Сага о камертоне

(Глава №6 из автобиогафической книги «ГОДЫ»)

Начала с малого: организовала совершенно бесплатно детский хор в школе-интернате им. Крупской. Решила, что на этом хоре мои студенты будут осуществлять хоровую практику. И для них, и для меня это всё же лучший вариант, чем где-то стихийно организовать концерт и получить письменное подтверждение того, что практика пройдена. А уж для заброшенных родителями детей интерната это и вовсе благо.  Так, по крайней мере, казалось мне. Однако, в дело вмешался железный, непоколебимый режим, или  распорядок дня, а так же совершенно иной, в корне отличный от моего, взгляд педагогов и воспитателей школы на всю эту затею.
Например: все дети должны идти на уборку территории,  в музей, на волейбол и.т.д., а тут хор… Каждый раз «разборки» с воспитателями, вмешательство завуча, директора… Хор был помехой. Воспитательное значение музыки отрицали, демонстрируя явную недооценку положительного влияния искусства (любого) на работу мозга,  облагораживание и смягчение нравов. Для меня это был грустный, огорчающий и не ожидаемый мною фактор. Он требовал дополнительного раздела работы – воспитание воспитателей, что в намеченную задачу не входил, да и поздно это делать с людьми, вполне сложившимися.
Бывало и так: придем с практикантами на занятия, а ключ от нужного класса найти не удаётся.  Если с ключом всё в порядке, то оказывается, что для проведения какого-то мероприятия накануне вынесли все стулья (в хоре было около 50-ти детей), а вернуть  «забыли»… Юные хористы всё это видели, и чувствовали отношение своих воспитателей к складывавшемуся  с трудом творческому коллективу. Энтузиазма это им не прибавляло. Моим практикантам – тоже, тем более, что контингент детей был трудным, музыкальных детей было мало,  двухголосие давалось с трудом, борьба с фальшивыми нотами мешала работе художественной, отнимая львиную долю времени.  На  мою же долю  оставались терпение, упорство и настойчивость. Думаю, что их диктовали два основных фактора: привычка доводить любое начатое дело до конца,  желательно с качественным результатом и второе – в  сложившейся ситуации у меня просто не было иного выхода. Работа продолжалась. Мне даже стало казаться, что практиканты  в какой-то мере оценили мою «стойкость» и заражались ею, что тоже было полезным уроком: ведь  после выпуска их также ждала школа, и какие там будут традиции, бог весть …  Думаю, не очень отличные от описанных. К сожалению…
К середине мая намечаем отчетный (он же -  зачет по хоровой практике) концерт. Удалось выявить нескольких запевал, подготовить  две сольных песенки, через литераторов выявили чтецов, соорудили небольшой сценарий, соединивший все номера в единое целое. Написали афишу и… ВПЕРЕД. Естественно, пригласили руководителя «Школы практики» при музыкальном училище и,  о, удивление! Слушателями оказался наполнен весь спортивный зал, где концертировали. Школьники, педагоги, воспитатели, абсолютно вся обслуга (повара, технички и.т.д.), и, что самое удивительное, много гостей из других школ и даже из пединститута (с факультета музыки). Как же это!? Мы же никого не звали, зная, что выступим «не фонтан»! «Фонтана» действительно не было, да и быть не могло, не должно, но и провала благополучно избежали. Я понимала, что в предложенных нам обстоятельствах сделано максимум возможного, но настоящим хоровым профессионализмом тут и не пахло, а значит, главная моя задача осталась нерешённой. Пофотографировала детей, раздала фотокарточки, и мы разошлись на каникулы. Выводы (для личного употребления): дело это  следует продолжить, пытаясь улучшить условия занятий, но  своих проблем мне в этой школе не решить. Если уж школа, то специализированная, с музыкально-эстетическим уклоном, где все музыкальные занятия введены в расписание.  Пока у меня таких перспектив нет.
