Доступ Запрещен - Глава 3

Глава 3

Мелькали новые лица, освещаемые милицейскими мигалками в самых неожиданных ракурсах. Генерал за рулем такси травил типичные таксистские байки, Настя в халате Светы назидательно обвиняла меня в том, что я умудрился намусорить даже в цыганских убежищах, Егор держал Настю за руку и корчил рожи у нее за спиной. Ревела сирена. Снился полный бред…

Несколько раз я невольно вырывался из морока сна – будила соседская собака. Она, неугомонная, призывно выла на луну да бряцала цепью. Но это наяву, а во сне мне виделся слоняющийся из угла в угол узник, закованный в кандалы где-то в соседней камере, такой же одинокий и неправомерно осуждённый, как и я. Я хотел с ним заговорить, но обида до боли в груди сковала меня и я не смог выдавить и слова. Только переживал за нас обоих и выл от безысходности вместе с псом.

Только под утро пришло успокоение и безмятежные сны. Мы что-то праздновали вместе со Светой: шампанское на столе, оливье, постель. Помню, в ногах терся кот, загадочно поглядывая на нас своими колдовскими глазами. Кажется, кот знал про Настю…

Проснувшись, я несколько секунд не мог понять, где я вообще нахожусь. Как ушат ледяной воды на меня обрушилось осознание - реальность и страшные сны поменялись местами! Я не узнавал предметы, окружающие меня, хотелось потрогать их руками... Это был ужасный, мистический, безвыходный кошмар!.. До слез хотелось повернуть все вспять. Закрыть глаза, ущипнуть себя и проснуться в том сладком привычном мире, в котором я жил-не тужил ещё сутки назад.

На дачу я попал уже глубокой ночью. Таксист с начинкой робота вывез меня из города. Я указал ему направление, вывернул карманы и отдал все, что у меня осталось после ужина с Настей. Мы договорились, что он отвезет меня как можно дальше на эти деньги. Но вскоре после выезда из города таксист неловко заерзал на кресле. Борьба в нем шла не шуточная. Он цокал сам себе, бил рукой руль, резко разгонялся, затем передумывал и ещё резче тормозил. Наконец не дождавшись очередного населенного пункта, таксист высадил меня и со свистом развернулся в город. Сердце у него все-таки человеческое, решил я, со всеми изъянами и диссонансами присущими каждому.

Тогда на трассе, ещё за сотню километров до конечной точки, в свете проносящихся фар я понуро брел пешком, подобно анахорету, направляющемуся к месту уединения. Никто из проезжающих машин не находил в себе отваги забрать меня с собой.

Выбираясь из очередного бездонного сугроба, я увидел перед собой пригородный автобус. Кому-то из пассажиров срочно приспичило полюбоваться природой. Пока этот пассажир-романтик барахтался в соседнем сугробе, я уговорил водителя вышедшего покурить, взять меня с собой. Однако до чего тяжело войти в доверие к человеку, когда надо прятать лицо…

Следующая остановка была уже рядом с домом. Я добровольно остановился здесь.

- А вдруг и здесь засада? – боялся я.

Я не мог понять, почему меня ждали на вокзале. Знала о моих планах только Настя. Но зачем ей помогать, а затем тут же сдавать меня?..

На этом все рассуждения заканчивались – было жутко холодно и очень устало. Я плюнул на все сомнения и зашел в дом. В доме было только предательски холодно, больше никого.

Дача располагалась на окраине деревни, сразу следом за ней шел весьма живописный, но небезопасный обрыв. На большом, скорее для вида огороженном участке, находилось несколько пустых загонов для скота, сад из высоких деревьев, колодец с водой и сруб, в котором я провел ночь. Деревянный дом был сделан добротно, с верандой и двумя комнатами в стиле сельского минимализма из сказки «Маша и медведи».

Первая комната - большая гостиная с деревянными столом и двумя лавками, массивным сервантом со стеклянными, но почти не прозрачными дверцами, импровизированной кухонькой из стола и ящика над ним в ближайшем углу. Но главной достопримечательностью комнаты являлась внушительных размеров печка, по-хозяйски раскинувшаяся во всю дальнюю стену. Годами подверженная вполне естественному старению, сейчас она выглядела вполне стильно. Московские дизайнеры содрали бы втридорога за такую фактуру, подумал я мимоходом. За дальней стенкой пряталась маленькая спальня с кроватью поближе к теплу, рассохшимся шкафом для одежды и небольшим столом.

Я ходил по новому пристанищу, не веря, что смогу прожить здесь хотя бы день. Не знал я тогда, что этот угол на краю света станет моим спасительным убежищем на долгие годы изгнания.

А пока я страдал и от того что нечем себя занять в первую очередь. Я садился перед камином, менял позы, пытаясь найти удобную. Не находя её, ложился на кровать в надежде забыться сном. Я бы все отдал за одну лишь возможность снять почту и почитать парочку любимых блогеров. Как же, оказывается, тяжело не думать о том, к чему привык, чем пользуешься ежедневно, в принципе даже и не замечая присутствия этих вещей! Я физически - словно наркоман во время ломки - ощущал нехватку компьютера, интернета, звонков по мобильнику, я скучал даже за городской суетой, которую никогда не любил...

