Доступ Запрещен - Глава 8

Глава 8

Спустя ночь я так и не смог разложить свое путешествие по полочкам, в единую картину. Рассыпалось на части пестрой абстрактной мозаикой. Непонятно, во что верить, а что – лишь никчемная галлюцинация. Как воспринимать превращение военного в исчадье ада? Куда он предлагал мне пойти? И как мне удалось вырваться из его когтей? Неужели меня спасло слово “Господи”, которое я выкрикнул от отчаяния? Неужто это была осмысленная галлюцинация?!

Вспоминая свое трогательное общение с природой, сейчас я воспринимал его как встречу восторженного идиота с упавшей на дорогу веточкой, которую он вознамерился непременно спасти от жестокого мира автомобилей. Кажется, мне не довелось разговаривать с листочками, и на том спасибо. Не зная, как относиться к этой части путешествия, я решил считать ее побочным эффектом таблетки и на том успокоиться. Но вот встречи с мамой и чокнутым американцем действительно были важными. И если в случае с мамой я знал, что делать, и уже позвонил ей, то как быть с предсказанием Майкла Миллера?

Уверенность в том, что Москва может оказаться в руинах, сейчас была не такой твердой, как “под кайфом”. Я привык, что этот мир предсказуем и развивается гладко и постепенно. Мысль о том, что в один миг все может измениться до неузнаваемости, что Москва может оказаться безжизненными развалинами, свалкой камней, жестяных машин и человеческих костей, мне казалась сюжетом фантастических книг. Но все же рисковать и бездействовать я не мог. Но и веры, что я смогу помешать сбыться этому, было на донышке.

Павел Сергеевич прибыл с подносом еды. Я, не мешкая, отобрал его и уселся есть, попутно расспрашивая профессора о том, что он думает о грядущем апокалипсисе.

- Я его не исключаю, - равнодушно заметил он. – Обещают его, правда, уже давно. Так давно, что я свыкся. Да… – кивнул он своим мыслям, - со времен Нострадамуса живем с тем, что скоро наступит конец света, а уж в последнее столетие апокалипсис обещают каждые год-два. Но почему-то все промахиваются. Более того, уже смею думать, что тот, кто говорит об апокалипсисе, лукавит. Хочет привлечь к себе внимание, пугая самым большим ужасом человечества - гибелью Земли.

Я считаю, что сейчас мы должны бросить все силы на выполнение задачи, поставленной перед нами высшим военным руководством страны. Это наш долг и вклад в мирное будущее страны. Дело военных и политиков – не допустить апокалипсиса. Или вы думаете, что сами в силах убедить весь мир разоружиться? – с усмешкой закончил он.

- Нет, не думаю, но… - но я чувствовал, нутром чувствовал, что Павел Сергеевич ошибается. Неверно заниматься поиском новых видов оружия, когда мир вот-вот от него же и задохнется. Но как действовать, я не знал. - …неужели единственный путь - снова вооружаться?

- Да, – без тени сомнений ответил профессор. - Нам необходимо продолжить эксперимент. Я пойду готовиться и пришлю кого-нибудь за вами. Сегодня мы будем осторожнее и уменьшим дозу, чтобы не было вчерашних недоразумений.

- А что произошло вчера?

- Хоть мы и начали с минимальной дозы, но ваш организм оказался чересчур восприимчивым, и спасибо решительности Насти. Она бросилась вас вызволять и тоже переусердствовала с количеством. Но сегодня мы учтем этот печальный опыт, я вам обещаю.

Павел Сергеевич скрылся за дверью.

Я с ужасом представил, что мне придется снова глотать таблетку и блуждать по кромке разумного. Хотя что-то во мне радостно встрепенулось, будто мне пообещали порцию любимых пончиков. Кажется, я становлюсь наркоманом…

Надо бежать отсюда и искать способ спасти мир самостоятельно. Да черт с ним с миром! Я должен спасти свою шкуру, пока из меня не сделали почетного или почтенного глюколова.

“Нашли радиста-морзянщика между мирами шифровки пересылать. Не-е-ет, разведку боем я прошел, и теперь я знаю точно - пора дезертировать”, – решил я.

