Двенадцатая ночь, 1-5

АКТ ПЕРВЫЙ

СЦЕНА ПЯТАЯ

Дом Оливии.

(Входят Мария и шут.)

МАРИЯ:
Ты всё-таки скажи, где это время шлялся. Не оброню я ни единого словечка, чтоб оградить тебя, заблудшая овечка. Шута хозяйка вздёрнет за прогул.

ШУТ:
Пусть вешает. Повешенный не знает страха.

МАРИЯ:
От чего ж?

ШУТ:
Он более его не ощущает.

МАРИЯ:
Неубедительный ответ. Могу тебе открыть секрет, откуда повелось, что  висельник не знает страха.

ШУТ:
Откуда, милая, скажи.

МАРИЯ:
С полей сражений, дурачина, где быть убитым иль повешенным — едино.

ШУТ:
Дай мудрым, господи, мозги, а дуракам — таланты.


МАРИЯ:
Тебя повесят либо выгонят совсем, а это – виселицы  хуже.

ШУТ:
Хорошая петля милей плохой подруги,
А выгонят — не сдохну, пока в дороге вьюги.

МАРИЯ:
Ты так решителен и смел?

ШУТ:
Я не решителен, не смел,
Но выходить из бед умел.

МАРИЯ:
Коль ты за ум не хочешь браться,
То можешь без штанов остаться.

ШУТ:
Ты говоришь умно и много,
Но лучше уж иди своей дорогой.
Быть может, Сэра Тоби пить отучишь,
Тогда, действительно, признание получишь.

МАРИЯ:
Молчи, презренный! Более ни слова!
Вот госпожа. Ты лучше извинись.

(Уходит.)

ШУТ:
Ах, остроумие, всели в меня заряд, дай право дураку остротой ранить. Кто болен мудростью, ей вовсе не владеет, а кто дурак, тот — многое умеет. Я умника представлю дураком: ведь арсенал шута — под колпаком. Когда-то Квинапал сказал: «Дурак смышлёный более сгодится, чем острослов-тупица».
(Входят Оливия и Малволио.)
Благословит господь вас, госпожа!

ОЛИВИЯ:
Пусть глупость помещение очистит.

ШУТ:
Вы, господа, оглохли?
Немедля уведите госпожу!

ОЛИВИЯ:
Ты, дурень, скучен — нет в тебе нужды.
А, кроме прочего, заносчив стал не в меру.

ШУТ:
Два  недостатка, славная мадонна, исправят выпивка и  праведный совет. Коль скучному шуту дают напиться, он будет веселить и веселиться. Совет же добрый выправит  заносы:  и обойдут шута ненужные допросы. Лентяй, и тот, способен на работу, когда он истинную чувствует заботу. Грехами добродетель убиваем, грехи же добродетелью скрываем. Вам нравится мой вывод или нет? Таков сегодня у шута ответ. Рога у мужа с розою не схожи, на украшение, однако же, похожи. Хозяйка просит глупость удалиться. Придётся ей уйти и извиниться.

ОЛИВИЯ:
Тебя прошу я, клоун, выйти вон.

ШУТ:
Как ошибаться вы изволите жестоко!
Я в западне сейчас у злого рока.
Вы по кафтану и моей суме,
Судить  пытаетесь об истинном уме,
Наверно, кончится такое очень плохо,
Но миру докажу я:: вы — дурёха.

ОЛИВИЯ:
И ты берёшься это доказать?

ШУТ:
Легко, мадонна.

ОЛИВИЯ:
Докажи.

ШУТ:
Должны вы прежде мне ответить на вопросы.

ОЛИВИЯ:
Коль я иного не имею развлеченья, пусть доказательства твои меня потешат.

ШУТ:
Что за тоска, мадонна, вас снедает?

ОЛИВИЯ:
Потеря брата, дурень, огорчает.

ШУТ:
Уверен, что душа его в аду.

ОЛИВИЯ:
Душа его на небе, дурачок.

ШУТ:
Мадонна, это же неплохо!
Вот  и выходит снова: вы — дурёха.
Как можно грусть такую оправдать,
Когда мадонне должно ликовать.
Прошу я глупость помещение очистить.


ОЛИВИЯ:
Что скажешь ты, Малволио, про шавку?
А не пошёл ли шут наш на поправку?

МАЛВОЛИО:
Лета сгибают человека
И он становится калека,
Болвану не во вред лета,
Они — огранка для шута.

