Записки одного артиста. До затишья

 2 января, 15.13.

  Только что вернулся домой. Вот это новость! Вот это поворот событий!
  Юленька долго не открывала дверь, но потом все же сжалилась надо мной и отворила. Она  сконфузилась, увидев меня, и я не мог понять, отчего. А мое волнение, наоборот, мигом прошло. Я  поздравил ее прямо в дверях, торжественно вручив подарок, и она сконфузилась еще более. Затем она  пригласила меня в квартиру.
  Квартира выглядела вполне достойно и предполагала две комнаты. Она повела меня в одну из  них, усадила на диван, и мы принялись разговаривать. Я почти сразу спросил у нее, почему она не пришла  вчера, почему не сообщила, что не придет. Юленька как-то боязливо посмотрела на меня и, извинившись,  сказала, что она заболела и вчера целый день буквально не поднималась с кровати. Я пожелал ей  скорейшего выздоровления, и мы пошли на кухню пить кофе. Мы, как и прежде, разговаривали обо всем. Я  снова почувствовал счастье и полноту жизни. Юленька тоже улыбалась, но уже не так, как это было  раньше. Она уже не кокетничала, не шутила со мной, она просто улыбалась, так что эти улыбки выходили  даже слабыми.
  Мы пробыли вместе еще с полчаса. Потом ей позвонили и велели явиться в больницу. Я затревожился и  спросил: "Что с вами? Зачем в больницу, Юленька?" Она посмотрела на меня так, что я что я понял, что  сейчас она скажет что-то такое, от чего мой мир рухнет. Сердце скакало по моей груди, ожидание томило  меня. Затем она бросилась обнимать меня и прошептала: "Я беременна". Я замер, словно меня  парализовало. Она обнимала меня, а я стоял как столб и был не в силах ни обнять ее, ни оттолкнуть.  Юленька заметила мое волнение и отвела меня обратно в кухню. Я выпил воды, и ко мне вернулась  способность говорить и делать движения. И мы с ней заговорили.
  Юленька наконец рассказала мне свою историю. Полгода назад она вышла замуж за человека, в которого  была влюблена (Если быть точнее, то мужем ее оказался наш директор театра). Но прожив с ним месяц в  частых конфликтах и разногласиях, она предложила ему расстаться (Да, Юленька - это такая натура,  знающая себе цену и невыносящая никаких унижений. Я глубоко уважил ее за эти качества!). Он ушел в  свою квартиру, но не мог оставить жену совсем, поэтому частенько приходил к ней, оставался у нее  ночевать, а иногда и жил несколько дней. А вскоре в театре Юленька познакомилась с молодым  неопытным актером и завела с ним роман. Мужу сказать об этом она не решалась, потому что все еще  считалась его женой и знала, что он любит ее, несмотря ни на что. Виной их расставания была не  нелюбовь, а его вспыльчивый характер. И этого характера она боялась, и это тоже было одной из причин  ничего не говорить ему о романе. И вот теперь она сделалась беременной от актерчика. Муж случайно, из  подслушанного телефонного разговора Юленьки с врачом узнал о ее положении и, конечно же, был уверен,  что это его ребенок.
  Юленька чуть не плакала в ходе рассказа, но я просил ее не волноваться, так как это может ей навредить  в таком положении. Но тут произошел еще один волнительный момент: я признался ей в любви. Да, ей, в  любви! Я не мог более слушать ее рассказы и молчать. Моя душа изнывала из любви к ней, и я решил  сбросить с нее камень. Но должен сказать, что признание мое было сделано уже в дверях, и, признавшись, я побежал вниз по лестнице как ошпаренный. Так что я не знаю ее реакцию, но надеюсь, она встревожилась  несильно.

4 января.

  Звонила Юленька, просила встретиться. Встретились в кафе. Она сказала, что тоже неравнодушна ко мне, но что она любит своего актерчика и ни за что не уйдет от него. Она предложила мне остаться друзьями.  Как банально. Но что поделать, пришлось дать свое согласие, хотя это все очень непросто. У меня как  часть души вырвали, и мне чуть было не сделалось дурно. А еще Юленька приняла решение уйти из  театра, ссылаясь на трудную беременность. Но Маргариту она обещала доиграть по возможности. Я морально раздавлен и убит и вернулся домой уже к ночи: я все бродил по улицам, переулкам, не замечая людей,  совершенно не понимая, куда я иду. Я снова испытал то настроение, подобно в Новый Год на площади. Я снова  был среди людей, но безумно одиноким. Но я уже не всматривался ни в чьи лица, я просто шел, как робот, полностью выключенный из жизни.
  И вот я наконец-то добрел до дома, не сразу его заметив, так что чуть было не прошел мимо. Дома я  постепенно собираю мысли и прихожу в себя. Я размышляю над вопросом: что делать дальше? Пока, наверное, нужно лечь спать. Сон — от всего лекарство. Утром буду думать, что называется, на свежую  голову. Мне нужно лишь немного отдохнуть. Слишком много информации на меня обрушилось в последнее  время.