Правда, было одно у меня развлечение… Безумный сосед.

Мрачный силуэт с натянутой, словно на гвозди, улыбкой то и дело разглядывал меня, неловко прячась за углом дома или остатками забора. Несколько раз, он проявлялся сквозь оконные занавески в соседском доме. Как только я находил его взглядом, он спешно исчезал, но только для того, чтобы сменить укрытие и снова следить за мной. Делал он это слишком не умело.

На том же соседском дворе, совершенно не обращая внимания на эти странные маневры, трудилась старушка. Укутанная в десятки одежек она делала всю работу с грацией робота.

Все утро бабушка усердствовала то в сарае, то во дворе, а теперь ушла в дом – судя по пленительным запахам, готовить обед. Давно забытый запах вкусного домашнего борща снова разбудил мой аппетит, несколько приглушенный холодными консервами. И сам того не осознавая, я принялся гулять все ближе и ближе к дыре в соседском заборе.

Рядом с проходом со стороны соседей стояли пустые чистые ведра. Бабушка, только завидев, что я маячу возле забора, сразу же окликнула меня, и, тяжело переступая по мокрому снегу, подошла к забору.

- Соседушка, ну, давай знакомиться, - приветливо разулыбалась она. – Я бабушка Нина, Нина Петровна то есть. А тебя как звать?

- Ээ… Артем, - на всякий случай я решил скрыть свое настоящее имя. Хотя вряд ли она следила за списком особо разыскиваемых преступников - на её крыше я не заметил ни телевизионной антенны, ни уж тем более спутниковой тарелки.

- А я вот корысти ради с тобой-то знакомлюся, - призналась соседка, улыбаясь простодушной улыбкой. – Колодец наш давно засорился, а у вас водичка хорошая, чистенькая. - Нина Петровна сделала паузу, видимо, оценивая мою реакцию на ее признание, а потом вопросительно добавила: - Я, по правде говоря, вот уже две недели как у вас воду набираю...

- Набирайте, конечно, не стесняйтесь, - ответил я. - Давайте я вам помогу.

Я взял пустые ведра и направился к колодцу, совершенно не подозревая, какой подвох меня там ожидает. Первый десяток попыток набрать воду не давал мне ни единого шанса на успех. Да, разбил тонкую кромку льда, но недоработки в механизме зачерпывания воды были существенные. Я даже не понимал, что делаю не так. Не выдержав моего непрофессионализма, старушка взяла ведро в свои руки и метнула его в неизвестность так ловко, что оно, тут же погрузилось целиком под воду.

- Городской? – полуутвердительно спросила Нина Петровна.

- Не научен вашим премудростям, - признался я. – Куда ведра отнести?

- В дом, куда ж еще, щас покажу.

Я отнес воду в старый приземистый дом. Во дворе стоял автомобиль “Москвич-412”, возможно, даже на ходу, только с приспущенными шинами и заляпанными фарами. Сам дом производил гнетущее впечатление: тяжелый удушливый запах старости и лекарств, столетняя рассохшаяся мебель, стертые до дыр коврики на полу, занавески, превратившиеся в лоскутки застиранного материала.

В знак благодарности старушка предложила мне поужинать с ними. Хоть я и остерегался лишних контактов, но желание откушать домашний еды оказалось гораздо сильнее моей осторожности.

- Ну, милок, расскажи-ка нам столичные новости, - попросила старушка, накладывая мне борщ. – Телевизор давно сломался. Радио-то я слушаю, да только с каждым годом все меньше понимаю, о чем они там говорят. Вчера передавали, что, мол, кто-то, сидя дома, всех обокрал. Ну, скажи, это как же такое возможно?! Но если по радио говорят, видать, так и есть. Что ж это такое делается, думаю. Не знала, куда и пенсию спрятать. А ну как этот, что из дому воровать умеет, и до нас доберется? Так всю ночь с пенсией в руках и проспала, только утром в банк пошла положила. Там, глядишь, все ж понадежней будет.

Я обрадовался скудным познаниям бабушки в электронной коммерции и её оторванности от средств массового промывания мозгов, которые сейчас ненавидел ещё сильнее, чем прежде.

- А что там может происходить? Духота да суета, - кинул я в ответ, стараясь выглядеть абсолютно равнодушным. Мое внимание все больше переключалось на полную тарелку ароматного борща. – Тут хорошо, дышится в полную грудь, выспался сегодня на год вперед. А в городе, сколько не спи - все равно в сон клонит.

- Да мы с Андрюшей тоже думаем, что здесь оно лучше будет, - согласилась она.

Сейчас, когда я увидел шпиона поближе, то убедился, что это вполне взрослый мужчина. От других он отличался только неопрятностью, диковатым видом да частыми беспричинными улыбками. Он сидел на полу, иногда бросал на меня взгляды исподлобья и тихо подвывал.