И вдруг…     Директор предлагает мне создать хоровую студию в рамках школы практики при музучилище с полным набором музыкальных предметов: хоровой класс, сольфеджио, музыкальная литература и занятия на избранном инструменте за счет студенческих практик по этим дисциплинам. Думаю, что сведения о моей работе со студентами в общеобразовательной школе просочились к нему  через руководителя школы практики, и он увидел в ней некий полезный потенциал. Какое-то время  я сомневалась – начинать  в пятьдесят новое, архитрудное дело с нуля – большой риск. С другой стороны – это был шанс, упустить который глупо и грешно. И я решилась.  Начала работу   с разъяснительных бесед в близлежащих школах и детских садиках, где-то вешали объявления, в которых акцентировали  главные плюсы поступления детей в нашу школу: солидно, так как при музыкальном училище, благотворно для общего развития детей, БЕСПЛАТНО!!!.
Не знаю, что из этого срабатывало, но абитуриентов было больше, чем достаточно. Отсеивать детей  с очень слабыми музыкальными данными было морально тяжело. Помню, одна мама привела дочку и её подружку, у которой были вполне удовлетворительные музыкальные данные,  у дочки же -  очень слабые. Не хотели брать, но куда там – такие горькие материнские слёзы… Взяли. В определении музыкальных данных не ошиблись, но девочка, как и её подружка, занималась все семь лет старательно и аккуратно. Обе в дальнейшем профессиональными музыкантами не стали (школа этой задачи и не ставила), но  и по сей  день благодарны за то, что в их жизни был «КАМЕРТОН» - так мы позже назвали нашу хоровую школу.
Именно «Хоровой школой» очень скоро стало  то, что замысливалось как студия.  Семилетняя, по хорам - трехступенчатая, она неплохо  подготавливала детей к  высшей хоровой ступени – концертному хору. Трудностей на пути становления было больше, чем достаточно. Детский хор, детские хрупкие голоса ещё не сформировавшиеся до конца – всё это требовало особого внимания к постоянным изменениям в организме, а, следовательно, и в голосе ребёнка, особенно мальчиков, у которых уже в 13-14 лет идёт мутация (ломка голоса). Нужно было  подружиться с  особой методикой, овладев которой, можно будет делать с хором чудеса красоты детского пения. Всё это у нас будет чуть позже. Пока же мы в первом классе. Удивительно быстро (даже для меня – руководителя)   осваиваем двухголосье, овладев которым, нам потом в третьем-четвёртом классах легко подчинились и трёх-четырёх-голосье. Мешают и отвлекают всевозможные организационные нестыковки и «заморочки», но наше стремительное движение вперёд и выше по лестнице исполнительского мастерства приносит истинное наслаждение детям, а мне – так просто счастье. Вот она – моя «Жар-птица»! Держать крепче за хвост! Не упустить! Собираю, читаю и слушаю всё,  что попадается по теме «Детские  хоры». Имена корифеев в этой области: А. Пономарёва, В. Попова,  Г.Струве…(Москва) становятся почти родными. Через несколько лет судьба вновь улыбнется мне:  мои московские друзья из Отдела музыкально-эстетического воспитания Союза композиторов СССР организуют мне  командировку в Москву, где я и  познакомлюсь со всеми тремя, побываю у них на концертах и репетициях, постажируюсь и получу в подарок записи концертов с автографами. Всё это позже. Лет этак через пять, а пока близится конец первого учебного года. Вечер. Бегу по коридору училища, навстречу – директор: «И куда это Вы бегом?»
 - Спешу к телеэкрану, будут транслировать «Камертон».
 - Одну песенку? (с чуть ироничной интонацией).
 - Нет, целое концертное отделение из десяти произведений.
 - О-о-о! (Неподдельное удивление). Пойду-ка и я к  экрану.
Передача получилась – лучше не пожелаешь. Дети (как они любят выступать!) пели с огромным подъемом, выразительно, мордашки все «в музыке»). Режиссёр Валентина Райхель с большой выдумкой сценически всё оформила. Спешу, пока не забыла, написать, что все концертные программы «Камертона» В. Райхель с неизменным тщанием и любовью показывала по телевидению, украшая местные телепрограммы и одновременно популяризируя выдающийся детский коллектив. Моё сотрудничество с этим замечательным режиссёром продолжается и по сей день: то она записывает программы моих вокальных ансамблей,  то фиксирует творческие вечера. Одним словом, телевидение, в том числе и выдающийся тележурналист Вера Лазарева, не выпускают мою творческую жизнь из поля зрения. Я несказанно благодарна им за верность и творческую дружбу,  хочу, однако, подчеркнуть, что инициатива таких телепоказов никогда не исходила от меня.
А что же директор Владимир Федорович Романюк?