До поры до времени я согласен кататься на волнах судьбы, но когда дело касается моей шкуры, я готов и против течения побарахтаться. Знаю, что тяжело придется, а может, и бессмысленно, но попытка того стоит.

Пора продолжить свой путь в одиночку. В этом безумном Центре сосредоточения паранормальных людей понимания я не найду.

Только вот как сбежать из бункера, где являешься самой охраняемой персоной? Не зная ни его плана, ни количества лифтов или лестниц на поверхность, ни того, что ожидает меня наверху, план побега создать невозможно.



- Охранник сказал, что ты хочешь меня видеть, - сказала Настя, робко стоя в дверях.

- Это так, - ответил я.

- Что случилось?

- Павел Сергеевич хочет, чтобы я снова впал в измененное состояние. Он также сказал, что ты вытащила меня из наркотического ада… - Настя прошла в мою комнату, ещё бледная, ещё уставшая, совсем не решительная. Сейчас она казалась даже более хрупкой, чем обычно, - но благодарить тебя я не спешу! Ведь именно ты в него меня и затащила, –максимально твердо добавил я. – Не хочу больше рисковать собою и… - здесь я хотел сказать “и тобою”, но проглотил это слово. – …и хочу напомнить о твоем обещании вытащить меня из клетки, если мне в ней не понравится.

- Если бы была возможность сбежать отсюда, я бы обязательно помогла тебе, - обреченно сказала она, - но нет ни единого шанса выбраться на поверхность.

- Не верю. У тебя есть знакомые охранники, с которыми мы можем договориться?

- Нет. Система охраны здесь очень сложная, и даже если один охранник согласится тебя вывести, то десять других на его пути перепроверят, можно ли тебя отпускать.

- А если я скажу, что мне плохо и надо в больницу?

- В Центре достаточно докторов, чтобы понять, что ты симулируешь.

- Я скажу, что отказываюсь принимать участие в эксперименте!

- Это, наверное, худшая из идей.

- Почему?

- Павел Сергеевич будет упрашивать тебя, но как только поймет, что бессилен, разведет руками и передаст представителям власти, а те недолго думая отправят тебя в подвал, из которого я тебя забрала. Павел Сергеевич ничего не сможет сделать, ведь он - часть системы.

Настя устало и безо всяких эмоций смотрела на меня, словно знала ответы на все вопросы, даже на те, которые я никогда не додумаюсь задать.

- Количество лифтов и лестниц наверх? Нам надо попасть наружу.

- Что толку? На поверхности ещё три периметра колючей проволоки, патруль и собаки.

- Может, кто-нибудь из местных жителей знает лазейку?

- Никто и близко не подходит к этой территории. Все думают, что тут противочумный институт или тубдиспансер, а то и что пострашнее. Лишь бы было меньше любопытных.

- Я уверен, есть какой-то выход.

Стук в дверь и голос Геннадия за ней прервал наш зашедший в тупик разговор. Только его сейчас не хватало, хотя… чем черт не шутит.

- Кирилл, это Геннадий. Можно войти?

- Пожалуйста, - сказал я и открыл ему дверь.

Бодро вбежавший Геннадий сильно смутился, увидев Настю.

- Я давно хотел с вами поговорить, - замямлил Гена, обращаясь ко мне и бросая на Настю косые взгляды. Он и рад был бы ретироваться, но пути назад уже не было.

- Мне уйти? - спросила она.

- Нет-нет, что ты!.. – совсем смешался нежданный визитер и переключился на меня. - Просто я хотел сказать, что вы человек, на которого я могу только равняться. У вас талант от Бога и вряд ли мне удастся когда-нибудь превзойти вас, - распинался Геннадий, посматривая то на меня, то на Настю. - Я видел вашу работу за несколько месяцев и удивлялся, как мастерки вы обходили защиту сложных систем безопасности…

- Да перестань ты, - сказал я, дружески ударяя Гену по плечу, лишь бы остановить этот не понятный мне реверанс. – Ты скажи лучше, у вас в Центре ты за безопасность отвечаешь?

- Да, я. За информационную безопасность отвечаю я.