- Андрюша караулил меня весь день, - улыбнулся я. – А что с ним?

- Не обращай на него внимания. Он очень добрый. Не вынес доли своей, да и сам сгинуть хотел. Да Боженька решил, что рано ему. Вот Андрюша блаженным и сделался. Так и живем с ним вдвоем. Каждый несем свой крест.

- Он не с рождения такой?

- Нет. Пятый год пошел. Раньше как все жил. Работал в городе, семья была – жена и детки. Только вот не стало их, в аварии пропали. Андрюшенька после этого руки на себя наложить хотел, но Господь от греха отвел. Только с тех пор головушкой он и двинулся...

- Сочувствую, - только и мог сказать я. Да и что тут скажешь? При сочувствии чужому горю многословие неуместно, решил я.

- Надо в церковь сходить, давно уж не были. Заели его бесы проклятые. Да все не могу хозяйство оставить, - продолжала Нина Петровна, в то время как я за обе щеки уплетал борщ.

- Это его машина стоит у вас во дворе?

- Да, только не ездит давно. Андрюша к ней не подходит, боится, - старушка подошла к больному и принялась снимать с него верхнюю одежду.

К тому времени уже стемнело, и Нина Петровна зажгла слабенькую лампочку, которая висела прямо под потолком, без абажура. В ее тусклом свете мелкие и глубокие морщины на лице старушки ложились причудливым узором, рисуя сложный ландшафт прожитой ею жизни. Если линия на руке говорит о будущем человека, во что лично я не очень-то верил, то лицо говорит о прошлом, и вот тут уж никаких сомнений быть не может. И чем дольше, насыщеннее человек прожил, тем больше можно прочитать на его лице. И я вчитывался в неровные строчки лица Нины Петровны, понимая, что эта женщина прошла через множество испытаний, не закончившихся и по сей день.

Тяжело представить, о чем она думает, когда ложится спать в этой темной глуши, с беспомощным сыном-дурачком, ворочающимся в соседней комнате. Сколько раз за ночь она встает, чтобы успокоить его мятущуюся душу? Как болит её тело, в одиночку сражающееся за каждый новый день рядом с Андреем? Как болит её душа от страха, что оставит Андрюшу на Земле одного? Каждый ее день - это бой со всем миром ради сына, который никогда не сможет даже сказать ей спасибо. Страдания, затаившиеся в каждой морщинке, окружили полные доброты, мудрости и самоотверженности глаза. Силы не равны. Огонь в зрачках пока отпугивает злобную свору вокруг, но надолго его не хватит. Красные трещины уже проникли в глаза Нины Петровны. Оберег слабеет, огненный круг становится все уже, а трусливая стая нечисти уже подвывает в предвкушении добычи.

- Ты сам-то чего в нашу глушь забрался? Бежишь от кого? – мягко спросила бабушка Нина.

От неожиданного вопроса я поперхнулся.

- Бежишь… - спокойно повторила старушка. - Да ты не бойся, я никому не скажу. Сама Андрюшу прячу. Хотят в больницу его забрать. Был он там... Ему только хуже становится. Ни к чему эти лекарства. Да и в городе ему тяжко. Природа - она целебней будет.

- Я ни в чем не виноват, - не своим, надтреснутым голосом сказал я. – Пару дней здесь поживу. Подумаю, что дальше делать… Вы хорошо знаете Настю?

- Нет. Один раз видела её с месяц назад. Я помню, потому что у Андрюши тогда приступ был. Всю ночь промаялся. Она рано утром приехала с несколькими мужиками заморскими. Они за день все хозяйство в порядок привели, замок на дом повесили, коробки внутрь занесли, листья убрали, колодец почистили. Ты не сердись, что воду у тебя беру. Просто у нас она запревшая, а почистить колодец я сама не могу.

- Нет, нет. Берите сколько надо. Если хотите, я завтра ваш колодец почищу, только скажите, как это делать.

Старушка на прощание снабдила меня дровами, позвала завтра на обед. Я искренне поблагодарил её и пообещал помочь по хозяйству, назвав бабушкой Ниной. В ответ в ее глазах блеснули теплые искорки.

Нехотя я поплелся в свою промозглую келью, размышлять о смысле бытия - своего нового бытия, без старых, глупых, набивших оскомину проблем.

Почему-то вспомнилась половица на кухне в последней съемной квартире. Она давно прохудилась и требовала ремонта. И дел-то там всего было: оторвать её, подложить что-нибудь да снова прибить. Правда, чтобы до неё добраться, пришлось бы снять линолеум, а для этого - передвинуть мебель на кухне.

Казалось бы, просто половица, а мучила она меня здорово. Каждый раз как наступал на нее, думал - не порядок, на выходных обязательно сделаю. Но когда наступали выходные, я всегда забывал или не замечал её, не смотрел вниз, ходил с высоко поднятой головой. Но наступали будни, и она снова, зараза, попадалась мне на глаза. И это повторялось месяцами, все то время, что я прожил на этой квартире. Половица была моим тайным врагом, и вот только сейчас я вдруг понял, что больше не испытываю к ней неприятельских чувств. Наша холодная война осталась в прошлом. Как и долги за квартиру, разбитая раковина в ванной, люстра в коридоре, желание купить новый телефон и зимнюю куртку… Наверное, хозяйка уже выставила мои вещи на мусорку.