Удивлению и восхищению не было границ. Вечером мне позвонила его жена также с восторгами: «В музыкальной школе, где я работаю, тоже есть хор, но не хоровая школа, она -  нечто новое, более совершенное». Слов хороших, ободряющих было ещё много, но было и ещё одно важное для меня обстоятельство – мы с Людмилой Романюк,  с каждым годом всё больше и больше узнавая друг друга, подружились, несмотря на разницу в возрасте.  Я намериваюсь ещё вернуться к этой теме. Она того стоит. Теперь же – к «Камертону».
Дети его обожали.
Там жизнь кипела вдохновеньем,
Трудом, учёбой, устремленьем,
Сплочённостью, свершеньем, знаньем,
Единством, дружбой и стараньем!
Там музыка дарила праздник,
И в этом каждый был участник.
(Так воспринимала «Камертон» концертмейстер и поэт Валентина Кузнецова)
 На репетиции бежали, как на праздник. Помню, в один из учебных семестров сводные репетиции (организовывать их сложно из-за двухсменных занятий в школах) поставила в расписание в воскресение – ничего не изменилось. Но тут с просьбами обратились родители: дети предпочитали репетицию вылазке на природу, что при нашей экологии не желательно. Так что все сводные репетиции оставались  вечерними все последующие годы. Хоть в те времена в городе и было спокойно, но возвращение с поздних репетиций или концертов тщательно обдумывали: «кучковались» по месту жительства, и всегда приходил кто-то из родителей. Никаких ЧП, слава Богу, с детьми не случилось.
Когда я поняла, что коллектив вроде обещает быть жизнеспособным, вновь вернулась к фотокамере и созданию альбома-фотолетописи, который, к сожалению, кто-то «прихватизировал» (ужасно, но грешу  на практикантов, ибо только им доверялось уносить с репетиции и запирать в шкаф ноты и всё остальное). Пришлось сделать плохонький временный дубликат. Но все мы знаем, что ничего нет более постоянного, чем временное. В начале второго года обучения «Камертона», в Усть-Каменогорск приехала с гастролями целая группа эстонских артистов, в рамках так называемых «Декад», в том числе - хор мальчиков и юношей с великолепной, абсолютно профессионально  подготовленной и исполненной программой. Их пение восхищало, удивляло, завораживало. На прощальном концерте руководство города даже пошутило: «Всех артистов с огромной благодарностью отпустим, а мальчиков оставим!».
«Камертоновцев», конечно же, повели на концерт. Очарованные, с горящими глазами, они с некоторой грустью спрашивали: «А сможем ли и мы  спеть репертуар такой сложности, и если, то когда?»
Я поняла, даже скорее почувствовала, что пришло время рисковать! На таком позитивном ожидании и желании результат мог быть неплохим.  Прошло несколько месяцев, и на одной из репетиций я дала хористам  в руки партитуры (с тех пор они всегда пели не по партиям, а по партитурам, где выписан, а, следовательно, и виден весь хоровой аккорд) двух произведений из репертуара эстонцев: А.Рубинштейн – лирико-созерцательные, требующие цепного дыхания и тонкой фразировки «Горные вершины» и игривый, задорный «Жайдарман» на казахском языке, как и пели  эстонцы.
Что творилось на репетиции, каков был темп усвояемости, как горели глаза и звенели  в своей  искренной чистоте детские голоса – описать невозможно: это надо слышать и видеть. К огромному сожалению хорошей записывающей техники у нас тогда  не было. Все осталось лишь в воспоминаниях.
Вот строки воспоминаний одного из самых верных и убеждённых друзей «Камертона» - А.П.Иванова- учителя музыки школы №34, окна которой  на училищные «…смотрят вечером и днём»: «Открытый урок хорового класса в школе №34, проведённый 8 апреля  1982 года под руководством Н.И.Мельниковой для родителей первоклассников и педагогов школы произвел огромное впечатление. Сольфеджирование, звукообразование, строй, ансамбль, приемы цепного дыхания, филировка звука, чуткая реакция на дирижерский жест – всему этому успешно учат в этой школе. Если музыка и не станет профессией детей, то всё-таки войдёт неотъемлемой частью в их внутренний мир».
Два главных (последовательно во времени) хормейстера училища: А.В.Синельников и С.Г.Почекин  были невероятно удивлены  увиденным и услышанным, поздравили   детей и меня  с успехом и пожелали оставить свои записи в нашем альбоме. Сегодня, когда обоих уже с нами нет, их  слова  напутствия особенно дороги:

Звучи красивей и стройнее,
Пусть будет острым  звонкий  тон.
Удачного пути желаем
Тебе, наш юный «Камертон».

Рождение «Камертона» и  его потрясающе быстрое развитие, конечно же, стали в масштабе училища, чуть позже – культурной жизни города, области и, наконец, республики  - ЯВЛЕНИЕМ. И явлением отрадным, заметным позитивным. Мы всегда много концертировали, но вот в городе наметилась хоть и почётная, но и очень трудновыполнимая  для нас тенденция – нас непременно хотели видеть и слышать на всех так называемых «правительственных» или по иному – официальных концертах, причём, всегда в роли заключительной части. А это  - в  8-9 вечера.  На все мои доводы, что  детям это поздно, что они, ожидая выступления, «перегорают», был один «утилитарный» довод: пока слушатели видят кругом нарядных детей, они будут ждать их выступления и не « утекут» в буфет. Что ж, откровенно, хотя и абсолютно без  внимания к детской психологии. Какое благо, что у нас был даже не хороший, но потрясающий родительский комитет! Всегда со мной были 5-6 человек  с хорошим запасом еды и теплого питья (истину, что им нельзя  пить и есть холодное, дети не только поняли, но и приняли). Причем, охотно приходили и папы. У меня сложилось впечатление, что они «болеют» за нас и очень гордятся своими детьми. Позже мне удалось утвердиться в правильности своих впечатлений, чему я искренне порадовалась.
Случаев, когда я  от души радовалась и гордилась детьми, было бесконечное множество. Вспомню один из них.
В конце третьего года обучения я аранжировала и разучила с детьми «Ave, Maria» Ф.Шуберта. Они буквально влюбились в эту чудную музыку, распевая ее с упоением даже на перемене под собственный аккомпанемент, благо, что он не сложен. Однажды, так же в перерыв, прибегают ко мне мальчишки и взахлеб:
 - Там, в конце коридора, в одном из классов звучит  наша «Ave, Maria» на трубе. Да так красиво! Нельзя ли нам спеть с трубой? Мы бы вокализировали (без текста), а труба бы пела, паря над хором, а потом повторили бы с текстом (кстати, латинским)?
А глазки у пацанов горят – не опишешь!
Заразившись, пошла к нашему великолепному (увы, ушедшему от нас) трубачу Макшаеву Валентину Георгиевичу с ангажированием от детей. Не сомневаясь ни минуты, он предложение принял. Удачная репетиция ещё больше подогрела интерес. Да вот беда  чуть не разрушила наши планы – у Валентина Георгиевича умер отец,  и он уехал на похороны в Уральск.
И вновь перемена. Иду  в задумчивости по коридору, а навстречу педагог тромбонист (и тоже милостью божьей) Афанасьев Николай Николаевич:
 - «Что загрустила ты, зоренька ясная?»
Рассказала всё как есть.
 - Если б Вы знали, как звучит «Ave, Maria» на тромбоне!!!
А глаза так и молят: «Ну что же ты стоишь!? Приглашай!»
Ещё одна репетиция уже  с тромбоном, и снова здорово, всем нравится. Уже от себя решаю пригласить просолировать с текстом наше прекрасное меццо  - Антонину Михайловну Шилову. Номер получился просто великолепный. Замечу в скобках -  все три профессионала сочли за честь солировать с детским хором, авторитет которого к тому времени был очень высок. В училище его знали и любили все, а  кулуарные разговоры о профессиональных возможностях руководителя сошли на нет.
А Макшаев к концерту вернулся. (Огромное чувство ответственности артиста – ещё один пример детям).
 - Ребята, что же мы теперь будем делать?
 - Ничего менять не будем. Споем три куплета с разными солистами.
В Большом зале ДМШ-2 на том концерте пришлось ставить приставные стулья. Ребятам хотелось, чтобы их послушали родные, друзья, учителя общеобразовательной школы.  Они гордились «Камертоном».
Так что «без комментариев».
А перед четвёртым годом обучения директор В.Ф.Романюк  подкинул мне новый сюрпризик: «Нельзя ли старшую группу «Камертона» выставить на Государственный экзамен  в качестве исполнителя программ нескольких дипломников?»
(Ишь чё удумал!  Отродясь такого не бывало!)
Это как же? Учебный год у детей и студенческая практика заканчиваются в конце мая (следовательно, и оплата – тоже), а «госы» - в первой декаде июня. Дети могут и вполне вправе разъехаться по лагерям.
 - Мне бы только Ваше согласие получить, а с родителями может быть удастся договориться, чтобы не отправляли детей в лагерь на первый сезон.
Эта идея меня очень зацепила, хотя и казалась довольно авантюрной. Но, в то же время  огромная ответственность, что ляжет на детей, может и должна послужить ощутимым стимулом  творческого роста. Прецедентов нет. В истории детского хорового пения – девственно-чистый лист. Пробуем?    Пробуем!
Перво-наперво решила посоветоваться с детьми. Поговорили и о продлении учебного года, и об ответственности, и об особо серьёзной подготовке госпрограмм, коих планировалось три по четыре произведения в каждой. Дети загорелись. Им  доверили ответственное взрослое дело! Это приподнимало их в собственных глазах, придавая решимости и желания. Они «рвались в бой».  Теперь о согласии родителей я не беспокоилась – дети, уж точно, своё дело сделают!
        Собрали родительское собрание, пригласили директора, а глаза у родителей уже блестят, как у влюбленных. Они, конечно же, понимают, что их детям выпала честь участвовать в редком и прекрасном эксперименте. Согласие, поддержка и одобрение  идеи были получены без всяких затруднений.
Забегая вперед, скажу, что всё вышло как задумано, даже ещё лучше.
Смотрю сегодня,  спустя четверть века на  фотографию и удивляюсь: неужели эти птенчики спели большое и серьёзное хоровое отделение легко, «с аппетитом» и настроением, напев единственный в тот выпуск диплом с отличием для Гали Лыковой.
 