ШУТ:
Умножит старость вашу глупость,
Сэр Тоби не оценит  тупость.
А за меня отдаст и золотой:
Ведь шут его дурак, но не простой.

ОЛИВИЯ:
Малволио, что скажете на это?

МАЛВОЛИО:
Как ваша светлость может восхищаться бездарностью негодника такого! Намедни видел я, как он лишился слова, поспорив с дураком, который отвечал ему на слово кулаком.
Коль вы не рассмеётесь, он умрёт и не раскроет свой поганый рот.
Все те, кто шуткам внемлют дурака, не дураки ещё, но это лишь пока.

ОЛИВИЯ:
Вы самолюбием, Малволио, больны, мерещатся вам в каждой шутке ядра, ваш вкус испорчен этим мнимым ядом. На самом деле — это лишь дробинки: и не больней и не страшней дубинки. В насмешке нашего шута сокрыты боль и доброта. Иное порицание в итоге — прорицание.

ШУТ:
Воздаться вам Меркурием сторицей.
Что дураком осмелились гордиться,

(Возвращается Мария.)

МАРИЯ:
Там у ворот, графиня,  кавалер. Он молод и желанием горит с хозяйкою немедля повидаться. По крайней мере, так он говорит.

ОЛИВИЯ:
От герцога Орсино, полагаю?

МАРИЯ:
По правде говоря, не знаю.
Собою он, действительно, хорош, а свита — слов не подберёшь!

ОЛИВИЯ:
И кто ко мне его не допускает?


МАРИЯ:
Ваш дядюшка Сэр Тоби, госпожа.

ОЛИВИЯ:
Попробуй увести его оттуда. Безумия - не слов его боюсь.
(Мария уходит.)
Узнай, Малволио, от герцога ль посольство. Коль от него, ко мне не допускай, придумать можешь всё, что пожелаешь.
(Малволио уходит.)
Ты видишь, как стареют шутки, как люди их, порою, ненавидят.

ШУТ:
Вы за меня печётесь так, как будто отпрыск ваш намерен стать шутом. Дай бог ему ума палату. А вот и родственничек ваш явился свету с мозгами серыми по сути и по цвету.

(Входит Сэр Тоби.)

ОЛИВИЯ:
Да он уже, по-моему, набрался.
Скажи-ка, дядя, кто там у ворот.

СЭР ТОБИ:
Вельможа.

ОЛИВИЯ:
И что же за вельможа?

СЭР ТОБИ:
Да все они, как сельди в бочке.
Пьянчуга, как дела?

ШУТ:
На высоте, Сэр Тоби!

ОЛИВИЯ:
Ах, дядя! Дядя! Что с тобой? День только начался, а ты уж сам не свой.

СЭР ТОБИ:
Не обращай внимания на это!
Там гость томится у ворот.

ОЛИВИЯ:
И кто же, интересно, этот гость?

СЭР ТОБИ:
Да будь он дьяволом - мне всё едино!  Гость - он и гость, каким бы не был.

(Уходит.)

ОЛИВИЯ:
Скажи мне, шут, кому подобен пьяный?

ШУТ:
Скажу, графиня, так:
Здесь - три в одном.
Утопленник,
Безумец и
Дурак.
Налил -  и дури уступил,
Вторую взял -  и ум пропил.
А третью опрокинул:
В  хмельном болоте сгинул.

ОЛИВИЯ:
Пора его кому-нибудь спасать, пошёл ко дну он после третьей рюмки. Дружок, ты брось ему спасательный кружок.

ШУТ:
Ума лишился он пока, графиня.  Придётся дураку безумного спасать.

(Уходит.)
(Снова появляется Малволио.)

МАЛВОЛИО:
В своём желании мальчишка непреклонен и с вами требует немедля повидаться. Я объяснил ему: "графиня нездорова", но он не дал мне вымолвить и слова, сказав, что  потому-то и пришёл. Сказал ему: "графиня почивает", а он в ответ, что видеть вас желает. Не терпит он, сударыня, отказа, как меч остра его любая фраза. Не знаю. право, как мне поступить. Дилемму эту вы должны решить.

ОЛИВИЯ:
Я не желаю с ним беседу проводить.

МАЛВОЛИО:
Устал, сударыня, об этом говорить. Сказал  он, что врастёт столбом иль разобьёт ворота лбом, но всё равно прибудет на беседу.

ОЛИВИЯ:
Что он за человек?

МАЛВОЛИО:
Мужчина.