Типичная тюремная надзирательница, только что заключенные еще и приплачивают. Человек отнюдь не представлялся ей венцом мироздания, а его судьба – чем-то сокровенным. Знаю, знаю, что так устроен современный мир. Степень счастья принято расценивать по многим критериям: семейное положение, зарплата, должность, судимости, накопленные материальные блага, движимые и нет... На деле же счастье измеряется всего одной цифрой – размером доступного человеку кредита в банке, а несчастье двумя цифрами - ежемесячным платежом и количеством лет кабалы. Счастье и несчастье идут рука об руку. Да, так устроен современный мир, но это уже не мой мир. И все его проблемы и радости, цели и достижения, статусы и зарплаты кажутся мне сейчас театром абсурда.

Во мне тревожное будоражащее чувство неизбежности перемен. Разумом я понимаю, что радоваться особо нечему, но душой чувствую, что существует Тот, кто раскрашивает тяжелые тучи на горизонте в яркие, теплые краски.

Настя. Острая на язык, скрытная, дерзкая, уверенная, интересная. Я жду встречи с ней, чувствуя, что каждую минуту без неё проживаю напрасно.

Это хельсинский синдром, не иначе. Ведь если здраво посудить - я у неё в заложниках и только от неё зависит моя жизнь. Захочет - сдаст, захочет – помилует. Но мое воображение неизменно надевает розовые очки, чтобы нарисовать на ее милосердный образ. И напрасно я повторяю, как попугай, что надо быть более флегматичным и думать о своем будущем, полагаясь только на себя…

Сейчас главный вопрос, который мне следует разъяснить, - цели моей поимки. Пока я не знаю на него ответа - я скован по рукам и ногам в своих дальнейших действиях. Видимо, я им очень нужен, раз они залепили моими фотороботами все центральные каналы. Только вот зачем военным потребовался обычный программист? Но выяснить это – для меня программа-максимум.

А программа-минимум сейчас - не умереть от холода и голода и найти выход в интернет. Затем, перечитав, если надо, тысячи статей, найти журналиста-правдолюба и через него начать переговоры посредством электронной почты с теми, кто добивается моего ареста. Но весь мой стройный план рушился уже на первом этапе. До интернета этому месту развиваться ещё с десяток лет. Может, здесь есть хотя бы мобильный интернет и Настя догадается привести мне его?

Но в этот вечер Настя не приехала, как, впрочем, и в следующий. Целыми днями я трудился вместе со старушкой на её дворе: наколол дров, собрал мусор, почистил колодец и даже прибрал в курятнике. Нина Петровна нарадоваться не могла моему невольному заточению в их деревне и с благодарностью кормила меня до отвалу. Незаметно для самого себя я адаптировался к жизни без современных благ цивилизации. Оказалось, что привычный круговорот: отсидел в офисе – получил зарплату – сходил в магазин – наелся - это только малый круг. Есть ещё и большой. Тонкости его я пока не совсем понял, поскольку все секреты уходят корнями в древние века, которыми я давно перестал интересоваться. Но, вроде как, начинался он с посева каких-то культур, полива, сбора урожая, разведения и откармливания животных. А заканчивался этот процесс, чтобы снова начаться, трагедией для животных и пиром для людей. И круг этот был неизмеримо больше, сакральнее и мудрее, чем тот, к которому привыкли подобные мне дети цивилизации. Я посмел даже допустить крамольную мысль, что в этом случае малый круговорот может быть вообще исключен безо всяких потерь для вселенной. Хотя, что за вздор? Что может заставить столь развитое человечество вернуться к столь дикому и вредному времяпрепровождению, как лазание раком под коровой?



Н астя приехала только на третий день. Она оставила машину за забором и с полными сумками пробралась в дом.

Я перекрывал прохудившуюся крышу бабушкиного сарая и сделал вид, что не заметил Настиного приезда. Сам не знаю, почему проявил такое мальчишество, - видимо, из какой-то мелкой мести за ту власть, которую Настя явно имела надо мной.

Только когда полностью стемнело я отвлекся от крыши и отложил молоток. Но в дом не спешил, наслаждаясь волной разнообразных чувств, накатывающей на меня каждый раз, когда я видел в окне силуэт Насти, обтянутый в белый свитер под горло. Хлопочет по дому, ждет меня. По крайней мере, мне бы хотелось верить в то, что ждет… И что именно меня… Идиллия.

Наконец, запыхавшийся и красный от мороза, я скромно переступил порог сруба.

- Когда я просила тебя убедить меня, что это не ты самый опасный хакер современности, я не это имела в виду, - сказала она с улыбкой вместо приветствия, снимая варежки с моих отмороженных рук.

Кажется, мое позерство раскрыли.

- Я ничего не пытался доказать. Просто, соседка у тебя широка душой.