И вот он настал, торжественный и ответственный день Государственного экзамена. ГЭК возглавляет доцент Алма-Атинской консерватории им. Курмангазы А.З. Димонт.
На сцене концертного зала ДМШ-2  выстроился детский хор «Камертон», больше 80-ти человек. После перерыва (мы пели во втором отделении) входят члены ГЭК. Димонт удивленно, обращаясь к директору:
 - Хотите угостить нас детским пением?
 - И да, и нет.
 Эти дети исполнят нам сейчас три полноценных госпрограммы.
Брови  председателя поползли вверх, а в глазах нарисовался вопросительный знак.
Ребята пели вдохновенно, с полной отдачей и пониманием меры ответственности.
«Камертоновские» концерты и всегда-то пользовались успехом и посещались активно, а здесь зал был полнёшенек. Димонт благодарил, хвалил  и поздравлял детей, а они  терпеливо ждали оценок своим любимым практикантам. Никто не ушел, не дождавшись. Две «четвёрки» и «пятёрка» - «Красный» диплом.
Всех переполняла радость и гордость за свершённое.
Потом Димонт посмотрел наш старенький, «залистанный» альбом и написал на последней странице:    «Я впервые встречаю выступление детского хора на Государственных экзаменах. Великолепный ансамбль! Я в восторге! Хор исполнил сложные произведения на довольно высоком профессиональном уровне. Это хорошее, нужное и большое дело – приобщение детей к искусству.
Больших успехов вам в дальнейшем.
В добрый путь через песню!
Доцент Алма-Атинской гос. Консерватории им. Курмангазы
Димонт А.З.»
 
После  этого события на нас обратила внимание Областная филармония, и «Камертон» стал одним из её звеньев – детской  филармонией «Лира». Целый год мы колесили по школам городов и весей области. Трудностей -  масса. Во-первых, сами поездки. Дети ещё не умели использовать время в пути для настройки на творческое выступление, они веселились, шалили, расслаблялись. Но это ещё не главное. Если для концерта пианисту нужен как минимум рояль, то хору – станки для построения амфитеатром, иначе, стоя на одном уровне, они поют в затылок друг другу, что поглощает бо;льшую часть звука. Если вы думаете, что хоть в одной школе, даже городской,  нам «изобразили» хотя бы пародию на станки, то вы очень ошибаетесь. Отсюда и качество звучания. Но больше всего огорчала и портила настроение пропасть между исполняемым репертуаром и непониманием его слушателями,  чей вкус не поднимался выше попсы. Для «чистки» детских ушей и душ редких выступлений «Камертона» было явно недостаточно. В школах должно прочно прописаться систематическое и качественное эстетическое воспитание.
Отнимая много времени и сил, «Лира» оказалась затеей  бесполезной, и через год мы от нее отказались. Но…  Отрицательный результат – тоже результат: наши ребята и их родители (кто-то всегда ездил с нами) почувствовали и оценили роль «Камертона» в  духовном становлении их детей.
А сами дети более охотно стали выступать на всякого рода семинарах  по музыкально-эстетическому воспитанию, которые на какое-то время перекочевали из Алма-Аты  в Усть-Каменогорск.  Для руководителей детских хоров Республики я провела несколько мастер-классов по овладению различными видами хоровой техники, на которых дети четко и профессионально выполняли все  указания дирижерской руки. Нашими верными помощниками были концертмейстеры Валентина Константиновна Кузнецова и Виорика Пантелеевна Кирьянова.
Теперь об эпопее экипировки хора.
Первый комплект костюмчиков, очень скромных, но всё же одинаковых, пошили на средства родителей по минимальной цене благодаря заботам одной родительницы, работавшей в ателье. С сожалением приходится констатировать, что сколь-нибудь ощутимой материальной помощи администрация «Камертону» не оказывала, лишь  обычная оплата за уроки практики. А различные учебные журналы, масса тетрадей учебных, поурочных планов для студентов-практикантов, приобретение нотного репертуара распечатка  хоровых партитур и многое другое? Всё  это «самовывозом», т.е. за родительский счёт или в счёт энтузиазма руководителя. Я уж не говорю о массе фотографий, стоивших не так уж мало и  печатанию которых мы с мужем посвятили несметное число своих выходных… Руководство училища об этом кажется и вовсе не задумывалось.  В 1986 году со сменой директора возник даже  план разделить «Камертон», передав младшую и среднюю группы в соседнюю музыкальную школу (платно), что означало верное и медленное угасание концертного хора без подпитки из последующих ступеней, да и платное обучение устроит далеко не всех. Родители взбунтовались,  да и  я согласия не дала. С нашим мнением посчитались, но надежд  на помощь и сотрудничество с дирекцией теперь уже  и вовсе не стало.
 1985-1986 год памятен мне во многих отношениях: смерть отца от третьего инсульта, сильнейший гипертонический криз на грани инфаркта, открывшаяся язва… Больницы, работа, заботы о матери… «Всё смешалось в доме Облонских».
А камертоновские детки из костюмчиков-то выросли…