ОЛИВИЯ:
Каков характером мужчина?

МАЛВОЛИО:
Он несговорчив, утверждая, что добьётся своего во что бы то ни стало.

ОЛИВИЯ:
Как выглядит и сколько лет?



МАЛВОЛИО:
Он не мужчина, но уже не мальчик, и не орех, но в скорлупе, завидный фрукт, но пресен слишком. Он - нечто между мужем и мальчишкой. Прекрасен обликом, а речью грубоват. Общаться с ним, скажу вам, нелегко, хотя и брызжет материнским молоком.

ОЛИВИЯ:
Пусть явится. Да позови служанку.

МАЛВОЛИО:
Тебя хозяйка требует, Мария!

(Уходит.)

(Появляется Мария.)

ОЛИВИЯ:
Подай вуаль и скрой моё лицо. Который раз придётся выслушать послание Орсино.

(Входит Виола со свитой.)

ВИОЛА:
И кто ж хозяйка именитая из вас?

ОЛИВИЯ:
Со мною говорите. За неё отвечу. Что, сударь, вам угодно?

ВИОЛА:
О, лучезарная, разящая красою... не вы ли дома этого хозяйка?  Ведь я её не видел никогда, а потому-то и боюсь я ошибиться и не по адресу случайно обратиться. Мне тратить речь впустую не хотелось, изящен слог её и мил, ведь я замучился, пока её зубрил. Красавицы, не смейтесь надо мною вас прошу, я издевательств над собой не выношу.

ОЛИВИЯ:
Откуда вы явились, сударь?

ВИОЛА:
Я более, чем выучил, сказать вам не могу, а этого вопроса в роли нет. Коль, милая, уверите меня, что вы хозяйка дома, я тут же речь свою начну произносить.

ОЛИВИЯ:
Так вы комический актёр?

ВИОЛА:
Нет, славная моя, и всё же фибрами души своей клянусь, что я не тот, кого сейчас играю. Так вы, сударыня, хозяйка?

ОЛИВИЯ:
Коль я не узурпирую себя, так это я.




ВИОЛА:
Конечно, если вы - она, то вы себя крадёте. Что собираетесь дарить, вам никогда не возвратить. Однако, миссия моя совсем иная: во славу вашу речь произнести и суть послания сердечного представить.

ОЛИВИЯ:
Хвалу оставим, внемлем основному.

ВИОЛА:
С вершин поэзии на землю я низвергнут,
Мой труд презрению подвергнут.

ОЛИВИЯ:
Поэзия - лишь вымысел один. Её удел - довольствоваться этим. Все говорят, что у ворот вы слух особо не ласкали, и бранью любопытных привлекали. Вот и дозволила ко мне явиться вам, желая посмотреть на диво, а вовсе не внимать речам.

МАРИЯ:
Простят меня за это небеса:
Попутного вам ветра в паруса.

ВИОЛА:
Нет, милый юнга, рейд  не завершён. Помощника уймите, госпожа. Я должен выполнить посольскую задачу.

ОЛИВИЯ:
Есть, вероятно, что-то важное у вас, чего вы сразу не решаетесь сказать, а потому и тяните резину. Так изложите ваше порученье.

ВИОЛА:
Его позволено услышать только вам. Пришёл я не с войною, не с поборами сюда, а с веткою оливы, чтоб были все довольны и счастливы.

ОЛИВИЯ:
И всё- таки начло грубость увенчала.
Кто вы такой? И что хотите?

ВИОЛА:
Не стоит вам начало вспоминать. Здесь ничего особенного нет: каков приём, таков ответ. Кто я и что мне надо - девичий секрет и он не терпит срама: для вас - поэма в нём, а для другого - драма.

ОЛИВИЯ:
Оставьте нас наедине, пусть почитает опус мне.
(Мария и свита удаляются.)
Я вся внимание, читайте.

ВИОЛА:
Малейшая из всех...

ОЛИВИЯ:
Догмат, достойный подражанья и не имеющий конца.
А где. же текст обещанной поэмы?

ВИОЛА:
В душе Орсино.

ОЛИВИЯ:
В его душе! В какой же её части?

ВИОЛА:
В той части, где трепещет сердце.

ОЛИВИЯ:
Я с этой ересью знакома. И это всё. что вы имеете сказать?

ВИОЛА:
Откройте мне, сударыня, лицо.