10 января.

  Все праздничные выходные я провел скудно. К Юленьке я не ходил более, не хотелось ее беспокоить. Она  тоже не подавала никаких сигналов. Всего несколько раз я встречался с друзьями, коих у меня осталось  совсем немного. При них я старался держать себя, как говорится, в тонусе, не хотел показывать, что у  меня что-то случилось и не говорил ни с кем о Юленьке. Надо сказать, что о наших отношениях не знает никто, а некоторые из моих друзей и вовсе не догадываются о ее существовании. Но они все же заметили,  что я грустен и "неестественно хорохорюсь" (по их выражению). Но я уверял их, что все хорошо и что волноваться мне, собственно, не за что.
  Почему же я врал своим друзьям? Я бы не сказал, что я им не доверяю... Хотя я действительно человек  не особо доверчивый. Сколько раз в юности я открывал свое сердце перед людьми, которых считал своими  друзьями, и сколько горестей потом я терпел от своего наивного, детского сердца. И только лет в двадцать я стал понимать, что проблема во мне, в моей излишней доверчивости и, безусловно, в неразборчивости в  людях. Мой отец, когда был еще жив, говорил мне, еще совсем маленькому, что нужно уметь разбираться в  людях. Я понял смысл этой фразы только после двадцати и после двадцати же начал применять ее в  жизни. Тогда я сузил круг общения, потерпев неоднократное предательство, и отобрал в этот круг людей по-настоящему надежных и верных. Тогда их было четырнадцать человек, целая компания. Но к  сегодняшнему дню, к моим двадцати шести годам, их число сократилось до семи. Жизнь много раз  проверяла нас на прочность, но мы прошли все испытания, и я безумно рад тому, что у меня есть настоящие друзья. Вот и доверял я, собственно говоря, только этой семерке. Но на этот раз (пожалуй, что в первый за все время нашей дружбы) я отказался доверить им то новое состояние души и всего тела, которое я обрел с недавних пор. И я подумал и решил, что пусть это чувство будет моей тайной. Недаром  же говорят, что в любом человеке обязательно должна быть тайна. Вот я и нашел свою тайну. Непростое,  признаться, ощущение — тайна о человека... Словно этот человек живет в тебе, словно ты скрываешь, прячешь его ото всех... И иногда так хочется выпустить его из себя, потому что-то мучит, но я не могу. Потому что это будет предательство. И прежде всего себя самого.
  Я очень рад, что в эти дни ко мне вернулись мысли. Правда, не совсем прежние: много новых добавились к ним.
  Но более всего за эти выходные мне полюбилось гулять в одиночку по улицам Москвы. По улицам, а  особенно по паркам. А вот лес я не очень люблю: от него всегда веет необъяснимой тоской.
  Всматриваться в чужие лица стало новым моим увлечением. Я вспомнил, что когда-то давно, лет пять  назад, я всерьез был заинтересован психологией и даже хотел бросить театр и идти учиться на психолога, но моим друзьям удалось остановить меня, и я снова целиком и полностью окунулся в театральную  атмосферу и больше из нее не выходил. Вспомнив об этом, мне стало интересно угадывать по лицам  характеры людей, их пороки и достоинства. Это буквально завлекло меня, и я всю неделю гулял по всему  городу, внимательно рассматривая прохожих. Мне кажется, я еще не утратил эту способность  узнавать людей по их внешности. Люди попадались мне самые разные: добрые и не очень, гордые и  милосердные, счастливые и несчастливые, спокойные и агрессивные, трудолюбивые и ленивые...
  Но среди всех лиц на меня произвело сильное впечатление лишь одно (сначала лицо, а затем и вся  фигура). Это была девушка, лет двадцати пяти на вид, невысокая, коротко стриженная и выкрашенная в  блондинку, худенькая как подросток. Лицо ее не отличалось строгой красотой, и я даже почти не нашел ее  симпатичной, но это лицо было как-то по-своему хорошо. Оно силой пленило меня, но я не мог понять, что это за сила... Мы встретились с нею на Красной Площади и после шли какое-то время по одной дороге рядом друг с другом. Она были среди толпы, но в ее лице я увидел, что она, как и я, не  ощущает себя частью этой толпы и что она тоже непременно одинока. А потом я отвлекся на  других прохожих и потерял ее из виду. И вскоре забыл о ней. Но теперь вдруг вспомнил и не знаю, зачем.

14 января.

  Театральные будни. Сегодня Юленька сообщила всем, что она беременна и что после Маргариты она  покинет театр. Все и радовались и сожалели одновременно.  Юленьку искренне поздравляли, всячески поддерживали ее, со всех сторон говорили, что дети — это счастье. Один я был несильно рад ее положению. В итоге договорились работать усиленно, чтобы побыстрее отпустить беременную актрису.
  Дневник я ненадолго отложу в дальний угол. Мне и писать поднадоело, и работы теперь по горло. В  конце концов это даже будет интереснее, когда я вдруг напишу обо всех событиях, что произойдут со мною  в период моего письменного затишья. Всем удачи!