- М-м-м... Может, я проверю, что к чему? Ошибки поищу? Ну не могу я без этого! Ломка у меня, когда руки клавиатуру не чувствуют.

- Мне надо посоветоваться с начальством, - мельком взглянул он на Настю. - Я больше чем уверен, что вы с вашим классом профессионализма легко найдете зацепки, и снова я буду хуже…

Я поймал взгляд Насти и кивком в сторону Гены указал, что ее черед вступить в игру. Она чуть вопросительно вздернула бровь - уверен ли я. В ответ я одобрительно кивнул головой.

- Гена, - оборвала его Настя. Сделав пару шагов в сторону компьютерщика, она оказалась к нему так близко, что Гена съежился от неожиданности. – Мне нужна твоя помощь, - мягко продолжила она уже почти ему на ухо. - Нам надо покинуть Центр. По-тихому. Без паники. Незаметно. Ты можешь помочь? Отключить камеры, например, чтобы мы растворились в Центре.

Геннадий вдруг оживился, глаза заблестели, он приосанился и, кажется, даже стал меньше сутулиться.

- Можно что-нибудь придумать, - заинтриговал он. – Вы вдвоем хотите сбежать?

- Да, - без колебаний ответила Настя.

- Только если я пойду с вами, - завредничал Геннадий.

- Хорошо, - сказал я, поскольку не видел проблемы избавиться от него на поверхности.

- Вам обязательно незаметно это делать?

- А есть варианты? – удивился я.

- Я могу отключить систему вентиляции, - неожиданно выдал он гениальную идею. – Она очень сложная, автоматическая и поломку будут искать долго. Естественно, находиться здесь, под землей, уже через час после отключения будет тяжело, и вас перевезут в другое место. Если мы поедем втроем, то нас не заподозрят. И на нашей стороне будут суета и неразбериха, - торжествующе закончил Гена.

- Ты молодец, - похвалила его Настя, сказав это очень близко с его ухом.

Я смотрел на них и радовался, что отношусь к Насте не так, как раньше, - не как сейчас Геннадий.



План Геннадия удался только отчасти. Систему охлаждения самородок действительно умело вывел из строя. Приехавшая бригада сразу заявила, что случай редкий и сколько будут чинить неизвестно. Уже через полчаса я на себе почувствовал отсутствие свежего воздуха, и примерно через час началась эвакуация персонала Центра.

Павел Сергеевич принял предложение Насти отвезти меня в другое место и указал военную часть, где меня ждал знакомый мне не с лучшей стороны представитель командования моей родины. Но вот маленькое дополнение, которое сделал профессор к списку моих попутчиков в виде начальника службы охраны Центра, основательно ломало весь план побега.

Но отступать было уже поздно. Включать вентиляцию и возвращать все в исходное состояние бессмысленно и опасно – слишком много людей знают о моем желании сбежать.



За руль большого внедорожника сел уже представленный мне начальник охраны – Петр. Проехать предстояло около четырехсот километров в другой район Московской области. Я и Настя сидели сзади, а рядом с суровым охранником примостился наш спаситель - Гена. Мы с Настей изредка переглядывались, глазами спрашивая друг друга, что делать, хотя заранее договорились не предпринимать необдуманных действий, а доехать до места и там осмотреться и разработать новый план побега.

После непродолжительного молчания на передних сиденьях разразились яростные дебаты. Видимо, Петр был большой любитель послушать себя. Дискуссия началась с того, что Петр неосторожно высказался об интернете. Он смотрел в сети прогноз погоды, и там обещали солнышко, но грозные, черные тучи на горизонте дали ему повод выказать недовольство сначала прогнозом, затем сайтом, а потом и всем интернетом вообще. Геннадий некоторое время молча сопел, но заявление о том, что интернет - это помойка бесполезной информации, задело его за живое, и он ринулся в словесный бой.

- Как можно назвать вершину технической мысли таким гадким словом? Именно интернет проложит путь в будущее человечества. Нет… Интернет и есть будущее, – высокопарно парировал Геннадий. – Поэтому такая массовость интернета в развитых странах. Или вы, служивые, думаете, что все можно решить оружием? У кого больше оружия, тот и более развит?

