Запах Родины Из копилки воспоминаний

Прошло больше двух десятилетий, как расстались Родина и автор этих воспоминаний. Но последние дни прощания запомнились до мельчайших подробностей настолько, что отдельные эпизоды записаны в памяти, как короткометражные фильмы.
Наверное, каждая покидающая страну семья прошла через одни и те же «круги ада», отличающиеся только жаром бушующего огня недоброжелательности, издевательства и ненависти. По опыту знаю, что эти люди обычно рассказчика не слушают, а погружаются в собственные воспоминания и, перебивая друг друга, делятся своими впечатлениями, которые им кажутся уникальными.
На моём письменном столе стоит небольшой сувенир: белый гриб-боровик, выполненный из папье-маше и искусно раскрашенный. Его мне подарили друзья в Америке, потому что знают, как я люблю собирать грибы, а также помнят, что решение уехать из страны было принято в августе 1991 года, именно во время сбора грибов на Псковщине, когда мы с женой случайно по радио узнали об антигорбачёвском путче.
Гриб - сувенир безобидный, но многозначительный!
По приезде в Ленинград заполнили анкету для получения разрешения на эмиграцию в США в качестве беженцев. Довольно быстро получили вызов в посольство на интервью.
Тогда вблизи американского посольства ещё были видны следы от действий толпы и властей во время путча. Разбитый троллейбус наводил на тревожные мысли: как дальше будут развиваться события.
Волновались, конечно, перед посещением посольства, так как от результата интервью зависело, увидим ли вскоре сына и дочь, которые уже находились в Америке. Они были обеспокоены событиями в России и настаивали на нашем отъезде. Для переживания были причины, так как я с 1988 года, перестав быть невыездным, много бывал за границей в служебных командировках, в том числе и в Америке, в связи с участием в проектировании завода в Греции. Естественно, мы ждали вопроса в посольстве, почему просим статуса беженца.
Наш интервьюер, молодой американец, неплохо, но с сильным акцентом, говорящий по-русски, подробно расспрашивал, в какой обстановке мы живём, боимся ли чего-нибудь.
Рассказали ему об эпизоде, когда в нашем доме двери двух еврейских квартир - нашей и соседей - залили краской и поверх нарисовали свастику, а на срочный вызов милиция не приехала. На заявление, поданное в отделение милиции, власти не прореагировали. Наш интервьюер заметил, что это могло быть расценено милицией как хулиганство, а не проявление антисемитизма. Смешно?! Но неуместно было вступать в спор и просвещать американца.
И тут последовали главные вопросы, которых ожидали: «Вы выезжали за границу? По каким делам были в США?»
Получив ответы на эти вопросы, американец резюмировал своё мнение, обращаясь к нам: «Вы оба учёные, занимаете хорошие позиции в ваших компаниях, выезжаете за границу, почему просите статус беженца? Куда выезжали в последний раз и когда?»
Я неожиданно для самого себя ответил: «Если бы мы не были евреями, то наши служебные позиции были бы более высокие, а нынешних позиций мы бы не ждали много лет и целые десятилетия не были бы невыездными. Мы и сейчас испытываем ограничения. Могу рассказать подробнее».
На этом интервью закончилось. Переживая и осмысливая содержание интервью, мы бродили по Москве несколько часов, а в конце дня получили разрешение на въезд в Америку.
И мы начали собираться. Решили, что в первую очередь, чтобы не подводить коллег на работе, надо уволиться, не скрывая причину. На самом деле можно было этого не делать, так как шельмование будущих эмигрантов прекратилось, как и репрессии в отношении коллективов, где они работали.
Сообщили коллегам о наших планах. Это известие было принято спокойно. Нас никто не стал сторониться, кроме фашиствующих антисемитов из «Памяти». Были и такие.
Но в тот же день в дирекцию донесли о моём решении. Говорят, что реакция директора была такая: «Не может быть!» Всего несколько лет тому назад он отказывался дать мне должность старшего научного сотрудника, так как считал, что я уеду в Израиль, а потом, когда я стал завлабом, не разрешал принимать евреев на работу, швыряя мне их документы в своём кабинете со словами: «Сколько раз я говорил тебе не принимать евреев». На фоне Перестройки директор, вероятно, поверил, что я не эмигрирую. А я всё-таки его подвёл!
