почему он тёмный весь.
-Ходить без света не годиться.
Так можно быстро заблудиться,-
Мальчишка малый произнёс,
Задрав, курносый к верху нос.
Но чтобы разговор смягчить,
Ответ разумный получить,
Подруга враз произнесла:
-Здесь удивительны места!
Куда не глянь – кругом мираж.
Вас охраняет, будто страж.
Вот если б речка здесь была!-
С душой воскликнула она.
Беседа шла так с полчаса.
Но мальчик вдруг сказал: «Пора!»
Она ответила ему:
«Нам торопиться ни к чему.
Ещё немного отдохну
И следом за тобой приду».
Он попрощался и ушёл.
И разговор смелей пошёл.
Девчушка ростом в три вершка,
Чуть-чуть лишь подросла с горшка,
Но рассуждала их умней.
Была изящней, красивей,
Вела по-взрослому себя,
И речь лилась вся, не спеша.
Они спросили: «Сколько лет?»
Последовал её ответ:
«На днях мне будет восемнадцать,
А другу – полных уже двадцать.
С концертом прибыли мы к вам.
Хотите, контрамарки дам?»
- Нам контрамарки не нужны,
Билеты мы приобрели.
-Быть может, встретимся опять,
Хотелось мненье ваше знать:
Понравился концерт, аль нет.
Их ослепил вдруг яркий свет.
Она им руку подала
И, попрощавшись, вмиг ушла.

-Узнали мы с тобой секрет.
Я думала, что лилипутов нет,
Что только в книгах лишь живут.
Они танцуют и поют,
И рассуждают, как и мы,
И называют нас на «Вы».
Поближе к сцене надо сесть,
Чтобы концерт увидеть весь.-
Так  Гайда рассуждает вслух.
У входа клуба свет потух,
И первый прозвенел звонок.
-Уже зовут нас на урок,-
Смеясь, она произнесла,-
Как видишь, тоже нам пора.
И вслед услышала ответ:
-  Я потеряла свой билет.
Сама, пожалуйста, иди.
Меня теперь уже не жди.-
Ответила Тамара ей.
Но Гайда проявила к ней
Такое чуткое вниманье
И дружеское состраданье,
Не бросила её одну:
-Тогда я тоже не пойду.
Поступок был неоценим,
Лишь только с подвигом сравним.
Он наложил свою печать:
Негоже друга так бросать,
А должен руку протянуть,
Любовь свою в него вдохнуть.
-Билета, если не найдём,
То завтра на концерт пойдём.

Они билета не найдут
И на концерт не попадут.
На завтра он в совхоз другой
Давать концерт поедет свой.
А Гайда Мейландс  и Тамара,
Её сподвижница и пара
Разделят пополам беду
Назло тогдашнему врагу
И на концерт не попадут,
Домой с досадою уйдут.
С Тамарой только лишь дружила
И в гости часто к ней ходила.
Жила без матери, одна,
Их разлучила так судьба.
Уехала мать на Восток.
Ей было вовсе невдомёк,
Куда попала дочь её.
И Гайде было без неё
Тоскливо очень, нелегко,
Порою, даже тяжело.
Но с тётей прибыла сюда.
Распорядилась так судьба.
Определили угол им,
Работу дали, враз двоим:
Откармливать курей, гусей
И так же жить с семьёй своей.
Пока там тётушка трудилась,
За вёрст двенадцать находилась,
Училась Гайда, как и все,
За партой в школе по зиме,
Экзамены сдала, потом
Отъезд ждала свой день за днём.
Но тётка к ней не приезжала,
С температурою лежала,
А Гайде негде было жить,
Ей нужно в срок освободить,
Свой угол для другой семьи,
Срок дали до часов семи.
Чтоб скудный скарб не растащили,
Вдвоём с Тамарой оттащили
Её богатство к ней домой,
А рядом комната «пустой»,
Никем не занята была,
В ней стала Гайда жить сама.

Явилась тётка, Гайды нет,
И обвинила целый свет.
Но кто-то тихо подсказал
И адрес точный указал.
Забрала Гайду навсегда,
Не встретятся уж никогда,
Не вспомнят школьные года.
Как сложится её судьба,
Тамара так и не узнает,
Но в жизни много повстречает,
Подобных ей, себе подруг.
Да жаль, лишь расставалась вдруг.

А лето быстро пробегало.
Тамара очень тосковала
И начала стихи писать,
И прозой пьесу сочинять.
В средине августа уже,
Комбайны в поле вышли все.
Отец Тамару взял с собой
На подвиг ратный, трудовой;
Все ей детали показал,
Как смазывать их рассказал,
Перед штурвалом как стоять,
Как правильно им управлять;
С пшеницей бункер открывать;
Машины кузов засыпать.

Дышала пылью каждый день
И, отгоняя свою лень,
Пока заря ещё дремала,
С отцом Тамара уж вставала.
Задача состояла в том,
Чтоб обойти комбайн кругом
И смазать каждую деталь,
Чтоб не бояться ехать вдаль.
 Фонарик скупо освещал,
Но мрак немного разгонял.
Хотелось очень сильно спать,
Об этом рот давал понять:
Он беспрерывно всё зевал.
Отец за дочкой наблюдал,
Порою жаль было будить,
В часа четыре тормошить.
 Но каждый комбайнёр спешил,
Немного время торопил,
Чтоб за день больше всех скосить,
Зерно успеть обмолотить,
Пока стояли жарки дни,
Работали до темноты.