- Ты времени зря не терял.

- Тебя дождёшься…

- Да, дела... Я уже боялась, что не застану тебя здесь.

- Ты переживала за меня?

- Просто, я столько всего накупила. Не люблю выглядеть глупо.

Мы встретились взглядом. Её уверенный, пленительный. Мой, рассеянный и растерянный…

- Садись за стол, проказник, - смягчила тон Настя.

А за столом была разогретая кулинария в прозрачных контейнерах из супермаркета. Как всегда стандартно прелестный вкус.

- Что столица кажет? – спросил я как здесь принято.

- Тебя кажет! На всех каналах, в газетах только тебя и кажет. Плохи твои дела, - на выдохе сказала она.

- Ты ещё не передумала помогать мне?

- Нет, - она утвердительно посмотрела мне в глаза.

- Знаешь, я и в правду не в чем ни виноват.

- Тогда рассказывай, за что тебя ищут?

- Да говорю же, я ничего такого не совершал.

- Это ты уже говорил. Если тебя кто-то ищет, это значит, он хочет поговорить. Обычно в этом нет ничего плохого. Но если тебя ищет государство, да так настойчиво, это означает, что они не хотят, чтобы ты заговорил. В чем твой секрет, Кирилл?

- Я и сам его не знаю…

Все как на духу начиная с удивительного сна, погоню, про цыганку на вокзале, все рассказал Насте. Мы уже закончили с ужином, но я не сообщил и половины того, что хотел. Мы переместились на кровать, расположившись на разных её берегах, по-юношески стесняясь друг друга.

- Они боятся, что ты что-то узнаешь, - сделала неожиданный вывод Настя, затем ещё более неожиданно:

- Я должна уехать.

- Погоди. Не уезжай, побудь ещё.

- Не вижу смысла оставаться. Я наслушалась тебя вдоволь. В голове бардак. Мне надо время разложить все по полочкам и сделать правильные выводы.

- Тебе не обязательно слушать меня. Я с удовольствием послушаю тебя. Расскажи о себе?

- Это ещё зачем?

- Но так нечестно! Я тебе все рассказал, душу перед тобой наизнанку вывернул...

- Ладно, что ж… Спроси меня о чем-нибудь. Я отвечу, но только на один вопрос.

- Почему ты мне помогла? Нет, подожди…

- Мне не отвечать?

- Нет, ответь на другой вопрос. Почему ты не веришь в любовь?

- О, Господи, только не это!..

- Ты обещала ответить!

- Любовь - это безумие. Возможно, она существует, но я не понимаю, что прекрасного в этом чувстве? Как можно восхищаться помешательством, душевной болезнью?! Как? Какой смысл верить и надеяться, что когда-нибудь подхватишь… шизофрению?

- То есть угнать велосипеды, чтобы кататься всю ночь по ночному городу вдвоем, - это не для тебя? Или поехать на электричке зайцами к морю, в среду вечером после работы, даже не забегая домой? Или гулять по лужам до рассвета, с промокшими ногами, но с глазами, светящимися от счастья?

- Нет уж, уволь.

- Про встречи рассвета на крыше с бутылкой шампанского тоже можно не спрашивать?

- Нет, я не пью. Ночевка в теплотрассе тоже не интересует. И не стоит перечислять все вкладыши жвачки “Love is”.

- Тогда я совсем ничего не понимаю…

- Что именно?

- Говоришь, не веришь в безумие… Но тогда почему ты здесь? Ты приехала на край света попить чаю с отъявленным преступником, объявленным в розыск! Это, по-твоему, не безумие? Если нас найдут, тебя сочтут соучастницей. Это похлеще, чем велосипед украсть!

- Не хочу об этом говорить.

- Но ты мне не ответила.

- Поверь мне, любовь здесь не при чем. Извини, но не обольщайся. Если хочешь, задай мне другой вопрос.

- Зачем? Ты все равно на них не отвечаешь…

- Попытки понять меня всегда останутся тщетными. Ты хороший парень…

- Ты мне это уже говорила, - усмехнулся я.

- Послушай, - она взяла меня за руку. - Мне действительно не нравится мокнуть под дождем, кататься на краденых велосипедах. Я люблю дождь, но не люблю шлепать по лужам? Например, я же не лезу к рыбкам в аквариум, хотя очень люблю на них смотреть. Люблю отдыхать на море, но одной, чтобы никто не трогал и не пытался мне помочь на заброшенных пляжах. Обожаю встречать утро, раннее, когда солнышко только восходит, в городе летом. Люблю когда на листиках деревьев с балкона можно рассмотреть капельки росы. Люблю еще сонный, но уже умытый город, машин мало, и едут они как-то стыдливо, крадучись, а редкие прохожие в легкой прострации бредут, как будто боятся вспугнуть свой последний предрассветный сон. Люблю выпечку на углу дома, где я живу. Там много корицы, обожаю. Люблю засыпать с открытым окном поздней весной, чтобы слушать пение птиц в ночи. Люблю...