Интересно, как меняется сознание! Теперь директор пригласил меня, попросил рассказать о планах, о причине моего решения и, более того, предложил не увольняться до самого отъезда, хотя понизит в должности de jure, а не de facto. Чудеса!
На этом благоприятные события закончились. Начались "трудовые" будни подготовки к отъезду: ОВИР, продажа квартиры, раздача и продажа вещей, мебели, книг. Тяжелее всего было расставаться с библиотекой. Книги накапливались десятилетиями, и каждая отправляемая к букинисту книга была эпизодом из личной биографии. Часть книг отправлялась почтой на адрес детей. Эти книги, художественные и технические, и сейчас – мои друзья, несмотря на интернет и доступность приобретения или прочтения любого издания.
Квартиру продали с приключениями, точнее, просто отдали, полагаясь на честность покупателя. Он не подвёл. Деньги оказались легально в Америке и ими расплатились за кредит на обучение дочери в университете. Когда мы добрались до Нового Света, денег не осталось.
День отъезда стремительно приближался.
Неожиданно мне позвонил из Ленфильма режиссёр В. Вихтуновский и попросил принять его. Вихтуновский снимал фильм «Сказки «Сайгона» о литераторах, посещавших знаменитое в Ленинграде кафе на углу Невского и Владимирского проспектов.
Фактически его фильм первым начал повествование о «Сайгоне». Кто придумал такое название кафе, мне кажется, неизвестно. О «Сайгоне» и его посетителях можно прочитать в многостраничном томе «Сумерки «Сайгона» (составитель и редактор Юлия Валиева, СПб., 2009. – 832с.,157 ил. +Вклейка 65 с.).
Режиссёр попросил меня рассказать о моём брате Леониде Аронзоне, поэте, посетителе кафе, который был знаком со многими ныне широко известыми литераторами Ленинграда. О Леониде Аронзоне есть обширная литература, в 2006 году опубликован  двухтомник его произведений - «Собрание сочинений». При жизни его не печатали. 
После нашей беседы с Вихтуновским, накануне отлёта в Америку, в абсолютно пустую квартиру нагрянула съёмочная бригада, и было записано на киноплёнку интервью со мной. Режиссёр предполагал, что будет снято и прохождение нами таможенного и паспортного контроля. Однако эта съёмка не была разрешена, и в фильм попали лишь два эпизода: интервью и посещение могилы брата. Фильм я увидел уже будучи в эмиграции.
Хотя и не состоялась съёмка в таможне, но об этом стоит рассказать, так как таможенный контроль имеет некоторое отношение к муляжу белого гриба на моём столе, упомянутом в начале повествования.
Таможенник, здоровяк в форме, расхаживал по помещению, в котором производился досмотр багажа. Ему помогали две женщины-таможенники и весовщик. Дамы копались в наших двух чемоданах, без спешки выкладывали на стол вещи, которые до этого были аккуратно сложены. Обидно было за проделанную дома работу.
Здоровяк  иногда подходил к столам, выхватывал какую-нибудь вещь, тщательно ощупывал, искоса наблюдая за нами. Гнусный спектакль! Взял заводную игрушку –петушка, потряс её, прислушался. Там что-то бренчало. «Бриллианты?!» Я молчу.
Внезапно лицо «эсэсовца», так нам его характеризовали те, кто проходил таможню до нас, торжественно засияло. Здоровяк держал в руке небольшой матерчатый мешочек и водил своим носом вокруг него, принюхивался. В мешке находилась связка белых грибов, источавшая восхитительный аромат даже через материю.
«Что это? Запах родины хотите увезти?» - спросил экзекутор и, продолжая держать мешочек у носа, выдержал паузу. Мы молчали. Знали, что продукты везти нельзя. Нарушили правило. Но ведь это действительно запах родины, который хотел увезти и который доставил бы удовольствие на чужбине. У родины много запахов, многое плохо пахнет, особенно в поступках.
Наверное, таможенник ещё не встречался с такого сорта контрабандой. Что-то, надеюсь, человеческое шевельнулось в нём, а может быть, впервые устыдился своей работы.
Мешочек вернулся в чемодан. 


Рецензии