И пошла я по инстанциям…
Кто ходил, тот знает, что это такое. На какой- то стадии поисков сочувствия и помощи судьба свела меня с замечательным отзывчивым человеком, помнившем и ценившем выступления «Камертона» на официальных концертах, - Раисой Ивановной Бочаровой - председателем Ульбинского райисполкома. Она-то нас и одела. Не забыть мне и  заботливого отношения в ателье: мерки снимать пришли в училище; не хватало небесно -голубой ткани на блузки, так расстарались, достали в другом ателье. Такое не забывается. Жаль, но  сегодня этого ателье уже нет.
А вот другой пример отзывчивости и альтруизма,  достойный того, чтобы о нем не забыли никогда.
В 1986 году, когда страна стала испытывать ощутимые финансовые трудности, «с довольствия» сняли (попросту отменили) почти все виды студенческих практик, в результате чего «камертоновцы» остались без уроков фортепиано. Это был шок. Тревожная весть моментально стала известной всему училищу. И тут весь коллектив, как студенческий, так и преподавательский ещё раз убедительно доказал свою неподдельную любовь к  «Камертону» - молодые педагоги общего фортепиано по инициативе Игоря Подгорного и Натальи Пименовой, а также студенты-хоровики третьего и четвертого курсов стали давать детям уроки бесплатно. Это был хоть и не лучший,  но, всё же выход из положения.  Здесь следует учесть, что индивидуальные уроки  не только помогали овладевать инструментом, но и развивали вкус и общую музыкальную культуру, без которой  мы  не смогли бы осваивать огромный репертуар, включающий не только детские песни (кстати, нам  наша землячка, композитор Тамара Попатенко, жившая в Москве,  подарила сборник своих песен, часть которых была включена в наш репертуар), но и хоровые произведения Баха, Моцарта, Шуберта, Глинки, Чайковского, Свиридова, Власова, Эшпая, Саульского, Абая, Хамиди… Большинство  произведений  репертуара приходилось аранжировать, приспосабливая именно к нашему коллективу. Зимой, когда нагрузка была ой-ой какая, делать это было некогда.  Так что оставалось только лето. А потому полноценных отпусков  в течение  семи камертоновских лет у меня  практически не было. Удрать в Москву,  на стажировку в лучшие детские хоровые школы и студии удавалось иногда зимой дней на десять. Там, конечно же, вечерами бывали и театры, и концерты, и музеи…  До сих пор свежими и сильными остаются впечатления от посещения лучшей хоровой школы Москвы, созданной прекрасным коллективом под руководством А.С.Пономарева. А попала я туда вот как: прихожу в секцию музыкально-эстетического воспитания при Союзе композиторов СССР (1986 год), подаю своё командировочное удостоверения, и там начинают вслух рассуждать: «куда же вас направить из «этого» Усть-Каменогорска? К  Г.Струве – там хороший пионерский репертуар?». (Я молчу). Называются ещё несколько хороших, но специфически пионерских хоров. Я не реагирую. Оживившись, наконец,  поинтересовались нашим репертуаром. Я озвучила, вызвав некоторое недоверие, а быть может удивление.  Так я и попала к Пономареву. Его хоровая школа «Весна» – это волшебная музыкальная сказка наяву. Опыт – бери, греби горстями. И я старалась это делать.
Репетиция старшего хора.
 Школа семилетняя, по хорам – пятиступенная. Так что представляете, ЧТО и КАК там поют! Из наблюдений двухчасовой репетиции я поняла, что пределов сложности для них  нет. Репетицию ведет сам Маэстро  Александр Сергеевич Пономарев. За роялем – ученики 7-го класса, каждый из которых подготовил один аккомпанемент. Их консультанты - педагоги по фортепиано -  здесь же, улавливают любую ошибку, неточность, чтобы потом, на консультации всё довести до совершенства. Дисциплина не нуждается ни в каких замечаниях. Хористы, а их 80-90 «гавриков», ловят налету пожелания своего дирижера, понимая всё с полуслова, с полужеста.  Лицом к хору  на «скамеечке запасных» - всегда гости – стажёры вроде меня.
Перерыв.
 Нас представляют хору. Дети не знают где "этот" Усть-Каменогорск.
 - А Семипалатинск знаете?
Многоголосый ответ:
 - Знаем, знаем. Это там, где  атомные бомбы взрывают.
Моментально все глаза обращены в мою сторону.
 - Ну вот, а наш город в двухстах километрах. Так что у нас во время испытаний стекла дрожат.
Пауза всего миг: осмысливание ответа и некоторый шок его неожиданности.