Я смотрел на губы Насти, которые снова и снова повторяли одно слово “Люблю” и понял, что тоже люблю утренний город, люблю выпечку с корицей, люблю полусонный город, люблю засыпать с птицами в ночи… , люблю все, что любит она.



Я стремительно падаю вниз… От страха я кричу во всю глотку, и этот рев сам по себе вырывается из меня с огромной силой и уносится куда-то вверх, оставаясь там, где я только что был. Дыхание перехватывает, а сердце колотится будто во всем теле. Вокруг – кромешная тьма и гробовая тишина. Только ветер свистит в ушах. Я судорожно пытаюсь пошевелиться, ухватиться за что-нибудь, развернуться в другую сторону. Безрезультатно! Встречный воздушный поток держит меня, как в тисках. Я понимаю, что вот-вот упаду и разобьюсь вдребезги и с ужасом жду этого момента... Но ничего не происходит… Безумное падение продолжается.

Я ничего не вижу, только мутные черные тени будто бы перетекают одна в другую на границе зрения. Но когда я пристальнее пытаюсь их рассмотреть, все снова превращается в однородную грязную тьму. Я чувствую, что эта тьма осязаема, что если к ней прикоснуться, она завернет меня в свой мрачный кокон безвременья, в котором я останусь навеки – одной из тех угольно-черных теней, что перетекают друг в друга на горизонте этой черной дыры. Страшно…

Почему я до сих пор не упал, почему до сих пор жив, почему лечу так долго? Очевидно, тянет сила притяжения Земли, но уж больно длительный получается полет… А может, внизу меня ждет что-то другое, не Земля? И вдруг мне надо туда, куда я лечу?..

Вокруг по-прежнему было также темно и тихо. Только кое-где сбоку виднелись светлые пятна, с зеленым, желтым отливом... Так бывает, когда смотришь на яркое солнце сквозь закрытые глаза.

Я протянул руку к лицу и нащупал свои глаза. Закрытые глаза!

Преодолевая нахлынувший страх и сомнения, я поднял отяжелевшие веки. Дыхание перехватило от восторга. Какое чудо предстало перед моим взором! Счастье переполняло меня от того, что я вижу эту божественную красоту!.. Я парил высоко в небе, как птица! Подо мной во всем великолепии замерла огромная Земля, застыв в своем лучшем кадре, как в специально подобранном слайде. Было очень тихо, и лишь сильный, но приятный поток воздуха обдувал мне лицо. Над головой раскинулся бесконечный, безупречно-голубой купол небосвода, а слева сиял яркий желто-белый диск солнца.

И я снова заорал во всю глотку, но теперь уже не от ужаса, а от радости и восхищения! Вот оно, подлинное счастье - видеть все это: разноцветные лоскутки полей и лесов, любовно расшитые синими лентами рек и серыми нитями дорог, зеркала озер с мозаично блестящими в них лучами солнца, шелковые полотна морей в кокетливом кружеве волн, бескрайние степи, меняющие свой окрас подобно хамелеону, облака, принимающие формы наших грез… Вся эта пронзительная красота медленно проплывала подо мной, будто невидимая рука меняла диафильмы в фильмоскопе. А я самозабвенно купался в нежном небесном океане, нырял в пушистый туман облаков, похожий на крылья ангелов, кувыркался в гостеприимных потоках воздуха и смеялся так звонко, как могут смеяться только дети, которые еще не разучились видеть мир именно в его первозданной красоте...

Земля начала увеличиваться в размерах, стремительно приближаться, буквально набрасываться на меня, желая поскорее проглотить. Пора открывать парашют.

Я протянул руку и… О Господи, на моей спине НЕ БЫЛО рюкзака!

Вот я уже различаю силуэты домов на горизонте, игрушечные машинки на дорогах, макушки деревьев прямо подо мною… В которые я, собственно, и направляюсь. Хорошо, что я падаю в лес, а не, например, на скоростное шоссе, успел подумать я, прежде чем с треском провалился в не очень-то гостеприимные ветви. Удар, кубарем по земле, черт, как же больно!

Очнувшись, я понял, что лежу с закрытыми глазами, на холодной земле. На холодной? – уже хорошо, что хоть это чувствую. Спину прострелила такая резкая боль, что я боялся шевельнуться. Или это ветка уперлась в бок? Вроде ветка. Рискнул пошевелиться – и боль отпустила. Ничего не болит?! Быть того не может!

- Наконец ты открыл глаза в этом мире. С четвертой попытки. Я уже и не надеялся, - спокойно произнес мужской голос. Казалось, что его звук доносится со всех сторон.

- Пора открывать глаза, – подумал я и сделал это ещё раз.

Надо мной склонились массивные лапы хвойных деревьев. Рядом, на краю опушки летнего живописного леса, на пеньке сидел очень крупный, по виду – не менее двухметрового роста, человек. Понятно было, что мое экстравагантное появление здесь не явилось для него неожиданностью. Незнакомец очень органично выглядел посреди леса, впрочем, так он выглядел бы везде. Он сливался с окружающей средой, и не заговори он, то, возможно, я бы его и не заметил.