- Ты оружие не трогай, - ревностно рявкнул Петр. - С ним все просто. Нажал на курок - получи выстрел. А интернет? Зачем он вообще нужен? Хлам, и только. Я сколько раз пытался найти там что-то дельное, но одни голые фотографии вылезают. А ты говоришь - будущее. Интересное у нас будущее. За извращенцами оно, получается? А я-то думаю, откуда они на улицы повылазили. Спасибо интернету за наше разноцветное будущее. Оказывается, вранье про погоду - это ещё цветочки.

- Ну при чем здесь погода, при чем здесь извращенцы? – Гена аш подпрыгнул от возмущения. - Интернет - как зеркало общества. Что в обществе, то и в интернете. Как ты не можешь понять, что ничего там само не рождается. Если человек хоть чем-то в жизни интересуется, то он найдет информацию об этом в интернете.

- Вот я и говорю про то, что там ничего не рождается. Нет там ничего нового, интересного. Ладно, я человек не просвещенный. Но что делать художнику в интернете или скрипачу? Им он зачем? – гнул свою линию Петр.

- Во-первых, интернет - это средство общения, посредством которого человек может передавать данные, звуки или изображения в одно мгновение на любое расстояние…

- Главное средство общение – телефон, - решительно оборвал пламенную речь компьютерщика Петр. - И придумали его ещё задолго до интернета. Да, сотовый телефон - это очень удобно. Но зачем видеозвонок? Это же ни на работе не задержаться, ни в командировку съездить. Жена всегда в кармане. Мне такой прогресс не нужен. Не-е-т, ребята! Тогда у нас разное будущее. И когда вы совсем заиграетесь в свой интернет, тогда и посмотрим, что победит – пистолет или клавиатура.

- Да уж понятно, что пистолет, - раздраженно сдался Геннадий, и мы снова поехали в тишине.

Житейский взгляд Петра подметил тенденцию, на которую я никогда не обращал внимания - развитие интернета делает атавизмом понятие неприкосновенности частной жизни.

Я решил подумать об этом. А что оставалось делать? Как всегда я на заднем сиденье мчусь по пути, с которого не свернуть, которым я не управляю, как всегда скатываюсь по судьбе. И только в размышлениях я свободен.

Так вот то, что раньше пряталось под подушками от братьев, сестер и родителей – личные дневники, теперь публикуются и доступны каждому. Социальные сети обнажают человека вплоть до любовников его любовницы, только отлови нужную фотографию у сестры любовника, «по совместительству» подружки любовницы. А возможность отсылать короткие сообщения сразу всему миру вскрывают текущие мысли и настроения человека. Да, сжато, но зато моментально передавая их тысячам других жаждущих этого квазиобщения.

А не заметил я этой тенденции потому, что сам добровольно вступил во всевозможные социальные сервисы. Ведь сейчас не быть зарегистрированным в социальной сети - все равно что лежать в шубе на людном летнем пляже - дико и глупо. Хотя нет в социальном нудизме ничего плохого.

Однажды был у меня в начальниках один интересный дядя. Когда он разговаривал по телефону, всегда включал громкую связь, и неважно кто звонил и находился ли в этот момент кто-то рядом. Попав к нему на полуторачасовое собеседование, я был поражён его открытостью. Он говорил с коллегами, с другом и даже с женой и детьми по громкой связи, совершенно не стесняясь меня, случайного кандидата на работу.

Когда я начал работать там, каждый звонок ему был настоящим испытанием. Я медленно подбирал слова, исправлялся, излишне много уточнял – на меня давило осознание того, что ещё кто-то может слушать наш разговор, в том числе и тот, о ком идет речь. Но со временем я понял, что волноваться не стоит, а стоит просто всегда говорить правду, абсолютную, какая бы она ни была.

На это мой начальник и рассчитывал. Звонившие боялись сказать не правды. Так просто он оградил себя от сомнительных людей. Такие, несколько раз помычав в телефон и убедившись, что работает громкая связь, больше не звонили.