 - А у Вас есть с собой фотография Вашего хора?
Даю любительскую фотографию, и весь хоровод, моментально развернувшись в одну сторону, как птичья стая, убегает в коридор.

Кончилась перемена. Все ребята как-то очень чинно, бесшумно заняли свои места. Под пальцами концертмейстера зазвучали вступительные аккорды к «Ave, Maria»   Д. Каччини, и хор запел. Такого проникновенного исполнения я ещё не слышала! И тихо потекли слезы, которых я не унимала и не скрывала.  Я поняла, что дети поют для меня.
 Истаяли последние  божественные звуки…

 - Дети, слёзы слушателей  - высшая награда исполнителям, потому я их и не скрываю.
 Но это было ещё не всё: вышла девочка и вернула мне фотографию, на обороте которой  был дружественный привет от «Весны» и столько автографов, сколько вмещал формат фотографии. Когда успели всё это вместе с исполнением сообразить?! Наверно нужно было очень хотеть. Вот она, детская искренность и чистота! Как же нам научиться не терять всего этого, шагая  по пространству и времени нашей жизни!?

 Потом руководитель хора и постоянно пишущий для него композитор Е. Подгайц преподнесли мне свои произведения и пластинку с дивными записями хора «Весна» в сопровождении органа, симфонического оркестра  и а ;капелла. Кое-что из этого багажа спели позже и  «камертоновцы», причем, старались вдвойне, ибо знали от меня всю рассказанную вам историю.
Этого эпизода мне не забыть никогда! Я благодарна судьбе, что он  имел место быть в моей жизни.
 
А ещё… Командировка проходила  в начале декабря, так что я имела возможность познакомиться с  планами проведения «Весной» новогодних праздников. Ещё в Москве я твёрдо знала, чем займусь по приезде. Собрала родительский комитет и, полная впечатлений, эмоционально выплеснула на него свой рассказ о виденном и слышанном, не упуская, разумеется, и праздник.

Работа закипела (наши дети тоже имеют право на хороший, веселый праздник)!
И он состоялся! (Несколько лет подряд «Камертон» отмечал Новый год в ресторане «Турист», где всё было предусмотрено для детских праздников).
Вспоминаю, что в конце одного из таких праздников ребята «самостийно», без всякого посыла с моей стороны, вдруг дружно, звонко и четырёхголосно запели: «Мы желаем счастья Вам, счастья в этом мире большом…» Стаса Намина.
Все «переднички» и «колпачки» высыпали из кухни,  смахивая слезы восхищения и благодарности.
 
Меня (думаю, что и родителей также) в этот момент поцеловал Ангел Счастья.

