Научи меня выжить. Гл. 12. Из огня в полымя

Дела в кафе шли с нарастающим успехом.
Анжела и Маша за вечер выходили трижды с разными программами, и всё равно этого было недостаточно, чтобы удовлетворить разыгравшиеся аппетиты посетителей.
 Стриптиз перемежался с музыкальными номерами. Под аккомпанемент саксофона  и фоно Валёк пел вживую, старался, как мог, но клиенты ждали выхода девочек.
После новогодних праздников Юрий Владимирович взял в программу ещё двух стриптизёрш. Если три - четыре месяца назад он не смог найти в своём городе желающих на эту роль (девчонки в испуге отмахивались, дескать, женихи у нас, знакомых – полгорода), то теперь после объявления кастинга очередь на просмотр растянулась на квартал.
Новенькие, Майя и Лариса были типичными носителями своего времени. Напуганные безработицей, изведённые безденежьем, отчаявшиеся прокормить себя, они были готовы на всё.
Старшая, Майя, крашеная блондинка с пышными формами виртуозно исполняла танец живота. Где этому она научилась – неизвестно, но зрелище было захватывающим, и она быстро завоевала почитателей среди клиентов.
У Майи была двухлетняя дочь. Муж, соблазнённый посулами быстро разбогатеть, оставил разорённое предприятие, в котором работал снабженцем, подался в малый бизнес. Под начальный капитал заложил свою двухкомнатную квартиру. Но бизнес не пошёл, квартиру изъяли за долги. Денег, вырученных за жильё, оказалось недостаточно, чтобы расплатиться с кровожадными кредиторами, и, сколько неудачник не изворачивался, его «поставили на счётчик». Платить было нечем. Звонили, приходили, угрожали. Муж не выдержал, ударился в бега. Майя с малышкой на руках без денег, без защиты  жила в постоянном страхе.  Продав всё своё золото за бесценок, она глубокой ночью вместе с маленькой дочкой спешно покинула родной город.
Так она оказалась в этом приморском городке у двоюродной тётки, которая пустила их из милости, но попрекала каждым куском.
От безысходности Майя оказалась на улице, пользующейся дурной славой. Так что, прежде чем представилась работа в «Желанном миге», она успела хлебнуть лиха, разуверилась в жизни и людях, и только маленькое «солнышко» дома заставляло её держаться за этот мир.
Впрочем,  то, что у неё есть дочка, Майя тщательно скрывала и призналась под большим секретом только Маше.
- Её зовут, как тебя, Маринка, - грустно сказала женщина. – Как подумаю, что её ждёт впереди, такой страх берёт – боюсь умом тронуться…
Лариска была ещё моложе Маши. Тоненькая, маленькая, будто Дюймовочка, она, тем не менее, отличалась бойкостью, ядовитым языком и скандальным характером.
После того, как трагически погиб её отец, Лариске пришлось оставить второй курс техникума, который перешёл на платное обучение, и пойти работать официанткой в одну из третьесортных забегаловок.
Изнуряющая работа, вечные приставания пьяных мужиков не способствовали утверждению добрых идеалов, на примере которых в школе готовили их к «самостоятельному плаванию».
Лариска рано усвоила, что пробиваться надо самой, держаться поближе к богатым и успешным и продавать себя подороже. Она брала своей внешностью нимфетки. Маша с отвращением узнала, что есть сорт мужчин, рыхлых и обрюзгших, которые «заводятся» от девочек-подростков. У них просто слюни текут на острые плечики и младенческие попки.
Анжела не была  в восторге от такой конкуренции.
- Не хотел балагана, сам его и получил, - ворчала она в адрес Калугина.
Маша тоже опасалась, что из-за доступности девочек отношение к стриптизёршам упростится, установленный порядок претерпит послабление, и, как следствие, упадут заработки.
В конце  февраля в кафе «Желанный миг» случился инцидент.
В тот вечер гуляла шумная компания местных «братков». Официантки, не жалея ног, подносили крепкие напитки и собирали грязные тарелки.
Юрий Владимирович ушёл домой пораньше, и в зале, не считая охранников, был только ЭС-ЭС.               