А спали  в сутки три часа,
Обедали за полчаса,
Всё остальное – битва шла:
Собрать зерно всё в закрома,
Ни зёрнышка не обронить,
Всё, что родилось, сохранить.
Работали они втроём
И думали лишь об одном:
Скорее до дождей убрать,
Осенних  ливней миновать.
Андрей Сташенко сам один
На тракторе был господин.
Потом в помощники к нему,
Прислали паренька ему.

Тогда комбайн сам не ходил,
А трактор за собой тащил.
Комбайн пшеницу лишь срезал,
Стерню на поле оставлял;
Зерно на месте молотил.
Прогресс большой уж  в этом  был.
Стояла пыль всегда столбом,
Вдыхали воздух только ртом,
Нос полностью весь был забит,
И пылью с вне, внутри покрыт.
Чихала Тома много раз,
Катились слёзы даже с глаз,
И кашель бешено душил,
Как будто дьявол в лёгких жил,
Да издевался, щекотал,
Никак работать не давал.
Тогда дышалось лишь легко,
Когда прохладою свежо
Дышала матушка-земля,
И спала крепким сном заря,
Когда росой умыться можно,
Собрав все капли осторожно,
Потом немного их испить,
Чтоб силушку заполучить.

А утром  пыль не так вздымалась,
Волною поле колыхалось,
Комбайн, по морю словно, плыл
И кораблём в народе слыл;
Он гребень бережно срезал,
Крупицы злата собирал,
Чтоб хлеба булочку испечь,
Муку с зерна надо извлечь.
«Как много зёрен надо взять!
Сумел учёный посчитать
И точный сделать свой расчёт:
Сколь золотых крупиц пойдёт»-
Тамару мысль не оставляла
И цену хлебу теперь знала,
Коль крошка на пол упадёт,
Она нагнётся, подберёт.

Быть за штурвалом – красота!
Как на ладони, вся – страда.
Одни лишь урожай спасают,
Другие следом засевают,
Сначала пашут, боронят
И тоже до дождей спешат,
Озимые засеять в срок,
Чтоб был потом большущий толк.
Андрей с Василием спешили,
Да всех потом опередили.
Досрочно весь участок свой
В порядок привели большой.
Сдав сотни тысяч тонн зерна,
Оценит их потом страна.
Спешили и другим помочь,
Работали и день, и ночь,
Но без Тамары уж косили,
Её учиться отпустили.
Настала для неё пора.

За лето подросла она,
Да очень сильно загорела,
Изящной стала, похудела,
Сформировалась вся вполне,
Притягивая взгляды все.
Ребята комплемент дарили,
Слова красивы говорили,
Пытались рядом с нею сесть
И разговор о чём-то весть.
Девчонки о любви шептались,
Записки тут же посылались.
Учитель часто отнимал,
С собой, конечно, забирал.
Учителя не все читали,
Но случаи, увы, бывали.
Тогда, учитель прочитав,
Нотации свои давал,
Что, дескать, рано вам влюбляться,
 Учиться надо, заниматься,
Дорогу в жизни проложить,
Чтобы не стыдно было жить.
Все молча слушали слова,
Но делали свои дела.

О чём угодно в них писали,
Порою даже рисовали.
судили авторов всегда.
Им надоело и тогда,
Чтоб перестали их стыдить,
Решили просто проучить
Всех, кто записки отнимал,
Порою, даже вслух читал.
Однажды, кто-то насморкал,
Записку дальше передал,
Предупредив: «Не раскрывай,
А, просто, дальше передай».
шёл физики как раз урок.
Вот наступил минуты срок.
«Записку положить на стол!»-
Ногой притопнула о пол,
истошно крикнула тому,
Кто отвернул лицо к окну.
Записку он в руке держал
И отдавать ей не желал,
А может, продолжал дразнить
И из себя вон выходить.
« На стол»- указкой сделав знак
И закричала громко так,
Как будто бомба взорвалась,
Да вся от гнева затряслась:
«Всех проучить давно пора!
Я продержу вас до утра
За сорванный урок сейчас».
Притих и замер сразу класс.

И вот записка – на столе.
«Пусть выйдет тот сейчас к доске,
Кто опус этот написал,-
Но класс по-прежнему молчал,-
Я в почерке большой – мастак,
Мне разгадать – один пустяк.
Сейчас я имя назову,
Сначала вслух её прочту».
И, развернув записку ту,
Услышал класс лишь слово: «Фу!»
И сразу выбежала вон,
Двери раздался громкий звон.
Пропал по физике урок.
Но не в записке был порок.
И.И. никто не уважал
И физику не изучал.

А началось всё с первых дней:
Явилось отчужденье к ней.
Иною речь её была,
Преобладали звуки/ ца/:
«Возьмице, деци, стаканы’,
Налейце капельку воды…
Учица нужно вам трудица,
Леница вовсе не годица»
И весь урок так «ца» и «цэ»
С тех пор прозвали «цэ-цэ-цэ».
   
    Продолжение следует.