По просьбе Геннадия мы остановились в придорожном кафе. Петр скомандовал, чтобы заказывали и ели мы по-армейски быстро, выделив на все мероприятие пятнадцать минут. Но только на заказ ушло минут пять. Затем потянулись минуты его ожидания, и Петр, чувствуя, что команда его не слушается, сам раскинулся на стуле, закурил сигарету и предался воспоминаниям о кухне Египта, Мексики, Тибета. Как оказалось, там он бывал по заданию Центра. Я признался, что никогда не выезжал за границу, и спросил его впечатление о пирамидах, и Петр завелся.

- Пирамиды? – презрительно ответил он. – Ничего особенного – небоскребами нас, москвичей, не удивишь. Сфинкс грациозен, хорош. Но суета вокруг, как в метро в час пик. Ещё торгаши везде… Жуть. Неподобающая атмосфера для восприятия мудрости веков. Другое дело Тибет. Там ни о чем другом и думать не получается. Все на философские размышления тянет, о чем-то глобальном и духовном. Когда я в Москву вернулся, долго привыкнуть не мог. Не хватает Москве буддизма, мало кто тут вообще о чем-то высоком задумывается, некогда.

- Почему же, - возразил я, – все об этом когда-нибудь задумываются.

- Ты часто думаешь о смысле жизни? – недоверчиво спросил Петр.

- В последнее время очень часто.

- Это плохо. Значит, скоро помирать! – раскатисто захохотал вояка, радуясь собственной шутке и ударяя рукой по столу. Геннадий поддержал его смех прерывистой тихой усмешкой. – Я когда в Тибете был, - не унимался Петр, - много об этом думал. Особенно после встречи с местным далай-ламой. Я ему рассказывал, как мы на охоте водку пьем. А он мне про чистое сердце, добрые намерения, доброту душевную. Я говорю ему, что все это относительно и субъективно - про добро и зло. Он заерепенился и тыкает пальцем на пещеру, из которой недавно вышел. Утверждает, что только чистый духом и помыслами своими может зайти в нее.

Ну, а я что? И не в таких местах бывали. Пошел буром на неё. Дыхание задержал, вдруг этот лысый там газ распылил и про доброту лечит. Короче, сделал я два шага в пещеру, ноги подкосились, голова вот-вот взорвется, думаю - вдохну, а как дышать - забыл. Вытащил меня этот черт лысый… Еле в себя пришел.

- Первой же машиной в город в больницу, десять дней не понятно от чего лечили, - добавила Настя.

- Ага. После этого много думал, многое переосмыслил. Понял, что гадкий я человек. Когда в Москву вернулся, стал примерным семьянином, после работы сразу домой… Но жена моя… Она ещё большая гадина, чем я, оказалась. Хватило меня на пару недель. Так что хорошим человеком стать - это тебе не курить бросить, - подытожил Петр.

После откровений Петра повисла пауза. В кафе было очень уютно. Мерный стук ложек об тарелки, приглушенный свет, тихие разговоры и смех за соседними столиками… Впервые за долгое время я ощутил уютное спокойствие нормальной жизни.

- Наверное, это главное, добро и зло, а вы все про свои га-а-аджеты думаете, - упиваясь своей философией, снова включилась охрана, быстро заскучавшая от тишины. – Если хотите знать… Если хотите знать, - повторил он тише и наклонившись над столом, - я после ваших DVD теперь половину снов не вижу! У меня и там эти дурацкие черные полоски снизу и сверху. Ну, на кой черт мне широкоформатные сны? – возмутился он, встал из-за стола и направился к выходу. – Жду всех в машине!

Настя достала сумочку и отсчитала деньги за всех. Видимо, она начальник для них обоих, подумал я. Геннадий тоже потянулся во внутренний карман и, недолго пошарив в нем, достал и направил на меня… пистолет!

Я оцепенел, увидев направленное на меня дуло. Сердце замерло и не решалось разжиматься после очередного удара.

- Ты чего это, Ген? Зачем он тебе? – прижимаясь ко мне, тихо произнесла испуганная и вмиг побледневшая Настя.

Геннадий налился кровью до верхнего края лба. Он встал со стула, переводя прицел нервно шатающейся рукой то на меня, то на Настю. Другие посетители бесшумно растворились - кто-то залез под стол, кто-то спрятался за колоннами, кому-то удалось выбежать из кафе.