ОЛИВИЯ:
Вам полномочия даны с лицом моим вести переговоры? Вы отступаете от текста. И всё же занавес я вам приоткрываю, чтоб подлинную видели картину.
Взгляните. Кисть художника по праву оцените.
(Снимает вуаль.)

ВИОЛА:
Портрет божественный и создан божеством.

ОЛИВИЯ:
Ни дождь, ни ветер  кисти не помеха,
Творец достоин славы и успеха.

ВИОЛА:
Где красота начертана природой,
Ей не страшны капризы непогоды.
Но если жизнь по вашей мерке мерить
То эту красоту легко похерить,
Вы схоронить в себе хотите мать,
Не дав природе копию создать.

ОЛИВИЯ:
Когда я путь земной свой завершу, я облик свой детально опишу и в завещании помечу каждый штрих: вот пара алых губ, очей бездонных пара, над ними лес ресниц, изгиб изящный шеи и овал лица: всё в списке  этом от начала до конца. Не вы ли здесь приставлены всё это оценить?

ВИОЛА:
Я вижу гордость, где вам места не осталось.
Но будь вы дьяволицей - красота при вас.
Мой господин любовью вашей ранен.
Да будь вы коронованы богинею Венерой
Достойного любви вам не найти примера.


ОЛИВИЯ:
И чем любовь свою он проявляет?

ВИОЛА:
И обожанием,
И стоном,
И слезами,
И взглядом огненным,
Сжигающим дотла.

ОЛИВИЯ:
Известны герцогу все доводы мои. Я не могу его любить, но чту его и род и благородство. Он и богат, и статен, а репутация его не знает в свете пятен. Умом его природа одарила и талантом, но, тем не менее, его я не люблю, о чём давно он должен догадаться.

ВИОЛА:
Когда б любил я пламенно и нежно,
Как любит герцог, обо всё забыв,
В отказе вашем смысла не нашёл бы,
Поскольку сердцу это не понять.

ОЛИВИЯ:
Что б стали делать вы?

ВИОЛА:
Я сплёл бы колыбель тебе
Из роз и полевых стеблей,
Подвесив к звёздам в небесах,
Я встал бы рядом на часах.
А имя нежное твоё
Я пел бы майским соловьем,
Одной надеждою лишь греясь,
И ты бы сжалилась, надеюсь.

ОЛИВИЯ:
Да, вы бы многое смогли.
А кто вы по рожденью?

ВИОЛА:
Гораздо выше, чем кажусь, хотя и этим не стыжусь. Считайте дворянином.

ОЛИВИЯ:
Идите к герцогу. Его не полюблю. Послов путь более не шлёт, быть может,  только вас, чтоб  известить, как принят был отказ. Прощайте. Вас благодарю. Примите от меня на память.

ВИОЛА:
Свой кошелёк оставьте при себе.
Я - не слуга и мзду не принимаю.
Награду ждал не я, а герцог.
Пусть тот , кого полюбите когда-то
Вдруг камнем  безразличным обернётся.
Вот и узнаете , Оливия, тогда-то,
Как в сердце боль отказа отдаётся.
Раба жестокости прекрасная, прощайте.

(Уходит.)

ОЛИВИЯ:
" А кто вы по рожденью"?
"Гораздо выше, чем кажусь, хотя и этим не стыжусь. Считайте дворянином".
И это истинная правда: язык, лицо, умение держаться  - всё это принадлежность к высшей знати, может статься. Однако же, поспешность здесь не к месту. Ах если бы хозяин был послу подобен! Как всё-таки прилипчива зараза! Сей юноша пленил меня незримо, мои глаза его не могут отпустить. А, впрочем, путь всё так оно и будет.
Малволио, куда ты подевался?

(Появляется Малволио.)

МАЛВОЛИО:
Всегда к услугам вашим, госпожа.

ОЛИВИЯ:
Посла капризного быстрее догоните,
Он от Орсино перстень мне вручил насильно.
Его иметь я не желаю,
А потому немедля возвращаю.
К тому ж послу скажите вдругорядь,
Чтоб герцога надеждою не тешил,
Женой его мне не бывать,
Велик порыв, но безутешен.
Извольте юношу просить
Меня назавтра навестить,
Увидев снова этого мужчину,
Отказа я поведаю причину.
Спеши, Малволио, спеши.

МАЛВОЛИО:
Бегу, сударыня, бегу.

(Уходит.)

ОЛИВИЯ:
Меня как будто подменили,
Глаза мой разум заслонили,
Владеть собою не умею,
Судьбе противиться не смею.

(Уходит.)