Маша уже заканчивала своё выступление, как уловила какое-то оживление за столиком бесцеремонных гостей. Один из них, самый наглый и развязный,  на нетвёрдых ногах подошёл вплотную к пяточку, где вокруг шеста извивалась ведомая музыкой и вдохновением Мария. Она заметила,  как напрягся Шурик, подошёл ближе к сцене. Клиента разбирало. Он достал из малинового пиджака пухлый бумажник и, вытащив небрежно стодолларовую купюру, потянулся к Маше. Она увидела его толстые, в рыжих волосах пальцы и зажмурилась. «Матёрый» хотел заправить деньги в её узенькие трусики, но промахнулся и выронил доллары на пол.
- Иди сюда, киска, - просипел клиент, выравниваясь.
Шурик остановил его руку:
- Не положено!
Подскочили другие охранники.
- Хочу эту! – Рявкнул «батька» и рванулся вперёд.
Маша прервала выступление и в панике скрылась за зеркалом.
Позеленевший от страха и заикающийся ЭС-ЭС призывал к порядку. К дебоширу подбежали дружки и пытались его урезонить. Тот раскидал всех и прорвался на эстраду. В ярости он увидел своё многократное отражение, но потайной двери, за которой скрылась Маша, не нашёл. Тогда, бешено матерясь, он начал крушить зеркала.
Перепуганный насмерть ЭС-ЭС потрусил в кабинет звонить хозяину.
Когда приехал Юрий Владимирович, «пахан» сидел хмуро, упершись локтями в стол. Братки расселись вокруг, ждали развязки.
Курагин мрачно осмотрел разорённую сцену, отстранил ЭС-ЭС, сующего ему счёт на убытки, подошёл к столику бандитов, придвинул ногой стул и сел напротив главного.
Тот поднял на него тяжёлый взгляд.
- Ну что ж ты, Марик, натворил? – укоризненно, как отец сыну, сказал Курагин.
Главарь, набычившись, молчал.
- Что делать будем? Платить надо, - после небольшой паузы назидательно продолжал хозяин кафе.
- Пришлёшь счёт, - распорядился «пахан», грузно поднялся и в сопровождении «своих»  к  всеобщему облегчению покинул кафе.
Насколько Маша знала, бандюги так и не оплатили счёт за разбитые зеркала.
Той ночью, вопреки запрету Курагина, Шурик отвёз Машу в гостиницу на своей машине.
Ехали молча.  Гадко было на душе, тяжело в мыслях.
- Уходить тебе отсюда надо,- невесело констатировал Шурик, пережидая красный цвет светофора.
- Куда? – Маша упёрлась взглядом в стоп-сигналы впереди стоящей машины.
- Выходи замуж.
- За кого?
- За меня.
Маша склонила голову набок, как будто впервые получила возможность рассмотреть и оценить профиль Шурика. Тот чувствовал её взгляд, но сидел, напрягшись, глядя вперёд.
- Шурик, ты долго думал? – не зная смеяться или плакать, усмехнулась Маша, откидываясь на спинку сидения.
Машина тронулась. Медленно поплыли за окном бездушные ночные огни.
- Долго. Я люблю тебя, - он остановил машину у гостиницы.
Маша молчала.
- Мы уедем, - с нарастающей надеждой стал рисовать планы Шурик. – Я найду другую работу. Марина, я всё сделаю для тебя! – Он резко повернулся к ней. Она сидела замерев, без движения, без эмоций, только по щекам проторили путь две слезинки.
Шурик осёкся на полуслове, в волнении положил руку ей на плечо, хотел прижать к себе, заслонить от всех бед…
- Нет, Шурик, - как-то буднично зазвучал её голос. – У нас ничего не получится, - Маша повернулась к нему всем корпусом. – Ты хороший, добрый… Я тебе очень благодарна. Но… прости. Пусть пока всё останется, как есть. – Она выскочила из машины и, не давая ему опомниться, побежала ко входу в гостиницу.

В первых числах марта Лидия Фёдоровна сообщила Маше, что звонила Татьяна Кузьминична – классный руководитель Саши и просила зайти в школу.