Наконец-то в начале 1988 года в результате перестройки и конструктивных усилий директора С.П.Косачева  дети смогли на законных основаниях получать уроки фортепиано за символическую плату (все остальные занятия оставались бесплатными). Это устроило всех и абсолютно сняло проблему.
В мае 1988 года прозвучал последний звонок для первого набора «камертоновцев». Сорок  ребят получили не только свидетельства об окончании, но и надёжные прививки от дурновкусия. Четверо стали студентами колледжа искусств, однако испытание профессией выдержали лишь двое. И повинны в этом не только недостаток воли, упорства, умения бороться за любимое дело, но и время, которому было  не до искусства -  печально известные девяностые. Я иногда мысленно ставлю себя  в их ситуацию – осуждения не возникает.
Для меня Последний Звонок прозвучал радостью: в труднейшие годы удалось, начав с нуля, создать, сохранить, осуществить задуманное, утвердившись в ипостаси хормейстера, и передать своё детище в заботливые руки одной из моих выпускниц, Ларисе Петровне Афанасьевой, закончившей консерваторию и ставшей моей коллегой.
 Весь  выпускной год мы с ней «дублировались», чтобы она привыкла, поняла меру ответственности, научилась готовить репертуар, одним словом – прижилась. Ещё четыре года «Камертон» держался в неплохой форме. Лариса ещё раз переодела коллектив, благо ей это было сделать проще: её муж в те поры – директор колледжа.
Последний звонок для меня был и скорбным звоном: по причинам  абсолютно не творческого характера я вынуждена была отдать в другие руки созданный, выпестованный,  в стадии творческого взлета коллектив. К сожалению, и так  в жизни тоже бывает…

Не  оставляя педагогической деятельности, заменив детский хор студенческим вокальным ансамблем, я продолжала эту работу до сентября 1998 года. Все эти годы  я, уже со стороны внимательно наблюдая за «Камертоном», много размышляла о его судьбе и хотела бы зафиксировать некоторые, естественно, субъективные  соображения.
Инициатор создания – дирекция музыкального училища.
Место «дислокации» - Школа практики при  музыкальном училище.
Ведомственная принадлежность музучилищ в те времена – Министерство культуры (в масштабе местном  - это Отделы культуры города и области). А они, родимые, кажется, и вовсе не ведали, что «в их полку прибыло». Возможно, в колокола должны были бить директора училища, менявшиеся  с завидной периодичностью  каждые 4-5 лет. Но нет, этого мы тоже не слыхали. И в результате: несмотря на всеобщую любовь, на огромное количество восторженных отзывов, на бесчисленное количество концертов на всех мыслимых и не мыслимых сценических площадках, «Камертон» не имеет ни наград, ни поощрений, ни грамот, ни призов. А последних и быть не могло: все детские конкурсы организовывались Министерством  образования, а камертоновцы были детьми «из другого министерства». Тут требуется небольшое пояснение: когда дети сидели за партами своих общеобразовательных школ, или пели в школьном хоре, часто базировавшемся на том же «Камертоне», то они были из «того» министерства, а когда они же пели в «Камертоне» - из «другого»! Как объяснить это детям! Как объяснить, что им не разрешается участвовать в конкурсах, а если и разрешается спеть, то «вне  конкурса», без оценки, без поощрений, без призового места?
Такое положение вещей очень мешало  делу и тяжело воспринималось всеми, имевшими отношение к «Камертону». Однако  в его медленном и печальном исходе решающую роль сыграло всё-таки не это, а слом эпох для республик СССР, с огалтелой «прихватизацией», «оптимизацией», когда «под нож» шло всё, принадлежавшее детям: детские садики, домовые клубы, Дворцы пионеров, детские спортивные школы, Дома юных техников…  Потихоньку, помаленьку начинаем возвращаться на круги своя, но успело вырасти поколение. Коррозию  их юных душ исправить сложно, если вообще возможно.
Что касается непосредственно «Камертона», то в обозримом будущем  мало мотивов для создания чего-либо подобного: хоровое пение не свойственно казахскому менталитету (возможно в силу кочевого прошлого). Однако  на дворе XXI век, и культура Казахстана, в том числе и музыкальная, сохраняя национальную самобытность, аккумулирует в себя всё лучшее извне: оперу, балет, симфоническую музыку, орган, джаз, жанры массовой популярной музыки. Сегодня без этого буйного цветения жанров уже трудно, даже невозможно, себе представить палитру казахстанской музыки, что оставляет надежду на возрождение в будущем и хорового жанра, исполненного гармонии и теплоты звучания, а главное, доступного абсолютному большинству.

Но Боже Вас упаси делать это методом принуждения!