Мужчина сидел перед небольшим костерком и периодически ворошил его длинной веткой. Когда я рассмотрел его более пристально, то понял, что древние греки лепили изваяния своих богов именно с таких, как он, - настолько гармонично и атлетически был сложен мой неожиданный собеседник.

- Вы кто?

- Это не важно, - его голос по-прежнему доносился будто со всех сторон или, наоборот, звучал прямо в моей голове. - Пускай я буду предсказатель. Или нет, лучше оракул. Красиво звучит. Ты можешь не представляться. Я знаю кто ты.

- Вы меня ждали? – спросил я.

- Там, где нет времени, слово “ждать” не совсем уместно. Здесь никого не ждут, не ждали и не будут ждать, - не отрывая глаз от огня, ответил он.

- Так где же я? И почему не разбился? – раздраженно спросил я и невольно поднял голову. Ясное голубое небо, которым я совсем недавно столь самозабвенно наслаждался, целуя облака, теперь уже не казалось таким близким.

- Боюсь тебя разочаровать, но в этом мире умереть невозможно так же, как и ждать. Скажу больше, здесь ты бог. Не в смысле – именно ты, не зазнавайся. Все, кто попадает в этот мир, - боги и вольны делать, знать, видеть все что хотят. Тебе понравился полет? – спросил он, улыбаясь.

- Ущипните меня, чтобы я не сомневался, что это не сон.

- Почему же? Походы в этот мир у вас принято называть как раз таки снами.

- Раньше я тоже падал во сне. Только сразу просыпался на кровати в холодном поту от ужаса. В этот раз все иначе... Я сплю, я просто сплю… В реальном мире я лежу на кровати и сплю… – пытался я успокоить себя.

- Если рассмотреть реальность мира с точки зрения его первичности, то я бы остерегся называть ваш привычный мир реальностью, - продолжил незнакомец.

- Но где же я все-таки нахожусь?

- Ты там, где нет ничего материального. Только информация и энергия. Вся информация, в том числе о вашем мире, о его прошлом, настоящем и будущем. Можно сказать, что ты в памяти компьютера, где формируется информация о том, что распечатать принтеру - вашему миру. Так понятней?

- А где эта планка памяти находится?

- Хороший вопрос. Я надеялся, что ты его задашь. Ответ очевиден - в подсознании. Как ты наверняка знаешь, существует подсознание и сознание. Подсознание - это инструмент всеобщего разума, через который, явно или скрыто, управляется сознание человека. На уровне инстинктов, интуиции или якобы новых идей. Для вашей расы - людей - создан искусственный заслон между сознанием и подсознанием, ввиду чего закрыты многие функции подсознания, такие как телепатия, левитация, телекинез… В общем, все то, что в вашем мире считается паранормальным. Поскольку доступ в этот мир закрыт искусственно, иногда он нарушается, и тогда человек получает излишне много информации. Например, во время сна, как ты сейчас.

“Или инстинктов… Как тогда на подъезде к вокзалу, когда меня охватил необъяснимый страх. Это было послание подсознания”, - подумал я.

- Да, как тогда, - спокойно повторил за мной незнакомец.

- Ты что, читаешь мои мысли?

- А, по-твоему, мы где?

- А, ну да, - виновато спохватился я, не в силах принять эту данность. – Никак не привыкну…

- Давай я проще попытаюсь объяснить. Как ты думаешь, почему тебя ждали на вокзале?

- Ума не приложу. Настя предупредила?

- Нет, тут Настя не при чем. Ты не раз читал об этом и прекрасно знаешь, что телефон, даже выключенный, можно прослушивать. Знаешь?

- Точно, в интернете часто попадалась такая информация. И я достал его из заднего кармана именно в тот момент, когда она говорила название вокзала. Какой же я идиот!

- Очевидно, что создатели телефона не могли удержаться от соблазна прослушивать абонента независимо от того, говорит он по телефону или телефон просто лежит рядом на столе. На низком уровне они создали для себя возможностей по контролю и управлению значительно больше, чем описали. Сможешь провести аналогию с вашим миром?

- Я в своих программах всегда оставляю лазейки, о которых знаю только я. Кажется, я понимаю, что вы пытаетесь мне сказать. Наша жизнь - это только верхний уровень. И наши создатели не удержались от соблазна… от соблазна управлять. Но чем? – в ответ, я получил только снисходительный взгляд волшебных глаз оракула. – Мною? Нами? То есть существует ещё протокол низкого уровня, на котором все основано, который нами управляет, собственно, как и в любой технике. Мы говорим по телефону и даже не задумываемся об этом, а в это время тысячи данных перемещаются по разным протоколам, где всегда есть место для скрытых команд. Так и в жизни мы видим только упрощенный интерфейс устройств. Погоди, а устройства - это мы?