- Вы, Машенька, пойдёте или мне сходить?
- Нет. Я сама, - решила Мария.
Татьяна Кузьминична – дама в возрасте между бальзаковским и божьим одуванчиком - славилась в школе своим старорежимным подходом к обучению.
- С Сашей что-то происходит, - строго говорила она, будто выговаривала Маше за плохую оценку по воспитанию сестры. – Стала невнимательной, постоянно что-то забывает, сделаешь замечание – дерзит. Съехала почти по всем предметам. – Она вооружилась классным журналом успеваемости и водила крючковатым пальцем по всем страницам против Сашиной фамилии.- Алгебра – три, русский – три, английский – не аттестована, история – двойка последняя. Подходит к концу  самая большая четверть. Не знаю, что с Сашей делать! Может быть это потому, что она часто болеет?
- Чем болеет? – опешила  Маша. Саша была совершенно здорова и ни на что не жаловалась.
- Ну, как же! У неё масса пропусков. Понятно, она перенесла такую травму, - продолжала классный руководитель. – Страдает головными болями. Она, правда, приносит от вашей домработницы (это слово неприятно кольнуло Машу) записки с просьбой освободить её от занятий, но это дела не меняет. У нас сильный класс, а Саша портит нам всю картину успеваемости.
- Хорошо, я разберусь, - подавленно пообещала Маша.
- И знаете, - Татьяна Кузьминична перешла на доверительный тон. – По-моему, она слишком рано стала интересоваться мальчиками. Как не посмотрю, она с кем-нибудь из них болтает, а то и зажимают её где-нибудь в углу, - глаза учительницы, и без того увеличенные очками, стали как юбилейные полтинники. – Я, конечно понимаю… переходный возраст… Но… тем не менее.
- Да, да, - кисло соглашалась Маша. – Примем меры.
- Разумеется, вам трудно. Отсутствие родительской руки… В такой сложный период… Может вам определить Сашеньку в интернат?
- Это мы сами решим! – вспыхнула Маша. – Пока ничего страшного не вижу. Мы справимся с ситуацией.
- Ну-ну, - сухо проронила Татьяна Кузьминична и будто захлопнула перед носом Марии дверь. – Всего доброго.
Маша шла домой расстроенная и взбешённая одновременно. Какие  такие  записочки? Что за пропуски?!
В подъезде Маша натолкнулась на сестру, болтающую со Славиком. Портфель с книгами валялся в ногах. Значит, она ещё идёт из школы и в квартиру не поднималась. Два часа, как кончились занятия.
- Здравствуй, Славик, - подчёркнуто вежливо поздоровалась Маша.
- Привет.
- Саша, пойдём.  Разговор есть.
- Ну, Маша…
-Я сказала – домой! – повысила голос Мария, и глаза её недобро блеснули.
Александра нехотя подчинилась.
Лидия Фёдоровна, когда приезжала Маша, обычно уходила домой. В этот вечер, взволнованная вызовом в школу, она задержалась.
Маша бросила сумку на тумбочку, молча прошла к креслу, села.
Саша и Лидия Фёдоровна, чувствуя нарастающую напряжённость, приблизились к ней.
- Ну-ка, расскажи мне, сестра, чем это ты так часто болеешь? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, спросила Мария. – Может, эта болезнь называется воспалением хитрости? - Вспомнила она фразу из маминого лексикона.
- Что это за записочки о твоей нетрудоспособности? – Продолжала Маша, не получив ответа.
Саша бросила косой взгляд на Лидию Фёдоровну, потупилась.
- Маша, объясните, пожалуйста, что произошло, - робко вмешалась ничего не понимающая домоправительница.
- Объясняю. Саша часто пропускает занятия по причине недомогания, о чём вы собственноручно извещаете учителей.
Лидия Фёдоровна недоумённо пожала плечами:
- Никаких записок я не писала.
- Что ж, ты сама себе справки сочиняла? – грозно поднимаясь, обрушилась Маша на сестру.
- Нет, это Томка писала, - не стала запираться Александра.