- Настя, я больше не могу тебя ждать, - обреченно произнес Геннадий. – Я больше не верю в нас.

- Гена, опусти оружие, - неровным голосом произнесла Настя. – Сядь и давай поговорим.

- Нет, я больше не собираюсь быть послушным мальчиком. Не ожидала, что я способен управлять твоей судьбой? Я не могу позволить, чтобы какой-то свалившийся с небес супермен забрал тебя у меня. Я не собираюсь больше проигрывать. Вот только никак не решу, как мне поступить... Кого из вас мне забрать с собой?

Доселе невинное и иногда глуповатое лицо Геннадия сейчас действительно внушало страх: пылающие ненавистью глаза, налитые кровью, выдавленные темные вены, пульсирующие на висках и лбу, словно в один миг он постарел на тридцать лет. И оружие в его вытянутой руке только украшало образ. Но дрожащая рука кричала, что есть в нем сомнение, есть страх совершить роковую ошибку.

- Остановись, не бери грех на душу, - сказал я.

- Душа?! – насмешливо, не своим голосом взвизгнул Гена. - Нет больше души у меня. Изъедена она болью. Каждый день только ею живу. Устал я. Лучше никак, чем так.

Дверь в кафе открылась и, как ни в чем не бывало, вошел Петр. Надо полагать, ему наскучило сидеть в отсутствие аудитории и он вернулся поторопить нас. Дойдя до середины зала, Петр огляделся по сторонам и только сейчас заметил нового Геннадия. На лице охранника изобразилось искреннее недоумение.

- Ты чего это, батан, удумал? – беззлобно спросил Петр. Пистолет в его руке будто материализовался из воздуха. Никто не заметил, как он нырнул рукой под куртку, щелкнул кобурой, достал пистолет, снял его с предохранителя и направил на Геннадия. - В стрелялки решил поиграть?

Геннадий отошел на пару шагов от столика и перевел пистолет на Петра.

- Ты лучше в это дело не лезь, - сказал Геннадий. – Тебя с нами не должно было быть. Иди своей дорогой.

- Дай хоть слово сказать, - произнес Петр и решительно направился к Геннадию.

Геннадий попятился назад и уперся в стену. Раздался оглушительный хлопок. Звук упавшего на пол пистолета, затем, через секунду, тела охранника. Петр кривлялся на полу и тихо стонал, левой рукой ухватившись за правое плечо. Из-под ладони хлестала кровь. Его пистолет отлетел на несколько метров. В зале кафе кто-то вскрикнул, а затем повисла гробовая тишина. Только раскат грома за окном и шум начавшегося дождя заставили ещё раз вздрогнуть всех невольных свидетелей.

Виновник сцены ошалевшими глазами смотрел на расползающуюся лужу крови под Петром. Его свирепый вид сменился на потерянный и жалкий, во взгляде сквозила безысходность. Руки опустились, и, казалось, вот-вот выронят пистолет. Он все еще стоял на ногах только потому, что сзади его поддерживала стена.

Чувствуя момент, я перепрыгнул через стол, всем телом полетел на него и завалил на пол. Гена тут же пришел в себя и начал рычать и вырываться, как загнанный зверь. Он ударил меня коленом в живот, и я на секунду ослабил хватку. Он, опираясь на согнутую после удара ногу, опрокинул меня на спину. Пистолет был зажат в его пальцах, но его кисть контролировал я. Куда смотрело дуло пистолета, я не знал. Выстрел рядом с моим ухом и звук разбитого стекла вдалеке. Я выкручивал его кисть в надежде выдавить из неё пистолет. Но последовал стук курка… Осечка, за ней ещё одна. Гена отчаянно продолжал жать на курок. Я выжимал его кисть из последних сил. Выстрел и плевок крови в мое лицо. Тело Геннадия обмякло и послушно рухнуло в сторону. Больше он не сопротивлялся.

- Господи! Что же это происходит? – завопил кто-то в зале.

Пуля попала Геннадию в шею. Я никак не мог нащупать пульс на его руке, но быстро бледнеющее лицо и потускневший взгляд говорили о том, что в этом больше нет никакой необходимости.