- И здесь как с телефоном - сколько вам, людям, не говори, не показывай очевидное, вы все равно не хотите верить в то, что сию же секунду нельзя проверить. Существуют миллионы теорий, гипотез, слухов, предположений, догадок о скрытых возможностях человека. Но вы их уперто игнорируете, предпочитая не замечать. Все это существует, это – настоящая реальность, но вам почему-то удобнее считать ее бредом сумасшедшего, а за реальность принимать действительно вздорные вещи. Ваш мир примитивен так же, как принтер, тупо печатающий посланный на него текст. Зачем утруждать себя попытками понять? Гораздо проще просто нажимать на кнопки, а что за ними - никого не волнует… Кроме избранных.

- Даже не знаю, что сказать, в мыслях полный сумбур. Теперь я начинаю понимать, что значит протокол всего, о котором говорила Настя во сне. И все равно трудно поверить во все это.

Оракул окинул меня оценивающим взглядом, терпеливо сказал:

- Трудно поверить? Давай ещё раз. Я тебя жду, - и щелкнул пальцами.


***


Я очнулся на краю кровати в спальне, там, где и заснул, заслушавшись Настю. С другой стороны кровати спала она и на вытянутой руке держала в ладони мою ладонь. Горло белого свитера было расправлено так, что закрывало лицо Насти до глаз. В комнате было холодно. Но через скрепление рук я чувствовал ее тепло и боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть свое счастье.

Я тихо лежал, снова и снова прокручивая в голове только что отпустившее меня сновидение. Сон запомнился очень связно, в мельчайших деталях и, судя по всему, не собирался рассыпаться нелепой мишурой, как бывало обычно. Я не мог поверить, что, будучи во сне, узнал настоящую причину сновидений. Уткнувшись в декорации привычного мира, тяжело было поверить в то, что секунду назад во сне казалось абсолютной истиной. В то, что является секретом мироздания, великой тайной, доступной только избранным. Тайной, умещающейся в нескольких словах, – наш мир не первичен. Принятие этого факта меняет все представления о существовании человека, и главное - о смысле его существования. После откровений, которые я услышал от незнакомца, моя жизнь не могла оставаться прежней.

Новые знания дают новое понимание происходящего, ставят новые задачи. Но какие? Почему именно я увидел этот сон? Где та ниточка, которая свяжет события, произошедшие со мной за последние дни, и ту информацию, что я узнал сейчас? Главный ответ, который открыл мне оракул, поставил передо мною тысячу новых вопросов. Я спешил задать их и, устроившись поудобнее на подушке, закрыл глаза.



Я снова нахожусь в лесу, и незнакомец все так же сидит возле костра, иногда просто голой рукой вороша в нем ветки.

- Почему я вижу этот сон? - задаю я первый вопрос.

- Потому что ты должен его увидеть. Это предначертано судьбой. Твой путь пролегает через этот мир. У каждого существа есть свой путь. У тебя он такой. Это тяжело понять, потому что смысл пребывания человека на Земле находиться за пределами Земли. К сожалению, я должен говорить упрощенно и кратко, иначе ты меня не поймешь. Ваша цивилизация достигла высокого уровня развития, но не достаточного для понимания таких вопросов, как судьба, жизнь, смерть. Для вас это что-то неконтролируемое, неизбежное и не зависящее от вас - как для древних людей восход и заход солнца.

- Когда-нибудь человек будет бессмертен?

- Сейчас вы знаете о Солнечной системе гораздо больше, чем древнее человечество, но вы же до сих пор не научились управлять восходом и заходом солнца, не так ли? Придет время, и появятся люди, которые разгадают многие загадки мироздания. Все ответы есть на Земле. Но всему свое время.

- Вы говорите, что у каждого есть свой путь. Но тогда в чем смысл жизни, если все уже предопределено? Зачем жить?

- Линия жизни - это очень широкая дорога. И в том, как ты пройдешь свой путь, прямо или зигзагами, быстро или делая остановки, осторожным шагом или не глядя под ноги, к какой обочине прижмешься и выдержишь ли ты все испытания и соблазны - и есть смысл жизни. И главное - при любых испытаниях не уходить с дороги. Что касается тебя… на тебя возложено много надежд. Ты можешь изменить человеческий мир. Не буду скрывать, тебя ждет много испытаний.

- Что? Что я должен сделать? – с нетерпением спрашиваю я.

- Все, что тебе надо знать, - это то, что ты изменишь привычный мир людей. Придет время, и ты сам все поймешь.

- Я должен буду рассказать о том, что сейчас узнал?

- Бесполезно об этом рассказывать. Человеку нужны доказательства. И даже те, кто поймут тебя и поверят, на следующий же день забудут об этом в повседневной суете и заботах. Пока человечество не почувствует на себе силу этого мира и не увидит его - убеждать кого-то в его существовании бессмысленно.

- Вы скрываете от меня мое будущее потому, что если я его узнаю, оно может измениться?

- Нет. Твой путь уже определен, и никто и ничто не сможет сбить тебя с него. Ты и сам не сможешь ничего поменять, даже если будешь его знать. Ты ещё не раз вспомнишь эти слова и когда-нибудь поймешь их смысл, - закончил беседу оракул и одним дуновением погасил костерок. Этим же дуновением он развеял и мой сон.