- Зачем?.. Ах, да! Чтоб не ходить на уроки! Та-ак, - Маша нервно прошлась по комнате. – Значит, тебе надоело учиться. Значит, ты считаешь, что шесть классов – достаточное образование.
- Они ко мне придираются! – со слезами в голосе выкрикнула Саша. – Я всё отвечаю, а они всё равно ставят тройки.
- Правда, Маша, она учит, я вижу… - начала было Лидия Фёдоровна, но Мария бесцеремонно оборвала гувернантку.
- А вы не защищайте её! Это ж как надо учить, чтоб по истории схватить двойку! – Она резко остановилась против Саши и, словно вбивая ей в голову гвозди, отчеканила: - Ты просто ленивая и безответственная. В то время, как я… прилагаю усилия, чтоб мы ни в чём не нуждались, ты не способна даже на малое: просто! нормально! учиться!
- Не кричи! – В свою очередь закричала Саша, затыкая уши.
Но Мария вошла в раж и уже не могла остановиться:
- Конечно! – язвительно изгалялась она. – Обжиматься в подъездах с мальчиками куда интереснее, чем зубрить английский!
Лидия Фёдоровна, которая после грубого замечания Маши обиженно удалилась в кухонный закуток, уронила что-то в раковину.
- Ты что?! – заплакала Саша. – Я ни с кем не обжималась!
- Я видела!
- Что ты видела? Мы со Славкой просто разговаривали.
- В общем, так, - Маша перевела дух. – С этого дня – никаких Славок. Пока не исправишься по всем предметам.
- Ты не мама! Я не буду тебе подчиняться! – внезапно взбунтовалась Саша.
Марию взяла оторопь. Прямо перед собой она увидела зло сощуренные Сашины глаза, испепеляющие синим огнём, непокорно сжатые губы, и, хотя на её круглых щеках ещё не высохли слёзы, это был настоящий отпор.
- Что ж, хорошо, - горько вздохнула Маша. Плечи её устало поникли.
С минуту помедлив, она, как бы нехотя, подошла к шкафу встроенному в стену, достала оттуда большой чемодан и методично стала укладывать в него Сашины вещи, те фирменные шмотки, которые она сама купила ей.
Саша молча, ещё надувшись, смотрела на сестру.
Мария упаковала свитер из ангорки, два платья, чёрные лакированные туфельки, джинсовый костюм, итальянские полусапожки…
- Так. Вроде всё, - будто сама с собой пробормотала она, рассеянно глядя на почти пустые полки, потом закрыла чемодан и с трудом, налегая своим весом, затянула молнию.
- Что ты делаешь? – не выдержала Саша.
- Видишь ли… Я думаю, агитировать тебя бесполезно. Татьяна Кузьминична советует определить тебя в интернат. Наверное, она права. Там детям выдают казённые вещи. Эти, – она небрежно махнула на чемодан, - тебе больше не понадобятся. Лучше я их продам в комиссионке. Что зря добру пропадать?
Саша испугалась. Она вцепилась Маше в руки и затряслась всем телом.
- Маша, не отдавай меня! Я буду учиться. Честное слово! – кричала девочка. – Только не бросай меня!!
Маша не рассчитывала на такую реакцию. Из кухни с полотенцем в руках выскочила Лидия Фёдоровна, эта сцена всполошила её не на шутку.
- Дурочка! – Маша крепко прижала сестру к себе и, осыпая её мокрое лицо поцелуями, тоже заплакала. – Да разве я хочу бросить тебя?! Мы же родные, понимаешь? У нас одни и те же кости и мышцы. Ну да, у нас нет мамы, нет папы… Но мы же должны помогать друг другу, понимаешь?
Саша, всхлипывая, кивала.
- Я люблю тебя, глупая. Я хочу, чтобы ты была счастливой. Надо, чтобы всё у нас было хорошо. Мы должны выкарабкаться, пробиться в этой жизни. А для этого нужно учиться и работать. Ты согласна?
- Да, - успокаиваясь, прошептала Саша и ближе прижалась к сестре. – Я буду стараться, Маша.
Лидия Фёдоровна бесшумно оделась и вышла на улицу.