- Есть здесь врач? Вызовите скорую! – крикнул я в зал. Только сейчас я заметил, как много людей было в кафе. Они окружили меня и с боязливым любопытством разглядывали сцену.

- Давайте я попробую, - вывалился из толпы пожилой мужчина и крикнул в неё же. – Мне нужна вода и бинты!

Я подошел к заплаканной Насте, прижал её к груди и стал успокаивать.

- Все позади, мы в безопасности, - прошептал я ей на ухо, гладя по шелковистым волосам.

Она потянулась к моему уху и едва слышно, сквозь слезы произнесла:

- Надо бежать… Это наш шанс.

Я огляделся и понял - ситуация разыгралась в пользу побега.

- Я возьму ключи от машины. Выходи следом, - добавила Настя.



Настя ещё долго не могла успокоиться. Она плакала, а за окном рыдали облака. Казалось, весь мир оплакивал свое несовершенство. Но, несмотря на это, Настя вела машину на бешеной скорости.

Ошарашенный случившимся, я слился с креслом и молчал. Взгляд скользил по дороге, ни на чем не задерживаясь, а в это время в голове пролетали сотни мыслей, одновременно, хаотично, сбивая друг друга, поглощая, расщепляясь на несколько. Я не мог ухватиться ни за одну из них и просто продолжал бессмысленно смотреть на дорогу.

- Какая же я дура, - сквозь всхлипывания казнила себя Настя. – Безмозглая слепая идиотка, даже не догадывалась о его чувствах. Он ходил за мной хвостиком, всегда был рад помочь. Чуткий, внимательный, уважительный. Я считала его своим хорошим другом - и так поступила с ним!..

Мы съезжали с трассы и двигались по грунтовой дороге мимо деревень и полей. Упершись в автостраду, тут же искали первый съезд и снова на грани возможностей машины покоряли заброшенные места.

Наконец она излила весь запас слез и судорожно шарила рукой в поисках своей сумочки. Нащупав ее, она в бессильной ярости один за другим отправляла в окошко машины флакончики с душистыми жидкостями, помаду, тушь для ресниц и другие неведомые мне предметы, пока не нашла салфетки. Ими она тщательно и даже как-то остервенело вытерла всю косметику, будто стараясь стереть и сами черты лица. Я молча наблюдал за ее истеричными движениями, не зная, что сказать.

- Я противна себе! – задыхаясь от отчаяния, почти кричала Настя. - Бездушная эгоистка. На что мне красота?! Чтобы губить людей? Я виновна в его смерти… Господи, бедный Гена!.. Все это время он мучился из-за моей чёрствости… высокомерия. Как я была слепа! Я должна была догадаться, должна была поговорить с ним. Я не замечала ничего, кроме этого Центра, глупых заданий… кроме своей «сверхценной» миссии… кроме себя! Как жестоко и глупо…

- Мы живы. Нам крупно повезло, - робко вставил я, пытаясь хоть как-то ободрить ее.

- Крупно повезло? – эхом отозвалась Настя и на минуту замолчала, будто сраженная моим неуместным замечанием, а затем сорвавшимся голосом продолжила. – Чушь! У тебя особенная судьба и её невозможно изменить. Тебе не надо уворачиваться от пуль - пистолет просто даст осечку. Кто-то наверху решил не убивать тебя, пока ты не сделаешь то, что должен.

- Все слишком сложно, слишком, - сказал я, открещиваясь от рассуждений на тему, где чересчур много вопросов и ни одного вразумительного ответа. Но безутешная Настя, по-моему, даже не расслышала моих слов, погрузившись в собственные мысли.

Мы ехали около пяти часов и покинули Московскую область. К этому времени уже стемнело. Весь оставшийся путь Настя тягостно молчала.

Дождь не останавливался ни на секунду, и как только стемнело, мы заблудились. Джип сел брюхом на очередной еле осязаемой дороге, и все попытки вырваться закончились безрезультатно и одновременно с бензином. Нам ничего не оставалось, как бросить машину и пойти на мерцающий у кромки горизонта свет.